«С нами на связи» Тодд Принс: Крупные американские компании не вернутся в Россию
Сейчас, конечно, государство вкачало очень много денег в экономику, особенно на войну. И поэтому там будет, конечно, сильно экономика расти. Просто огромное количество денег. Во-вторых, насчет санкций. Санкции работают, когда очень многие страны соблюдают. А сейчас только несколько. Это США, Европейский союз, Япония. И совокупно, может быть, 50% мирового ВВП. Половина ВВП мира открыта для России…
Слушать как подкаст на других платформах
К. ТУРКОВА: Привет! Меня зовут Ксения Туркова. Вы смотрите и слушаете «Эхо». Это наш проект «С нами на связи» – серия интервью с иностранными журналистами, которые жили и работали в России. Это разговор о том, какой они видели Россию тогда и какой они видят Россию сейчас. И сегодня с нами на связи американский журналист Тодд Принс.
Ты знаешь, одна из таких горячих тем последних дней – это путинское бессмертие. Он на эту тему говорил с Си Цзиньпином. Их подслушали. Вот ты начинал работать в Москве, насколько я понимаю, в 1999 году, то есть как раз тогда, когда Путин только появился. Как ты тогда воспринял его фигуру? И предполагал ли ты, что он и станет в каком-то смысле бессмертным и будет править 25 лет?
Т. ПРИНС: Когда я приехал в Россию, это было в сентябре 1999 года. И он как раз полтора месяца был у власти, премьер-министр. И тогда, если я помню правильно, у него был рейтинг очень низкий, потому что люди не знали его. И, конечно, журналисты тогда не особенно знали его. И мое прибытие в страну началось со второй войны в Чечне. И, конечно, было немножко, я бы сказал, неожиданно для меня попасть в страну, где идет война.
И я бы сказал, что, конечно, никто не знал его так хорошо, и никто не знал, будет ли он даже президентом, будет ли он избираться в мае следующего года. Все хотели знать побольше о нем. Я хорошо помню, это было в начале 2000 года, когда журналист из New York Times встал и задал знаменитый вопрос: «Кто такой Путин?»
К. ТУРКОВА: Да, who is Mr. Putin?
Т. ПРИНС: Да, who is Mr. Putin? И он ничего не ответил, потому что он сам не знал, что он будет делать. И были разные мнения о нем, конечно, тогда, особенно в деловой сфере, где я потом работал. И хорошо помню, что сначала люди принимали его хорошо тогда, то есть инвесторы, потому что считали, что он приносит в страну какую-то стабильность. И они видели его первые шаги, которые вызывали опасность у одной группы. Они видели это как шаг к стабильности.
К. ТУРКОВА: А твое первое впечатление какое было? Вот ты его помнишь? Вот что это было? Какая-то настороженность? Или вообще ты ничего о нем не думал, потому что это был такой вот чистый лист, какой-то человек ниоткуда появился?
Т. ПРИНС: Да, у меня не было впечатления о нем, потому что я как раз приехал в Россию, чтобы узнать о стране, чтобы учить страну. У меня не было курса русской истории. У меня не был особо русский язык. Я сам занимался перед отъездом пару месяцев. Я случайно нашел книгу в мусорном баке.
К. ТУРКОВА: В мусорном баке?
Т. ПРИНС: Да, да, да. В университете кто-то выбросил. Это была книга «Русский язык для иностранцев», выпущенная в 1968 году, если я помню правильно. И были все эти коммунистические лозунги и так далее. Но это был очень хорошо организован. Эта книга была прекрасна. Я имею в виду, как это было реализовано, слова коммунистические как аналогии. Я занимался пару месяцев и потом приехал в страну. Конечно, я мог сочетать несколько слов тогда, но это все. И поэтому я был как чистый лист что касается России. И это была моя цель – выучить страну, выучить язык. Но не предполагал, что я буду там 16 лет. Я думал: «Окей, буду месяц, год, два года максимум».
К. ТУРКОВА: Но тут я не могу не спросить, а что же вызвало такой интерес к России? Что тебя так привлекало в России, в русском языке, что ты взял эту книжку из мусорного бака и по ней учил язык?
Т. ПРИНС: Это был сочетание трех факторов: возраст мой, город, где я родился, и школа, куда я ходил. Я родился в Бруклине недалеко от Брайтон-Бич, где селилась еврейская эмиграция из Советского Союза. Это десять минут на машине от моего дома. И мой брат там работал спасателем. Поэтому на выходных летом мы сидели у брата там. И вокруг были все эти бабушки с внуками. И, конечно… потому что они были совсем другие – как они одевались, как они вели себя. Поэтому это было очень интересно.
И также, когда я потом ходил в университет, я бы сказал, 20% студентов тогда были из Советского Союза. И мы ходили вместе в университет, я общался с ними. Они были очень образованны. Они были одними из лучших студентов. Было интересно общаться. Они рассказывали, как они жили в Советском Союзе. Они были из России, из Украины, из Узбекистана, из Беларуси. И история России была очень интересна. К тому же я был подростком в конце 80-х, когда Берлинская стена упала.
В то же время мы слушали лекции в школе по истории, и мы дошли до Второй мировой войны, Восточной Европы. И это очень интересно, когда читаешь что-то в школе, а потом ты видишь все это по телевизору, что-то по-настоящему происходит. Это приводит все эти лекции в настоящее. К тому же я знал людей из Восточной Европы. Там жили не только русские эмигранты, там тоже были из Венгрии, из Польши.
К. ТУРКОВА: То есть можно сказать, что основным фактором стали люди, которых ты встречал, и ты через людей заинтересовался страной и историей.
Т. ПРИНС: Да. И, конечно, когда многое из этого случилось… Буш и Рейган, я прекрасно помню, когда они встречались с Горбачевым. Это было очень большое событие. Я в то время развозил газеты. Это была моя работа, когда я не был 10-12 лет. И все это я, конечно, читал в газетах. Я до сих пор помню, на обложке эта фотка, как Рейган и Горбачев ходят по набережной в Нью-Йорке.
Помню все эти новости по нашим телеканалам, когда Советский Союз упал и когда Берлинская стена. Я могу даже рассказать тебе, что люди сказали по телевизору 35 лет назад. Все настолько впечатлило меня, что я даже вспоминаю слова, которые женщина говорила по телевизору 35 лет назад. Она сказала, что не было воды, одежды и свободы. Почему это впечатлило? Я смотрю на этих людей, они образованные, они такие же люди, как я, и у них нет ничего. И они стоят в очереди за едой. И мне было как подростку очень тяжело понимать, как это так. Это очень образованные люди. Почему они так живут? И я хотел это понимать.
И поэтому, когда я закончил университет, я сказал: «Я поеду в Россию». Родители хотели, чтобы я пошел работать в Wall Street. Я ходил там на пару интервью. Я сказал: «Нет, я хочу поехать в Россию». И нашел работу онлайн как преподаватель английского языка. Это был единственный способ попасть в страну. Я подумал, если я… может, я найду другую работу. Да, я думал о журналистике, но не только. Но когда я наконец переехал туда в сентябре 1999 года, страна настолько отличалась от США в то время, что я подумал: «Вау, я хочу здесь остаться».
К. ТУРКОВА: А в чем в основном отличалось? Что самое было шокирующее, может быть?
Т. ПРИНС: Удручающая атмосфера. Потому 1999 год – это dot-com boom в США. Каждый день – новый миллиардер в США. Люди зарабатывали бешеные деньги. Такой оптимизм в США в экономике и политике. То есть ощущение, что США были на пике. В России атмосфера был угнетающая. Люди даже не знали, что будет через неделю, через месяц, и не могут прогнозировать. И для мне это было очень тяжело воспринимать. Я потом столкнулся с этим. И это был очень интересный опыт. Я понял, что люди живут совсем по-другому.
И было очень интересно, конечно, общаться с людьми. Был один разговор, который очень я хорошо помню. Это была, наверное, вторая неделя в России. Общался с девушкой русской, которая работала в этой школе. И она только закончила университет, только начала работать. Мы читали о России, что там происходит в стране. Она сказала, что она разочарована, что мы опошлили великую державу. И это впечатлило меня потому, что ее акцент – это именно военная держава, а не экономическая.
К. ТУРКОВА: То есть не как государство, в котором удобно и комфортно жить, а как государство, которое способно остальные страны напугать.
Т. ПРИНС: Да, да. И это меня впечатлило, что это был ее месседж, что не уважали, не боялись страну.
К. ТУРКОВА: Но мне кажется, что сейчас эти месседжи возвращаются. Они сейчас опять звучат.
Т. ПРИНС: Да.
К. ТУРКОВА: А как ты дальше учил русский язык? Вот сначала, ты говоришь, ты сам. А потом, когда приехал в Москву, ты говорил, что ты не очень хорошо говорил. Как ты дальше продолжал?
Т. ПРИНС: Я взял со собой плеер, что мы называем Walkman? b каждый день просто слушал радио. Я слушал «Говорит Москва», «Эхо Москвы», еще что-то. Потому что каждые 15 минут они повторяют новость, и это будет накладываться. И я каждый день это делал, когда ходил преподавать английский, и потом, когда я вернулся домой. Также я нашел репетиторов. Тогда это было не то что дешево. Я зарабатывал 550 долларов в месяц как преподаватель в 1999-м. Этого было достаточно, чтобы жить. 550 – это были расходные деньги, не на квартиру. И, кстати, они давали в конверте. Это было для мне странно, потому что я всегда получал зарплату чеком, часто email на почту приходил. А тут человек сует мне конверт. Ну, это нормально, легально. Все так делают. Не надо бояться, это нормально. Я учил 45 минут два раза в неделю, полтора часа. И в остальное время я сам занимался.
К. ТУРКОВА: И пробовал просто разговаривать с людьми.
Т. ПРИНС: Да. Я старался как можно больше общаться с людьми. И дома я тоже делал грамматику. Я подумал, я не хочу заниматься грамматикой, я могу это делать дома. Я хочу уметь говорить сейчас, чтобы выжить. Мне надо постричь волосы, мне надо купить продукты. Я не знал, как спросить «100 граммов сахара». Я когда покупал сахар в США, я просто взял что-то, а это уже было в пакетике. А там они наливали в пластик и давали тебе. Поэтому она объясняла: «Ты должен сказать “100 граммов сахара”».
К. ТУРКОВА: А то, может быть, не сахара, а песка, потому что сахарный песок. А есть еще в кубиках.
Т. ПРИНС: Вот, да. Вот что интересно было, что даже покупали такие простые вещи, как сахар, по-другому.
К. ТУРКОВА: А вот ты говоришь, что тебя очень интересовали российская история, общество, люди. А почему ты решил заняться именно деловой журналистикой в таком случае? Как ты туда попал?
Т. ПРИНС: Я не выбрал. Ирония в том, что я не хотел работать на Wall Street. Все мои одноклассники, ну половина из них работают на Wall Street. Я не хотел. Я не хотел там работать. Мне это не нравилось. И поехал в Россию. Я хотел писать о политике, о социальных проблемах. И когда я пришел в Bloomberg, первые пару месяцев я писал обо всем. Потом, в феврале 2003 года, мне сказали: «Ты будешь писать о фондовом рынке». И я скажу, я был очень разочарован. Я не хотел об этом писать. Это было скучно.
И оказалось, что это был начало самого интересного периода того времени, потому что спустя неделю после того, как я начал писать о фондовом рынке, BP объявил, что они купят половину ТНК в России. Это была самая большая инвестиция в Россию. И это было знаковое событие. Это 7 миллиардов долларов. На сегодняшний день это, может быть, 15 миллиардов долларов. Это было знаковое событие. Я знал, что Россия была открыта для бизнеса. Это было начало бума, который я бы сравнил с 90-ми, потому что деньги просто шли в страну после этого в течение следующих четырех лет. Просто куча денег. И было очень интересно писать об этом.
К. ТУРКОВА: То есть ты видел, как менялась жизнь людей, но и ты видел, как менялась деловая среда при Путине на протяжении всех вот этих лет. Что ты можешь об этом сказать? Какие ты основные изменения можешь выделить, отметить?
Т. ПРИНС: Конечно, арест Ходорковского было самым знаковым в тот период. Начали шли инвестировать очень много, потом это произошло. Я общался с инвесторами. Люди не думали, что Путин посадит его, потому что в западном менталитете это повредит экономике, это повредит инвестиционной сфере. Если ты западный политик был и надо переизбраться через четыре города, ты не будешь это делать. Поэтому люди были удивлены, когда это случилось. И, конечно, первое впечатление было очень отрицательным. Рынок упал. Но через несколько месяцев цена на нефть продолжала расти. И не было явных атак на других, и поэтому инвесторы вернулись. То есть у них крутая память, скажем так.
А опять огладываясь назад, мы видим, что это как начало. Были другие события до этого, конечно, которые дали знак, куда все идет, но это было в то время знаковое, а люди не приняли это как знак, куда идет Россия через 15-20 лет.
К. ТУРКОВА: Да, вот я как раз тебя хотела спросить. Ты захватил такой очень интересный отрезок истории, очень много событий, живя в России. Это, как мы уже сказали, и начало правления Путина, взрывы домов, теракты, Беслан, «Норд-Ост», а потом Грузия, эта пятидневная война, Болотная, массовые протесты, Крым, гибридная война. То есть до 2016 года с 1999 года очень много всего произошло. И вот в какой момент тебе стало понятно, что все идет куда-то не туда, что будет скорее хуже, чем лучше?
Т. ПРИНС: Я когда приехал, я был как чистый лист принимал, потому что я только что приехал в страну и мало знал Россию. И, конечно, не был готов взять на себя какие-то оценки Путина. Конечно, я следил за событиями, как только он пришел во власть. Сначала была война в Чечне, потом он взял пост президента, не закрывал НТВ, но связан был, гонялся за Гусинским, а потом после этого был Ходорковский. Я помню, что просто тогда было очень много вопросов, кто он? И был этот известный вопрос на конференции , я думаю, что, может быть, это было в Давосе, когда журналист спросил: «Кто такой мистер Путин?»
К. ТУРКОВА: Да, who is Mr. Putin?
Т. ПРИНС: И другие не могли отвечать. Я помню, они все смотрели друг на друга, кто будет отвечать. Никто не знал. И первые года, когда я уже начал работать журналистом, инвесторы, с которыми я общался в интервью, они тоже не знали, кто он, что он будет делать, как он будет управлять страной. Но я помню, что сначала они дали ему положительную оценку за то, что он наводит порядок после десятилетия хаоса. И поэтому сначала положительно они принимали его управление первые годы.
К. ТУРКОВА: Главной точкой невозврата для тебя стал Крым?
Т. ПРИНС: Конечно. Я помню, что когда Путин вернулся к власти, объявили, что он вернется, в сентябре 2011 года, это был, конечно, нехороший знак. И конечно, я просто смотрел на это с точки зрения инвестиций, потому что это была моя работа. С этой точки зрения я понял, что это нехорошо для бизнес-климата в России. И да, к 2014 году я понял, что просто не имеет смысла продолжать это делать.
К. ТУРКОВА: А вот ты сказал, что у инвесторов короткая память. А может случиться так, что и сейчас вот эта память будет короткой? Ну, например, представим, что война каким-то образом завершена, но на условиях более благоприятных для России, то есть для агрессора, но война закончилась, и в таком случае инвесторы, ты думаешь, вернутся, несмотря на то что агрессором Россия быть не перестала и забрала чужие территории?
Т. ПРИНС: Есть разные. Есть так называемые портфельные инвестиции, как акции, облигации, и есть люди, которые инвестируют, создают там какие-то бизнесы. И мне тяжело представить, что американские компании большие будут возвращаться, вернуться сразу после войны. Потому что что будет? Будут заголовки на Wall Street Journal и Financial Times: «Макдоналдс вернулся в Россию». И это будет удар по репутации. Я не думаю, что они будут настолько зарабатывать в России, чтобы откупить потери репутации. То есть можно вернуться, но я не вижу, как в ближайшие годы. Мне очень трудно представить. Какие-то непубличные мелкие американские компании могут вернуться, но большие, я думаю, что репутация.
И насчет западных инвесторов я тоже сомневаюсь, потому что люди голосуют своими карманами. Если какая-то большая фирма начинает инвестировать деньги в Россию, я могу представить, что люди просят свои деньги на Запад и передают другому управляющему. Поэтому я не думаю, что они вернутся.
К. ТУРКОВА: Ты следил все это время за тем, как развивалась российская деловая журналистика?
Т. ПРИНС: Да. До сих пор я смотрю, что там происходит в экономике. Конечно, не настолько, как я раньше смотрел, но еще смотрю.
К. ТУРКОВА: Но теперь, получается, она как бы раздвоилась. То есть осталась деловая журналистика, если мы можем ее так называть – вот об этом тоже можно поговорить – в России, и журналисты в таком случае обязаны действовать по законам, которые приняты в России, а есть деловая журналистика в изгнании. И вот что ты можешь об этом сказать? Возможна ли деловая журналистика сейчас настоящая внутри России? Много говорят о новостной журналистике, о расследовательской, что это практически невозможно, если только человек не работает анонимно. А вот что касается деловой журналистики, что тут можно сказать?
Т. ПРИНС: Я постоянно читал «Коммерсантъ», «Ведомости». Были прекрасные статьи. Сейчас я не думаю, что я получаю много информации от этих изданий. Я сейчас стараюсь читать «The Bell». Там очень хорошие статьи. Иногда там что-то в «Медузе». Но да, я бы сказал, что экономическая журналистика, которая была, ее нет сейчас.
К. ТУРКОВА: У тебя очень интересный Инстаграм. Я хочу о нем отдельно поговорить немного. Он раньше назывался, насколько я понимаю, «Shades of Russia» («Оттенки России»), но потом ты название поменял. И ты писал, что он о многообразии, которое ты в России видел. Что это за идея? Я сразу нашим зрителям и слушателям скажу, что это такая серия портретов жителей разных регионов России, не только России, бывших советских стран тоже. И это просто вот такие портреты, где немножечко человек о себе рассказывает. Очень интересно. Я не могла оторваться от твоего Инстаграма, тебе честно скажу. Расскажи, как возникла вообще такая идея?
Т. ПРИНС: Я увлекался фотографией и часто ездил по России куда угодно. И где-то в 2013 году было несколько портретов. Я подумал, что я не буду вечно в России, окей, мое время к концу. И хотел просто тоже для себя поймать. И тоже я подумал: «Окей, если я перехожу в журналистику, было бы интересно поближе понять людей». Все было тогда о президенте страны. Все, что писал, было о нем. Я хотел для себя лучше знать страну, а не одного человека.
К. ТУРКОВА: И как раз после Крыма, да, ты поехал по России?
Т. ПРИНС: Я начал немножко до этого, а потом, после этого, больше. Я общался с людьми. Я хотел понять, что там происходит, что происходит в регионе, что люди хотят, чем они занимаются, мечты и так далее. Конечно, было немножко тяжело брать интервью у незнакомых. Я просто прибываю в город, хожу, фотографирую. Я тоже, конечно, сфотографировал горы, то, что меня интересовало. И людей. Я просто подходил и спрашивал. Конечно, людям старшего поколения это было непривычно, а молодого поколения, они все прекрасно понимают, и они готовы общаться. И, конечно, много интервью было после Крыма. Я не чувствовал плохое отношение ко мне в то время. И я старался просто узнать побольше о стране, о людях. И было очень много интересных моментов.
К. ТУРКОВА: А ты просто подходил к людям и говорил: «Можно с вами сфотографироваться? Расскажите о себе»? Как это было?
Т. ПРИНС: Да, я подходил. У меня была карта с моим именем и сайт, что они могут видеть, что я делаю с фотографиями. Я говорил: «Если ты хочешь, я отправлю тебе фотографию по почте». Я помню, что мне надо было быть очень открытым, особенно в то время, потому что отношения США и России ухудшались. «Почему американец приходит и фотографирует меня? Зачем? Что он будет делать с этим?» Поэтому сразу я им объяснял, почему я это делаю, где появятся фотографии, чтобы видели, что я уже много фотографировал. Конечно, молодые по большому счету охотно фотографировались. Потом они хотели брать интервью у меня, задавать вопросы о США и так далее.
Было, конечно, пару случаев, когда остановили меня, когда я ездил по стране. То есть это было обычно в приграничном районе. В этом плане, наверное, это неудивительно. В Калининграде я ехал, у меня был фотоаппарат, меня спросили: «Почему у тебя два-три объектива?» Это было показано. И в других приграничных. Сейчас я не помню.
В Татарстане было интересно, в Казани. Я отправил по Твиттеру фотографии. И они поняли, что американец фотографирует в городе. Когда иностранец приходит в гостиницу, предположим, он должен зарегистрироваться. Я заполнил, но в гостиницу не передал, потому что тогда, как я понимаю, они должны платить налоги. Они не передали. То есть Казани не знали, где я живу. Но они нашли меня. Я полагаю, они смотрели мой Инстаграм, видели, кого я фотографировал, то ли спросили их, я не знаю. В общем, когда они пришли ко мне, они сказали: «Мы искали тебя. Почему ты в такой гостинице, а не в другой?» Они ожидали, что я буду в другой гостинице. И они смотрели мой фотоаппарат: «Почему ты фотографировал?» Они видели, что я был на Украине, потому что был портрет человека из Киева со знаком, задавали вопросы об этом: «Зачем ты был там?» Потом в конце концов отпускали.
К. ТУРКОВА: У тебя, мне кажется, такой очень интересный получился взгляд на людей. В том смысле, что, с одной стороны, это очень теплые рассказы. Даже там тебе, я видела, в комментариях писали, что очень милые описания. А с другой стороны, очень отстраненный взгляд. В том смысле, что как будто бы эти люди просто перед тобой проходят, и ты вот так на них смотришь. Там как бы нет автора, ты не навязываешь какую-то свою позицию, взгляд – понравился тебе человек, не понравился, что ты о нем думаешь. Это просто как будто ты действительно у зрителя ощущение создаешь, что он сидит и наблюдает за этими людьми, они мимо него проходят. Это очень интересное ощущение, на котором я себя поймала, когда читала твой Инстаграм.
Но я видела, что люди-то очень разные. То есть там может быть какой-то молодой человек. Там очень много вообще молодых людей. Прогрессивно абсолютно. И даже по фотографии непонятно, может быть, это вообще где-то в Америке. Непонятно где. Человек мира. А с другой стороны, это может быть там какой-нибудь дедушка с георгиевской ленточкой. В общем, ты примерно все про него понимаешь.
Т. ПРИНС: Я забыл сказать, что когда я возвращался домой каждый год, виделся с родственниками, с друзьями, люди спрашивали о жизни в России. Я понял, они знали, что есть Москва, есть Красная площадь — и все в голове. Поэтому это тоже был стимул. Я делал для своих родственников, друзей, других американцев, которые задавали мне вопросы о жизни в России. Почему именно в этом году? Потому что вот, наконец, появляется Инстаграм, где можно было все легче передавать. До этого я немножко просто распечатывал и показывал людям. Не было другой возможности, чтобы показать многим людям.
К. ТУРКОВА: У тебя есть какие-то любимые герои в этой серии?
Т. ПРИНС: На днях я просто вспомнил одного, потому что я читал что-то о Китае и о том, как китайцы очень много выезжают из страны, переходят южную границу США. И в подкасте задавали эксперту вопрос: «Почему столько людей приезжают в США, когда вроде Китай сейчас враг?»
Я помню, я был на рынке то ли в Хабаровске, то ли во Владивостоке. И это молодой человек. Он вырос в детдоме, потом отслужил два года моряком, потом начал работать на рынке. Он продавал сети. И он рассказывал мне: «В России сейчас такой бум патриотизма. Все молодые гордятся нашим президентом, нашей страной. Но если ты предложишь россиянам американский паспорт, то половина возьмут и уедут из страны». И это было очень интересно, потому что это противоположное. Я подумал об интервью, которые я брал, и я подумал: «Да, наверное, не 50%, но смысл такой, что большая часть уедет».
Кстати, я тоже на днях думал и удивился, сколько моих знакомых в России, особенно в начале 90-х, уехали из страны. Они просто уехали, по разным причинам. Очень много коллег, с которыми я работал в начале 2000-х. И до сих пор приезжают люди. Недавно в Калифорнию знакомый приехал. Когда я посчитал, это шокирует меня, сколько людей покидают страну.
К. ТУРКОВА: А почему ты решил уехать в 2016 году?
Т. ПРИНС: Когда я работал на фондовом рынке, я считал, эта работа мертвая, и подумал продолжать как журналист. Там не было открытой позиции. Я подумал, я уже здесь много лет, я вижу только раз в год родителей, они уже в возрасте, я один из семи детей, очень много братьев, сестер, и вернулся, и начал работать, как ни странно, в Лас-Вегасе, хотя я из Нью-Йорка, журналистом. Пока я там работал, когда только приехал из России, я сравнивал все с Россией.
Я скажу, что меня очень впечатлило. Я мало знал о Вегасе. Я приехал и начал освещать конференции, которые там бывают. Там бывает сто тысяч человек на Consumer Electronics Show, пятьдесят тысяч на другом. Когда ты в Вегасе, если ты пишешь о бизнесе, ты видишь, как кипит бизнес, насколько развит огромный бизнес. Я понял, что я это не чувствовал в России. Конечно, я видел Bloomberg, но я не видел, какая просто огромная энергия бизнеса и новых технологий, потому что многие эти конференции о новых технологиях.
И я видел много разных стран на этих конференциях. Я всегда искал там какие-то русские компании. CES – это самая большая технологическая конференция, если я помню правильно. Точно в США, наверное, и в мире. 150-180 тысяч каждый год. Было несколько компаний из России. Сказали мне, что на самом деле можно и побольше, они просто… компании или Кипр, они не считаются российскими компаниями. Но я помню, насколько здесь впереди США. Это было то, что я взял от этого.
К. ТУРКОВА: Но при этом ты же знаешь, что в России один из таких основных нарративов пропаганды и Кремля – это нарратив о том, что санкции нам не страшны, и они, наоборот, нам только делают лучше, только еще больше развивается российский бизнес, отечественный, просто бум. И вот где-то недавно я видела цитату насчет того, что нам еще будут остальные страны завидовать и будут просить, чтобы против них санкции ввели, чтобы так же у них расцвел отечественный бизнес.
Т. ПРИНС: Сейчас, конечно, государство вкачало очень много денег в экономику, особенно на войну. И поэтому там будет, конечно, сильно экономика расти. Я сейчас не помню цифры, но просто огромное количество денег. Это одно. Во-вторых, насчет санкций. Санкции работают, когда очень многие страны соблюдают. А сейчас только несколько. Это США, Европейский союз, Япония. И совокупно, может быть, 50-45% мирового ВВП. Половина ВВП мира открыта для России. США, Европа, мы не знаем, насколько они соблюдают собственные санкции.
К. ТУРКОВА: И насколько они готовы к новым санкциям. Потому что знаем, что Дональд Трамп об этом много говорит, но результата пока нет.
Т. ПРИНС: И надо постоянно вводить новые санкции, чтобы оставить на нуле. Потому что это удар крота. То есть ты наложишь санкции на одну компанию, она закрывается, открывается вторая. Если США не будут постоянно вводить санкции на новые компании, конечно, будет обход. Есть люди во всем мире, готовые зарабатывать. Я несколько раз писал об этом. Обычные люди имеют связи с Россией, они готовы за пару тысяч долларов. То есть есть люди, готовые помочь обходу. И это в любом случае будет тяжело запретить. Но если сама страна, которая наложила санкции, не очень сильно соблюдает, конечно, они не будут иметь такой эффект. Это во-первых.
Во-вторых, Россия уже под санкциями 11 лет. Люди умели за все это время найти решение. Они очень опытные в этом плане. И русские владельцы крупных компаний, они уже прошли через 90-е, что 2008 и 2009 годы. То есть они умеют выживать во время кризиса. В этом плане они очень опытные.
К. ТУРКОВА: То есть вряд ли санкции могут стать тем инструментом, теоретически, не в том виде, в котором сейчас всё, вряд ли они могут стать тем инструментом, который поможет закончить войну.
Т. ПРИНС: Нет, не думаю. И чтобы сильно ударить по экономике России, надо просто запретить каким-то образом продажу нефти. А это будет влиять на весь мир. Цена будет, бог знает, 150 долларов за баррель. Нефть сейчас где-то 65 долларов. И поэтому США и Европейский союз не готовы запретить совсем продажи российской нефти, потому что это ударит по своим гражданам.
К. ТУРКОВА: Ты бы хотел снова поехать в Россию?
Т. ПРИНС: Мне было бы интересно, если честно, опять брать интервью у тех людей, у которых я брал в 2014, 2015, 2016 годах, увидеть, что они думают сейчас, как их жизнь поменялась за эти пять лет. Это мне интересно узнать. Кстати, один вчера написал мне из Краснодара. Почему он вспомнил меня сейчас, я не знаю. Мне интересно общаться с ними, узнать, что они думают обо все.
К. ТУРКОВА: Я всегда в конце программы задаю нашим гостям один и тот же вопрос, языковой: с каким словом (или словами) у тебя ассоциируется современная Россия?
Т. ПРИНС: Я бы сказал, огромное разочарование. Есть несколько причин. Я хорошо помню, когда я работал и журналистом, и банкиром, как люди рисовали будущую Россию, что все будет продолжаться в России, будет куча инвестиций, много всего, дороги, мосты, что качество жизни будет расти хорошим темпом, что Россия станет местом, куда люди захотят приезжать провести время. Были очень большие надежды на это. И поэтому люди действительно вложили деньги, потому что они верили в будущее. И сейчас эта надежда лопнула. Деньги тратятся на войну, когда эти деньги требуются в регионах.
Я последний раз был в России в 2021 году и ездил в регионы. Да, есть новые развлекательные места в центре города. Кроме этого, я не видел хорошее развитие. На самом деле, я был разочарован этим городом, который недалеко от Москвы. Деньги, которые тратятся (50 миллиардов или 100 миллиардов в год) на войну, могли бы тратиться, чтобы повышать качество жизни людей, очень многих людей. И поэтому это просто очень большое разочарование.
К. ТУРКОВА: То есть для тебя это такое крушение надежд?
Т. ПРИНС: Да.
К. ТУРКОВА: Но окончательное или еще что-то возможно?
Т. ПРИНС: Я надеюсь, конечно, что изменится, что будет хороший, лучший поворот. Но я просто не вижу. Это сейчас трудно предвидеть. Я думаю, что будет, наверное, какая-то стагнация. Экономика выросла в последние годы, но когда война закончится, наверное, будет стагнация. И мы не видим улучшения особо жизни в целом.
К. ТУРКОВА: Спасибо большое за этот разговор. Я напомню, что с нами на связи сегодня был американский журналист Тодд Принс. Вы смотрели и слушали «Эхо», программу «С нами на связи». Увидимся в следующем выпуске.