«Пастуховские четверги»
Он был как бы не с нами. Там не нужен никакой внешний двойник. Просто в нем есть несколько личностей. Одна была с нами, другая наблюдает за первой, а третья смотрит, чтобы эти две ничего не натворили.
Там, где «Вагнер», вдруг эти личности сомкнулись, и я на секунду почувствовал живого человека. Потому что его это мучает…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
А.ВЕНЕДИКТОВ: 21 час и 10 минут в Москве. Добрый вечер! Извините за задержку. Но Владимир Борисович бежал с пресс-конференции Путина и вот только добрался. Владимир Борисович, добрый вечер!
В.ПАСТУХОВ: Добрый вечер, Алексей Алексеевич!
А.ВЕНЕДИКТОВ: Добежали, доскакали. Мы, конечно, сейчас поговорим о пресс-конференции. Но я хотел спросить вот о чем. Такая странная… Меня просто сегодня буквально за час до этого немножко вышибло, хотя, казалось, как написал один мой товарищ, уже ничего не удивляет.
У нас литовские кинотеатры отказались транслировать последний фильм, снятый великим Миядзаки 80-летним, который он рисовал 7 лет. Это его последний мультфильм. Он сказал, что больше не будет рисовать. «Мальчик-цапля», абсолютно антивоенный. Почему? Потому что дистрибьютор, возможно, эстонский имеет у себя внутри какую-то часть российского капитала, и деньги могут пойти в российский бюджет. Дивно?
В.ПАСТУХОВ: Я вам хочу сказать, что меня не одного вышибло, потому что мне Юля прочитала ваш пост на эту ему, а он уже вышиб меня. Поэтому вы вышиблись сами и вышибаетесь всех по цепочке. В этом смысле, конечно, очень похоже, как наказать кондуктора и пойти пешком, то есть лишить детей и взрослых в своей стране возможности посмотреть замечательную работу Миядзаки. Но вы же не хотите, чтобы я вам скучно и симметрично отвечал…
А.ВЕНЕДИКТОВ: Нет, не хочу.
В.ПАСТУХОВ: Дайте мне несколько минут, потому что вы меня, действительно, вышибли. У меня тут нахлынули воспоминания. Я в 89-м году впервые попал в Литву. И попал в такую странную ситуацию, потому что я тогда непонятно, кем еще был. То есть я жил еще в Киеве, но ехал уже из Москвы, потому что я женился. Мне в родном моем университете работы не нашлось, а в Москве она как-то сразу нашлась. И я ехал, 89-й годы, уже понятно было уже атмосферно в Литве. И, соответственно, все говорили: «А как там? А что? Там не очень могут отнестись, или отнестись очень, но те так, как ты рассчитываешь.
Добирался я сам и ехал сложным аспирантским путем, то есть я ехал поездом до Клайпеды. В два часа ночи я должен быть там , — то для меня такой квест: найти автобусную станцию, потом уже сесть на автобус и доехать до Паланги.
Я это все проехал. Дошел до автобусной станции, не заблудился. И вдруг понял, что я залип, потому что там таблички с расписаниями автобусов висят на такой высоте, которая моему зрению недоступна. Я как заяц прыгаю, но понять ничего не могу. Темнота. Автобусная остановка. И вдруг идет мужик. Я сам особь довольно крупная, тогда еще крупнее был. Но литовцы, они народ рослый. Там что-то такое надвигается… Я думаю: Ну, всё, сейчас выяснение межнациональных отношений, оно сейчас и начнется.
Потом мужик с очень сильным акцентом на не самом лучшем русском языке спрашивает, что я здесь прыгаю. Я объясняю, что номер хотелось бы посмотреть. Вы знаете, он дождался, пока я сел в автобус и проверил, что я сел в тот автобус и помог мне и следил… Понимаете, там много еще чего произошло.
Я когда все это слышу сейчас, я загораюсь. Понимаете, это все наносное сейчас, потому что на самом деле мы во всем мире становимся жертвами самых разных активных меньшинств, но, в том числе, что сейчас происходит, и, в том числе, вся в такой именно форме антивоенная, антитоталитарная кампания — это, конечно, тоже производство определенных политических и социальных меньшинств в обществе. И они, конечно, доминируют. И они доминирует именно потому, что Россия выглядит сейчас так, как она выглядит.
Но я глубоко убежден в том, что пройдет и это. При всем притом очень хочется, но мы не должны гиперреагировать на это. Потому что надо понимать, что чем больше будет наша реакция… Это ладно, вы меня спросите, как я к этому отношусь? Со здоровым юмором, смешанным со здоровым цинизмом, как к нездоровому маразму. Но готов ли я порвать сейчас на себе тельник? Нет. Я это переживу, потому что я знаю, что это пройдет.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Жалко деда Миядзаки. Я с ним однажды встречался. Жалко тех самых детей, они будут лишены. И я говорю всем своим литовским друзьям: «Друзья мои, я вообще противники пиратства. Идите на торренты, выезжайте из Литвы в Польшу, в Эстонию. Смотрите вместе с детьми. Выезжайте во Францию, в Штаты. Где хотите. Это абсолютно антивоенная картина. Это их лишают. Это не меня лишают.
Я помню, как в Советском Союзе я ходил на закрытые просмотры, школьником меня водили. Я все успел там посмотреть. Но не все успели. Может быть, поэтому мы сейчас здесь в варварстве, что мои сверстники в лице Владимира Владимировича Путина, в том числе, вот это не могли видеть, потому что они были этого лишены.
В.ПАСТУХОВ: Они были заняты. Они слушали слово пацана.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Вы меня извините, у него там томик Лермонтова лежит, поэтому, я бы сказал про другое. Тем не менее, я считаю, что это одна из причин варварства и обскурантизма — это то, что какие-то поколения отрезались по разным идеологическим мотивам… Я сейчас читаю воспоминания о Борисе Пономареве. Это был секретарь ЦК по международному коммунистическому рабочему движению. Все, что американское, любое, даже антивоенное — все резали на корню. Книги не приходили. Все резали. Мы получали ошметки на самом деле, даже когда это пропускала КГБ и цензура, международный отдел ЦК это рубил. И мы этого не читали. Может быть, поэтому мы варвары?
Во так вот. Я поэтому… Я не про себя. Я смотрел и еще посмотрю.
Ну, да ладно. Мы начали говорить теперь о горячей линии. Мы говорили, что нас мало что может удивить. Правда, мы думали, что Путин под фанфары, отвечая на вопрос…
В.ПАСТУХОВ: Но мы удивились, что нас удивило, действительно, настолько мало.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, удивления там не было практически. Только те, кто привыкли копаться и в том, что там дрожание его левой пятки — это великий знак, как говорили про Наполеон… Можно что-то там вырыть, найти, в том числе, позитивное, сказал бы я.
Чего вам активно не понравилось?
В.ПАСТУХОВ: Мне активно не понравилось то, что он становится все более и более неискренним. То есть он никогда не был особенно искренен…
А.ВЕНЕДИКТОВ: Владимир Борисович, сплошная искренность была, вы чего?
В.ПАСТУХОВ: Не-не, он был абсолютно неискренен. Я увидел усугубление всех персональных черт — возрастное, — которые меня настораживают. Потому что на «Прямой линии» — это бог с ним. Там за человеком ходят два морских офицера, как мы знаем, с ядерной кнопкой и с этим набором скилов он будет подходить к решению более существенных вопросов, чем, как выглядит на «Прямой линии». Это меня, конечно, очень сильно напряжет даже вне зависимости от того, как я далеко живу от Москвы.
Я увидел усугубление каких-то сумрачных депрессивных черт. То есть первое: я увидел человека, которому все, в общем, надоело. Он устал.
Но, конечно, была и новизна. Но я почувствовал просто коллегу по цеху. Я сам как-то деградировал в сторону блогерства. Но очевидно, что было выстроено так, что он почувствовал себя стилистически блогером. Все так подавалось. Было понятно, что устал не только он, но устали все, кто пишет эти сценарии. Потому что их вообще вся эта штука не интересовала. Время новое. Все прекрасно понимали, что смотрит минимальное количество людей.
Под его просмотром в пике было 50-52 тысячи в онлайне.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Вас испортил YouTube. Мы посмотрим по итогам, сколько раз будет ссылок мировых агентств, в газетах и прочее.
В.ПАСТУХОВ: Вы пользуетесь своим правом. Вы знаете, что я хочу сказать — вы опережаете. А я, действительно, хочу сказать, что это клиповый материал. Вообще лучше всего, чтобы его никто не смотрел, но они так не могут. Им нужно событие, а потом раскрутка.
То есть, по сути, надо было откатать это событие. Вообще, если бы он это говорил в пустом зале. Помните фильм «Хвост виляет собакой», когда секретарши на опробывание речи вызвали всех из Белого дома. И они там плакали. Хорошо речь зашла. Вот можно было перед секретаршами со Старой площади выступить.
Там ключевое — это клепорез такой. То есть у него каждый вопрос был заточен на том, чтобы из его сделать маленькие клипы и его там в ТикТок, ВКонтакте, еще куда-нибудь засунуть. И это все будут крутить. И эта вся избирательная кампания деперсонализируется, он будет жить своей жизнью, о чем он мечтает, чтобы его не трогали, а избирательная кампания будет жить своей жизнью.
Никакой инклюзивности, как любит сейчас молодежь говорить, не ждите. Это второе, что я понял — никакой инклюзивности не будет. Не будет даже дедушки Ельцина, который танцует из последних сил на красной площади с микрофоном. Потому что на такие подвиги Путин не готов.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Это с осуждением или с одобрением?
В.ПАСТУХОВ: В данном случае с осуждением. Потому что там было глупо, но искренне. Смотрелось ужасно, но от души. Очевидно человеку хотелось, он за что-то боролся… А тут ни за что бороться не надо.
Я написал в Телеграмме этот лозунг, я его очень не люблю, глянцевый лозунг — помните, был такой журнал женский — «Ведь я же этого достойна».
Вот у него сейчас отношение к жизни такое, как в этом глянце: «Я же этого достоин».
Это одна такая вещь, которая не понравилась, потому что довольно цинично прохладное отношение ко всему. То есть реально понимаешь, почему нужна сменяемость власть. Он доказал, что она нужна.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Это не ново.
В.ПАСТУХОВ: А там вообще ничего нового не было. Там были некоторые моменты, как вы говорите, подражания, но есть Дмитрий Колезев, который классно всегда это комментирует, и лучше уже ты не сделаешь. А вы это уже вывесили на сайте.
Было понятно, то жалко людей, которые участвуют в этих массовках.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Все добровольцы, все контрактники.
В.ПАСТУХОВ: Да, все контрактники. Но, конечно, вот лица девушки с микрофоном, такое впечатление, что у нее звание не меньше прапорщика. Раньше такого не было. Как-то более человечно это все смотрелось.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Хотели, чтобы к нему относились восторженно. А к нему отнеслись тоже спокойно.
В.ПАСТУХОВ: Я хочу, чтобы даже когда меня обманывают, ко мне относились с уважением, и обман этот подавали как возвышенный. Я себя чувствую человеком, который купил дорогой билет на рок-концерт, пришел — и прослушал фонограмму. И я чувствую, что переплатил.
А.ВЕНЕДИКТОВ: На хрена покупал?
В.ПАСТУХОВ: Я себя и ругаю. Я, правда, совместил. Мне надо было ехать долго по городу в транспорте — часть туда, час обратно, поэтому все равно я не потерял время. Ну, а так бы сидел, что-то полезное слушал.
У меня ощущение человека, который за большие деньги прослушал фанеру.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Понятно. Ну, может быть, это и хорошо. А то объявил кому-то атомную войну — то-то мы бы с вами обсуждали, если смогли бы.
А так всё культурненько, всё пристойненько. Удивительная благодать в вашем понимании.
В.ПАСТУХОВ: Там же был интересный момент. Я, конечно, изучаю, как со мной играют в кошки-мышки. Сама Прямая линия получается полная фуфло, извините меня, пожалуйста. Но, тем не менее, они создают такие фуфло-моменты и вокруг них разыгрывают настоящие шекспировские моменты. И вот тут нагнетается. Я вот Михаила Виноградова почитал: хочется верить… Навального… Навального. И ты думаешь: Ну что уже может произойти? Навального выведут на пресс-конференцию?
И ты понимаешь, ничего не происходит. Вот так он сделал. Пробыл. А на самом деле какой-то слух был. Смотрите, как интересно. То есть, когда заговорили, Что отпустили Кагарлицкого, и про Абызова что-то говорят, а он всем так по голове — говорит? «Ну да, закон суров, но он закон».
И косвенно Абызова назвал. Говорит — там один министр, бывший. То есть, значит, какая-то возня была. И он тоже явно непростой. Много у него личного отношения.
Меня часто клиенты спрашивают, как я отношусь к тому, к сему… Говорю одну фразу: В любой борьбе нельзя ненавидеть противника, потому что это застилает. Все думают, что это помогает. Ничего подобного! В серьёзной «войне» в кавычках ненависть к противнику, она тебя делает более слабым.
То, что я увидел, у него усилилось это желание размазать с оттяжкой. Он умеет. Он великолепный Тартюф. Он умеет это играть. Говорит одно, интонационно показывают, что думает прямо противоположное. И на этих вот вилках ловит.
То есть понятно, что он давал какие-то надежды, какие-то сигналы и наблюдал, как эти червячки в баночке начинают возбуждаться: «А есть надежда… Там занесли письмо по Абызову…».
И был же Совет по правам человека, там же тоже про эту Баязитову говорили. И вроде как-то повернул там, что появилась маленькая надежда. А представляете, что у этих людей маленькая надежда? Это же потом, когда надежда растворяется, вообще жить не хочется. Это страшнее всего.
И он давал ее, давал. И тут начал говорить вроде про это… вытягивает, вытягивает, и все ждут. И потом говорит: «Сколько закон дал, столько сидите». И он получает удовольствие.
Он как любой из нас тоже очень публичен. Он, конечно, развил эту способность в себе говорить автоматом и при этом параллельно думать об одном, втором, третьем, четвертом. Было видно, что он не в этом зале. Он думает о своем.
И когда он это говорил, я понимал, что — вот так вам, получите!
Да, он не любит своих врагов сильно эмоционально. Это, конечно, не очень хорошо.
А.ВЕНЕДИКТОВ: У меня другая точка зрения. Но сегодня потому что. А я уж завтра в пятницу оттопчусь по другому.
Но если говорить о содержательной части, что там могли нарыть, слушая внимательно в содержательной части?
В.ПАСТУХОВ: Я могу сказать, на что я обратил внимание. Кстати, этот про оппозиционеров его оговорка — это меня не сильно впечатлило.
Вот чем я впечатлился. Мы с вами несколько эфиров назад этот тяни-толкай обсуждали, эта тема была популярна: вот переговоры, они завтра начнутся… Вот Россия предлагает. И я вам тогда сказал и написал после эфира, что я не очень верю, что он готов на самом деле на переговоры, то есть он ведет игру. Он заходит сразу с двух карт. И на одной карте написано: «Хочу мира, хочу мира я! А я готов». Сейчас ему вообще этот закон понравился, он его везде использует. Он говорит: «А что такое? Ну Макрон, ну, он отказался… Но я-то всегда да». — «А валюта?» — «Да нет, почему? Мы готовы платить доллары. Как будто не было этой пропагандистской кампании на два года, растянутая… да дедолларизация… Да нет, доллары… Они же не хотят. Так и получается.
И я тогда сказал, что эта игра закончится ровно в тот день, когда Украина скажем: «Мы готовы к переговорам». Я тогда сказал: «Путин скажет: Какие территории? У нас есть начальные цели: денацификация, демилитаризация».
Я просто для себя отметил, что он даже не выдержал, он должен был эту карту подержать подольше. Он тут раскрылся для меня. Понятно, что есть вторая карта, и он будет играть все время: то одну карту, то другую положит на стол.
Это было для меня содержательно, потому что это дает представление о том, что он не меняется, ни от чего не отказывается. Он не чувствует себя проигравшим.
Да, это потребовало от него больше усилий…
А.ВЕНЕДИКТОВ: И потребуется.
В.ПАСТУХОВ: И потребуется еще — дадим. Надо будет еще 300 тысяч — еще 300 тысяч положим на этот алтарь. У нас народ терпеливый. Он себя реально ощущает как русский царь. Уже упоминавшаяся мной блестящая «Агония», как там Николай говорит: «Мой народ верит в меня». Он так ощущает эту поддержку. Это первое, на что я содержательно обратил внимание.
Второе: конечно, интересная эта ситуация с Вагнером.
А.ВЕНЕДИКТОВ: О, да! Это чудо.
В.ПАСТУХОВ: Содержательно и эмоционально интересно.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Причем, ничего нового.
В.ПАСТУХОВ: Вот тут он немного себя показал. Он был как бы не с нами. Если говорить о двойнике, там не нужен никакой внешний двойник. Просто в нем есть несколько уже личностей. Одна была с нами, другая наблюдает за первой, а третья смотрит, чтобы эти две ничего не натворили. И все в одном флаконе.
Поэтому там, где «Вагнер», вдруг эти личности сомкнулись, и я на секунду почувствовал живого человека, до этого я не чувствовал. Потому что его это мучает.
Но он, как человек понятийный, он определенные угрызения совести испытывает. Но, естественно, не перед Пригожиным. Его вычеркнул из жизни — всё. Предал, ушел — он для него не существует.
Но вот то, что мужиков они попользовали, у него этот момент есть, и он понимает, что здесь какой-то должок. И это же еще не плюй в колодец. То есть никогда не знаешь, может быть, понадобится еще что-то организовывать, а там дальше уже не пойдет.
Во-первых, это такое разоружение, я бы сказал. То есть он совершенно спокойно говорит: «Ребята, мы все понимаем, что у нас жизнь, она не по закону, она по понятиям. Нам тут удобно вот так — мы так удобно и сделали.
Он уже настолько царь, пусть его вассалы, они притворяются, что есть законы, Конституция, Уголовный кодекс. Он только что ссылался на то, что он не может поменять… Что абсолютно неправда. Когда он говорит, что Баязитовой и Абызову нельзя дать меньше, потому что закон этого не позволяет, — это такой лохотрон на 140 миллионов. Потому что закон, Уголовный кодекс устанавливает колоссальную вилку там. И как бы судья формально свободен, он может дать… То есть на самом деле закон обладает полным инструментарием. Не просто дать… не 19, допустим, а 10, потому что это выбор судьи. Но в судьи есть еще инструментарий дать ниже низшего предела, если учесть какие-то обстоятельства.
Но кто в это вдумывается. Расчет идет на такой лохотрон. И он только что говорил, что «ничего не могу сделать, закон есть закон». А тут он говорит: «Формально у нас уголовная ответственность за наемничество, кстати, с теми же сроками. И уже все эти ребята, их можно завтра арестовать и совершенно спокойно на основании закона посадить и обратно отправить туда же. Они же не понимают, что они реально все ходячие преступники с точки зрения действующего закон, если он его применит.
То есть он в этом смысле откровенно разделся как на пряже, разделся, ходит голышом, говорит: «Ну, что, будете смотреть, никуда не денетесь».
Но при этом оказалось, что есть пределы. А пределы — это помните, как между Борисом Николаевичем и Грачевым типа: «Штурмовать будете?» — «А письменный приказ дадите?» Так и здесь. Ему-то что есть закон, что нету. Он к Минобороны: «Решите вопрос». Дальше Шойгу вызывает начальника правового управления, говорит: «Решите вопрос». — «Как решить вопрос? Это же уголовная ответственность». — «Да какая разница?» — «Ну, какая разница, — как я могу?» И все система стопорит. Он сверху требует одного… но он же не говорит, что «я вам письменную индульгенцию дам, вы наплюйте на Уголовный кодекс и статью о наемничестве». Нет, он этого не хочет им давать. Он говорит: «Решите». А как решить? И вот там буксует.
И вот тут было раздражение, потому что он понимает, что по понятиям мужиков обижать не надо, а продавить эту систему не может. И закон отменить наемничество…
А.ВЕНЕДИКТОВ: И сравнил себя с Папановым из «Белорусского вокзала». — «Я бухгалтер».
В.ПАСТУХОВ: Он вообще у нас простой бухгалтер из песни «Комбинация».
А.ВЕНЕДИКТОВ: Как-нибудь я вам расскажу, потому что я примерно в четырех или в пяти таких пресс-конференциях и прямых линиях принимал участие внутри. И четыре раза из пяти получал слово. Я потом вам расскажу. Нашим слушателям, может быть, это минимально интересно, как лезут швы, как видны нитки.
В.ПАСТУХОВ: Это тоже очень интересно было.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Я бы с вами согласился, потому что он был такой… благодушный, его ничего не раздражало. Он все объяснял, почему так, почему сяк. Любой вопрос абсолютно, пожалуйста. Поэтому многие нитки, которые полезли, когда идет задор, их не видно за задором, а тут они такие… Ну, это, может быть, завтра в утреннем эфире.
В.ПАСТУХОВ: Я могу здесь полностью с вами согласиться. Что вас задело? Мы не можем это обсуждать всерьез, в лоб, потому что обсуждать нечего. Значит, остается обсуждать, знаете, как… кинематографистов… Не обсуждают, хорошее или плохое. Говорят: «Тут склейка плохая, тут рука…».
А.ВЕНЕДИКТОВ: Так сидим, да.
В.ПАСТУХОВ: Мы сидим, обсуждаем склейку. Понятно, что это была абсолютная инсталляция. А, в принципе, мы все профессионалы, мы понимаем, что иначе не бывает. Вопрос состоит уже только уже тогда, что это на таком уровне, ты ожидаешь, чтобы инсталляция была на уровне таких хороших…
А.ВЕНЕДИКТОВ: Не, Владимир Борисович, возникает вопрос, почему именно так? Потому что мы находимся в самом старте его кампании агитационной. Это вещь, которая должна была быть, и я это знаю точно, объявлено, что он идет. Но там произошла некоторая борьба башен, в результате то, что раньше сделано, затоптано. Но здесь это начало кампании, и этого никто не отменял.
И это на самом деле очень любопытно, потому что я ждал, какой будет задан — я человек не музыкальный — какой будет камертон. Какой будет задан знак для всей кампании: военный, социальной помощи, экономической. Вот он про что — про прошлое? Про будущее? про настоящее? Это очень важно для кампании, потому что уже сидят и считают люди, чтобы людей привлечь на участки, чтобы они не отсиделись.
И, мне кажется, это очень важно, почему был выбран именно этот стиль.
В.ПАСТУХОВ: Я зацеплюсь за вашу помощь.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Я вам кидаю этот мячик.
В.ПАСТУХОВ: Все не удержишь. Это правда. Я точно так же ждал, что он каким-то пальцем должен был ударить по какой-то ноте — ля-ля-ля, до-до-до. Так, чтобы можно было понять, как это пойдет.
Он всех обманул. Он сел попой на рояль и нажал сразу на все клавиши. И раздался такой странный звук… То есть у меня такое впечатление, что они никак не могут эти башни — время идет, поджимает, — а договориться… Они вроде как чувствуют этот народ, им вроде как все понятно, но, с другой стороны, одновременно ничего не понятно. Потому что определиться с профилем этой кампании… Там получается несколько возможных сценариев, где должен быть какой-то мотив, вокруг которого.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Лейтмотив должен быть.
В.ПАСТУХОВ: Получается, первый мотив, он наметился, он чувствуется. Это все-таки мы спасители Донбасса…
А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну, это старая песня. Это песня 18-го года. Сейчас будет 10-летние присоединение Крыма, и это будет как раз на следующий день.
В.ПАСТУХОВ: Они на этом не остановились. Они ее довольно педалируют. То есть Донбасса, условно говоря, было больше всего.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну да, конечно.
В.ПАСТУХОВ: При этом они боятся все-таки сказать… Взять Донбасс — нет, им этого мало.
Второе: они не хотят все-таки забыть эту тему священной войны с Западом и вообще всего, потому что Донбасс — это хорошо, конечно, но мы уже видели, что в критических ситуациях это не срабатывает. И народ заводится только от больших мазков. Мы последний оплот цивилизации в мире, которую все хотят разрушить. Мы ведем войну со всем человечеством, кроме китайцев и так далее. То есть вторая тема — суверенитет .
А.ВЕНЕДИКТОВ: Вот! Вот вы поймали это.
В.ПАСТУХОВ: Он зашел с темы суверенитета, потому что на самом деле это конкурирующая с Донбассом возможная ария. Можно так спеть, а можно вот так.
И тут он заходит с суверенитета. Но он не выдержал. Он взял такую высокую ноту, которая для преподавателя кафедры философии, но он не в том месте. И он на ней не удержался. Честно говоря, воздуха не хватило, и он с нее съехал.
А тема на самом деле непростая. Не хочу показаться ядовитым, но это самое уязвимое сейчас место во всех их политической игре. Потому что потихоньку выясняется, что никакого суверенитета нету. То есть, если очень много на эту тему говорить, то начнут вылезать совершенно неприятные вопросы.
И вопросы будут. Так что у нас была более-менее регулируемая с двух концов зависимость от культурно близкого нам Запада, которую мы меняем на абсолютно контролируемую зависимость от культурно чуждого нам Китая.
И где, спрошу я вас, у нас суверенитет? А выясняется, что суверенитет — это Фантом, потому что его как не было, так и нет. А за суверенитет надо бороться. Чтобы бороться за суверенитет, необходимо как раз отменить всё то, чего он наворотил. Потому что наворотил он технологически провалы, изоляцию от нормальных мировых рынков и кучу всего остального.
Вот это тема! Она, мне кажется, уйдёт, она всякими Чуками и Геками навеяна ему, наверное. Но она не продумана до конца. Она не продумана в том смысле, что его, может быть, за неё же и будут бить. И ему будет больно.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Я думаю, что Вы не правы на 180. Как раз мне кажется, что заготовка, с которой он начал, и он будет её разрабатывать. Потому что Донбасс отыгранный…
В.ПАСТУХОВ: Он будет её разрабатывать. Безусловно, это будет, скорее всего, основное. Но выйдет это боком, вот что.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Так это ему всё выйдет боком. Это нам всем выйдет боком. Чего уж!
В.ПАСТУХОВ: Нам уже хорошо, Мы уже на дне. А он ещё туда только движется.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Если так подходить, то оно конечно.
В.ПАСТУХОВ: Когда дно неизбежно, то тот, кто его достиг первым, имеет преимущество.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Мы ждём, когда снизу постучат. Да-да, Мы первые, кто откроет форточку.
Прежде чем перейти ещё к одной теме, которую ыы затронули в самом начале в связи с этими литовскими причудами. я вот всем своим литовским друзьям уже, по-моему, по этому поводу кому ещё не написал, напишу.
У нас новая книга, которая совершенно фантастическая. Называется «Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах». Николай Старгардт написал. Это серьёзно. Это очень серьёзная книга, поэтому на shop.diletant.media вы зайдёте, вы сможете её купить. Там у нас стоит по-прежнему «Гитлерленд». Кроме серьёзной литературы, у нас есть новогодние подарки, дорогие книги. Можно себя побаловать. Все рассказы о Шерлоке Холмсе в одном томе, Цветаева — в одном доме, Зощенко — в одном томе.
В начале программы вы говорили о меньшинствах и о таком взгляде, Когда разные меньшинства организуются по принципу: мы были колонизированы, поэтому вы нам всем должны теперь, А вы колонизаторы, белые люди, соответственно, с какого-нибудь пятого века до нашей эры. Вот Вы теперь будете отвечать…. Мы это видим на примере американских ведущих университетов. Я хотел бы, чтобы вы всё-таки немножко объяснили, Каким образом люди, которые, казалось бы, знают историю, знают философию, знают общественные отношения, знают, как это всё происходило, — каким образом они впадают в такие странные вещи, когда их спрашивают: «Призывают к уничтожению государства Израиль и к уничтожению евреев — это разрешает устав?» Получает ответ от трёх президентов американских университетов: «Это смотря, какой контекст». Это дивно
Если бы их спросили про афроамериканское меньшинство или латиноамериканское меньшинство, я думаю, ответ бы был немножко другой. Ну, что происходит-то? Это ведь серьёзно.
В.ПАСТУХОВ: Мне даже не надо так далеко за океан ехать.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Давайте поближе.
В.ПАСТУХОВ: Я разговаривал позавчера со своим коллегами. И я понял, что на самом деле трудно, видимо, найти уже западный университет, в котором эта позиция левацкая, которая олицетворяет… То есть абсолютно интересный контекст. То есть Израиль рассматривается в связке как агрессор в одной связке с Россией. В то время, как сектор Газа приравнивается к Украине…
А.ВЕНЕДИКТОВ: Да ладно!
В.ПАСТУХОВ: Это фантастически. Мне пришлось даже вникнуть в тему.
А.ВЕНЕДИКТОВ: А я не могу вникнуть.
В.ПАСТУХОВ: Но там реально сейчас скандалы, потому что приезжают преподаватели, которые естественным образом из других университетов, кто как-то связан с Израилем, у кого перед глазами живые мертвые картины этих ужасов 7 октября. И они начинают выступать перед студентами. И, как им кажется, они говорят совершенно неоспоримые вещи, потому что они показывают все ужасы, картины убитых детей и полагают, что здесь нечего обсуждать.
И дальше они натыкаются на аудиторию, как вы говорите, очень знающую очень милых…
А.ВЕНЕДИКТОВ: Образованных…
В.ПАСТУХОВ: Образованных сто процентов молодых людей и даже не очень молодых. …начнем со студенчества и с этой массы. Они вдруг обнаруживают, что вместо сочувствия или даже хотя бы попытки понимать — стена. И дальше они начинают полемику с ними. Поскольку ситуация такая, что трудно оставаться эмоционально сдержанным, в этом полемическом запале они начинают дальше все больше распаляться. И чем больше они распаляются, тем труднее… “Война — это есть хорошо”. То есть он прекрасно чувствовал, прекрасно проинформирован…. Вообще, конечно, он мастер троллинга. Если бы на «Оскаре» помимо всех прочих призов вручали бы приз за лучший троллинг на экране, я считаю, что Путин однозначно был бы номинирован и получил «Оскар».
Дальше возникает ситуация, при которой существует настолько твердый консенсус о том, что империализм является неким абсолютным злом, в отношении которого любая борьба оправдана, что на самом деле мы-то думали все, гуманисты несчастные, что произошедшее 7 октября пробивает всякое дно. А оказалось, что оно как мячик резиновый упало на это дно этого молчаливого левого антиимпериалистического консенсуса, оттолкнулась и улетела обратно.
Дальше, что происходит в университетах? А дальше происходит такая вещь. Мы-то все полагаем, что в университете главное — преподаватели. А на самом деле в университете главное — это студенты.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Это что меняет?
В.ПАСТУХОВ: Это очень многое меняет. Потому что среди преподавателей уже, конечно, пропорция этих борцов с империалистами, она не такая большая, как в студенческой массе. То есть, на мой взгляд, здесь нет индоктринации со стороны профессорско-преподавательского состава. Но здесь есть конформизм профессорско-преподавательского состава, который чувствует настрой масс. И так у каждого свои мотивы. Кто-то не хочет вообще вступать в конфликты: Я ваш.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну, это обычная корпорация.
В.ПАСТУХОВ: Кто-то, наоборот, хочет сыграть на этом и стать любимцем публики. Но, конечно, есть и те, кто разделяет эти взгляды.
Дальше возникает пирамида. Она растет вверх. И когда это уже все сформировалось, администрация университетов просто как бюрократия просто не хочет себе проблем.
Говорят о много, даже к нашему чату, я просмотрел, много вопросов про деньги. Деньги, безусловно, имеют в университетах огромное значение, смешно это отрицать. Но весь парадокс состоит в том, что в значительной степени были как раз из еврейских… И университеты сейчас очень много теряют.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну, там есть катарские деньги.
В.ПАСТУХОВ: Они сейчас будут замещены.
А.ВЕНЕДИКТОВ: И это все хорошо знают.
В.ПАСТУХОВ: На каждые 100 миллионов потерянных с одной стороны, они покажут свои рубцы и раны и скажут: «Дайте нам 200». И дадут.
Это огромная проблема и она больше и важнее, чем российско-украинская война, палестино-израильский конфликт. Как это ни странно, это локальные события, которые перевернули огромный пласт непорядка, неустроенности не на периферии системы мира капитализма, а внутри нее.
Так и должно быть. Мне моя врач говорила: «На стрессе всегда звенит слабое место». Чего у кого болело, оно и дальше пойдет.
Так вот эти локальные конфликты, мы-то их воспринимаем, что они внешние, и Путину кажется, что он восстал… А он на самом деле не понимает, что он и Россия в целом — это просто периферийная часть этой капиталистической системы. И поскольку эти система сейчас стрессует, то первое прорвалось вон там — слабое место. «Больной человек Европы», очередной.
А.ВЕНЕДИКТОВ: Это было обидно. Я думаю, для Украины тем более.
В.ПАСТУХОВ: И те и те больные, к сожалению.
И вдруг выясняется, что под этим всем благополучием безумно красивый комфортный Лондон. И с точки зрения красоты жизни — город городов. Век бы радоваться.
Но постепенно ты понимаешь, что под это благополучие заведена мина с гигантским часовым механизмом. Эта мина может год пролежать, два после войны. Но рано или поздно она взорвется.
И то, что я увидел в этом движении, которое триггернуло, оно вскрыло себя. И я услышал вот это: «Тик-так, тик-так!» Всё, поехало. И это не под Россией, не по Израилем. Это не под Газой в ее подземельях. Это тикает под Западом.
А.ВЕНЕДИКТОВ: По-моему, вы запугали наших слушателей, мне кажется.
В.ПАСТУХОВ: Как говорил мой коллега, британский адвокат один: «Я здесь не про то, что продавать прозак».
А.ВЕНЕДИКТОВ: Понятно.
Спасибо большое, Владимир Борисович. Это «Пастуховские четверги». Я во многом не согласен с Владимиром Борисовичем по поводу речи Путина, мы об этом говорили в первой части.
Завтра я с ним подебатирую в 11. А потом вернемся и обсудим наши ошибки. Проведем работу над ошибками.
Напомню, что через 5 минут Дмитрий Быков у нас будет в эфире. А мы прощаемся с вами до следующего четверга. Счастливо!