Купить мерч «Эха»:

«Смотри в оба» с Геннадием Хазановым: О творчестве, зрителях и поиске свободы

И каждый раз мы заканчивали выступление общей миниатюрой. выходил на сцену один человек, произносил фразу «Что я мог сделать один?». Потом выходил второй, произносил те же самые слова. А первый не переставал произносить. И потом это все выстроилось в хор мощнейший. И мы, маршируя и скандируя эти слова, покидали сцену. Я вышел после этого концерта, сел в гримерку. И я себе сказал, глядя на себя в зеркало: «Вот тебе с этим придется иметь дело всю жизнь, запомни»…

Смотри в оба2 февраля 2025
«Смотри в оба» с Геннадием Хазановым: О творчестве, зрителях и поиске свободы / 29.01.25 Скачать

Подписаться на НО.Медиа из России

Поддержать НО.Медиа из России

И. ПЕТРОВСКАЯ: Привет, друзья! Это канал «НО.Медиа из России», подкаст «Смотри в оба». Я Ирина Петровская, и сегодня мой любимый видеоформат у нас, и у нас гость — может быть, неожиданный, но нами точно давно ожидаемый, — народный артист России, а может, даже Советского Союза, сейчас уточним…

Г. ХАЗАНОВ: Нет, России.

И. ПЕТРОВСКАЯ: …России, художественный руководитель Театра Эстрады и, что совсем немаловажно, хозяин, автор, создатель собственного YouTube-канала, одноименного с собой — Геннадий Хазанов. Приветствую, как ютубер ютубера, дорогой Геннадий Викторович!

Г. ХАЗАНОВ: Ирочка, здравствуйте!

И. ПЕТРОВСКАЯ: А также подкастер подкастера, блогер блогера…

Г. ХАЗАНОВ: От блогера слышу.

И. ПЕТРОВСКАЯ: В общем, масса исконных русских слов.

Г. ХАЗАНОВ: Это точно, да.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Геннадий Викторович, я с вашим этим каналом, хотя я уже потом узнала, что он существует 4,5, а может, теперь уже и больше, года…

Г. ХАЗАНОВ: В мае 5 будет.

И. ПЕТРОВСКАЯ: 5 лет в мае. Ну, значит, вот почти 5 лет. Но я довольна поздно его для себя открыла, примерно год назад. Вот так вот эти алгоритмы Ютюба, и он вдруг что-то тебе такое подкидывает. И честно сказать, я дико изумилась, потому что я подумала: «Ну вот человек, у которого есть слава настоящая, знаменитейший, которого знают все — есть театр, есть возможность при желании выступать по телевизору. Зачем ему еще и YouTube-канал? Наверное, это он вышивает на досуге», подумала я. Но это была только лишь первая мысль. И поскольку, видимо, у кого-то, кто тоже через нас с вами узнает про существование вашего канала — кстати, подписывайтесь, канал так и называется, «Геннадий Хазанов», — видимо, тоже этот вопрос может возникнуть. Поэтому коротко для начала: зачем вам еще и YouTube-канал?

Г. ХАЗАНОВ: Ирочка, я всегда вспоминаю такую сценку. Она произошла в фойе Художественного театра. Борис Николаевич Ливанов шел по фойе, и какой-то человек из актеров остановился и сказал: «Борис Николаевич, как вы себя чувствуете?». Ливанов взял его за плечи и сказал: «Это ты меня спросил. Теперь слушай…». Потому что я всегда, как только мне задают нормальный вопрос, на который можно ответить несколькими предложениями, сразу начинаю от рождества Христова идти.

Объясню. Такая легенда удачливости, которая вызывала разные реакции у пересекавшихся со мной, будем говорить так, зрителей или, может быть, собеседников — у них несколько искаженные представления о том, какую я жизнь прожил.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Так, вы всю жизнь собираетесь в этом ответе мне изложить?

Г. ХАЗАНОВ: Нет, я просто хочу сказать, это я так веду разговор к YouTube-каналу. У меня, к счастью или к несчастью, очень обостренная память. Я не помню конкретно по словам, но помню по ироническим замечаниям, которые исходили от вас — они были связаны с моим творчеством. Я очень все хорошо помню.

И. ПЕТРОВСКАЯ: От меня конкретно?

Г. ХАЗАНОВ: Да, конкретно. Ну, в силу какой-то там телевизионной публикации. Это не имело значения. Ну, там шел разговор на «Эхе» — обзор какой-то там текущей недели. Я очень хорошо это запомнил. Запомнил, и скажу почему. Потому что этот дуализм, в котором вынужден пребывать публичный человек — он либо выдавливает из человека все человеческое, либо вшивает в него ампулу мучений и страданий.

У американского поэта… Такой был очень интересный человек, это поэт, который может называться предтечей рэпа — такой был Огден Нэш. Он писал рифмованную прозу. И у него было стихотворение, которое называлось «Меморандум для внутреннего пользования». Очень хорошие первые строчки:

Я разрешил бы грешить только лицам,

Которые безмятежностью подобны птицам,

Потому что если вы не можете грешить без дрожи,

То это выходит себе дороже.

И по финалу — ну, я опущу стихотворение:

Итак, я позволю себе сказать в заключение моей печальной повести:

Для счастья нужна либо чистая совесть, либо чистое отсутствие совести.

Я часто думаю о том, что этот некий комплекс ребенка, который так рвался к публичности — он имеет свои корни. Я вообще считаю, что тяга к публичности — это недолюбленность в детстве. Это мои такие размышления. Я не предполагал, сколько несчастий несет публичность. Я говорю вам как на духу: если бы сегодня я начал жизнь сначала, я бы никогда не пошел в публичную профессию. Правда, для этого нужно было пройти весь путь, который я прошел.

Почему я так долго отвечаю на вопрос, зачем YouTube-канал? Я поскольку формировался в Доме культуры гуманитарных факультетов МГУ… Это была моя альма матер, и там я складывался как личность, со всеми плюсами и минусами, с максимализмом юношеским. Но потом я оказался в реальной системе координат профессиональной сцены. Профессиональная сцена опасна тем, что она не позволяет проводить селекцию зрителей. Отсутствие селекции ставит тебя в условия, когда ты никогда не знаешь, кто будет сидеть напротив. И твоя обязанность либо не выходить на сцену, либо выходить и добиваться результата.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Взаимности.

Г. ХАЗАНОВ: Да. Много я получал по жизни ударов. Ну, например, я был исключен после 3-го курса эстрадно-циркового училища за неблагонадежный репертуар.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Слушайте, какая у вас история! А история, между прочим, видите, имеет свойство еще и повторяться время от времени.

Г. ХАЗАНОВ: Да-да. Все очень хорошо помню, понимаю отчетливо. 10 лет невозможности выехать за пределы страны. Потом выяснилось, что на моем досье в Комитете государственной безопасности было написано «пособник международного сионизма». Это было очень тяжелое обвинение в то время.

Поэтому это ощущение удачливого человека, который кроме цветов, аплодисментов, орденов и медалей, которые ему насыпают в коробку, и у него больше ничего не было — это не так. Боже упаси жаловаться, я просто хочу сказать: YouTube-канал для меня оказался форточкой, через которую у меня есть возможность дышать кислородом. Если мой ответ вас удовлетворил…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Вполне удовлетворил, более даже чем. К тем темам, которые прозвучали в этом ответе, мы еще вернемся обязательно. Я когда начала следить за этим каналом, во-первых, я поняла, что это совсем не вышивание, потому что канал очень… Ну, это анекдот такой был: что-то он там делает, а по выходным еще вышивает. Это не на коленке, это профессиональный абсолютно канал, с очень хорошей, качественной картинкой, с профессиональным монтажом, с огромным количеством архивного материала.

Г. ХАЗАНОВ: Согласен с вами и воспользуюсь поблагодарить тех, кто принимает в этом участие со мной.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Это понятно, что это делает команда.

Г. ХАЗАНОВ: Да.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Теперь о содержании этого канала и моем предположении, а вы мне ответите, права ли я в своем предположении. Ну, помимо действительно большого количества архивных материалов, ваших собственных выступлений, номеров концертов, там, мне кажется, самые такие важные и главные составляющие — это чтение, цитирование тех произведений литературных, которые либо на вас повлияли, на всю вашу жизнь, либо кажутся вам сегодня именно важными. Либо это воспоминания о ваших великих учителях, соратниках, учениках… Даже не учениках скорее, а партнерах, друзьях. Аркадий Исаакович Райкин, Леонид Осипович Утесов, Роман Григорьевич Виктюк — это я просто то, что там смотрела, — Ролан Быков, Саша Градский и так далее. Я подумала: а может быть, это ваш способ — или скорее всего ваш способ, — через прошлое… Вот буквально по Давиду Самойлову.

Г. ХАЗАНОВ: Давайте не доводите фразу до конца, потому что я знаю, что вы скажете. Поэтому я сразу говорю: только так…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Тем не менее, процитирую Самойлова: «Нету их. И все разрешено». Вот это вот знаменитое стихотворение, которое страшно затаскали, но оно, тем не менее, очень важное.

Г. ХАЗАНОВ: Вы абсолютно правы.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Это разговор о настоящем, актуальном и волнующем вас сегодня, но через призму того, что было. Я права в своем предположении?

Г. ХАЗАНОВ: Абсолютно. Больше того, и навыки эти я получил там же, на Моховой.

И. ПЕТРОВСКАЯ: В театре «Наш дом».

Г. ХАЗАНОВ: В Доме культуры МГУ, когда Розовский делал свою работу. Этой работе в этом году будет 60 лет. Это был «Вечер русской сатиры». Я в это время уже учился в Училище циркового и эстрадного искусства. На меня с пониманием и, я бы так сказал, сочувствием и сожалением смотрели студийцы, называя меня «Циркач» с полуиронией-полунасмешкой. Неважно. Но мне так хотелось, чтобы это стало моей профессией, а не хобби! Тем более, что в результате у них у всех это и стало профессией — и у Саши Филипенко, и у Сени (тогда он еще был Фердманом, а потом Фарада стал). Ну и так далее. Так вот, был замечательный спектакль «Вечер русской сатиры».

И. ПЕТРОВСКАЯ: Русской именно, а не советской?

Г. ХАЗАНОВ: Русской. Советской потом был. А именно в январе 1966 года в Москве проходил первый Всесоюзный фестиваль эстрадных студенческих театров. Это было событие в Москве невозможное! Было прекрасное жюри, которое Райкин возглавлял. И на этом фестивале студия «Наш дом» представила спектакль, который делал Розовский — «Вечер русской сатиры», где в качестве авторов выступали способные Саша Черный, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин… Способные. И особое впечатление на меня произвел «Сон Попова» Алексея Константиновича Толстого. Это произведение, которое прошло со мной и через меня через всю мою жизнь. И в YouTube-канале, как только мне представилась возможность, я записал «Сон Попова». Вы абсолютно правы, это возможность… Поскольку я очень хорошо понимаю цикличность периодов государства… Ну, так мне кажется, что я понимаю.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Более того, на себе эту цикличность ощущаете.

Г. ХАЗАНОВ: Да-да. Поэтому уроки, которые я получил на «Вечере русской сатиры», на всю жизнь стали для меня компасом. Вот и все. Вот это ответ на вопрос. Учитывая, что мы все равно находимся в публичном пространстве, я прошу прощения за подбор слов…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Но мы их тоже подбираем. Мы с вами в этом смысле зеркалим друг друга.

Г. ХАЗАНОВ: Я знаю, да. Ну, хорошо, что мы понимаем, что мы это понимаем.

И. ПЕТРОВСКАЯ: У нас на лицах написано понимание. С такими лицами по-другому ничего…

Г. ХАЗАНОВ: Это правда. Вот это для меня был… Знаете, честно скажу, мне так радостно — вы первый человек, который сформулировал это. Потому что этот YouTube-канал — он же никаких ни денег не приносит, ничего этого нет, кроме…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Кроме того, что уносит. Не приносит, но все-таки требует вложений.

Г. ХАЗАНОВ: Но я не жалуюсь, все равно хорошо. Но все-таки иметь эту возможность… Я вам скажу, я уже занимаюсь… Вчера просидели мы с моим помощником — я начал заниматься уже июлем 2025 года, потому что до июля…

И. ПЕТРОВСКАЯ: У вас уже все записано? Тогда я вернусь к одному из совсем недавних выпусков. Вы сделали — я с огромным интересом его посмотрела, — выпуск, посвященный грядущему в этом году 105-летию со дня рождения выдающегося американского писателя-фантаста Айзека Азимова. Вы, во-первых, процитировали его записи, в том числе про научную фантастику. Может быть, мы тоже это процитируем, если позволите:

***

Г. ХАЗАНОВ (цитирует А. Азимова): «История достигла точки, когда человечеству больше не разрешается враждовать. Люди на Земле должны дружить. Я всегда старался это подчеркнуть в своих произведениях. Не думаю, что можно заставить всех людей любить друг друга, но я желал бы уничтожить ненависть между людьми».

***  

И. ПЕТРОВСКАЯ: Потом рассказали интереснейшую историю, что писатель-фантаст был одновременно огромным ценителем и собирателем анекдотов. И когда его упрекали в том, как он свой огромный интеллектуальный запас тратит на такую ерунду, как травить анекдоты, вместо того, чтобы участвовать в каких-то политических дискуссиях, философских, он отвечал, что хорошо рассказанный качественный анекдот высвечивает проблему часто лучше, чем любая занудная политическая дискуссия.

Г. ХАЗАНОВ: Ну я-то в этом уверен просто.

И. ПЕТРОВСКАЯ: У меня вопрос: анекдот, вообще шутка, юмор, смех — в тяжелые времена это кощунство, это способ противостояния твоего внутреннего или это лекарство от страха? Смех вообще может победить страх, или страх, абсолютно наоборот, побеждает смех?

Г. ХАЗАНОВ: Это очень индивидуально. У меня все равно смех побеждает страх. У меня. Но когда мои товарищи, с которыми я этот YouTube-канал делаю, видят, что я хочу писать, они смотрят на меня и говорят… Ну, в качестве примера: что было вчера. В этом году 85 лет было бы Иосифу Бродскому.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Всего лишь, на самом деле. 

Г. ХАЗАНОВ: Да. Ирочка, вы представляете, какая эстрада мне могла предоставить возможность прочесть фрагмент стенограммы суда, который я вчера записывал? 

И. ПЕТРОВСКАЯ: Это выдающаяся стенограмма.

Г. ХАЗАНОВ: Кто мне может — какая сцена, какие концерты, какая публика? Я это делаю для себя, для того, чтобы чувствовать себя живым. Это моя кислородная подушка. Я совсем не большой знаток поэзии Бродского, но я очень хорошо знаю жизнь этого человека — гораздо лучше, чем его поэзию. Тем более, что у меня довольно-таки примитивные литературные вкусы, поэтому для меня некоторые стихотворения Бродского сложноваты. Но это не имеет никакого значения, меня больше интересовала личность, судьба. Это объяснение, что я пишу стихи, делаю переводы, это и есть моя работа — и судья искреннее не понимает, это что за такая работа у человека. Стоять в дозоре — нормально. На сверлильном станке — хорошо.

Кстати, я в 16 лет пошел на завод. Я работал для того, чтобы скорее закончить среднюю школу. Школу перевели на 11-летку, а я не хотел 11-й год учиться, только 10. А чтобы 10, надо было в вечернюю идти, а в вечернюю — надо было работать. И я пошел на завод. Так что это к разговору о «бархатной жизни» прожитой.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Ну да. Вы мне напомнили эту прекрасную сцену, помните, из «Берегись автомобиля»: если бы Ермолова стояла у ткацкого станка днем, а по вечерам играла, насколько она была бы более убедительной. Примерно так это звучало.

Г. ХАЗАНОВ: Ира, знаете, я вам сейчас скажу. У меня не социальные страхи затихли, а просто биологические. Что я имею в виду? Я понял, что я не завишу ни от режиссеров, ни от партнеров. Я становлюсь с этим YouTube-каналом очень свободным человеком. Я такого никогда не испытывал. И для меня сегодня… Ну хорошо, все-таки у меня в репертуаре три театральных спектакля. Они очень разные, и я с радостью играю. Играю в Театре Вахтангова «Фальшивую ноту» — это французская пьеса, — вместе с Алексеем Гуськовым. Это один из последних спектаклей Римаса Туминаса.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Покойного. Царствие небесное. Великий человек, на мой взгляд. И не только на мой.

Г. ХАЗАНОВ: Да, правда. И играю «Трое в парке, не считая собаки».

И. ПЕТРОВСКАЯ: С вычеркнутым именем его из афиши. Это так, к слову.

Г. ХАЗАНОВ: Должен вам сказать по этому поводу, что когда-то Георгий Александрович Товстоногов, выпуская спектакль «Горе от ума», у себя над сценой повесил плакат, на котором было хорошо известное изречение Александра Сергеевича «Черт меня дернул с умом и талантом родиться в России». Пришла комиссия…

И. ПЕТРОВСКАЯ: «Догадал».

Г. ХАЗАНОВ: «Догадал», извините, «догадал». Просто этот глагол так ушел на периферию употребления. «Догадал» точнее.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Именно «догадал». «Угораздило», если перевести на наш язык.

Г. ХАЗАНОВ: Да-да. И пришла комиссия принимать, и они это увидели. И когда пошло обсуждение, они говорят: «Георгий Александрович, но это же…». Хитрый Товстоногов, понимая, что собаку подбросил… Потому что на спектакль уже критики почти не осталось, на то, что было, а вот это — они сразу на это обратили внимание и потребовали снять. Товстоногов сказал: «Конечно». Весь Ленинград был в курсе дела, что там было написано. Повалили на премьеру. Они сидят, гаснет свет в зале. Георгий Александрович, царствие ему небесное… Прожектор по пустому месту медленно вот так вот идет прямо к тому месту, где висел плакат — просто куда-то луч. И такие были аплодисменты в зале! Просто я хочу сказать, что я часто оказываюсь в этой ситуации.

И. ПЕТРОВСКАЯ: В полных дураках. И не придерешься.

Г. ХАЗАНОВ: Я такой счастливый с этим YouTube-каналом — просто…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Более того, вы даже в одном интервью назвали это прямо вот сейчас самым важным делом в вашей жизни. Но я бы хотела сейчас чуть-чуть вернуться к теме… К темам. Вы помните, конечно, знаменитую песню, которую сделала всесоюзно уж точно известная Алла Борисовна Пугачева — «Смешить вас мне с годами все трудней». В связи с этим у меня вопрос: а когда вам разонравилось и расхотелось в итоге смешить публику? И почему?

Г. ХАЗАНОВ: Сказать честно, мне не расхотелось. Я счастливый человек, когда я вижу в зале смеющиеся лица. Просто у меня очень разошлись представления о смешном, и я сказал: «Долго ты будешь учитывать их способность посылать тебе ответные реакции? Ты не устал?». Это верхний слой, но там был и посерьезнее. Ну, например… Это к нашему разговору. Сейчас кто-то будет нас смотреть и скажет: «Что он все время жалуется?». Я не жалуюсь, я просто констатирую…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Учитывая ваш опыт, мы с вами разговариваем и предполагаем в нашем зрителе понимание как минимум. Да?

Г. ХАЗАНОВ: Ну, я очень надеюсь на это.

И. ПЕТРОВСКАЯ: У нас умная публика, поверьте.

Г. ХАЗАНОВ: В 1994 году я репетировал, с моей точки зрения, с уникального дарования артисткой. Я говорю о Лии Ахеджаковой.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Абсолютно с вами согласна.

Г. ХАЗАНОВ: Я с ней репетировал телеспектакль по пьесе Ионеско «Бред вдвоем». Проходила эта репетиция в Трубниковском переулке. Там был офис, в котором работала моя жена — она занималась бизнесом, — и нам дали комнату для репетиций. Я отпросился на час-полтора в кинотеатр «Октябрь». Там был концерт. Вы сейчас поймете, почему я так назойливо называю цифру. Я пришел и спрашиваю у администратора, который меня, собственно, и позвал выступать. Это сборный концерт. Я спрашиваю: «Кто в зале?». — «Ой, одна интеллигенция», говорит этот человек. Ну почему меня не смутила эта формулировка? В киноконцертном зале «Октябрь» тогда было больше 2 тысяч мест — откуда столько интеллигенции может собраться на концерте? Я выхожу на сцену и начинаю читать рассказ — теперь принято объявлять, — иноагента…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Обязательно.

Г. ХАЗАНОВ: Да, обязательно. Иноагента Виктора Шендеровича. Он еще не был тогда иноагентом, но в ощущениях тех, кто сидел в зале, уже контуры иноагента начинали как-то…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Вырисовываться.

Г. ХАЗАНОВ: Вырисовываться. Минут через 4-5 из зала мне стали кричать: «Хватит!» Я продолжал, я настырный. Еще минут через 5, может, меньше, они стали орать из зала: «Хватит! Прекрати!».

И. ПЕТРОВСКАЯ: Интеллигентные люди.

Г. ХАЗАНОВ: Я сказал… Я немножко растерялся, честно сказать. Я сказал: «Ну давайте какой-то другой монолог?». Они мне сказали: «Не надо никакой. Уходи».

И. ПЕТРОВСКАЯ: Это какой год?

Г. ХАЗАНОВ: 1994. «Уходи!». У меня был просто шок. Я вышел и говорю этому, который сказал, что там… Диагноз поставил по поводу интеллигенции. Я говорю: «Володя, какая же там интеллигенция?». Он говорит: «Ты понимаешь, это те, кого привезли на этот концерт, чтобы они не шли на демонстрацию против годовщины истории у Белого дома». Вот почему я сказал, 4 октября. Понятно.

Я ушел и дальше я стал в свободной России получать эти оплеухи. Ну, не сказать, регулярно, но получал. 1997 год, концертный зал «Россия». Я приезжаю на концерт, посвященный Дню геолога, и за кулисами встречаю Людмилу Марковну Гурченко. Она мне говорит: «Слушай, я видела тебя по телевизору. Ты в Париже был у Ростроповича на юбилее».

И. ПЕТРОВСКАЯ: Были, действительно.

Г. ХАЗАНОВ: Да-да. Я говорю: «Да». — «Гена, ты выступал?». Я говорю: «Там такой был концерт фантастический, такого уровня и такого класса! Мировые звезды, музыканты… Какие там мои шутки?». — «Понятно». А у меня номер был сделан, но не к этому дню, не к Парижу, а вообще. Но Слава отказался праздновать юбилей в Москве к тому моменту. Она мне говорит: «А ты можешь сейчас прочитать?». Я говорю: «Ну да». Как-то я не ожидал этого. Я пошел в гримерку, взял текст — он у меня в папке был, — пошел на сцену. А текст этот из себя представлял переписку Ростроповича с Солженицыным, когда тот у него жил на даче. Это была придуманная история.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Но на даче жил реально — скрывался, по сути.

Г. ХАЗАНОВ: Так именно это и было моей толчковой ногой. Я рассказал это Ефиму Смолину, и Смолин, отталкиваясь от этого, придумал свою версию. В конце первой страницы чтения (кстати, в YouTube есть эта переписка) треть зала — так мне кажется, но это может быть моей фантазией, — стала топать ногами. Вторая треть стала топать на первую, чтобы они прекратили мешать мне выступать. А третья треть — она не знала, за кого болеть: за этих… То есть меня не слушал никто — ни те, кто топал, ни те, кто топал на них, ни третьи, которые смотрели, за кого болеть. Я каким-то чудом дочитал до конца. У меня было впечатление, что я стою под напором плевков в лицо.

Через некоторое время в этом же концертном зале «Россия» был концерт, посвященный юбилею конструкторского бюро, которое делает «Черные акулы». Есть такой «Камов»…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Вертолеты.

Г. ХАЗАНОВ: Да-да, совершенно верно. Я выхожу на концерт, начинаю какую-то миниатюру читать. А аудитория сначала выпивала, потом пришла в зал. Это у них такой распорядок был.

И. ПЕТРОВСКАЯ: На разогреве.

Г. ХАЗАНОВ: На разогреве, да, совершенно верно. И вдруг какая-то дама из второго ряда на весь зал кричит: «А нельзя посмешнее что-нибудь?». Я вышел со сцены…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Ушел.

Г. ХАЗАНОВ: Нет, что-то я дочитал. Не ушел, не буду врать. Я не отвечал ничего — я ушел после выступления. Но, конечно, я его, что называется, свел уже к быстрому финалу. И сказал женщине, которая всю жизнь работала в этом концертном зале… Ее нет в живых, царствие ей небесное. Я сказал: «Мария Борисовна, я вас прошу никогда больше меня ни за какие деньги, ни на каких условиях к вам сюда не приглашать». Это такой, Ира, долгий рассказ, но я…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Нет, он очень важный.

Г. ХАЗАНОВ: Но поскольку мы уже заговорили о причине. Понимаете, для меня этот YouTube-канал — это окно открытое, из которого идет воздух, и в которое я могу обратиться. Все, вот больше объяснять мне нечего.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Мне, когда я готовилась к программе, и вообще после того, как я стала частым смотрителем, зрителем вашего канала, вы знаете, там эти алгоритмы Ютюба мне подкидывают время от времени разные архивные программы. И в том числе «Школу злословия», где вы были у Дуни Смирновой и Татьяны Толстой. По-моему, 22 или 21 год назад — по-моему, это 2004 или 2002.

Г. ХАЗАНОВ: Не позже. Да, я хорошо помню.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Короче говоря, там одной из причин, во-первых, того, что вы отошли от этого своего изначального амплуа, вы как раз называете причину, что вы разочаровались в публике. Что публика очень изменилась.

Г. ХАЗАНОВ: Это взаимное разочарование, Ира, чтобы не было ощущения…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Но там есть некоторое объяснение ваше — на тот момент, я не знаю, может, сейчас изменилось. Вы говорите о том, что огромную роль в этом изменении не в лучшую сторону сыграло телевидение, которое ориентировано было в своем вот этом сегменте юмористическом, развлекательном на самый примитивный вкус. И таким образом оно и формировало еще дальше. А я подумала, с другой стороны, что, может быть, публика, которая… В общем, при советской власти это было, можно сказать, даже почти насильственное насаждение культуры. Потому что телевидение советского периода очень большое внимание уделяло некоторому культурному просвещению. А может быть, публика как раз этого не хотела, массовая? И поэтому как бы она транслировала свои вкусы, а телевидение на этот спрос в погоне за рейтингом отозвалось. А не то, что оно именно сформировало. Оно просто уловило этот спрос.

Г. ХАЗАНОВ: Ирочка, я вернусь в далекий 1969 год, когда я, уже будучи профессиональным артистом… Правда, я успел проработать всего 1 месяц, а потом нас отправили в отпуск. Денег мне не дали, потому что я год не отработал, и поэтому мне не полагались отпускные. То есть я был свободный художник. И меня Розовский позвал на южный берег Крыма.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Выступать.

Г. ХАЗАНОВ: Да, со студией. Я поехал…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Гастроли.

Г. ХАЗАНОВ: Да, все, я поехал, тогда еще без всяких этих почетных званий. Мы бегали по пляжу. Мы приехали в город Феодосия. А я, избалованный оранжерейным успехом студии в Москве, в научно-исследовательских институтах… И вообще на Моховой — потом это же улица Герцена, — это просто был какой-то островок другого воздуха. И каждый раз мы заканчивали выступление общей миниатюрой. Она была написана парнем из Новосибирска — такой Вишневский Женя. Она называлась «Что я мог сделать один?». Я считаю, что это одна из лучших за всю мою жизнь по лаконизму, по объему, по краткому… Ну просто класс! Даже у Аркадия Исааковича почти не бывало по мощи… Вот такая краткая фитюлька. И на концерте в Феодосии…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Так вы расскажите! Я знаю, а в чем заключалась фишка-то?

Г. ХАЗАНОВ: Да, я с вами беседую и понимаю, что…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Нам ваш товарищ Сергей Александрович Муратов, один из авторов программы КВН, придумщиков — он нам это в лицах рассказывал. Я у него училась на журфаке.

Г. ХАЗАНОВ: Так вот, выходил на сцену один человек, произносил фразу «Что я мог сделать один?». Потом выходил второй, произносил те же самые слова. А первый не переставал произносить. Но к нему подключился с этими словами второй, потом ко второму третий, потом пятый, потом двенадцатый…

И. ПЕТРОВСКАЯ: И каждый произносил эту фразу.

Г. ХАЗАНОВ: Все время произносили: «Что я мог сделать один?». И потом это все выстроилось в хор мощнейший. И мы, маршируя и скандируя эти слова, покидали сцену.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Хором уже: «Что я мог сделать один?».

Г. ХАЗАНОВ: Да, именно. Причем достаточно, я бы сказал, агрессивно. Полная тишина в зале Феодосии. Я вышел после этого концерта, сел в гримерку. А я уже был профессиональный артист, у которого уже был свой успех у любой аудитории, потому что я правильный адаптер находил. И в этом же концерте я выступал с сольным номером и имел большой успех. И я себе сказал, глядя на себя в зеркало: «Вот тебе с этим придется иметь дело всю жизнь, запомни».

И когда это дошло уже до предела, на мое счастье, в моей жизни появился театральный режиссер Леонид Трушкин. Он принес пьесу «Ужин с дураком», от которой я убегал как только мог. Что я только ни придумывал! Я часто это вспоминаю. Это меня начало спасать.

***

(фрагмент спектакля)

Алло?

Добрый вечер!

Добрый.

Я могу поговорить с месье Лебланом?

Да, я слушаю вас.

Я вас приветствую!

***

Г. ХАЗАНОВ: И я постепенно переключился только на одноразовые…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Антрепризы.

Г. ХАЗАНОВ: Нет, одноразовые юбилейные вечера, где…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Это восторг!

Г. ХАЗАНОВ: Где собиралась всегда специальная аудитория.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Свои.

Г. ХАЗАНОВ: Да! И таким образом это был зал, с которым я говорил на одном языке или почти на одном языке. Но у меня не было таких чудовищных проблем.

*** 

Г. ХАЗАНОВ (фрагмент выступления): Мне приятно, что в этом зале собралось много людей, а также интеллигенции.

***

Г. ХАЗАНОВ: Что касается этого рассказа Шендеровича, о котором я сказал, с ним была просто фантастика. Ведь дело в том, что это ладно, которые кричали «Уходи!» — у них были мотивации другие, они пришли на митинг протеста против событий 1993 года. Это другое дело. Осенью 1991 я получил от Шендеровича этот текст…

И. ПЕТРОВСКАЯ: А какой хоть текст-то?

Г. ХАЗАНОВ: «Лужа», рассказ.

И. ПЕТРОВСКАЯ: А, это знаменитый.

Г. ХАЗАНОВ: Я вышел в своем сольном вечере во Дворце молодежи и стал читать «Лужу» — и провалился. Режиссер, который был за кулисами — будем говорить, такой… Ну, профессия у него была. Он не был крупным режиссером. Знаете, это, как бы сказать…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Режиссер массового действия.

Г. ХАЗАНОВ: Нет, врач при больном. Вот такой, я так бы сказал. И он мне говорит: «Гена, ну чего ты, зачем? Не читай ты это». Но я упрямый. Я на следующий день выхожу — и опять так же проваливаюсь. После этого я беру этот текст дома в папку, папку в стенной шкаф, в ящик — забыл.

Наступает январь 1992 года. Меня пригласили в Щукинское училище при Театре Вахтангова на вечер — просто вечер, встреча со мной. Я подошел к лифту, такой не погруженный в серьезные раздумья… Что-то вдруг остановился, повернулся, пошел в квартиру, достал текст из этого шкафа — почему, не знаю, — и пришел в училище в Щукинское. И во время вечера читаю эту «Лужу» и понимаю, что сейчас обвалятся стены от смеха.

Проходит несколько дней. Меня приглашают на первую годовщину «Независимой газеты» в Дом кино. Я опять беру — и там тоже обваливаются стены. Я думаю: «Да что такое? Ну и там, и там говорят по-русски!». Да, говорят по-русски, но, во-первых, на разных языках и с разными мыслями в голове. Это и дает такой результат. Я выхожу на сцену и понимаю: я разговариваю на другом языке.

И. ПЕТРОВСКАЯ: На своем. 

Г. ХАЗАНОВ: Нет, а теперь уже за годы я уже знаю любую аудиторию. Я знаю что с ней делать. Как врач, который сидит, земский, и пока больной идет по кабинету, он уже видит, что с ним. Я понимаю. Только мне не нужно этого, я не хочу.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Получается, смотрите, Геннадий Викторович, что. Что художник — ну, в широком смысле слова, и артист в первую очередь, потому что он напрямую выходит, — он все время находится, в разные времена даже, между молотом и наковальней. С одной стороны народ, который хочет получить то, за что он заплатил деньги, чего он ожидает. С другой стороны цензурные барьеры, разные структуры, которые: «Я не понял… Нет-нет, мы аккуратненько».

Г. ХАЗАНОВ: Нет-нет, потому что я вспомнил, как однажды один ответственный работник…

И. ПЕТРОВСКАЯ: Я такую красивую мысль заготовила вам! Нет, давайте.

Г. ХАЗАНОВ: А то я забуду.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Давайте, давайте, я помню.

Г. ХАЗАНОВ: Он мне сказал: «Нет, вот это не надо, вот это не надо…». Я говорю: «Почему?». Он говорит: «Может возникнуть смех».

И. ПЕТРОВСКАЯ: У артиста сатирического, юмористического жанра, действительно, какой-то незапланированный, прямо скажем, эффект. Так вот, продолжаю я свою глубокую мысль, как говорят некоторые. Значит, власть, которая тоже хотела бы, чтобы художник был ей лоялен, соблюдал определенные, если они вообще есть, правила. Ну, я не говорю о тех, кто, задрав штаны, из художников, сразу бежит и получает удовольствие, расслабляясь и выполняя все, что нужно. Есть еще один, третий, идеальный путь, который на самом деле описан лучше всего Александром Сергеевичем Пушкиным:

Иные, лучшие, мне дороги права;

Иная, лучшая, потребна мне свобода:

Зависеть от царя, зависеть от народа —

Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому

Отчета не давать, себе лишь самому

Служить и угождать; для власти, для ливреи

Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;

По прихоти своей скитаться здесь и там…

И окончание: «Вот счастье, вот права!». Вот, опять же, извините, от Пушкина к YouTube: этот идеальный вариант — он вообще возможен в существовании художника? Или вы его как раз сейчас нащупали в этом?

Г. ХАЗАНОВ: Кстати, то, что вы сейчас прочли, в одном из выпусков… Как он называется? «Рецепты счастья». Именно как рецепт счастья.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Вы читали?

Г. ХАЗАНОВ: Конечно.

И. ПЕТРОВСКАЯ: А я-то, дура… Ну, не дура, в смысле, а вы можете намного лучше меня это прочесть.

Г. ХАЗАНОВ: Нет, это неважно. Это каждый читает… Я в этом смысле не понимаю тех установок: Качалов читал так.. Это ваша исповедь. А раз это ваша исповедь, значит, вы прочитаете хорошо. Всё! Я когда-то услышал это стихотворение от Петра Наумовича Фоменко.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Называется «Из Пиндемонти», которого не существовало в природе.

Г. ХАЗАНОВ: Да-да. И вообще я вам скажу честно. Когда-то Марик Розовский подарил мне двухтомник Мейерхольда и написал: «Гена, читай, пока у тебя маленькая ставка». Я вам должен сказать, Ира, честно: я не бог весть какого уровня образования человек, но и этого уровня для этого жанра много — не нужен. Вообще поскольку это уже функции не актерские, то, о чем мы с вами говорим, потому что я занимаюсь и составлением, и подбором, и монтажом… Не в смысле техническим монтажом, а компиляцией всего этого дела. Это я делаю сам, ни к кому не обращаюсь. Там дело бежит к 80 миллионам просмотров. Меня эта цифра радует.

Я все время знаете как себя… Я, конечно, торговец тот еще. Я думаю: «Вот смотри, зачем тебе этот YouTube, что ты там?». Вы что, не понимаете? Вот смотрите, Театр Эстрады вмещает тысячу человек. Значит, если я без единого выходного каждый день буду выходить на эту сцену, за год у меня будет 365 тысяч. 

И. ПЕТРОВСКАЯ: Просмотров.

Г. ХАЗАНОВ: Зрителей. За 10 лет — 36,5. Это будет… Сейчас… Нет, за 10 лет 3 миллиона.

И. ПЕТРОВСКАЯ: У меня очень плохо с математикой, но я вам верю.

Г. ХАЗАНОВ: Но это неважно. Короче говоря, посчитал: мне надо уже на сегодняшний день больше 100 лет каждый день без единого выходного выходить на сцену Театра Эстрады. Каждый день. Но я же не могу каждый день, я должен немножко отдыхать, у меня отпуск предполагается.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Ну, во-первых, у нас задел — у вас задел. Геннадий Викторович, поскольку мы с вами неизбежно, к моему огромному сожалению, движемся к финалу…

Г. ХАЗАНОВ: Ну а что делать?

И. ПЕТРОВСКАЯ: Я хочу сказать, что этот ваш год, вот этот наступивший год — юбилейный. В конце, в декабре у вас будет круглая дата. Недавно я услышала, как ваш коллега и, наверное, хороший даже, может быть, друг Константин Аркадьевич Райкин на вопрос «Что бы вы пожелали в этом году новом себе?» сказал фразу…

Г. ХАЗАНОВ: Себе?

И. ПЕТРОВСКАЯ: Себе в первую очередь. «Дожить до смены сюжета», сказал он. «А зрителям?», его переспросил журналист. Он сказал: «Зрителям тоже». Вот я хочу просто этот вопрос вам повторить: что бы вы пожелали в этом юбилейном своем году себе и нам как зрителям?

Г. ХАЗАНОВ: Я, конечно, мог бы всем пожелать того же, что желают мои товарищи, друзья, коллеги. Я хочу пожелать исполнения того, что вы только что процитировали: «По прихоти своей скитаться здесь и там, дивясь божественным природы красотам». Все дело в том, что я видел за свою жизнь разные смены сюжетов и могу вам на прощание сказать гениальную фразу Ежи Леца: «Ну, пробил головой стену — что теперь будешь делать в соседней камере?». «Времена не выбирают» — не мои слова…

И. ПЕТРОВСКАЯ: «В них живут и умирают».

Г. ХАЗАНОВ: Но не могу не согласиться, что

Большей пошлости на свете

Нет, чем клянчить и пенять.

Будто можно те на эти,

Как на рынке, поменять.

Поэтому я желаю себе сохранения желания постигать мир для того, чтобы еще раз убедиться, что все очень хорошо, даже когда все очень нехорошо.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Свое собственное стихотворение, которое на меня произвело впечатление. Я даже удивилась, что вы, оказывается, еще и стихи слагаете.

Г. ХАЗАНОВ: Слагаю. Ну, я как-то однажды сказал… Для того, чтобы называть вещи своими именами, я их называю зарифмованные мысли — давайте будем ближе к правде.

И в конце пути земного

Часто думается мне:

В этом ничего такого,

Все естественно вполне.

Жизнь дается как награда,

Ведь ее могло не быть.

Наслаждаться жизнью надо

И судьбу благодарить,

Но при том в виду имея,

Что мы здесь не навсегда.

Слабо радует затея

Тихо двигаться туда.

Адресат в конце известен,

Звать его Небытие.

Здесь аналог неуместен,

Он петля, а не колье.

Все мы здесь в командировке 

(Про Кощея промолчу),

Но бывает, что у бровки

Слышен крик: «Я жить хочу!».

Люди зря боятся смерти.

Раз ее не избежать,

Безболезненней, поверьте,

Смерть со смехом принимать.

Тот, кто не привык бояться

Никогда и никого,

Быть смешным или казаться — 

Нет страшнее ничего.

Сказка будет жить в народе,

Хоть башкой стучись об пол:

К юмористу смерти приходит,

А он к ней подход нашел,

Водрузив бутыль на столик,

По глоточку из горла.

Смерть смеялась аж до колик

И от смеха умерла.

Чушь нести в подобном стиле

Буду из последних сил.

Я хочу, чтоб говорили:

«Генка смерть похоронил».

Спич закончу я словами:

Позитивно надо жить.

Где ж со старыми мозгами

Оптимизма одолжить? 

И. ПЕТРОВСКАЯ: А между тем, вот здесь и есть оптимизм. Нам только не хватает — сейчас бы вот знать бы нам заранее, — вот эту вот бутылочку-то поставить и распить. Может, не из горла. Но мы с вами еще сделаем это.

Г. ХАЗАНОВ: Ирочка, я думаю, что у нас с вами будет еще возможность. Ну, не из горла, так нальем во что-нибудь. Я вам желаю и я очень рад, что через так много, как кто-то сказал, кудрявых и колючих лет так вот судьба меня свела с вами в студии. Спасибо большое! Я давно не получал такой радости.

И. ПЕТРОВСКАЯ: Спасибо вам! И я давно не получала, и мне было не просто интересно, а еще и важно эти слова многие ваши услышать. Я даже позволю себе попросить нашу с вами 10-летней примерно давности или 15-летней, где мы в какой-то студии с вами сошлись — с такими носиками выразительными, прямо очень красиво.

На этом мы заканчиваем. Огромное еще раз вам спасибо, Геннадий Викторович, что вы к нам пришли. Я призываю еще раз наших дорогих зрителей подписываться на канал «Геннадий Хазанов». Конечно же, подписываться на наш канал «НО.Медиа из России». С вами был подкаст «Смотри в оба», Геннадий Хазанов, Ирина Петровская. Лайкайте, комментируйте, пишите пожелания. До новой встречи!



Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

Напишите нам
echo@echofm.online
Купить мерч «Эха»:

Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

© Radio Echo GmbH, 2025