«Персонально ваш» с Константином Ремчуковым
Нашим плевать, что Запад думает. Западу плевать, что мы о них думаем, поскольку мы все как бы такие с ржавчиной. И мне кажется, вот этот разрыв будет долгим…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
С. КРЮЧКОВ: Добрый день, дорогие друзья. Это YouTube-канал «Живой гвоздь». Меня зовут Станислав Крючков. И это программа «Персонально ваш». Ее гость сегодня – Константин Ремчуков, главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты», после некоторого перерыва и впервые в этом году. Поэтому некоторые темы затронем по новой, несмотря на то что, возможно, в других эфирах они уже обсуждались.
Конечно же, важны ваши подписки, лайки, комментарии на наш канал. И если это будет происходить прямо во время трансляции, то это здорово, потому что работает лучше для продвижения видео.
Константин Вадимович, здравствуйте. Рад приветствовать вас.
К. РЕМЧУКОВ: Добрый день, Станислав Валерьевич. То же самое испытываю.
С. КРЮЧКОВ: С позитивных упований министра Новака. Сегодня он заявил об увеличении нефтегазовых доходов, несмотря на санкции Запада. Я воспринял это вот так вот бравурно и подумал, а есть ли у системы объективные лимиты, которые заставят ее действовать не исходя из лозунгов, не исходя из отчетов, а исходя из реалий? И вот реалии предстоящего года каковы, учитывая итоги, которые подводил и Силуанов, говоря о дефиците 22-го, и другие наши ответственные чиновники? Так ли все чудно, как описывает господин Новак, и с дизелем, и с газом, и с нефтью?
К. РЕМЧУКОВ: Мне кажется, что действительно истекший год из-за резкого роста цен на энергоносители в условиях политической неопределенности и разрыва многих связей привел к росту. У нас был какой-то период (месяца четыре), когда мы по миллиарду долларов в день получали от энергоэкспорта. То есть ты объявляешь санкции, а ты получаешь миллиард долларов в день. То есть это, по факту, так оно и есть. Поэтому в таких сообщениях нужно, мне кажется, четко отличать. Та бесспорная часть, которая оптимистичная, она относится к прошлому.
Задача – смотреть, в состоянии ли в будущем мы воспроизводить столь же успешную модель добычи экспортных долларов и евро. Вот здесь, мне кажется, начинается сложность, поскольку высокий уровень непредсказуемости по всем фронтам. Для меня, по крайней мере. Но, скорее всего, общая логика и сокращения цен, и экономические проблемы в мире должны привести к сокращению спроса не просто на энергоносители, а на многие другие источники наших экспортных доходов.
В Соединенных Штатах Америки большинство экспертов – The Wall Street Journal провел такой опрос – считают, что следующий год по-прежнему будет еще плох с точки зрения экономики, инфляция будет достаточно высокая (больше 3%) и 2,4% она будет только в конце 2024 года (для американской системы это много). Они считают, что борьба с инфляцией, то есть повышение или сохранение на высоком уровне, а у них сейчас 4,25 – 4,5% ставки, не позволит увеличивать экономику, то есть делать доступными ресурсы.
Сегодня опубликован прогноз, согласно которому ежемесячно американская экономика будет терять 7 тысяч рабочих мест. Но вроде бы немного, но в то же время она будет их терять. И это говорит о том, что все готовятся к каким-то увольнениям.
Сегодня объявлено о том, что министр финансов Йеллен встречается с главным экономическим человеком из Китая Лю Хэ, и они будут пытаться договориться. Это первая такая серьезная встреча личная после визита на Тайвань Пелоси. С одной стороны, они хотят узнать, кто будет заниматься экономикой в Китае, поскольку в марте Лю Хэ уйдет. И он едет на Давосский форум, а Йеллен едет в Африку с большим турне, с тем чтобы в том числе ограничить как-то влияние Китая.
Видите, сложная картина. С одной стороны, Китай и Америка волнуются, что у них – у обеих стран – не хватает драйверов роста, а это сказывается на их положении, и они готовы закрыть глаза на какие-то вещи. С другой стороны, они все решают свои стратегические какие-то приоритеты, считая, что можно совмещать и сотрудничество, и ограничение возможностей другой стороны. Так что в этих условиях Россия, которая поставляет сырье на те рынки, которые зависят от динамики экономического роста Китая и США, безусловно, зависимая сторона при всех попытках обеспечить суверенитет.
С. КРЮЧКОВ: А вот эта встреча Си и Трампа короткая на полях саммита в Бали не считается, то есть мы ее не рассматриваем как попытку такого?..
К. РЕМЧУКОВ: Нет, ну там не было содержательных разговоров. Там просто, что, в принципе, можно встречаться. Вот потребовалось время, с тем чтобы оно начало конвертироваться в весьма предметные встречи на том уровне, на котором люди в состоянии…
С. КРЮЧКОВ: Константин Вадимович, ну вот вы матрицу обрисовали, как это все выглядит. А я – по цифрам. Захожу сегодня смотрю, сколько Urals стоит – 46 долларов за баррель. То есть это в рамках прогнозного, но тем не менее низковато. Дальше. По отношению к лету этого года газ -80 на европейских рынках. Вот это в контексте общемировом свидетельство чего? Того, что экономика находит какое-то равновесное состояние и для нее это равновесное состояние исходит из такого рода цен (низких, понижающихся по отношению к лету) или это маркер того самого – в случае Urals – исключения России из глобальных цепочек, невостребованности ее газа и так дальше и так дальше? Вот тут на что стоит обратить больше внимание?
К. РЕМЧУКОВ: Вы любой ответ предлагайте, и, в принципе… Пусть он будет так звучать: это и маркер, это и НРЗБ. Мне кажется, ей богу, Стас, я считаю, что принципиально важна не какая-то конкретная конъюнктура (сегодня – так, а завтра – эдак), а принципиально важным, особенно если опираться… Раз вы говорите, что мы обсуждаем темы, которые вы наверняка обсосали в предыдущие недели, вот, допустим, что следует из интервью Патрушева?
С. КРЮЧКОВ: Вы угадали. Я хотел это как раз вторым вопросом.
К. РЕМЧУКОВ: Давайте мы его соединим и перейдем ко второму. Ведь интервью Патрушева – оно феноменальной ясности программа. Она равна и манифесту Коммунистической партии Маркса, который говорит, что пролетарии всех стране объединяйтесь.
Он говорит о том, что Запад не имеет никакого суверенитета, никакой демократии, что у западных политиков нет сил и возможностей изменить жизнь их государств к лучшему, поскольку они давно не являются самостоятельными фигурами, у каждого за душой связи с крупным бизнесом, лоббистами, фондами (вот эта связь с крупным бизнесом, связь с капиталом, пролетарии объединяйтесь против мировой буржуазии), что очевидно, что реальная власть на Западе находится в руках обладающих ресурсами кланов и транснациональных корпораций.
Это абсолютный призыв, что вот Патрушев солидарен с народом всего мира. Ну вот как мировая революция. Он солидарен с этим народом, и он указывает, что эй, народ, вами-то руководят какие-то фонды и какие-то кланы, и какие-то надгосударственные механизмы управления человечеством, надгосударственные механизмы управления в интересах тех же.
А когда спрашиваешь: «И что, американцы не проводят, Соединенные Штаты не проводят свою политику независимую, суверенную?», он абсолютно и четко говорит: «По сути, Американское государство – это лишь оболочка для конгломерата огромных корпораций, которые правят страной и пытаются властвовать над миром». То есть он даже говорит о том, что американские власти, сросшиеся с крупным бизнесом, обслуживают интересы транснациональных корпораций, в том числе военно-промышленного комплекса. Точка.
Значит, Россия устами Патрушева – а мы видели, что многие мысли Патрушева произносит и Путин, – фактически заявляет о том, что нам этот мир неприемлем, мы из него уходим, этот мир не соответствует нашему представлению о справедливости, нашим моральным ценностям, потому что он апеллирует и к этим ценностям. И он утверждает, что на Западе нашей стране место не предусмотрено, а стало быть, Россия и не будет в этой компании.
Вот отсюда я возвращаюсь к нашей первой части разговора. Вот в этих условиях обсуждать уровень Urals, 46 она будет или 52, или 38, не имеет смысла. Мы сейчас находимся у истоков тотального разворота России от тех стандартов нормальности, к которым мы привыкли со времен принятия нашей Конституции, потому что вся наша Конституция (особенно ее первые две главы) – это Конституция современного общества, в которой нет места идеологическим доктринам, в которой провозглашается свобода личности, свобода деятельности, свобода СМИ, отсутствие цензуры, запрет на пропаганду ненависти по социальным, религиозным или каким-то другим классовым причинам. Это вот дух нашей Конституции.
Вот то, что говорит Патрушев, – это отказ, это точка, с которой мы говорим: «Нам не ценно быть в этом мире». Поэтому через какое-то время, если вдруг так скажется, что мы будем по 30 долларов продавать нефть Индии или Китаю, или куда-то еще в Юго-Восточную Азию, то будем говорить: «Ну и ничего страшного. 30 долларов нам хватает». Потому что Патрушев же атакует потребительское общество. Он говорит: «Они строят потребительское, а мы хотим разумный баланс между морально нравственными ценностями и социально-экономическим развитием».
То есть в данном случае если тебе сказать, что у тебя 15 тысяч рублей – это разумный баланс, то тебе не к кому апеллировать. Доход материальный в устах этого человека не является какой-то ценностью. И он говорит: «Этим мы, русские, русские народ, и отличаемся от них – у нас ценности другие, нам не нужны деньги». А если деньги не нужны, какая разница, какая цена на нефть?
С. КРЮЧКОВ: Но это если ты русский, у которого обеспечены какие-то базовые потребности. А если тебе нужно выживать?
А вот вы увидели в этом интервью Патрушева Цепляеву и «АиФу» его понимание, его устойчивое убеждение в том, что этот тотальный разворот нормальности, о котором вы говорите, он объективно мотивирован (в его системе координат)? Или он связывает это с внешними предпосылками? Потому что вот сегодня опять вижу сообщение от Столтенберга. Он действительно говорит: «Нормализация отношений Запада с Россией не наступит после окончания конфликта в Украине». То есть это такая двунаправленная штука.
И я захожу на сайт «Независимой газеты» и читаю интересную публикацию у вас. Она озаглавлена «Куда будет педали крутить Москва в наступившем году?». И вот система представлений Патрушева так, как вы ее описываете, она описывает процесс, то есть как мы будем ехать: в отказе от ценностей, так-сяк, пятое-десятое. Но вот куда мы будем ехать в этом году и в последующем? Ведь он же не формулирует этого. Или вы какие-то контуры этой цели и это финальной точки…
К. РЕМЧУКОВ: Нет, я считаю, что в данном случае речь идет о том… Ну поскольку идеологически то, что сказал Патрушев, с моей точки зрения, является необольшевизмом, – это такая апология как бы мировой революции с разрывом всех тех стандартов. Мы старый мир взорвем, мы не будем играть по его правилам, мы презираем этот мир. То есть прям слова Интернационала звучат. Потому что какие характеристики он дает тому обществу? Морально-нравственное разложение там есть. Значит, уже нам не по пути, поскольку мы люди высокодуховные.
Второе. Зомбирование людей при помощи массовой пропаганды. У них там зомбирование людей. А что с зомби-то разговаривать? У Патрушева очень глубокое с этой точки зрения интервью. Потому что если вы даете ему какой-то аргумент: «Ну а что, люди вышли на улицы, допустим, протестовать», он вам говорит: «А они зазомбированы». Это пункт второй.
Третье. Они используют когнитивное оружие против каждого человека точечно. А вы знаете, что это такое? Когнитивным оружием точечным против каждого человека является гаджет, вот этот интернет, куда ты если смотришь. Точечно, потому что это манипулируемая технология, методы нейро чего-то там программирования какого-то. Но это уже осуждено. Хорошо, я телевизор не смотрю – я пропагандой не задействован, я газет не читаю – я пропагандой… То есть как доказать, что ты неполноценный с точки зрения принятия? Вот она. Потому что это называется «использование когнитивного оружия».
Четвертый пункт. Запад насаждает неолиберальные ценности.
Пятое. Призывает женщин не заводить детей ради борьбы с изменением климата. Я вообще потрясен.
И углеродный след – это специфическая форма нацизма, как замер черепов, если каждого будем след замерять, сколько ты оставил после себя выбросов.
То есть это предельно реакционная программа, предельно. Она прямо на уровне средневекового представления о прогрессе, о свободе личности, что есть приоритет неких идей над свободной личностью. Отсюда вот этот пункт – «насаждают неолиберальное». Я думаю, что у них особой разницы между неолиберальными и либеральными нет, это одно и то же. Если ты говоришь, что приоритет личности, ее права и свободы, как у нас в Конституции написано, то вам говорят: «А это как раз ты являешься продуктом, ты зомби являешься. И против тебя когнитивное оружие использовали, поскольку ты вычитал это из Айфона или Айпэда».
Поэтому я считаю, что сейчас – вот мое представление, в том числе на основе моего какого-то общения с людьми – потихоньку все пришли к выводу, что в Иране ничего страшного-то и не произошло. Вот все пугают, что Россию там задушит. Ничего не задушит. Иран меньше России, экономически слабее России, ненависть к Ирану повсеместная у стран Запада и не только Запада, но и Востока (это конкурирующая вещь).
Я видел Atlantic Council прогноз на 2023 год. И очень интересный вопрос: «Что вы думаете, через 10 лет больше будет ядерного оружия или нет?» И та группа людей, которая считает, что распространение будет больше, считает, что на первом месте Иран станет ядерной державой. Но на втором месте после этого идет Саудовская Аравия. И они говорят: «Это является следствием того, что если у Ирана будет атомное оружие, немедленно саудовцы купят себе атомное оружие».
И вот в этом мире мы, по крайней мере, та часть политического руководства, которая сейчас находится у власти и которая исповедует эти сверхконсервативные вплоть до реакционных взгляды, мне кажется, уже все остальное – частности (действительно, цена на нефть, как она будет). Тут есть фундаментальное непонимание многих проблем, с которыми столкнулись. И это не было не учтено.
Последняя мысль, и я дам вам возможность руководить. Она меня просто поразила своей какой-то неизбывной допотопностью. Он говорит, что у нас в стране… Вот почему нам еще Запад не нужен технологически и так далее? «Нам важна финансовая независимость и технологический суверенитет, – говорит он. – Потому что у нас с избытком хватает своих Ломоносовых и Кулибиных». И при этом он сам же говорит: «Но проблема в том, чтобы их вовремя заметить».
Вот друзья мои, советский научно-технический прогресс – термин, который ввели в последнее десятилетие советской власти в СССР – он звучал так, что у нас такие достижения индивидуальные, каких во всем мире-то нет, у нас вся проблема – чтобы их внедрить.
А здесь вся проблема – чтобы заметить этих Кулибиных и Ломоносовых. И ни Патрушев, ни тогда наши руководители не поняли, что рыночный механизм, рынок, капитализм и является единственной доказавшей свою состоятельность формой универсального выявления и инноваций, и этих Ломоносовых и Кулибиных. И они создают эти свои продукты, которые кто-то хочет капитализировать.
Он, может, и не думает о благе народа, как Патрушев, с утра до вечера. Он просто думает: «Как бы сделать так, чтоб мой Айфон оказался у всех в руках?» И лет 10 он думает о том, чтоб он оказался у всех. Он даже не рассматривал как платформу. И только через 10 лет он вдруг понял: «Ё-моё, так это же экосистема. Каждое приложение – это и есть платформа Айфона». А это совсем другой бизнес. Это триллионные обороты и вообще все.
Поэтому вот это непонимание… Как будто бы после его статьи кто-то должен сказать: «Слушай, у нас же Ломоносовы и Кулибины есть, ё-моё. А что ж мы их не замечаем? Ну-ка идите заметьте их». Они не понимают, что форма, выявление, среда – это рыночное. Это ты создаешь услугу или продукт. Тот, кто хочет обогатиться… Не Кулибин, естественно, обогатится и не Ломоносов, а тот, кто почувствовал в этом, потому что у него чуйка есть рыночная. Он это берет, начинает внедрять, платит какие-то роялти этому человеку, а сам начинает капитализировать на вот этом открытии.
А у нас инноваторы уехали за последний год в таком количестве. Контрактов новых не заключают. Там цифра неплохая, но я где-то видел, что 90% этих контрактов были заключены еще в январе прошлого года, то есть до 24 февраля. То есть есть специфические вот эти инновационные сферы бизнеса, которые предельно чувствительны к вопросам, к которым абсолютно нечувствителен Патрушев. И Патрушев поскольку, мы видим, говорит все эти вещи не в воздух, а мы слышим какие-то мотивы про неоколониализм, про эксплуатацию, о чем говорил Владимир Путин, то я понимаю так, что его идеи лежат в основе консолидированной позиции российского руководства по общему вектору.
И в этих условиях СВО – это частный, абсолютно частный кейс многолетнего вырезания России из той системы международного разделения труда, в котором она находилась последние десятилетия.
С. КРЮЧКОВ: А на практику своей жизни они как-то экстраполируют эту систему взглядов? Потому что вот вы говорите о когнитивном оружии. Я вспоминаю Елку желаний, в которой президент принимал участие в преддверии Нового года. И там ведь аккурат гаджет ему подносил не кто-нибудь, а адъютант. То есть вот эта угроза нависла над единственным человеком, пожалуй, который избежал возможности этого тлетворного влияния.
В этом старом мире с точки зрения системы координат высшего руководства вот этого собирательно понятого, о котором вы говорите, вообще, есть что-то достойное того, чтобы быть воспроизводимым, оставленным и не выхолощенным, и не вычищенным? Потому что как-то очень мало лакун такого рода остается.
К. РЕМЧУКОВ: Не понял до конца вопроса.
С. КРЮЧКОВ: Смотрите, западный мир может хоть что-то в этой системе координат предложить из того, что продолжит свое существование в российской действительности, вот в актуальной российской действительности?
К. РЕМЧУКОВ: Нет, я думаю, что западный мир тоже ничего особо предлагать не хочет. И поэтому уровень как бы подозрительности, недоверия и такого отрицания России и русских (общий термин), мне кажется, за этот год усилился до точки невозврата на десятилетия. Я так себе понимаю. Я не хочу сказать, что это что-то такое.
Ведь когда началось с этих санкций против России из-за якобы вмешательства в выборы Трампа, тогда начали произвольно люди попадать в списки санкционные, у них начали арестовывать имущество, и, как ни странно, вот эта атмосфера, когда неправовые решения, потому что нельзя принимать решения какого-то департамента Минфина в качестве основания прекращать право собственности (это глубоко противоречит самой идее капитализма, с моей точки зрения), началась эрозия и внутри этих стран по многим пунктам. Это говорит о том, что взаимозависимость существует.
Вот на меня, например, сильное впечатление произвела история с «Дождем» в Латвии. Там сказал один человек. То есть не учитывается весь комплекс: ни позиция этого «Дождя», ни философия его руководителей, ничего. Вот один журналист что-то говорит – хоп, лишаем лицензии. Это, с моей точки зрения, никак не вписывается ни в ту свободу, собственно, какую мы хотим в России, ни в какие-то нормы, стандарты свободы журналистики. Тут абсолютно жесткий политический. И все говорят: «Да, вот время такое».
Но из этого времени очень тяжело выйти будет. Потому что понятно, у нас критикуют. Но когда мы смотрим на односторонние действия даже в отношении тех людей, которые там, я не вижу, что это самое… Ну да, ты тоже можешь молчать, никогда не выступать против властей тех стран, куда эмигрировала или выехала значительная часть россиян. Но и что ты меняешь? Я не могу критиковать открыто Путина, а там я не могу критиковать какого-нибудь Ландсбергиса. Ну, хорошо, это такой размен. Это уже личный выбор. Но тут нету той модели, к которой ты хочешь стремиться.
И мне кажется, что Западу сейчас вообще плевать. Нашим плевать, что Запад думает. Западу плевать, что мы о них думаем, поскольку мы все как бы такие с ржавчиной. И мне кажется, вот этот разрыв будет долгим, потому что вот та часть, которая формирует эти вещи… То есть у них только один риск, с моей точки зрения, – они все люди немолодые (им 70 или за 70). В общем, революции и войны – это дело молодых, как известно.
С. КРЮЧКОВ: Это большой риск, согласитесь, Константин Вадимович.
К. РЕМЧУКОВ: Да, да, да, это большой риск. Но я вот тут шел на какой-то юбилей и начал искать. На юбилее всегда хочешь что-то сказать такое. Я обнаружил, что американская медицина на сегодняшний день, поскольку главные проблемы здравоохранения в мире, во-первых, связаны с заметным взрослением населения, а второе – они обусловлены образом жизни: вот вы сидите на диване целыми днями и не видите.
Американцы говорят: «Слушайте, поскольку две ключевых вещи в структуре здравоохранения, допустим, Соединенных Штатов Америки связаны с резким повышением доли стариков и резким повышением доли болезней, обусловленных образом жизни, смотрите не перепутайте методы лечения». И предложили ввести коэффициент 0,7 на тот возраст, чтобы определить реальный возраст, чтобы давать ему адекватные лекарства. Условно говоря, вам 50 лет, умножаем на 0,7 – вам 35. Поэтому если мы 70 умножим на 0,7, то по 49-50 лет этим ребятам толковым.
С. КРЮЧКОВ: А я, может, уже к столетию своему приближаюсь. Я видел вашу предновогоднюю редакционную статью о системах здравоохранения. Это была отдельная тема разговора. Можно я чуть позже к ней вернусь?
К. РЕМЧУКОВ: Да, да, да. Но я к тому, что, с одной стороны, это риск исходя из паспортных данных. А с другой стороны, черт его знает, может, действительно у них коэффициент 0,7 и им всем там по 49-50 лет, они бегают и еще лет 20 готовы насаждать справедливый мир с разумным потреблением, не таким безудержным западным, а вот такое, как у нас есть: на 15-17 тысяч рублей в месяц потребляйте.
С. КРЮЧКОВ: Каждому важно достичь своего правильного коэффициента. Но тем не менее я вернусь еще раз к этому вопросу о системе ценностей. Вот смотрите, наверняка, если мы сделали этот разворот и крутим педали по направлению к Ирану или к чему-то подобному (и докрутим наверняка), то это же не значит, что в этом мире ценностей, которые разделяет значительная часть государств мира, нет ничего достойного применения.
Вот я смотрю, Путин вносит этот законопроект об отказе страны участвовать в Конвенции о коррупции. Я думаю, ну как же так, ценности антикоррупционного поведения, порядочности, справедливости, они же для любого гражданина вполне себе органичны. Вот в чем целеполагание здесь?
К. РЕМЧУКОВ: Нет, Стас, вот Путин бы вам ответил так: «Уважаемый Стас, мы с коррупцией боремся. Генпрокурор, дай-ка мне статистику, сколько вы посадили за коррупцию». И там говорят: «30 тысяч за прошедший год». Он говорит: «Скажите, в какой стране мира посадили?». А то, что мы выходим из этой Конвенции…
Официальная позиция такая: «Раз наш голос там не слышен, мы не можем участвовать в этих органах в этой Конвенции, то как мы можем кому-то делегировать без нашего участия, чтоб мы вносили какие-то уточнения или разъяснения, или что-то? Зачем нам там участвовать? Мы там и не будем участвовать. Но мы и никому не делегируем право без нашего участия нас судить. Поэтому выходим из всех Конвенций, не берем никаких взаимных обязательств. Но мы будем в рамках своих обязательств».
Практически на все вопросы вы услышите такой ответ: «В рамках собственных законов и действующего законодательства мы боремся со всеми вещами, с которыми борется Запад. Только одно отличие – мы боремся более успешно, чем они».
С. КРЮЧКОВ: Сейчас такое время перемен, в котором мы живем. Я сделаю сейчас небольшой анонс касаемо нашего сетевого магазина shop.diletant.media. Друзья, обязательно заходите и поддерживайте «Живой гвоздь».
Там появилась новая книжка. Она как раз-таки посвящена времени перемен, с которым наша страна с определенной периодичностью всегда соприкасается. Это Евгений Савостьянов, книжка его называется «Я закрыл КПСС». Мемуары заместителя председателя КГБ СССР и зампреда Федеральной службы контрразведки в начале девяностых. Всего 1700 рублей, а удовольствия в разы больше.
Там и воспоминания о Сахарове, и о Гусинском, и о Лужкове, и о Степашине. И куда уж без Чубайса? Вас ждут удивительные встречи с этими и другими политиками, правозащитниками, бизнесменами того времени, которое теперь представляется уже очень и очень от нас далеко. Но, возможно, чему-то научит. Евгений Савостьянов, «Я закрыл КПСС».
Еще одна новость, Константин Вадимович, на вашем сайте. Россиянам понравилось недофинансирование отечественной медицины. Критиков здравоохранения, судя по некоторым выкладкам аналитическим и статистике, становится больше. При этом бюджетное финансирование медицины по-прежнему низкое. И сегодня я вот захожу на сайт «РБК» новостной и читаю: «Доступность новых препаратов для лечения онкологических заболеваний для жителей России падает. С поставками лекарств для тех, кто уже сейчас проходит лечение, перебои». И это не кто-нибудь говорит, это говорит директор Центра Дмитрия Рогачева Алексей Масчан.
А чему радуется отечественный обыватель применительно к медицине? Ну хорошо, не радуется, а почему он не чувствует этой угрозы, прежде всего угрозы своей жизни? Он в коэффициенты эти поверил, что ли?
К. РЕМЧУКОВ: Нет, мне кажется, не так. В этих опросах, когда их спрашивают, там разные вещи. То есть он идет. И заметно улучшилось и поликлиническое, и стационарное обслуживание. Я по Москве знаю. Заметно. Такие прогрессивные формы все.
У меня один сотрудник поскользнулся, упал и не просто ребра сломал, а эти ребра в легкие попали. Он приехал домой, а утром чувствует – что-то не то. Вызвали скорую, сделали снимок. Говорят: «Слушай, у тебя уже одно легкое темное». Тут же в Склифосовского. Вчера он был на работе. И то, как его лечили, то, как приехала скорая, как он был сразу диагностирован, и куда он поехал, и как его там… Ну, сидит на работе, да. То есть с точки зрения оказания медицинской услуги на каждой фазе его драматического падения все было так, как надо. И у них претензий к этому нет.
Но претензии к здравоохранению есть всегда и у всех, и в Германии, и в Америке. Это общее такое брюзжание. А может быть, в каких-то регионах оно не такое, как в Москве. То, что лекарств не хватает, их не только таких, там и более простых, не только онкобольных. Но, скорее всего, это связано с какими-то разрывами цепочек поставок. Поэтому сейчас будут налаживать. И, я думаю, дженерики начнут.
Потому что само производство лекарств… Я когда-то работал в совете директоров шведского банка. И он занимался инвестициями в Восточной Европе. Это в 90-е годы. Я помню, на меня произвело впечатление, что само производство как таковое таблеток, вот этих белых кружочков, оно стоит копейки по сравнению с долей рекламы в продвижении этого продукта. Чтоб ты узнал, что это нембутал условный… Я специально говорю лекарство, которое было во времена Галича, от сердца. Сейчас, наверное, такого в принципе нет. Так вот, чтобы узнали, что этот нембутал от сердца, вот требуется такая рекламная кампания на фоне всех других производителей, что сами издержки…
Я помню, я рекомендовал одному губернатору крупного города: «Слушайте, постройте два завода у себя в области или в городе и снабжайте огромную армию пенсионеров. Но пишите там простое: от сердца, от головы. Вам не нужны рекламные расходы. Вам нужно решать социальные проблемы». В 90-е это было актуально.
Поэтому, я думаю, сейчас построят. Это не большая проблема. В Индии все, кто там обладает какими-то лицензиями на дженерики. Обычно на Балканах неплохое производство, в Азии. Я думаю, что это наладят. Но сейчас это по факту так: чего-то нет и здравоохранение не может.
Потом расходные материалы начнут проходить, они перестанут быть доступными. Потом не будет какого-то усилителя. Потом не будет какой-то лампы, без которой не работает HD. Например, я увидел, что в моей сетке каналов пропало несколько каналов, которые были HD. Остались обычные. А HD, наверное, требуется другая мощность сигнала, чтобы четкость. Уже просто в основной сетке телевещания я вижу выбытие. Никаких других причин, кроме того, что дефицит запчастей, я не вижу.
С. КРЮЧКОВ: О том, что построить в городе. Я предлагаю перейти к текучке такой, определяющей все равно нашу жизнь, и об СВО поговорить. Вот Ижевск. Вы говорите, построить завод по производству дженериков. А там народ собирает подписи против воссоздания завода, где могли бы производить дроны, на месте торгового комплекса среди жилой застройки в центре города. То есть это же не о заводах разговор, не о строительстве, не о производстве, а о страхе, о страхе, который, видимо, пришел и с которым мы уже так или иначе живем.
Я смотрю, ваша последняя редакционная как раз посвящена руководству происходящим, руководству СВО. Вот эта карусель или ротация, как это названо, командных кадров в российской армии о чем свидетельствует, и на что здесь вы предлагаете, ваши журналисты предлагают обратить внимание?
К. РЕМЧУКОВ: Я предлагаю обратить внимание на следующее. Есть общие проблемы, есть частные проблемы, но проблемы есть. И как они решаются? Частная проблема, из которой вырастают многие другие, – исходная оценка характера предполагавшейся операции на Украине как специальной военной операции, СВО.
Сейчас, через 11 месяцев, я могу сказать следующее. Скорее всего, реально на бумаге при принятии решения было сказано, что разбить нужно будет 2-3 националистических батальона, наиболее мотивированных к сражению. Для того, чтобы разбить 2 или 3 батальона украинских, достаточно специальной военной операции, чтоб был назначен командующим какой-нибудь генерал-майор, генерал-лейтенант. Иногда на Западе специальными операциями руководят бригадные генералы, то есть промежуточная должность между полковником и генералом.
Прошло какое-то время. Выясняется, что реальный характер военных действий выявил, что российские войска противостоят вооруженным силам Украины, не 2-3 батальона. Но тогда Генштаб более плотно подсоединяется, разрабатывает какие-то планы. Что-то не получается.
Путин практически в ежедневном режиме интересуется этим, вызывает, будем говорить, Шойгу и Герасимова и говорит: «Слушайте, что не получается там? Что у них за проблема?» Те говорят: «Да нет, вот смотрите, у нас великолепные планы нарисованы. Но эти не выполняют». Начали менять. Вы помните, несколько было смен командующих СВО. Мы уже эти фамилии даже забыли. Дворниковы какие-то… Все время менялись. Потому что казалось, что нужен просто человек, который в состоянии вот это дело все исполнять.
Месяц за месяцем идет. Военные – часто это люди, которые сами никогда ни в чем невиноваты, у них всегда кто-то виноват. Вызывает и говорит: «А это чего вы не сделали?» – «Вот они что-то не делают. Смотрите, какие отличные планы мы сделали». Вторая группа вопросов, которая у Путина возникает: «Слушай, вы же мне докладывали все это время, что у нас лучшее вооружение, что мы вторая армия в мире, а по многим направлениям мы первая. Вы то-что? Как вы можете это доказать, если не бряцать ядерным оружием?» – «Да, это надо. Но они ж там не делают».
И вот это решение, которое принял Путин, фактически означает несколько вещей. Первое – что признано, что масштаб военного противостояния совершенно иной, чем он представлялся 24 февраля. Что требуются войсковые операции, армейские, ими должен командовать максимально высокий уровень генерала.
Начальник Генштаба – это фактически предельный уровень. Потому что там министр обороны, но министры обороны редко руководят, это все-таки фигура такая: добыть, обеспечить. И следующий – главнокомандующий. То есть Ставку надо создавать, как Сталин. Путин – руководитель Ставки, главнокомандующий. Вот он должен руководить. Но это совсем предельно. Это, я так понимаю, если военное противостояние с НАТО, то тут уже не избежать.
Вот сейчас предельно высокий уровень у Герасимова, который должен, с одной стороны, доказать, что все планы, которые они рисуют… А он же сам и выполняет, и он несет ответственность, он больше не может кивать на кого-то.
И во-вторых, мне кажется, это, с моей точки зрения, проясняет намерения за 2-3 месяца добиться больших территориальных подвижек в пользу России, потому что, насколько я понимаю, Москва не видит на данный момент, исходя из реальности, реальных возможностей Украины эффективно противостоять обстрелам и ракетным, и авиационным.
Я сегодня читал материал о подготовке первой группы в 90-100 человек – первой и единственной – украинцев, которые прибыли на военную базу в 90 милях от Оклахомы обучаться Patriot. И что меня поразило? Что стандартный курс обучения операционной и обслуживающей деятельности одного комплекса Patriot – это один год (12 месяцев).
И вот сейчас американцы думают, а возможно ли для этой группы украинцев без ущерба качеству – а ущерб качеству фактически будет, потому что иначе на фига они для своих американцев 12-месячный курс? – сделать его хотя бы меньше: 7-8 месяцев. Но по-любому, даже один комплекс Patriot, чтобы обучить, как им пользоваться, нужно 7-8 месяцев, если будет разработана ускоренная программа. Вот с сегодняшнего дня, по-моему, началось это обучение. Значит, 7-8 месяцев таких эффективных систем, которые бы могли, не будет.
Поэтому, я так понимаю, задача Герасимова – с использованием всех ресурсов обычных вооруженных сил (авиации, артиллерии и прочего), которые есть, за 2-3 месяца достичь такого уровня, чтобы полностью были освобождены Донецкая и Луганская области, скорее всего, Херсонская и Запорожская, как сказано, и к этому моменту выйти, уже Запад, наверное, когда увидит, что российская армия все-таки обладает потенциалом существенно более высоким, чем украинская, выйти на переговоры. Но это не будут ни мирные переговоры, ни о перемирии, это будет что-нибудь в стиле прекращения огня, то есть 38-я параллель, скажем, как в Корее.
Но по другому варианту… Потому что существенные вещи всегда говорит Кириенко. Вот он когда ездил на прошлой неделе и сказал, что все цели операции будут выполнены. А цели операции, как мы помним, денацификация, демилитаризация. Эти цели нельзя достичь, если ты не взял Киев, то есть не сверг руководство. Поэтому я допускаю, что, вполне возможно, назначение Герасимова означает желание всей мощью вооруженных сил, которыми руководит начальник Генерального штаба, обрушиться на Киев и вынудить Зеленского покинуть страну. И тогда возвращаемся к каким-то элементам того сценария, что тогда можно кого-то приводить в Киеве, кто будет что-то подписывать.
С. КРЮЧКОВ: Но мартовская кампания – вот важное в том, о чем вы сказали, – показала, что нечто может выясниться. Вот вы говорите, выяснилось. Мне здесь предельно интересен этот возвратный суффикс. А Герасимову дается какой-то карт-бланш на то, что вновь может что-то выясниться?
К. РЕМЧУКОВ: Слушайте, я думаю, что карт-бланш у него есть. Тем более, что он окружен всеми советниками. Они с утра до вечера склонились над картами и рисуют карандашами что-то.
Вопрос выяснился вообще в другом. Вот для меня крупный вопрос. Я всегда говорил о том, что… Ну, «всегда говорил» – это плохо. Это как теща: «Я всегда говорила, что он плохой муж тебе будет». Но, по крайней мере, у меня есть научное знание.
Я написал несколько статей еще в 90-е годы на эту тему и потом продолжал искать доказательства, что социально-экономический прогресс в мире происходит в результате диффузии двух типов нововведений. Первые нововведения базируется на технологических изменениях или информационно-технологических изменениях. Вторые нововведения – это организационно-управленческого характера. Без организационно-управленческого характера нововведений – как ты управляешь чем-то – ты омертвляешь фактически технологические нововведения.
И вот я помню, что когда была модернизация у нас при президенте Медведеве, я тогда выступал и в том числе на каких-то конференциях и говорил: «Слушайте, модернизация как замена одних технологий другими – это очень хорошо и важно. Но если у вас не будет управленческих решений новейшего типа…». Но в тот момент, в начале 90-х, за образец брали японские управленческие технологии, вот этот lean production, точно в срок. То есть это совершенно другой принцип управления, ты совершенно по-другому оцениваешь деятельность людей в зависимости от тех показателей, которые ты им ставишь.
И вот то, с чем мы столкнулись, как мне кажется. Вот всем публично стало понятно по тому, как слабо была организована мобилизационная работа, вот эта частичная мобилизация, потому что выяснилось, что во многих военкоматах на бумажных карточках написаны данные на возможных призывников и так далее, что это абсолютно XIX век, что никаких модернизационных управленческих практик и типы управления, типы увязывания всех сред военного противостояния, космос, я не знаю, частоты, рода войск, вот все, что должно взаимодействовать, получать информацию и зрячим образом на все реагировать, этого, я так понимаю, нет.
И предположить, что Герасимов в состоянии… Он же вместе с Шойгу руководил этим Министерством обороны все эти годы. Он же первый заместитель Шойгу был по должности. Откуда появятся эти новые управленческие навыки? Я не знаю. Но то, что старые управленческие навыки, если президент требует продемонстрировать мощь и потенциал военный России, то, что они продемонстрируют их, используя, может быть, старым казачьим способом то, что называется массированным огнем и бесконечным разнообразием возможных ударов различных родов войск, мне кажется, это мы увидим, потому что на это и даны права командующего этой операцией.
Но еще раз говорю, операция выходит на такой армейский уровень, что, безусловно, тут именно уровень начальника Генштаба нужен, чтобы увязывать всех со всем при достижении какой-то цели. Но целей конечных мы не знаем. Но поскольку периодически говорят, что все цели операции будут достигнуты, об этом говорит Путин, об этом говорит Лавров, об этом говорит Песков, об этом говорит Кириенко… Дословно: «Все цели будут выполнены».
Мы помним все те цели – демилитаризация, денацификация, защита народа Донбасса. Сейчас это расширилось до уровня Запорожья и Херсона, я так понимаю, до обеспечения сухопутной связи с Крымом. И вот это, я так понимаю, в ближайшие 3 месяца мы увидим воплощение на поле боя.
С. КРЮЧКОВ: Константин Вадимович, не хочу в гадательной плоскости с вами рассуждать, но тем не менее. Вот вы говорите, внедрение цифровых практик, расширение какого-то возрастного горизонта. Это ли не есть то, что вот в таком новостном поле сейчас именуют второй волной мобилизации? Для решения поставленных задача потребуется то, что так называется? Или достаточно уже предпринятых шагов, за исключением вот этой цифровой составляющей?
К. РЕМЧУКОВ: Вы знаете, в ближайшие месяцы, мне кажется, под второй волной мобилизации могут путать однотипные по форме вещи, но разные по графе, по которой все это дело идет. Если Путин дал команду увеличить армию до 1,5 млн человек, а сейчас там, по-моему, 1,1 млн, 400 тысяч, которые он дал команду увеличить, они откуда возьмутся? Вот если соседи говорят: «Слушай, он ушел. Он теперь служит», какая форма это: контракт, договоренность, из призывников ли они привлекли? Не знаю.
В сознании общественном это мобилизация. Чисто мобилизованных на военные действия увеличивается. А то, что это идет параллельно у нас… С одной стороны, команда увеличить численность армии на 400 тысяч. А второе – сейчас же увольняются люди, и начинается новый призыв (весенний). И вот в эти месяцы будет происходить новый призыв. Сколько у нас там? 118-120 тысяч по призыву каждый год.
Вот представьте себе, 400 тысяч увеличение армии и 120 тысяч по призыву надо набрать новых. Вот 500 тысяч. Они проходят каждый по своей. И это не имеет отношение к новой волне мобилизации, это просто решение тех задач, которые на Коллегии Министерства обороны были озвучены президентом по предложению… Или президент дал команду Минобороны, или по предложению Минобороны президент утвердил такую динамику.
Поэтому, в принципе, число военных будет увеличиваться. И это не на десятки, а, как мы видим, на сотни тысяч человек. Другое дело, эти 400 тысяч в течение следующего года, может, еще и в декабре будут там. Если разбить их равномерно, скажем, по 40 тысяч или по 35 тысяч и решение задачи на 400 тысяч увеличить, ну, может быть, за первые три месяца это будет 100 тысяч, плюс призыв начинается. В общем, не знаю.
Но я думаю, что частичная мобилизация или форма частичной мобилизации не нужна, потому что есть другие способы рекрутировать людей в армию, которые проходят по другим статьям. Еще раз говорю, по форме это будет выглядеть, как люди ушли на специальную военную операцию, а содержательно они просто: один заключил контракт, другой пошел на постоянную службу в армию, третий был призван служить срочную службу и так далее.
С. КРЮЧКОВ: По времени сориентирую. У нас 8 минут. Но я несколько таких больших тем, поэтому не сильно в них можно распространяться. Вот смотрите, по поводу выяснилось и аналитики, которая имеет отношение к государству и которая имеет отношение к частным людям. Вот Guardian пишет о том, что российские олигархи, видимо, заранее знали о том, что последует в феврале прошлого года. Это ясно из обзора Агентства по борьбе с финансовыми преступлениями американского. И там говорится о том, что Абрамович и ряд других крупных бизнесменов переписали свои трасты.
Это в поддержку того тезиса, о котором вы постоянно говорите, что частная инициатива всегда в своем аналитическом представлении о реальности более близка к этой реальности? Или о чем-то ином?
К. РЕМЧУКОВ: Не, ну как, твои денежки, нажитые непосильным трудом. 4 млрд хотят отнять. Поэтому если риски есть или ты слышал что-то, или ты чувствуешь, как сгущается… А это несложно было, потому что существует же анализ рисков в банковской сфере, в финансовой сфере. И этот анализ рисков очень жестко делится на две группы факторов.
Так называемые hard, жесткие факторы, которые связаны с макроэкономической позицией, с финансовой позицией властей, с позицией Центрального банка (ты должен все это проанализировать и увидеть, во что превратится твое добро).
А вторые – так называемые soft, мягкие факторы, которые включают в себя элементы политики. Поскольку весь декабрь главной повесткой дня были те два требования России, которые мы предъявили Соединенным Штатам Америки и НАТО по признанию де-факто границ расширения НАТО на 1997 год, то есть дезавуировать все волны расширения НАТО, которые были в нулевые, то… Ну есть же профессиональные аналитики, которые говорят: «Ну конечно Запад на это не пойдет. Ну конечно». Собственно, он и не пошел.
А что тогда будет делать Россия? Как она проявит, что «ага, вы не приняли наше предложение, ну давайте мы сейчас тогда свои интересы будем отстаивать»? Поскольку из последних статей Путина было видно, что главную угрозу представляет Украина как анти-Россия, то понятно было, что, скорее всего, Россия не захочет, чтоб Украина оставалась анти-Россией, и захочет расширить зону безопасности и не дать НАТО там расположиться.
Вот на основе этого приходят эти яйцеголовые люди в очках и говорят тихим голосом: «Извините, кажется, нужно действовать».
С. КРЮЧКОВ: А видели вот эту на Bloomberg публикацию о том, что изучают российские бизнесмены сейчас модели поведения немецкого и итальянского бизнеса времен Второй мировой войны, и, дескать, сейчас ситуация несколько изменилась? А в каком направлении она здесь изменилась? Бизнес в большей степени разворачивается в какую сторону: в направлении Кремля или в направлении от Кремля?
К. РЕМЧУКОВ: Люди, которые не связаны с бизнесом, как вы, например, аналитики, вы все время думаете в категориях идеологических: к Кремлю, от Кремля. А бизнес ищет возможности. Слушай, не хватает грецких орехов чищеных.
С. КРЮЧКОВ: Переезжаем в Грецию.
К. РЕМЧУКОВ: Нет, заключаем договоры и везем каким-то образом, ищем возможность оплатить, доставить, растаможить, заключить договоры с супермаркетами, чтоб были. Не хватает сковородок индукционных «Швейцарский алмаз», например. Все, каким-то образом швейцарские сковородки «Швейцарский алмаз» появились и радуют потребителя. Но это же не правительство принимало решение, это же бизнесмены. Это российский рынок, те, кто связаны с российским рынком.
А те, которые связаны с иностранным рынком (такие есть), они ищут возможности, как договориться. Так, Латинская Америка. У нас есть возможности организовывать что-то с Латинской Америкой? Мы можем что-то в Латинской Америке? Поначалу, вполне возможно, пока жесткие им не придумали… Очень сложно придумать хорошие механизмы в нынешней цифровой экономике. Давайте посмотрим, у нас есть возможность по бартеру что-то организовывать? Мы им поставляем элементы своего сырья, допустим, любого типа, а они нам присылают то, что нужно, чтоб наполнить российский рынок. Да, риски, безусловно, есть. Но бартер при всех минусах это насыщение рынка и окэшивание его, то есть придание ему ликвидной формы в рублях. А там получают эти ресурсы.
Вот сейчас разъехалось огромное количество… Ну, огромное из того круга, что я знаю. Я знаю десятка три человек, которые сейчас шерстят Латинскую Америку. Я знаю тех, которые Азию, особенно Юго-Восточную Азию. Все смотрят, можно ли приткнуться в такие страны как Индонезия, Малайзия, Вьетнам, где есть очень большой оборот и где есть уже элементы промышленного потенциала, поскольку они сильно встроены в глобальные цепочки поставок на американский рынок. Вот люди едут, встречаются.
Поэтому одни – грецкие орехи и сковородки в Россию, другие ищут возможности, что мы можем туда. Это природа бизнеса. Она неубиваема. До тех пор, пока можно выезжать, все едут и решают свое будущее.
С. КРЮЧКОВ: Прям коротко. За скандалом вокруг Байдена и секретных материалов нужно следить или это такой искусственный разгон?
К. РЕМЧУКОВ: Следите вяло.
С. КРЮЧКОВ: Понятно.
К. РЕМЧУКОВ: Вы же следили за скандалом у Трампа, когда на вилле его обнаружили во Флориде. Ну да, было он несколько. Как приходили, рейд, что вывозили, он пошумел. Ну вот сейчас они разбираются. То же самое здесь будет. Это борьба группировок весьма влиятельных политических в Америке за то, чтобы дискредитировать и одного, и другого и чтобы в конце концов покончить с монополией стариков на власть, и дать возможность каким-то молодым ребятам. Хотя вроде бы Сандерс сказал, что он готов с Трампом побороться.
С. КРЮЧКОВ: Опять. Мне кажется, последнее, о чем я спрошу вас. Ну, помимо книги. Мы к ней обратимся. И это для вас важно, я так это чувствую. Не стало Инны Чуриковой, ушел Вахтанг Кикабидзе. У вас какие-то слова по этому поводу есть особые?
К. РЕМЧУКОВ: Жалко. Царство им небесное. Потому что и Инна была любимой актрисой поколения, и Вахтанг, когда советское кино существовало, был любимым. Кстати, все знаменитые советские фильмы – и «Не горюй!», и «Мимино» – с его участием все федеральные каналы показывали. Потом, когда он занял антироссийскую политику, его стало меньше, естественно, в нашем пространстве. Но любовь к нему как к актеру осталась. Но люди уходят, уходят, уходят.
С. КРЮЧКОВ: Что почитаем? Что порекомендуете?
К. РЕМЧУКОВ: Вы знаете, порекомендую очень хорошую книгу, которая может оказаться полезной: Карл Ясперс, «Вопрос о виновности. О политической ответственности Германии». Это курс лекций, в Гейдельбергском университете прочитанный не то в 45-м сразу после войны, не то в 46-м году.
Характерен чем? Что Ясперс, готовый, признанный философ, всю войну провел Германии. Но, в отличие от Хайдеггера, который занял позицию, которая импонировала властям, он, женившись, у него еврейка Гертруда была жена, и когда издали указ развестись, он отказался, его выгнали из университета. И они всю войну провели в Германии, дрожали каждый день, что их арестуют. В концлагерь должны были отправить. Но тут закончилась война. И он с этой моральной позиции написал великолепную книгу.
Единственные слова, с которыми, мне кажется, надо познакомиться. Для меня это поразительно. Потому что когда он говорит, что «очень легко запальчиво отстаивать решительное суждение; трудно что-то спокойно представить себе; легко прекратить разговор упрямыми утверждениями; трудно неукоснительно, не ограничиваясь утверждениями, проникать в суть истины», то есть фактически он призывает к разговору, когда мы не будем затыкать друг другу рот, поскольку каждому из нас надо.
И вот этот разговор в 45-м – 46-м году Ясперса с немецким обществом, без которого невозможно становление нормального общества, чтобы люди начинали слышать друг друга, я вам рекомендую. Великолепно переведена, великолепный текст, к которому предисловие Николая Эппле – это известный человек, который хранит все эти традиции. Мне кажется, будет просто интересно читать.
С. КРЮЧКОВ: Друзья, обратите внимание, Карл Ясперс.
К. РЕМЧУКОВ: «Вопрос о виновности. О политической ответственности Германии».
С. КРЮЧКОВ: «Вопрос о виновности». Сразу после нас – «Атака с флангов». В 19:05 – «Особое мнение» Марии Снеговой, научного сотрудника Политехнического университета Вирджинии, проведет эфир Ольга Журавлева. В 20:05 – Андрей Мовчан, как всегда с вами по понедельникам, вместе с Евгенией Большаковой. Ну и на канале «Дилетант» в 18:05 – «Тираны», на сей раз Хуан Перон.
Это была программа «Персонально ваш», гостем которой был главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты» Константин Ремчуков. Константин Вадимович, огромное вам спасибо.
К. РЕМЧУКОВ: Всего доброго.
С. КРЮЧКОВ: Меня зовут Стас Крючков. Пока. До свидания.