«Утренний разворот» / Дмитрий Орешкин
Понятно, что первое место Путину так или иначе нарисуют. Но на второе место можно вывести недействительные бюллетени. И это будет просто демонстрация. Вот эта вещь, вокруг которой могли бы объединиться самые разные политические силы…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
И. ВОРОБЬЕВА: Ирина Воробьева, Калой Ахильгов. И с нами Дмитрий Орешкин. Дмитрий, здравствуйте.
К. АХИЛЬГОВ: Доброе утро, Дмитрий.
Д. ОРЕШКИН: Здравствуйте.
И. ВОРОБЬЕВА: Я, честно говоря, не помню, когда мы с вами были в эфире последний раз. Я страшно рада, что мы снова в одном эфире с вами. Ура, наконец-то. У меня к вам накопилось, знаете, Дмитрий, очень много вопросов.
Д. ОРЕШКИН: Очень хорошо. Я тоже рад. Еще раз здравствуйте. Приятно. Приятно встретиться. А не виделись давно, действительно.
И. ВОРОБЬЕВА: Да. Я, знаете, начну неожиданно с вопроса, о котором все говорят, но никто не говорит конкретно. В следующем году у нас планируются президентские выборы. Что нам делать? У нас тут уже появляются кандидатуры. Например, Борис Надеждин объявился. Что на самом деле происходит? Похоже на все-таки что-то не очень серьезное пока.
Д. ОРЕШКИН: Пункт первый. Несерьезное для нас с вами и примерно для 30 миллионов, которых тошнит и которым не очень нравится то, что делает Владимир Путин.
А для Путина это важно. Просто надо понимать, что это не выборы. Это совершенно ясно, понятно и даже, мне кажется, аргументировать не надо. Это все-таки ритуал или даже обряд. Но для таких политических режимов, которые строит Путин, они очень архаичны, обрядовая составляющая чрезвычайно важна. Поэтому для него обряд так же важен, как для монгольского хана троекратное обнесение победителя выборов на шкуре белого верблюда или на белой кошме вокруг центральной юрты. Необходимо это провести, чтобы нашего хана признали ханом. Для него и для его окружения, и для большинства населения. Поэтому обряд должен пройти хорошо. Исходя из этого, мне кажется, надо действовать.
Большинство людей, которые не поддерживают Путина и слушают ваш стрим и не только слушают, выборы игнорируют, потому что они по-европейски думают, что это должны быть выборы. То есть там должны честно считать голоса, там должна быть конкуренция, и вообще выборы должны быть процедурой, когда начальство сдает экзамен перед населением. Вот поскольку это не так, то эти 25-30 миллионов на выборы считают ходить ниже своего достоинства. Ну и правильно по большому счету, потому что это не выборы.
А вот если это рассматривать как обряд принесения в жертву бюллетеней и обнесения Владимира Путина на шкуре белого верблюда вокруг Кремля, то становится понятным, что эта процедура важная и ее можно сделать не столь победоносной, а может быть, и просто даже смешной и контрпродуктивной для Путина.
Поэтому мой взгляд заключается в том, что надеяться на то, что мы кого-то там продвинем, что придет какой-то другой человек хороший… Ксения Собчак, например, в прошлый раз нам была предложена.
И. ВОРОБЬЕВА: Ну что же вы сразу так с утра-то?
Д. ОРЕШКИН: Я констатант, так скажем. А сейчас Борис Надеждин. Так вот, это не сработает, потому что альтернативные кандидаты – в данном случае это всего-навсего элемент обряда, это вот такие куклы, куда в рамках культа вуду втыкаются булавочки. Они должны быть, потому что иначе культ не работает, обряд ненастоящий и царь (или хан) тоже вроде как ненастоящий. Но я совершенно убежден, что за позитивную фигуру потенциальные избиратели Надеждина, которых довольно много, голосовать не пойдут. Просто потому, что они не считают это выборами. Вот в чем проблема.
А поэтому, мне кажется, надо понять себе ясно, что это не выборы, но это важная процедура. И это можно воспринимать и реализовать как демонстрацию, причем не против Путина даже (кто он такой, Путин-то – узурпатор просто), а демонстрацию антивоенную. Не за кого-то там голосовать, а против всех.
Поскольку у нас любезное отечество из бюллетеней графу «против всех» изъяло, у нас остается одна возможность – вежливо, грамотно, четко испортить бюллетень. Это тоже надо уметь. Потому что испорченный бюллетень – это тот, по которому нельзя однозначно установить результат волеизъявления. То есть тот, на котором отметки в двух и более окошечках, непонятно за кого именно из вот этих войлочных фигурок, в которые втыкаются булавочки, за кого из них вы проголосовали.
А вот если поставить целью вполне достижимой сделать для Путина главным конкурентом кандидата под названием «недействительный бюллетень»… Дело в том, что недействительные бюллетени – многие об этом не знают или не хотят знать – они входят в число 100%. То есть НБ (недействительный бюллетень) – это тот же самый кандидат. Если вы посчитаете сумму голосов на всех президентских выборах, на любых президентских выборах, вы всегда получите там 98,5 или 98,2. Потому что 1,5 или чуть больше процентов недействительных.
Понятно, что первое место Путину так или иначе нарисуют. Но на второе место можно вывести недействительные бюллетени. И это будет просто демонстрация. Мне кажется, что вот эта вещь, вокруг которой могли бы объединиться самые разные политические силы. Потому что кому-то нравится Надеждин, кому-то не нравится Надеждин, кто-то не будет за него голосовать, потому что он такой-сякой, кто-то не будет то же самое делать по другим причинам, потому что кому-то нравится Явлинский или еще кто-то, а кому-то обидно, что не допустили до выборов Навального. А вот недействительный бюллетень – это такая, мне кажется, довольно серьезная оплеуха. Пункт первой.
Пункт второй. Выкинуть бюллетень, который уже есть и которой проголосован, гораздо труднее, чем вбросить. Поэтому разговоры о том, что власть очень боится низкой явки, это все, извините, для дураков. Власть низкой явки не боится. Власть боится, что у нее будет меньше 70%.
И. ВОРОБЬЕВА: Дмитрий, простите. Давайте сейчас разбираться. Все то, что вы сказали, очень интересно. Во-первых, я была уверена все последние годы, что недействительные испорченные бюллетени после подсчетов в результате достаются победителю. То есть типа кто больше набрал.
Д. ОРЕШКИН: Это на думских выборах, когда получают голоса пропорционально набранному количеству голосов. Здесь-то у нас один победитель, здесь голоса не делятся. Поэтому действительные бюллетени никакому победителю не достаются совершенно точно. Я понятно объясняю?
И. ВОРОБЬЕВА: Да, да, да, очень понятно. И второе. У меня тут еще штук 10 вопросов, но я только два, потом Калою дам слово. Давайте вернемся к фигуре Надеждина, потому что про него много всего говорят. Вы сейчас тоже сказали какие-то слова. Но все равно, кто бы сейчас ни появился на политической арене, кто бы сейчас ни сказал, что «я готов стать кандидатом в президенты тем самым, которого вы все ждали», про него все равно все скажут, что он спойлер Кремля, что он вот такой-сякой и никакой. И при этом все ждут, что все равно кто-нибудь встанет и начнет сопротивляться. Как вообще быть в этой ситуации?
Д. ОРЕШКИН: Отвечаю. Ждут и начнут сопротивляться те, кто не могут или не хотят, ленятся сопротивляться сами. Они ждут, что появится лидер. А он не появится, потому что такие политические модели, которые строит Путин, это модели, скажем так, тоталитарно-авторитарно, называйте как угодно, диктаторские. Там выборы производятся по принципу – один человек, один голос, один раз. Выбрали его один раз – и покуда он белые тапочки не наденет, он будет руководить этой счастливой страной и вести нас от победы к победе.
А теперь Борис. Борис – отличный мужик. Тем не менее, он живой человек. И тем не менее, эти самые два-три десятка миллионов критически мыслящих человек в стране себе, как вы правильно сказали, скажут: «Ну понятно же, что это мурзилка». И совершенно не важно, мурзилка он или не мурзилка. Вот это будет сказано. И Борис, мне кажется, совершает ошибку, потому что он делает вид, что это выборы и что он может собрать какое-то значимое число голосов. На это расчет и в администрации тоже. Мне кажется, голосование может быть только одно – демонстративное, негативное, но при этом оно должно быть. Пренебрегать этой возможностью, мне кажется, ни в коем случае не надо.
Даже давайте не будем обсуждать Бориса, потому что мы не знаем и не имеем оснований говорить о том, что ему заплатили или его напугали. Мы этого не знаем и знать не должны на самом деле. Но то, что большая часть скептически настроенных людей голосовать не будет, потому что она скептически настроена по отношению ко всему, вот мне кажется совершенно очевидным.
Поэтому, с моей точки зрения, ну я не тот человек, который бы Борису давал совет, с моей точки зрения, участвовать в этой процедуре в качестве мальчика для битья не надо. Вот не надо. Надо просто постоять в сторонке и призвать голосовать против всех, потому что это может объединить людей, которые против войны. Недействительный бюллетень сейчас равен функционально тому, что раньше называлось «против всех».
К. АХИЛЬГОВ: Да, спасибо большое. Дмитрий, вопрос такой. Вот вы в начале сказали, что культ тем не менее состоится.
Д. ОРЕШКИН: Обязательно.
К. АХИЛЬГОВ: Обязательно. Что даст вот эта история? Вот я просто не как юрист, не как человек, который так или иначе разбирается в политических процессах, по крайней мере мне так кажется, которые у нас идут, но как обычный житель страны, который слушает вас и скажет: «А какой мне смысл тогда, если все равно культ состоится, буду я портить бюллетень, не буду? В чем смысл этой акции?» Власть же знает, что есть недовольные, примерно понимает какой-то объем. Может быть, она не озвучивает, а может, она говорит про 20%, которые надо уничтожить, но тем не менее скорее всего, этих людей больше. И она плюс-минус понимает, какая картина с протестом и с теми, кто не согласен. Что это даст в итоге?
Д. ОРЕШКИН: Постараюсь по пунктам. Власть чрезвычайно устраивает, что эти 20+, а на самом деле это больше 20%, людей сидят под лавкой и брюзжат: «Выборы фальшивые. Не буду садиться с наперсточниками. В сортах вот этого самого вещества не разбираюсь», и таким образом носят белое пальто.
Власть это чрезвычайно устраивает, потому что есть люди, во-первых, которые искренне Путина поддерживают. И их много, не надо заблуждаться. Больше, чем 20 миллионов. Во-вторых, есть электоральные султанаты, где всегда нарисуют столько, сколько надо. И тут тоже не надо заблуждаться. И победа Путина состоится так или иначе. Вопрос в том, красивый будет ритуал или некрасивый. Если вот эти 20 миллионов придут и своим электоральным правом воспользуются, то красная дорожка к званию императора будет скомкана. А это важно.
Вот по каким причинам важно. У ритуала и у обряда есть свои правила. Например, правило такое, что от выборов к выборам цифра поддержки Путина должна расти. Если в прошлые выборы там было 70 с чем-то, то сейчас должно быть 80. Собственно говоря, Песков эту цифру уже озвучил. 90 он не наберет. Вот это есть чисто статистические закономерности, в которых 90% без совершенно очевидного насилия над самими собой собрать нельзя.
Интерес заключается в том, чтобы набрать 80, потому что, во-первых, это больше, чем на предыдущих выборах, во-вторых, в Москве Собянин набрал 76, мне кажется. Государю императора нельзя получать меньше, чем его чиновники. Для него важный этот рубеж – 75%. Должно быть больше.
Если, например, будут недействительные бюллетени, то на долю всех остальных достойнейших кандидатов, начиная с Путина и кончая Надеждиным, остается 90%. Значит, если там какой-нибудь кандидат от коммунистов откусит свои 5 или 7% и остальные по 1% растащат, то получается, что, пункт первый, Путин не набирает 80, а меньше 80, и пункт второй – на втором месте после него протестный кандидат, который называется «я пришел и испортил бюллетень». Надо просто это рассматривать как протестную процедуру. Люди же выходят на улицу, не боятся. А здесь даже и бояться нечего. У тебя законное право проголосовать так, как ты считаешь, в том числе и испортить бюллетень.
Власти это важно, потому что если шкура верблюда или войлок, на котором будет обносить хана вокруг юрты, будет недостаточно белый, то это будет восприниматься как плохой знак, это будет восприниматься как отсутствие харизмы. В политическом смысле харизма.
Харизма – это восприятие такое, что… Это не то, что он приятный человек, неприятный человек. Это логика такая, что человек, на котором почиет божья благодать, он харизматик. Вот это терминология Средних веков. А вот если харизма кончилась, то начинаются народные сомнения: «А есть ли у него на теле царские знаки? А настоящий ли он потомок, царевич Дмитрий, например?» Вот это же было важно, царевич Дмитрий, он жив, не жив. Помните, всякие были, Лжедмитрий и так далее. Это недалеко ушло. Вот для рационально мыслящих людей понятно, что это смешно. А на самом деле для Путина это очень даже важно. И эту процедуру ему можно сделать скорее в минус, чем в плюс. Вот это, мне кажется, надо просто понимать и отодвинуть в сторону европейские ожидания. Путин сделал страну средневековым султанатом. Да, можно негодовать сколько угодно, но это не значит, что на выборы совершенно не стоит обращать внимания.
Еще очень важный момент. Говорят, что все равно нарисуют все, что им надо. Нет, нет. В Чечне нарисуют, безусловно, а в Москве, в Екатеринбурге, в Питере, в Новосибирске – нет. Не зря в Новосибирске там избрали мэра коммуниста и в Хакасии тоже. Потому что бюллетень, в котором есть отметки, выкинуть гораздо труднее.
И те, кто рассуждают про то, что таким образом нагоняют явку, просто не знают, как устроена реальная политическая практика. Явку они всегда как раз сделают себе с помощью вброса пустых бюллетеней. Потому что всегда есть запас этих пустых и надо поставить галочку за кого надо и вбросить. А если уже бюллетень проголосован, вот его вынуть из пачки и выкинуть – это нужно, чтобы все члены избирательной комиссии были полными баранами или были согласными. Есть и такие избирательные комиссии. Но в крупных городских центрах всегда найдутся один-два человека, низкий им поклон, которые скажут: «Слушайте, ну вот есть же закон. Давайте-ка его соблюдать». То есть мне кажется, что у нас есть возможность послать свое фэ вот этому начальнику.
И. ВОРОБЬЕВА: Подождите, тут вам на это знаете, что ответят? Что очень много людей, которые могли бы, которые активны и которые против происходящего, они просто уехали из страны, и единственный вариант для них прийти на избирательный участок и что-то сделать – это воспользоваться электронным голосованием, в котором нельзя испортить бюллетень, или прийти на территорию Российской Федерации, то есть в посольство, что им делать бы не хотелось, условно говоря. Вот и все.
Д. ОРЕШКИН: Спасибо за толковый вопрос. Да, конечно, так и скажут. Пункт первый – электронным голосованием пользоваться ни в коем случае нельзя. Вот нельзя просто потому, что это отдать свой голос в руки тех людей, которые манипулируют файлами.
Пункт второй. Не так уж много народу уехало. А те, кто уехали, они чрезвычайно редко голосовали. Да, там были интересные результаты голосования в разных посольствах, но это исчезающе малая доля по сравнению с массовым голосованием. За рубежом традиционно голосуют десятки и сотни тысяч, даже миллиона не набирается.
И. ВОРОБЬЕВА: Аргумент. Вы говорите про выборы как про какой-то обряд.
Д. ОРЕШКИН: А сколько народу уехало-то? Говорят, что миллион уехало, а половина вернулась. И это говорят. На самом деле цифры мы не знаем. Но вот уехали сейчас из протестантов или из пугантов несколько сотен тысяч максимум. А голосов там примерно будет 70-75 миллионов.
И. ВОРОБЬЕВА: Когда вы говорите про выборы как про обряд, сразу хочется говорить о некой сакральности власти, никак по-другому это сказать нельзя, и что чуть ли не власть от бога. Не очень, правда, понятно какого именно, но тем не менее. Вот эта сакрализация вообще всего за последние полтора года, она еще, я так понимаю, будет лезть и ползти вверх, мы еще увидим кучу всякого.
Д. ОРЕШКИН: Я думаю, она будет ползти вниз. В том смысле, что вместе с нами страна будет погружаться глубже и глубже, переходить от дна к дну. Ну действительно, да, сакрализация, можно так сказать, и в некотором смысле массовый гипноз. Потому что ведь будет 80%, и сторонники Путина будут нам говорить, что вот абсолютное большинство его поддерживает. И будет трудно им возражать. «Да, вы будете говорить, что выборы фальсифицированы, но вот они 80%. Они фальсифицированы, – говорят сторонники Путина, – значит, все под контролем».
Высокопоставленные люди, как они понимают эту процедуру? Им не важно, кто там и как нарисует эти свои проценты. Им важно, что эти проценты нарисуют. Значит, начальство на местах понимает свою задачу и ее успешно выполняет. Значит, все под контролем. Это наверху такая логика. Нарисовали, ну и молодцы. Это уже со времен Чурова такой результат.
А для населения это значит, что, слушайте, ну они все равно контролируют ситуацию, они все равно победители. Вот это то, что называется «синдром выученной беспомощности». И власти как раз это очень даже нужно.
Вы правильно сказали, что неизвестно, какому богу. Но ведь люди, те, кто Путина поддерживают, они это воспринимают не в религиозных терминах, несмотря на сакральность, они говорят: «Путин – фартовый, Путин – победитель, Путин – это тот, кто может. А все остальные, кто они такие против него?» Вот это как раз основная задача путинского режима – создать ощущение и на практике этого добиться, чтобы рядом в общественном мнении не было никого, кто ростом выше сапога. Поэтому Навальный сидит, поэтому Немцов убит, поэтому альтернативные игроки выдавлены, посажены, награждены статусами нежелательных организаций, иностранных агентов и так далее. Я в этом случае не про себя, я не политик.
И. ВОРОБЬЕВА: Калой, прости, пожалуйста. Одну секунду. Нам тут просто добавляют к нашей дискуссии про уехавших и про голосование, что мы забыли, что, вообще-то, из России люди уезжали жить в другие страны не только последние полтора года и что там довольно много избирателей не только среди тех, кто стали избирателями за рубежом в последние полтора года. Я тут с вами согласна, но совершенно не готова сейчас проводить математику и считать, сколько у нас соотечественников живет за границей и сколько там голосует.
Д. ОРЕШКИН: Живут миллионы, а голосует значительно меньше.
К. АХИЛЬГОВ: Относительно ваших слов, Дмитрий. Получается у нас какой-то замкнутый круг. С одной стороны, власть рисует результаты и ее это устраивает. С другой стороны, общество, которое должно было бы проявлять свою волю, оно говорит: «Ну все равно нарисуют». И получается вот этот замкнутый круг, который как бы не разорвешь.
Д. ОРЕШКИН: Это в голове существует у людей. На самом деле, все, кто занимается выборами, понимают, что фальсификационный ресурс растет, но он ограничен. Даже в чуровские времена, даже если вы посмотрите всерьез расчеты Сергея Шпилькина, или в свое время я этим занимался, примерно 15 процентных пунктов – вот это фальшак. Правда, это было до времен массового использования электронного голосования. Сейчас могут нарисовать больше.
Но я еще раз хочу сказать. Те, кто имеют опыт взаимодействия с избирательными комиссиями, и внизу на уровне участка, и ТИК, и республиканские, они знают, что если голос и бюллетень с пометкой есть, то избавиться от него гораздо труднее, чем вбросить бюллетень на место отсутствующего.
Логика бойкота, этим соблазном воспользовались или через этот соблазн прошли практически все. И Борис Немцов со своим «Нах-Нах». Мы с ним эту тему обсуждали. Он понял, что это контрпродуктивно. И пошел на выборы в Ярославле и прошел в Ярославскую Думу, если помните. То есть выборы были все те же самые. И Навальный говорил тоже про бойкот, а потом вполне успешно выступил в Москве, в частности, потому что было большое количество наблюдателей.
И наконец самый простой аргумент называется Григорий Мельконьянц. Человек сидит ни за что. Человек абсолютно лояльный, легальный, прозрачный, все что угодно. Просто он представляет опасность, потому что он готовит большое количество квалифицированных наблюдателей, которые знают, что надо делать на участке, и умеют соблюдать и требовать соблюдения правил, закона.
Раз они его посадили и до сих пор не предъявили, между прочим, обвинение, а мы, конечно, забыли, мы уже про это забыли, значит, он для них представляет опасность, значит, этот ритуал им важен, а Гриша должен сидеть. Вот логика-то вполне очевидная. И те люди, которые говорят: «А, знаем эти выборы», просто плюют, как мне кажется, на железную дверь, за которой сидит честный, профессиональный человек. Раз посадили – значит, надо было, значит, они боятся, значит, они ритуал хотят провести в безукоризненной форме, чтобы разного рода законники им по пути не мешались.
К. АХИЛЬГОВ: Дмитрий, скажите, с учетом того, что вы только что озвучили, на ваш взгляд, каков порог фальсификаций сегодня?
Д. ОРЕШКИН: Я думаю, 15 процентных пунктов. То есть реальная поддержка Путина, скажем, 60%. Не надо заблуждаться, она высокая. Вот это тоже надо понять. Но не 75%. А ему надо 80%. Вот надо понимать рациональную рамку. Многие возразят: «Ну а что, если 60%, то акая разница?» Для вас никакой, а для него есть.
К. АХИЛЬГОВ: Для нас тоже, честно сказать, уже будет разница, потому что мы привыкли к этим цифрам 80 или там 75, и вдруг если…
Д. ОРЕШКИН: К 80 мы не привыкли, к 75 – да. Надо, чтобы мы привыкли к 80.
К. АХИЛЬГОВ: А если, скажем, 52-53, то мы скажем: «М-м-м, это уже как-то вызывает сомнения, да».
Д. ОРЕШКИН: Наоборот, 50-60% – это близкое к правде.
К. АХИЛЬГОВ: Нет, я имею в виду с точки зрения всех.
Д. ОРЕШКИН: Я понимаю, о чем вы говорите. Да, Путин уже сделал из выборов такую вот формальную штуковину, что ему важно уже приближаться к чеченским результатам, которые рисует Кадыров. Иначе ему как-то недостаточно. Иначе он начинает сомневаться в лояльности регионального руководства, иначе он начинает считать: «А что это у Собянина в Москве 76, а на президентских выборах меньше 70?» Это же важно понимать, как устроена эта самая политическая тусовка. Царя играет свита. Соответственно, царь должен быть впереди всех.
Я бы сейчас мог рассказать историю с выборами 2013 года в Москве, когда Собянину никак нельзя было набрать сильно больше 47%, потому что когда убрали ночной фальсификат после событий 2011 года, в марте 2012 года были президентские выборы, и Москва была единственным центром, где Путин набрал меньше 50%, единственным регионом. 47% он тогда набрал.
И, соответственно, через год были выборы мэра. И мэр ставил задачу не набрать слишком много, слишком выше 47, но при этом победить в первом туре. Для этого, если вы помните, Алексея Навального срочно вынули из узилища, запустили на электоральную поляну, дали ему 55 подписей от муниципальных депутатов в Москве. И он блистательно выступил, потому что ожидалось, что он отъест 15% от Собянина, а он отъел 28. Ну, там 27. Там, где совсем честно считали голоса, было 28,5. В общем, многих он разочаровал, потому что люди считали, что выборы фальсифицированы и если считать честно, то Навальный победит. Вот в 2013 году считали честно и выяснили, что 28,5 (официально – 27 с чем-то).
А официально Собянин получил 51,4, то есть тютелька в тютельку, почти как у Путина. А сейчас у него результат 76 или 70 с чем-то. Причем не факт, что это нарисовано. Собянин популярен в Москве, это тоже надо понимать. Ну, извините, это длинные истории всегда отдельные.
И. ВОРОБЬЕВА: Каждый раз. Да, это каждый раз длинные истории. Дмитрий, простите, у нас буквально еще 5 минуточек осталось. Вот вы упомянули про Григория Мельконьянца. А я бы вот о чем хотела спросить – усиление репрессий. Да, но они не становятся более массовыми, но они становятся более жестокими, потому что сроки, которые дают по уголовным делам, просто какие-то чудовищные. Плюс мы видим, что люди, которые становятся фигурантами уголовного дела, попадают в СИЗО, а не под домашний арест. Усиление репрессий – это знак чего?
Д. ОРЕШКИН: Во-первых, это симптом того пути, который выбрал Путин, потому что конкуренцию он не выдерживает, конкуренции он боится. И вся путинская система ее боится. И поэтому репрессии будут усиливаться, никуда от этого не денешься. Думаю, что они массовыми репрессиями не станут. А во-вторых, это, конечно, совершенно четкий сигнал: сиди, гунди у себя под лавкой, но не высовывайся. И это работает.
И. ВОРОБЬЕВА: К сожалению.
Д. ОРЕШКИН: А куда денешься? Против лома нет приема. В общем, далеко не всем, самым даже отчаянным людям, нравится садиться в каталажку, тем более на 8-10 лет, если не больше. Так что тут ни к кому никаких претензий ни в коем случае. Ни в коем случае нельзя призывать людей идти на рожон. Но прийти и воспользоваться своим правом делать с бюллетенем то, что ты считаешь нужным, я считаю правильно. Потому что иначе ты действительно сидишь под лавкой и еще делаешь вид, что при этом на тебе белое пальто. Нет, там под лавкой белого пальто не бывает.
И. ВОРОБЬЕВА: Вот так закольцевали.
К. АХИЛЬГОВ: Правильно ли я понимаю, что вы предлагаете тем, кто хочет хоть какое-то проявить действие против – это голосовать против всех, условно говоря, поскольку у нас нет такой графы?
Д. ОРЕШКИН: Я предлагаю это даже не почтенным слушателям вашего стрима или вашего канала, я предлагаю это оппозиционерам. Они могли бы объединиться, прекратить делить, кто из них в самом белом пальто, кто из них в темно-белом пальто, скажем так, и сойтись на том, что мы не голосуем ни за кого, мы голосуем против войны. Даже не против Путина, потому что гори он огнем, а вот против войны, против всего этого можно проголосовать с помощью испорченного бюллетеня. Если бы они могли договориться, не деля ничего между собой, потому что это никому ничего не дает, это дает просто возможность продемонстрировать отношение, и призвать всех вместе выступить вот таким сюжетом, я думаю, это сработало бы.
Но вот мы видим, как Борис решил, что он может выступить носителем или концентратором этих негативных настроений избирателей. Вот в это я не верю, при всем уважении к Борису.
И. ВОРОБЬЕВА: Спасибо большое. Политолог Дмитрий Орешкин был у нас в утреннем эфире «Живого гвоздя». Дмитрий, еще раз вам спасибо. Я рада, что мы, наконец-то, снова в одних эфирах иногда бываем.
К. АХИЛЬГОВ: Спасибо большое.
Д. ОРЕШКИН: Спасибо.