«Пастуховские четверги»
Мне кажется, что Зеленский находится в очень сложном положении. Потому что он вовремя не сделал того «разворота» — разворота Примакова над Атлантикой, который Путин сделал аж в сентябре 2022 года. Самое смешное, что мы забываем, что Путин был в положении Зеленского…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
Л.АНИКИНА: Всем добрый вечер! Вы смотрите и слушаете YouTube-канал «Живой гвоздь». У микрофона — Лиза Аникина. Это программа «Пастуховские четверги» с Владимиром Пастуховым. Владимир Борисович, здравствуйте!
В.ПАСТУХОВ: Здравствуйте, Лиза, рад вас слышать.
Л.АНИКИНА: И это полностью взаимно.
В.ПАСТУХОВ: И мне приятно этот последний эфир в этом году проводить с вами.
Л.АНИКИНА: Я поясню для наших зрителей и слушателей. Алексея Алексеевича сейчас на этом месте нет, потому что ровно через час он здесь будет в большом стриме по сбору денег. Потому что вы сейчас потерпите немножечко меня, послушайте Владимира Борисовича, насладитесь, и оставайтесь на большой стрим, где Алексей Венедиктов и Ира Воробьева будут для вас всю ночь рассказывать разные истории, приглашать классных гостей, собирать деньги на существование нашего канала. Э
Давайте начнем с традиционного новогоднего — с подведения итогов. Давайте подведем итоги этого 2023 года.
В.ПАСТУХОВ: Хороший вопрос. То есть я последнюю неделю только тем и занимаюсь, что подвожу какие-то итоги. Калькулятор надо завести — легче будет. Я попробую не повторяться. Потому что я так вошел во вкус этого подведения итогов, что у меня итоги теперь каждый день меняются. Знаете, большое видится на расстоянии.
Вот я сегодня думал о том, что, конечно, год богатый был, и он удивительный. Это год, который был насыщен событиями и на самом деле был годом колоссального напряжения, но при этом на поверхности кажется, что ничего не происходило. Это такой парадокс, потому что когда с семьей разговариваешь, они говорят: «Да, но этот год, он какой-то вязкий. Но что там было-то на самом деле?» И потом, когда начинаешь открывать эту консервную банку, выясняется, что там ого-го чего было, но совсем не то, чего все ожидали.
Первым итогом этого года является то, что он не привел к какому-то прорыву. То есть этот год был годом перетягивания каната, и по итогу этот канал остался на своем месте, и это означает в значительной степени выигрыш России. Потому что все ожидали, что канат сдвинется, и то, что он не сдвинулся, — это в некоторой степени можно считать, что это был год Путина. Хотим мы этого или нет, но ничего такого, что планировали, и должно было произойти, оно не произошло, на что все надеялись, мечтали и так далее. Поэтому это главный итог, что Путин до конца этого года удержал канат в своих руках, и он не сильно продвинулся никуда, но никуда и сдал. Поскольку ожидания были другими, то это можно считать довольно важным итогом, который надо запомнить, и будет, что анализировать, как бы подводить баланс и считать ошибки.
Второе, что, наверное, важно и то, что я раньше упускал и том, что мне Борис напомнил, — там же были по периферии события, которые изменили на самом деле течение истории. Одно из таких событий, которое изменило течение истории, действительно, это вскрытие такого гигантского нарыва и трагедия вокруг Карабаха. Это закончилось на определенной точке, на определенное время определенным образом закончилась история такого больше, чем 30-летнего цикла. Это тоже очень важно, потому что теперь будет другая история. Там будет зреть новый нарыв, скорей всего, будут происходить какие-то другие события. Но эта история закончена. Это важно.
Безусловно, новый взрыв истории на Ближнем Востоке. Чем закончится, неизвестно. И он здесь в двух аспектах. То есть он триггернул довольно серьезно, сдетонировав в Европе. И он показал, что Европа другая. То есть мы сначала были потрясены трагедией теракта на Ближнем Востоке, потом ужасом восстановления справедливости, которая обернулось нескончаемой чередой ответок. Но на самом деле сдетонировало далеко от Ближнего Востока, сдетонировало колоссальным всплеском антисемитизма и вообще такого левого радикального движения в Европе, частично в Америке.
Это очень важно понять, потому что это тоже меняет наше понимание, к чему готовится Европа и какой там будет основной тренд. Это важное событие.
Вот Пригожин. Это точка, которую мы заценим гораздо позже. Пока мы не знаем, что это было. Нам кажется, что это какая-то частность. Думаю, что это не частность. Думаю, что это был такой прецедент, который будет иметь разные продолжения. Но то, что он сам по себе возник, вся эта история с появлением этого феномена, вместе с этим Бахмутом, потом схлопывание, потом нервный срыв одного, нервный срыв другого. Это какая-то история не законченная, но она была очень важная.
Естественно, неуспех украинского наступления, который мы будем тоже очень долго рассматривать. Я считаю, что сама попытка его была ошибкой, может быть, нет, но, так или иначе, это стало фактором истории.
Вот это такие основные события. В целом, мне кажется, что я оценил бы этот год, как сейчас оценивают глобальное потепление. Температура, в рамках которой будет развиваться ситуация в следующем году, за этот год резко повысилась. То есть там было 37,5, стало — 38,5. И это будет оказывать влияние на все последующие события.
Л.АНИКИНА: Давайте на Украине более подробно остановимся. Все-таки глупо было бы спорить, что интерес в мире к происходящему в Украине существенно падает. И мировые СМИ стали гораздо реже об этом писать. И это ощущение застоя, что там, в Украине ничего не двигается с места, оно существенно понижает уровень обсуждения. Потому что, что обсуждать? Они там стоят и стоят. Сегодня столько-то человек погибло с этой стороны, столько-то с той. Прилетели дроны туда, туда и туда. Но граница остается примерно та же, я имею в виду граница столкновений, ничего не происходит.
Более глубокий взгляд, — что происходит в Украине, что можно сейчас говорить об Украине ?
В.ПАСТУХОВ: Чем полезны такие идеи чеса экспертного — я иначе не могу это назвать, — потому что итоги, итоги… Но ты продолжаешь все-таки думать параллельно, и, я может быть, неделю назад согласился с этим тезисом, что интерес у Украине падает. На самом деле он никуда не падает. Не интерес у Украине падает. Если бы просто падал у Украине интерес, интерес — это дело наживное. Так устроен информационно медийный мир, как в мюзикле Чикаго. Двойное убийство! А-а! Тройное произошло. Все забыли, побежали… Но, ничего, главная героиня забеременела и все прибежали обратно. То есть если бы все дело было в интересе, то это событийный ряд. Сегодня интерес упал — завтра он возобновится. Что-то произошло — и интерес вернулся.
Проблема гораздо сложнее и в некотором смысле гораздо более неприятные последствия может иметь для Украины. Это изменение взгляда на эту войну. Потому что когда это всё случилось, был сформирован очень мощный консенсус понимания этого конфликта. Я бы обозначил его базовые черты. Было совершенно понятно, что это неприкрытая агрессия одного государства против другого. Второе: было сформулировано, что это попытка сформировать весь существующий в мире мировой порядок вещей. И в некотором смысле это атака против европейских ценностей, частью которых как бы была Украина, которая требует совершенно адекватного мощного ответа. Было ощущение, что этот ответ возможно. Было важно, что если поднатужится и действовать слаженно, сообща, то в какие-то разумные сроки можно добиться, условно, победы — заставить агрессора отказаться от своих планов и отползти обратно в нору.
Что мы имеем сегодня? Из этих трех составляющих твердо осталось только первое: Да, никто не меняет взгляды, это неприкрытая агрессия, наглая одного государства против другого. И тут не надо строить иллюзий, что кто-то стал это оценивать иначе. То есть никто на пророссийскую позицию, что да, Путин-то прав, конечно, во всем, никто не встал.
Л.АНИКИНА: А разве не стали чаще звучать такие голоса? Я имею в виду в государствах Европы, какие-то отдельные партии?
В.ПАСТУХОВ: Вот я говорю, что никто не отрицает, что это агрессия. Но тональность, она изменилась: Ну, агрессия… И дальше это ложится в длинный-длинный ряд несовершенства и несправедливости этого мира. Ну, агрессия, наверное война… А вы видели, что у нас в Судане, а что у нас в Газе, а что у нас в Сирии? То есть происходит как бы выравнивание этого конфликта с другими конфликтами. Он превращается в один из многих. То есть исчезает его уникальность. Важность восприятия ситуации в 2022 году была в том, что было твердое понимание, что произошло что-то беспрецедентное. Сейчас это стачивается. И возникает ощущение — я не говорю, что оно правильное, потому что ту много беспрецедентного, — но возникает это ощущение perception… Когда я приехал в 90-е в Англию, встречался с английскими политиками, они меня учили, что Perception — everything reality — nothing. То есть восприятие — всё, реальность — ничего.
Вот это восприятие, оно меняется. И оно меняется в сторону того, что это один из многих несправедливых конфликтов этого несправедливого мира.
Второе: Происходит второй элемент, который исчез — происходит его локализация. Это выгодная для России тенденция, потому что это движение в ту сторону, в которую русские всегда хотят такие конфликты представлять — это пушкинское: Не лезьте в старый спор славян между собою, то есть не ваши дела. И тут оно находит отклик. Не наши дела — спор славян между собою. Запутанная история. Кто где жил, кто там русский, кто там украинец, кто на каком языке говорит, чья была эта территория. Черт ногу сломит — разобраться. Ну, неправильно решили…
Вот этот элемент, сильно чувствуется изменение. Отсюда меняется отношение. И это самый главный элемент. И возникает ощущение, что произошла переоценка собственных сил и недооценка сил России. То есть все-таки было достаточно много презумпций, которые, надо честно сказать, не подтвердились на практике.
Скажем, была презумпция гораздо более эффективного действия санкций. Это не значит, что санкции неэффективны вообще. Это не значит, что санкционную политику надо в целом отменять и так далее. Очевидно, это расходится с представлениями о том, что 3-4, 5, 6 месяцев, ну год — и в России почувствуют… Сейчас мы как говорим: «Ну да, что-то почувствовали, что-то нет, что-то стало дороже. В принципе, Россия, как было принято говорить, менеджерирует эту ситуация. Жизнь сносная, в чем-то, как мы видим по некоторым картинкам, даже прекрасная. И да, все это уходит в заем у будущих поколений. То есть, безусловно, с точки зрения того, чем и какой будет Россия наших внуков — это преступление. Но, понимаете, многие не доживут, чтобы увидеть результата.
Дальше люди задают практичный вопрос: Ежели это так на работает, а как оно работает? Работает так, что нужно как минимум жертвовать своей нормальной жизнью, втягиваться в перестройку экономики Европы, переводить ее на военные рельсы. У нас Путин боится это делать. В этом главный его конфликт со стрелковыми и дугиными, потому что они хотят войны до победного конца и по этому поводу требуют от него перевода экономики на военные рельсы. Одни снаряды с утра до вечера. Но Европа тем более боится это делать. А без этого, выясняется, обеспечить Украине поддержку достаточную для того, чтобы как-то изменить ситуацию на фронте, невозможно. То есть вот этот момент, он существенно изменился. И к концу года мы получили параметры новой реальности, в которых вопрос о том, что Украина получит размеры военной помощи столько, чтобы нанести стратегическое положение России на поле боя, не стоит. А стоит и очень колеблется, как в поле рябина вопрос о том, получит ли она достаточную помощь, чтобы не потерпеть стратегическое поражение. А это, согласитесь, другая постановка вопроса, которая была год назад, скажем, в декабре 22-го года.
Л.АНИКИНА: Когда все знали контрнаступления.
В.ПАСТУХОВ: Теперь к Украине. Я бы обозначил это следующим образом, что это все приводит к тому, что в Украине возобновляется политическая жизнь. Вот в течение этого года политической жизни в Украине де-факто не было. Она была на военном положении. И в Украине не было принято задавать вопросы по стратегии поведения. Потому что стратегия была одна: Военная победа, под которой понималась полная деоккупация территорий, и тут был полный консенсус, и он как бы формально и сейчас продолжается. И было понятно, как. Очень просто: Нам Запад даст все необходимое для того, чтобы мы эту победу одержали, а правительство для того и существует, чтобы Запад это нам давал. Такое разделение труда: военные воюют, то есть Залужный воюет, Зеленский обеспечивает Залужного всем необходимым.
Здесь, как не парадоксально, просело именно второе звено. Залужный воюет, как воевал, так и воюет, а вот насчет всего необходимого для решения поставленных перед ним задач здесь не получается.
И дальше возникает вопрос, который Тимошенко поставила буквально вчера. Можно, как угодно к ней относиться, но она аккуратно сформулировала, что неплохо бы правительству предложить план Б. То есть каким-то другим образом в этих условиях… Это, конечно, с подковыркой вопрос, конечно (а кто другого ожидал?), но сам факт того, что Тимошенко возобновила бубличную деятельность — ее же полтора года слышано не было; не знаю, насколько у нее сохранился хоть какой-то политический потенциал, для этого надо быть погруженным в украинскую повестку гораздо глубже, чем я, — но факт, что она с этим вопросом вышла. Никто год назад не имел повода спросить о плане Б, потому что речь шла только об одном: «Как мы можем обеспечить один единственный план, у которого не может быть альтернативы».
Л.АНИКИНА: Вот вопрос: Может ли Зеленский сейчас говорить о каком-то плане Б? Одно дело Тимошенко, другое дело — президент Украины, который может говорить только о полной победе над врагом.
В.ПАСТУХОВ: У Зеленского, на мой взгляд, — но он не очень компетентный, поэтому делаем все скидки на удаленку, — мне кажется, что Зеленский находится в очень сложном положении. Потому что он вовремя не сделал того «разворота» — разворота Примакова над Атлантикой, который Путин сделал аж в сентябре 2022 года. Самое смешное, что мы забываем, что Путин был в положении Зеленского. Это странно звучит, но Путин был в этом положении, потому что он тоже продавал концепт быстрой победы. Никто не вписывался в войну с сотнями тысяч потерь, растянутую на годы. И, в общем, на самом деле, когда народ это летом 22-го года стал осознавать, то народ офигел. Мы сейчас это забыли. Нам это кажется какой-то древней историей античной, рассказы о древних греках. А это было всего полтора года назад. И тогда были такие проблемы. И Путин тогда сумел сделать перенастройку психологическую нации, политики и пропаганды, он переставил акценты с Украины — это было очевидно, — на Америку. И по ходу войны нам подменили врага. Это был сильный ход. Потому что именно тогда, к сентябрю 2022 там Америка все время маячила на заднем плане, но их поменяли местами.
Л.АНИКИНА: Разве на заднем? Разве это НАТО проклятое она не была с самого начала главным врагом.
В.ПАСТУХОВ: У меня хорошо развита эмоциональная память. Я вам сказал, что это трудно представить, но я хорошо помню не то, что писалось — пишется одно и то же — как расставлялись акценты. Везде всегда была эта связка: Украина — Америка — анти-Россия и так далее. Но акцент стоял до сентября — на Украине. И на заднем плане были заклятые друзья.
А вот в сентябре он переставил акценты. Украина ушла на второй план как что-то несущественное в нашей борьбе. Мы окружены кольцом могущественных врагов, могущественнее нас. Мы побеждаем уже потому, что мы удачней обороняемся. Мы не нападаем — мы удачно обороняемся. Там что будет с Украиной — завоюем, не завоюем — какая разница? Мы живы, значит, мы победили. Вот это был пропагандистский политический успех, некий стратегический разворот, который позволил Путину гораздо более широкое поле маневра иметь тогда, когда он провел эту мобилизацию, без которой он не мог закрыть дыру и в целом, когда он нацию подготовил к тому, что это, может быть, надолго, может быть, навсегда — вот так мы и будем жить.
Зеленский вовремя это не сделал. Хотя, с моей точки зрения, уже с начала 23-го года, честно говоря, можно было понять, что кончится именно этим. Почему можно было понять? Прежде всего, я должен сказать, что вот вы спросили про итоги года. Если бы я был журналом Time, и мне надо было бы называть человека года, я бы назвал человеком года Суровикина.
Л.АНИКИНА: Почему Суровикина?
В.ПАСТУХОВ: А потому что на самом деле внес максимальный вклад в то, что результат этого года мы по очкам засчитываем за Россией. Поверьте, для меня Суровикин — это такой исторический, политический антигерой. И у меня к нему очень много счетов. У него же биография, она феерическая. То есть это командир одного из тех танков, который давил ребят под Новым Арбатом в августе 91-го года — это как-то все забывают. И дальше, как вы лодку назовет, так она и поплывет, как пелось в известном мультфильме. И там всё остальное в его биографии оно приблизительно такое же.
Но, будучи объективным, надо сказать, что он сумел принять сам, а главное, убедить политическое руководство, — а значит, и Герасимов не был таким, каким его карикатурно рисуют, а был таким, каким его описал именно Залужный — довольно глубоким военным теоретиком. Как сказал Залужный, книги Герасимова лежат у него на столе.
Так вот на самом деле именно российские военные спасли шкурку Путину. Они спасли эту шкурку тем, что они хватило мужества вместо лизоблюдства убедить Путина в том, что осенью 22-го года, полгода спустя с начала этой войны Россия, 140-миллионная страна с потенциалом в три раза большим, чем у Украины, с перевесом в авиации, во всем, в чем угодно, переходит к стратегической обороне. То есть по сути, если брать в целом, на фронте Россия перешла к стратегической обороне на всех участках, кроме этого Бахмута, который как отвлекающий маневр, они там сцепились. Но при этом очень грамотно при всем при том положили там 50 тысяч зэка, штрафбата, а не регулярную армию.
Л.АНИКИНА: У нас получается какой-то гимн Путину и его армии в этом эфире.
В.ПАСТУХОВ: У нас получается сейчас разбор полетов… во сне и наяву и разбор ошибок. Ибо, если мы хотим иметь серьезный прогноз… Мы же не меняем никаких наших стратегических оценок природы режима, перспективы режима, того, что это значит для России, того, что это значит для Украины, того, что это значит для всего мира. Но мы должны понимать, что если речь идет о такой серьезной войне, то трезвая оценка сил, соотношения их, баланса и перспектив является неким условием победы. Потому что не бывает так, чтобы все шло по маслу. Ну, бывает, но тогда это путь не туда.
То есть Суровикин, по сути, сумел убедить военно-политическое руководство России пойти на крайне непопулярные меры. Опять мы забываем всё, но тогда это отдача Херсона. Только не говорите мне, что ей не было альтернатив. Была альтернатива — провести мобилизация не 300 тысяч, а миллион. Скажут: Он не мог, типа восстание бы было. Не уверен. Могли потерять армию, непонятно, во что вляпаться. Они пошли на очень существенные, неприятные тогда для себя шаги. Потеряли 50% того, чего они открысятничали в ходе первоначальной операции. И стали закапываться в землю.
И вот когда они стали закапываться в землю, это должно было быть другой стороной од достоинству оценено. Потому что потому, как они упорно окапывались и у них на это получилось, было полгода если не больше, было уже понятно, какие ресурсы должны быть для того, чтобы успешно прорвать эту оборону. А этих ресурсов, совершенно очевидно, было недостаточно.
И, с моей точки зрения, некий такой момент, что нужно было в тот момент принимать такое же аналогичное решение и уходить в стратегическую оборону, вынуждая русских в таком случае наступать и где-то ловить на контратаках.
И поэтому ответ на ваш вопрос: Зеленскому очень трудно предложить план Б, потому что этот план он должен был предложить весной в 23-го года, то есть до наступления, и тогда объяснить, почему у нас такие риски есть, что мы, скорей всего, по любому вывалимся в многолетнюю позиционную войну, и поэтому нам надо беречь людей и ресурсы, и готовиться к более затяжной, более кровавой, более неприятной войне.
Но вместо этого практически до середины лета всех кормили рассказами о кофе на набережной Ялты. Потому что сейчас трудно предложить этот план Б.
Л.АНИКИНА: Хорошо. То, что Зеленский вовремя не предложил план Б, это ударит, прежде всего, по Зеленскому или это ударит по Украине ?
В.ПАСТУХОВ: Я сейчас скажу мысль, которую я не смогу пока подтвердить. Есть вещи, где я выступаю не как эксперт, а как обыватель…
Л.АНИКИНА: Политическая интуиция
В.ПАСТУХОВ: Да, человеческая интуиция. Вот моя человеческая интуиция говорит о том, что то, что Украина сохранилась до сих пор как независимое, суверенное государство… но не надо плакать, что она потеряла 20% своих территорий. Финляндия потеряла в свое время 20% своих территорий. Эквадор потерял в войне с Перу треть своей территории. Это не приводило, к счастью, как мы видим, к уничтожению государственности, народа, его культуры и религии. Потому что ключевое — это люди.
Вообще, с моей точки зрения, всё то, что произошло до сих пор, в любом случае является победой Украины. Потому что первоначальный план уничтожения ее независимости, ее государственности, он провалился, по крайней мере , на сегодняшний день. Так вот заслуга этого — это все-таки заслуга украинского народа. Я не стал бы приписывать эту заслугу исключительно личности президента Зеленского. Он, безусловно, оказался вовремя достойным лидером сопротивления. Но это он организовывал движение народа и встраивался в него, а не подгонял народ под себя.
Поэтому такой проблемы, что если не Зеленский, то кто? — я считаю, в Украине нет. И я считаю, что как бы там ни было, я считаю, что в Украине может произойти смена власти. Но России в этой смене власти, мне кажется, ловить будет нечего, потому что кто бы ни пришел в Украине к власти, он будет встраиваться в движение этого украинского народа, а не оно подлаживаться под него. Это движение, оно предопределено всеми этими событиями не двухгодичными а десятигодичными, начиная с 14-го года, которые вряд ли позволят кому-то проводить курс иной, кроме курса укрепления своей независимости. Да, могу быть компромиссы какие-то, какие-то решения. В общем, на многие-многие годы позиция украинского народа, украинского общества по отношению к России сейчас предопределена. И любой, кто придет, будет в это встраиваться.
Вот эти наивные мечты Кремля, что там все люди одурманены и счастья своего не знают, — это наивные мифы и иллюзии. Там все всё понимают.
Л.АНИКИНА: Мне бы хотелось поговорить о теме, которая сейчас в тренде, которая самая обсуждаемая. Я думаю, вы поняли, что я имею в виду. Это «полуголая вечеринка» и ее последствия, страшные последствия для всех участников. Они все извиняются, извиняются, но прощения пока не заслужили.
Что происходит, за что взъелись-то на них? У нас по федеральному телевидению более голые люди ходят.
В.ПАСТУХОВ: Так вот я думаю, что в этом вся и проблема. Ничего в России нельзя делать наполовину. Пришли бы голые — и вопросов бы не было. А ткт вот полуголые… Нельзя полунашим, полувашим, полуголым и полуодетым. Они застряли на середине. То есть они хотели жить, как до войны и при этом на войне. Вот эта проблема и произошла. Надо было полностью обнажаться и разоружаться.
К сожалению, нет ничего такого запрограммированного. Жизнь развивается по какому-то сценарию, который написал бог или дьявол в зависимости у кого как. И там все уже расписано. И здесь уже было так записано. Давайте-ка мы эту вечеринку разгромим.
…которое решить в чистом виде, чтобы не было какого-то осадка, его невозможно. Оно до конца в ноль не выходит, не решается. И поэтому там все время эта политика проводилась. Была эта трещина, зазор. Но этот зазор, если по нему точечно не ударить зубилом… Вот есть камень, он на самом деле составлен из двух камней. Но так все притерто и приклеено, что кажется, что это единое целое. И если ты зубилом не попал как-то филигранно, точечно в эту трещинку невидимую, то ничего бы не произошло. А если попал — дальше раскалывается на две части.
И произошло такое событие. Эти ребята, они не старались, конечно, они о этом не думали, но они как-то дистиллировано какой-то китч создали, такой декаданс, который просто снайперски попал в этот зазор между этими двумя паранойями — паранойей мира и паранойей войны. Надо постараться было.
То есть в некотором смысле это доказывает, что наше High Society — это конечно, талантливые люди. Они в своем декадансе, в этом умении создать этот китч, который вызывает блевотное чувство, — вот они, конечно, достигли вершин мастерства. То есть они смогли создать такой продукт… Потому что, что такое эта вечеринка? Это инсталляция какого-то определенного вызова. Это вызов антикультуры какой-то.
Я сейчас задам вопрос, который мы даже дома обсуждали. Я начну с простого. Ну, как в рождественской передаче без старого еврейского одесского анекдота.
Л.АНИКИНА: Так.
В.ПАСТУХОВ: Был очень бедный еврей, у которого было все не слава богу в жизни. И он никак не мог жениться, потому что ни приданого, ни одежды, ничего нет. И он все время молил бога… И нашлась даже и невеста, где-то он одолжил деньги… А он бы очень набожный, но ходил в обносках все время. В общем, тут он, наконец, взял в аренду и смокинг и экипаж, цилиндр, белую рубашку, цветы. Поехал к своей невесте. Подъехал, вышел и экипажа, стал переходить дороги, и какой-то встречный лихач на русской тройке проехал, его сбил. Кровь грязь, он переломанный лежит. И он говорит: «Господи, я же такой правоверный еврей, я так молился, я всю жизнь был лоялен тебе. Зачем ты так со мной поступил?» И тут с неба раздался голос: «Господи, Абрам, я тебя в этом наряде не узнал».
А вы знаете, я смотрел извинения Ивлеевой. Смотрю: приятная русская девчонка, по географии как раз оттуда, откуда и должна была быть. И причесочка такая — можно учительницей младших классов отправлять в школу, и не накрашенная, и все скромненько. Я ее не узнал. Я не могу как бы сопоставить этот образ, я извиняюсь, с образом этой дамы вамп на вечеринке.
Я себе представил, что если бы они все там голыми ходили в этих образах, то народ на фронте еще бы и адресочек попросил.
Не в том же дело, что они голые, и не в том дело, что они собрались на вечеринку. Это было определенный культурный вызов той части общества, которое вроде бы сейчас за тебе и за тебе, которая на самом деле абсолютно декадентская, абсолютно прозападная. Мы так носим наши кепки, потому что мы так пьем наше пиво.
То есть здесь момент существенный. Я не могу его объяснить. Для этого нужен Додин, Долин, то есть нужны кто-то, кто понимает роль эстетики. Я интуитивно могу сказать, что это был эстетический вызов. Он оказался невероятно точным, он попал туда, куда надо. И он был принят.
Это не совсем о том, о чем мы думаете. И он был принят как вызов именно тем обществом, которое за чистую монету приняло это мобилизацию.
И дальше это на самом деле реакция была снизу, которая власть дальше уже не может игнорировать. Это как с Кущевкой. Там всю жизнь так было, там до сих пор так есть. И когда произошел такой удар, пришлось все своих же посадить, задавить. На их место пришли точно такие же, но этим легче не стало.
Вот когда происходит такой момент, ты понимаешь, что на самом деле власть зависит от массы.
Л.АНИКИНА: То есть это хороший сигнал.
В.ПАСТУХОВ: Нет, это плохой сигнал. Но я просто объясняю, что произошло. Этот сигнал г интернет о том, что власть завела уже эту массу и вечно уже эта дихотомия «не мира, ни войны», она продолжаться не будет. Вот эта война, рано или поздно, всё сожрет. И они заставят себя как тот дядя честных правил уважать. И они заставят всех остальных смириться с тем, что просто так дохнуть даром они не будут. А вот когда они еще придут оттуда, если еще будет там какое-то перемирие, они предъявят все свои права на все — на свое видение мира. И Дугина вынесут в Мавзолей вместо Ленина.
Л.АНИКИНА: Вопрос в том, будет ли государство прислушиваться к этим людям, если они будут угрожать ему? Разве это — «уважать себя заставил» — это не угроза?
В.ПАСТУХОВ: Ему будет очень трудно к ним не прислушаться. В принципе, отдельных людей типа Стрелкова, Пригожина, мы видим, их можно всех позадавить. Но у нас сейчас объявлено, что у нас по контрактной системе там служит 640 тысяч человек. Но не все на фронте, но значительная часть. 300 с лишним тысяч мобилизованных. Кто-то прошел через ЧВК. Одни ушли, другие приходят. В общем, я думаю, мы подходим где-то к рубежу, что через эту войну прошло, так или иначе, около миллиона охочих теперь до крови, привыкших держать в руках автомат и привыкших к убийству людей, привыкших к тому, что их убивают.
Это немного другие люди, чем мы все. Человек, который проходит через тюрьму и войну, такие исходные вещи, он меняется. Если он серьезно через тюрьму проходит, если это не зашел и вышел.
С этим миллионом не так просто будет справиться. Его не так просто будет ни обмануть, ни купить, и гнобить.
Л.АНИКИНА: Хотела еще про выборы немного поговорить. Отказались зарегистрировать Дунцову как кандидата в президенты. Вроде как у него намечается какая-то коллаборация с Надеждиным, но пока все выглядит абсолютно неинтересно.
На этом фоне мы видим других потенциальных кандидатов, мы видим Путина, который как-то очень вяло говорит о своем выдвижении. Чего ждем от этой кампании? Вы писали в своем телеграм-канале, что Путина тошно слушать и смотреть даже по профессиональной потребности.
В.ПАСТУХОВ: На самом деле просто его очень много стало. Сталин же, он прямо как по Мандельштаму, — он цедил каждое слово… «бобочит и тычет». И его явление, когда показывали народу, то это был эротический шок. Там люди в обморок падали.
А здесь происходит некая девальвация вождизма. Я пытался вначале как-то подглядывать сквозь замочную скважину. Но это просто невозможно. Он сегодня с доярками, завтра — с педагогами, послезавтра — с военными. Как по Высоцкому: «Ведь она сегодня здесь, а завтра будет в Осло».
Потом я ждал, что хоть где-то будет откровение… Иоанна Богослова, что где-то сказано будет что-то такое. А оно все по бумажке. Мы идем нога в ногу со временем.
Поэтому здесь происходит девальвация процесса — то, что касается Путина. Вы поймите, когда я написал что физически тяжело смотреть, я не в смысле, что меня что-то покоробило — я сейчас не даю оценок, — но просто это реально огромное время, которое приходится выбрасывать в пустоту. Я-то должен быть в курсе. Ну, и мучаю домашних. У меня в фоновом режиме вместе какой-то рождественской музыке вот это с утра до вечера.
Л.АНИКИНА: Ужасно!
В.ПАСТУХОВ: Не то слово. Что касается Дунцовой. То есть понятно, что ждать было абсолютно нечего. То есть если бы она, допустим, прошла в стадию сбора подписей, можно было сказать, что это абсолютно кремлевский проект. Но думаю, что это не так.
А дальше я могу сказать одно. Помните, в «Беге» перед Слащевым солдат ему в лицо правду-матку режет. Говорит, говорит, а потом — раз! — рухнул на колени. И генерал, которого Дворжецкий играл, говорит: «Плохой солдат. Хорошо начал — плохо кончил».
Ну, вот она хорошо начала и плохо кончила. Потому что в этот момент, когда она говорит, что мы поддерживаем Надеждина, а Надеждин — это такой абсолютно уже дальше спроектированный спойлер кремлевский. Ну, к чему это надо было делать? Мне это все абсолютно… Я сказал это Алексею Алексеевичу, что мне это все абсолютно неинтересно до того, момента, когда они начнут делать подарки и раздавать слонов.
То есть это может стать интересным только в одном случае, если где-то на стадии февраль — март, они приготовят нам сюрпризы и не попытаются триумфально войти на новый срок, не предъявив нам что-то существенное политически. Вот до этого момента сама по себе кампания мне неинтересна.
Мне интересно, сколько они наделают ошибок, либо сколько они раздарят слонов.
Л.АНИКИНА: Зачем Алексея Навального отправили за Полярный круг? Зачем и почему?
В.ПАСТУХОВ: Вот хай на пустом месте, извините, пожалуйста. То есть совершенно очевидно, что они стараются людей такого типа убрать как можно подальше для того, чтобы, во-первых, над ними поиздеваться. Режим довольно мстительный. Во-вторых, потому что это затрудняет коммуникацию, соответственно, есть большая разница: адвокату из Москвы съездить во Владимирскую область или адвокату из Москвы добираться до этого Харпа — это практически на оленях надо делать.
Соответственно, опять, насколько мы понимаем, Платон Лебедев сидел в той же колонии. То есть это не есть что-то выдающееся. Это есть нормальная практика.
Почему сейчас? Им, естественно, хотелось на момент завязки этой избирательной кампании максимально убрать коммуникацию Навального со своими соратниками и вообще вывести и его с соратников подальше их информационного поля.
У нас есть приколы нашего законодательства, которые предусматривают, что маршрут транспортировки заключенных является тайной. Вдруг там карбонарии соберутся и отобьют, как царя Николая на каком-то пути.
То есть у них появляется легальное право на период транспортировки вообще не давать никакой информации, что всегда и происходит. В этот момент человек выпадает из поля зрения всех — родных, адвокатов. Это касается любого, касается Навального, абсолютно любого зэка.
Другой вопрос, что дальше можно подшустрить и подъегорить, то есть сделать маршрут в два раза длиннее, чем нужно. И, соответственно, этот период молчания удлинить. Они себе сделали его почти длиной в месяц. Его возили… экскурсия по тюрьмам России. И дальше, когда уже под самый Новый Год, когда совсем другая повестка у всех виноводочная, его довезли до этого Харпа.
А дальше они будут затруднять работу адвокатов, чинить им препятствия и вообще делать так, чтобы любая встреча Навального с кем бы то ни было, была чрезвычайно редким явлением.
Л.АНИКИНА: Спасибо огромное! Владимир Пастухов был в нашем эфире на YouTube «Живой гвоздь». Ставьте лайки, подписывайтесь, нас уже 999 тысяч и еще сколько-то человек. Давайте догоним уже до миллиона. Оставайтесь на Большой стрим, который пройдет с 22 часов и 5 минут. Ирина Воробьева и Алексей Венедиктов специально для вас будут развлекать по самое не хочу, звать классных гостей. Донатьте активней, потому что мы живем на ваши донаты. Стрим нам нужен, чтобы как-то оплачивать то, что мы делаем.
Спасибо всем большое! И с наступающим Новым Годом тех, кого я больше в этом эфире не увижу.
В.ПАСТУХОВ: Я тоже хочу поздравить и Лизу, «Живой гвоздь», поддержать его. Можно рассматривать меня как пролог стрима. Я хочу поздравить всех в рамках «Пастуховских четвергов» с наступающим Новым годом. Я думаю, год будет тяжелый, но интересный. Мы должны его пережить — это главное пожелание.
Л.АНИКИНА: Всем спасибо и всем хорошего вечера!