«Россия в судах»: Дело Веры Засулич
Интересно, что Засулич в эмиграции, как этом многим ни покажется странным, становится противником терроризма, хотя нет сомнений лично у меня, что выстрел Засулич в Трепова – это как раз классический пример терроризма, и всей молодёжи он показал, что общество может сочувственно к этому относиться…
Подписаться на канал Сергея Смирнова
Поддержать канал Сергея Смирнова
Всем привет, это Сергей Смирнов, традиционно в начале ролика я говорю, что надо подписаться на канал, оставлять комментарии, непременно лайкать, если вы посмотрели это видео и вам понравилось, ну говорю то же самое, что говорю всегда. А мы продолжаем. Итак, в прошлый раз мы говорили о первой уличной демонстрации, посмотрите обязательно этот ролик. Довольно жестокое наказание, но более жестоким оказалось не просто 15 лет каторги для одного из лидеров революционеров, человека, который был против уличной акции, Боголюбова, а то, что петербургский градоначальник Трепов приказал выпороть его в тюрьме. И об это узнаёт весь Петербург. Это происходит летом 1877 года, и люди долго обсуждают, правильно это было, неправильно, что необходимо сделать.
В январе 1878 года девушка приходит на приём к петербургскому градоначальнику Трепову. Вот как она сама описывает эти события: «Адъютант повёл нас в следующую комнату, меня первую, и поставил с краю, а в это время из других дверей вышел Трепов с целой свитой военных, и все направились ко мне. На мгновение это смутило, встревожило меня. Обдумывая все подробности, я нашла неудобным стрелять в момент подачи прошения. И он, и свита на меня смотрят, рука занята бумагой и проч. И решила сделать это раньше, когда Трепов остановится, не доходя до меня, против соседа. И вдруг нет соседа до меня, я оказалась первой. Не всё ли равно? Выстрелю, когда он остановится около следующей за мной просительницы, окрикнула я себя внутренне, и минутная тревога тотчас же улеглась, точно её и не было. О чём прошение? О выдаче свидетельства о поведении. Чиркнул что-то карандашом и обратился к соседу. Револьвер уже в руке, нажала собачку. Осечка, ёкнуло сердце опять. Выстрел, крик. Теперь должны броситься бить, значилось в моей столько раз пережитой картине будущего, но произошла пауза. Она длилась, вероятно, всего несколько секунд, но я её почувствовала. Револьвер я отбросила, это тоже было решено заранее, иначе в свалке он мог сам собой выстрелить. Стояла и ждала. «На преступницу напал столбняк», – писали потом в газетах».
Это дословная цитата из Веры Засулич, которая стреляла в Трепова. Если для общества шоком было наказание Боголюбова, то выстрел в Трепова тоже был шоком. Конечно, такого не было никогда. Девушка приходит на приём и стреляет. Конечно, тут же начинаются разговоры о том, какая у неё мотивация. Очень быстро придумывают самую простую мотивацию, Засулич – любовница Боголюбова, поэтому она мстила за своего любовника. Но Засулич Боголюбова даже не знала. Она прочитала об этом случае в газетах и решила отомстить. Председатель петербургского окружного суда, ключевой персонаж этой истории, Анатолий Кони пишет, что первое время в Петербурге, помимо самого факта покушения на Трепова, рассуждали, кому же достанется огромное состояние Трепова, которое он нажил, как говорило всё общество буквально, на коррупции. Да-да, представляете, как было воспринято покушение на него? Правильно, в целом неоднозначно.
Правда, хочу сразу оговориться. Дело в том, что Кони – один из основных источников по делу Засулич, но всё-таки я бы относился сдержанно и с некоторым недоверием к его мемуарам. Почему? Знаете, в одном из прошлых роликов я не стал включать эпизод, который тоже описывает Кони, совсем про другой случай, а именно про дело Чернышевского. Дело в том, что ключевым обвинителем по делу Чернышевского был начальник жандармов Потапов. Так вот, Кони пишет про Потапова, что в конце жизни Потапов, человек, который придумал дело Чернышевского, в том числе, немного сошёл с ума, вёл себя несколько странно, к примеру, ему так не нравилась молодёжь и студенчество и во всём он винил просвещение. Что специально приезжал в немецкий город Майнц, чтобы показать фигу памятнику Гутенбергу, который придумал книгопечатание. Книги всё сгубили. Верите вы в эту историю? С одной стороны, вроде кажется байкой, а с другой стороны, ну представьте себе, что сейчас собирается Совбез, они берут ножницы и пытаются отрезать кабель интернета. Ну это же почти фига Гутенберга, понимаете? Стиль-то никуда не девается у этих людей. Запретить, во всём виноваты книги, во всём виноваты книги, во всём виноват интернет, так что я вполне допускаю, что это не байка, а правдоподобная версия, её как раз и описывает Кони.
Но вернёмся к Засулич. Она схвачена на месте, и власти, наконец, решают, что это очень хороший способ, почти как Нечаев. Однозначно убийца, однозначно стреляла, преступление налицо, и наконец-то можно исправить впечатление как от процесса 193, так и о деле Боголюбова и порке революционера, поэтому власти решают: суд над Засулич должен быть максимально публичный, и вообще судить Засулич должны присяжные, буквально как с Нечаевым, чтобы всё общество ужаснулось и осудило революционеров. По-моему, довольно понятная логика, и почему власти не собираются придавать делу политический подтекст. Если бы они придали политический подтекст, дело можно было бы выделить, отправить в специальный суд, и нет никаких сомнений, что Засулич бы осудили. Но властям это не надо, им надо, чтобы общество осудило Засулич, а тут прекрасный способ. Стреляла? Ну, стреляла. Покушалась? Ну, покушалась. Какие-то есть сомнения в вердикте присяжных? Да практически никаких.
Есть ещё один важный контекст, я вот думал даже, в каком из роликов его рассказать, выбирал момент нужный. Очень важно же, в какое время всё происходит. Про судебные процессы, надеюсь, я довольно полно всё рассказал, но что же это за годы? 1878 год, Россия воюет с Турцией. Война 1877-1878 года, и это, безусловно, главное событие для страны. Сначала война начинается очень даже с большого подъёма, мало того, революционеры считают, что надо эту войну вести, освобождать народы от турецкого ига, писатели пишут об этом, в конце концов, Вронский уезжает на фронт у Толстого буквально, не только там, разные литературные герои стремятся на войну, это такой общий позыв. Война начинается вроде как очень успешно в 1877 году, в 1877 году. Как часто бывает, такое единение, даже оппозиционно настроенные люди её приветствуют, а потом начинается волна неудач. Вообще-то война закончилась победой для России, но буквально этот год, он проходил достаточно нервно. Русская армия очень долго не могла взять Плевну, и опять начинаются разговоры: о коррупции, о неспособности властей, о том, что они ничего не могут сделать. То есть, общество немножко другое, чем в 1873 году. Казалось бы, всего-то 5 лет прошло, но отношение к власти меняется. И власти, когда выбирали суд присяжных для Веры Засулич, этого совершенно не учли.
Первая проблема властей – что прокурор, которому изначально поручили вести процесс, сильный прокурор, который бы хорошо выступил – он отказывается, причём причину выбирает следующую: «Мне не очень удобно, у меня брат в эмиграции». Дают дело второму прокурору и говорят: «Ты готов поддержать обвинение против Засулич? – Да, готов, но на одном условии: если у меня будет возможность рассказать о том, что сделал Трепов с Боголюбовым в тюрьме и выступить против Трепова. – Не, не, не, нам такого не надо». В итоге назначают третьего человека, который соглашается, но представляете – третий кандидат, явно не самый сильный, по фамилии Кессель, его же называли Кисель. Я думаю, из этого прозвища примерно понятно, как он смотрелся на процессе.
А Засулич, в свою очередь, защищает Пётр Александров, уже известный политический адвокат, он был на деле 193, он хороший оратор. А суд назначен, надо же быстренько всё провести. Всё больше вопросов у властей, особенно беспокоится, по словам Кони, министр юстиции Палин, который должен председательствовать на процессе, и спрашивает: «Как вы думаете, а возможно ли оправдание?» Кони отвечает: «Ну вообще-то, да». «Ну как оправдание, она же стреляла, о каком оправдании может идти речь?» – «Понимаете, суд присяжных – это суд присяжных, тут может быть любое решение». И тогда Палин говорит замечательно: «Александр Фёдорович, ну если есть такие риски, а не могли бы вы вести процесс так, чтобы точно осудили?» Тот говорит: «Ну нет, я же судья на суде присяжных, вы чего?» Тогда Палин, министр юстиции, думает и говорит: «Ну раз есть риски оправдания, а можете сделать так, чтобы вести дело и сразу заложить процессуальные ошибки, чтобы, если вдруг будет оправдание, можно было этот приговор просто отменить по формальным основаниям?»
Маленькое отступление, ну не могу не сказать. В сегодняшней России 27% приговоров суда присяжных оправдательные, и как вы думаете? Подавляющее большинство из них отменяют именно по формальным процедурным причинам. Почти по тем, о которых министр юстиции просил председателя суда. Если будет оправдание – заложите-ка, пожалуйста, процессуальные ошибки. И сегодняшние суды в России поступают именно так. Почитайте, пожалуйста, материалы «Медиазоны» о суде присяжных сегодня. У нас была неделя присяжных, и там описан весь механизм: как выносится решение, как его потом отменяют. Вообще суды присяжных – интересная тема в сегодняшней России, почти такая же интересная, как в 19 веке.
Ну и вернёмся к суду. Очень важный момент: следствие ведёт себя примерно так, как часто ведёт себя сегодняшний следователь. Понятно, что стреляла Засулич, и в целом ничего доказывать не надо, чего ещё доказывать? Где она пистолет покупала – да какая разница? Какие у неё связи были с другими революционерами? Да какая разница? Тут и стоит вспомнить биографию Веры Засулич, кем она была. Она была причастна к делу Сергея Нечаева, о котором я вам рассказывал. Помните, я вам говорил, что многих привлечённых к делу Нечаева оправдали? Вот среди оправданных и была Вера Засулич. Она больше года сидит в тюрьме, выходит на свободу, но тут же получает высылку. Представляете, человек оправдан, но раз ты революционер и там с кем-то общался, мы тебы вышлем из столицы. И её высылают в одно место, потом в другое, то есть, власть из неё буквально делает профессиональную революционерку.
Чтобы вы ещё понимали про народников и какими методами они действовали. Вот Вера Засулич какое-то время живёт в Киеве и пытается вести пропаганду среди крестьян вместе с группой своих товарищей, основываясь на идеях Бакунина, с помощью, внимание, фальшивых императорских указов. Они буквально фабриковали императорские указы, показывали их крестьянам и призывали их начать бунт, чтобы справедливо и честно распределить землю. Похоже ведь на стиль Сергея Нечаева, хотя изначально Вера Засулич к этому имела очень далёкое отношение. Проблемой для защиты было то, что по факту Вера Засулич и не отрицала, что стреляла в Трепова. Но на самом деле власти решили её обвинить, ну что логично, в попытке убийства. Вера Засулич говорит, что нет, у неё в планах не было в планах убивать Трепова и, внимание, ей было всё равно, что будет с Треповым. Она это делала ради того, чтобы сделать историю с Боголюбовым известной не только в России, но и во всём мире. показать вот это вопиющее преступление против своего товарища. Цитирую Веру Засулич: «Признаю, что стреляла в генерала Трепова, причём могла ли последовать рана или смерть, для меня было безразлично». Это буквально цитата Засулич.
Власти, в свою очередь, делали акцент на том, что Засулич стреляла из тяжёлого пистолета, «бульдога», он реально тяжёлый, причём в буквальном смысле слова тяжёлый, и с близкого расстояния. Ну казалось бы, железобетонные аргументы для представителей власти. Стреляла с близкого расстояния. Покушение же на убийство, правда? Дело рассматривает суд присяжных, как я уже и говорил. Интересная деталь: прокурор Кессель не отводит ни одного из присяжных, в отличие от прокурора защитник Александров отводит многих присяжных, особенно тех, кто, по его мнению, принадлежит к высшим кругам, потому что они более лояльны к власти, и буквально среди присяжных самый настоящий средний класс: среднее чиновничество, средние такие купцы, он надеялся, что эти люди настроены более оппозиционно, потому что защита будет строиться на политических обвинениях в адрес власти и лично Трепова.
Важный вопрос, который задают даже сейчас многие исследователи: а что же Кессель никого не отвёл-то? Почему он допустил такую коллегию. Более того, в этом обвиняли в том числе судью Кони и его стиль, дело в том, что Кони до назначения судьёй был прокурором, и очень сильным прокурором. И он был категорическим противником отвода присяжных со стороны обвинения, он считал, что, какие бы присяжные ни были, вот любым присяжным надо предоставить право делать выбор. Так что Кессель действовал практически буквально как ученик Кони, просто не очень принято было тогда среди прокурорского состава отводить присяжных. И он никого и не отвёл, присяжные оказались подобраны буквально защитником.
Выступление Кесселя в ходе процесса слабое. Ну, то есть, он приводит аргументы в ходе процесса, хорошие, казалось бы, тем не менее, оно ничем не запоминается. Публика в зале, и публика сочувствует Вере Засулич, и это ужа становится понятно в ходе процесса. Адвокат Александров говорит длинную речь. Не буду вам приводить её целиком, хотя буквально дам одну цитату, но вообще советую прочитать, чтобы иметь представление, о чём говорил Александров, это прямо интересная историческая речь. Он долго пересказывает биографию Веры Засулич. Нечаевское дело, несправедливо осуждённая – а потом переходит к аргументам защиты.
Цитата Александрова, с которой он заканчивает выступление в прениях: «В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести. Женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей её молодой жизни. Если этот мотив проступка кажется менее тяжёлым на весах общественной правды, если для блага общины, для торжества закона, для общественной безопасности нужно признать кару законную, тогда да совершится ваше правосудие, не задумывайтесь. Немного страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной разбитой жизни, без упрёков, без горькой жалобы, без обид примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, её страдание, её жертва предотвратит возможность повторения случая, вызвавшего её поступок, как бы мрачно ни смотреть на её поступок, в самих мотивах его нельзя не видеть честного и благородного позыва. Да, она может выйти отсюда осуждённой, но она не выйдет опозоренной, и остаётся только пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников».
Вы знаете, когда я читал, я подумал: неужели это речь человека, который надеется на оправдание? Мне-то кажется, не очень это всё похоже на речь защитника, который говорит «мой подзащитный не совершал абсолютно никакого преступления» Судья Кони, кстати говоря, которого потом будут серьёзно обвинять, что он играл на стороне защиты, говорит чем-то похожие слова, о том, что преступление по факту было, ваша цель – оценить само по себе преступление, найти его мотивы и найти, возможно, какие-то аргументы для снисхождения. Сам Кони говорит, что якобы уверен. Ну, выстрел был, Трепов ранен был, понятно, что преступление было.
Кони пишет в своих воспоминаниях, что он удаляется из зала, говорит с какими-то другими юристами, и все уверены, ну понятно, что должен быть вынесен обвинительный приговор. Присяжным было задано три вопроса: виновна ли Засулич в покушении на Трепова, второе, хотела ли она лишить его жизни. Третье, всё ли сделала для этого. Три вопроса задают присяжным, они удаляются, а Кони и вся публика ждёт решения. Удивительно, но присяжные выносят решение буквально в течение десяти минут. Кони так описывает это в своих воспоминаниях, цитата: «Звонок, звонок присяжных, сказал судебный пристав, просовывая голову в дверь кабинета. Они вышли, теснясь, с бледными лицами, не глядя на подсудимую. Все притаили дыхание. Старшина дрожащею рукою подал мне лист. Против первого вопроса (а я повторю, виновна ли Засулич) стояло крупным почерком «Нет, не виновна». Целый вихрь мыслей о последствиях, о впечатлениях, о значении этих трёх слов пронёсся в моей голове, когда я подписывал их.
Передавая лист старшине, я взглянул на Засулич. То же серое, несуразное лицо, ни бледнее, ни краснее обыкновенного, те же поднятые кверху, немного расширенные глаза. «Нет», – провозгласил старшина, и краска мгновенно покрыла её щёки, но глаза так и не опустились, упорно уставившись в потолок. «Невин…» – но далее он не мог продолжать. Тому, кто не был свидетелем, нельзя себе представить ни взрыв звуков, покрывший голос старшины, ни того движения, которое как электрический толчок, пронеслось по всей зале (извините, это выражение 19 века, зала, а не зал). И последнее: крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы «Браво! Ура! Молодцы! Верочка! Вера! Верочка!» – всё слилось в один треск и стон, и вопль. В верхнем, более демократическом отделении для публики, обнимались. Даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали. Один особенно усердствовал над самым моим ухом. Я оглянулся. Помощник генерал-фельдцейхмейстера Баранцов, раскрасневшийся седой толстяк, с азартом бил в ладони. Встретив мой взгляд, он остановился, сконфуженно улыбнулся, но едва я отвернулся, снова принялся хлопать».
Между прочим, при вынесении приговора у здания суда собралось очень много людей, но, в основном, конечно же, сочувствовавших Засулич. Представляете, какая реакция была у них на этот приговор? Ну реально, это был полный шок. Мало того, потом в лоялистских газетах даже рассказывали версию, что присяжные якобы вынесли это решение из-за того, что, если бы они объявили Засулич виновной, прямо там их бы всех и поубивали около суда. Нет, серьёзно, именно так примерно и пишет лоялистская пресса. Конечно же, глупость, потому что было много сил у правительства, охраны, ничего подобного они не допустили. Но сам факт, насколько невиданный факт, что оправдали девушку, которая стреляла в градоначальника.
Кони, понимая, что будет и какая реакция зала, говорит, то Засулич не освобождена прямо в зале суда, но в классическом виде она должна выйти и должна быть освобождена. Он говорит, она направляется в дом предварительного заключения и забирает свои вещи. Ну, пытается сделать так, чтобы публика не вынесла Засулич из зала и чтобы не случились какие-то беспорядки около суда. Жандармы, которым он даёт распоряжение, это просто-напросто игнорируют. Сам Кони подразумевает какую-то конспирологию, что они сделали это так, чтобы что-то возникло, какие-то беспорядки, но я думаю, просто проигнорировали и проигнорировали, я не уверен, что у них были настолько далеко идущие планы.
Засулич выносят на руках буквально из суда, публика в восторге. У суда много жандармов. Чтобы вы понимали градус напряжения и безумия, один из зрителей достаёт пистолет и стреляет в жандарма прямо у зала суда, промахивается, попадает в курсистку, и тут же, на глазах у людей он прямо там застрелился – чтобы вы представляли, насколько была безумная обстановка около суда и представляете, как это решение было воспринято, как бы сейчас сказали, наверху. Засулич на свободе, но она буквально в этот же день уезжает за границу, ей в этом помогают, и в целом, наверное, понимает, что будет дальше. На следующий день Засулич ищут, приговор, как и предсказывал Палин, был отменён, именно причём по процессуальным основаниям. Было семь поводов, шесть признали недостоверными, а седьмой достоверным, и приговор отменили. Правда, суд над Засулич так никогда и не возобновился, она жила в эмиграции.
Интересно, что Засулич в эмиграции, как этом многим ни покажется странным, становится противником терроризма, хотя нет сомнений лично у меня, что выстрел Засулич в Трепова – это как раз классический пример терроризма, и всей молодёжи он показал, что общество может сочувственно к этому относиться. Мне кажется, в этом отношении выстрел Засулич – очень опасная штука. Понятно, я рассказывал эту историю целиком, но для государства и общества оправдание Засулич оказалось крайне болезненным. Понятны, конечно, основания лоялистов, которые говорили, что вот из-за вашего оправдания у нас тут и пошли теракт за терактом.
Разумеется, лоялистская пресса очень быстро нашла виновных, конечно же, ими стал суд присяжных и лично судья Кони. Был такой идеолог Катков, ну знаете, смесь, наверное, такого Киселёва и Соловьёва, ну наверное, чуть поумней. Думаю, что Соловьёв и Киселёв хотели бы считать себя Катковым, но Катков, вероятно, был повыше. Ну вот он был таким классическим пропагандистом, который говорил: «Так, Кони специально так вёл процесс, делал неправильно, он там подсуживал», - и всё прочее. Он был такой классический пропагандист, началась кампания против судов присяжных, и больше, конечно же, никаких судов присяжных в отношении политических преступлений власти не допускали.
Ну а я повторюсь, вообще в исторической литературе есть очень много споров. С чего начался терроризм? Лично для меня нет сомнений, что выстрел Засулич, безусловно, террористический акт – но это ли начало? Это ли основа того, что будет происходить в самые ближайшие годы в стране? Обсуждаемый вопрос. А в дальнейшем мы, конечно же, поговорим и о народовольцах, которые начнут использовать террор, и о других революционных организациях, но вот корни этого всего были, с одной стороны, в наказании Боголюбова, с другой стороны, в реакции Засулич на это наказание.
Подписывайтесь на канал, «Россия в судах», продолжение следует.