Купить мерч «Эха»:

«Текущий момент» с Виктором Шендеровичем

Человек развивается, человек растет, человек умнеет, человек становится выше себя вчерашнего. Почитайте, что говорил на суде Навальный про войну с Украиной. И устыдитесь уже, наконец, перестаньте цитировать про бутерброд за 10 лет до этого. Перестаньте разжигать ерунду. Чужое величие дается тяжело. Но иногда надо уметь переносить и чужое величие…

Текущий момент21 февраля 2024
«Текущий момент» с Виктором Шендеровичем 20.02.24 Скачать

Подписаться на «Ходорковский live»

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Это «Текущий момент». И этот выпуск будет полностью посвящен Алексею Навальному, его гибели, его убийству и последствиям. Я знаю много людей, которые одновременно удивляются, почему они плачут и не могут остановиться, как будто потеряли своего близкого, ведь они даже не знали его лично. И одновременно они же переживают по тому поводу, что им просто не с кем об этом адекватно поговорить, а родные и коллеги, и знакомые в этой ситуации оказались не близки. И это, конечно, отдельная драма. Давайте поговорим обо всем этом с писателем и публицистом Виктором Шендеровичем. Виктор Анатольевич, здравствуйте.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Здравствуйте, Лена.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Да, знаете, у меня какая была мысль, нам, людям, знавшим Навального или лично, или просто как очень яркого политика, оппозиционерам, тем, кто сопротивлялся как-то режиму Путина, казалось, что они уже отобрали у нас все что могли, по крайней мере все самое важное, профессию, родину, не знаю, свободу в какой-то степени, в разной степени все это у всех, и тут они убивают Навального. И я, например, даже не могу сформулировать для себя, что именно я потеряла. Надежду, говорят люди, свет, говорят, символ будущего. У вас есть ответ, Виктор Анатольевич?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Все так. Но прежде всего мы потеряли и Россия потеряла человека. Я не говорю уже о родных и близких. Россия потеряла человека выдающегося незаурядного, честного, прекрасного, сильного человека. И они убивали. Они с убийств начали, убийствами продолжали и убийствами закончат. Тут в этом смысле ничего нового не произошло. Просто каждый раз мы, нормальные люди, живущие в нормальной системе координат, каждый раз происходит обвал представлений о возможном и невозможном. Потому что каждое такое убийство – это новый шок.

И то, что до Навального были Щекочихин, Политковская, Эстемирова, Магнитский, Мохнаткин, Немцов… Это я называю только имена первого ряда. А это были десятки убийств. Десятки убийств. И большая часть имен ничего не скажет. У нас был Червочкин, редактор Бекетов. Это я как журналист вспоминаю. А для большинства россиян и Эстемирова ничего не скажет. Но они убивали все время. В этом смысле ничего нового не произошло. Новое здесь только уже совершенно откровенный запредельный цинизм и открытость этого убийства.

После 2019, 2020, тем более 2022 года Путину уже вообще… Он закинул чепец за мельницу. Ему просто пофиг. Ему нечего бояться и нечего стесняться. После неудавшейся попытки убийства Навального (и раскрытой попытки) и уж после войны в Украине ему нечего терять, живым не сдастся. А сейчас он чувствует кураж, силу от некоторых военных успехов, от того, что Запад не мычит, не телится. И мы присутствуем при таком торжестве зла открытом. Это открытое убийство. Они, собственно, не собираются даже делать вид, что это было не убийство, иначе бы они как-то иначе себя вели сейчас, вот в эти уже дни после смерти Навального.

В этом смысле, да, мы потеряли прежде всего очередного, но совершенно внеочередного, совершенно выдающегося человека и, конечно, надежду, потому что Навальный, в отличие от тех, кого я перечислял, это были замечательные люди, журналисты и политики, но, конечно, именно Навальный олицетворял собой многие-многие последние годы надежду на будущее. Это было лицо будущего. Вот эта прекрасная пара – он и Юля Навальная. Совершенно ясная риторика. Он олицетворял собой возможное будущее России.

И, конечно, еще отдельный шок. Он был воплощением жизни. Невозможно представить его мертвым. Он был воплощением жизнелюбия, жизненной силы, витальности, преодоления самых невероятных обстоятельств. И мертвый Навальный, мертвый Леша – это просто что-то, не помещающееся действительно в сознании в этом смысле. Мы потеряли, Россия потеряла очень серьезно, потеряла надежду.

Да, про Лешу, про Алексея Навального, который был, видите, Лешей. Он был Лешей. Надо несколько слов. Те, кто наблюдали его там вот 20 лет, как я, с начала нулевых, какой-то 2005, наверное, год, почти 20 лет назад, митинг на Лубянке какой-то, «Я свободен», кажется, он назывался, его вели Наташа Морарь и какой-то вот молодой человек Навальный, про которого я толком ничего не знал.

Я просто хочу сказать, он был один из, он был один из. Он прошел невероятный путь. Он невероятно вырос за это 20-летие. Это огромный в наших глазах человеческий, политический само собой, но человеческий рост. Он вырос в абсолютно феноменальную фигуру. Он вырос, абсолютно вырос, конечно. Потому что 24 года, 25 лет, 26 лет – это все-таки самое начало. Он на наших глазах превратился в очень мощную политическую фигуру и в очень мощного человека с совершенно уникальной интонацией.

Вот что мы еще потеряли. Мы потеряли веселость, оптимизм. Вот такая настоящая гильотинная веселость, которая была в Навальном. Она усилилась после неудавшегося покушения на него. Это была какая-то невероятная интонация.

Я уже цитировал Бродского: «Позволял своим связкам все звуки, помимо воя». Вот ни секунды жалобы, только яростное веселье, только ненависть к негодяям, только вера в то, что все будет хорошо. И он писал, сейчас эти письма публикуются, «все будет хорошо». Писал он из невыносимых условий, из десятков ШИЗО из-за полярного круга. Он ободрял, не его ободряли. Я бы не нашел в себе наглости ободрять Навального, потому что в нем была такая мощь и такая сила. В нем появилась невероятная, повторяю, веселость.

На суде он спросил молодого подонка, внука ветерана войны, которого использовали, старого дедушку, ветерана, для того чтобы в очередной раз посадить Навального, помните, в дни обнуления, и он спросил у него на допросе свидетеля: «Когда вы встали на скользкий путь продажи дедушки?» Когда в российских судах звучала такая интонация, такая веселая, яростная? За этой интонацией была сила, ощущение своей правоты.

Мандельштам говорил, что поэзия – это сознание своей правоты. Не только поэзия, политика тоже. В Навальном было ощущение правоты своей, законное ощущение своей правоты, и беззаконности тех негодяев, которые его травят и которые правят сегодня Россией. И это ощущение правоты, особенно после того, как он выжил, когда никто не должен был уже выжить, в ситуации, когда он уже умер фактически, когда он выжил после этого, эта интонация веселости усилилась и, видимо, мессианское ощущение, которое в нем было.

Я ничего не знал о его христианских воззрениях, но вот после почитал немножко, так сказать, подразузнал уже сейчас, в эти дни. Конечно, мессианское чувство его вело, абсолютно мессианское, сильное мессианское чувство. Он исполнял свое предназначение. Но да будет воля твоя. Он исполнял свое предназначение, а там как получится. И Господь, как и в предыдущем случае, не уберег своего сына. Но он исполнял свое предназначение.

И это ответ на вопрос: почему он вернулся? В нашей парадигме этот вопрос звучал несколько лет. «Зачем он? Дурак, что ли? Дурак, что ли? – говорили умные. – Он дурак. Он что, дурак?» Конечно, дурак в нашей парадигме человек, который вместо того, чтобы конвертировать свою популярность, мировую известность и безукоризненную репутацию, сесть где-нибудь там на Западе и совершенно нормально жить и конвертировать репутацию, читать лекции в университетах, возвращается сюда.

Но это наша логика, наша мелкая, маленькая, муравьиная логика. А логика пророка, извините, другая. Он исполняет свое предназначение. Это абсолютное было мессианство в нем. Я не знаю, как оно было связано прямо с христианством, но он был человек совершенно мессианского поведения. Он исполнял свое предназначение. И он исполнил его. Он его, безусловно, исполнил.

Это уже дальше наши проблемы, что мы его не защитили, что могли выйти не 50 тысяч по всей стране в дни, когда его арестовывали после неудавшегося покушения. Бандиты захватывали его, чтобы уже добить у себя в конуре, а мы его не защитили. Если бы нас вышло 5 миллионов, а не 50 тысяч, то не было бы никакого Путина. А так нет Навального. Это существенная разница. И для России тоже очень существенная разница. Войны бы не было, если бы мы вышли. Но это уже другой разговор. Алексей Навальный, бывший Леша Навальный, один из, вырос в совершенно феноменального человека и политика и исполнил свое предназначение.

Про этот рост я вам хочу сказать, поскольку это все происходило на наших глазах. Он начинал с того, что он выводил людей на «Русские марши», а заканчивал перепиской, почитайте, Сережа Пархоменко опубликовал письмо, написанное Навальным за пять дней до гибели, про Чехова. Он переписывался с Сергеем Пархоменко. Мальчик, который был, в общем, среднеправым политиком, политиком справа с очень сомнительной идеологией. Вы знаете, он вырос невероятно. И те люди, которые спустя 20 лет поминают ему какие-то грехи этой молодости, это люди, не знающие, что такое рост человеческий, как может вырасти человек, как может измениться человек. Люди, которые в свою дуду и дуют десятилетия напролет и не в состоянии на сантиметр подняться над собой вчерашним, вот посмотрите, как поднялся над собой Алексей Навальный.

Это банальная мысль, но, как говорится, в зрелых годах посмотри на женщину рядом с мужчиной. Женщина рядом с мужчиной очень многое о нем говорит, когда это не приключение молодости, а когда это выбор уже. И Юля Навальная… Я думаю, что огромный человеческий рост Алексея прямо связан с прекрасной женщиной, которая была рядом с ним. И он вырос, я думаю, полагаю, во многом благодаря тому, что такая женщина была рядом с ним. Нельзя не расти рядом с такой женщиной. Нельзя оставаться внизу, когда рядом с тобой такая женщина. Она, безусловно, участник этого огромного на наших глазах человеческого роста.

Вот рядом с Путиным не оказалось никого в нравственном отношении попривлекательнее Кабаевой, вот он барахтается там, где барахтается, на своих низах лубянских. А вот мы видим, как может человек вырасти.

Сегодня, конечно, я здесь уже бог знает сколько раз цитирую Ахматову: «Когда человек умирает, изменяются его портреты». Конечно, портрет Алексея Навального начинают на наших глазах. Он становится легендой. Конечно, я уже говорил про Бирнамский лес из «Макбета». Вот сейчас Путин получит того Навального, которого уже нельзя победить, потому что легенду нельзя победить. Можно посадить тело в ШИЗО 27 раз и сгноить его там или убить его там, а вот с таким Навальным, который сейчас, с портретом Алексея Навального, с его образом сделать будет ничего нельзя.

И Путин получил того Навального, который Бирнамским лесом пойдет на него однажды. На Путина или на тех, кто будет после него. Но, безусловно, это перемена пейзажа.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Вы говорили про Юлию Навальную. И только что, мы записываем эту программу 19 февраля в понедельник, и вот прямо во время того, как вы говорили, пришло сообщение: «Я продолжу дело Алексея Навального». Юлия выступила со своим обращением. Видимо, подробности мы еще посмотрим.

Конечно же, предсказать, как, когда будет убит Алексей Навальный в тюрьме, никто не мог, хотя, конечно, все об этом думали, что такая возможность существует каждую минуту. Но вот предсказать то, что начнется после, было несложно. Они не выдают тело, они не говорят причину смерти, они не говорят о том, проведено ли вскрытие, Песков отказывается комментировать и говорит: «Это не дело администрации президента», и вот это вот все.

Ну, конечно, журналисты начнут расследовать это, насколько это вообще возможно расследовать. И вот «Медиазона» публикует видео, как ночью 17 февраля проезжает кортеж ФСИНа по единственной дороге из Харпа, из этой колонии, по единственной дороге, по которой можно доехать до Салехарда, до большого относительно города. И, вероятно, именно этим кортежем ночью они вывозят из колонии тело Алексея Навального, зная, что утром туда приедет его мать и адвокат. Сегодня утром пришло сообщение, что мать Навального пытается попасть в морг. Ее туда не пускают.

И сейчас уже можем говорить что-то мы, наверное, об этих обстоятельствах смерти, как-то их трактовать, хотя никаких фактов у нас нет. Вот как думаете, они скрывают действительно какие-то факты смерти, какие-то признаки того, что это могла быть насильственная смерть, или еще что-то в этом духе или они просто вот так вот издеваются и дальше, потому что могут?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Вы знаете, то и другое возможно, а также в сочетании. Во-первых, надо сказать, называя вещи своими именами, что никакой презумпции невиновности у Путина в отношении Навального уж точно нет. Во-первых, они вообще лгут, и он попадался в ранее много раз.

Но уж в отношении Навального при раскрытой попытке убийства его лубянскими химиками никакой презумпции невиновности нет. И доказывать надо невиновность Путина. В одно слово. Надо ее доказывать. Надо ее доказывать – невиновность. Потому что виновность, то, что Навального убили, это подразумевается, это первая версия, имеющая все основания и мотивы, и средства, и способы. Все сходится по классике. Поэтому доказывать надо невиновность.

Что надо было сделать, для того доказать невиновность? Немедленно передать в распоряжение семьи и адвокатов пленку о несчастном случае, о внезапной смерти на прогулке, как это там было сказано. Просто пленку за последние сутки. Извините, Навальный за двое суток до смерти поздравлял с Валентиновым днем, признавался в любви Юле Навальной, писал письмо. И недавно был суд. Он был, в общем, не то чтобы сильно здоров, но абсолютно жив и бодр.

Вот, пожалуйста, пленочку за эти два дня. Потому что в этой проклятой колонии нет квадратного метра, который не простреливался бы видеосъемкой. Там все под контролем – коридоры, санузлы, все что угодно. Пожалуйста, пленочки, все пленочки. У дневального видеорегистратор. Они все в видеорегистраторах. Пленки предоставьте и все, и закрываем вопрос.

Другое дело, что это все равно было бы убийство. Потому что когда человека сначала травят ядами до комы, а потом выбравшегося из комы человека запихивают в ШИЗО 27 раз – это все равно убийство. Но, по крайней мере, не буквально, не расчетливое убийство. Тогда они бы сказали: «Человек смертен. Ну что же, так получилось». Но то, что происходит сейчас – это, конечно, просто прямая явка с повинной и свидетельство того, о чем я говорил, что Путину, собственно, по барабану, что мы о нем думаем, он не собирается оправдываться, у него нету этой необходимости. Пиплу вообще по барабану, а остальные перетопчутся. Вот и вся логика.

И Запад проклятый. Конечно, немедленно первая версия, что это было выгодно Западу и врагам Путина, как было выгодно Западу и врагам Путина убийство Политковской, Эстемировой, Магнитского, Мохнаткина, Немцова. Все это было выгодно Западу. Западные службы везде проникали и убивали. Послушайте, всерьез это обсуждать уже совершенно невозможно.

Но одно обстоятельство, конечно, на это даже не я первый обратил внимание, когда мать приезжает в воскресенье забрать тело сына, убитого в пятницу, но, знаете, этот шар стоит просто в лузе, эта метафора не может не сдетонировать. А это буквально так. Убитый в пятницу, а в воскресенье мать не может… В этой пещере фсиновской нету тела. Это к вопросу о метафорах.

Что касается Путина и его роли в гибели Навального, то Путин – заказчик убийства Навального. Это известно с 2019 года и это совершенно зафиксировано сейчас. Путин совершил очередное заказное убийство, которых на его счету уже довольно много.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Да, раз мы про такие цифровые, числовые символы заговорили, еще удивительно, что 9 дней со смерти Навального придется на 24 февраля, на вторую годовщину войны. Тоже добавляет дополнительной дрожи в спине это совпадение, эта информация.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Лена, я прошу прощения, раз уж вы об этом заговорили, просто я хочу пару слов сказать про завистников и ненавистников Навального, которые даже сейчас, в эти дни умудряются хмыкать, пытаться принижать значение. Я уже читал, слава богу, не в своей ленте, по соседству: «Да он не умер, его где-то прячут на кремлевской даче». Вот эта вся мерзота. Даже сейчас, после его гибели, даже сейчас все это продолжается.

Я хочу сказать этим людям. Да, понимаю, тяжело переносить чужое величие, которое возникает на твоих глазах. Вот ты никто и звать тебя никак, а тут рядом вот такой человек, который так прожил свою жизнь. Вот такой человек. Чужое величие трудно дается. Но надо иногда терпеть, надо иногда пытаться это вынести.

А по поводу Украины. Поскольку украинцы очень многие продолжают поминать Алексею Навальному тот бутерброд, сразу про бутерброд. Хотя хочу заметить, что Крым действительно не бутерброд. Граждане, господа хорошие, не хотите ли вы прочитать, что Навальный говорил после начала войны про эту войну? Почитайте. Человек развивается, человек растет, человек умнеет, человек становится выше себя вчерашнего. Почитайте, что говорил на суде Навальный про войну с Украиной. И устыдитесь уже, наконец, перестаньте цитировать про бутерброд за 10 лет до этого. Перестаньте разжигать ерунду. Чужое величие дается тяжело. Но иногда надо уметь переносить и чужое величие.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Да, я тоже хотела сказать, что я, конечно, тоже думала о тех людях, кто либо вообще не заметил смерти Навального, ну, знает об этом, но ничего не почувствовал в связи с этим, либо тех, кто умудряется над этой смертью глумиться. Я начала с того, что мы много потеряли. Я бы хотела сказать этим людям, что мне их жаль, потому что у них-то Путин отобрал значительно больше, чем им самим кажется, и уж, видимо, значительно больше, чем у нас. И этого уже, наверное, не вернуть.

Тем временем хотела еще вот о чем поговорить. Все видели в эти дни отрывок из оскароносного фильма про Навального, где в конце он отвечает на вопрос: что делать, что будет, что он может сказать на тот случай, если его убьют? И он там говорит такую фразу: «Если меня убьют, если они решатся на это, значит, мы в этот момент сильны как никогда». А мне кажется, что они нашли такой момент, когда мы слабы как никогда. Разве нет?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Да, нас добивают, это очевидно. Это добивают. Причем демонстративно добивают. Как я понимаю, как я теперь понимаю ситуацию, добивают вполне демонстративно. Логика Путина: «Вы полагаете, что перед выборами не время? А вот время. А что вы мне сделаете? Я что хочу с вами сделаю».

Это такое не просто делать, что хотеть, а еще и куражиться. Это такой кураж своеобразный. Мы видим этот кураж. Мы видим этот кураж у Симоньян. Они все взбодрились военными победами последнего времени. Совсем другие интонации были год-полтора назад у госпожи Симоньян. Она уже себе соломку готовила. Сейчас снова такая патриотка-патриотка, пропутинская-пропутинская. Так вот, конечно, это кураж. Конечно, это кураж. И они чувствуют себя вправе на этот кураж.

Дальше вопрос к нам: что делать в этой ситуации? Да по старой формуле делать – делать, что должно, и пусть будет, что будет. Алексей делал то, что должно для него. Его мерка требований, его постановка задач самому себе была гораздо выше, чем у каждого из нас, у большинства из нас. Ну, бог дает ношу по силам. И у него были огромные силы. Он чувствовал эти огромные силы и чувствовал обязанность нести эту ношу. У каждого из нас есть своя ноша и свои силы. Надо просто делать то, что ты должен делать. Это старая формула, по-моему, Сартра, что человек может немногое, но то, что он может, он должен. Может быть, Сартр повторял кого-то из древних.

То, что человек может, он должен. Вот это ощущение того, что ты должен делать то, что ты можешь. А дальше… Вы понимаете, мы же не первые живем в темные времена, в черные времена. Мы не первые. Это тоже должно как-то поддерживать. Ничего уникального в происходящем с нами нет. Люди жили во временах черных. И регулярно человечество в разных своих местах живет в абсолютно черных, чернейших временах. Вот мы вошли или только входим, Россия, в такое черное время. Надо отдавать себе внятный отчет в происходящем и дальше решить для себя, что ты можешь, чем ты готов пожертвовать, какова твоя планка.

И здесь самое время сказать о нескольких людях, чья планка совпадала с планкой Алексея. Это об Илье Яшине, о Владимире Кара-Мурзе, о нескольких людях, которые идут его общим путем. Это даже не его путь, это общий путь политика и человека прежде всего, который платит за свои убеждения, готов заплатить своей судьбой.

Давайте назовем вещи своими именами – сегодня их жизнь просто в опасности. Потому что если можно убить Навального как ни в чем не бывало и остаться и у власти, и в силе, то это означает, что можно все. И сегодня жизнь Володи и Ильи в опасности. И мы можем, по крайней мере, и должны говорить об этом. Сегодня мы не можем ничего сделать, но забывать ни в коем случае об этом нельзя.

Тяжелые, черные времена настали или только еще настают. И такого рода демонстративное убийство – это помимо того, что это просто убийство Алексея Навального, это еще и очень дурной политический знак, конечно. Это значит, что Путин раздухарился и чувствует себя в большой силе.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Да, вот про политзаключенных, про то, что всех, конечно, волнует судьба живых заложников, которые остаются у Путина. И все говорят, что надо любыми способами вытащить Яшина, Кара-Мурзу и всех кого можно. Не знаю даже как. Нет практического действия. И я думала об этом тоже все выходные. И я подумала, а что если бы, например, есть такой вариант… Ну, как будто Западу нечего Путину предложить. Ну, например, могли бы они уже не Навального, но, например, Кара-Мурзу, Яшина, Чанышеву, Горинова обменять на признание путинских выборов. Ну, например, США, Байден на признание результатов выборов обменять политзаключенных.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Понимаете, какая штука, Путин на это не пойдет. Потому что он прекрасно понимает, что как только политзаключенные окажутся на свободе, немедленно будет утечка о том, что это был обмен. И цена этого признания будет 5 копеек. Я думаю, что Путин все это прекрасно понимает и на это не пойдет. А наша надежда-то была в случае с Навальным и остальными как раз на цинизм Путина, на то, что их готовят под обмен, под обмен на каких-нибудь очередных убийц, на очередного Бута или берлинского убийцу, что их готовят под обмен.

На путинский цинизм у нас и была надежда, как и в случае, я уже писал об этом, с войной. В предвоенные недели мы все, ну большинство людей не верило в войну, и я не верил в войну, потому что говорил, ну это же невыгодно, ну это же невыгодно, это же выстрел себе в ногу. Зачем Путину шантажировать, зачем же начинать войну? Но тогда же, за несколько дней до войны, в интервью какому-то украинскому СМИ я говорил, но только, понимаете, сам себе возражаю, только похоже, что психиатры должны, а не политологи, предсказывать будущее политическое. Психиатры. Мы не знаем, какая лента Мебиуса образовалась на месте мозга у Владимира Путина.

Сегодня такое ощущение, что он почувствовал, что в очередной раз поймал бога за бороду, схватил. У него были моменты, когда он был уже хромой уткой. Вы помните, 2011-2012 год, когда он не появлялся несколько дней, когда было ощущение, что надо его просто ловить, что он преступник, который попался. Надо ловить в истории с покушением на Навального. Несколько раз было ощущение, что его надо просто поймать и все, потому что у него уже силы никакой нет. Летом, вы помните, когда был пригожинский мятеж, было ощущение, что Путина, в общем, нет, что есть вот этот прайд.

Он взял власть над этим прайдом несколькими убийствами и заключениями, посадил Стрелкова, убил Пригожина, напился крови и снова в порядке. Тем более военное наступление Украины захлебнулось, Россия перехватила инициативу, Запад, повторяю, не мычит, не телится. И у Путина есть полное ощущение, что он опять победил, что никуда они не денутся, весь этот Запад насквозь коррумпированный, им же коррумпированный, что он договорится, они не будут дергаться. Все же нормально. Два года прошло. Россия по-прежнему контролирует захваченные территории, никто уже не помнит про то, что хотели взять Киев и Харьков. Авдеевку взяли! Так это победа, Россия вперед, Россия победила. Куча новых территорий, куча новых крепостных, 10 миллионов прибавили себе населения и как ни в чем не бывало.

И я думаю, но это одна из версий, конечно, психологическая версия, что отмашка на убийство Навального дана на фоне того, что, во-первых, совсем положить вниз лицом перед выборами, уж так просто совсем затоптать, а то что-то за Надеждина пособирали подписи какие-то там, выясняется, что можно быть против Путина. Не-не, я думаю, что это вполне демонстративное. Вот сейчас я уже думаю, что демонстративное вполне могло быть убийство, связанное с самоощущением Путина, с его ощущением, что он побеждает, и надо сказать привет всем, всему Западу прогрессивному.

Надо сказать, что у Путина есть основания так себя чувствовать. Коллективный Запад показал свою неспособность сломить хребет этой убийственной власти. Запад предпочитает де-факто договариваться. Вся риторика проукраинская – это само собой и стоит 5 копеек, да и материальная помощь стоит 15 копеек. Путин в порядке, Украина платит своей кровью за западную готовность дожидаться. И Путин чувствует себя в полной силе. Я полагаю, что убийство Навального может быть как-то связано с этим ощущением.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Да. Юлия Навальная также сегодня выпустила обращение и сказала, что у них есть информация о том, почему именно сейчас и как именно, кем именно, они расследуют, был убит Алексей. Скоро, наверное, мы это узнаем. По крайней мере, их версию, в чем она состоит. И про Запад тоже все абсолютно понятно – глубокая озабоченность продолжается.

Но у нас в программе сегодня нет никаких рубрик. Но обычно есть рубрика болеутоляющая. Сегодня мы ее размажем. Она нам нужно, буквально чтобы как-то продолжать дышать. Я покажу просто маленький фрагмент концерта U2. Солист Боно на своем концерте сказал в честь Навального, меня это удивило, такую речь, как будто он понимает, о чем он говорит, когда он говорит о Навальном лучше, больше многих из нас. Вот давайте послушаем.

«Свобода настолько важна, что Алексей Навальный выбрал отдать свою». 

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Можно сразу же посмотреть на Юрия Шевчука. У него был концерт  Казахстане. И он посвятил Навальному свою песню «Свобода». Вот как это было.

«Погиб Алексей Навальный, который нам, россиянам, говорил о свободе и который нам о ней хорошо говорил, напоминал, что мы можем все стать свободными в самом лучшем смысле этого слова. Он говорил, что вера без свободы – это фанатизм, кондовый фанатизм, что труд без свободы – это рабство, дешевое и тяжелое рабство, что любовь без свободы – это деспотия. Ничто не бывает без свободы. Все окрашено в черный свет. Мы хотим спеть песню в честь Алексея Навального, которая так и называется – “Свобода”. 

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Я даже не знаю, для кого Юрий Юлианович это больше сделал – для зрителей и для самого себя. Ведь вот в такой ситуации, кажется, невозможно промолчать. Или можно было и промолчать? Если опасно я имею в виду.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Слушайте, в случае с Шевчуком здесь нет никакого поворота. Было бы странно, если бы Шевчук не сказал эти потрясающие, кстати говоря, слова, потрясающие формулировки, замечательные формулировки и не спел бы. Если б Басков начал свой концерт песней в память о Навальном, вот мы бы сказали, что произошло на наших глазах превращение Савла в Павла, раз уж мы сегодня на христианских метафорах. А Шевчук совершенно последователен. И нормально. Да, замечательные слова, что называется, до дрожи. Формулировки замечательные. И море, и Гомер – все движется любовью.

И, конечно, замечательно он сказал: без свободы ничего не существует. И Алексей Навальный был воплощением. Снова о нем. Он был воплощением, если говорить о болеутоляющем. Это возможно. Возможно так жить, возможно так себя вести, возможно так разговаривать. Великолепная Ахматова про Булгакова: «До конца пронес великолепное презренье». Великолепное презренье было в Навальном и свобода, которой не было в его палачах.

Помните, как он, недавно обращаясь к своим судьям и прокурорам, говорил: «Что вы все смотрите в стол?» Это была еще одна его гильотина. «Что вы смотрите в стол?» Они боялись смотреть ему в глаза. И он фактически повторил фразу Димитрова, болгарского коммуниста, которого судили за поджог Рейхстага. «Господа судьи, вы боитесь смотреть мне в глаза, – говорил Димитров. – Вы боитесь мне смотреть в глаза. Вы меня судите, а глаза прячете». Не знаю, помнил ли Навальный об этом прецеденте, но он говорил: «Что вы смотрите в стол?» Это было весело.

И вот то, что можно так жить, так весело, на такой ноте, так верить в свою звезду, так становиться выше себя вчерашнего, так расти, с таким достоинством жить – это, конечно, само по себе кому-то болеутоляющее, для кого-то дикое раздражение, потому что ты начинаешь сравнивать, а сравнение не в твою пользу. Но для тех, кто способен преодолеть это раздражение при встрече с превосходящим его по размеру человеком и явлением, да, это болеутоляющее, так можно.

Он нам если что-то заповедал, то, конечно, не какие-то там отдельные политические убеждения, мы с ним, кстати, спорили довольно регулярно по разным пунктам и стратегическим, и тактическим, неважно, но вот что он действительно нам всем заповедал – это ощущение свободы, ощущение достоинства. Вот этим он просто питал нас, поил своей кровью, вот этим ощущением свободы и тем, что так можно. И он был свободен и умер свободным, в отличие от тех его убийц, которые прячутся.

Мы же видели химика Кудрявцева, мы видели этих судей с глазами в стол и прокуроров, мы видим эту шваль, а большую часть мы никогда не увидим. Мы не узнаем, наверное, имена его убийц буквальных, которые прячутся, которые прячут глаза в стол, не в стол, в пол, в плинтус, которым никогда не распрямить плечи, которые всегда будут зависеть и проживут свою тараканью или мышиную, или крысиную жизнь.

Навальный прожил человеческую жизнь, причем, повторяю, на наших глазах он вырастал. И вот это тоже пример огромный, пример, как можно вырасти над собой вчерашним, как можно стать другим, как можно стать выше, лучше, образованнее, сильнее. И Навальный – замечательный и, конечно, болеутоляющий образец вот такого человеческого поведения.

Человек и политик – в Навальном это срослось поразительно сильным образом. Он был сильнейший политик. Он был сильнейший политик. Обратите внимание, он, сидящий за полярным кругом в ШИЗО, был и сегодня, после смерти, остается гораздо более сильным фактором внутренней политики, политики сопротивления Путину, чем, в общем, все остальные, можно так сказать. Он остается сильнейшим фактором политики.

Предложение в полдень 17 марта выйти к избирательным участкам всем, кто против Путина, проголосовать ногами, но вот так проголосовать ногами, не сидеть дома, а прийти к участкам, это очень сильное политическое, практическое предложение. Я призываю россиян в память о Навальном сделать это. Это его политическое завещание, если хотите – прийти в день выборов в 12 часов. Они специально размазали выборы, чтобы легче было фальсифицировать и нагонять цифры. Но в 12 часов 17 марта прийти к избирательным участкам, чтобы хотя бы увидеть, сколько нас, тех, кто против этой власти, кто никак не представлен в избирательных списках.

Если бы каким-то фантастическим образом сегодня Алексей Навальный или Юля Навальная были бы в избирательных списках на 17 марта, вас бы удивили результаты выборов. А впрочем, удивили бы, может быть, пессимистов. А в Кремле это прекрасно понимают, что было бы, если бы Навальный был в списке. Он, собственно, поэтому и сидел в тюрьме, поэтому его и убили.

Он был очевидно просто антропологическое преимущество перед Путиным по всем параметрам. Ну просто как в «Гамлете» сказано: «Вот два изображения: вот и вот. Просто в лицо поглядеть». Тут даже не надо ничего, просто поглядеть в лицо, послушать, увидеть, разглядеть, биографию посмотреть. Все.

И они понимали, что Навальный – это политическая смерть Путина. И они боролись как могли. Они не могли ничего противопоставить идеологически, антропологически. Они противопоставили химика Кудрявцева, который не добил, отравил. Они отравили, эти восемь убийц, не дотравили. Вот они нашли кого-то там другого, чтобы добить в заключении. Ничего другого они противопоставить Навальному не могли.

В этом тоже есть своеобразное болеутоляющее. Им нечего противопоставить. Но только одного человека они могут убить. Если бы нас было, если бы тех, кто вышел защитить Навального, было бы, повторяю, не 50 тысяч по всей стране, а 5 миллионов, то был бы жив Навальный, сидел бы на скамье подсудимых или уже в заключении за много тяжелых преступлений Владимир Путин, не было бы войны с Украиной. Но нас оказалось мало. И Навальный заплатил за это жизнью. Это не болеутоляющее, конечно, прямо сказать. Но память о нем и само понимание, что так можно… Знаете, как в том анекдоте: «Так можно было?» Можно. Так было можно, вот так себя вести.

Он дал образец, и это очень сильно. Не бывает напрасным прекрасное, как писала когда-то замечательный поэт Юнна Мориц, не будем упоминать о ее сегодняшнем состоянии. Не бывает напрасным прекрасное. И это не напрасно.

И я уже говорил и повторю под конец, Кремль получил сегодня того Навального, которого невозможно победить. Это Бирнамский лес, который однажды пойдет. Когда и как это случится, я не знаю. Я не профессор Соловей, чтобы даты называть. Но, конечно, это случится. И такой символ борьбы с этим негодяйством, с этой малиной, с этой бандой, которая сегодня захватила Россию. Символа сильнее, чем Навальный, видимо, не будет.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Вы когда сказали, что Навальный – это буквально смерть Путина, я вспомнила фотографию, когда он в берлинской клинике, очнувшись, вот первая эта фотография, когда он встал и спускается с лестницы, такой похудевший, изможденный, но стоит со своим огненным этим взглядом, и кто-то в соцсетях подписал ее: «Шаги Командора». Вот это было такое очень сильное ощущение и очень сильнодействующее болеутоляющее – оживший тогда Навальный.

Я напоследок хотела еще поговорить про христианство вот в каком ключе. Дело в том, что действительно Навальный был верующим человеком, не скрывал это. Он даже интересовался христианской практикой. В частности, держал Великий пост, я знаю, конечно, будучи на свободе. И произошла такая история. Священник Григорий Михнов-Вайтенко рассказал своим прихожанам, что будет проводить панихиду по Алексею Навальному. И священника этого задержали, увезли в полицию и составили протокол об организации несогласованного митинга. А потом стало известно, что у него случился инсульт. Он оказался в больнице. Сегодня он оттуда передал весточку, что уже чувствует себя значительно лучше. И слава богу.

Я хотела спросить, что же получается, что просто поминальная молитва по Навальному уже угроза режиму? И вот неужели у патриарха настолько кишка тонка, чтобы хотя бы два слова не сказать вроде «кто хочет поминать покойника, пусть поминает»? Даже не называя Навального, все равно бы все поняли, о чем речь. Ведь это же была бы такая, знаете, как у Достоевского, луковка. Кинул бы свою луковку, за которую потом его из ада можно вытащить-то будет. Неужели вот такую простую вещь, вот выйти в этом своем одеянии и сказать: «Поминайте покойника спокойно»? И все.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Лена, Лена, уже вторую программу вы демонстрируете, так сказать, прекрасное непонимание правил, которые существуют в этом зверинце. Если бы патриарх сказал такое, это было бы воспринято как бунт. Это было бы воспринято как бунт в его малине со всеми вытекающими последствиями. Это бунт. Вы в прошлый раз толкали Собчак на бунт. Что вы делаете, Лена?

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Я подстрекатель.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Зачем вы это делаете? Дайте людям жить нормально по тем правилам, по которым они живут. Не втаскивайте их, пожалуйста, в свои правила. А про Григория Михнова-Вайтенко… Он ведь сын Галича. Поразительно, как все рифмуется. Он сын Александра Галича. И фраза Навального на суде, сейчас фотографии ходят: «Я не боюсь, и вы не бойтесь». Я говорю вам, не надо, люди, бояться. Галич: «Не надо, люди, бояться!» Вот простое болеутоляющее. Не надо, люди, бояться. И сын Галича через полвека говорит это: «Не надо бояться».

Конечно, в этом полицейском околотке они завели себе очень специфическое христианство, очень специфическое православие. Запрет священнику помянуть усопшего, вы знаете, может быть, историки поправят, но мне кажется, что и в советское время, когда атеизм был доминирующей идеологией, когда христианство было в загнанном состоянии, но и тогда можно было помянуть и тогда можно было помянуть кого угодно. Тогда разрешали. А в России, которая объявила себя оплотом духовности и с этими досками с Христом носятся как с писаной торбой, никакого христианства-то нет.

Христианин вот Михнов-Вайтенко, священник и еще несколько христиан, священников, изгнанных из этого ада и правильно изгнанных из этой РПЦ… Правильно изгнанных, потому что они портят картину ада. Зачем? Там собрались черти. И вдруг какой-то действительно священник с христианским пониманием вещей. Да, это тоже очень выразительно.

Но снова вернемся к главному – к сыну Галича, к Галичу, к Навальному. Не надо. Люди боятся. Простой месседж, который вот если есть какое-то болеутоляющее, то, наверное, вот это, вот этот месседж и это послание, которое нам осталось от Галича, от Навального, очень разных людей, от очень разных людей. Но это общий знаменатель вообще жизни, потому что без свободы остается вот этот полицейский околоток, хозяева и вассалы. Это очень скучно.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Да. В конце нашей программы сегодня я покажу только фотографии стихийных мемориалов, которые возникают, в том числе в России. И хотела рассказать, что за выходные несколько сотен человек были задержаны. Я слышала последнюю цифру – 400 человек были задержаны. Это значит, что несколько тысяч выходили как минимум, чтобы как-то публично обозначить свою скорбь по Алексею Навальному. И это, конечно, смелые люди, потому что сейчас за все что угодно могут привлечь, а уж за то, что ты несешь цветы Навальному, и подавно. И уже боты распространяют информацию, что это никакая не скорбь, а поддержка экстремизма.

И поэтому вот в конце этой программы я бы хотела сказать отдельное спасибо людям, которые это делают, особенно в России. Потому что по всему миру люди делают стихийные мемориалы. Но особенно в России, потому что это очень смело. И это вот как раз про «Я не боюсь, и вы не бойтесь».

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Это про болеутоляющее как раз. Вот это и есть болеутоляющее, что такие люди есть в России, в сегодняшней России, которые знают, на что идут, когда выходят с цветами к мемориалу Навального. Вот болеутоляющее настоящее.

Е. МАЛАХОВСКАЯ: Спасибо, друзья, что были с нами. Спасибо вам, Виктор Анатольевич, что пришли поговорить. Я надеюсь, мы увидимся ровно через неделю. Поэтому поставьте лайк, чтобы эта трансляция лучше распространялась, чтобы YouTube поставил ее в выдачу как можно большему количеству зрителей. Подпишитесь на Ходорковский LIVE, чтобы нам было удобно встречаться, и вы не пропускали эти самые встречи. Ну и скоро увидимся.