«Суть событий» с Сергеем Пархоменко

Сергей Пархоменкожурналист, политический обозреватель

Мир стал понимать, что нападение России на Украину — это нападение на Европу, на человеческую цивилизацию. И единственное, что отделяет цивилизованный мир от этого агрессора — Украина, которая оказалась фронтиром, границей, щитом, который удерживает эту страшную силу, которая рвется уничтожить мир, человеческую цивилизацию, уничтожить порядок, принятый на Земле…

Подписаться на Сергея Пархоменко

Поддержать канал Сергея Пархоменко

С.ПАРХОМЕНКО: Добрый вечер, дорогие друзья!  Меня зовут Сергей Пархоменко. Это программа «Суть событий». В Москве сейчас 9 часов и 10 минут. Я с некоторым опозданием начинаю эту программу. С опозданием потому, что я нахожусь сейчас в Берлине. И сегодня днем, как и многие выходцы из России или российские эмигранты, российские беженцы или вообще люди, которых интересует то, что происходит в России, что происходит на Украине, я отправился в центр города к Бранденбургским воротам, чтобы принять участие в митинге. Там происходило несколько митингов сегодня. Один митинг на русском языке — наших соотечественников, немецкий митинг, украинский митинг. Потом туда пришла еще большая украинская демонстрация, которая  шла через весь город.

В общем, выбраться оттуда оказалось непросто. Весь центр оказался перекрыт, не сразу доберешься оттуда до дому. Поэтому извините за опоздание. Но именно сегодня это, может быть, уважительная причина. Именно сегодня мне как-то не жалко опоздать из-за участия в этих  событиях. Хотя скажу вам откровенно, что касается наших соотечественников, я имею в виду, чтобы там было особенно много народу. Нет. Я, честно говоря, надеялся на большее  количество. Русский Берлин сегодня довольно многолюдный. Раз уж я тут оказался, мне хотелось его увидеть. Но нет, сегодня не довелось. Было не очень много народу. Ну, значит, не  судьба.

Да, это программа «Суть событий». Я не буду вам долго надоедать разными техническими обстоятельствами. Я думаю, что вы хорошо все понимаете и про подписки, которые особенно ценны именно во время эфира и про отметки «нравится» или лайки, как их наши коллеги из утреннего шоу Плющева называют «нравлики», мне тоже нравится это слово. И «разонравлики», столько, тоже бывают. Пожалуйста, не жалейте этого всего — пригодится. И, конечно, у вас есть возможности поддержать эти стримы, мою работу, поддержать донатами. Вы видите наверху надо мной небольшой плакатик со ссылкой — это для тех, кто готов мне помогать из-за пределов Российской Федерации. Если вы внутри России, то, пожалуйста, посмотрите в описание этого стрима, там найдете все необходимое.

Еще скажу — меня часто просят напоминать об этом, — что часто в описании стрима есть целый ряд ссылок на аудиоверсию наших сдешних ютюбовских разговоров. Я знаю, что здесь немало людей, которым удобней слушать звук без картинки в связи с обстоятельствами трафика интернета и так далее.  Каждый наш стрим переформатируется в аудио,  и вы можете при желании смотреть.

Сегодня очень важный эфир. И, как пишет мне Ольга Адреан здесь, в чате, потому что год прошел — что дальше? — как пишет мне Ольга. Действительно, я подумал о том, как я буду разговаривать с вами именно сегодня, как начну и как я построю разговор, очень важный для меня разговор и очень трудный, мне кажется, для всех, кто прожил этот год не впустую, кто прожил этот год, глядя вокруг, думая о том, что происходит вокруг, стараясь понять причины того, что происходит, стараясь сделать какие-то выводы и стараясь представить себе, куда мы идем, что  нас ждет.

Я бы начал со сравнения того, что мы думали об этой войне тогда, когда она началась ровно год назад, как мы представляли эту войну и как мы представляем ее сейчас. Очень важно сравнить эти две картинки. Действительно, если вы наблюдаете за каким-то событием день за днем, если вы все время концентрируетесь на каких-то деталях сегодняшнего дня, событиях сегодняшнего дня, то очень легко потерять представление о масштабе происходящего. Мне кажется, что масштаб перемен колоссальный. Путь, пройденный всем миром — Россией, Украиной, Европой, нами, каждым из нас — за этот год, это громадный путь. И невозможно представить себе в 24 февраля 22 года, что через год мы будем в этом нынешнем положении. Почему — потому что момент 24 февраля — это момент тотальной неизвестности и самых ужасных предположений, самых ужасных прогнозов, которые одновременно были перемешаны с самыми смелым и прекрасными надеждами. Это парадокс того момент, что, с одной стороны, все исходили из того, что громадная Россия набросилась на соседнюю страну, которая, конечно, не сможет сопротивляться, которой очень мало есть, что противопоставить ей. И так считал весь мир. И даже те разведки, которые, как теперь понятно, выступили очень квалифицировано и дали очень точные прогнозы и  указали очень точно на время начала вторжения и на  основные направления этого вторжения, — даже эти разведки в этом месте ошиблись. И консенсусом было то, что Украина не сможет сопротивляться. И подробно рассматривали варианты правительства в изгнании. Совершенно не случайно предлагали тогда президенту Зеленскому и его администрации эвакуироваться из Украины, управлять ею извне. И тогда он произнес свою знаменитую фразу: «Мне нужно оружие, а не такси». Он сказал это по-английски, поэтому это по-разному можно переводить. Но было общее представление, что это война неравная, что это война громадной военной силы второй, а, может быть, первой армии в мире — и региональной страны, которая ничего не может противопоставить.

Год спустя, мы  видим колоссальное изменение ситуации. Мы видим войну, в которой от этой второй армии мира ничего не осталось. Мы видм войну, в которой эта вторая армия мира оказалась главным фейком  этой войны. Если говорить о фейках, то очень много фейков, мы бесконечно обсуждаем какие-то фейки, но главный фейк — вот этот. Главное  — ложь, главное — преувеличение, главное — пропагандистская фигура, которая выявилась во время этой  войны — мощь этой армии. Ее не существует. Это устаревшая полуразваленная, не способная управлять сама собой, не способная пополнять саму себя, не способная снабжать саму себя, не понимающая своих задач, ни своей стратегии, ни тактики, слабая, вялая толпа людей, которых гонят на фронт, на смерть. Ей противостоит современная и высокоэффективная Украинская армия.

И вторая история, вторая неожиданность заключается в том, что вместе с этой украинской армией ей реально противостоит весь мир. Вот это, пожалуй, самое сложное место такого пропагандистского противостояния, столкновения пропагандистских идей и концепций — российской, с одной стороны, которая управляется и кремля и информационных идей Запада.

Россия построила всю свою пропаганду во время этой войны на том в значительной степени, что мы не воюем с украинской, мы воюем с НАТО, с Западом, со всем миром, а весь мир управляет, дергает за ниточки, использует в качестве прокси силы, промежуточной силы, посреднической силы использует Украину для  того, чтобы воевать с Россией.

Здесь переставлены смысловые акценты, но по существу это правда — вот что удивительно. По существу так и есть, и к исходу этого года мир стал понимать, что нападение России на Украину — это нападение России на Европу и это нападение России на человеческую цивилизацию, на цивилизованный мир. И по существу, единственное, что отделяет Европу, цивилизованный мир от этой угрозы,  от этого агрессора, — это Украина, которая оказалась фронтиром, границей, щитом, который удерживает эту страшную силу, которая рвется уничтожить мир, человеческую цивилизацию, уничтожить порядок, принятый на земле, уничтожить устои современного мира, заменив их варварством, правом силы, агрессией. Так что в результате усилиями России так и вышло. Вот, что называется, наколдовали, на что боролись, на то и напоролись. Да, действительно, это так и оказалось, что теперь весь мир относится к Украине как к защите, как к передовому отряду, как к чему-то, что защищает от России. И это радикально изменило отношение мира к Украине, к поддержке украинской армии, украинской экономике, к помощи украинскому народу и к противостоянию российской  агрессии.

Это не так начиналось. Мы  помним, как начиналось — со всеобщей уверенности, что ни в коем случае нельзя вмешиваться в форме поддержки Украины — вот что важно, что было ужасно. Мы им касок и бронежилетов дадим. Ну, так и быть, мы дадим им этих «Джавелинов», поскольку «Джавелины» — это сугубо оборонительное оружие. Если на вас едет танк, он уже к вам приехал, вы никого не атакуете. Он приехал к вам, он наступает на вас. Вот вы можете  с помощью этой системы противотанкового оружия можете попробовать защититься и только защититься. Ничего атаковать при помощи «Джавелинов» невозможно. Нельзя идти ни на приступ чего с «Джавелинами» наперевес. Поэтому о них первых зашел разговор.

И это был второй перелом. Первый — это представление о том, что российская армия никуда не годится,  а украинская армия современная, поддержанная энтузиазмом, героизмом, одухотворенностью своего народа, который, действительно, воспринимал свою Украинскую армию как народную армию. И огромное количество людей бросились тогда в территориальную оборону, то есть фактически в ополчение. Не протолкнуться было. как пишут и рассказывают люди, которые тогда смотрели на эти события, не протолкнуться было к мобилизационным пунктам и военкоматам в Украине.

А второй перелом — это отношение мира.

Третий — это то, что касается санкций. Они оказались беспрецедентными. Они были вычерпаны до дна. Сегодня проблема заключается в том, что когда заходит речь о новом пакете санкций,  который необходимо применить, становится понятно, что трудно придумать что-нибудь.

На самом деле важнейшим элементом санкций сегодня и вообще развития всей это санкционной системы  оказывается наблюдение за их исполнением, принуждение к соблюдению этих санкций, наказание тех, кто готов наживаться на системах обхода этих санкций. И вот тут это тоже было большой неожиданностью. Не с этого начинался этот год, не так это выглядело в феврале 22-го года. И не было на это более-менее никаких надежд.

Прежде всего, не так все эти три вещи выглядели для Путина и его ближайшего окружения. Мы много раз говорили в течение всего этого года, что Путин ошибся во всем. Он ошибся в оценке своей армии, в оценке чужой армии, в оценке отношения украинцев к этой войне и к России. Он был уверен, что Украина примет с распростертыми объятиями захватчиков. Он ошибся в отношении мира, который, как он считал, не готов будет вмешаться в военном смысле, поставляя оружие и непосредственно военную поддержку. Он ошибся в том, что касается мира и экономических санкций. Что мир решится на конфискацию российских элементов золотовалютного резерва, на реальное прекращение закупок важнейших экспортных товаров и России, прежде всего, мир решится на то, чтобы уйти от энергетической зависимости — газовой и нефтяной. В этом Путин ошибся.

Вопрос не просто в том, что он плохо соображает, плохо понимает, плохо оценивает, делает неправильные выводы, поэтому ошибается. Это всё,  несомненно, так. Но важно другое, что эти ошибочные решения, которые он принимал, были построены, как теперь совершенно понятно, на глубоко ошибочно, ложной картине мира, на ложной информации, на системе искажений информации, которую он сам построил. И это ответ на вопрос, а является ли это смягчающим его вину обстоятельством? Ну, он не знал. Ну, он был не в курсе. Вот его обманули, ввели в заблуждение и всякое такое. Послушайте, это только его вина и больше ничья.

Собственно, работа главы государства, работа президента и Главнокомандующего заключается в том, чтобы наладить поставку ему информации, которая создаст у него адекватное представление об окружающем мире. Он этого не сделал — это его вина и его преступление. Потому что эти ошибки обернулись сотнями тысяч погубленных людей. Цена этой ошибки — это люди, которых убили на этой войне.

Это война, которая была начата по ошибке, то есть в результате неадекватного, не соответствующего реальности представления об окружающем мире. Эта война и утащила за собой всех этих людей и сломала еще миллионы, десятки миллионов жизней по обе стороны фронта и в Украине  и в России, и не только в Украине , а в Европе тоже, потому что потоки беженцев, которые двинулись в Европу и из Украины, и из России, значительно в мире осложнили жизнь людей там, в Европе, в значительной мере изменили эту жизнь,  создали огромное количество всяких сложностей, всяких проблем и так далее.

Так ошибка превращается в преступление. Есть такая расхожая фраза, что это хуже, чем преступление — это ошибка. Нет, я с этим совершенно не согласен. Не каждая ошибка влечет за собой преступление, а эта повлекла. Это ошибка такого размера, такого формата, такой глубины, что она обернулась колоссальным преступлением против человечества и человечности. Так к бы я назвал произошедшее.

Что важно понимать в итоге этого года? Здесь я хочу вернуться к самому началу и к тому, что я сказал, что,  с одной стороны, начало этой войны было днями неизвестности, днями очень тяжелого представления о том, что нам предстоит. А, с другой стороны, днями больших надежд и больших заблуждений по этой части. Потому что живо ощущение, что это не может долго продолжаться, ну вот сейчас это рассыплется, вот сейчас мы увидим, как кончается этот режим.

 И даже была такая иллюзия — например, у меня, я ловил себя на этой мысли достаточно часто год тому назад, — что мы жили с ощущением, что Путин и все, что с ним связано, это бесконечно надолго, это будет тянуться и тянутся, и совершенно непонятно, когда и как это кончится и вообще кончится ли когда-нибудь. И за Путиным придет какой-нибудь другой Путин и снова и снова и опять… А тут вдруг началась война, и у нас возникло ощущение, что да, это ужасно, но сейчас оно кончится, сейчас это развалится, сейчас все это сметет с лица земли, потому что это безумие просто не может продолжаться долго. Это до такой степени противоречит человеческой природе, вообще смыслу всего, что происходит в мире, что человечество должно избавиться от этого в ближайшие дни.

К исходу этого года мы видим совершенно другую картину и совершенно другую ситуацию. И я говорил об этом несколько дней тому назад, когда обсуждал последнее большое послание российского диктатора Федеральному собранию и чувствовал я себя странно в этот момент. Вообще я много лет избегал анализов этих колоссальных гипертрофированных путинских речей, того, что он говорит на громадных  безразмерных, многочасовых конференциях, прямых линиях с народом, посланиях Федеральному  собранию. Это всегда ужасно пустое, бессмысленное, унылое примитивное лицемерное вранье. Нечего там обсуждать. Я всегда исходил из этого: нечего там обсуждать, нечего говорить. Мы оттуда не извлечем ничего содержательного.

В этот раз я вынужден был изменить свою позицию, потому что, мне кажется, что там была сказана чрезвычайно важная вещь, даже не просто произнесена важная фраза, а вообще вся логика, вся философия, если хотите, хотя странно такое важное и умное слово прикладывать к такому нелепому з заявлению по такому отвратительному поводу, но да, вся философия этой речи была построена на том, что война теперь — это не событие, это не эпизод, это не момент нашей жизни, это даже не какой-то период нашей жизни — это и есть жизнь, это и есть образ этой жизни, это есть форма этой жизни.

Момент, действительно, очень трудный, очень тяжелый. Трудный был очень год. Так вот главный смысл того, что мы услышали несколько дней назад в этом выступлении, которое бесконечно долго готовилось, откладывалось, не произошло вовремя, перенеслось через новый год, — главный смысл заключается ровно в этом: война стала формой жизни российского государства, и российское государство навязывает российскому народу, населению России эту форму жизни.

 В форме войны теперь должны происходить по их замыслу,  важнейшие процессы в жизни государства, общества и конкретного человека. война — это двигатель экономики. Видите, на войне всё расцветает. У нас рубль укрепился, инфляция  прекратилась, а безработица свелась просто к каким-то историческим минимумам. Война становится формой социальных программ, социальной политики государства. Мы построим на тех, кто участвует в войне, помогает войне, стратегию и тактику поддержки людей. Мы поддерживаем тех, кто, так или иначе, имеет отношение к военным действиям, к их подготовке и так далее. Это будет критерием социальной политики. Это будет способом социального прогресса и продвижения. Мы будем именно отсюда, из войны, из того сообщества людей, которые так или иначе, ввязаны в эту машину человеческого убийства, мы из этого будем вынимать наших политиков, наших депу4татов, чиновников, партийных активистов, тех, кого мы будем продвигать, кому доверять, кому мы  будем поручать важнейшие государственные послы. Мы будем извлекать это все из войны. Мы будем извлекать из войны всю нашу жизнь. Все наше будущее будет проистекать из войны — вот, что сказал Путин по существу.

И именно под этим углом можно увидеть истинный смысл того, что он говорил по любому поводу — о социальной жизни, экономической жизни, о будущей политике, о взаимоотношении России с окружающим миром. Все делается при помощи войны и в форме войны. Это означает, что они собираются воевать столько, сколько останутся во главе страны. Они не представляют себе никакого послевоенного будущего ни в какой форме.

И это очень важный аргумент для тех, кто обсуждает сегодня, как вообще разговаривать с путинским режимом, каковы его планы, на что он рассчитывает, чем он собирается заниматься дальше. И вот именно этот документ парадоксальным образом оказывается важнейшим в разговоре с теми, кто по-прежнему — а таких остается все меньше, и они все менее влиятельны в мире и они оказывают все меньшее воздействие на принятие решений в мире, — но по-прежнему есть такие люди. Я сегодня видел таких людей своими глазами, я видел их в центре Берлина, там был и такой митинг — митинг людей, которые говорили: «Это не наша война. Мы не должны в этом участвовать, мы должны отвязаться от этого, отступить от этого, мы должны принудить их к переговорам, мы должны посадить их за стол переговоров, пусть они прекратят войну. Пусть Путин получил все, что он хочет получить. Такой митинг я видел тоже. Такие люди есть на свете их по-прежнему немало. Но, к счастью, они играют все меньшую роль, их слушают все меньше и меньше. И сегодня еще не раз, разговаривая на разные темы, убедимся в этом.

Отвечая на этот вопрос «Что дальше?», важно обратить внимание именно на это. Эти люди, которые вокруг Путина и вместе с Путиным и под управлением Путина собираются вести Россию и российскую жизнь дальше, они не представляют своей жизни без войны и ничего не представляют себе после войны. Это значит, что если позволить им передохнуть сейчас, то они начнут снова. У них нет никакого не военного сценария развития жизни, у них нет за душой больше ничего. Они больше ничего не умеют, я бы сказал. Они не умеют больше ничего, кроме войны.

Это удивительно, потому что мы видим, что с войной у них тоже плохо. Они и воевать не могут тоже. Воевать они не умеют тоже. Но никаких других идей и у них нету. Никакого другого образа этого будущего у них нет.

И тут смешивается много разных обстоятельств. Во-первых, страх — самая простая вещь. Основой этой новой пирамиды Маслоу, в которой они живут, в этой пирамиды потребностей просто страх: а что будет, когда война кончится? Нас же уничтожат. Нас будут судить. Нас заставят отвечать.

Мирное время — это время, когда люди вглядываются в произошедшее, в ту войну, которая только что закончилась и пытаются разобраться, а что это было, кто был в этом виноват, кто кого убил и зачем. Они не могут этого допустить.

Второе: «А на что мы будем жить дальше?» Ведь система и кормления абсолютно рухнула за этот год. Это тоже мы можем видеть своими глазами. Штука  не только в том, что у Соловьева отняли дом на озере Комо, про что все любят разговаривать  и что всех так веселит, эта история про дом Соловьева, в котором он никогда больше в жизни не окажется. Дело же не только в этом. А дело в том, что вся система изъятия олигархической прибыли, этот тоталитарной, диктаторской прибыли, этого налога на диктатора, налога на фараона, которая была построена на протяжении 20 с лишним лет путинского правления, вся эта система рухнула. Рухнул энергетический рынок, и зависимость мира от поставок российского газа и российской нефти. Мы чуть-чуть позже поговорим о некоторых подробностях. Там все не так просто по этой части. Но стратегически ситуация изменилась безвозвратно. Стратегически рынок выбросил Россию и тех, кто в России пользовался доходами от этого рынка, рынок мировой выбросил их из себя, продемонстрировал готовность и способность обходиться без России и без этих людей. Они прекрасно понимают, что они туда не вернутся.

То же самое, в действительности, — мы просто меньше об этом говорим, но это выглядит таким же образом — относится к оружейному рынку. Россия была колоссальным всемирным поставщиком оружия и поставляла свое оружие вовсе не только каким-то кошмарным, диким диктаторским режимам, каким-то странным банановым республикам, африканским царькам и племенным вождям. Нет, вовсе не только. Российское оружие широко расходилось по миру. Больше этого не будет, потому что все прекрасно понимают, что невозможно делать ставку в снабжении свое собственной армии на оружии, которое производится в стране, которая терпит поражение и которой самой этого вооружения не хватает. Это значит, что завтра, через пять минут она окажется ненадежным партнером, она не сможет выполнить свои обязательства. Она не сможет пополнять это оружие, чинить, снабжать его запчастями и так далее. И вы увидите — это нам предстоит, — как мир бросится вон от российского оружейного рынка и от российских оружейных поставок. Это была вторая важнейшая статья экономического дохода России после нефти  и газа.

Это можно сказать и о многом чего еще, но это главное, что стратегически место этих людей… то есть это место России, но эти люди считали это место своим, они отождествляли себя с Россией. «Наше место, — говорили они, — на рынке вот это». Так вот его больше нет. И сегодня выясняется, что им нечем прокормить себя, кроме теперь уже новых, собственно, военных доходов, собственно, паразитировании на войне, на нескончаемых расходов на оборону, прямых расходов или косвенных, того, что касается пропаганды, например, что касается бесконечного разогрева населения, что касается обучения населения этому военному, милитаризованному взгляду на жизнь в школах, в вузах, где угодно. От этого тоже происходит доход, это тоже часть этой военной экономики.

Это тоже надо понимать, что военная экономика — это не только производство стволов и боеприпасов. Военная экономика — это когда вся страна работает на войну, во всех отраслях, включая нематериальные — то, что касается, спорта, образования, науки, что не производит, казалось бы, никаких железок, но это тоже как бы военная промышленность. И с этого, например, они будут снимать свою десятину, люди, которые управляют Россией. Они утратили то, на чем они жили прежде, теперь им нужно найти новое поле, с которого они будут собирать свой урожай. Они нашли его в войне. Они не понимают, что они будут делать, когда его потеряют. Это тоже важнейший переход. Это тоже сложно. Я понимаю, что это звучит несколько путано, философски и так далее, но тем не менее, это ведь так. Люди, которые управляют Россией, задумываются о том, прежде всего, с чего они будут снимать свой урожай, тот самый, который они предполагали вывезти и тратить там. Ведь это же была и общая философия, что они зарабатывают в России, а живут за ее пределами. Поэтому все наши изумления по поводу этих колоссальных разоблачений: А вот заместитель министра обороны, жена которого раз в месяц ездил на Пляс-Вондом в центре Парижа для того, чтобы там покупать в любимом ювелирном магазине свои драгоценности. Ой, как это неожиданно, как это удивительно, что они ведут такой образ жизни.

А еще они строят свою недвижимость там, они учат своих детей там, они лечат там своих родителей, они хранят там свои деньги, вкладывают в ту экономику — они там живут. Здесь зарабатывают, а там живут. Вот вся эта схема развалилась, и она должна быть заменена чем-то другим.

Что они нам предлагают? Войну. Что они предлагают другим? Тоже войну. Вспомним здесь громадную нелепую, какую-то распухшую главу из выступления Путина, посвященную олигархам, которые вывезли свои деньги, поэтому их никто не жалеет, у них все арестовали, конфисковали, они сидят на своих запертых виллах и так далее.

Вот это тоже итог этого года — то, что Путин вынужден к этим олигархам, к этим богатым, состоятельным людям обращаться со словами: «Послушайте, вам негде теперь зарабатывать, кроме тех мест, которые я вам дам. А я вам дам войну и военную экономику. Я позволю вам восстановить или хотя бы попытаться заработать заново, компенсировать то, что у вас отобрали на Западе. как я дам вам это заработать? С помощью войны. Воюйте вместе со мной».

Когда он говорит им: «Инвестируйте в Россию, продвигайте в России, создавайте новые проекты в России, начинайте новые предприятия и новые компании в России»,  — что в точности он им предлагает? «Участвуйте в войне. Участвуйте каждый посильно в войне» — вот, что он предлагает». И это тоже итог этого года.

Поэтому итоги года гораздо более разнообразны, глубоки и глобальны, чем иногда нам кажется.

Кто-то скажет: «Ну, что произошло за этот год? За этот год Россия напала на Украину,  попыталась ее завоевать, но не завоевала. Все остановилось на этой линии фронта. Захватили некоторое количество  земель, потом вернули  часть земель — вот, собственно, такие итоги года». Нет, это только маленькая часть этих итогов, может быть, очень важная, может быть, самая заметная, может быть, исходная, от чего все отталкивается, но в целом итоги этого года заключаются в том, что Россия полностью переродилась внутри  себя — вот что важно. Что Россия превратилась в совершенно другую политическую  сущность, которая заключается в том, что страна намеренно была во главе со своим фараоном, со своим диктатором сделать такое экстраординарное усилие, рвануться на короткую дистанцию и что-то такое захватить, оторвать, откусить, утащить так, как это было в 14-м году, ко Государственная дума утащили Крым или в 8-м году рванулись и утащили Южную Осетию. Или в позднем 14-м году рванулись и утащили кусок Донецкой и кусок Луганской области. Заслали туда бандитов, наемников, заслали туда огромное количество каких-то нелепых пропагандистов, нагнали туда техники, навезли туда топлива и оторвали кусок.

Вот так это выглядело вначале. В результате эта страна полностью мобилизованная на войну и мобилизованная навсегда.

Наш слушатель по фамилию Сулинов просит, чтобы я прокомментировал инициативу Китая. Обязательно. Мы обязательно дойдем до этого чуть позже. Это важнейшая история. Я, собственно, туда и веду через некоторое время.

Так вот, как видим, за этот год произошли события, которые могли бы в другой ситуации произойти за многие десятилетия, когда вот таким радикальным образом меняется курс страны, меняется образ ее будущего. Точнее это будущее исчезает. Вот это следующий шаг моего размышления, к которому  я предлагаю вам присоединиться. Он заключается в том, что этот план, который предлагает Путин России, принципиально не способен реализоваться, получается, такая страна не может существовать в современном мире, она не может существовать в отрыве от существующего мира, в конфликте, во вражде с окружающим миром, потому что никакие процессы сегодня не могут развиваться изолированно. Можно сколько угодно протестовать против глобализации, сколько угодно выступать за самобытность в развитии разных стран и народов, но совершенно очевидно, что и экономическое развитие и индустриальное развитие, развитие науки и развитие технологии, развитие систем хранения и обращения информации — то, что сегодня является важнейшим элементом жизни любой экономики, любой страны, все это предполагает связность мира. В разных формах. В каких-то ситуациях образуются сложные образования типа Евросоюза.

И вот на наших глазах произошел за этот самый год, кстати говоря, эксперимент с Великобританией, которая сегодня тихонько возвращается, как говорят нам наши самые разные аналитики и как доносят нам люди, которые хорошо понимают, что происходит внутри британской политики, к идее отмены этого самого брекзита и возвращения в Евросоюз. Эксперимент был поставлен, он  был поставлен по требованию большой части британского населения. Эксперимент показал ошибочность этого решения. Не может Великобритания существовать отдельно от всей остальной Европы. То есть может, но существование  ее существенно проигрывает в качестве жизни этой страны.

Так что представление о том, что в мире, который живет некими едиными законами развития, некими едиными представлениями о прогрессе и о продвижении вперед  можно создать даже на такой огромной территории выключенную из мира страну, которая живет по совершенно другим принципам, другой философии жизни, а именно военной философии, — это представление глубоко ошибочное. Это представление обреченных людей, которые вынуждены поступать так, потому что не могут придумать ничего другого, они не могут придумать, на что и как им жить и дальше. Это второе.

А первое, как мы говорили  — они не могут придумать, как им избежать наказания. Что касается наказания, я вижу те вопросы, которые мне задают здесь в чате: «А кто судить-то будет? А кто будет наказывать? Такого же никогда раньше не было?»  Вот это важная очень вещь, это важный  слом, который каждому из нас предстоит пережить, который, если хотите, нам предстоит преодолеть в себе — ощущение такого, что никогда раньше не было.

Но так и войны раньше такой не было. Мир вступил в эпоху беспрецедентности, в эпоху неизведанного и объяснять какие-то процессы, которые в нем происходят или будут происходить тем, что так раньше никогда не случалось; этого никто не предусмотрел; мы так не договаривались; для этого нет никакого готового средства. Ну, конечно, готового нет. Но выясняется, что в этих обстоятельствах оно должно появиться.

Да, об этом никто не договаривался. Предстоит договориться. Да нынешние международные механизмы для этого  не предусмотрены. Значит, нужно сменить эти механизмы или попытаться реформировать этих механизмы так, чтобы они могли соответствовать этой новой нужде — то, что политики, дипломаты называют вызовами.

«А чего там мало лайков?» — спрашивает один из моих слушателей. Но я не хочу тратить на это время на призывы эти. Ну, так поставьте эти лайки — пригодятся.

Так вот от этой логики придется избавляться, придется преодолевать в себе эту нерешительность, это недоверие к неизведанному, потому что да, предстоит принять решение, которое никогда не принимались, создать механизмы, которые никогда не работали.

 Мы уже сейчас видим, как постепенно вырастает из земли идея международного трибунала. Как постепенно о ней начинают говорит все более уверенно, все более спокойно и говорить таким  образом, что это этот новый трибунал не будет иметь тех ограничений, которые существовали для всех предыдущих попыток организовывать международное правосудие.

Да, для этого нового трибунала придется арестовывать действующих политиков, придется вести следствие против тех, кто еще не находится в руках правосудия. Это важный очень принцип, который был до сих пор, что трибунал может заниматься только тем человеком, который здесь сидит. А раз он здесь сидит, он уже все проиграл. Значит, уже все кончилось, значит, уже все позади, его уже победили, отстранили от власти, арестовали. В кандалах привезли. А до этого еще у-у, как далеко.

Не будет этого принципа. Я считаю, что путь, которые предстоит от нынешнего положения до нынешних идей о международном правосудии, международном трибунале, до начала практической работы международного трибунала, этот путь гораздо короче, чем путь от касок и бронежилетов до «Леопардов» и «Абмрамсов». Пройдет гораздо больший путь. Пройден  путь с отказом от энергетической зависимости от России колоссальный. И как пишет мне кто-то здесь и моих слушателей, что вот они взорвали газопровод, и на этом все кончилось. Ничего подобного. Вопрос абсолютно не в газопроводе, потому что газопровод всегда есть, на что  заменить. Есть много разных способов поставлять все в разные места. Дело не только в газопроводе и совсем не во взрыве этого газопровода. И мы так до сих пор и не знаем, кто взорвал этот газопровод. И вероятность того, что он был взорван, наоборот, российской стороной, чтобы поставить перед свершившимся фактом, перед ситуацией ультиматума, зависимости и ужаса западные общества (не только западных политиков), нужно было сделать сильных шаг, сильных жест, чтобы напугать население Европы: «Ой-ё!, что теперь будет! Зима. Мы останемся без газа. Скорей-скорей давайте договоримся!» Вот для чего нужен был взрыв на самом деле. И это всё объясняет.

Так вот этот путь, который пришлось пройти для того, чтобы отказаться от этой зависимости, гораздо длиннее, чем путь, который предстоит пройти для того, чтобы сформулировать юридические основы международного трибунала. Всего-навсего отвести для него помещение, назначить для него аппарат и начать формировать его законодательную базу. Это не далеко, это не сложно. Проделана как раз большая уже работа, чтобы помощь Украине  стала измеряться сотнями миллиардов долларов. Эти цифры, этого количества нулей невозможно было себе представить никогда прежде.

За этот год эта работа проделана. Нужно осознать масштаб произошедшего, масштаб этих перемен, огромный, непредсказуемый масштаб. Никто никогда не полагал, что за год можно таким  образом реформировать взаимоотношения в мире, чтобы Украина получала то, что она получает теперь, — то, что представляется нам недостаточным, слишком медленным и так далее. Сравните с тем, что было год тому назад, — чтобы  отношение к Украине  было такое, чтобы Украина воспринималась как защита цивилизованного мира от варварства агрессора. Год тому назад это невозможно было представить.

И тут я перехожу к сегодняшнему событию, к китайской программе, которая была выдвинута. Отношение к ней очень противоречивое. С одной стороны, опять это лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. А вот давайте мы будем уважать те принципы и те, давайте будем избегать гуманитарной катастрофы… Ну, давайте будем избегать. А еще давайте мы будем способствовать тому, чтобы поставки зерна из Украины и России не в коем случае ни нарушались. Ну, давайте. А как вы собираетесь это сделать? А еще давайте способствовать тому, чтобы принцип неделимости, безопасности  соблюдался и чтобы никто не стремился к тому, чтобы защитить свою безопасность в ущерб безопасности других. Давайте. А как это вы собираетесь делать?

Это все можно объявить глубоко демагогическими принципами, прекраснодушием, это можно объявить  лицемерием и сказать: Ну да, китайцы отболтали что-то такое в общей форме, что-то округлое и продолговатое, из чего нет никаких совершенно практических результатов. Если бы не самое начало, если бы не пункт первый, с которого начинаются все эти принципы. А начинаются они с заявления о защите суверенитета и территориальной целостности всех стран.

Очень хорошо. что всех стран. Но только у нас есть одна страна, суверенитет и территориальная целостность которой понесли ущерб во время этой войны. У России ничего не отнято. У России ничего не отторгнуто, у России ничего не занято, ничего не завоевано. И суверенитету России ничего не угрожает. И территориальная целостность как ни в чем ни бывало на своем месте.

А вот с Украиной это не так. И выясняется, что китайский план заключается в том, чтобы:

 Пункт первый: вернуть Украине  ее территории, все, включая Крым. А после этого… вот это все — переговоры, безопасность, зерно, уход от гуманитарной катастрофы, помощь тому…, защиту  сего…, уважение того. То есть территорию верните.

А что такое «территорию верните»? Войска уберите. А что такое «войска уберите»? Признайте поражение. Прекратите войну и признайте поражение. Вот, что написано в первом пункте это самой китайской программы. И, на мой взгляд, это большая неожиданность. Потому что там нет никаких оговорок. Это то, на что немедленно дернулся российский МИД, разумеется, по поручению Кремля, что они не учитывают реалии современности. Какие реалии современности? Реалии современности заключаются в  том, что вы захватили четыре области. Если вы продолжаете считать своими, притом, что вы не контролируете их целиком. Эти реалии современности? Вы хотите, чтобы это было признано российским. А потом обсуждать, а потом переговоры? Не будет. Вот это важнейшая вещь. Даже Китай, даже страна, которая всё это время, на протяжении всего этого года наблюдала эту историю со стороны, — даже эта страна начинает разговор с того главного и того единственного, что составляет сегодня ключ и путь к миру, который заключается в победе Украины в этой войне. Территориальная целостность и непреложность суверенитета. Чьего? Украинского. Потому что российский суверенитет и российская территориальная целостность не находятся под угрозой.

Поэтому это абсолютно односторонняя мера. И тот, кто требует сегодня территориальной целостности всех стран, прекрасно понимает, что он говорит  на самом деле об Украине. И это касается китайского заявления ровно в той же форме, которой это касалось заявления Алексея Навального, которое начинается с этого же. Которое начинается с территориальной целостности Украины. Я не знаю, он подсмотрел что-то в китайском МИДе, или китайцы ему умудрились просунуть в замочную скважину в его карцере текст своих принципов. Так, что ли? Да нет, не так. А просто это стало самоочевидным, это столько стало абсолютно непреложным решением, это стало позицией всего мира сегодня.

7 стран проголосовали против заявления ООН, которое требует от России, по существу, вернуть украинские земли, прекратить агрессию. 7 стран. Посмотрите на список этих стран. Есть некоторое количество — 40 с лишним стран, которые воздержались, и мир с замиранием сердца следит за тем, как список этих воздерживающихся стран постепенно сокращается. Вот уже там нет Израиля, например.

Это важнейший процесс, который происходит на наших глазах, это становится единственно допустимой позицией. Это становится мировым консенсусом. Это становится исходной точкой, платформой для всего дальнейшего. И китайское заявление это доказала.

У этого есть свои специальные китайские причины, разумеется. Мы, конечно, обязательно будем про это говорить еще долго, что когда Китай пишет это, он имеет в виду еще и свои проблемы или прекрасно понимает, что стоит ему выступить на стороне агрессора и признать, что так бывает, что можно силой, войной отрывать куски от соседней страны, — так он останется без Тайваня немедленно. Китай это не устраивает. Тайвань его интересует.

И политический класс китайский все время, конечно, косится туда, в эту сторону. Ну, хорошо. О’кей, в результате мы приходим к ситуации, в которой эта на сегодня ключевая держава, которая сегодня служит балансом, противовесом в противостоянии России и всего остального мира — собственно, все смотрят на Китай, на какую из двух чашек этих весов он уляжется — оказывается там. И выясняется, что к исходу этого года это тоже итогу этого года позиция возврата украинской территории, а значит, выхода России с этих территорий, а значит прекращение этой войны поражением России — это стало всеобщей идеей, и это стало единственно возможным подходом к этой ситуации.

Тут начинается следующая история. О’кей, вести переговоры с Россией нельзя до тех пор, пока она не вышла из этой чужой земли, до тех пор, пока она продолжает удерживать захваченные ею части украинской территории. Нельзя вести переговоры с Россией, потому что это обернется Кремлю передышкой. Россия снова восстановит свою сильно потрепанную армию и бросится опять. Поэтому этого делать нельзя. Это постепенно все начинают понимать.

И сегодня все самые последние в этом строю итальянские дипломаты — помните, они выступали в начале года с какими-то планами… Я не помню, как его — Драги звали — министра иностранных дел Италии, который выдвигал мирный план с переговорами. Макрон, который бесконечно кому-то звонил, все время пытался о чем-то договориться. Всё. Все они на самом деле уже в одном строю. Нет, нельзя Путину давать возможность передохнуть, потому что это не конец войне, а это перенос войны, будет продолжение дальше, когда он восстановится.

Но тут возникает другой вопрос. Ну, хорошо, а если на этом этапе никакого удержания захваченных земель не произойдет? Если Россия окажется удалена с тех земель, которые она сохранила, но, тем не менее, это не обернется для нее ни сменой режима, ни признанием этого режима преступным, ни начала трибунала, ни выплатой репараций, — не означает ли это, что вот тут следует ждать нового оборота, новой военной агрессии. Тоже опаять Россия восстановится, будет пауза, а потом Россия бросится брать реванш.

Разумное соображение. Это означает, что сегодня вопросы о трибунале, об ответственности преступников и об ответственности России за рарушенное в Украине , то есть необходимость того, чтобы Россия заплатила за то, что она уничтожила в Украине, оказывается, в одном пакете, в неразрывной связи уже с этой победившей, уже устоявшейся, уже завоевавшей свое право на единственное существование, идеи освобождения украинских территорий.

Это следующий шаг, который предстоит сделать. Это следующее осознание, с которым предстоит сжиться. Это следующая идея, с которой предстоит смириться. Если вы все согласились с тем, что Россия должна выйти из этих территорий и должна признать свое поражение, этой агрессии — вот мы попытались осуществить агрессии, оторвать куски, у нас ничего не вышло;  Россия уже признала, что ничего не получилось с денацификацией, денационализацией, демилитаризацией, со сменной режима — это то, что провозглашалось вначале в качестве идеи. Все, этого больше нет. Об этом больше никто не заикается. Никому больше за исключением заявлений Марии Захаровой от имени МИДа не приходит в голову употреблять эти формулировки.

Речь идет о том, что предстоит каким-то образом существовать с этой Украиной. Не будет другой. Не будет Украины с Медведчуком во главе. Не будет Украины с Януковичем во главе. Не будет Украины, которая забыла свой украинский язык, свою украинскую историю, отказалась от своих территорий. Никакой другой Украины не будет эта. С этим они смирились. Это уже даже в повисших щеках Лаврова… как-то закрепилась эта мысль. Уже он во рту ее держит, выплюнуть уже не может.

Если вы смирились с этим, то вам предстоит смириться и со следующим — что поражение в этой войне автоматически означает и трибунал, и ответственность преступников, и репарации, которые являются единственной гарантией неповторения этой агрессии. Расплата России за разрушенное в Украине  нужна не только потому, что кто-то должен восстановить Украину. Я думаю, что весь мир будет восстанавливать Украину. Ровно так же, как весь мир сегодня помогает Украине, ровно так же весь мир ее будет восстанавливать завтра.

Вопрос не только в этом, а дело в том, что участие в этом, расплата России за разрушенное является еще и гарантией не продолжения ею войны. Не должно быть денег на войну, которые остались у России для того, чтобы вести эту войну после того, как она расплатилась со всем, за что она должна расплатиться в Украине. Это форма предотвращения этой опасности, это форма гарантии, форма обеспечения безопасности. Изъять из России эти средства для того, чтобы она на них не попыталась начать войну снова.

Таким  образом, эти вещи выстраиваются в некоторую неразрывную линию, цепочку. Оказывается, что одно без другого не работает. Оказывается, что  бессмысленно прекращать эту войну, ее останавливать, если не идти дальше, если не устроить дальше заход на трибунал, заход на репарации. Это одна общая система, часть одного общего решения.

Так что вот итог этого года. Вот путь, который пройден. Если вы думаете, что в этом году главным событием было то, что выяснилось, что Россия может воевать только при помощи уголовников, что единственные люди, которые реально согласны выполнять агрессивные приказы этого диктатора, это уголовники, которых вербуют в тюрьме, и это люди, которых насильно гонят как мясо на фронт, не подготовив, не вооружив, не одев, ни накормив, не обогрев, а просто отправив их в качестве кусков мяса — нет, не это главное событие нынешнего года. Это иллюстрация к этому событию. Это некоторая красивая картинка, которая позволяет нам оценить глубину падения, понять, в каких ужасных формах это происходить.

Суть в другом. Смысл в другом, пусть пройденный в другом. Суть в том, что от идеи, что одна из двух крупнейших армий мира напала на маленькую слабую страну, и нужно эту страну как-нибудь не дать, по возможности, сожрать до конца, превратилась в идею того, что это страна-агрессор должна быть изолирована, отброшена, у нее должны быть отобраны ее несправедливые завоевания. И отбор этих несправедливых завоеваний должен быть увязан с проблемой наказания виновных и с проблемой расплаты за совершенные разрушения. Вот начало и конец этого процесса, который уместился в год.

Поехали теперь дальше. Теперь следующий год этой  войны. И я думаю, что в тот момент люди, окружающие российского диктатора, люди, которые задумываются о своем будущем в России, увидят, то, что произошло, — вот тогда в их головах, может быть, появится некоторого подозрение относительно того, что их ждет в течение следующего года этой войны.

Если за первый год удалось дойти от этой точки А до этой точки Б, то что же дальше? С какой скоростью это будет развиваться?

Вот мы говорим про танки, вот мы говорим про самолеты, про дальнобойные орудийные и ракетные системы, вот мы говорим про передачу разведывательных данных — это все детали, элементы, это реквизит этого спектакля, очень мощный, очень впечатляющий. Как-то очень трудно бывает от этого отвлечься и посмотреть на что-то более общее, более удаленное. А смотреть надо. И выясняется, что там вещи серьезные.

Я обещал поговорить все-таки подробнее о нефтяных и газовых делах. Действительно, есть два противоположных обстоятельства. Одно заключается в том, что в целом зависимость мира от  российской энергетики, российского газа, российской нефти, российских нефтепродуктов преодолены. Всё, с этим покончено.

Но это не всё. Есть второе, казалось бы противоположное обстоятельство. Оно заключается в том, что люди, которые в России занимаются торговлей именно с российской стороны этими самыми энергоносителями, они не только адаптировались к этой ситуации, но и сумели извлечь из этого некоторую дополнительную выгоду.

Вот сегодня нам становится постепенно все более ясно стараниями нескольких хороших аналитиков — в частности, я вам очень советую читать то, что пишет Сергей Вакуленко, человек, который очень тонко чувствует то, что происходит с нефтегазовым рынком и раскрывает внутренние механизмы этого — и механизм заключается в том, что удалось людям, которые торгуют этим, наладить систему, в которой они продают эту нефть новым покупателям, главным образом отчасти еще и Китаю, поставки в который сильно увеличились. И им удалось разделить цену продажи на две части — на явную и скрытую. Есть явная часть — стоимость самой нефти, которая соответствует новым нормам и ограничениям, а есть еще скрытая часть, которая формально является стоимость перевозки и страховки, но которая, по существу, тоже является той же самой нефтью, потому что покупатель платит за это, покрывает расходы на транспортировку и страховку и таким  образом, платит больше в целом платит больше за единицу этой нефти. И вот эта  скрытая часть, она, по всей видимости, уходит мимо российского бюджета в частные карманы торговцев или, может быть, в какой-то внебюджетный бассейн, которым распоряжается тот же самый режим, тот же самый Путин. Он любит это. Не зря не он на своем последнем заявлении говорил о создании опять какого-то фонда внебюджетного. А что это такое? Это значит, что это произвольно расходуемые деньги. Они добываются из каких-то олигархов, их каким-то способом из них вытряхивают, складывают в этот резервуар и потом непонятно, по каким законам, под чьим контролем диктатор эти деньги расходует так, как он хочет.

Так вот, казалось бы, эти люди нашли способ на этом еще и заработать. Часть этих денег они уводят в стороны и так далее. Но вот что важно. Это история их личного обогащения. Это не восстанавливает зависимости мира от российской нефти и кого газа. Это ушло уже безвозвратно и окончательно.

А от того, что Индия будет покупать эту нефть, мир не будет зависеть от этого, это не создает политического инструмента. Путин не будет управлять Индией и давить на Индию и  шантажировать Индию так, как он давил и управлял и шантажировал Европу. Это не даст ему тех политических инструментов, их уже нет совсем и они не вернутся — вот это важно.

Деньги удается заработать, а влияние уходит безвозвратно. Деньги еще удается подворовать, напоследок удается что-нибудь попытаться успеть заработать, а стратегически влияние утрачено, инструмент утрачен, канал больше не существует.

Вот важная очень вещь, которую надо понимать, когда вы обсуждаете ситуацию с нефтяным и газовыми делами. И когда говорят: «Да ладно ничего такого не произошло. Вон раньше продавали этим, теперь продаем тем — какая разница?» Произошло. Две вещи. Во-первых, существенную часть денег уводят в сторону, а во-вторых, и это гораздо более важное, не создает новое влияние. Это не создает нового авторитета, нового инструмента давления, и это нельзя использовать для решения других политических задач, получается, это не создает зависимости. Ни Китай, не Индия не становятся зависимы от России так, как Европа была от нее зависима.

Давайте я посмотрю, что пишет мне мой друг Кирилл.

«Почему не применили «Томагавк» с ТЯЗ?» — спрашивает некто Спирит. ТЯЗ — это что, тактическое ядерное оружие? «И фюрер и… были вместе. Больше такого шанса может не быть». Да никогда они не были вместе на самом деле. Я говорил уже про это. До сих пор эти силы не были применены главным образом по двум причинам.

Первая заключается в том, что никто не уверен, что это работает. Обратите внимание на историю с испытаниями этой легендарной  ракеты «Сармат», которые в очередной раз сорвались ровно перед выступлением Путина с этим обращением к Федеральному собранию. Очень ему нужна была красивая, демонстративная рекламная акция: «Вот мы только что испытали новейшую ракету, вот она такая отличная». Ничего не вышло. И по-прежнему с 18-го года успешным было одно испытание этой ракеты, один раз удалось ее запустить, что она, кажется, куда-то полетела. Никакой ракеты «Сармат» на самом деле у России нет.

Тем не менее, после этого — не кажется, что еще более жалкая позиция, еще более жалкое решение, — когда, несмотря на этот провал, диктатор продолжает говорить: «Мы ставим на вооружение новую ракету». Нет, вы не ставите на вооружение новую ракету, у вас нет этой ракеты. Вы не смогли ее сделать. Вы можете только разговаривать про нее и снимать про нее мультики. А в действительности  ее у вас нет.

Ровно это же происходит. Хрен его знает, оно работает или нет. Хрен его знает, если нажать на кнопку, то оно выстрелит или нет. Представляете, что будет, если оно не выстрелит? Ведь об этом будет немедленно известно. И, во-вторых, это тогда конец ядерного шантажа, потому что когда угроза не просто существовала, она была исполнена, она была исполнена неудачно, безуспешно — вот тогда от нее точно ничего не остается.

Поскольку уже выяснилось, что армия, на которую он рассчитывал, не работает, что украинская любовь и готовность принимать с распростертыми объятиями, с хлебом, солью, горилкой и салом не работает; трусость Европы, которая ни за что не будет никуда вмешиваться и ни за что никому не поможет, не работает; мировая готовность махнуть рукой на Россию и на ее захватнические планы и не обращать внимание на агрессию, аннексии, захваты чужой территории и так далее, не работает; страх перед тем, что Россия договориться сейчас с Китаем, и он вдвоем тут разнесут все вдребезги пополам, не работает. Ничего не работает из того, на что он рассчитывал  раньше… Да, народный патриотизм еще не работает. Еще не работает то, на что рассчитывали, что сейчас все единым фронтом набросятся на эту мобилизацию, сейчас все пойдут… уголовников в тюрьмах пришлось собирать, и они кончились, эти уголовники. Собрали всех, кого можно было, отправили на фронт. Там перебили. Новых нет. Вот и всё. Это тоже не работает.

Так вот точно так же велика вероятность, что не работает и вся ядерная история. И это основной, на мой взгляд, элемент.

А второй аргумент против этого — это понимание, что могут ответить. Вот так же ровно, как была абсолютная уверенность, что никто не станет никому помогать — Украине  не помогут, Европе США не помогут, от газа не откажутся. Точно так же существовала уверенность. Ну, и на ядерный удар, конечно, не ответят, побояться. Особенно на тактический небольшой ядерный удар. Вот сейчас этой уверенности нет.

Я думаю, что количество обломов, количество ошибок, которые за это время произошли, привели к тому, что возникло ощущение, что могут и ответить. А в этой ситуации опять нет никакой уверенности, что работает система убежищ, что, действительно, можно где-то спрятаться, что, действительно, можно куда-то скрыться, что, действительно, можно куда-то увезти детей, семьи и все остальное, на что они рассчитывали. А сейчас ничего этого нет.

Я думаю, что еще и сигналы поступают, что существуют еще и внутренние контакты между разведками. И я думаю, что западная разведка вполне способна подавать эти сигналы, что не убежите — мы знаем, где  бункеры, мы знаем, где резервные базы. Не знаю, где они там — в Африке, в южной Америке? Знаем, где. Понимаем,  куда вы собираетесь бежать.

Автор вопроса про «Томагавки» поправляют меня, по-моему, имел в виду, что во время послания можно было бы накрыть всю верхушку России. А это противоположная сторона дела. Да нет, никто не хочет с той стороны начинать первым. Там-то люди разумные. Это здесь безумные. Никому не охота брать на себя грех военного преступления. Накрыть посредине большого густонаселенного города — это уничтожить миллионы людей. кто будет это делать? Кто на этой пойдет первым по собственной инициативе? Никто.

Люди вообще разумные за редкими исключениями. И вопрос, который вы задаете, если это такой вопрос, то это вопрос о том, что люди не повели себя как безумцы? Ну, потому что людям это несвойственно. Почему люди не повели себя как подлые свиньи? Ну, потому что людям это несвойственно. Потому что люди ориентированы на то, чтобы вести себя ответственно и милосердно. И странно их упрекать в том, что они нарушают эти свои обыкновения.

«Как такой недалекий и примитивный человек смог создать такую систему, что умнейшие умы человечества не могут ее разрушить?» Во-первых, умнейше умы человечества ее уже разрушили. Давайте все-таки подведем с вами этот маленький итог. То, что произошло с Россией, это ее конец. Система Путина разрушена, погублена. Она не имеет будущего. Она переживает свои последние в историческом смысле мгновения. Другое дело, что в масштабах нашей жизни эти мгновения могут растянуться достаточно далеко. Но в общем, с этой имперской Россией закончено.

И сказка про то, что тоталитаризм может быть эффективен, что может пригодиться для решения сложных проблем, что, в конце концов, в некоторых случаях это даже более удачно, более удобно, чем вот эти все ваши демократические запрокидоны, — нет, эта сказка закончена. Нет, это не удобнее, это не эффективнее. Нет, это неизбежно, без исключений заканчивается катастрофой. Вот в России это закончилось  катастрофой. Путин считает, что Россия будет жить в состоянии войны, что способом жизни России будет война, а весь мир видит, что Россия будет в оставшееся ей время жить в состоянии катастрофы. Способом ее жизни будет катастрофа, разрушение, постепенный демонтаж самой себя.

Так что умнейшие умы человечества разрушили ее, правда, с очень большим участием, по существу, инициативе самого строителя этой системы.

Что касается того, как такой примитивный человек мог создать. Ну, он не один создавал. Создавал огромный класс, который рядом с ним, окружая его, это делал, который представлял собою систему колоссальной коррупции в России. Ведь не Путин же все украл. Не Путин унес все деньги. Огромное количество людей в этом участвовало. И в Олимпиаде участвовало, и в строительстве Крымского моста участвовало, и в строительстве всей этой безумной коррумпированной экономической системы, которая оказалась способной к войне.

А в создании системы фальсифицированных выборов, в которой важнейший институт демократический — выборы заменен этой имитацией, участвовали тысячи и миллионы добровольцев. В чем заключалась их добрая воля? В том, что они обменивали это свое участие в преступлении на надежду получить одобрение начальства, сделать карьеру, получить поощрение. 

Вот пришел какой-то Ян Эрик Йонсон и принес донат довольно большой  — 250 норвежских крон, со словами: «Спасибо за эфир, Сергей Борисович». Спасибо вам! Надеюсь, что вы не один такой окажетесь.

Да, огромное количество людей из своих маленьких жалких соображений принимали в этом участие, и им предстоит вместе с инициаторами этого всего ответить.

Когда мы говорим о том, что будет с учителями, что будет с судьями, с прокурорами, с полицейскими, с госслужащими — куда все эти люди денутся? Попадут ли они под люстрацию и всякое такое? Мы на это вынуждены отвечать: Да, придется заплатить за это. Они часть этого режима. Они строили этот режим, создавали его, помогали ему.  Так что часть вины лежит и на них. Они отвечать за это будут вместе.

— «Каким вы себе представляете будущее пророссийских крымчан, мариупольцев, жителей Донбасса?»

Есть какое-то активное количество пособников оккупантов. Им предстоит отвечать по закону. Причем даже в сегодняшней России действуют те законы, которые карают за такого рода преступления. Даже в России, не говоря об Украине. Так что за украинской не заржавеет. И тут бы не заржавевло.

Люди, которые активно участвовали  в этом, которые бежали впереди паровоза, которые были администрацией, которые осуществляли насилие, которые хватали, тащили, держали, казнили, мучили, пытали, предстоит испытать тяжелую ответственность и всю силу закона.

Но есть люди, которые не сделали ничего плохого. В Крыму, например, огромное количество людей, которые поддержали аннексию в обмен на то, что им разрешат строить в прибрежной полосе какое-то жилье для отдыхающих, что им сейчас обеспечат большой приток туристов, что сейчас доходы их вырастут, что бизнес их расцветет. Но, прежде всего, этим людям предстоит потерять то что они таким  образом добыли. Очень много собственности, которая перешла из рук в руки. Очень много всяких капиталов, проектов и так далее — все это будет потеряно, со всем этим придется расстаться, конечно.

Так, что, что называется, по делам их. Те, кто успел совершить преступления на этой почве, те будут отвечать как преступники. Те, кто неосторожно воспользовались тем, что  им  казалось новыми открывающимися возможностями, просто утратят плоды того, что им удалось этим нечестным, непорядочным образом раздобыть.

Меня спрашивают, вернусь ли я в Россию. Если будет Россия, вернусь в Россию. Зависит от того, какая она будет. На самом деле совершенно не факт, что после Путина Россия окажется страной, с которой можно связывать свое будущее. Я думаю, то там будет еще долгий период тяжелых последствий, как после землетрясения — афтершоков, последующих ударов. Мы еще увидим в России разнообразных бандитов у власти или вблизи власти. Мы еще увидим войну между бандитами разного рода. Мы еще много чего увидим.

«Как объяснить людям, что Донбасс похож на Чечню? И там и там сепаратисты. Почему они не видят одинаковости ситуации?»

В каком смысле он похож на Чечню? Я не считаю, что он похож на Чечню. Я считаю, что Донбасс оказался жертвой агрессии, что в Донбасс извне вошли военизированные бандитские части, наемники. Некоторые и из них любят хвалиться этим. Некоторые любят подробно описывать это. Почитайте интервью Стрелкова, которые он давал, как он исполнял приказы. Он же не сам это придумал. Он был туда отправлен, он исполнял волю.

И никогда в жизни в Донбассе не было никакого сепаратизма. Там за два года до событий чемпионат Европы по футболу проходил в Донецке. Никогда в жизни ничего похожего на гражданскую войну там не было. И все это началось тогда, когда началась агрессия со стороны России, когда эти самые «ихтамнеты» двинулись внутрь — вот тогда всё началось.

При чем здесь Чечня. Это совсем не одно и то же. В Чечне абсолютно другая была ситуация.

— «Почему вы думаете, что власть в России сменится кардинально? Их народ свергнет? Сами уйдут? Может быть, сдадут Путина и все оставят плюс-минус, как есть?»

Попытаются, несомненно. Но в этой ситуации всплывают со дна разного рода агрессивные мрачные, темные силы, которые не дают этому произойти просто так, тихонько. Вот взять как-то осторожненько Путина оттуда вынуть и заменить его на  какого-нибудь Кириенко, на что-нибудь вот такое, путинообразное, только поменьше, только пока еще не свихнувшееся и не сделавшееся религиозным  фанатиком. Нет, просто не получится. Конечно, они хотели бы, мечтали. Огромное количество людей, которые тихонько сидят и ждут здесь своего шанса. Я думаю, что Собянин сидит и ждет своего шанса и надеется, что, «может быть, можно будет так осторожно заменить на меня. Я вроде тут ни при чем, я вроде тут не замечен». Ну и еще там есть с десяток разных Собяниных, которые поначалу очень бурлили, полыхали, а теперь постепенно куда-то съехали. Они хотели бы, но не получится этого. Потому что полезет всякая криминальная мерзость и попытается тоже испытать свой шанс.

— «Верите ли вы в двойников Путина?» Я разговаривал не один раз с очень хорошими театральными актерами. Я все-таки в прошлом театральный журналист. У меня сохранились всякие связи, контакты. Что говорят мне профессионалы? Они говорят, что двойник, который будет работать вблизи, на короткой дистанции, который способен имитировать Путина на расстоянии вытянутой руки или письменного стола, невозможно. Не существует людей, которые до такой степени способны имитировать, даже если они физически похожи. Но речь идет о манере поведения, речи и так далее.

Есть, несомненно, двойники, которые работают грубо на расстоянии. Когда надо где-то появиться, помахать рукой откуда-то издалека, пройти перед камерой, выйти из самолета и прошествовать по летному полю и сесть в машину — вот на это вполне можно  найти человека. Найти двойника, которого можно использовать для содержательной работы, когда надо чего-то говорить, выступать, формулировать, с кем-то общаться и так далее — нет, то невозможно — говорят мне профессионалы. Я им доверяю. Я считаю, что экспертам надо верить.

— «Диктатор, действительно, верит, что дочка его оцифрует и он будет жить вечно?» Диктатор полон разнообразных религиозных представлений и суеверий, а, во-вторых, довольно дикого, варварского представления о возможностях науки. Я думаю, что они, действительно, верят, например в оружие, которое направлено против определенных этнических групп. Что есть какой-то яд, бомба, которые действуют только на представителей такой национальности, а действуют на  представителей сякой национальности. И поэтому  нужно тщательно сохранять генетический материал и остальное.  С точки зрения науки это чушь. Не существует в сообществе людей, в биологическом виде Homo sapiens генетических различий эволюционных, достаточных для того, чтобы  на них можно было построить действие какого-либо оружия. Люди в этом смысле совершенно одинаковые. Они устроены равномерно. На них все бомбы или яды действуют одинаково, потому что они люди, потому что они представители одного биологического вида.

На кошек  лошадей одинаковые вещества  действуют по-разному в какой-то мере. Это вам ветеринары расскажут. Но все-таки кошки и лошади отличаются друг от друга. Это я для примера, что есть какие-то примитивные варварские представления о науке у этих людей. Иногда они выплескиваются наружу. Я думаю, что какие-то надежды у них есть, что технически можно жить вечно. Ну, О’кей, это только лучше, пусть продолжают надеяться. На самом деле,  чем больше бреда в этой голове, тем проще с этим справиться.

— «Украинцы должны или смогут простить россиян?» Вопрос не в прощении. Вопрос в том, что постепенно, с течением времени выясняется, что есть вещи важнее, чем ненависть по национальному признаку, что жизнь идет дальше, развиваются, события развиваются, интересы развиваются. Это не что-то, что кто-то там в обмен на что-то, как-то можно купить… Нет, я совершенно не про это сейчас говорю. Я говорю про то, что людям свойственно смореть вперед. И вот тут мировые прецеденты работают. Взаимоотношения между немцами  и французами, между англичанами и французами, взаимоотношения между  американцами и мексиканцами, между разными народами Юго-Восточной Азии, которые иногда бывали на каких-то периодах истории совершенно невыносимо тяжелыми и оборачивались тяжелыми трагедиями. Но проходит время и народы научаются постепенно быть рядом, быть выше этого, переступать через это

Я надеюсь, что такое произойдет и между жителями Украины и жителями того, что будет на месте России. Я еще раз оговариваюсь, потому что я совершенно не уверен, что на месте России будет что-то, что мы называем Россией сегодня. 

Я бы остановился на этом. Спасибо большое. Я надеюсь, что я получу полторы тысячи лайков, если вы сейчас сделаете дополнительное усилие. Вы помогли мне подписками, донатами. Спасибо вам большое.

Мы будем с вами видиться снова и снова в моих эфирах в разных формах. Я надеюсь со временем расширить ассортимент тех информационных продуктов, которые я произвожу.

Мы с вами прожили этот год. Это был очень важный год. Он привел к чрезвычайно важным новым событиям нашей жизни. Они по большей части трагические. Но это и есть наша жизнь. Вот мы ее живем.

Будьте здоровы, всего хорошего! Меня зовут Сергей Пархоменко, это была моя программа «Суть событий». До будущей пятницы. До свидания!