«Политзеки»: Александр Скобов: диссидент в СССР, политзек в путинской России
На суде по мере пресечения Скобов был также непримирим: в начале заседания он выкрикнул “Слава Украине! Смерть убийце Путину! Я не вижу смысла участвовать в этом балагане. Единственная причина участие в этом суде – плюнуть в лицо суду”. После этого он отказался вставать, когда в зал входила судья, и отвечать на ее вопросы…
Подписаться на канал «Медиазоны»
Привет, это Давид Френкель. Рубрика “Политзеки” на канале Медиазоны. В этой рубрике мы рассказываем про самых разных российских политзаключенных. Молодых и пожилых, известных и таких, о которых никто не знает. Сегодня я расскажу, наверное, про самого опытного: про человека, который когда-то был политзаключенным в СССР, вышел, стал свидетелем падения тоталитарного режима, остался непримиримым критиком власти в современной России, и за это снова лишился свободы.
Срочный сбор
Поддержите команду «Эха»
Марксист Александр Скобов известен как фигурант последнего в истории Советского Союза уголовного дела по статье об антисоветской агитации и пропаганде. В 1988 году у Скобова и других ленинградских активистов оппозиционной партии “Демократический союз”, основанной Валерией Новодворской, прошли обыски, но дело вскоре прекратили из-за отмены самой этой статьи. К тому моменту Скобов был уже бывалым диссидентом и политзеком. Впервые с репрессивными органами Александр столкнулся еще в 8-м классе. По его утверждению, “В школе были встревожены публичными диссидентскими выступлениями и очень просили мою семью сделать так, чтобы это исправить”. Но тогда все обошлось двухмесячным обследованием в психиатрической больнице. А в 76 году за Скобовым, тогда 18-летним первокурсником истфака ЛГУ, пришел КГБ. Товарища Александра по подпольной марксистской организации отчислили из университета за то, что они разбрасывали листовки на Невском проспекте. Но сам он отделался проработкой на комсомольском собрании. Через два года Скобов стал редактором машинописного самиздатовского журнала, но напечатать успел лишь два выпуска. Причем второй назывался “Перспектива”. А первый вышел вообще безымянным, потому что редакторы – несколько марксистов и один анархист – не смогли договориться о названии. В октябре 78-го их арестовали. Вот как он сам вспоминал об этом в интервью: “Условия содержания были значительно лучше, чем у уголовников. В камере сидели по два-три человека. Общались с нами интеллигентно. Кэгэбэшники всячески выпячивали свое превосходство над тупыми и грубыми ментами. Их распирало от важности, какими они стали по сравнению с тем, какими были раньше. Это был предмет офигенной кастовой гордости в 70-е годы. Они ощущали себя бывшими дикарями, вышедшими в цивилизованную элиту. Никаких мер физического воздействия в это время по отношению к политическим заключенным не было. ‘У нас теперь торжество социалистической законности’ – заявляли они. Торжество, впрочем, выражалось в том, что тебя посадят за инакомыслие, но бить не будут”.
Александр провел полгода в следственной тюрьме, а потом его отправили на принудительное лечение. Скобов говорил, что ему предлагали эмигрировать, но он отказался. В больнице молодой диссидент провёл три года. “В конце 70-х – начале 80-х годов ‘политических’ в советских психушках глушили психотропными препаратами далеко не всегда, хотя такие случаи, конечно, были. Но у меня как раз с этим было более-менее спокойно. Большинство врачей, с которыми я сталкивался, старались избегать роли палачей и душителей”, – рассказывал Скобов. Выйдя из психушки, на свободе он провел немногим больше года. В декабре 82-го был арестован профсоюзный активист и диссидент Лев Волохонский. В его поддержку Скобов написал больше десятка лозунгов на разных зданиях в центре Ленинграда. Через две недели арестовали уже самого Александра. “Формально мне инкриминировали опять самиздат. Издание подпольных машинописных сборников, какие-то мои статьи. Следствие хотело доказать, что я наносил антиправительственные надписи на стенах ленинградских зданий: “Свободу политзаключенным”, “Польская солидарность жива”. Да, это действительно был я. Ночь побегал, сделал эти надписи. Но доказать они ничего не смогли.
История повторилась. Скобов снова провел полгода в следственной тюрьме и снова был отправлен на принудительное лечение. Но на этот раз почти на пять лет. На свободу он вышел лишь В 1987-м, когда объявленная Горбачевым перестройка шла уже полным ходом. С 91 года Соколов работал учителем истории петербургских школах, в том числе в известной 610-й классической гимназии. В 90-х он протестовал против первой чеченской войны. В нулевые сотрудничал с Яблоком и движением “Солидарность”, организовал в Петербурге оппозиционные митинги, много лет писал колонки для сайта “грани.ру”. В 2014 году активист осудил аннексию Крыма и обвинил Путина в гибели сбитого над Украиной малайзийского “Боинга”. В том же году на него напали ночью, ограбили, избили и несколько раз ударили ножом. Александр стал терять зрение. “Моя общественная и не только общественная активность сейчас, к сожалению, ограничена таким фактом, как потеря зрения. Набирать какие-то тексты на клавиатуре я могу практически вслепую, а вот чтобы прочитать текст, мне уже нужна компьютерная программа. Моя публицистика – вся моя нынешняя публичная активность”, – рассказывал он. Скобов продолжал крайне резко высказываться о российских властях, даже как-будто дразнил их. Он открыто участвовал в форуме Свободной России после того, как форум признали нежелательной организацией. После полномасштабного вторжения в Украину он не только выступил в поддержку Украины, но и призывал помогать ВСУ. Убийство Z-блогера Владлена Татарского он называл – цитата – “абсолютно легитимным”. А когда Минюст внес его в список иностранных агентов, он, конечно, не стал соблюдать законодательных требований, которые связаны с этим статусом. При этом он оставался в России. “Я очень давно для себя решил, что уезжать из страны не буду, а буду здесь доказывать, что не всякому человеку можно заткнуть рот. Если кто-нибудь начнет вам рассказывать, что жить вот так в России не страшно, вы ему не верьте. Это, конечно же, страшно. Но я стараюсь дать пример, что такой страх человек может преодолеть, если ему есть, ради чего это делать”, – так диссидент объяснял свой отказ эмигрировать. За месяц до признания иноагентом Скобова вызвали в Следственный комитет. Следователи вроде бы хотели расспросить его об участии в форуме Свободной России, но Александр не пошел. Вместо этого он съездил за границу встретиться с детьми. Его уговаривали остаться, ожидая ареста, но он никого не послушал и вернулся. Силовикам было из чего выбирать повод для уголовного дела. В итоге его возбудили по статье о публичном оправдании терроризма из-за постов о взрыве Крымского моста, который Скобов написал еще в июле 23 года. В одном посте он жалел, что мост не уничтожили до конца, а в другом объяснял, почему это стоило сделать. Александра задержали 2-го апреля в квартире его товарища, другого известного советского диссидента Юлия Рыбакова. “Ну, жестковато задерживали, жестковато. Меня в этот момент не было – я вышел гулять с собаками, а тут они позвонили в дверь, Саша и открыл им. На него надели наручники, якобы он оказал сопротивление. Ну, человек совершенно слабый и больной, слепой. Я не верю, что он мог оказывать сопротивление. Как мне потом сказала жена, они сразу при входе положили его на пол, а потом надели наручники. Когда я вернулся, они уже все сидели и заполняли протокол. При задержании Скобов в знак протеста отказался взять с собой лекарство от диабета и очки. У него даже в очках 20% зрение. Ну, он и их бросил, сказал: ‘Все. Буду без очков’,” – рассказывал Рыбаков.
На суде по мере пресечения Скобов был также непримирим: в начале заседания он выкрикнул “Слава Украине! Смерть убийце Путину! Я не вижу смысла участвовать в этом балагане. Единственная причина участие в этом суде – плюнуть в лицо суду”. После этого он отказался вставать, когда в зал входила судья, и отвечать на ее вопросы. Скобова арестовали, несмотря на сахарный диабет, гепатит С, бронхиальную астму, глаукому и 90-летнюю мать на иждивении. Даже в суде он отказался от переданных ему очков. Через две недели после ареста диссидента внесли в перечень террористов и экстремистов Росфинмониторинга. Еще через некоторое время завели на него новое уголовное дело, теперь уже за участие в террористическом сообществе. По всей видимости, в Форуме свободной России. Позже, в деле об оправдании и призывах к терроризму появилось еще два эпизода: два поста, оба – с призывами обстреливать территорию России. Скобова этапировали в Коми, где ФСБ возбудила и расследуют дело о Форуме свободной России. Почему именно в Коми? Мы не знаем наверняка. В 2024 году в России силовики могут себе позволить никому ничего не объяснять. Но известно, что именно в Сыктывкаре суд заочно арестовал Гарри Каспарова и других участников Форума свободной России. Так или иначе, сыктывкарский суд уже несколько раз продлевал арест Александра Скобова. Не обошлось и без очередных исторических параллелей: в конце мая пожилого активиста на месяц поместили в психиатрическую больницу на экспертизу.
Даже в заключении Скобов остается таким же неудобным и непримиримым. Например, он в письмах резко раскритиковал Дмитрия Муратова, который призывал политзаключенных подписывать прошения о помиловании. “Когда находящиеся на свободе люди рассказывают человеку в тюрьме, как они его любят и как хотят увидеть живым, чтобы убедить его что-то сделать или чего-то не сделать, это очевидная манипуляция. Это дополнительное психологическое давление на человека, который и без того находится под сильнейшим давлением обстоятельств. И доброжелатели фактически оказываются на одной стороне с теми, кому зэк противостоит. Это постыдно. Это – то самое словечко. Но когда при этом зэку еще и прозрачно намекают, что его сговорчивость положительно скажется на судьбе других людей, это постыдно вдвойне и втройне”. Вообще Александр из СИЗО ведет активную переписку: дискутирует на философские и политические темы; его письма даже публикуются в исторических журналах. “Нас долго не трогали. Мол, помрут сами или уедут и будут доживать на проценты от когда-то приобретенного, вполне заслуженно, политического и морального капитала. Удар пришелся по другим людям, в большинстве – гораздо более молодым. Я скептически отношусь к пафосным фразам о передаче традиций и опыта. Этот механизм в реальности всегда работал крайне слабо. Каждое новое поколение предпочитает само набивать свои шишки. Но я хочу, чтобы те молодые люди, которые приняли удар, знали: последние советские диссиденты встали рядом с ними, были с ними, разделили с ними их путь. Я не знаю, какую практическую пользу с точки зрения тактических и стратегических задач момента это принесет. Я просто хочу, чтобы кому-то от этого стало чуть теплее. Я хочу, чтобы моя генерация завершила свою историю этим”. Напишите Александру, поспорьте с ним, не соглашаетесь с ним. Я уверен, для него это будет ценно. Единственное, его жена просит, чтобы письма ему писали 18-м шрифтом без засечек. Скобов плохо видит даже свой собственный текст. Он набрасывает сначала черновики на обороте из списанных листов, а потом вслепую переносит текст на бланк ответа. Спасибо за просмотр.