Купить мерч «Эха»:

«Россия в судах» с Сергеем Смирновым: Дело 193-х

Сергей Смирнов
Сергей Смирновглавный редактор издания «Медиазона»

Но студенты, как хипстеры внутри Садового кольца, не очень хорошо понимали, что из себя представляет крестьянство. В итоге столкновение цивилизаций в отдельно взятой Российской империи: большинство студентов просто не могут ни в чем убедить крестьян, а крестьяне на всякий случай значительную часть студентов сдают полиции…

«Россия в судах» 05.05.2024 Скачать

Подписаться на канал Сергея Смирнова

Поддержать канал Сергея Смирнова

С. СМИРНОВ: Всем привет! Это Сергей Смирнов. У нас очередной ролик про русский суд в XIX веке.

Знаете, я уже записываю пятый ролик про эти суды и подумал здесь, а вот какой из судов в нашей истории мог бы стать достойным ответом на фильм «Чикагская семерка». Очень хороший фильм. Если вы вдруг не смотрели, прошлогодний, обязательно посмотрите. Очень смешно, когда некоторые медиа говорили о том, что фильм практически как «Медиазона», очень хороший. Я сегодня вам расскажу историю, которая, на мой взгляд, могла бы стать вполне себе хорошим ответом на «Чикагскую семерку», и вполне бы по этой истории можно было снять фильм.

Еще раз про контекст, как обычно. Прошлый ролик был про Нечаева, нечаевщину, убийство студента Иванова. Это нанесло довольно сильный удар по революционному движению — по крайней мере, с точки зрения идей. Оказалось, что создавать тайную организацию — это, возможно, не самый хороший путь. Тем не менее, недовольных очень много, кружков очень много. Правительство, как я уже говорил в прошлый раз, то усиливает давление на студентов, то чуть ослабляет. В общем, недовольных в стране много, и это прежде всего молодежь. И кружки революционные никуда не делись. Но, тем не менее, перед молодежью встает вопрос: что же делать?

Что же нам пишут теоретики по этому поводу? Про Бакунина мы говорили уже в прошлый раз, но сегодня скажу самое, наверное, ключевое. Бакунин считал, что Россия вообще готова к революции, крестьянин, который составляет большинство населения страны, полностью готов к революции и он вообще бунтарь. Осталось только подтолкнуть крестьянство, и оно снесет власть, полностью все будет разбито, и новый прекрасный мир будет построен на развалинах царского режима. В принципе, это чем-то похоже на Нечаева, только Бакунин предлагал обращаться напрямую к крестьянам.

Второй теоретик того времени — Лавров. Он как раз был скорее более умеренным, и он считал, что надо образовывать крестьян, образовывать народ, и студенты должны поделиться знаниями с другими людьми в стране. Это все вместе совпало: неприятие Нечаева, неприятие революционных методов. В итоге это все превратилось в совершенно фантастический сюжет русской истории, известный как «хождение в народ».

Вообще-то студенты уже общались с народом. Многие люди из студенчества приезжали в деревни, вели беседы, причем самым разным образом. Некоторые, например, на основании Библии доказывали, что вообще-то должны быть социалистические идеи, и на основании Библии обращались к тому, что царь правит незаконно. Но это были единичные случаи. И вот в 1874 году с начала года прямо буквально клич: молодежь, идите в народ, просвещайте народ, готовьте революцию. Сотни, тысячи, вероятно, десятки тысяч молодых людей отправились в деревню.

Мне кажется, у правительства там было предынфарктное состояние. Ну вы представляете себе: вдруг вся молодежь активная, революционно настроенная отправляется в деревню. Причем Бакунин об этом все уже написал: идите в деревню, берите мужиков — и на столицу, вперед. Примерно такой расклад. И конечно, это новая политическая ситуация.

Но студенты, как хипстеры внутри Садового кольца, простите, в принципе не очень хорошо понимали, что из себя представляет крестьянство, социалисты ли они (на самом деле нет, потому что крестьяне заботились о своей земле и о своем заработке). В итоге столкновение цивилизаций в отдельно взятой Российской империи: большинство студентов просто не могут ни в чем убедить крестьян, а крестьяне на всякий случай значительную часть студентов просто сдают полиции.

Опять, как и в деле Нечаева, казалось, для правительства ну просто очень удобная ситуация: народ доказал свою верность царю, сами сдают студентов в полицию. Что же делает правительство? Оно решает, что общественность полностью на стороне властей, и сейчас мы этим студентам покажем, мы этих студентов раскатаем прямо по асфальту и будем смотреть, как там у них с печенью.

В итоге было задержано около 4 тысяч человек. 4 тысячи человек — огромное количество. Правительство долго думает, что бы с ними сделать, и наконец решает предъявить обвинение в пропаганде и попытке свержения действующей власти. Мало того, доказательства, что это некая единая организация, которая отправила всю эту молодежь в деревни, чтобы поднять крестьянство на бунт.

На самом деле, конечно, было не так. Десятки кружков представляли вот эти молодые люди, и многие из них даже толком доехать никуда не успели. Знаете, типа, сели в поезд, приехали на станцию, там уже ждет полиция — все, участник заговора; пожалуйста, будьте добры, пройдите в тюрьму.

Кабинет министров собирается в марте 1875 года (то есть люди уже полгода под арестом) и решает, что же с ними делать, каким образом проводить суд. Нужен большой показательный процесс. Знаете для чего? Потому что население страны не осознает масштаба революционной пропаганды и относится к этому слишком снисходительно. И вот поэтому правительство решает устроить показательный большой процесс.

При этом нахватали случайных людей. И об этом говорят не какие-то революционеры, не какие-то там представители интеллигенции. Нет, Константин Победоносцев, воспитатель Александра III, человек, консервативнее которого, наверное, даже банка консервов вряд ли могла быть, он просто ультрареакционер — и даже он говорит: «Нет, ну что-то как-то нахватали бог знает кого, и как-то полиция не очень хорошо сработала».

Итак, правительство в марте 1875 года принимает решение о большом процессе. Но следствие идет годами, годами буквально — слишком много обвиняемых. С 4 тысяч постепенно количество снижается до 770. Но 770 — это тоже слишком много. Следствие идет, идет, допросы, свидетели… В итоге оно продолжается больше 3-х лет, и в суд дело передают только осенью 1877 года.

Ну представляете себе: молодежь 3 года сидит в тюрьме, крайне тяжелые условия, 770 человек… Слишком много, надо привлекать к суду все-таки меньше. Самая настоящая трагедия, что происходит за эти 3 с лишним года следствия. 43 человека умирают, 12 покончили с собой (ну представляете, 3 с лишним года следствия), еще 38 сошли с ума. Почти 100 человек буквально не могут предстать перед судом либо по причине смерти, либо по причине заболеваний. В итоге 197 человек отправлены на процесс, но пока им предъявлено обвинение, четверо из них тоже умирают. В итоге крупнейший политический процесс в истории дореволюционной России называется «процесс 193-х» по количеству обвиняемых.

Пока идет следствие, параллельно начинаются и заканчиваются два других политических процесса. Это суд в Петербурге, так называемый «процесс 50-ти». Как вы, наверное, уже поняли, это 50 обвиняемых, самый известный из которых был рабочий Алексеев. Это процесс о пропаганде среди рабочих, там обвиняемые получили сроки. И второй процесс заканчивается, о первой в истории России массовой акции протеста. О ней мы обязательно поговорим в следующих роликах, потому что «процесс 193-х» все никак не начинается, и другие дела уже закрыты и обвиняемые сосланы на каторгу.

И, наконец, процесс: 193 обвиняемых. Их хотя и поделили на группы прямо внутри процесса, все равно это огромное количество. Что делают власти? Власти понимают, что слишком все затянулось, очень много времени прошло, и дают не самый большой зал. То есть формально процесс открытый, в реальности на процесс могут попасть только сотрудники специальных органов, как вы понимаете, и частично журналисты. То есть царское правительство имеет очень большие проблемы с публичностью этого процесса.

Но не очень все хорошо и внутри обвиняемых — в том смысле, что у них есть внутри четко две точки зрения, что делать. Одна говорит: «Надо идти и публично выступать», а им возражают: «Слушайте, но там никого нет в зале. Перед кем вы будете вообще все выступать? 193 человека — ты ничего и сказать не сможешь». А другие говорят: «Надо полностью бойкотировать процесс». Эта точка зрения становится более популярной. В итоге 193 обвиняемых делятся на две группы, и они себя называют с такой очень большой долей самоиронии «протестантами» (кто не хочет идти на процесс) и «католиками» (кто этот процесс принимает).

Обвиняемых защищает блестящая команда адвокатов. Мы об адвокатах поговорим отдельно. Там и Александров, там и Спасович. Там прямо звезды — и нынешние, и будущие звезды русской адвокатуры. Они прекрасно защищаются. У следствия и у обвинения почти 500 свидетелей, в основном крестьян. Но прошло уже 3 года, и стилистически это выглядит примерно так: вызывают свидетелей обвинения, а они к суду либо все забыли, либо рассказывали на следствии совсем не то, о чем говорится в документах. Похоже чем-то вообще-то на современные суды? Я думаю, в значительной мере похоже. В итоге обвинения выглядят очень неубедительно. И тем не менее, от обвиняемых появляется человек — я бы его назвал хедлайнером процесса, — и он выступает с такой проникновенной речью, которая очень быстро становится достоянием гласности. Это был Ипполит Мышкин.

Ипполит Никитич Мышкин родился в такой средненькой семье: мать крепостная (в том смысле, что он знал, что такое крепостное право, и он помнил освобождение), отец военный. Он учится в тогдашней кадетской школе, получает военное образование, устраивается работать стенографистом. Очень быстро увлекается революционными идеями и в 1868 году организует тайную типографию — ну представьте себе, примерно в то же время, что и Нечаев. Довольно быстро выходят на след, и он скрывается в Женеве — опять же, в той самой Женеве, которая была центром русской эмиграции.

Но Мышкину в Женеве не очень нравится. Эмигранты друг с другом спорят, авторитета у революционного движения нет. И тогда Ипполит Мышкин задумывает совершенно фантастический план. Он возвращается в Россию и один, в одиночку решает освободить Николая Чернышевского, потому что русской оппозиции нужен безусловный лидер. Мышкин едет через всю страну. Он устраивается в государственную типографию, чтобы получить настоящие бланки телеграмм, их предъявляет и говорит, что он жандармский офицер и приехал за Чернышевским, чтобы сопроводить его в Иркутск.

Но Мышкину не повезло. Дело в том, что правительство ждет спецоперации по освобождению Чернышевского. Причем думают не на Мышкина, который это делает все в тайне, а на Германа Лопатина, потому что он слишком много об этом говорит в Женеве. То есть ждут они другого человека, но силовики предупреждены. Они говорят Мышкину: «Предъявите, пожалуйста, полностью документы от якутского губернатора». Он говорит: «У меня их как бы нет». Тогда двое офицеров его сопровождают в Якутск. Он понимает, что в ловушке, и дальше он пытается от них сбежать. Стрельба, один из офицеров ранен, но Мышкин схвачен.

Мышкина, кстати говоря, за эту спецоперацию по освобождению Чернышевского тоже запихивают в группу пропагандистов, в некую единую организацию, и он тоже предстает перед судом. В итоге Мышкин выступает на процессе с речью, которая оказала очень серьезное влияние на дальнейшее революционное движение. Вся молодежь читает, о чем же говорит Мышкин.

Несколько фраз я вам процитирую. С чего Мышкин начинает свое выступление в суде? Цитирую: «Я отрицаю свою принадлежность к тайному сообществу, потому что я, как и многие мои другие товарищи не только по заключению, но и по убеждению, не составляли нечто особенное, нечто целое, связывающее нас единством общей для всех организации. Мы составляем не более как ничтожную частицу в настоящее время многочисленной в России социальной революционной партии». То есть он говорит: мы не тайное общество, мы революционная партия людей-единомышленников.

И еще одна цитата, чтобы понимать, о чем думали революционеры того времени и как были настроены к властям. Цитирую: «Я разделяю тот взгляд, что для революционера в настоящее время нет надобности оканчивать курс в государственной школе. Затем, так как этот взгляд навлек на нас немало нареканий со стороны известной части общества, я считаю себя вправе объяснить, какие причины довели меня до подобного, кажущегося многим безрассудным, взгляда. Я предложил, что если бы в настоящее время Россия находилась под татарским игом, если бы во всех городах на деньги, собранные в виде дани с русского народа, существовали татарские школы, в которых бы читались лекции о добродетелях татар, об их блестящих военных подвигах, если бы в таких школах доказывалось право татар владеть русским народом, если бы все учение в них было направлено к тому, чтобы создать из русской молодежи ревностных и покорных слуг татарских ханов, то спрашивается, была бы необходимость для русской молодежи оканчивать курс в подобных школах и посвящать все свои силы отъявленным врагам своим? Я полагаю, что нет». Это для понимания восприятия властей и их отношения к революционерам. Ну понимаете, то есть полностью отрицание существующих ценностей, системы образования, воспитания. Уже чувствуется та резкость и радикальность будущих поколений.

В итоге такое выступление Мышкина превращается буквально в перепалку с председательствующим. Мышкина обрывают 60 раз. Представляете, как сейчас в суде: «Это не по делу, это к делу не относится», — 60 раз. И дальше, как мне кажется, должна быть сцена из будущего фильма о русской «чикагской семерке», которых, правда, в России 193 человека. Дальше происходит следующее. Мышкин начинает говорить, что нет никакой гласности, нет нормального открытого процесса, и даже в борделе прав больше, чем здесь. Председательствующий просит жандармов войти в зал и заткнуть рот Мышкину, причем в буквальном смысле этого слова. Но другие люди начинают его отбивать прямо в зале. Такая вот схватка. В итоге жандармы прорываются к Мышкину, закрывают рот рукой, он вырывается и продолжает выступление. И это все в суде происходит во время ключевой речи. Прямо в суде — буквально войска туда вводят, всех выгоняют, процесс заканчивается. Но вот Мышкин именно так выступил на этом процессе.

В итоге процесс пошел, но совершенно иначе, чем то, на что надеялось правительство. Симпатии общества, которые вообще-то должны были быть на стороне власти — вроде как народ с царем вместе, — тут оказываются полностью развернуты. Нахватали бог знает кого, обвинения неубедительны, свидетели ничего не помнят. В итоге принимается такое среднее решение: из 193 человек половина оправданы, 90 человек оправданы. Но, как и в деле Нечаева — помните, там тоже много кого оправдали, — Александр II применяет свой классический прием. Из 90 человек, которые оправданы, 80 получают административную высылку, и их просто отправляют в ссылку.

Суд заканчивается в январе 1878 года. Буквально на следующий день после суда революционерка Вера Засулич — помните, та самая, оправданная по делу нечаевцев, — входит к петербургскому градоначальнику Трепову, достает пистолет и стреляет. О последствиях мы поговорим в следующем ролике.

Если уж мы заговорили об оправданных, то нельзя не упомянуть, кого же оправдали по «делу 193-х». Среди них, к примеру, Андрей Желябов и Софья Перовская, будущее лидеры «Народной воли», люди, принимавшие непосредственное участие в убийстве царя. Многие получили по отсиженному — то есть они в тюрьме сидели до суда, получают такой срок и выходят на свободу. Среди таких людей Николай Морозов, один из лидеров «Народной воли», и Лев Тихомиров, человек удивительной судьбы, бывший народоволец, который в какой-то момент перешел на сторону правительства.

А что же Мышкин? Правда же, главный вопрос: что же Ипполит Мышкин, ну и другие, те, кого считали главарями? Максимальный срок по процессу 193-х — 10 лет каторги. Вот именно этот максимум и получает Ипполит Мышкин. Если вы думаете, что с ним больше ничего интересного не произошло, то вы сильно ошибаетесь. Ипполит Мышкин уже на каторге добавляет к своему сроку еще 5 лет. Знаете, за что? За его выступление во время похорон революционера, который не доехал до каторги и погиб в дороге. Вот он прибавляет к своему сроку еще 5 лет. Примерно представляете, как он мог выступить и что же там сказать?

Мышкина отправляют на самую сложную и тяжелую каторгу — в Карийскую тюрьму. Карийская каторга — это Забайкалье, это прямо самый тяжелый регион. Там содержатся политические. Ипполиту Мышкину 15 лет каторги. Ипполит Мышкин — авторитетный к тому времени революционер, безусловно, после своего выступления, после плана освободить Чернышевского. Он, между прочим, входит в этическую комиссию, которая разбирает убийство Петра Успенского. Помните, Петр Успенский, один из нечаевцев, который слегка сошел с ума, и его обвинили в том, что он теперь работает на полицию, и повесили прямо в Карийской тюрьме. Его дело рассматривает Ипполит Мышкин на Каре, и они приходят к выводу, что Петр Успенский был революционером и не сотрудничал с полицией. 

Ипполит Мышкин — это человек, который одним из первых смог бежать с Карийской каторги. Он и его напарник уходят через подкоп, и очень успешно. Дело в том, что охрана очень долго думала и спохватилась буквально через несколько дней, когда они были довольно далеко. У них хватало еды, продовольствия. Но, тем не менее, сбежали опаснейшие государственные преступники. Кстати говоря, в XIX веке охрана была получше, чем в ссылке в последующие годы, потому что многие революционеры впоследствии могли бежать из Сибири. Но тут была каторга, тут были очень жесткие условия — бежать было крайне сложно.

Ипполит Мышкин из Забайкалья смог пробиться до Владивостока. Они уже ждут пароход на Америку. Но Мышкину, как и в истории с Вилюйском и Чернышевским, не везет. Их вычисляют в гостинице, приходит полиция, и Мышкин опять схвачен. Ипполита Мышкина признают особо опасным государственным преступником и везут обратно в Петербург. Сначала отправляют в Петропавловскую крепость, а потом в Шлиссельбург. Ипполиту Мышкину уже плохо со здоровьем, и тем не менее, он все равно участвует в коллективных акциях протеста. И один раз — буквально это был такой жест отчаяния, — он кидает тарелку в надзирателя, который к нему приходит. За это он был приговорен к смертной казни. В 1885 году Ипполит Мышкин был расстрелян внутри крепости.

Процесс 193-х и «хождения в народ» вообще принципиально меняют расклад внутри революционного движения. Теперь молодежь чувствует свою правоту, которую вообще-то поколебало дело Нечаева. Общество в целом сочувствует революционерам и не сочувствует царскому правительству. Очень важно: царское правительство пытается публично доказать свою правоту в дискуссии с молодежью — как обычно это делается в России: вся дискуссия у нас в суде, — но терпит неудачу. И это будет очень заметно в следующем деле, в деле Веры Засулич. Но о нем мы поговорим в следующий раз.

Это Сергей Смирнов. Опять напоминаю, что надо подписываться на канал, оставлять свои комментарии. Спасибо большое тем, кто пишет хорошие отзывы. В ближайшее время мы продолжим. Всего доброго!