«Особое мнение» Сергея Пархоменко
Он был все это время российским политиком. Он не пролежал на койке в камере в ожидании ужина эти 3 года. Он проработал 3 года настолько активно, настолько эффективно, насколько можно было, находясь в России. Это в любом случае было гораздо эффективнее, чем то, что могло бы быть, окажись он за пределами…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
О. БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день! Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». С вами Ольга Бычкова. С особым мнением Сергей Пархоменко. Привет тебе!
С. ПАРХОМЕНКО: Привет, привет! Очень рад быть, как всегда, в эфире «Живого гвоздя».
О. БЫЧКОВА: Приветствую всех наших слушателей и зрителей. Мы, как обычно, в течение этой трансляции принимаем вопросы и разные ваши соображения, которые можно вон там, в чате трансляции, или сюда, мне показывают — не знаю, у кого как. И там можно тоже высказывать какие-то свои мнения, задавать вопросы. Я, в общем, слежу, как обычно, внимательно за тем, что там происходит.
Начать я хотела с сегодняшнего сообщения о том, что суд Салехарда рассмотрит жалобу Людмилы Навальной, матери Алексея Навального, которая требует выдать ей тело погибшего сына в колонии. Мы все видели этот ролик — она записала обращение к Владимиру Путину.
Знаешь, когда он только погиб, Навальный, как-то были версии, что это могло произойти более или менее случайно, потому что человек измучен уже годами этих тюремных пыток. Все равно это было бы убийство, но тем не менее. А сейчас эта версия, мне кажется, все более отступает в сторону. Что ты думаешь по этому поводу?
С. ПАРХОМЕНКО: Я думаю, что когда мы обсуждаем все, что связано со смертью Алексея Навального, надо как-то разделить это на две части. Одна такая политическая, такие общие политические соображения, а другая такая, я бы сказал, сугубо криминальная.
Пока действительно день за днем все больше действий властей — и российских властей в целом, и людей непосредственно там, на месте событий, и служащих ФСИН и тех, кто их прикрывает там, за полярным кругом, в этих Лабытнанги, Салехарде, Харпе, — все это свидетельствует о том, что они скрывают совершенно конкретное преступление.
Понятно, что в любом случае то, что произошло с Алексеем Навальным за эти 3 года — это последовательное его уничтожение. Вот есть такой русский глагол «уморить». Вот его 3 года морили, пытались уморить постепенным ужесточением условий, постепенным сокращением и без того чрезвычайно скудных возможностей для поддержания жизни.
Мы знаем, что заключенные в российских тюрьмах и российских зонах живут в ужасных условиях. Даже тогда, когда соблюдаются все правила и когда сохраняются все нормы, связанные с количеством квадратных метров, с температурой в камере, с доступом к питьевой воде, к медицинскому обслуживанию, к какому-то питанию хоть сколько-нибудь человеческому и так далее — даже когда все происходит по норме, все это, в общем, не предназначено для выживания нормального человеческого организма.
В случае с Навальным он постоянно оказывался в условиях, когда еще меньше, еще меньше, отнять еще это, еще это, загнать его в еще более тяжелые условия. И в конце концов он стал месяцы буквально проводить в условиях этого ШИЗО, которое изначально предназначено для того, чтобы держать там человека день-другой, а с ним это было вот так, неделя за неделей. И понятно, что никакой человеческий организм этого не выдерживает. И люди, которые его помещали в эту ситуацию, понимали, что они его убивают.
Но что-то произошло в последний момент, и то, что произошло, они скрывают. Это совершенно очевидно. Есть много свидетельств с места. Действительно Христо Грозев был совершенно прав. Вот я прочел его интервью, где он говорит, что, конечно, с одной стороны, то, что все это произошло так далеко и в таких особых условиях, очень осложняет расследование события, но, с другой стороны, оттого, что это произошло фактически в замкнутом пространстве, все очень на виду. И как он сказал, когда скорая помощь проезжает по маленькому поселку, то ее видно из каждого окна, и любой человек, который в этом поселке находится, может потенциально оказаться свидетелем и источником сведений по этому поводу.
Так вот, из этого замкнутого пространства доносятся разные сведения, в том числе сведения врачей, которые говорят о следах на теле, о следах судорог, синяках, которые можно трактовать очень по-разному — что-то как следы судорог, в которых человек бьется, а его пытаются удержать; что-то как следы побоев; что-то как следы, может быть, электрошокера, что-то как следы реанимационных, что называется, мероприятий.
Но очень много лжи сейчас официальной об этом обо всем, потому что просто не сходится с реальностью. Все истории про скорую помощь, которая приехала за 7 минут, при том, что, в общем, совершенно нет никаких сведений, например, о том, что в этом поселке вообще есть скорая помощь. Ближайшая машина скорой помощи находится за десятки километров оттуда, и либо никакой скорой помощи там просто не было, либо скорая помощь дежурила там заранее и неспроста.
Так что расследование будет, и это будет расследование, касающееся конкретного убийства. Я хочу все-таки напомнить, что предыдущая попытка убить Алексея Навального в августе 2020 года с помощью «новичка» обернулась огромным расследованием, которое вывернуло наизнанку громадную индустрию, целый завод убийств, который существует в российских спецслужбах. Вывела из строя, как говорят авторы этого расследования (и правильно говорят), целое поколение тренированных убийц, тренированных агентов, рассеянных по всему миру. Потому что не просто нашли конкретных исполнителей этой попытки убийства Алексея Навального в 2020 году, но нашли гнездо, что называется. Нашли, как это все устроено, как они легализованы, эти люди, чем они прикрыты. И, соответственно, можно оттуда вытаскивать все новые и новые имена, потому что принцип стал понятен.
Я думаю, что очень сильные расследователи — может быть, самые сильные из действующих сегодня в мире, — которые группировались вокруг Алексея Навального и его коллег, в том числе Христо Грозев и его коллеги, приложат сейчас все усилия для того, чтобы раскопать ситуацию с его убийством — то, что произошло в последние дни, непосредственно перед его смертью.
Понятно, что косвенные действия властей — вот это награждение, точнее, повышение в звании важного начальника из ФСИН Валерия Бояринова… И этот начальник имел прямое отношение к тому, что происходит за полярным кругом, и там, в этом Харпе. И конечно, вся эпопея с сокрытием тела — совершенно очевидно, что смысл этого сокрытия может быть только в одном: дождаться, пока найти какие-нибудь следы от того, что произошло в реальности, что бы это ни было — яд, побои, электрошок, голод, я не знаю, удушение, — пока найти эти следы будет как можно сложнее.
Это в точности тот же самый балет, который мы видели в конце августа 2020 года, когда шла борьба за то, чтобы живого, но находящегося в коме Алексея Навального отдать в руки немецких врачей и вывезти с российской территории. Тоже борьба шла за то, чтобы сделать это как можно позже. И отбивали каждый час в надежде, что еще что-нибудь рассосется, еще что-нибудь улетучится, еще что-нибудь потом не найдешь никаким анализом, никакой экспертизой, никаким осмотром и так далее.
Совершенно очевидно, что не существует никаких химических анализов, которые требуют двух недель, и не существует никаких реальных препятствий к тому, чтобы мать, приехавшая за телом своего сына, хотя бы увидела тело своего сына. Это не помешало бы никакому химическому анализу. Суд, который, совершенно очевидно, будет проходить в закрытом режиме…
О. БЫЧКОВА: Это… сказано.
С. ПАРХОМЕНКО: Да, собственно, это уже и сказано. Нет абсолютно никаких сомнений, чем он кончится. И сегодня, конечно, давайте говорить трезво и объективно, очень велика вероятность, что тело Алексея Навального никогда не будет выдано никому, кто может попытаться провести какую-то независимую экспертизу и добыть какую-то объективную информацию о том, что с этим человеком произошло в последние дни и часы его жизни. Вполне вероятно, что однажды мы узнаем, что тело пришлось кремировать или, не знаю, оно вообще пропало, никто не знает, где оно, и так далее.
О. БЫЧКОВА: Да, могила потерялась.
С. ПАРХОМЕНКО: Могила потерялась, а прах тоже, знаете — мы куда-то поставили сосуд с этим прахом и как-то не помним, куда. И вообще зачем он вам нужен? И вообще мы давно похоронили уже. И так далее. Объяснение этому может быть только одно: почему они это делают? Потому что могут. Потому что это люди, которые убедились с самого верха… Совершенно очевидно, что непосредственное участие в этом принимает российский диктатор, лично Путин. Ложь Пескова — привычная ложь, уже такая механическая, усталая ложь, — абсолютно, конечно, никого не может здесь убедить, что это не наше дело, нет никакой реакции президента, как он любит говорить, обратитесь не туда, а сюда, это не находится в нашей компетенции. Ну да, очень трудно быть пресс-секретарем диктатора, убивающего людей. Приходится выглядеть вот так. На весь мир приходится выставлять свое лицо и получать в это лицо все то, что весь мир хочет бросить в ответ.
Но все эти косвенные, собственно, поступки, свидетельства и так далее подвигают нас к мысли о том, что они решили, что, собственно, семь бед — один ответ. Уже сделали — и сделали. Отдельно отвечать за судьбу тела нас никто не заставит, — отдельно от того, что нам предстоит отвечать за собственно убийство, ну и разные другие убийства. Это не первое и, по всей видимости, не последнее.
И вот отвечая на бесконечные вопросы, которые, например, я получаю от моих западных коллег — например, от журналистов, которые продолжают оставаться в плену, так сказать, каких-то правил и представлений о том, что есть же предел, есть же какие-то обязательства, есть же у любого политика какие-то рамки, в которых он действует, — я именно это отвечаю: рамок нет и, в конце концов, они совершили самое страшное преступление вообще, которое можно было совершить даже теоретически. Они начали кровопролитную войну, в которой убили сотни тысяч людей, разрушили города, уничтожили судьбы миллионов семей и так далее. Что уж теперь? Они прекрасно понимают, что на этом фоне возможно все. И так, собственно, оно и будет.
Это то, что касается непосредственных обстоятельств произошедшего убийства и той дуэли, которая сегодня развернулась между расследователями, которые, конечно, будут искать, искать, использовать разные технические возможности. Опыт здесь очень большой работы с информацией с камер — я имею в виду, видеокамер, которые развешаны тут и там. Вот уже видели один появившийся фрагмент, когда везут тело — современный мир даже в такой страшной дали нашпигован камерами.
О. БЫЧКОВА: Вопрос. Прошло 3 года с тех пор, как Алексей Навальный вернулся в Россию. Что произошло за эти 3 года? Не вообще, а именно в связи с его пребыванием.
С. ПАРХОМЕНКО: Да, вот мы переходим, собственно, к другой половине этого разговора — к тому, что касается собственно политических обстоятельства дела. Нескончаемый этот разговор о том, должен ли был в январе 2021 года Навальный возвращаться в Россию, что он при этом понимал, что он себе думал, как он прогнозировал свое будущее и так далее.
Я просто свидетельствую, будучи в данном случае здесь свидетелем, что называется, первой руки — я разговаривал тогда и с Навальным, и с Юлей Навальной: они прекрасно знали, что его ждет. У них не было ни малейших на этот счет сомнений. И мы видим, как разнообразные пропагандисты сейчас издеваются над этим и как-то находят в этом, я не знаю, какое-то свое отдельное удовольствие, какой-то специальный мазохизм. Нет, это понимание долга. Алексей Навальный себя обозначал, сам себя считал и очень гордился этим, что он является российским политическим деятелем. Он был уверен, что работа российского политического деятеля находится в России — вот такого, ведущего такого рода политическую борьбу. И по всей видимости, Россия пришла к тому этапу своей истории, когда эта работа политика неизбежно сопряжена с потерей свободы и с пребыванием в тяжелых тюремных условиях.
О. БЫЧКОВА: Потерей свободы и потерей жизни, как мы видим.
С. ПАРХОМЕНКО: И весьма вероятно, существует огромный риск потери здоровья и потери жизни. И они сами вероятный срок этих, так сказать, испытаний тюремных просто оценивали в разговоре как 10 лет. Я сам в этих разговорах участвовал и слышал это своими собственными ушами.
И что мы можем сказать в итоге? Да, я сейчас откладываю в сторону, как несостоятельные и провокационные, все разговоры о том, что Навального кто-то подставил, кто-то ему там пообещал и не исполнил. Никто ему ничего не обещал и не не исполнял. Не было никаких обещаний, никаких иллюзий относительно того, что он будет арестован немедленно и дальше его работа продолжится из заключения, повторяю.
Но вот итог. Что мы можем сказать? Я сказал бы так, что Алексей Навальный действительно был эти 3 года действующим российским политиком, влиятельным российским политиком, в значительной мере определяющим то, что всякие политологи любят называть повесткой дня. Он бесконечно, несмотря на все более и более жесткие условия его информационной связи с окружающим миром… Вы знаете, что его контакты с адвокатами были все более сложными: сначала все реже и все меньше адвокатов, потом через стекло, потом через закрашенное или заклеенное стекло…
Сначала была возможность довольно много писать ему писем. Потом с этим становилось все сложнее и сложнее: письма стали пропадать, исчезать — и письма, написанные ему, и письма, написанные им. Я сам тоже был одним из тех, тем не менее, десятков людей, с которыми он переписывался. И это как-то отдельный его подвиг, эти переписки. Можно себе представить, чего стоило ему каждое отдельное письмо, потому что и в этом его тоже ограничивали. Несмотря на то, что его заключение продолжалось годами, но у него не было времени писать, потому что он был очень ограничен. Бесконечно отнимали у него эту возможность. Тем не менее, он продолжал переписываться. Он продолжал вырабатывать какие-то сложные иносказательные возможности для того, чтобы сообщать что-то своим коллегам и своим адресатам, и умел пользоваться этими кодами, так сказать, понимая, что каждое его письмо смотрит бог знает сколько еще пар глаз.
Тем не менее, он был действующим политиком. Мы все время получали от него его мысли, его соображения, его оценки, его мнения, его идеи, его предложения и так далее, и их ждали. И когда наступал сложный политический момент — например, приближались так называемые президентские выборы, как сейчас, вот эти все электоральные процедуры, — то от него ждали его голоса, и его голос приходил. И в этом голосе были содержательные идеи и предложения, которые немедленно все принимались обсуждать, которые немедленно становились центром всеобщего внимания и так далее. Он был все это время российским политиком. Он не пролежал на койке в камере в ожидании ужина эти 3 года. Он проработал 3 года настолько активно, настолько эффективно, насколько можно было, находясь в России. Это в любом случае было гораздо эффективнее, чем то, что могло бы быть, окажись он за пределами.
Мы видим, как политики российские — талантливые люди среди них есть, очень энергичные, опытные, хорошо говорящие, хорошо думающие и так далее, — как они мучительно пытаются получить какое-нибудь влияние, оказать какое-нибудь воздействие на состояние умов, на дискуссию в российском обществе и так далее. Ничего у них не получается. Как мы видим, все уходит на соперничество между собой, по существу, и, в общем, похвастаться этим политикам, находящимся за пределами России, нечем. А Навальному есть чем. И эти 3 года только доказали его правоту, на мой взгляд. Теперь Юлия…
О. БЫЧКОВА: Которая, конечно, будет находиться за пределами России.
С. ПАРХОМЕНКО: Которая, конечно, будет находиться за пределами России. Я убежден, что ее задача другая. Так сказать, объект ее воздействия другой. Юлия является прежде всего политиком международным сегодня. Политиком, действующим на мировой арене в гораздо большей мере, чем на внутрироссийской арене. Ее поле работы, ее сфера воздействия находится за пределами России. Она обращена к мировым политикам, европейским в основном, в какой-то мере, наверное, и американским, и азиатским — всяким. Политикам, которые хотели бы противостоять наступлению диктатуры на мировой порядок, наступлению варварства на цивилизацию, каковым является война России против Украины. Снова и снова, я уверен и повторяю это, что Путин пришел в Украину не за тем, чтобы оторвать кусок Херсонской области. Он, конечно, очень не прочь, и это, конечно, ему очень помогает, но ему нужна Украина целиком, потому что ему нужна власть над Европой целиком и, по возможности, власть над миром целиком. Это то, чего он ищет в этой войне.
И в этом смысле все связано. Война в Украине связана в целом с событиями в Европе, и Европа постепенно начинает понимать это. Вот сейчас мы наблюдаем процесс постепенного осознания этого. Все это, в свою очередь, связано, скажем, с событиями на Ближнем Востоке. Это абсолютно неразрывные вещи. Там тоже варварство против цивилизации. Все это связано с внутриполитическими событиями в Соединенных Штатах, к примеру. Пример важный, масштабный, но и там варварство против цивилизации.
И вот в этот момент и в этой среде, в этом разговоре появляется на наших глазах новый влиятельный деятель, новое действующее лицо — Юлия Навальная, у которой потенциал велик, ее личные возможности очень велики. Она человек чрезвычайно сильный, чрезвычайно харизматичный, яркий, убедительный, талантливый со всех точек зрения. У нее есть — и я надеюсь, она сохранится и разовьется, — большая группа ее помощников, соратников, сотрудников, которые сделаются сейчас ее штабом. Я имею в виду ФБК и все, так сказать, прилегающие к нему организации. У нее есть возможность собрать вокруг себя значительное количество союзников и работать в мировой политике. С европейскими политиками, с европейскими парламентами, с крупнейшими европейскими организациями, с мировыми агентствами ООН и так далее.
Вот ее сфера работы. Она для нее сегодня первична. Превратится ли это однажды во что-то важное внутри России, обращенное к внутрироссийской среде, российскому обществу и так далее — посмотрим. Вполне возможно. Если ее международной деятельности будет сопутствовать успех, если это покажется убедительным и эффективным…
А там очень есть над чем работать. Например, работать над санкциями в том смысле, что эти санкции ждут механизма своего исполнения. Вот нам сообщают о 13-м пакете европейских санкций, который принят. Но главное, что каждый новый пакет санкций должен представлять из себя систему гарантий для исполнения предыдущих пакетов санкций прежде всего. Это то, что требуется больше всего — чтобы прошлые бесчисленные санкции, вот эти 12 пакетов, которые были раньше, — чтобы они начали наконец работать. Это требует политической работы, это требует убеждения самых разных политиков, самых разных общественных деятелей в мире, в Европе, в Америке — повсюду. И это будет работа для Навальной.
Если это будет эффективно, если это будет реально влиять на то, что происходит внутри России, значит, она сделается и внутрироссийским политиком. Но пока ее работа заключается в другом, и мне кажется, что она сама это понимает, судя по тем первым шагам, которые она предприняла, и по тем первым встречам, первым обращениям, первым заявлениям, разговорам, контактам, переговорам, которые она уже успела провести за эти несколько дней после ее появления в этом качестве на мировой политической арене.
О. БЫЧКОВА: Отдельно скажем, что совершенно невероятно, конечно, как она это делает. Сколько душевных сил нужно, чтобы вот так вот сразу, только что узнав о том, что погиб муж, совершать все эти огромные усилия. Это, конечно, потрясающе совершенно. Давайте мы сейчас сделаем небольшой перерыв в нашем разговоре. У нас есть еще несколько важных тем, в том числе в продолжение того, что происходит вокруг Алексея Навального. Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». Буквально несколько секунд.
АНОНС.
О. БЫЧКОВА: И хочу рассказать сразу о нескольких книгах, которые можно успеть купить в подарок на 8 марта в магазине «Дилетант». Это именно подарочные издания. Они кроме того, что сами по себе прекрасные книги, они еще очень красиво изданы и действительно очень подходят для того, чтобы их подарить. Это и «Божественная комедия» Данте, и «Легенды и мифы Древней Греции и Древнего Рима» Куна, и Анненский, и Булгаков, и Мандельштам, и Ахматова. Все это можно заказать на сайте shop.diletant.media в качестве подарка. Не пропустите.
Еще одно важное сообщение от «Дилетанта», еще раз скажу об этом — это подписка. Можно найти на главной странице сайта «Дилетанта» баннер. Там откроется специальная форма. Там нужно написать свои данные: имя, фамилия, телефон, адрес электронной почты. Там можно выбрать способ доставки: в почтовом отделении, пункте выдачи Boxberry или прямо на дому. И там можно выбрать желаемый период подписки — хоть 3 месяца, хоть 6, хоть 9, хоть все 12. В общем, все для вас. На сайте «Дилетанта» можно получать журнал прямо в настоящей, старой доброй ламповой бумажной версии.
Это то, что я хотела сказать в качестве рекламы. Теперь продолжение нашего разговора с Сергеем Пархоменко. Одна из сегодняшних новостей — собственно, это мы видим уже несколько дней, — в Петербурге, где было больше всего задержанных по сравнению с другими российскими городами, даже по сравнению с Москвой и с Екатеринбургом, где задерживали людей, которые пытались как-то положить цветы или сделать еще что-то такое в память Алексея Навального около этих стихийных мемориалов, которые возникают везде.
Сегодня сообщают, что как минимум 6 человек получили повестки в военкомат после того, как они вышли из изолятора. Об этом пишет питерское издание «Ротонда». Еще одному человеку повестку принесли домой. Всего было задержано больше 200 в Петербурге. Им тоже вручают самые разные документы и предписания, и мы не знаем, что с ними будет дальше. Почему так безумно ведет себя власть? Это уже просто совсем какая-то ерунда.
С. ПАРХОМЕНКО: Потому что им нельзя допустить возникновения какого бы то ни было, даже очень осторожного, я бы сказал, внутреннего сопротивления. На самом деле, конечно, их позиция здесь очень слаба. Как только внутри России начнется и разовьется (а оно уже началось и развивается, несомненно) массовое осознание того, что Россия превратилась в пыточное место, в преступное государство, которое ведет войну вовне и которое, по существу, ведет репрессивную войну внутри себя, вот самое ужасные для них, для людей во главе России, управляющих и, так сказать, держащих Россию сегодня — это допустить внутренние сомнения. Чтобы люди начали думать об этом, говорить между собой об этом и так далее.
Здесь совершенно необязательно, чтобы кто-то выходил на улицу и потрясал над головой плакатами и так далее. Это может выражаться в самых разных вещах. Например, демонстрации сочувствия, цветы, или просто пойти куда-то, там постоять и подумать, шепотом поговорить с другим человеком, стоящим рядом. Сегодня это тоже оказывается формой протеста, потому что это позволяет людям обмениваться этими мнениями, смотреть друг на друга и так далее. Так же ровно, как эти знаменитые очереди за подписью к как будто бы кандидату на как будто бы выборах оказались гораздо опаснее для власти, гораздо досаднее и несли в себе гораздо больший потенциал, чем все остальное, связанное с этими выборами.
Путинское государство сегодня прикладывает колоссальные усилия для того, чтобы этому противостоять. И давайте не забывать с вами, например, что армия, которую содержит путинское государство для этих целей внутри страны — она во много раз больше той армии, которую путинское государство отправило за свои пределы для того, чтобы захватывать Украину и уничтожать европейскую цивилизацию.
О. БЫЧКОВА: Да, больше?
С. ПАРХОМЕНКО: Конечно, больше. Если мы считаем все эти агентства, эти ведомства репрессивные, полицию, Следственный комитет, все эти бесчисленные управления «Э», которые есть в каждом российском субъекте, прокуратуру, Росгвардию, разного рода внутренние вооруженные войска — кого только нет в России, кто предназначен для того, чтобы держать людей, которые способны принести цветы туда, куда не велели носить цветы, или просто прийти и там постоять некоторое время, когда не велели постоять.
И мы увидим огромное количество. Огромное количество людей, которых будут преследовать еще долго за то, что они продемонстрировали свое сочувствие семье Алексея Навального и свою скорбь о гибели этого героя. Сотни людей, как мы видим. Если мы, опять же, сложим то, что происходило в разных российских регионах, сотни людей немедленно были задержаны. Кто-то был избит, кто-то было отправлен сейчас же под административный арест.
Но это будет продолжаться. Есть колоссальное количество сообщений о том, как к людям приходят, потому что их сфотографировали, записали на видео, переписали их данные, потребовали их паспорт на месте, а потом приходят к ним домой и предъявляют им какие-то претензии. Объявляют, что они стояли в пикете, хотя они не стояли ни в каком пикете, что они участвовали в несанкционированных акциях… Они не участвовали ни в каких несанкционированных акциях — они пошли с цветами куда-то в своем личном персональном качестве, ни с кем не договариваясь, ни по чьему призыву, а по собственному разумению.
Это будет продолжаться месяцами. Так это устроено сегодня в российской политике. И в этом будет принимать участие та громадная армия, гораздо бОльшая, чем те сотни тысяч людей, которые воюют в Украине сегодня. Эта армия измеряется миллионами в России, если иметь в виду всех, кто ее обеспечивает, обслуживает, всех, кто у них, так сказать, в тылу, в конторе — всех этих писарей и работников каптерки, выдающих инвентарь. Вся эта армия будет в этом задействована, потому что этого они совершенно точно допустить не могут. Это для них форма поддержания, способ поддержания своей власти.
И вот здесь я перешел бы, как ни удивительно, к другой теме, казалось бы, совершенно изолированной, не связанной с этим — к этой девушке, задержанной в Екатеринбурге.
О. БЫЧКОВА: Ксения Карелина.
С. ПАРХОМЕНКО: Да, задержана в Екатеринбурге, потому что у нее есть второй паспорт на самом деле, и потому что появился повод к ней прицепиться. Откуда взялся этот повод? Технически, физически откуда он взялся? Он взялся из осмотра ее телефона. Взяли ее телефон, выкачали оттуда все, что в этом телефоне было, осуществили по этой информации просто механический поиск и нашли однократный контакт. Она не была никаким активистом, она не была никаким человеком, который постоянно вел или хотя бы эпизодически вел какую-то деятельность. Она один раз вступила в контакт с какой-то организацией, причем не российской, не украинской, а, судя по всему, американской, которая оказывала помощь Украине после начала этой войны.
О. БЫЧКОВА: Гуманитарного свойства.
С. ПАРХОМЕНКО: Да. Помимо того, что мы видим, как российские власти собирают свой обменный материал и коллекционируют всех, кого они могут коллекционировать, с чужими паспортами, потому что они понимают, что им предстоит очень много кого выменивать… А если сейчас разовьется дальше вот эта индустрия политических убийств, вероятность чего чрезвычайно велика, и вся эта машина убийств всех, кто неугоден путинскому режиму, будет приведена в действие, этих людей будут ловить по всему миру. И этих людей надо будет оттуда вытаскивать и обменивать. И для этого нужен обменный материал.
О. БЫЧКОВА: Они просто берут заложников, как их любимый ХАМАС, один к одному. Просто хватают и тащат.
С. ПАРХОМЕНКО: Конечно. Но помимо этого, мы видим здесь еще другую тенденцию, а именно ту, что человека можно объявить преступником не за то, что он произвел что-то — что-то сказал, не знаю, работал журналистом, участвовал…
О. БЫЧКОВА: Или совершил преступление, например.
С. ПАРХОМЕНКО: А был, так сказать, клиентом этой организации, потребителем этого. Читателем этого медиа, тем, кто поверил призывам какой-то организации и помог своими деньгами на какое-то благородное дело, и так далее. Он не организовывал эту деятельность — он был, так сказать, участником этого общего события. Скорее к нему были обращены призывы, и вот он откликнулся на эти призывы. Что-то прочел или в чем-то принял участие.
Это так сказать, белорусский путь, белорусский сценарий — когда людей наказывают не за то, что они, скажем, пишут и говорят, а за то, что они читают и слушают. И Россия, конечно, как, собственно, мы и предполагали, движется в этом направлении, осваивая этот белорусский опыт. И этого будет все больше и больше.
В этом смысле, кстати, абсолютно из этой же оперы событие тоже этой недели — буквально, по-моему, последних суток или двух дней, — когда «Радио Свобода» была объявлена нежелательной организацией. Казалось бы, в чем, собственно, тут интерес? Ну еще одна. Сколько уже — уже у нас и «Дождь», и «Медуза», и «Новая газета», и кто только у нас не нежелательная организация. У нас полно кругом нежелательных организаций. Ну вот еще и «Радио Свобода». А в чем интерес, собственно? А в том, что создание вот этого громадного списка этих самых нежелательных — уже даже не иностранных агентов, а вот этих нежелательных организаций, организаций, поддерживающих экстремизм, терроризм и всякое такое прочее, — это возможность широчайших репрессий против неопределенного круга лиц. Потому что любой, кто вступает в контакт с этой организацией, оказывается ее участником и подлежит наказанию. Даже если он просто потребитель.
Например, если речь идет о каких-то, скажем, медиа. Медиа, конечно, нуждаются в общении с людьми. Они нуждаются в корреспондентах, они нуждаются, что называется, во фрилансерах. Они нуждаются просто в собеседниках, в людях, которым можно задать какой-то вопрос, выслушать их мнение по какому-то поводу. Любой такого рода контакт оказывается сотрудничеством, участием.
Юристы предупреждают нас, что первый случай участия в деятельности нежелательной организации — это административное обвинение и штраф. Любое участие, скажем, в программе, какой-нибудь комментарий к чему-нибудь, дал интервью по какому-нибудь поводу, высказал свое мнение по какому-нибудь поводу, ответил на вопрос и так далее — это участие в деятельности. Повторное участие после того, как первый штраф вступил в силу — это уголовная ответственность сразу. Это преступление средней тяжести, согласно российскому Уголовному кодексу. И может быть тут и заочное обвинение, и заочное взятие под стражу, и арест имущества — все, что угодно.
Более того, ссылки на сайт или на любой паблик нежелательной организации — это тоже вид участия в деятельности. Вот видите, как это бесконечно расширяется, если иметь в виду, что все мы участвуем так или иначе в разных социальных сетях. А что мы делаем в этих социальных сетях помимо того, что мы там пишем от своего собственного имени без конца? Что-то упомянул, на кого-то сослался, что-то перепостил, сказал: «Вот они там пишут, вот я узнал оттуда-то». Если ты честный человек и как-то называешь источник того, что ты сам сообщаешь, а не просто болтаешь от собственного имени, то ты ссылаешься на кого-то. Это вид участия в деятельности.
И это возможность преследовать все большее и большее количество людей. Для этого необходимо получать физический доступ к их носителям информации — либо за ними следить, либо записывать за ними, подсматривать и так далее. Либо самый эффективный способ: самое лучшее записывающее и подсматривающее устройство каждый из нас носит с собой в кармане. Это наш телефон. И в этом телефоне есть все, что нужно, про нас. При желании можно найти любые следы наших контактов: кто что читал, кто на что подписан, кто кому отвечал и так далее.
И это, конечно, тоже все связано в одну картину событий — что режим этот страшно боится своего собственного населения. Можно сколько угодно смеяться над фразами о том, что вот, Путин испугался того, как же они боятся сего, и так далее. Но те действия, которые они производят, вот эта бесконечная мелочная слежка и бесконечная мелочная мстительность в отношении людей, проявивших вообще какое-то желание что-нибудь узнать, кому-нибудь рассказать, с кем-нибудь обсудить и вообще иметь свое собственное мнение по какому-нибудь поводу, бесконечное преследование этого с участием, еще раз скажу, огромной армии…
Буквально армии. Эта армия часто лучше вооружена, лучше экипирована, лучше обучена, лучше оплачена. Вот мы как-то удивляемся тому, что для того, чтобы привлечь на фронт разных контрактников и так далее, им платят по меркам, скажем, российской глубинки громадные деньги — сотни тысяч рублей они получают. А вот эти люди, которые работают в этих бесконечных правонападательных органах, в этой бесконечной системе репрессий… Кстати, туда и ФСИН надо добавить и упомянуть всю эту громадную армию фсиновских служащих, которые, собственно, тоже чем занимаются — мучают людей. Просто уже на самом позднем этапе. И судей, кстати, туда надо добавить, и вообще весь судебный персонал — и секретарей суда, и помощников судей. Чем они занимаются? Они загоняют людей туда, в пыточную.
О. БЫЧКОВА: Получаются, конечно, миллионы сотрудников.
С. ПАРХОМЕНКО: Конечно. И мы удивляемся, что откуда-то у путинского государства как-то нашлись деньги заплатить контрактникам, которых везут на фронт. Но путинское государство многие годы находит деньги и тратит колоссальную часть своего бюджета на то, чтобы платить эти самые деньги вот этой всей системе удержания, системе затыкания, умолчания и свинчивания людей.
И вот мы видим усовершенствование этой системы, мы видим ее переход на новый этап. От того, что гоняются за теми, кто что-то делает, переходят к погоне за теми, в отношении которых осуществляются эти действия, на кого, собственно, направлена эта информация, эти призывы, эти обсуждения и так далее. Теперь это становится в России преступлением.
О. БЫЧКОВА: А скажи мне — может быть, ты знаешь об этом как человек, имевший отношение к книгоизданию, — по поводу всех этих книг, будто бы изъятых из продажи будто бы из-за пропаганды ЛГБТ. Там какая-то история совершенно темная. С одной стороны, подтверждают (как, например, Сбербанк), с другой стороны, Ассоциация компаний интернет-торговли, на которую все ссылаются, сказала, что никакого отношения к реальности (сказал ее глава Соколов в РИА «Новостях») не имеет этот список. До этого говорили, что прямо торговцы этим списком уже начали руководствоваться. Что ты об этом знаешь, расскажи.
С. ПАРХОМЕНКО: На самом деле узнать об этом все необходимое очень просто. Достаточно просто посмотреть на эти сайты и увидеть огромное количество этих слепых пятен. Речь идет о всех площадках, которые торгуют книгами в электронном виде. Причем по-разному. Они торгуют собственно электронными книгами, которые вы можете закачать и читать с помощью какого-то электронного устройства текстовую версию этой книги. Они же торгуют и бумажными книгами. Просто вы можете заплатить и вам привезут. Необязательно идти в книжный магазин для этого.
И мы видим, какое колоссальное количество книг остаются без обложек и без имен, и какое количество авторов, и какое количество названий оказываются отсутствующими в системе поиска. Вот вы набираете в системе поиска название книжки, а ее там нет.
О. БЫЧКОВА: Даже «Неточку Незванову» забанили. Это же смешно вообще совсем просто.
С. ПАРХОМЕНКО: Ну да, а между тем эта книжка издана. Она есть в бумажном виде на складе, она есть в электронном виде в базе данных, и технически ничто не мешает получить к этому тексту доступ. Но его нет. Его невозможно найти, на это невозможно посмотреть, этой обложки не существует и так далее. Все это является продуктом широкомасштабной самодеятельности масс. Все это огромная индустрия самоцензуры, самоограничений и трусости. И это важно понимать.
О. БЫЧКОВА: Ты хочешь сказать, что государство не имеет к этому отношения?
С. ПАРХОМЕНКО: Чаще всего. Бывают, конечно, всякие эксцессы. Бывают чиновники безумные, которые составляют какие-то списки, и дальше эти списки рассылают, спускают и так далее. Но возникает вопрос: а этому чиновнику кто приказал? Это тоже часть самодеятельности. Это, может быть, какой-то небольшой начальничек за маленьким начальническим столиком тоже, в конце концов, сам решил таким образом выслужиться, побегать впереди паровоза и получить, может быть, какое-нибудь поощрение или сочувствующий взгляд начальства. Но почти ничего не происходит централизованно и не исходит откуда-то с какой-то страшной высокой горы. Навального уничтожают, потому что он личный враг Путина. Мы это знаем, у нас есть огромное количество подтверждений этому, начиная от разного рода заявлений всяких политиков, близких к Путину, и кончая расследованиями по поводу не первой уже попытки его убийства, которые наконец завершились успехом. А что касается «Неточки Незвановой» и что касается огромного количества совершенно, казалось бы, невинных книг, то это, конечно, самодеятельность, которая порождает следующую самодеятельность.
И на самом деле аудиторией этого списка являемся не мы с тобой, и не читатели, а владельцы других книжных магазинов, которые смотрят на это и говорят: «У, Сбербанк-то вон чего решил. А мы что? Нам тоже надо убирать». И тоже убирают. И конечно, это воспитание трусости в людях постоянное и давление на них в целом. Никто не вызывал начальника книжного магазина, не держал его за глотку и не говорил: «Убери, сволочь, такую книжку и сякую книжку». Но его бесконечно дергают, ему бесконечно напоминают о том, что мы живем в особое время, мы несем особую ответственность.
И с одной стороны, что на него спускают централизованно довольно часто — хотя и там тоже много самодеятельности, но спускают централизованно всякую пропагандистскую активность. «Проведите месячник патриотической книги». «Устройте конкурс детских стихов». «Проведите встречу с ветераном СВО». «Пригласите участника пригожинского бандформирования (называя его прямым словом), пусть он у вас расскажет, как он вышел из тюрьмы, где он сидел за разбой, и сделался героем». Вот этого полно. И следствием этого становится некоторое общее понимание жизни: а, теперь вот так надо, теперь требуется бдительность. И они бдительны.
О. БЫЧКОВА: Объясни мне такую вещь. Вот при советской власти была прямо уголовная статья против гомосексуалов, мы знаем. И прямо людям давали реальные сроки, если как-то удавалось их уличить в этом. При этом ни Достоевского, ни Оскара Уайльда, ни еще многих авторов из этого списка никто в Советском Союзе не запрещал.
С. ПАРХОМЕНКО: Потому что это то, что называется бешенство исполнителя. Это потому что с выпученными глазами. Потому что на всякий случай. Как-то за переусердствование не накажут — накажут за недоусердствование. Не жалко же, в конце концов. Суть же их не интересует — интересуют только взаимоотношения со своим собственным непосредственным начальником, с которым идет этот диалог. Свет в окошке — это вот он.
Здесь важно действительно, что люди сами бегут и соревнуются в этом. Это, собственно, сердцевина всей этой истории, поэтому она распространяется таким образом. И то, что они видят, что происходит с теми, кто позволяет себе вести себя иначе, производит на них некоторое, я бы сказал, деморализующее впечатление. Вот, собственно, чем это и кончается. Что касается того, почему…
О. БЫЧКОВА: Заканчиваем, быстрее.
С. ПАРХОМЕНКО: О’кей, хорошо, бог с ним. Хотел сказать о том, почему ЛГБТ. Потому что нужно отвлекать. Потому что это то, на что легко направить внимание глупого, необразованного, испуганного человека, отвлекая его от того преступления, которое происходит на самом деле на его глазах, но которого он не замечает.
О. БЫЧКОВА: В другом месте, да. Спасибо большое! Сергей Пархоменко в «Особом мнении» на «Живом гвозде». До встречи через неделю!
С. ПАРХОМЕНКО: Пока, спасибо!