Купить мерч «Эха»:

«Особое мнение» Сергея Пархоменко

Ольга Бычкова
Ольга Бычковажурналист
Сергей Пархоменко
Сергей Пархоменкожурналист, политический обозреватель

Они полезут в школу не для того чтобы обучать детей надевать противогаз, а для того чтобы обучать детей ненавидеть чужого, для того чтобы обучать детей тому, что на нас напали, нас обидели, мы всех поставим раком, мы всем оторвем руки и ноги…

Особое мнение9 ноября 2022
«Особое мнение» Сергея Пархоменко. 09.11.2022 Скачать

Подписаться на «Живой Гвоздь»

Поддержать канал «Живой гвоздь»

С. ПАРХОМЕНКО: Задают вопросы у меня в Telegram-канале «Пархомбюро» и делают это заранее. Большое им всем спасибо за это. Но попробуйте это сделать прямо сейчас, а мы с Ольгой будем туда подглядывать одним глазом, и, может быть, какие-то из ваших вопросов все-таки попадут в наш разговор, хотя с некоторым опозданием.

О. БЫЧКОВА: Да, пишите, пожалуйста, прямо сейчас в Telegram Сергея Пархоменко «Пархомбюро». Также пишите в чате YouTube с этой самой трансляции, где мы сейчас находимся. Туда тоже можно по ходу дела писать свои вопросы и соображения. Я тоже одним глазом туда очень внимательно смотрю. Давай мы начнем сейчас с промежуточных выборов в Соединенных Штатах. Закончилось голосование. Все штаты закончили голосовать. Вчера вечером по нашим европейским часам ночью мы внимательно за этим наблюдали все. Американцы переизбирали Палату представителей и часть Сената, законодательные собрания. В некоторых случаях голосовали за губернаторов в некоторых штатах. И, в общем, надо сказать, что результаты выглядят не то чтобы предсказуемо…

С. ПАРХОМЕНКО: В общем, ничего такого, что позволяло бы говорить о том, что наступил какой-то новый этап в политической истории Соединенных Штатов, что ситуация радикально изменилась, перевернулась, накатила какая-то красная волна на американский Конгресс или синяя волна на американский Конгресс. Ничего этого не произошло. Результаты такие, я бы сказал, очень умеренные. В общем, ровно как и предсказывали, есть небольшое преимущество республиканцев теперь в нижней палате Конгресса, в Палате представителей. И, собственно, как я понимаю, еще не определился окончательный результат в Сенате. И Сенат балансирует на уровне 50 на 50. Я думаю, что те, кто интересуется американской политикой, помнят эти несложные цифры: 100 сенаторов. И в случае, если их принадлежность к партиям делится пополам, 50 на 50… Кстати, там есть – между прочим, некоторые про это забывают – два, кажется, представителя неких других политических сил, независимые сенаторы или представители других маленьких партий. Но они обычно вместе с демократами держатся, и их приписывают к демократической этой половине. Демократской, точнее. Но если 50 на 50, то все решает голос вице-президента, который является одновременно спикером, председателем Сената и участвует в голосовании. И понятно, что вице-президент у нас нынче демократический – Камала Харрис. Соответственно, она на этой стороне. Если 50 на 50, то большинство сохраняется в Сенате американском у демократов. Почему это важно? Слушайте, для нас с вами, давайте в этом честно друг другу признаемся, для нас с вами это важно в одном единственном смысле и по одному единственному поводу сегодня. И этот повод заключается в том, как будет американская политика в отношении войны в Украине и главным образом в отношении помощи Украине. Соединенные Штаты с большим отрывом лидируют во всем, что касается помощи Украине: и деньгами, и поставками, и оружием, и советниками, и разведданными, и всем на свете. И это очень хорошо, потому что это, несомненно, является важным фактором в успехе украинской армии в отражении этой агрессии со стороны России. Речь идет о несправедливой, преступной агрессии. Такова моя позиция. Можете, что называется, ее записать. Поэтому я в этой ситуации надеюсь на то, что Украина сможет эту агрессию отразить и сохранить свои территории и вернуть те территории, которые захвачены незаконно Россией, и в результате этого тоталитарный путинский режим будет разрушен, демонтирован, и мы все вместе сможем наказать тех, кто этот режим построил и кто отнял у России очередные два десятилетия ее истории на строительство вот этой совершенно безумной политической конструкции, которая управляет Россией сегодня. Так вот, не могу сказать, что все зависит от Соединенных Штатов, но кое-что точно зависит. И нам, конечно, с вами важно понимать, что будет происходить в американской политике в отношении помощи Украине. Здесь мнения расходились до выборов, но в целом большинство, как я понимаю, людей, которые хорошо понимают в американской политике, говорили, что большого влияния на содержание помощи Соединенных Штатов и на объем помощи Соединенных Штатов Украине эти выборы ни при каких обстоятельствах иметь не будут. Более того, непонятно почему совершенно отчетливо российское руководство вот этим самым тоталитарным российским кремлевским режимом почему-то очень хотело победы республиканцев. Почему-то кто-то им объяснил, что в этой ситуации им будет сильно лучше. На самом деле, не похоже, потому что среди республиканских политиков в Америке есть гораздо даже больше, чем среди политиков демократов, сторонников такой более радикальной, более массированной помощи Украине. И разница, собственно, состоит в том республиканцы, являясь противниками действующего президента, настаивают на более сложных и, как им кажется, надежных контрольных процедурах. Они хотят видеть, как расходуются эти деньги, которые американский Конгресс ассигнует на эту помощь, они хотят это контролировать, они хотят больше отчетности, они хотят подробностей в описании планов и так далее. Демократы в этой ситуации гораздо больше склонны доверять Белому дому, администрации президента, президенту Байдену. Это их президент. Они говорят: «Ну, окей. Собственно, вот мы президенту поручаем. Он разберется». В этом, кстати, основа была закона о ленд-лизе, который, по существу, является законом о том, что президент может более или менее сам по своему собственному усмотрению распоряжаться существенной частью этой военной и финансовой помощи. Республиканцы хотят отчетности. Ну, окей. Лично я, например, не вижу ничего плохого в этой отчетности. Это их какие-то там бюрократические сложности. Пусть они этим занимаются, пусть они составляют все эти сметы, бюджеты и реестры. Как-то мне совершенно, что называется, не жалко. Если им так спокойнее – пусть будет. Важен результат. А результат, по всей видимости, вот такой. Да, и что касается собственно результатов выборов.

О. БЫЧКОВА: Извини, еще можно я добавлю просто к этим рассуждениям важное обстоятельство? Я не знаю, почему оно вот так вот незначительно учитывается в этих всех российских радостях, потому что не будем забывать, что республиканцы традиционно имеют большие связи с военными, с ВПК американским и со всем, что связано с войной и военным производством и промышленностью. А это люди, которые совершенно не в восторге от того, что происходит, и совершенно не в восторге от бряцания вот этим всем ядерным оружием. А те военные – важная составляющая этого конфликта. Довольно странно думать, что здесь какая-то может быть поддержка.

С. ПАРХОМЕНКО: Это часть нашего общего понимания того, что на республиканской стороне скорее больше желания помогать Украине и противостоять российской вот этой агрессии, чем на демократической. Остались, видимо, какие-то такие смутные воспоминания от того безумия, которое происходило в трамповские времена. Но, в общем, надо понимать, что Трамп Трампом, а республиканцы республиканцами, что это давно уже не одно и то же. Собственно, это никогда не было одно и то же. Но в последнее время это особенно не одно и то же. И Республиканская партия вовсе не вся и вовсе не целиком связывает свое будущее с Трампом. Это вот уж точно. Тут, что называется, можно не сомневаться.

О. БЫЧКОВА: И холодная война не только в голове у Путина, будем помнить.

С. ПАРХОМЕНКО: Да-да, в голове у Путина и людей, которые в эту голову заносят разнообразный политический мусор.

О. БЫЧКОВА: Не только у них.

С. ПАРХОМЕНКО: Вот главным образом у них в голове, у людей, которые собирались пить шампанское и с флагами ездить вокруг Садового кольца, празднуя выборы Трампа. Ну, я думаю, что они как-то много наездили и много напраздновали за это время, и шампанского много утекло. Но, в общем, объективно говоря, понятно, что Соединенные Штаты останутся очень важным элементом этой войны. И противостояние путинской агрессии в данном случае совершенно правильно. Что касается собственно результата выборов. Вот балансирует буквально до сих пор. Пока тут мы с тобой разговариваем, я одним глазом поглядываю на сайт, где идет буквально в режиме реального времени отчетность о продолжающемся подсчете голосов. В общем, я думаю, что нам надо будет подождать пару дней еще до тех пор, пока станут понятны окончательные результаты в последних штатах, до тех пор, пока там, где предполагается второй тур, произойдет этот второй тур. Есть такие штаты в Америке. Я не хочу сейчас погружаться во все эти подробности. Как-то, что называется, не до этого. В общем, мой прогноз заключается в том, что демократы сохранят за собой контроль в Сенате, что большой успех, надо сказать. Совсем не все им это прогнозировали. И очень небольшое, существенно меньшее, чем казалось, чем предполагалось многими, очень небольшое преимущество республиканцы будут иметь в Палате представителей. Сменится, соответственно, лидер Палаты представителей. Это не будет больше Нэнси Пелоси, запомнившаяся нам своими удивительными перелетами по миру, визитами на Тайвань и так далее и так далее. Несомненно, будет какой-нибудь другой достойный человек, за приключениями которого мы будем наблюдать. Вот что стоит сказать про Америку.

О. БЫЧКОВА: Да. Давай мы вернемся в Россию, потому что тут много происходит разных событий именно внутри. И несмотря на то что сегодня у нас не пятница и, в общем, уже несколько дней как не пятница, а пятница еще только через несколько дней, но у нас есть сразу несколько фигурантов и несколько кейсов, которые, в общем, российская так называемая Фемида открывает, не дожидаясь…

С. ПАРХОМЕНКО: Да, я констатировал бы некоторый новый этап в истории репрессий, в которые Российское государство пытается погрузить российское общество, направляя вот эту всю свою репрессивную машину прежде всего на журналистов, на гражданских активистов, на тех, кто продолжает пытаться заниматься какой-то политической деятельностью в России. Мы с вами прожили несколько месяцев, почти год, мне кажется, даже, может быть, чуть больше года в ситуации, когда развивалась история с иностранными иноагентами. И хочу как-то напомнить, что все начиналось с того, что иностранными агентами становились люди, про которых по меньшей мере можно было попытаться объяснить какую-то логику, отчего они стали иностранными агентами. Например, сотрудники иностранных медиа, работающих на территории России, таких как Радио «Свобода», «Голос Америки», Deutsche Welle. Никто не скрывает их, собственно, организационную структуру, никто не скрывает, что это иностранные медиа, которые работают в России. Вот их сотрудники и сотрудники разных их филиалов, каких-то подразделений первыми получили вот эти вывески иностранных агентов. Потом все это стало все менее и менее подчиняться какой-то логике. Все меньше и меньше стало каких-то ясных поводов для этого. В какой-то момент выяснилось, что единственный способ понять, зачем очередного человека назвали иностранным агентом и подвергли всей той дискриминации, с которой теперь связан этот статус… Напомню, что все начиналось с того, что государство говорило: «Ну, иностранный агент – это ничего страшного. Просто достаточно время от времени сообщать о том, что вы получаете такое-то финансирование, и продолжаете как ни в чем ни бывало свою деятельность». С тех пор российское законодательство навьючило на статус иностранного агента колоссальное количество разнообразных дискриминаций. Люди, которые становятся иностранными агентами, они теряют работу, они теряют возможность занимать разного рода государственные, в том числе и достаточно мелкие, локальные посты, сотрудничать со всякими государственными структурами, они теряют возможность довольно часто вести научную и преподавательскую деятельность, потому что они не могут быть связаны ни с какими государственными структурами в области образования: музеями, библиотеками, университетами, школами и так далее и так далее. Они вынуждены изготавливать абсурдную, громадную, бессмысленную отчетность. Они не могут избираться и быть избранными. Они не могут участвовать в наблюдении за выборами. Они много чего не могут. Сегодня это реальное поражение граждан в правах. Так вот, единственный способ понять, чего к вам привязались теперь, – это уже много месяцев такое происходит, – это подать в суд. И там в суде дождаться, пока сторона обвинения… То есть вы как бы оспариваете свой иноагентский статус и дожидаетесь, пока другая сторона, то есть представители Министерства юстиции принесут в суд документ, в котором – о, чудо! – наконец будет написано, а что, собственно, за претензии к вам, за что, собственно, с вами это произошло. Обычно это какой-то абсурд, это какие-то выдумки, это какие-то несуществовавшие финансовые транзакции, какие-то странные обвинения типа того, что радиостанция «Эхо Москвы» является иностранным средством массовой информации или еще какая-нибудь чушь.

О. БЫЧКОВА: Да. Обычно это не очень помогает.

С. ПАРХОМЕНКО: Да, да, да. А суть другая. А суть заключается в том, что совершенно очевидно, что у вот этих репрессивных органов государства, сердце которых находится, несомненно, в Кремле, в администрации президента, который непосредственно, в ручном режиме занимается созданием вот этих репрессивных списков, появляются, так сказать, знаете, как на фестивале, лонг-лист, потом шорт-лист людей, которых нужно назначить иностранными агентами. Так это было на протяжении нескольких месяцев. Сегодня мы можем с вами обратить внимание на то, что начинается следующий этап. Теперь появляются списки уже другие: не тех, кто будет назначен иностранным агентом, а тех, против кого будет открыто уголовное дело, тех, кто будет объявлен в розыск, тех, кто будет заочно арестован, или, соответственно, тех, кто будет на самом деле арестован, если до этих людей каким-то образом удастся дотянуться. И в последнее время у нас с вами есть немало случаев, когда люди оказывались под арестом за какие-то действия, которые дали повод обвинять их, в общем, в тяжелых преступлениях против государства, а именно в оправдании терроризма, в пропаганде насилия, в оскорблении российских вооруженных сил и так далее и так далее. Вот, собственно, на глазах у нас развивается дело Ильи Яшина, человека, имя которого всем известно и лицо которого всем знакомо, и человека, который много лет присутствует в российской политике и который мужественно принял это решение остаться в России. Так же, как и Владимир Кара-Мурза, например. Хотя было совершенно понятно, что дело идет к их аресту, к какому-то тяжелому обвинению и, по всей видимости, к многолетнему тюремному сроку. Ну, возвращаясь к тому, зачем и почему это делается. Я много раз говорил про это, но и сейчас коротко скажу, что, собственно, такова сегодня основная идея оппозиционной российской политической деятельности. Люди, которые говорят: «Я политик. Я именно не активист, не журналист, не любитель. Я профессионал. Я профессиональный политик. Я здесь в России занимаюсь политикой и стою на оппозиционных позициях», эти люди считают, что они не имеют права избегать этого этапа в своей политической судьбе, этапа, связанного с тюремным заключением и с прямыми репрессиями, а в каких-то ситуациях – ну вот на Навальном, например, мы это ясно видим – буквально с пытками. Это люди, которые говорят: «Я сделал этот выбор. Я выбрал эту профессию. Я пройду через все, что эта профессия предполагает». Потому что, по существу, для политика, для человека, который заявляет вот такие свои намерения, иммиграция и попытка обогнуть эту часть политической судьбы оказывается некоторым дискредитирующим фактором. Дальше начинаются споры относительно того, а велика ли эта дискредитация, а велика ли польза, которую политик может принести, избежав этого ареста, избежав тюрьмы, находясь за границей, насколько в этой ситуации он оказывается менее эффективен, насколько его связь с избирателем, с его сторонниками здесь теряется, хорошо это или плохо. Но тем не менее это так. Политики говорят: «Если я политик, я должен, видимо, пройти через это тоже». И вот Илья Яшин проходит постепенно эти этапы и делает это в высшей степени достойно. И те, кто наблюдают за его судебными процессами, которые происходят регулярно, когда ему в очередной раз продлевают срок содержания под стражей, и те, кто видят его поведение там, его аргументы, его речи и так далее, видят, что он совершенно безупречно это делает. И я здесь хочу тем, кто до сих пор этого не сделал, настоятельно рекомендовать отыскать его выступление в суде, состоявшееся буквально в конце минувшей недели, когда в очередной раз суд продлевал ему арест в виде меры пресечения. Он сказал очень хорошую речь. Дело не только в том, что она представляет из себя замечательный образец политического ораторского искусства. Вообще, это отдельно важная вещь, что российские оппозиционные политики обретают язык и обретают умение разговаривать, что, надо сказать, совсем не всегда было свойственно российским политикам. И, например, я всегда с большой завистью смотрел на то, как говорят французские политики, как говорят американские политики, как они это умеют, как их этому учат, какая высокая культура вот этого риторического искусства, как они умеют излагать свои мысли, как они точно попадают в мысли своей аудитории и так далее. Для российских политиков еще с перестроечных времен это совершенно не было свойственно. И обычно все это довольно слабо, как-то вяло, тускло и непродуманно. Так вот Яшин сделался человеком, который умеет говорить политические вещи, делает это коротко, делает это очень как-то понятно. Он сказал замечательную совершенно речь в этом суде, небольшую совсем, но она очень точна по содержанию. И в ней есть важная новая политическая мысль, новая политическая констатация, в которой я совершенно с Яшиным согласен и которую я готов повторить вслед за ним. Речь идет о том, что то самое, за что значительное количество людей по всей стране арестовывают, обыскивают, подвергают допросам, потом арестам, потом отправляют под стражу, а потом дают тюремные сроки, а именно за наглость и дерзость сказать правду о том, что происходит на российско-украинском фронте, сказать правду о том, как плоха и слаба российская армия, как нелепо управление этой армией, как безграмотно и бездарно организована мобилизация, как все это объясняется одним и тем же – нелепостью и бесчеловечностью, и неэффективностью российского тоталитарного строя. Вот люди отправляются в тюрьму за это, за то, что они произносят эти слова на совершенно конкретных примерах, описывая конкретные ситуации с именами, с датами, с цифрами и так далее. За это их отправляют в тюрьму. Но за это время, пока происходил этот процесс последовательных репрессий против таких людей, и Илья Яшин один из них, несомненно, за это время это превратилось в общее место, за это время ровно эта информация, ровно эти суждения, ровно эти оценки превратились в совершенно обычные, в том числе и для официальных каналов информации. Вы это можете видеть и слышать теперь и на федеральных каналах телевидения, и в разных блогах, Telegram-каналах, Instagram-пабликах и фейсбучных аккаунтах всякой прогосударственной сволочи, разнообразных эти военных корреспондентов, каких-то околокремлевских аналитиков, каких-то припутинских холуев из Валдайского клуба. Они говорят ровно это же самое. И им это можно. Не говоря уже о том, что есть некоторое количество людей, которые пытаются сделать бурную политическую карьеру и имеют с этим большой успех, таких как Пригожин, таких как Кадыров. И это только те, кто на поверхности, это те, про кого мы знаем. Я уверен, что есть еще 100 таких Пригожиных и 50 таких Кадыровых. Может быть, чуть-чуть помельче, может быть, чуть-чуть потусклее, может быть, не настолько изощренных в этом своем агрессивном политиканстве, но они есть. И это люди, которые ровно на этом пытаются сейчас вылезти вверх и вперед. Идея их чрезвычайно проста: найти виноватых, найти кандидатов в козлы отпущения, найти тех, на кого завтра можно будет повесить эти поражения, эти потери, это воровство, это безграмотное управление и эти в конечном итоге несбывшиеся, несостоявшиеся планы этой агрессии в Украине и выгородить Путина и там пару каких-нибудь ближайших к нему людей. Потому что, ну конечно, Патрушев тоже не виноват, как мы понимаем, и не должен быть виноват. И Кириенко не виноват и не должен быть виноват вместе с Путиным. Вот они составляют ту капсулу, внутри которой находятся эти самые невиноватые. А вокруг все виноваты и над этим надо работать уже сейчас. Вот в чем смысл того, что происходит. И за этого никого не сажают. Во-первых, потому что, действительно…

О. БЫЧКОВА: Да, кроме Яшина, никого не сажают.

С. ПАРХОМЕНКО: Да-да, не сажают никого из этих, из тех, кто вокруг этой власти, потому что не хватает кишки, что называется, ни у прокуратуры, ни у Следственного комитета, ни у полиции, ни у ФСБ, ни у кого подступиться к этим людям. Не смеют. А с Яшиным можно. Вот это то, о чем, в частности, говорил Яшин в этой своей речи. Это очень точное заявление, очень точная констатация. Он очень правильно это увидел. И интересно, что он это увидел из тюрьму. Казалось бы, через такое маленькое зарешеченное окошечко он смотрит на окружающий мир. Но видит прекрасно, как мы видим. И здесь я сказал бы, что помимо людей, имена которых мы знаем и помним все время… И как бы вот мы здесь, что называется, сидим, а они там в тюрьме или они там, как в случае с Навальным, в чудовищном совершенно пыточном каменном мешке. Мы помним о Навальном, мы помним о Кара-Мурзе, мы помним о Яшине.

О. БЫЧКОВА: Они там сидят в гораздо более жестком смысле, да.

С. ПАРХОМЕНКО: Конечно. И тем не менее рядом с ними и вместе с ними есть еще значительное количество людей, о которых мы помним меньше и которых вот в этих ужасных военных условиях, когда все глаза свернуты туда в сторону фронта, и все уши повернуты на то, что связано каким-то образом с войной, мы пропускаем какие-то вещи и имена. Мы пропускаем, например, Михаила Кригера. Это совершенно поразительная история. Это человек, который для Москвы абсолютно символический. Это человек, который на протяжении десятилетий был очень ярким, я бы сказал, такой рабочей лошадкой активистского демократического движения в Москве, который участвовал во всех пикетах, во всех долгоиграющих таких историях, требующих большого упорства, типа, скажем, мемориала на мосту Немцова. Человек, который бесконечно организовывал сборы денег в пользу политзаключенных, какие-то благотворительные концерты, какие-то выступления, какие-то акции. Человек, который тащил и тащил, и тащил, и тащил годами вот эту такую низовую, ежедневную, простую во многом организационную работу. Человек, к которому привыкли, к его существованию, что вот есть Миша Кригер, и Миша Кригер все это делает, Миша Кригер помнит и напомнит нам, когда нужно будет написать про то и это и поучаствовать в этом и в том, и пожертвовать денег еще на что-то, и прийти к такому-то суду и так далее и так далее. И вот этот человек получает обвинение сейчас в поддержке экстремизма. И это человек, которому грозит громадный тюремный срок. И трудно себе представить, что должно случиться, для того чтобы он этого срока избежал. Потому что внутри этой военной машины это происходит почти незамеченным. Она, так сказать, перемалывает этих людей. Или еще один пример – муниципальный депутат Кети Хараидзе, о которой я много раз говорил в своих программах. Ведь дело никуда не делось. Она находится все это время под домашним арестом. Все это время продолжается ее судебный процесс, абсурдный судебный процесс, из которого совершенно очевидно, что она невиновна, что была создана специальная ловушка, для того чтобы обвинить ее во взяточничестве и устранить ее с пути разных недобросовестных застройщиков, и убрать ее из муниципальных депутатов. Надо сказать, что она совершила совершенно героический поступок, умудрившись выбраться снова муниципальным депутатом, не выходя из-под домашнего ареста, и оказаться единственным оппозиционным депутатом в важнейшем для Москвы муниципальном собрании в Тверском районе. Я напомню, что Тверской район – это вся российская политика. В Тверском районе находится Государственная дума, мэрия Москвы, в конце концов, мост Немцова. Что только там ни происходит. Это вообще политическое сердце России. Вот она там единственный сегодня оппозиционный муниципальный депутат. И этот муниципальный совет, сплошь состоящий из «Единой России», лишил ее технической возможности в чем-либо участвовать, голосовать, что-либо обсуждать, воспользовавшись тем, что она находится под домашним арестом. Ее просто выключили из этих собраний, не дают ей технической возможности в этом участвовать. И ей предстоит суд. Этот суд в скором времени закончится. И очень велика вероятность, что она будет отправлена на много лет в тюремное заключение. Мы не помним про это, потому что война поглотила это все, засосало это все и как-то покрала собою это все. И вот по всей стране мы можем найти таких людей. И я говорю это для того, чтобы все те, кто сохраняют вообще какую-то политическую активность, какое-то политическое внимание, смотрели за этим, продолжали следить за этими событиями, продолжали писать об этом, продолжали говорить об этом, ходить в суды тогда, когда это возможно, и так далее. И поддерживать этих людей хотя бы морально. Теперь пойдем дальше. Следующий этап вот этой истории, о которой я…

О. БЫЧКОВА: Подожди, давай по-другому сделаем. Прежде чем пойти дальше, давай сейчас прервемся буквально на короткую рекламу, чтобы наши зрители и слушатели не забыли ни в коем случае, что у нас есть тут хорошего на «Живом гвозде». И сейчас продолжим. РЕКЛАМА

О. БЫЧКОВА: И мы продолжаем наше «Особое мнение» на «Живом гвозде». Сергей Пархоменко, Ольга Бычкова. Дмитрий Колезев, главный редактор Republic, который признан, естественно, СМИ-иноагентом, заблокирован, и это произошло уже довольно давно, теперь против него возбуждено уголовное дело, он объявлен в розыск. При этом он находится вне России, как мы знаем, но в базе розыска МВД опубликована соответствующая карточка с его данными. Это, конечно, какой-то переход уже на следующий уровень по сравнению с «добрыми иноагентами».

С. ПАРХОМЕНКО: Это продолжение разговора, который мы начали в первой половине нашей программы, о том, что наступает какой-то новый этап с этой списочной активностью репрессивной машины. Если раньше был список тех, кого нужно назначить иноагентом, то теперь появляются списки тех, кого следует преследовать в уголовном порядке. И эти люди получают уголовные обвинения, а вслед за ними оказываются в розыске: сначала – всероссийском, потом – международном. Их начинают преследовать, у них начинаются сложности с передвижением по миру. Не очень большие сложности, но, во всяком случае, появляются страны, которых им лучше избегать. Лучше не соваться в Сербию, лучше не соваться в Казахстан, лучше не соваться в Кыргызстан, лучше не соваться в какие-то страны, которые… Ну понятно, что ни в коем случае нельзя даже проходить мимо Белоруссии, это очевидно. Но появляются какие-то вещи, которых нужно опасаться. Кроме того, понятно, что у этих людей, у некоторых из них, во всяком случае, есть какое-то имущество в стране. Я не знаю, у кого-то есть квартира, у кого-то есть счет в банке, у кого-то есть дачный участок, у кого-то есть что-то еще. На все это накладываются аресты, все это пытаются конфисковать и так далее. И опять возникает вопрос: а, собственно, за что, а что такое случилось? И оказывается, что это не имеет вообще никакого смысла. Что называется, было б за что – вообще убил бы. Знаете, есть такой старый анекдот. Ну вот Колезев в 2020 году, а может, не в 2020 году, а позже что-нибудь опубликовал. А вот, кажется, в случае с Колезевым речь шла про статью о Буче и о тамошнем расстреле мирных жителей. Да не имеет это значения. На самом деле, понятно, что просто как-то палец, спускающийся по этому списку разных имен, дошел до буквы «К», дошел до слова «Колезев». А, кто у нас следующий? Колезев. Назначаем Колезева. Так это и будет происходить дальше, потому что система репрессирует людей, которых она считает опасными для себя. И в этой ситуации гораздо важнее то, а почему именно такой тип людей оказывается опасным, чем именно Колезев, какой риск он несет для этого тоталитарного режима – риск правды, риск того, что кто-нибудь узнает, как происходит на самом деле. Благодаря тому, что журналист Колезев, которого мы хорошо помним по его работе в разных екатеринбургских медиа… В частности, он был очень важным лицом и, собственно, управляющим редактором в Znak.com в свое время, потом оказался главным редактором Republic. Кроме того, с ним связано очень важное для Екатеринбурга региональное медиа под названием It’s My City, большая часть сотрудников которого тоже вынуждена была уехать из Екатеринбурга. Так что он важная фигура в русских медиа. Он член жюри «Редколлегии», между прочим, на протяжении уже довольно долгого времени и принимает активное участие в выборе лауреатов, которые «Редколлегия» каждый месяц объявляет лучшие произведения российского журналистского мастерства. Так что он внутри медиасообщества российского, человек очень заметный. И именно этим он опасен. И речь идет об этом. Они собирают людей, которые имеют значение вот в этой сфере правдоговорения, которая в России по-прежнему сохранилась, даже притом что она постепенно в значительной мере переехала за пределы страны. И огромное количество людей работают в изгнании, в эмиграции. И эти медиа восстанавливаются, реконструируются и запускаются заново на основе работы вот этих команд, которые находятся за границей. Но тем не менее они играют очень большую роль, потому что, конечно, сегодня журналистская деятельность в России, конечно, является разновидностью активистской деятельности. И все это гражданский проект, все это такая форма гражданского неповиновения. Продолжение работать в российских медиа – это форма гражданского протеста, гражданского сопротивления. Вообще, слово «сопротивление» в этой ситуации оказывается очень важным. И я здесь вспоминаю рассказы моих польских друзей, которые со времен польской «Солидарности» рассказывали про то, как люди ходили, а у них к лацканам пиджака или к воротничку платья была приколота такая радиодеталь: такие два маленьких усика, а по середине кругленькая такая штучечка. Ну вот то, что мы видим на каких-то радиосхемах, если вдруг разломаем радиоприемник. И вот люди ходили с приколотой вот этой такой штучкой. И у них там кто-то спрашивает: «А что это у тебя здесь такое прицеплено?» А тот говорил: «Как что? Сопротивление». Вот это сопротивление имеет сегодня значение, приобретает журналистские формы. И судьба таких людей, как Дмитрий Колезев, – это, собственно, судьба российских активистов сопротивления сегодня.

О. БЫЧКОВА: В связи с тем, что ты говорил сейчас в предыдущей части нашей программы, ты говорил о вот этих всевозможных оппонентах военной кампании и способов ее проведения с противоположной стороны, так сказать, то спрашивает Алина, которая написала прямо сейчас в канале твоем в Telegram «Пархомбюро»: «Осечкин сегодня написал, что Пригожин с Кадыровым готовит своих бойцов для подавления бунтов и протестов. Как вы оцениваете их вероятность? В смысле бунтов среди мобилизованных». И вообще, добавлю я к этому вопросу, функция, роль и претензии этих персонажей.

С. ПАРХОМЕНКО: Есть некоторое общее понимание и некоторое общее представление о том, как будет развиваться война в Украине. И лично я совершенно убежден в том, что война в Украине перестанет быть войной только в Украине. Война выйдет за пределы Украины рано или поздно. И, с одной стороны, она выйдет за пределы ее туда на запад, в нее, несомненно, будут вовлечены сопредельные государства. Ну, Белоруссия будет по-своему в это вовлечена. Но я думаю, что будет вовлечена и Польша, и, может быть, Молдова. А там посмотрим, что дальше. Но, с другой стороны, эта война в Украине с каждым днем – это уже происходит – все больше и больше выплескивается в другую сторону. Она выплескивается в Россию. И она будет идти в Россию все более и более активно. И мы все больше и больше будем чувствовать эту войну внутри Российского государства. Это будет выражаться в разных обстоятельствах: и в том, что прифронтовые регионы России, такие как Белгородская область или Курская область, Воронежская, будут оказываться непосредственно втянутыми в боевые действия, будут чувствовать на себе разного рода обстрелы. А там, глядишь, и какая-нибудь военная техника туда заедет, начнут языков оттуда вытаскивать, начнут разрушать объекты инфраструктуры и так далее. С другой стороны, это то, что связано с возвращением, так сказать, ветеранов этой войны. Ну вот кто-то вспомнит, что на днях произошла трагическая история с костромским ночным клубом, где произошел пожар, и погибло значительное количество людей. От чего произошло? От того, что какой-то свихнувшийся ветеран, так сказать, этих боевых действий там внутри решил отпраздновать свое возвращение на гражданку: выстрелил из какой-то ракетницы или чего-то вроде этого, спровоцировал пожар. В общем, во всяком случае, понятно, что это человек, у которого в мозгу ничего, кроме каких-то деталей огнестрельного оружия, не осталось. Это такая вот машина, состоящая из мяса и костей, но тем не менее совершенно бездушная, механическая, которая, в общем, ни на что не повернута, кроме как на убийства, стрельбу и так далее. Но есть еще один оборот у всей этой истории. Он заключается в том, что колоссальное количество людей получают оружие, получают навыки и получают, что важнейшая вещь, моральную и психическую травму, становясь участниками этих боевых действий. И совершенно понятно, что они там, в этих боевых действиях, все не останутся, к сожалению. Некоторые из них вернутся обратно. Некоторые из них вернутся и станут жить своей собственной жизнью, а некоторые вернутся для того, чтобы выполнять некоторые новые задачи. И эти задачи, в частности, вот такие. Совершенно согласен с теми, кто говорит, что громадное количество уголовников, громадное количество бандитов разного рода, бандитов, которые уже сидели в тюрьме, или бандитов, которые еще почему-то не сидели в тюрьме, но тем не менее остаются бандитами по складу своего характера, по своей профессии, по своим жизненным идеалам, по своим жизненным навыкам, по тому, чем они вообще собираются заниматься в жизни, они бандиты, эти люди получают оружие в руки. И за этим оружием уследить будет невозможно, проконтролировать это невозможно. Эти люди собираются в банды, и этим бандам ставятся задачи. Какие эти задачи будут завтра, будут ли эти задачи связаны хоть каким-нибудь образом, собственно, с военными действиями в Украине, мы не знаем. Вполне возможно, что окажется, что есть дела поважнее для этих людей и для этих группировок, для этих бандформирований. И эти дела вовсе не в Украине, они находятся внутри России, где нужно переделить какую-то собственность, где нужно отобрать какой-то бизнес, где нужно сместить какого-то местного политика, где нужно разобраться с контролем, с какими-то местными криминальными группировками, где нужно подавить какое-то сопротивление и так далее. Есть много чем заняться, много всякого, чем заняться этим людям, этим бандформированиям и командирам, организаторам и создателям этих бандформирований внутри России. Этот этап нас ждет, несомненно. Он нас ждет особенно активно после того, как российский фараон перестанет существовать тем или иным образом. Совершенно очевидно, что однажды мы проснемся и узнаем, что нет никакого Путина и двойников его больше нет. Это тоже будет отдельная задача: как-то избавиться от всех Путиных, какие существуют. Для меня лично совершенно очевидно, что он там такой не один, что их какой-то целый комплект имеется. Ну вот когда с этим комплектом разберутся, начнется что? Навальный, что ли, придет к власти или Яшин, или еще кто-нибудь? Нет. Начнется вакханалия, устроенная вот этими бандформированиями, которые в этот момент, собственно, и включатся в борьбу по полной программе. Так что эта вещь совершенно неизбежная. А тем временем, для того чтобы каким-то образом отвлечь, увести внимание людей от этого, создается новая громадная идеологическая машина. Вот, собственно, на этих днях мы с вами начали обнаруживать постепенно приметы формирования целой инфраструктуры, я бы сказал, целой новой церкви с огромным количеством служителей этой церкви вот этой какой-то новой бредовой, безумной, совершенно уродливой идеологической конструкции, которую пытаются построить для того, чтобы снабдить каким-то языком, какими-то понятиями, кодовыми наименованиями вот эту новую воинственную фашистскую российскую идеологию.

О. БЫЧКОВА: Давай напомним нашим слушателям и зрителям, что прежде всего, конечно, речь идет о версии – я по «Коммерсанту» цитирую (тут просто излагается содержание) – учебного курса для российских студентов, подготовленного в недрах администрации президента России. И уже к марту ее предлагают как-то презентовать под названием «Основы и принципы российской государственности», которую будут преподавать студентам всех специальностей для расставления мировоззренческих акцентов. Это тот самый текст, о котором очень много писали в последние дни разные комментаторы и Telegram-каналы, где одновременно присутствуют такие глубоконаучные термины как «пентабазис», «пирожок» и что-то там еще и какой-то невероятный набор еще какой-то первосортной глубокомысленной псевдонаучной пошлятины. Ну просто прочитайте, дорогие друзья. Не пожалеете.

С. ПАРХОМЕНКО: Ну вот да, патриотизм, доверие к общественным институтам, согласие… И можно бесконечно перемалывать и пережевывать эти, в общем, бессмысленные слова, взятые из словаря и не наполненные, по существу, никаким содержанием. Что плохого в слове «традиции»? Да ничего. Прекрасная вещь, прекрасно слово. Я сам большой любитель традиций. Согласие – это что, что-нибудь предосудительное? Да нет. Вопрос, собственно, в том, на что употребляются эти, в общем, правильные слова, начиная, между прочим, со слова «патриотизм», которое оказалось в чудовищном, совершенно дискредитированном положении. Но важнейшая вещь этого – это создание вокруг этого административно-хозяйственной инфраструктуры. Вопрос же в том, что целый такой клир, создаются вот эти служители культа. Россия – большая страна. У России огромная территория. В России много городов. В России тысячи учебных заведений, сотни университетов, колоссальное количество разнообразных государственных учреждений. И ведь эта структура должна будет это все обслужить. Возникнет громадное количество людей, которые будут этим кормиться, которые будут писать эти курсовые и дипломные работы, эти диссертации и торговать этими диссертациями, и создавать кафедры во всех вузах, во всех медицинских училищах и во всех педагогических училищах, и во всех ПТУ по всей стране. И дальше это будет размножаться и раздвигаться на государственные учреждения, на государственные средства или контролируемые государством средства массовой информации, когда в каждой редакции должен будет появиться куратор этого всего, должен будет появиться отдел этого всего, люди, которые пишут про это передовицы, люди, которые создают учебные курсы, люди, которые читают про это лекции и так далее, и так далее, и так далее, и так далее. И это создает армию вот этих дармоедов, которые, собственно, живут тем, что они обслуживают этот культ. И я думаю, что Россия вступила сегодня, будучи вот этой тоталитарной фашистской страной, она вступила на тот путь, который прошли самые ужасные страны, которые многие десятилетия живут в этом обстоятельстве. Вот я вспоминаю Кубу, которая прожила много десятилетий, которая потеряла полвека своей жизни. Замечательная, совершенно райская страна с потрясающей историей, с грандиозным потенциалом, сыгравшая в свое время колоссальную роль в истории Латинской Америки, вообще в истории продвижения европейских ценностей туда, в западное полушарие. Вот эта страна оказалась в этом ужасном униженном положении. И среди прочего, опыт ее подразумевает не только существование безумного диктатора, способного многими часами произносить бессмысленные речи. А на самом деле, по содержанию, по манере поведения Путин становится на Фиделя Кастро все больше и больше похож, как бы он ни был далек от него внешне. Даже не близко ни этого роста, ни этой бороды, ни этой военной формы. Ничего этого мы в нем не увидим. Но смысл того, что он несет, в значительной степени приближается к этому. А кроме того, если вы спросите у меня, как я вижу дальнейшее развитие этого всего, я сказал бы: «Да посмотрите, как это было на Кубе. Посмотрите на Комитет защиты революции». Вот я в свое время был совершенно потрясен тому, как это существует, как срослись вместе три вещи: идеологическое обеспечение, спецслужба, которая наблюдает, ведет слежку за гражданами, и, извините, пожалуйста, коммунально-бытовой сектор, когда все это происходит на уровне домоуправления. В каждом подъезде, в каждом многоквартирном доме, в каждом квартале, в каждой деревне вы обнаруживаете этот Комитет защиты революции, странную вот эту херню, которая следит за людьми, навязывает им понятия, лезет к ним в мозги и ставит от этого всего в зависимость наличие у них воды, работу у них канализации, вообще возможность людей человеческим образом существовать в этих условиях. Все это сращивается, все это оказывается одним и тем же. Раз государство занимается горячей водой и работой унитазов в каждом доме, как это происходит в России постепенно, значит государство начинает связывать это: работу унитазов и работу мозгов. Это все становится отчетностью одно и того же. И мы увидим это обязательно. Мы увидим расползание этой структуры, которое начнется в университетах, которое начнется в областных газетах, которое начнется в каких-то госучреждениях и в крупных государственных компаниях, а продолжится вот так – по месту жительства, в ЖЭКах.

О. БЫЧКОВА: Но в советские времена тоже была вся эта байда с марксизмом и ленинизмом.

С. ПАРХОМЕНКО: Да, она была на пути к этому. Она чуть-чуть не успела.

О. БЫЧКОВА: Моральный кодекс строителя коммунизма.

С. ПАРХОМЕНКО: И она разъехалась бы туда, но было недостаточно коммуникационных инструментов. А сегодня они есть. Сегодня, когда люди связаны своими какими-то чатами, связаны обсуждениями каких-то местных проблем, люди, которые связаны интернетом прежде всего, – это очень удобная коммуникационная среда, для того чтобы туда проникнуться. И вот эти комитеты защиты революции мы точно увидим. И они на наших глазах будут развиваться. Вот, что называется, запомните этот твит. Это то, что нам всем в этой ситуации предстоит и что нам приготовили эти люди. Потому что они лезут в мозги, потому что они хотят знать, что происходит в семье, они хотят понимать, что происходит в постели. Именно столько внимания к какой-то половой тематике почему-то. Они регулировать сексуальные отношения людей, они хотят влезать в отношения между детьми и родителями. Они со страшной силой лезут в школу. Мы много лет с вами говорили во всех, скажем, моих программах на «Эхе Москвы», пока оно существовало, и потом, что попы лезут в школу со страшной силой. Попы хотят знать, что происходит с детьми. Сегодня на месте этих попов будет вся вот эта пропагандистская сволочь.

О. БЫЧКОВА: Не, теперь еще генералы полезли в школу.

С. ПАРХОМЕНКО: Разумеется. Отдельная история с НВП в школе. В этом же вся проблема, что задача заключается не в том, чтобы научить детей опять разбирать автомат Калашникова – вот этот неизгладимый, неискоренимый навык, которым должен был обладать каждый советский школьник. Он должен был уметь разобрать автомат и надеть противогаз и, соответственно, собрать автомат и снять противогаз. Вот больше ничего от него более-менее не требовалось. Но задача же заключается и тут в том, чтобы превратить это в инструмент идеологической обработки, чего было минимально, надо сказать, в советской начальной военной подготовке. Она была глупая, нелепая, бездарная, бессмысленная и смешная, но в ней, как ни странно, было не так много милитаризма. Вот ведь важное слово в этой ситуации. А эта история о появлении школьного предмета под названием «милитаризм». Речь идет о том, чтобы внедрить туда людей, что называется, ветеранов боевых действий вот этих самых. Среди них будут и кадыровские, и пригожинские, и разного рода реконструкторы, и какие-то вот эти безумные стрелковские. Вот они полезут в школу не для того чтобы обучать детей надевать противогаз, а для того чтобы обучать детей ненавидеть чужого, для того чтобы обучать детей тому, что на нас напали, нас обидели, нас все ненавидят, у нас хотят отнять, мы должны защититься, мы всех поставим раком, мы всем оторвем руки и ноги, мы сейчас всем покажем. Помните, как был какой-то военный корреспондент, который в какой-то момент сказал: «Ничего, все будет хорошо. Всех завоюем, всех ограбим. Все будет, как мы любим». Это цитата. Я помню этот ролик. Поищите его. Вот ровно эти слова погуглите: «Всех завоюем, всех ограбим. Все будет, как мы любим». И увидите эту рожу. Вот этот человек будет преподавать начальную военную подготовку в российской школе, а на самом деле будет преподавать милитаризм. Вот что они готовят нам с вами, и что они готовят нашим детям. И никто кроме российской семьи, никто кроме мамы, папы, бабушки и дедушки не спасет детей от этого. Предстоит тяжелая работа. Предстоит тяжелый повседневный оборонный труд, для того чтобы сохранить наших детей от этого влияния.

О. БЫЧКОВА: Давай закончим на этом. Особое мнение Сергея Пархоменко. Ольга Бычкова была с вами. Время наше истекло. Не забывайте ставить лайки, подписываться, писать в следующий раз тоже комментарии. Спасибо всем. Пока.