«Персонально ваш» с Константином Ремчуковым
Я не встречал людей западных, озабоченных проблемами глобальной безопасности и международных отношений, кто верил бы в реалистичность задачи вернуть Крым. По одной простой причине. Все понимают, что Крым — это экзистенциальная угроза, за которой начинается использование ядерного оружия. И это не шутки…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
С. КРЮЧКОВ: Здравствуйте, дорогие друзья. Меня зовут Стас Крючков. Я рад встрече с вами и с нашим постоянным гостем, экспертом на «Живом гвозде». С нами главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты» Константин Ремчуков. Константин Вадимович, здравствуйте.
К. РЕМЧУКОВ: Приветствую всех.
С. КРЮЧКОВ: И у каждого из наших сегодняшних и завтрашних зрителей есть возможность поддержать «Живой гвоздь», это конкретное видео, подписавшись на наш канал, поставив лайк этой трансляции и участвуя в обсуждении всего того, о чем пойдет речь, в чате этого эфира. Сегодня, наверное, внешнеполитические вопросы и экономические превалировать будут. Я видел, что редакционная ваша, Константин Вадимович, посвящена одному из частных, казалось бы, аспектов – Индии, которая находится в поиске вариантов баланса в расшатанном на сегодняшний день мире. Но и вот эта встреча с лидерами африканских государств, этот саммит и многое-многое другое ставит вопрос о том, что глобальный поиск этого баланса в целом запущен. Разделяете вы это соображение? Это действительно так?
К. РЕМЧУКОВ: Ну да. Есть такое английское слово, отражающее понятие «rebalancing», то есть перебалансировка. То есть это не столько констатация самого факта изменения баланса, сколько действительно тут подчеркивается субъектность, что субъекты различных отношений в существующем балансе ищут новые точки опоры для нового баланса. И вот моя редакционная сегодня посвящена Индии, потому что я посмотрел, куда ездил Моди и с кем он договаривался. Он был в Соединенных Штатах Америки, он был в Египте, он был во Франции. С 2014 года, я отметил, это уже седьмой визит в Париж. Чаще он бывал только в Вашингтоне. Это к вопросу о том, где ищут балансы руководители крупных стран БРИКС, о которых так много мы любим говорить как о наших естественных союзниках в антиколониальной борьбе. И главное, о чем он договаривается и какие цели в отношении Индии преследуют его партнеры по переговорам. Это мне показалось интересным. Просто чтоб не было ни у кого никаких иллюзий относительно того, что такая огромная страна, как Индия, она легко может впасть в какой-то антиимпериалистический, антиколониальный раж и будет с нами полномасштабно сотрудничать в условиях наших внешнеэкономических и внешнеполитических сложностей. И вот Америка предложила им дружбу, как они сказали, от моря до звезд (from seas to stars) по всем ключевым, самым современным вопросам: и квантового вычисления, и по самым современным Фабам по производству микрочипов, и искусственный интеллект. И поиск Индии как нового плацдарма для глобальных цепочек стоимости, которые должны будут переместиться из Китая или из зон влияния Китая с точки зрения американской стратегии. И самостоятельная роль Индии в Азиатско-Тихоокеанском регионе (или, как сейчас принято говорить, Индо-Тихоокеанский регион). И вот этот Индо-Тихоокеанский регион, там, конечно, противостояние или сдерживание Китая у всех на уме. И я отмечаю, что в Вильнюсе на саммите НАТО, как ни странно, вроде бы НАТО, а там заметными фигурами были руководители из Японии, из Южной Кореи, из Австралии, из Новой Зеландии. И Кишида (или Кисида), премьер-министр Японии, выдвинул предложение, чтобы создать офис НАТО в Токио. Конечно, Китаю это не понравилось, а Южная Корея и все другие сказали: «Да, да, да». То есть поближе к этому региону. Французы являются вторыми после нас поставщиками оружия Индии и вот в этих переговорах вели вопросы о том, чтоб наращивать поставки вооружения. Таким образом, вот эта многовекторная, многоаспектная позиция. В Египет он поехал. Египет просит Индию поддержать заявку Египта на вступление в БРИКС. Но Индия не хочет, чтобы в БРИКС вступал, например, Пакистан в то же самое время, потому что Индия и Пакистан – соперничающие страны. Понятно, что за заявкой Пакистана или желанием Пакистана стоит в первую очередь Китай. Но и мы, по-моему, неплохо к этому относимся. То есть в этом сложнейшем клубке интересов и противоречий, во-первых, очень сложно разобраться, потому что там такие мотивы неявные подчас, такие многолетние претензии друг к другу и обиды, что они похлеще наших обид на XIV век, кто кому не так чарку подал. Поэтому Африка на этом фоне смотрится как очень экзотический выбор при наших ресурсах. И самое главное то, что мы можем предложить. Когда звучат какие-то слова типа «металлургические заводы строить», то я просто обращаюсь к теме 50-х – 60-х годов – индустриализации. Но с тех пор произошло огромное, что ли, помудрение мира, изменение представлений о том, как достигать те или иные цели. Изменились главные субъекты, агенты, драйверы, как угодно можно сказать, вот этих изменений. При этом эти изменения произошли не потому, что кто-то сидел такой умный и думал: «Так, давай так будем развиваться», а потом кто-то пришел и говорит: «А давай вот так». Это не слово против слова, а это рефлексия практики состоявшейся и ошибок, которые произошли. Потому что для 50-х годов и 60-х годов, даже можно и так сказать, главное в модели индустриализации, а, собственно, индустриализацию и развитие Африки предлагает Путин, лежало повсеместное представление о том, что развитие, в частности индустриализация развивающих стран (или индустриализация третьего мира, как тогда говорили), должно происходить по модели сверху вниз. То есть есть государство. Ну, Советский Союз. Попросили Египет построить Асуанскую плотину, Пакистан – металлургический завод, Индия – металлургический завод, Иран – металлургический завод. У нас есть внешнеторговые организации, внешнеэкономические. «Тяжпромэкспорт» и промэкспорт чего-то еще, с такими названиями. В ГИУ ГКЭС они были. Госплан и Госснаб планируют производство всего: чертежей, переводы этих чертежей для этих плотин или для этих металлургических заводов на соответствующие языки, отбор специалистов с колоссальным опытом строительства цехов или уже переход к основному производству, там доменная печь, складское хозяйство, инфраструктура, лаборатории, чтоб тестировали качество бетона, поскольку, как правило, в третьем мире условия сейсмичности иные, чем у нас, и требуется значительный запас прочности там бетона, какого класса или профиля арматура должна быть, откуда поставляется все это. Я помню, в Пакистане металлургический завод в Карачи, там железная руда поставлялась из Австралии, например. Арматура класса А, которую вставляли в бетонные конструкции для прочности, тоже из Австралии поступала. То есть в этом смысле кооперация. То есть у тебя есть план. С одной стороны, это Советский Союз должен был обеспечить, во-первых, деньги (он давал кредиты многомиллиардные на это строительство), специалистов, на многие годы они туда уезжали с семьями, материалы все, которые Госснаб и Госплан планировали для производства, и международная кооперация, потому что выгоднее с точки зрения рентабельности было, чтобы это поставлялось, допустим, из Австралии, потом нужно было в порт Карачи оборудовать так, чтобы эту железную руду выгружали и она по транспортеру шла прямо в доменную печь. То есть это огромные инфраструктурные вещи, но при очень высоком уровне международной кооперации. То есть у нас есть воля… Кстати, на последнюю очередь металлургического завода у России современной не оказалось, когда Пакистан обратился несколько лет назад. Когда резко возросла мировая цена на сталь, он обратился к нам, но мы не смогли в этой очереди помочь ему расширить, а китайцы взялись за это делать. Поэтому представить, что сегодня мы можем построить такой металлургический завод кому-то, я не могу. Может быть, у меня не хватает фантазии. Это исключено по целому ряду параметров, прежде всего по отсутствию Госплана, Госснаба, международной кооперации, платежей. Но самое главное вот в этом проекте, возвращаясь к этой модели, это модель сверху вниз. Наверху все умные люди, они все знают, как это делать. Потом они настроили массу металлургических заводов с низким качеством стали, и наступило перепроизводство стали. И тогда были глобальные соглашения, уже в XXI веке, о том, что добровольно многие страны начали закрывать металлургические заводы, в том числе и Россия принимала участие, кстати, уже при Путине, в переговорах о том, чтобы поставки на мировой рынок стали сократить, потому что это избыточные мощности, да еще и не очень высокого качества продукт. Поэтому когда поняли, что этот госсектор – это в основном убытки, издержки и неэффективное использование, тогда все поняли, что нужно отталкиваться от рынка. А вот на каком рынке нужна будет сталь, которую мы можем производить на заводе, который построим, предположим, в Нигерии или Мали, или еще где-то? Нужно ли там строить это? Кто будет покупателем его? Как будет бизнес-модель работать? Или это все время государства должны будут субсидировать? И вот тогда началась модель развития снизу. Она снизу. Во-первых, она отталкивалась от рынка и была более рациональной – нужно это или не нужно. А во-вторых, она опиралась на частный капитал, потому что снизу если нужно кому-то, то частный капитал готов, конечно же, принимать участие, поскольку это рыночный продукт. И в-третьих, снизу она соответствовала развитию демократизации и тому, что решение нужно принимать на месте, в регионах, территориях. То есть сами на местах люди знают, что у нас будет такой завод, какие-то предприниматели идут его финансировать. И вот эта вот модель развития сверху заменилась на модель развития снизу с децентрализацией, делегированием полномочий. И сейчас, когда на уровне глав государств – не на уровне бизнесов, не на уровне будущих прибылей бизнесов – кто-то рассуждает о такого рода помощи, действительно я не понимаю, как это может быть. Ты даже там не можешь планировать. Там достаточно большой цикл от проектирования до поставок, производства, запуска. Мне кажется, там ни одно правительство в Африке не может гарантировать, что оно, во-первых, уцелеет, во-вторых, расплатится. Значит, опять наши денежки из нашего текущего потребления мы вынимаем, вкладываем в Африку, предположим, эти деньги не идут на текущее потребление наших граждан, а потом, через 20-30 лет, мы все это спишем, как списывали точно так же Польше, после войны 30 миллиардов давали. Где-то недавно цифры попали. Думаю, надо же… И все это со словами «вечная дружба советского и польского народа, она будет на века, это мы строим». И вечная дружба советского и китайского народа на века. И вот эта вот экспансия бессмысленная экономическая, которой никто не благодарен. И потом мы списываем эти долги. А у людей жизнь закончилась, так они и недополучили пенсий или социальных услуг и так далее. Поэтому мне, если честно, не очень нравится. Мне кажется, что какой-то опыт уже необходимо учитывать, если мы рефлексируем, и уже понимать, вот для чего нам нужна эта Африка. Если она нам нужна для того, чтобы они голосовали как-то в ООН более симпатично для нас по каким-то резолюциям, безусловно, это прагматичный внешнеполитический интерес, 7 стран тебя поддержало или 27 стран. Вроде бы другой вид. Но какова цена этих голосов именно для текущего поколения россиян, для их благополучия, для уровня жизни? Мне кажется, это вопрос необходимо задавать.
С. КРЮЧКОВ: Ну вот если справочно. Если соотнести цифры, озвученные Путиным, о том, что товарооборот с Африкой в минувшем году составил почти 18 миллиардов, и если взять условный Китай и Индию, упоминавшиеся выше, то это же очевидно несопоставимые величины. Вот просто чтобы наш зритель понимал, о каком порядке разницы идет речь, насколько это более локальный регион.
К. РЕМЧУКОВ: Мы с Китаем выходим на 200 миллиардов. Только с одной страной. С Индией, к сожалению, пока мало у нас – 4. Но в этом году вырастет. В прошлом году было миллиарда… Потенциал с Индией большой. Но поскольку, как я уже в начале сказал, Индия очень сильно встроена в западную систему, как они называют, демократии… Потому что Индия – это демократия в лексике Вашингтона. И демократии противостоят авторитарным режимам. Так вот, встроенная в демократию Индия при всех минусах, безусловно, чувствительна на санкции и вторичные санкции. Конечно, она рисковать не может. Уже несколько недель назад мы говорили, что мы не можем вывести выручку из Индии за проданную туда нефть. И это тоже составляло дефицит поступлений валюты на наш рынок при увеличивающемся спросе, поскольку импорт восстановился довольно быстро. А когда у тебя не хватает валютных поступлений на рынке, а спрос увеличивается, то происходит обесценение рубля. Когда говорит Набиуллина или говорит Силуанов о том, что провал рубля связан с временным, как они говорят, в прошедшем месяце, в июне, изменением в торговом балансе… Но у нас, кстати, и платежный баланс отрицательный на 1,4 миллиарда долларов. Кстати, этого давно не было. Платежный баланс не только движение товаров, но и движение капиталов отражает. То понятно, что это не так легко. Легко говорить, очень сложно сделать, потому что, еще раз говорю, здесь требуется и рынок, и умное государство, и институты. Вот вся эволюция индустриальной политики третьего мира, особенно успешных его частей в Азии и в Юго-Восточной Азии, прошла за вот эти с 50-х по нынешние, значит, за 70 лет. Весь опыт привел к тому, что сначала была роль государства, инвестиций. Очень простая модель: инвестиции – будет рост. В какой форме – не важно. Функция роста – это функция инвестиций. Потом начали дополнять поощрением частного бизнеса. Вот это частно-государственное партнерство, интересы, рынок и мощнейшая экспортная ориентация. Государство само по себе на экспорт готовую продукцию там производить не может (ну, как всегда, государство криворукое), поэтому государство начало поддерживать частные компании. И мы помним этот успех Японии, потом Кореи, Тайваня, Сингапура и так далее. А потом поняли, что и институты нужны, потому что нужны структурные реформы. Потому что то, что было хорошо пять лет назад, уже не очень хорошо сегодня. Значит, государство переосмысливает свою роль, оно начинает все больше от функции прямого инвестора двигаться в сторону умного создания правил игры на этом рынке: действующая судебная система, действующие конкурентные рынки, право собственности. То есть оно следит за тем, чтобы вот эта микроэкономическая политика проводилась неуклонно и последовательно. И тогда роль государства изменяется. Там, где оно поддерживает, там, где оно фиксирует свое присутствие, частный бизнес, ощущая эту поддержку, что государство защищает рынки, с готовностью вкладывает деньги. А потом институты нужны, которые в состоянии учитывать вот эту потребность структурных изменений, чтобы не отставать от времени. А структурная перестройка всегда означает только одно – что вы от производства и торговли продукции с более низкой добавленной стоимостью, условно говоря, от сырья, переводите свою экономику в производство продукции с более высокой добавленной стоимостью. Условно говоря, когда нам отчитывается Министерство сельского хозяйства, что оно продало больше всего в истории зерна, это можно радоваться, потому что зерно, как нефть – оно принесло нам денежки. Но характеристика сельского хозяйства на современном этапе должна оцениваться не по производству (зерно, как нефть, еще раз говорю, это первичное сырье), а по уровню переработки этого зерна в муку или в какие-то мучные продукты и экспорт вот тех продуктов переработки. Это касается и овощей. Вот эта более высокая добавленная стоимость и другие методы хранения этой продукции, повышения качества, они уже отражают качество сельского хозяйства, а не просто. Это касается и всей другой продукции. Можно нефть продавать, а можно бензин продавать, можно керосин авиационный продавать. Это совершенно другой уровень добавленной стоимости. Вот что за институциональная система в стране должна быть построена, чтобы она без понукания подталкивала и стимулировала трансформацию экономики? Потому что каждый более высокий уровень переработки, означающий более высокий уровень производительности, требует совершенно другого уровня квалификации рабочей силы. А требование или запрос – это, получается, со стороны производства запрос к рынку по производству кадров: мне нужны технологи, мне нужны айтишники, мне нужны программисты, мне нужны инженеры вот этого типа. И, стало быть, университеты готовят уже этих людей. Молодежь знает, что есть такой сигнал с такими зарплатами, куда они идут. Бизнес-школы готовят. И так далее. Это комплексная система. И вот государство, с моей точки зрения, вот за вот эти с 50-х годов, когда началась индустриализация, по нынешний, 2023-й, оно все отрефлексировало, и уже примерно понятно, что нужно делать. Тут очень важно самокритично оценить, в какой точке вот этой эволюции системы находишься ты, в данном случае Россия. Вот ты-то где находишься вместе со своими регионами, со своими территориями? У вас там какой, индустриальный уклад? У вас там доиндустриальный уклад в каких-то территориях? У вас там постиндустриальный уклад? У вас как происходит обмен? И вот это вот единство страны, вот для меня это главная повестка на самом деле. Я, конечно, к Африке хорошо отношусь. Я там неоднократно бывал. Я и в Бурунди бывал, и в Уганде, и в Кении, и в Руанде, и в Южной Африке. Но, конечно, меня волнует наша интеграция и модель развития с учетом становления экономики более высокого производительного типа, запрос на квалифицированных людей.
С. КРЮЧКОВ: А выстраивание вот этой системы с запросом снизу, с работающими сверху институтами, помогающими ответу на этот запрос снизу, и внешнеполитический контур, который предопределяет возможность дружить или не дружить с теми странами, от которых ты так или иначе прежде зависел, или, может быть, в будущем так или иначе мог бы зависеть или как минимум партнерствовать, а лучше партнерствовать – это две параллельные реальности? То есть возможно отстраивание работающего контура запрос-ответ без учета вот этого внешнеполитического бэкграунда, на который так или иначе оглядываешься, который тебя всегда стопорит?
К. РЕМЧУКОВ: Нет, вы знаете, внешний контур, что тут говорить? Во-первых, с одной стороны, он отражает уровень интегрированности вообще всего в мире существенно более высокий, чем когда бы то ни было. И вот эта интеграция, когда мы говорим о глобализации экономики или глобализации информационного поля, – это реальность, которая обусловлена изменившейся технологической основой нашего существования. Мы с гаджетами. Я не знаю даже, в какой точке земного шара вы находитесь, вы не знаете, в какой точке земного шара я нахожусь. И вот это вот дает возможность всем всё знать. Если представить себе, что получаемая информация, даже если это не научно обработанная, а просто информация, влияет на что-то, то оно влияет в таких масштабах, в которых оно не влияло. Потому что если предположить, что полученная информация не влияет, то тогда будет смешно. А что, проповеди, что ли, влияют? Урок в школе, что ли, влияет? Там же тоже слова произносят. Поэтому в этом смысле вот это изменившееся технологическое, оно, конечно, безусловно, влияет во всем. А поскольку мы видим, что санкции тоже влияют на всех… Вот я сегодня к эфиру готовился, я смотрел, какие проблемы там в Китае. На 22% упал импорт самых крутых чипов в Китай, на которые американцы в октябре прошлого года ввели запрет на привоз, и на 23% импорт станков и оборудования, которые производят самые крутые эти чипы, которые из Голландии, сейчас и Япония объявила тоже об ограничении, которое с завтрашнего дня, по-моему, будет с 1 августа. И мы видим, что Тайвань на 40% сократил. Вернее, в этом сокращении – 40% фактор Тайваня, 33% –Южная Корея. И вот мы видим. Это же внешний контур. А китайцы поставили задачу к 2030 году – это, значит, через 7 лет – выйти в мировые лидеры по искусственному интеллекту и сверхбыстрым компьютерам. Вот запрет на поставку вот этих чипов и станков по производству таких чипов, безусловно, на сегодняшний момент, экспертам кажется, не позволит Китаю выйти на эти рубежи. Значит, влияет и внешняя экономика, и внешняя политика. Все влияет, потому что вот так устроен мир, какой бы ты ни был мощный. У Китая все-таки экономика 15 триллионов долларов, и они многое могут сделать. И они наращивают закупку станков более низкого уровня, потому что там изменились спецификации на Западе и сказали: «Вот эту функцию уберите». – «Ну, давайте уберем у станка эту функцию». Они вот это посылают туда. Они сейчас затариваются, китайцы, потому что боятся, что не будет вообще ничего. Но в целом, конечно, модель экономического развития, когда ты имитируешь что-то… Ну, пригласил специалиста. Как ты получаешь это знание? Импортозамещение у тебя, приглашаешь специалистов из разных стран, покупаешь продукцию из этих стран. Потом, обратный реинжиниринг такой, когда ты берешь до винтика раскручиваешь то, что ты купил, а потом собираешь по-своему – и ты учишься это производить. Это распространенный способ индустриализации. Его, кстати, в 1933 году основатель Toyota Тоёда использовал. Он купил в Америке машину в 1933 году, а в 1935 создал уже японскую машину, собрав по винтикам то, что было. Обратный реинжиниринг такой вот. А Samsung, LG? Все пользовались таким способом. Значит, мы видим, что человечество, условно говоря, распространяя идеи индустриализации как более производительной формы экономики по сравнению с аграрной экономикой, мало придумало нового. А не придумав нового, мы видим, что оно все связано с заимствованием, оно все связано с какими-то контактами. Потому что что ты можешь продать, чтоб развинтить? Даже водку ты не развинтишь. Если ты ее открыл, ты ее выпьешь и все. И не догадаешься, как ее произвести. Это не детская машинка.
С. КРЮЧКОВ: Видите, это выглядит немножко как из рубрики «Их нравы». Мы анализируем интересы Индии, Китая в приложении к нам о сокращении импорта чипов китайцами. И вот я тут на Телеграм-канале «Осторожно, новости» читаю новость о том, что якобы Министерство культуры готовит к запрету использование своими сотрудниками техники Apple. Я думаю, что хотя бы за частную какую-то когорту сотрудников можно вступиться. У меня очень много друзей и знакомых музыкантов, которые банально используют iPad для того, чтобы нотный стан видеть на своих концертах. Это удобно и легко. А мы говорим о чипах. Вот это в приложении к реальной жизни, к нашему быту не звучит ли диковато? Или в этом есть что-то из области безопасности, из области ответа на вызовы сегодняшнего дня, как их интерпретирует сегодняшняя власть?
К. РЕМЧУКОВ: Ну, конечно, наверное, всем кажется, что это звучит как ответ. Сегодня я читал где-то, что ЕАЭС будет вводить НДС на торговлю по электронике. А мотивация какая? Создать равные условия. Условно говоря, чтобы наш iPhone на равных условиях конкурировал с их iPhone или наш iPad с их. Вы знаете, я у Булгакова много, естественно, фраз люблю, но одна фраза, она именно какой-то своей лаконичной точностью мне всегда очень нравится: «Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык». По-моему, очень точно. Я тоже не привык к необыкновенным явлениям. Я слышал о них, но привыкнуть до сих пор не могу. А вот я вам сейчас почитаю. Вот то, что вы говорите, и многие тенденции. Это Сталин встречается в 1946 году с деятелями творческой интеллигенции. И они спрашивают его: «Иосиф Виссарионович, ну расскажите нам, что нам писать, какой герой должен быть?» И он говорит: «Я такой скромный читатель, но я могу сказать, вот что мне нравится, какой герой», и чихвостит направо и налево всех. Ну вот что меня поразило. Это, наверное, имеет отношение к нашему Министерству культуры. Они могут взять за основу, и я не удивлюсь. Вопрос: «Насколько опасны в идеологическом отношении авангардистское направление в музыке и абстракционизм в произведениях художников и скульпторов?» Это 1946 год, напоминаю. Сталин: «Сегодня под видом новаторства в музыкальном искусстве пытается пробиться в советской музыке формалистическое направление, а в художественном творчестве – абстрактная живопись. Иногда можно услышать вопрос: нужно ли таким великим людям, как большевики-ленинцы, заниматься мелочами – тратить время на критику абстрактной живописи и формалистической музыки? Пусть этим занимаются психиатры. В такого рода вопросах звучит непонимание роли в идеологических диверсиях против нашей страны и особенно молодежи, которую играют эти явления. Ведь при их помощи пытаются выступить против принципов социалистического реализма. Это изображение социалистического реализма заменено абстрактной мистикой, затушевывающей классовую борьбу социализма против капитализма. Сколько людей приходило во время войны вдохновляться на подвиги к памятнику Минину и Пожарскому на Красной площади! А на что может вдохновить груда ржавого железа, выдаваемая новаторами от скульптуры за произведение искусства? На что могут вдохновить абстрактные картины художников? Именно в этом причина того, что современные американские финансовые магнаты, пропагандируя модернизм, платят за такого рода произведения баснословные гонорары, которые не снились великим мастерам реалистического искусства». И вот он дальше развивает. Он говорит дальше. Интересно, что он все это понимает, термин этот использует. – «Есть классовая подоплека у так называемой западной популярной музыки – вот даже до музыки дошли, – так называемого формалистического направления. Такого рода, с позволения сказать, музыка создается на ритмах, заимствованных у сект “трясунов”, танцы которых, доводя людей до экстаза, превращают их в неуправляемых животных, способных на самые дикие поступки. Такого рода ритмы создаются при участии психиатров, строятся таким образом, чтобы воздействовать на подкорку мозга, на психику человека. Это своего рода музыкальная наркомания, попав под влияние которой человек уже ни о каких светлых идеалах думать не может, превращается в скота. Его бесполезно призывать к революции, построению коммунизма. Как видите, музыка тоже воюет». И так далее. Я эту неделю много. Я перечитал, наверное, страниц 400 вот этих… Обнаружил хорошие документы. И вот вы знаете, и при этом я когда захожу на Дзен, у меня выскакивают примерно такие же тексты, что это вражеское влияние, нужно зачистить деятелей всей нашей культурной институции, о чем звучит эта музыка, что хочет передать этот фильм. То есть весь этот тренд, скорее всего, говорит о том, что вот такая анафема Западу со всеми его техническими и технологическими успехами – это защитная форма, потому что между прогрессом и прославлением Запада за технологические какие-то возможности выбирается безопасность. Ну, а как только ты обоснуешь, что все западное плохое, следующий шаг – обосновывать, почему все наше хорошее. Скоро прозвучат слова о безродных космополитах, о низкопоклонстве перед Западом, о том, что iPhone изобрели русские на самом деле. Как всегда, вот в этой риторике государственников, поскольку они плохие производственники, балаболы, краснобаи и по большому счету бездельники, не производящие конкретной пользы, у них всегда существует такая оговорка: «Мы все можем изобрести, мы в космос полетели, мы только не можем это вот там тиражировать. Мы все можем, вот все-все мы можем». Ну конечно, в одном экземпляре, скорее всего, русский гений может все. Мы не можем тиражировать. Так вот это вот «мы только не можем тиражировать» – это и есть приговор нашей институциональной системе развития и продвижения инноваций, нашей системе собственности, нашей системе экономических стимулов, для того чтобы это было. И поскольку этого нет, то, конечно, давайте запретим им, потому что иначе разведка не только ЦРУ, но и разведка Занзибара будет знать, какие планы в Министерстве культуры, какое хоровое пение будут они разучивать в ближайшее время.
С. КРЮЧКОВ: Это же не только Министерства культуры касается. Это фатальный приговор или со сменой риторики возможна и отладка этого тиража, этой возможности тиражирования, в свою очередь?
К. РЕМЧУКОВ: Вы на какой временной период заглядываете?
С. КРЮЧКОВ: Да хотелось бы, чтобы вот пока я не стану пенсионером с палочкой и буду бегать бодро.
К. РЕМЧУКОВ: Мне хочется, как в знаменитом фильме, сказать: ну что вы, пенсионер только начинает жить.
С. КРЮЧКОВ: Безусловно. Но при всем при этом хотелось бы еще и бегать.
К. РЕМЧУКОВ: Нет, мой друг, я думаю, что сейчас это такая острая фаза. Как Путин, отвечая на вопрос Колесникова, сказал, что мы находимся в состоянии боевых действий с соседом и поэтому другие требования к деятелям культуры, пусть сидят. Сейчас очень острая фаза. И она, я думаю, продлится долго. Я прогноз делал публично два раза, прошло время… У меня жена все время спрашивает: «Ты не отрекся от своего прогноза?» Я говорю: «Да нет, не отрекся, потому что все так складывается». Мне кажется, что в конце ноября – в декабре начнутся переговоры между нами и украинцами или какой-то другой формат еще будет. Кто-то посредниками будет – американцы или, я не знаю, саудовцы, китайцы или турки. Но переговоры начнутся. Вот сейчас у нас идет август, август, сентябрь, октябрь, ноябрь. Четыре месяца безжалостного уничтожения ресурсов друг друга. Вот просто безжалостное. И, как мне кажется, с незначительными изменениями конфигурации линии соприкосновения. И просто выяснилось, что продвижение вперед не есть только функция размера помощи, которую Запад оказывает Украине. Нет. В феврале 2022 года совокупная помощь, допустим, Запада Украине была миллиард долларов, а сегодня совокупная помощь 156 миллиардов всех форм. Изменение на фронтах не показывает эту разницу в 156 раз. То есть это не прямое. Да, упорно, да, там сдерживают, да, это все. Поэтому я думаю, что вот это истощение ресурсов и невозможность продвижения таких целей… Тем более, что цель же изменяется. Если год назад говорили о том, что цель – это вернуться на 23 февраля, по крайней мере многие эксперты с Украины, то потом Зеленский изменил эту цель и сказал, цель – на 1991 год границы. Это радикально другое уже задание. Оно, я понимаю, может быть таким мощным импульсом для твоих бойцов, но в целом это… Я не встречал людей западных, озабоченных проблемами глобальной безопасности и международных отношений, кто верил бы в реалистичность задачи вернуть Крым. По одной простой причине. Все понимают, что Крым – это экзистенциальная угроза, за которой начинается использование ядерного оружия. И это не шутки. Я думаю, это одна из линий разногласий между теми экспертами, которые занимают такую более пропагандистскую линию в объяснении того, что будет считаться победой Украины, и теми, кто понимает последствия. И вот поэтому критика, в том числе и проукраинских экспертов, таких людей, как директор ЦРУ Бернс, как Джек Салливан, советник по национальной безопасности, она усиливается, потому что их считают людьми, которые выступают за какие-то компромиссы с Россией и вообще пытаются удержать мир от ядерной войны любой ценой. Вот это им вменяется в вину. Я посмотрел, 10 дней назад в Аспене проходил традиционный Аспенский форум по безопасности, где выступают все крутые головастики американские: как теоретики вопроса, так и практики. Я посмотрел выступления Бернса, Салливана и Блинкена. Блинкен выглядел слабее всех, Салливан – сильнее всех. Просто такой советник по вопросам безопасности. Кто его недооценивает или шельмует, те совершают серьезную ошибку, потому что он реально как более молодой чувак просто в теме всего. Он говорит: «Каждое утро полчаса у меня уходит каждый день на вопрос о производстве 155-миллиметровых снарядов. Мы там в Украину поставили их полтора миллиона этих штук. Этого достаточно. Самолеты F-16 не поставляем, потому что противовоздушная оборона очень эффективна против самолетов 4-го и 5-го поколения, которые имеются. Поэтому дай сейчас самолеты, не решив какие-то другие вопросы инфраструктурного обеспечения их полетов, – это значит, что они все будут сбиты просто. То же самое касается и российских самолетов». Поэтому у него знание вот этого предмета, как они пытаются нарастить производство этих снарядов, чтобы хватало самим, их союзникам и Украине. Но при этом, если брать ту часть, которая касается России, все так или иначе говорят, что переговоры будут предопределены положением войск на земле. И вот мой прогноз, что к концу ноября, через 4 месяца, обе стороны поймут, что лоб в лоб решить вопросы нельзя будет, и, я думаю, начнутся вот эти переговоры. Но я о другом. Я же говорил об этом, что даже после переговоров, допустим, заключения перемирия или мира в какой-то форме, или получения каких-то гарантий, которые могут успокоить страны в вопросах безопасности, все равно наше противостояние с Западом на этом не закончится. Вот я к чему. Это к вопросу, вы спросили, какой горизонт запрета для госслужащих iPhone и всего. Мне кажется, что это определенный взгляд на эту жизнь. Вот то, что я вам зачитал, мне кажется, есть актуальные люди, которые думают так, как думал Сталин. В этих терминах они думают о врагах, о том, что это специальная психиатрическая уловка, вся современная музыка – дрыганье, что психиатры над этой музыкой… Вот Beetles колдует над своей музыкой «A Hard Day’s Night», а там сидит психиатр и говорит: «Нет-нет, ты подбавь басков, чтобы люди начинали дергаться с особой…»
С. КРЮЧКОВ: Интенсивностью. Ждем четыре месяца и вспоминаем услышанное и спрогнозированное, аналитически выведенное, я бы даже так сказал. Это о том, что будет. А что было бы, если бы, можно почитать в графических романах, которые выпущены «Дилетантом». Что было бы, если бы цесаревич Алексей, адмирал Колчак, царевич Дмитрий, Емельян Пугачев выжили, какой бы была Россия, все эти ответы в комиксах из серии «Спасти». Там авторы предлагают совершенно неожиданную художественную трактовку сюжетов. Обратите на это внимание. Заходите на сайт shop.diletant.media и всего лишь за 7000 рублей за 5 томов вы сможете приобрести этот уникальный пакет. Поистине самое щедрое из возможных предложений. Кстати, я видел сегодня комментарий директора, замдиректора, по-моему, издательства «Эксмо», который говорит, что в минувшем году россияне на 6% меньше стали читать. Наверстывайте, друзья, упущенное. И Константин Вадимович в завершение эфира наверняка даст очередную свою рекомендацию и поможет нам в этом. Можно вернусь к упомянутым вами Набиуллиной и Силуанову, которые вынуждены были, видимо, комментировать рост европейской валюты? И доллар сегодня 92,5, и евро 102. Вот эта история с торговым балансом, о которой они упомянули, о чем она свидетельствует? Друзья мои, мы слышим какие-то параллельные звуки. Я не знаю, слышите ли вы их, Константин Вадимович.
К. РЕМЧУКОВ: Да, женские голоса.
С. КРЮЧКОВ: Несколько мешает. Так вот, собственно, чего ждать-то? О чем они сказали? Потому что я слышал Эльвиру Набиуллину, ее брифинг, и пытался понять. Она, как всегда, звучала умно, но немного тревожно, равно как и тезисы господина Силуанова, которые были озвучены в его интервью «ТАСС», и о выходе иностранных компаний, о том самом торговом балансе. Что вы услышали в этих двух выступлениях, интервью, комментариях?
К. РЕМЧУКОВ: Кстати, я Эльвиру Набиуллину, по традиции я конспектирую ее высказывания, чтобы иметь перед глазами все ее основные тезисы. Она в июле довольно часто выступала. Самое большое выступление было в рамках Финансового конгресса ЦБ РФ. И там выступали и Греф, и Костин. Ну, чтобы понять, что они говорят. И вот ее тезисы сводятся к тому, что в целом – у нас же очень хорошо, что сами мы все оцениваем – таргетированная инфляция плюс плавающий курс показывают свою эффективность. Это они оценили свою политику. Таргетированная инфляция – 4%, она заявляет. И плавающий курс, чтобы мы, когда спрос на валюту очень большой… Силуанов сегодня отметил в том числе не просто дефицит торгового баланса, но и сказал, что летом многим нужна валюта, чтобы ехать в отпуск, спрос увеличивается. Таким образом, новый курс – ну, относительно новый – Эльвиры Набиуллиной звучит вот именно так, как я сказал: таргетированная инфляция плюс плавающий курс. Таргетированная инфляция. Всеми силами подавляем инфляцию. И сейчас они на целый процент подняли ставку, на 100 базисных пунктов. И деньги под эту ставку брать очень тяжело, потому что ты не понимаешь, как ты будешь их отдавать. Значит, у тебя деловая активность теоретически должна замедлиться, а замедлившаяся деловая активность приведет к снижению цен, как всегда. Условно говоря, в условиях депрессии у тебя цены не растут или когда долги очень большие. Кстати, сегодня большая статья в Wall Street Journal о том, что, в отличие от Европы и Америки (в Америке 3% сейчас инфляция, вот в июне, в Европе 5,5%), в Китае появились первые признаки дефляции. А дефляция – это очень серьезная вещь, когда цены не растут, а падают. И Япония, например, в 90-е годы на целое десятилетие выпала из развития, потому что у тебя все долги были номинированы в тех деньгах, которые были, условно говоря, инфляционные. И тебе нужно выплачивать эти долги, а у тебя дефляция, производство падает, главное, падает спрос людей на все, потому что ты не уверен, у тебя приоритетом становится выплачивание долгов. И вот Япония вот эту проблему балансового счета не смогла решить. Они делили там активы компаний. Но когда у тебя такие гигантские долги, а экономика замедляется, а ты должен выплачивать долги, потому что иначе ты потеряешь бизнес, вот это тяжело. Но это китайская судьба. У этих инфляция высокая. Вот Эльвира борется с инфляцией. И плавающий курс. Плавающий курс – это, помните, раньше говорили, там сегодня за день Центральный банк потратил миллиард долларов на поддержание курса, потом еще там 10 миллиардов, потом 15. Потом выясняется, что потратили там несколько десятков миллиардов, курс удержали, но ценой буквально потерь больших. Если публицистически говорить и интерпретировать это экономическое поведение субъектов хозяйствования, то это называется «бегство от национальной валюты», когда ты хочешь за любое количество рублей купить доллар. И вот тогда они выбрасывали эти доллары, чтобы люди выбрасывали свои рубли, взамен брали доллар или евро. Это касается многих стран. В Швеции такое было в 90-е годы, например. Так вот, бегство от национальной валюты – и ты свои авуары опустошил. А сейчас они говорят: «Нет, вы хотите покупать? Вот давайте, был курс 60, сейчас 92. То есть смотрите, как обесценился рубль. Пожалуйста, покупайте по 92, по 100 покупайте. Это ваше дело». Вот это вот курс. Вот это надо четко понимать, что Эльвира Набиуллина подтвердила о том, что проводимая ей политика таргетированной инфляции и плавающего курса показывает свою эффективность. Также высоко ее политику оценивает президент, главный оценщик наших всех функционеров. Дальше. Они считают, что инфляция… Ты не можешь переговорить с бизнесменом, потому что Эльвира Набиуллина сказала, что они беседуют также с бизнесменами, общаются на эту тему. Не могут они ее убедить в том, что если будет высокая инфляция, это позволит им лучше планировать свои инвестиции. Она говорит, для того чтобы планировать инвестиции, нужно, чтобы была низкая инфляция, тогда у тебя будет более обоснованное планирование. Что, собственно, правда. Она также считает, что появляются конспирологические теории, которые говорят о том, что сейчас денег нет и Центральный банк хочет опустить рубль так, чтобы валютная выручка обменивалась по более выгодному курсу с точки зрения потребностей бюджета. Получив 1 миллиард долларов, раньше ты получал 60 миллиардов рублей и тратил их на бюджетников, а сегодня, когда курс опустился до 92, ты получаешь за 1 миллиард 92 миллиарда рублей и тратишь их на бюджетников. Она называет это теорией заговора и говорит, что это не так, главная проблема – в дефиците торгового баланса. Дефицит торгового баланса сам по себе тоже интересен. Им кажется, что он сейчас придет в норму (в июле – в августе). Мы будем смотреть за этим. Дальше она говорит о том, что плавающий курс – это благо, и денежная политика Центрального банка удовлетворительная и менять ее не надо. Вот разговор закончен. Собственно, если суммировать все, что говорит Эльвира Набиуллина, это начинается с того, что таргетированная инфляция НРЗБ, и заканчивается.
С. КРЮЧКОВ: Это когда ты за себя говоришь. А когда за того парня? Когда ты говоришь, что получаешь миллиард валютной выручки в долларах, то тут же мы вспоминаем о том, что мы сейчас рассчитываемся не в долларах в большей части, в значительной части. Это работает схема так же и с юанями, и с рупиями? Или что там у индусов? Не помню.
К. РЕМЧУКОВ: Ну, юань, безусловно, более надежная валюта, рупия – менее, лира – еще менее надежная валюта. Но тут надо отметить, что экзотическую политику в Турции Эрдоган отменил. Он года два вел политику, как бы игнорируя все вот эти законы монетарной политики разумной. Он печатал деньги, у него была большая инфляция, он постоянно занимался девальвацией лиры и говорил, что давайте накачивать экономику деньгами, да, пусть это будет инфляционное развитие, но там будет занятость и мы как-то выйдем. Но как только он избрался, он понял, что этот курс никуда, назначил председателем Центрального банка женщину, по-моему, с американскими корнями, которая в классической монетарной религии воспитана. И я думаю, что турки тоже приведут. Все-таки нестабильная валюта не позволяет действительно ничего планировать. Ты не можешь даже торговлю осуществлять как следует, потому что ты не понимаешь, что ты купишь на те лиры, если ты в Турцию поставил что-то на те рупии, если ты в рупии что-то поставил и получил юани, когда тебе надо будет что-то закупить.
С. КРЮЧКОВ: Не так много времени. Мне кажется, подводя черту под этим финансовым блоком разговора, я бы в качестве совета для себя и, может быть, для тех, кто заинтересован в этом из наших зрителей, на какую цифру ориентироваться по инфляции внутри России, на цифру от Росстата? Потому что там дают 3,97. А Минэкономразвития говорит, что 4,19. Я вот не пойму, это статистическая погрешность или это сильная разница, которая что-то значит?
К. РЕМЧУКОВ: Нет, это не большая разница. Это разные методики, наверное, используют. Там всегда есть какое-то конкурентное начало знатоков, как подсчитывать инфляцию. Я думаю, моя гипотеза, по крайней мере, всегда в предыдущие годы или циклы избирательные она так была, до выборов президента Путина, то есть до начала марта 2024 года, я думаю, Эльвира Набиуллина удержит инфляцию в районе 4%. Сейчас они ее разгонят. Они не могут ее удержать, поскольку такое ослабление рубля на фоне импорта, который восстановился, вы не можете его скрыть в экономике. Это с одной стороны. А с другой стороны, вы накачиваете экономику деньгами, которые идут в связи с СВО и людям, и производствам. И это тоже обязательно аукнется в экономике. Поэтому я думаю, инфляция будет выше 4%. И сегодняшний прогноз 4,17 покажется очень перспективным. Я думаю, к марту будет где-то в районе 5% инфляция. Вот уже когда Путина изберут, тогда все отпустят, поскольку не будет ресурсов удерживать. Ну и к тому же, уже потом начнется другая жизнь, поскольку, по моим прогнозам, уже в начале следующего года, в следующую зиму мы будем думать, как устраиваться в новых реалиях.
С. КРЮЧКОВ: Коротко про Банк России. Сегодня многие рефлексируют по поводу перехода первого зампреда Ксении Юдаевой на должность советника главы Банка России. И говорят, что это, дескать, такой финт, чтобы не нести ответственность. Вы видите в этом повод для того, чтобы так думать, или, ну, кадровая перестановка и кадровая перестановка?
К. РЕМЧУКОВ: Нет, Ксения Юдаева давно находится под атакой, потому что она из того… То есть кто знает, на Западе есть такой гарвардский профессор Рогофф. Он был в МВФ замуправляющего. Вот он такой довольно жесткий монетарист. И вот считается, что она сторонница его. И когда несколько лет назад на нее пошла атака, Эльвира Набиуллина ее тогда удержала, сохранила, переместила чуть в сторону по функционалу по своему, потому что на нее… Это общая проблема или общая модель атак: когда хотят кого-то атаковать, предпринимается несколько попыток, и видят, что президент не сдаст. Вот когда увидели, что президент Набиуллиной доверяет и ее не сдаст, они начали атаковать замов. Вот Юдаева была первым. И Набиуллина, опытная госслужащая, она тоже поняла, что если она ее сдаст на тот момент, будет плохо. Она ее сместила на другой функционал и сохранила в должности. Сейчас она сделала ее советником. Но это не значит, что Юдаева занималась формулировкой денежно-кредитной политики. То есть ее совсем не за то. Тогда, когда атаковали, я помню, там инкриминировали в том числе то, что она подружка Сергея Гуриева, который сейчас в Париже. А Сергей Гуриев сейчас персона нежелательная. Может быть, там эти папочки существуют, и это тоже могло сыграть свою роль. Но остается советником. Она ее сохранила в системе близко к себе и показала, что она ее не сдает.
С. КРЮЧКОВ: Цифровой рубль завтра запускают.
К. РЕМЧУКОВ: Да. Прочитайте нашу газету. Сегодня у нас даже подшапочный материал посвящен – «К цифровому рублю придется и кнутом, и пряником приучать». Ничего страшного для граждан пока нет, поскольку сейчас в экспериментальном режиме цифровой рубль будет проверяться с юридическими лицами и с рядом банков, а где-то к 2025 году, вполне возможно, подойдут и граждане, когда четче определят, зачем он нам нужен. Потому что само происхождение цифрового рубля, откуда он у тебя изначально берется – это конвертация в этот цифровой рубль, который будет через счета в Центральном банке обслуживаться. Но, насколько я понимаю, конкретных путей пока никто не обозначил, как физические лица будут переходить к нему. И главный плюс, о котором говорят, они говорят о том, что не будем платить комиссионные в банках.
С. КРЮЧКОВ: Книга от Константина Ремчукова. Минута, Константин Вадимович.
К. РЕМЧУКОВ: Я понял, что вы не дали мне рассказать про книги. Но и ладно. Я рекомендую книгу доктора социологических наук, профессора Эдуарда Макаревича «Вдохновляющий яд литературы. Как художественные произведения влияли на судьбу России и СССР». И он рассматривает различные произведения разных авторов в разную эпоху. Совершенно хорошо написана книга. Если бы я был продюсером, я бы взял. Это готовый сценарий для сериала по телевидению про судьбы: от Булгакова, почему 15 раз полностью Сталин смотрел его пьесу, до, я не знаю, там пьесы Корнейчука «Фронт», которую Сталин велел опубликовать в «Правде» в четырех номерах 700 тысяч тираж. Все читают. 1942-й год, «Фронт», а потом Конев пишет в «Правду», что Корнейчука надо расстрелять, убить, что он враг. Про все написано интереснейшим образом, как литература влияет на нашу актуальную жизнь, на хороших кейсах и примерах. Макаревич, «Вдохновляющий яд литературы».
С. КРЮЧКОВ: «Золотой теленок» упомянут, там Ильф и Петров повлияли или это не та эпоха?
К. РЕМЧУКОВ: Это такое более драматическое. Кольцов, например, Хемингуэй, Испанская война, арест после того, как он выступает в Колонном зале Дома Союзов и 12 декабря 38-го Кольцова арестовывают. Сталин разуверился, потому что они с женой возили в Грузию Андре Жида и просили, чтобы он хорошо написал во Франции. Тот вернулся во Францию и написал антисталинские, антисоветские произведения. И поэтому сказали, что это, наверное, повлиял сам Кольцов. Ну вот такие драматические события. Но великолепно написано. Я много читал такого, но мне это очень понравилось.
С. КРЮЧКОВ: Через несколько минут на «Живом гвозде» – «Атака с флангов», Лиза Лазерсон, Максим Шевченко. Ведет Никита Василенко. В 17 – «Слухай Эхо» с Ольгой Бычковой. А в 19 – «Особое мнение» Татьяны Лазаревой. Константин Вадимович Ремчуков, главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты», был сегодня персонально ваш. Я благодарю вас, Константин Вадимович, и прощаюсь.
К. РЕМЧУКОВ: Всего доброго.
С. КРЮЧКОВ: Берегите себя, друзья. До свидания.