«Особое мнение» Сергея Пархоменко
Они же, суки, ради этой отчетности и убивают в ряде случаев. И многие из покушений можно объяснить именно этим. Им надо регулярно доказывать, что они издержали свою бюджет на то, на что он был ассигнован. Что они не зря существуют, им надо убеждать начальство, что не надо проводить сокращение штатов…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
О.БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день! Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». С вами Ольга Бычкова. С особым мнением — Сергей Пархоменко. Сергей, привет!
С.ПАРХОМЕНКО: Привет-привет. Я сразу хочу, немедленно прежде, чем мы начнем разговаривать, должен сделать важное заявление.
О.БЫЧКОВА: «Не могу молчать», — сказал он.
С.ПАРХОМЕНКО: Да, не могу молчать. Я проснулся сегодня утром и обнаружил, что мне до 100 тысяч подписчиков в моем YouTube-канале осталось 100 человек. Сейчас их осталось — 38. Требую, чтобы 98 человек нашлись за время нашего эфира и уже закрыли мне этот гешефт или как это называется.
О.БЫЧКОВА: Да. Его. Пускай они закроют теперь гешефт.
С.ПАРХОМЕНКО: В общем, пусть они закроют мне эту дырку, поскольку невозможно жить, зная, что осталось 38 подписчиков до 100 тысяч.
О.БЫЧКОВА: Это был очень тонкий, прозрачный или, наоборот, не прозрачный, очень изысканный намек, на какую кнопку нужно жать немедленно, если вы этого еще не сделали раньше.
С.ПАРХОМЕНКО: На моем YouTube-канале.
О.БЫЧКОВА: В том тоже жмите.
С.ПАРХОМЕНКО: На лайки жмите, на подписки жмите, всё жмите. Но не забудьте также сходить на канал Сергея Пархоменко и там исполнить ваш долг. Всё…
О.БЫЧКОВА: Нет, не всё, потому что у нас еще есть в этой же трансляции, в которой мы сейчас находимся, у нас есть чат, и я внимательно смотрю, что там происходит. Боже мой! Тут же начали нас исправлять и говорить: «Нет, не гешефт, а гештальт». Да что вы говорите! Кто бы мог подумать, господи, боже мой.
С.ПАРХОМЕНКО: Хорошо иметь образованных зрителей.
О.БЫЧКОВА: Оксана Шмечкова, например или Сергей Каторжанин, вы вместо того, чтобы учить нас тут русскому языку с Сергеем Пархоменко, действительно, пошли были и нажали на правильную кнопку в YouTube-канале. Это просьба, конечно же, это не наглое требование, как некоторые делают.
И я еще смотрю одновременно в телеграм-канал Сергея Пархоменко под названием «Пархомбюро». Как вы понимаете, и тут и нам нашего Пархоменко показывают». И я тоже смотрю, что там писали, какие есть вопросы.
Давай мы начнем с не смешной, не веселой, очень важной публикации, которую обсуждают все последние, буквально, день или два. Это расследование The Insider плюс публикация в «Новой газете», которые рассказывают о том, как была осуществлена серия отравлений в Европе. Елена Костюченко из «Новой газеты» и «Медузы», наша коллега Ирина Баблоян с «Эха» и Наталья Арно из «Свободной России». Это то, про что мы знаем. Потому что там есть еще два случая, которые взывают у The Insider, например, сомнения, но также мы знаем еще предыдущие истории Дмитрия Быкова и так далее.
С.ПАРХОМЕНКО: Мы еще, конечно, огромное количество историй не знаем. Мы не знаем их потому, что с точки зрения отравителей они оказались удачными, например. И эти люди уже умерли. Мы не знаем, от чего они умерли. Бывает же, все время вокруг нас умирают молодые люди или люди среднего возраста. Умирают странно, внезапно, по-всякому. Мы это списываем на стресс, на сложности современного мира, на ковид, еще на что-то. Или мы этого не знаем потому, что люди ровно так же, как по меньшей мере двое из тех кого ты сегодня перечислила, которые являются основными персонажами этой большой публикации, просто не поверили сами и не пошли ни к какому врачу в первый момент, и долго раздумывали: «А что это я такое съел? Или, может быть, переехал с места на место — а тут какая-нибудь пыльца, у меня какая-нибудь аллергия на это».
О.БЫЧКОВА: Елена Костюченко подумала, что это после ковида с ней произошло.
С.ПАРХОМЕНКО: На самом деле про эти конкретные случаи лично — думаю, что и ты тоже, — но лично я знал уже довольно давно, я хорошо знаком со всеми этими тремя людьми. Я слышал эти сведения. И от них и от их коллег. И я знаю, что люди, которые с ними работают, некоторые знали об этом, были этим очень сильно обеспокоена, а в одном из случаев мне об этом рассказывала сама жертва.
Знаете, нам навсегда нужно избавиться от рефлекса, который у нас был сначала очень силен и постепенно становился все слабее и слабее с годами, теперь пора от него избавиться окончательно — от рефлекса думать: «Ой, кому он нужен?» Знаете, я очень хорошо помню, как я ровно сам с собою в этой интонации обсуждал известие о том, как Анна Политковская летела на самолете для того, чтобы писать о Беслане, если я правильно помню.
О.БЫЧКОВА: Да, она летела куда-то в ту сторону и выпила чаю в самолете.
С.ПАРХОМЕНКО: Да. И после этого она ни до какого Беслана не долетела…
О.БЫЧКОВА: Ей стало очень плохо.
С.ПАРХОМЕНКО: Вынули ее из самолета, с трудом большим отвезли обратно. Какая была моя реакция? «Ой, ну, ладно! Кому она нужна? Кто сейчас будет Анну Политковскую травить в самолете? Как все сложно, как все изыскано. И вообще, хотели бы убить, убили бы. Сколько было возможностей. Сколько поп Дагестану ехать на машине… Всегда можно остановить машины, выстрелить, сбросить эту машину…
О.БЫЧКОВА: А в результате произошло и то и другое.
С.ПАРХОМЕНКО: Произошло и одно, и другое, и третье. Анну Политковскую застрелили в ее подъезде. А потом были другие убийства. А потом мы это же самое думали о самых разных людях: «Кому нужен Дмитрий Быков? Зачем надо травить Дмитрия Быкова? Кара-Мурзу зачем травить. Почему так сложно, почему так изыскано, почему так неумело, с другой стороны?»
Есть несколько факторов, которые должны навсегда нас отучить от этого обстоятельства. Первое: мы твердо знаем, по меньшей мере мы знаем это после покушения на Алексея Навального и колоссального по трудоемкости, объему, изощренности и мастерству расследования его убийства, которое вывело важнейшую вещь: не только, кто в точности пытался убить Алексея Навального, но и то, что существует целая индустрия этих убийств, целый механизм, как это раньше красиво называли «эскадрон смерти». Но этот эскадрон на лошадях не скачет. Но есть подразделение, и оно, несомненно не одно. Дальше было все совмещено и с историей про Скрипалей, с историей еще более ранней Литвиненко, а потом и с другими загадочными отравлениями, о которых мы узнали.
Стало понятно, что существует целое подразделение, существует целая тактика и стратегия, существуют методические указание, существует финансирование, существует система управления этого рода деятельностью.
О.БЫЧКОВА: И это такая же контора, как любая госконтора с командировками, квитанциями, отчетностью, билетами. Она работает абсолютно так же.
С.ПАРХОМЕНКО: …Неумением пользоваться мобильными телефонами так, чтобы про это никто не знал. И вопрос не только в том, что это контора и поэтому по этим конторским элементам ее можно вычислить, но дело в том, что у этой конторы есть и другие признаки конторы. Например, отчетность. Я думаю, что эти бюрократические обстоятельства, которые сопровождают деятельность любой советской спецслужбы (они по-прежнему остались советскими, сколько бы они ни рассказывали нам о другом; мы это сегодня, во время войны видим все отчетливее), — вот эти свойства тупого советского учреждения представляют из себя, конечно слабость их, бесконечный источник улик, свидетельств, за которые можно зацепиться, чтобы раскрутить эту историю. Но, с другой стороны, представляет из себя дополнительный источник угрозы, потому что они же, суки, ради этой отчетности и убивают в ряде случаев. И очень многие из этих покушений можно объяснить именно этим. Им надо регулярно доказывать, что они издержали свою бюджет на то, на что он был ассигнован. Им надо доказывать, что они не зря существуют, им надо убеждать начальство, что не надо проводить сокращение штатов в их учреждении, потому что «вот мы работаем, мы демонстрируем, и мы вот этого… и того, а к этому подобрались, но пока не получилось, но мы стараемся, у нас есть уже некоторые успехи».
О.БЫЧКОВА: То есть ты хочешь сказать, что они работают так же, как работают суды, которым нужно отчитываться и ставить галки, как работают полицейские, у которых называется «палочная система» и так далее.
С.ПАРХОМЕНКО: А они, что, выходцы из какой-то другой системы? Они что, выходцы из каких-то других заведений? Они какие-то пажеские корпуса заканчивали? Они какого-то благородного дворянского происхождения, где это не приято? Они читали Софокла в подлиннике и это им теперь не позволяет? Нет, плоть от плоти этой чудовищной советской системы, содержательной частью деятельности которой является поддержание собственной жизнеспособности, своей собственной численности, своего собственного финансировании.
О’кей, справедливости ради должны сказать, что вообще это свойственно спецслужбам самым разным. И мировой кинематограф и мировая литература, они полны этого всего. Давайте вспомним классический роман Грэма Грина «Наш человек в Гаване», который ровно на этом построен, а речь там идет о совсем другой спецслужбе. Как это все узнаваемо. Но это все узнаваемо и здесь.
Вот некоторое время тому назад, но на самом деле она не очень далекая, потому что речь идет о той же самой отрасли. Вот некоторое время назад журнал «Шпигель» опубликовал большой текст, и, кстати, русский вариант этого текста был в том же самом «Инсайдере». Но в «Инсайдере» он был в сокращенном, я бы сказал, в немножко сумбурном виде, поэтому я бы, кто может, советовал найти этот материал все-таки в «Шпигеле». Он там по-немецкий, но теперь есть переводчики.
История про нашего с вами соотечественника по имени Владимир Сергиенко, который организует всякие политические акции. Там не написано, что он кого-то убивает, во всяком случае, расследователям это неизвестно, чтобы он участвовал в чьем-нибудь убийстве, поэтому это там не написано.
Там написано, что он систематически участвовал в подготовке всяких акций, предназначенных для того, чтобы создать внутри немецкой политической среды противодействие формированию позицию для помощи Украине, в первую очередь, в поставке оружия Украине.
И вот там довольно подробно написано, как это было, как он является и есть помощником какого-то из помощников депутатов бундестага. Всё это проделывается через партию «Альтернатива для Германии». Я на это обратил особое внимание, потому что я просто хорошо знаю этого человека. Мы в свое время в Москве оказывались участниками один и тех же вполне отвратительный скандалов на разных, так сказать, концах. Так что я хорошо его помню, этого Сергиенко.
Что в этой истории меня заинтересовало особенно. А то, что он им врет. И это очень хорошо видно. Я даже не знаю, понимают ли это журналисты «Шпигеля», который очень серьезно отнеслись к этой истории. Но из этого текста каждому человеку, который привычен, становится понятно, что он же их обманывает, он же деньги эти кладет в карман, которые берет на создание этих грандиозных акций, он же их дурит, он же их доит. Он же жулик и мошенник этот человек, прежде всего, а уже потом политический комбинатор или кем еще вы его хотите видеть. Совершенно очевидно, что деньги, которые он берет, он не тратит на это. Но ему не надо отчитываться, и он отчитывается. У него спрашивают: «Ну, как у вас с активными мероприятиями по прекращению поставок танков?» Он им отвечает: «Продвигаемся. Это трудно, но нам удается постепенно…».
О.БЫЧКОВА: Работаем наж этим, — говорят в таких случаях.
С.ПАРХОМЕНКО: Конечно, по сравнению с тем, что мы читаем в истории о покушениях на наших коллег журналистов и на гражданских активистов, как в случае с Натальей Арно (она не журналист, она руководитель очень крупной, очень влиятельной и в последнее время очень активной гражданской структуры — Free Russia Foundation, который создает в разных странах Европы теперь свои офисы. Я думаю, что многие слышали о таком офисе в Тбилиси во главе с Егором Куроптевым, кстати, тоже нашим бывшим коллегой.
О.БЫЧКОВА: Да, нашим товарищем по «Эху».
С.ПАРХОМЕНКО: А вот, например, известный политолог Федор Крашенинников сделался недавно директором такого бюро в Брюсселе и будет участвовать в экспертных событиях и так далее. Переехал для этого из Вильнюса в Брюссель. Это активно действующая, интенсивная, активная организация.
Так вот, конечно, по сравнению с этими историями все эти веселые рассказы про каких-то жуликов, которые тырят деньги у своего собственного начальства, они звучат несерьезно. Но общее у них одно и то же: им надо отчитываться. И это, к сожалению, очень многое объясняет. Понятно, что мотивы очень разные. Понятно, что Елена Костюченко очень надоела чеченским боевикам, очень надоела всякими милитаристским группам. Ее репортажи в начале полномасштабной войны, которые она успела сделать и выпустить, были очень впечатляющими. Получали премию «Редколлегия». Дело не только в этом. Их читали сотни тысяч людей, их перепечатывали снова и снова, на них ссылались, они собрали огромную аудиторию. Они огромному количеству людей вправили мозги, показали, что там происходит на самом деле, что происходит в Херсоне, в других городах, из которых она успела написать.
О.БЫЧКОВА: Давай скажем прямо, Елена Костюченко, наш коллега, наш товарищ, наш друг, она один из лучших, если не самый лучший на сегодня российский репортер, человек абсолютно бесшабашной, безграничной отваги, которая рвется туда, куда больше ни один нормальный человек, ни один нормальных журналист не поедет. Для которой это ощущение ее профессии, ее долго и ее миссии является самым главным в ее жизни. И она, действительно, оказывает там, где она всех бесит буквально до смерти.
С.ПАРХОМЕНКО: Это рефлекс, который выработался в ней задолго до начала этой полномасштабной войны. Это ощущение, что если что-то происходит где-то душераздирающее, нужно немедленно там оказаться и немедленно написать про это изнутри. Мы помним ее репортажи, связанные, грубо говоря, с сумасшедшими домами российскими, она даже в одном из них умудрилась как-то туда протыриться и провести довольно значительное время, чтобы написать репортаж об интернате для людей с ментальными отклонениями. Мы помним ее репортажи из Норильска, когда там произошла экологическая катастрофа вместе с блистательным фотографом Козыревым она это делала.
Так что тут легко себе представить, какому количеству людей она осточертела. И когда появляется легкая все-таки к ней подобраться и сделать какую-то попытку, то немедленно находятся люди, которые готовы эту возможность использовать, и я здесь допускаю все, что угодно, включая, например, коммерческое использование этих «эскадронов смерти».
Я легко могу себе представить, что люди, которые там работают, они готовы еще и халтурку на дом взять и еще с кем-нибудь отдельно частным образом договориться. А еще они потом используют это для доказательства свое нужности, полезности, для отчетности.
Случай с Натальей Арно самый чистый. Это, действительно, очень логичный, как это ни чудовищно звучит, объект для попытки политического убийства. И надо сказать, что она повела себя четче всех. Она просто без глупостей, что называется, в тот момент, когда она поняла, что что-то с ней неправильно происходит, — буквально в этот момент, купила билет, села в самолет, полетела в США и сдала анализы.
К сожалению, этого все недостаточно для выявления стопроцентной истины, потому что там начинаются свои игры со спецслужбами. Мы помним, что и в случае с Кара-Мурзой были эти труднообъяснимые проблемы, когда выяснялось, например, что ЦРУ не хочет опубликовать результаты анализов, и даже когда появляется решение суда, не публикует эти результаты. И в случае с результатами Натальи Арно тоже осталось много неясного, потому что они оказались в руках спецслужб. Спецслужбы как-то не торопятся нам всем рассказывать, что они там обнаружили. Во всяком случае становится понятно, то Наталья сделала все для того, чтобы этот случай был ясно изучен, расследован, проанализирован, сделаны выводы и, может быть, выданы соответствующие рекомендации, чтобы этого не повторялось.
В случае с Ириной Баблоян тоже надо вспомнить, что она не просто ведущая и репортер «Эха Москвы», она человек, который очень много лет находится внутри протестной среды. Она общается с огромным количеством людей. Я помню, что когда арестовали Яшина, собственно, в тот последний раз, когда его арестовали и он отправился после этого в СИЗО, в суд, а потом в заключение, — кто нам рассказал о том, что арестовали Яшина? Ирина Баблоян, которая оказалась с ним в этот момент, и мы узнали от нее, и она это комментировала, потому что это часть ее общения, это ее среда. Это так до сих пор И она совершенно не случайно оказывается и в Тбилиси, и в Берлине — потому что она часть этого большого сообщества.
Наконец, есть еще один элемент этой истории — это устрашение. Нужно деморализовывать, нужно организовать невыносимую атмосферу, чтобы люди боялись, чтобы люди шарахались, чтобы люди говорили: «Да ну его к черту! Я лучше займусь чем-то другим… Да ну, к черту! Я уеду в Южную Америку… я сменю профессию. Сколько можно? Хватит! Нигде нет покоя».
И другие, кто еще не уехал, думают об этом. И кто раздумывает о том, как построить свою последующую жизнь, чтобы у них тоже создавалось ощущение, что нигде нет спасения, нигде нет защиты, и везде это опасно, везде за нами гоняются, и что же это такое? И как от этого всего избавиться?
Конечно, это тоже задача. Меня спрашивают мои французские коллеги, которые просят прокомментировать эти ситуации: «А что, это связано с выборами? Это ужесточение — это такая подготовка к выборам?» Да нет, это не подготовка к президентским выборам. Но это часть войны. Это то, что происходит в «тумане войны». Вот в нем среди клубов этого тумана и завихрений происходит и такое тоже. Это самая жестокая часть психологической войны. Это война на изничтожение, на истощение сил противоположной стороны. И важно, чтобы не сопротивлялись, чтобы нервничали, чтобы собачились между собой, между прочим.
О.БЫЧКОВА: Это очень полезная вещь насчет собачиться, конечно.
С.ПАРХОМЕНКО: В этих психологических обстоятельствах бесконечно зреют конфликты, подозрения, начинаются поиски предателей, диверсантов, злодеев, агентов и прочего. Это, как они работают. Это часть их разрушительной деятельности. Они вытеснили из страны, по существу, независимые медиа российские. Теперь им нужно не дать им восстановиться на новом месте. И это скорее, я бы сказал, в одном пакете с историей про приобретение контроля над товарным знаком, эмблемой и именем «Эха Москвы». Тоже много психологии в этом во всем, но надо оскорбить, надо унизить. Знаете, есть такой знаменитый французский роман: «Я приду плюнуть на вашу могилу». Вот надо плюнуть на вашу могилу, и мы сейчас придем и плюнем. Конечно, это все надо.
Но еще нужно помешать восстановиться, нужно разрушить даже малейшие надежды на то, что можно продолжать работу в другом месте, в другой форме, другим методом, но сохраняя историю, преемственность. Не будет вам ни истории, не преемственности, ни истории — ничего этого не будет. В этом смысле это вещи близкие. Это часть одного процесса, идеологической войны, которая приобретает все более криминальные формы, потому что в ней участвуют криминальные элементы. Потому что мы знаем, что эти люди преступники, они бандиты, они войну развязали, они же и оппонентов своих убивают.
Вот, что мы про них знаем. И теперь мы про них знаем немножко больше, благодаря этим расследованиям, которые, совершенно ясно, окажутся не последними.
О.БЫЧКОВА: Больше всего ведь пугает то, что это, действительно, такая контора, там сидят какие-то люди, которые делают непонятно, что, непонятно, зачем иногда. Потому что, например, люди, которые понимают в работе спецслужб, как-то пытались мне объяснять, что, например, такой широкий разброс этих кейсов с точки зрения жертв, с точки зрения тех людей, которые были отравлены, про которых мы знаем, может объясняться такой причиной, что нужно выяснить, как воздействует такой-то яд на мужчину среднего возраста. А вот тут надо выяснить, как другой яд воздействует на какую-нибудь женщину.
С.ПАРХОМЕНКО: Накапливается материал. Его тоже нужно анализировать. И на это накопление материала можно списать неудачи.
О.БЫЧКОВА: Все что угодно, конечно. Мы не знаем, сколько удач или неудач.
С.ПАРХОМЕНКО: Появляется начальник и говорит: «А чего это вы Кара-Мурзу раз травили, два травили — недотравили? Быкова недотравили. Навального недотравили. Что происходит?» — «Как что? Изучаем. А вот случаи, которые получились».
О.БЫЧКОВА: При этом очевидно, что не требуется в каждом и этих случаев санкции президента страны для того, чтобы кому-нибудь что-нибудь насыпать в чай самолете. Это решение, которое, наверное, принимают людей среднего или какого-то звена. И вполне возможно, что они это делает не только со своими, прости господи, научно-исследовательскими целями, но и для того, чтобы какие-нибудь свои вопросики порешать. Это самое страшное.
С.ПАРХОМЕНКО: У нас в этом деле происходит классический «эффект выжившего». Мы не знаем случаев, которые оказались успешными, многих из них.
О.БЫЧКОВА: И сколько их.
С.ПАРХОМЕНКО: И когда-нибудь какие-нибудь станут известными, станет очевидно, что вот это произошло неспроста, а этого из-за того и сего. Тогда, когда эти расследования зайдут еще глубже, вскроются архивы этих расследований, которые существуют, и люди эти заговорят, какие-то из них, оказавшись, может быть, по другому поводу в руках международного правосудия…
О.БЫЧКОВА: Мы уже видели, как это происходит. Это абсолютно точно рано или поздно случится.
С.ПАРХОМЕНКО: Это тоже нужно иметь в виду. И конечно, еще важнейший вывод из этой истории и будет неправильно, если мы не потратим на него несколько секунд, — это то, что да, никакой безопасности нет, никакого ощущения, что мы здесь, в цивилизованной стране такой-то, а мы в такой-то, а мы просто в очень далекой стране, не очень цивилизованная, но она находится далеко, до нас семь дней скачи — не доскачешь. Кто сюда за нами едедет? У нас тут все хорошо. Мы спрятались.
Нет, это ощущение ложное. И, к сожалению, людям нужно какие-то меры предосторожности предпринимать. Я вот занимаюсь последние годы организацией, в том числе, разных журналистских конференций. И каждый раз мы вынуждены контактировать с местной полицией там, где происходит эта полиция. Полиция нам говорит: «Мы видим к вам интерес. Вокруг вас бродят какие-то люди. В каких-то ситуациях мы вынуждены устанавливать буквально охрану на входе и следить постоянно, чтобы туда не входили. В каких-то ситуациях нам не удается уследить, и были случаи, когда к участникам наших конференций кто-то проникал в гостиничные номера, пропадали телефоны, еще чего-то. Кто-то обнаруживал за собой наблюдение, слежку. И мы понимали, что да, мы постоянно находимся на блюде, на котором за нами наблюдают.
И второй вывод из этого: да, надо общаться с местными полициями. Иногда это очень сложно, потому что они совсем не дружественные. К сожалению, в балканских странах… Когда-то люди любили проводить разные конференции в Сербии. Чудесная страна с дружественным языком. Все очень вкусно, солнечно, недорого. Давайте здесь проведем наш семинар, наше мероприятие и так далее.
А потом выяснилось, что и полиция и спецслужбы активнейшим образом сотрудничают с российскими всякими спецслужбами, передают им информацию, оказывают услуги. И это много раз скрывалось и так далее. Поэтому приходится выбирать. Приходиться делить страны на хорошие и плохие теперь уже и по этому принципу.
Германская полиция очень трудная в общении, очень суровая, угрюмая и, я бы сказал, внешне невеселая, но очень профессиональная. Поэтому Германия становится все-таки местом важным для российской оппозиции, для независимых медиа, для всяких мероприятий, которые там происходят.
Вот жизнь сложна и в этом смысле тоже.
О.БЫЧКОВА: И не надо, конечно, думать о том, что, действительно, кого-то есть смысл травить, а кого-то нет смысла травить. Вы не знаете критериев, по которым они выбирают своих жертв. Может быть, потому, что есть смысл травить в политическом смысле, а, может быть, кто-то подходит по каким-то физическим или еще каким-то параметрам. У них может быть много причин. И надо понимать, что это абсолютно безжалостные животные, которые к людям относятся, как к подопытным кроликам и лабораторным мышам и абсолютно нет никаких причин рациональных, чтобы они могли перед чем-то остановиться. Нужно просто принять это как факт и из этого исходить.
Мы сделаем сейчас очень короткий перерыв на небольшую рекламу, чтобы напомнить нашим слушателям и зрителям, что у нас есть хорошего на «Живом гвозде». Я должна рассказать про одну книжку с большим удовольствием сегодня. И потом продолжим наше «Особое мнение».
РЕКЛАМА
Я хочу сказать буквально несколько слов о книжке под названием «Профессия и время. Записки переводчика дипломата». Это книга знаменитейшего, великого абсолютно переводчика Павла Палажченко. С автографом автора вы сможете эту книжку приобрести на shop.diletant.media. Надо открывать Википедию, кто случайно не знает, кто такой Павел Палажченко, чтобы это объяснить. Но коротко прочитаю аннотацию: Профессиональный переводчик и дипломат, которому довелось стать свидетелем и участником событий, переговоров, оказавших влияние на поворот от холодной войны к новой эпохе и миррой политике. Человек, который переводил встречи руководителей СССР, участвовал в советско-американских переговорах на высшем уровне в Женеве, Рейкьявике, Хельсинки, Москве, на Мальте. Горбачев, Рейган, Тэтчер, Джордж Буш-старший и еще миллион великих исторических событий, участником которых был Павел Палажченко в качестве переводчика и дипломата. Это книга его воспоминаний, которую надо сказать, он давно обедал и давно ее ждали, которая называется «Профессия и время», она есть с автографом автора на сайте shop.diletant.media. Рекомендуем все не пропустить, это, действительно, интересная вещь.
Давай мы вернемся к нашим сегодняшним новостям. Одна из них не то чтобы это была сильно неожиданная новость, но, тем не менее, МВД разработало поправки об оперативно-розыскной деятельности, которые приравнивают любую информация, передаваемую через интернет к данным для следственных действий, которые МВД необходимо собирать. И теперь согласно этим поправкам — нет сомнений, что они будут приняты — силовики смогут быстро и самое главное, без судебных решений получать удаленный доступ ко всему, к чему они захотят. В «Коммерсанте» подробно написано, в чем суть.
В общем, это, с одной стороны, новость, с другой стороны, ожидаемая.
С.ПАРХОМЕНКО: Вначале даже, пожалуй, разозлился на одного моего собеседника в моем канале «Пархомбюро», который прислал мне вопрос про это со словами…
О.БЫЧКОВА: Не было такого и вот опять.
С.ПАРХОМЕНКО: «А зачем им это понадобилось?»
О.БЫЧКОВА: Да, действительно.
С.ПАРХОМЕНКО: А все предыдущее, зачем им понадобилось? А что это было, это предыдущее? У вас не выстраивается это в какую-то одну линию?
О.БЫЧКОВА: Мистическая тайна — зачем им все это понадобилось?
С.ПАРХОМЕНКО: А чем, в действительности идет речь? О том, о чем мы с вами в тут общетеоретическом прогностическом смысле говорили уже много раз.
Россия в том, что касается конкретной процедуры насилия спецслужб или полиции, или разных карательных форм над своими гражданами движется по стопам Беларуси. И мы можем наблюдать буквально шаг за шагом, как развиваются события ровно в той канве и ровно в той логике, в какой они разворачивались в Беларуси. Общее направление этого заключается в том, что в России тоже пришел тот этап, когда преследование переносится с тех, кто производит вредное для этого тоталитарного государства, для фараона, для войны, которую он ведет, кто производит информацию, анализ, сведения, советы, гражданскую активность, кто передает, выдает, транслирует, — давление переносится на тех, кто потребляет, на тех, кто читает это, интересуется этим, обсуждает это, комментирует это в разговоре с кем-то, просто заглядывает одним глазом.
Вот в Беларуси это давно так и об этом уже существенно больше годыа — если основные события начались в 20-м год, — то два года это происходит. Люди знают, что твой собственный телефон содержит для тебя большую опасность. Ты выходишь с телефоном на улицу — тебя останавливают, телефон отнимаются, в телефон смотрят, — и на основании того, что у тебя в телефоне определяют твою вину. Ты читал такие-то ресурсы, ты участвовал в каких-то чатах, ты читал такие-то темы, комментировал такие-то сообщения, ты являешься потребителем этой информации, ты являешься еще подписчиком, не дай бог — всё, значит, ты преступник, ты враг и мы будем тебе судить, сажать, мучить и перевоспитывать.
Вот, собственно, это и наступило в России. Вообще, речь идет именно об этом. Если почитать обоснование для этих поправок, которые внесены МВД, они очень заковыристые, кудрявые и наукообразные. Там сказать, что для следствия не хватает инструментов, что информация, содержащаяся на удаленных серверах может быть коррумпирована… «Коррумпирована» на это языке не означает, что кто-то взятку дал, а означает, что кто-то мог изменить, кто-то мог внести какие-то поправки, что-нибудь изъять. И нам надо иметь возможность быстро, в режиме реального времени — в переводе на русский язык означает «прямо сейчас» — без санкций суда (мы потом спросим санкций суда, может быть, если поцелуете, а, может быть, и правда, спросим. А что, не получим, что ли?)…
О.БЫЧКОВА: Что мешает спросить и получит нужный ответ.
С.ПАРХОМЕНКО: …основание нам не дать эту санкцию. Если ее просить до события, то суд хотя бы может сказать: «Извините, у нас тут столько запросов, мы не успеваем» — и вы не получили санкцию. А если это можно делать потом, неизвестно когда, может быть, через полгода сделать или через пять, но, в общем, сделаем.
Без санкции суда мы можем получать доступ к удаленной информации. А главное не удаленной, а к приближенной. А кто такой прямо вот здесь, в телефоне? Молодой человек, дайте ваш телефон. Дайте ваш планшет. А что это вы сидите, здесь читаете в кафе? А что у вас открыто здесь? Вы какое-то видео смотрите? А что это за видео? А ну дайте-дайте! Мы посмотрим. А почему? А у нас оперативное мероприятие сейчас. Мы сейчас ведем следствие. Мы сейчас получаем доступ в режиме реального времени к удаленной информации в коммуникационной сети интернет.
О.БЫЧКОВА: С большой буквы, в кавычках.
С.ПАРХОМЕНКО: Поэтому ваш телефон дайте сюда, ваш ноутбук дайте сюда. Карманы вообще выворачивайте. Какая санкция суда? Никакой санкции суда.
Существует практика на протяжении несколько месяцев и лет в России, когда оргтехника, то есть гаджеты, телефоны, ноутбуки, компьютеры, жесткие диски, вообще всё, включая CD и наушники, которые сами по себе ничего не хранят внутри себя, но когда приходят с обыском, первым делом сгребают вот это все.
О.БЫЧКОВА: Наушник хорошая вещь, денег стоит.
С.ПАРХОМЕНКО: Именно. Почему? Какое это имеет отношение к делу? Что вы собираетесь там найти? — «Это имеет отношение к нашим оперативным мероприятиям». Но для этого хотя бы формально должна быть нужна санкция суда. И это вообще сложная затея. В 6 утра прийти к человеку, дербранить дверь. Если он не открывает, пилить ее болгаркой, укладывать его на пол, переворачивать всю квартиру, везти это все с собой. Зачем? Когда можно на улице подстеречь человека, выходящего за хлебом или за кока-колой. А, за кока-колой он не выходит — ее нет. За лимонадом он выходит. Он же с телефоном выходит, он выносит с собой все, что они хотят про него знать, этого человека.
О.БЫЧКОВА: Так белорусы теперь научились выходить на улицу с кнопочными телефонами. И где-то еще так делают, типа в Афганистане, в какой-то еще прекрасной демократической стране.
С.ПАРХОМЕНКО: Люди заводя привычки. Достаточно давно уже даже и в России у людей, которые перемещались через границу, была привычка удалять всякие лишние приложения с телефона, разные месенджеры, всякую почту и прочее. Тем более, что по нынешним временам это не сложно. Сейчас удалил, потом доехал до дому — поставил обратно. Потому что пересечение границы это опасный момент. Когда ты на паспортном контроле стоишь, к тебе могут подойти, что-то у тебя из рук выдернуть или потребовать посмотреть по каким-то таможенным причинам: «А что это у вас такой телефончик золотенький, а дайте посмотреть. А вдруг он правда из золота». Люди привыкли.
Теперь всего этого явно недостаточно. И совершенно очевидно, что люди, которые не пересекают никаких границ, не попадают ни в какие сложные ситуации, а просто выходят на улицу, надо понимать, что лучше иметь несколько телефонов, несколько разных гаджетов. Один — для использовавния коммуникационных нужд, общения с кем-нибудь, а другой — чтобы выйти за хлебом и отдать его в руки полицейскому, который посмотрит, повертит в руках, скажет: «А чего у вас тут нет?» Хотя белорусы дожили до того уже, что это само по себе является опасностью. Ровно, как в том анекдоте про гаишника: «А чего это ты так крадешься?» — как-то спрашивает гаишник, огорченный тем, что машина не превышала скорость. Так и тут: «А чего это у тебя телефон такой пустой? А чего в нем ничего нет? Ты, наверное, прячешь от меня чего-нибудь? А если найду?
Да, следующий этап, наверное, вот такой. Но надо понимать, что это все очень просто, что за всеми этими тонкими формулировками по поводу процессуальных сложностей, по поводу оперативных мероприятий, по поводу доступа к коммуникационной сети интернет лежит просто намерение дать оперативнику возможность засунуть руку к вам в карман и вытащить у вас телефон и посмотреть, что в нем. Или в любой другой предмет — планшет, ноутбук, что угодно.
О.БЫЧКОВА: Может еще вытащить немножечко денег. Иногда это тоже так работает.
С.ПАРХОМЕНКО: Ну, это начала произвола, тем более, что это замечательный способ шантажа, для устрашения, для деморализации. Современный человек, у которого только что отобрали телефон и на глазах читают, что в этом телефоне, он чувствует себя совершенно голым, беспомощным. С ним разговаривать просто, он на все соглашается. Он думает об этом все время. Ему просто подсунуть какой-нибудь документ для подписи. Это универсальное средство, форма психологического давления, в экстремальном случае — психологической пытки, несомненно. Это все завязанный друг на друга вещи. Это все часть того террористического инструментария, который приобретают российские силовые службы, карательные системы, спецслужбы для общения с российским населением, понимая, что война длинная, что впереди еще много всякого и что людей надо будет держать в руках тогда, когда они начнут понимать в массе своей, что война проиграна, что расплата близко, что ответственность вот она, и что ничего из этого не получилось. Будут же еще тяжелые моменты в жизни этой диктатуры, и к этому они тоже готовятся, в том числе, вот так.
О.БЫЧКОВА: Мы на этих дня наблюдали историю, которая похожа не то что на Беларусь, а она настолько выглядит по-советски и уходит корнями в очень знакомое многим прошлое, что мы прямо по шагам, по этапам можем сказать, что будет дальше. Я имею в виду то, что происходит в системе образования. Это и новый учебник истории для старших классов имени гражданина Мединского. И разные новости, связанные с преподавателями, как, например, увольнение из ВШЭ профессора Игоря Липсица, который является одним из основателей этого учебного заведения, этого университета, когда-то очень прогрессивного. И это просто абсолютно советские лекала. Прямо как по нотам разыгрывается эта партитура. Этот процесс начался сложными и, как многим казалось академическими обстоятельствами. Многие удивлялись, что это я трачу время — нас много, не только я, которые тратили свое время — что вы тратите время на какую-то Болонскую систему, обсуждаете какие-то тонкости?
О.БЫЧКОВА: А все, можно теперь на нее время и не тратить. Нету Болонской системы.
С.ПАРХОМЕНКО: А это было начало процесса. Начинается вот этими тонкими, деликатными академическими обстоятельствами: «Что мы будем делать с бакалавриатом?» А заканчивается тем, что профессору ВШЭ, известному в мире специалисту, основателю этого крупнейшего и лучшего на протяжении многих лет университета говорят, что мы можем вам предложить работу мойщика посуды или паспортиста.
О.БЫЧКОВА: Это Липсицу так говорят?
С.ПАРХОМЕНКО: Он получил, как положено по закону, по кому трудовому кодексу когда человека увольняют таким образом, ему нужно предложить альтернативы. Он получил альтернативы. Там был мойщик посуды и паспортист. Он написал про это. Он обдумал эти возможности, но, в конце концов, решил, что, пожалуй, лучше он согласится с увольнением, не будет принимать эти вакансии, которые были ему предложены.
О.БЫЧКОВА: Это потрясающе. У меня был дедушка, профессор археологии в Свердловске в университете, и когда наступал 37-й год, он из своего университета, из своей кафедры ушел работать счетоводом в контору кооперации, потому что это был единственный способ выжить, спастись и как-то отползти в сторону, защитить свою семью.
С.ПАРХОМЕНКО: Мы бесконечно это видели, когда развивался «Последний адрес», и мы занимались историями разных репрессированных, что последний адрес — вот, а последнее место работы это что? — кладовщик, счетовод, сторож, истопник.
О.БЫЧКОВА: Да, абсолютно.
С.ПАРХОМЕНКО: Это не тот случай, когда в 60-е, 70-е годы это было убежищем для интеллигентных студентов, которые нанимались…
О.БЫЧКОВА: Нет, это был просто способ выживания.
С.ПАРХОМЕНКО: Это было всё, что этим людям было предложено. И на склоне лет — это мог быть профессор, академик, офицер, кто угодно.
Процессы эти начинаются обычно с чего-то сложного и тонкого, а заканчиваются очень грубо. И вот теперь речь идет просто об увольнении профессоров массовом. Речь идет просто о создании муляжей школьных учебников. За то время, которое прошло с момента появления этого учебника истории. И главное открытие, которое все сделали, заключается в том, что это никакой не учебник, а это имитация учебника. Это набор бессвязных сведений, невероятно халтурных. Мы-то про Мединского все знали, в конце концов, мы в свое время еще его диссертацию изучали.
О.БЫЧКОВА: В смысле его стыренную диссертацию.
С.ПАРХОМЕНКО: У него есть разные. У него есть диссертации, которые он украл, а есть те, которые он реально написал сам, но они представляют из себя полную ахинею. У него диссертаций три, как известно. И с ними три разные ситуации. Но главное, когда ему отказали в праве быть ученым, когда ему историческое российское сообщество сказало: «Вы не историк, вы самозванец. Вы не можете именоваться доктором исторических наук». Это же не «Диссернет» ему сказал, это ему сказало сообщество российских историков как раз на основании той диссертации, которая была признана чушью, а не воровством. Такая у него тоже есть.
И в очередной раз оказалось, что это чушь. Это, конечно, хорошая новость, потому что она не будет иметь никакого существенного эффекта. Чушью трудно забить голову, она осыпается как-то сама и не оставляет никакой памяти, не влияет на мировоззрение. Просто некоторое количество детей вынуждено будет потратить много времени, выучивая наизусть всю эту ахинею.
С.ПАРХОМЕНКО: Мне осталось полминуты, чтобы упомянуть важную вещь, важный прецедент, который случился. Это прецедент с компанией «Мерседес», которая, как сообщают нам, отключила российские дилерские центры и центры обслуживания автомобилей от онлайн-сервисов. Это очень важная вещь. Мы обсуждали это недавно с Сергеем Алексашенко в моем YouTube-канале, когда говорили о том, что необходимы, в том числе технические средства слежки за нарушением санкций. И важнейшая часть этих средств — это современная ложная техника, связанная со своим производителем онлайн через интернет. И производитель сохраняет власть над ней. И если производитель не хочет, чтобы его техника оказывалась объектом серого и черного импорта в нарушение санкций, он может это сделать, может превратить это в бессмысленный кирпич.
В случае с «Мерседесом» это еще не совсем так. Речь идет только об обслуживании и так далее. Но мы увидим более жесткие, серьезные случаи, построенные вот на этом.
О.БЫЧКОВА: Всё, мы поняли тебя. Спасибо большое. Это Сергей Пархоменко, Ольга Бычкова. «Живой гвоздь». «Особое мнение». До встречи! Пока.