«Особое мнение» Геннадия Гудкова
В любом случае надо себя сохранять. Сохранять свой потенциал, взгляды, идеи, постараться не подставиться под репрессивную машину. Я думаю, что впереди грядут события, когда все эти десятки миллионов людей, мыслящих как свободные, нормальные люди, будут России очень нужны. И я думаю, что это будет очень скоро…
В. НЕЧАЙ: Ну что ж, 11 часов и 1 минута сейчас. Меня зовут Валерий Нечай. Вы смотрите программу «Особое мнение» на канале «Ищем выход». И я с удовольствием представляю нашего гостя, политика и полковника ФСБ в отставке Геннадия Гудкова. Здравствуйте, Геннадий Владимирович!
Г. ГУДКОВ: Да, я вас также приветствую и приветствую всех зрителей. Готов к вашим расспросам, допросам и информационным поводам.
В. НЕЧАЙ: Да, давайте без допросов, как бы это не по нашей, скажем так, стезе. Но, тем не менее, да, давайте про вопросы. Я вообще хотел построить начало нашего разговора с публикации документалиста и журналиста Андрея Лошака на сайте «Эхо». Грубо говоря, там у него интересная публикация вышла, и я хочу по ней просто пройтись. Вот Андрей пишет: «Чем меньше у диктатора легитимности, тем больше процентов он себе рисует. Нарисовали почти 90%, а в реальности, наверное, их не больше 50%». Как вы думаете, сколько Путин на самом деле получил бы?
Г. ГУДКОВ: А это не имеет сейчас никакого значения, это невозможно оценить. Потому что что на самом деле получил Путин? Если бы он был кандидатом в президенты нормальным, если бы был кандидатом в президенты еще кто-то, он бы вообще ничего не получил.
Вот смотрите, в Париже проголосовало 3.600 с лишним, почти 3.700 граждан России. Экзитполы стояли, честный экзитпол — Путин получил 11%. Он проиграл не только Даванкову, он проиграл Навальному. За Навального (это испорченные бюллетени) было 28%, что ли, 29%. То есть мертвый Навальный сильнее Путина, с точки зрения общественного мнения — по крайней мере, демократической части. Это без всякой агитации, без всякой пропаганды, без всякой политической борьбы, без каких-то там распространителей газет, листовок и так далее.
Обратите внимание, что когда возникает ситуация мало-мальски свободная, Путин с треском проигрывает. Я думаю, что при честной политической борьбе он даже не смог бы выдвинуться, за него бы никто подписи не собрал. Ну, может быть, даже и собрали бы вот эти отряды отмороженных бабок, «отряды Путина», но это все было бы какое-то позорище, потому что нос бы воротили. А уж когда начали бы разоблачать Путина открыто, публично — какой там, его бы просто в тюрьму посадили во время избирательные кампании по совокупности совершенных преступлений.
О чем мы говорим, какой у него может быть рейтинг? У него не может быть никакого рейтинга реального, потому что все это рейтинг страха, рейтинг репрессий, рейтинг обмана, рейтинг агрессивной пропаганды и голосования под дулом пистолета, под оглушающие крики из всех утюгов кремлевских пропагандистов. О чем мы говорим? Нет там никакого рейтинга.
Если вы говорите о тех, кто поддерживает войну сейчас, мы можем сейчас говорить о рейтинге оболваненного населения. О проценте, вернее — не о рейтинге, а о проценте оболваненного населения. Какой процент населения оболванен сейчас этой пропагандой? Да, я думаю, что жестко зашоренные на уровне фанатичной веры и абсолютной безмозглости — это примерно процентов 20-25. Остальные в разные степени восприятия этой пропаганды. Вот примерно так.
В. НЕЧАЙ: Но при этом вы же понимаете, что огромное количество людей говорит, что Путин — это их президент, все равно. Они не оболваненные, они просто реально в это верят.
Г. ГУДКОВ: Как это они не оболваненные? Только оболваненные люди могут это говорить. Только оболваненные. Я все время говорю, что у Путина две категории, которые его поддерживают — это дураки и подонки.
В. НЕЧАЙ: Дураки и дороги.
Г. ГУДКОВ: Ну нет, а чего? Назовите мне третью категорию. Я не нашел. Я долго об этом думал, много-много думал. Дураки — это люди, которые оболванены, которые ни черта не понимают. Там бабки говорят: «Вот у нас там дороги нет, вот у нас там срать некуда, воды нет, колодцы испорчены, но мы за Путина, потому что это наш президент». Это что такое? Взять условно разумное существо. Назвать человека разумным — это еще надо заслужить такое право. Мы все в известной степени разумны. А тут уж порой степень идиотизма — она прямо на лице написана. Ну что же, ребята, давайте…
Я все время вспоминаю анекдот. Ельцин — по-моему, Ельцин, — говорит американскому президенту: «Вот смотрите, у нас топить нечем завод, холодно, а они ходят. Жратвы нет, в очередях стоят, а они вот ходят. Вот у нас там сейчас электричество с перебоями, а они все равно ходят на работу». Американский президент думал долго: «Слушайте, а может вам дустом их попробовать?». Тут что объяснить — ну попробуйте дустом, действительно. Потому что они как жили в этом говне, так еще и дустом их попробовать. Может, тогда они подумают, почему они так живут в самой богатой стране мира. Путин же заявляет, что какая мы — пятая экономика, или третья экономика, или уже первая экономика, а они в дерьме живут. У них ни газа, ни воды, ни дорог, ни черта нет, а они за Путина.
Это дураки. И оболваненные пропагандой тоже дураки, которые верят в какие-то скрепы, в какое-то величие. До них не доходит. Ну мозги работают так у человека, что человек становится зомбированным существом. Бежит с вытаращенными глазами: «Ура, вперед!», непонятно куда, поддерживает. Что, Пол Пота не поддерживали, Гитлера не поддерживали, Сталина не поддерживали? Я говорю: сдох тиран — страна захлебнулась слезами с горя. А он их уничтожал миллионами. Миллионами гнал на фронт, уничтожал в Гулаге, сотнями тысяч ставил к стене — и ни хрена, они еще рыдали после этого. Понимаете, до какой степени можно оболванить население?
Вот дураки — первая категория. Вторая — подонки. Подонки — они отличаются от дураков тем, что они не дураки. Они все прекрасно понимают. Но они сделали служение дьяволу источником своего обогащения, власти, роскоши, похоти — всего, чего хотите. Вот две категории. Назовите мне третью, которая может поддерживать Путина. Даже на Западе — вот мы говорим, «полезные идиоты». Ну, идиоты, дураки — разные степени…
В. НЕЧАЙ: Еще в советское время было большое количество таких людей, да.
Г. ГУДКОВ: Такие же дураки и подонки. Потому что подонки, которые извлекают из этого прибыль и ни черта в это не верят. Как Путин. Какую свечку он там держит в храме? Какая, к чертовой матери, вера может быть у него, во что, если он людей убивает, травит? Не убий, не укради — заповеди с чего там начинаются библейские, христианские? Ты сначала не укради, не убий, а потом уже иди со свечкой в этот самый храм. А он там стоит со смиренным видом, один, без ансамбля — сам бля.
В. НЕЧАЙ: Но вы же знаете, что он потом скажет, что это не мы первые начали эту войну.
Г. ГУДКОВ: Мы это знаем, мы это видели — война в онлайне. Но я как бы доверяю больше своим глазам, чем Путину. И когда я в онлайне вижу всю эту войну… Это первая война, которая идет в онлайне. Фашистские лидеры падали в обморок, когда им показывали, что они сотворили в концлагерях. Они падали в обморок на Нюрнбергском процессе — не все, но многие. Потому что они этого не видели. Что-то происходит, мы там дали команду, что это нелюди. Евреи, цыгане и большевики, коммунисты — это нелюди, можно что угодно с ними делать. Потом, когда им показывали, что там делали, многие из них в обморок падали. Так эти хуже, чем фашисты и нацисты в Германии, потому что у них все в онлайне. Они же все это видят, они знают, что творят, и видят, что творят.
В. НЕЧАЙ: Более того, я вам добавлю, что там есть огромное количество людей, которые говорят, что недостаточно жмут.
Г. ГУДКОВ: Это уже все.
В. НЕЧАЙ: Нет, это я вспоминаю Маргариту Симоньян.
Г. ГУДКОВ: Палачи и садисты. Это какое-то садистское государство, государство садистов. Даже смерть Навального и издевательства над ним — ну не трогали никогда лидеров, никогда не измывались, не издевались над генералами. Все-таки как-то… Тот же Генерал Карбышев, который был примером, убит — ему сколько предлагали, сколько делали предложений, сколько хотели дать ему все условия, лишь бы он… Он был инженер, военный инженер высокой квалификации. К генералам другое было отношение. А Навальный — генерал. Даже не генерал, а главнокомандующий другого войска. Но вот так вот издеваться, измываться — это о чем говорит? Что садистское начало в Кремле чрезвычайно высоко. То есть оно какое-то…
Я вот когда смотрел вот эти музеи пыток… Есть в Европе музеи пыток. В разных странах, и в Испании, и в Венгрии — да везде они есть. И музей мадам Тюссо показывает подвал этих пыток, казней. Я обратил внимание и пришел к однозначному выводу, что садистские наклонности присущи людям с серьезнейшими, глубочайшими психическими расстройствами и абсолютно чудовищными комплексами неполноценности. Мы же видели. Допустим, когда были запрещены половые отношения, вот эти пыточные орудия все были направлены на ущемление гениталий и так далее, на доставление человеческой боли.
В. НЕЧАЙ: Геннадий Владимирович, ведь ровно про то же самое писал еще тот же Солженицын в «Архипелаге Гулаге» — как допрашивают следователи.
Г. ГУДКОВ: Конечно. Они убогие, они закомплексованные, они нищие духом. Они осознают эту свою убогость, и вот это толкает их на то, что он тащатся, получают огромное удовольствие от того, когда унижают, ломают людей, доставляют им боль и так далее. Вот этот сброд сейчас собрался вокруг власти в России. И те, кто еще такими не был, такими становятся в процессе вот этой эволюции. Знаете, как куколка превращается в личинку, абсолютная власть превращает людей в чудовищ.
В. НЕЧАЙ: Ну, когда вы говорите про музеи пыток, нам здесь зрители напоминают, что в Петербурге и в Москве тоже они есть. И видимо, есть те, кому интересно посмотреть, как это работало. Тоже, знаете, интересно понаблюдать.
Г. ГУДКОВ: Нет, чудовищные пытки и издевательства — они присущи России в целом на протяжении многих веков. А самый разгул вот этого мракобесия — это был сталинский период. Что там творили палачи сталинские — такое даже, наверное, не снилось и нацистам в Германии. Ведь нацисты же приезжали сюда в Гулаг, учились. Гестапо училось у НКВД.
В. НЕЧАЙ: Я ничего не слышал об этом.
Г. ГУДКОВ: Ну вот здрасьте. Это документальные данные. Сюда приезжали гестаповцы, им тут показывали организацию вот этих лагерей. Это было как раз накануне, когда Сталин дружил с Гитлером, и они сидели… Вот этот период — 1938-1939 год, 1940. Приезжали сюда, учились. Так что друг у друга перенимали опыт.
В. НЕЧАЙ: Вы нам расскажите, как так получилось. Вы же с Путиным, извините меня, из одной структуры вышли. Там что, этому не учили?
Г. ГУДКОВ: Ну, Гитлер вышел из художественной структуры. Он вообще, так сказать, свой для художников. У него в свое время неплохие работы были. Пол Пот вообще-то инженер по образованию.
В. НЕЧАЙ: А Сталин стихи писал.
Г. ГУДКОВ: Сталин писал стихи, Сталин вообще недоучившийся священнослужитель.
В. НЕЧАЙ: Семинарист, да.
Г. ГУДКОВ: Кому в чем не повезло.
В. НЕЧАЙ: А что вам-то про это рассказывали? Про пытки, про все такое.
Г. ГУДКОВ: Где?
В. НЕЧАЙ: В ФСБ, в КГБ тогда.
Г. ГУДКОВ: Ну, в КГБ пыток не было как таковых. Была карательная психиатрия. Понимаете, тогда не было такого расхождения общества, тогда не было миллионов против. Как бы это сказать? Было очень тоталитарное общество. Вот я, например, начало своей карьеры — была Коломна, Коломенский район. У нас ничего не было. Я вот не помню ни одного серьезного какого-то дела, чтобы там было в Коломенском горотделе, допустим, по 5-й линии так называемой. По крайней мере, в то время, когда я там работал, я не могу ничего вспомнить. Тогда по линии шпионажа, по линии защиты госсекретов все это было, поскольку там много чего было нашпиговано в Коломне. А по этой линии не было ничего.
И поэтому уровень репрессий тогда, в позднем Советском Союзе был в десятки раз меньше, а уж по жестокости тем более, чем это сейчас. То есть просто в десятки раз ниже. Можно сказать, что поздний СССР был довольно такой вегетарианский. (обрыв связи) А у нас что-то пропало. Алло?
В. НЕЧАЙ: Да, приношу извинения нашим зрителям. Вот так бывает, что свет вырубается всюду, во всем доме. Но, тем не менее… Это вот как только про КГБ заговорили.
Г. ГУДКОВ: Вот и я хотел сказать, что нас с вами слушает внимательно товарищ майор. Видимо, ему обрыдло это слушать, он взял и вырубил наш разговор.
В. НЕЧАЙ: Да, ладно, я тогда зрителям скажу, что самое время поставить лайк, несмотря на то, что мы вам тут устроили свистопляску и светопляску. Как нас поддержать — нам правда очень важна ваша поддержка, — вы можете прочитать в описании к этому видео.
Ладно, вот есть еще одна тема, про которую я хотел поговорить. Эта статья Владимира Пастухова, политолога. Он считает, что вакуум политической жизни будет заполняться террором. Мы сейчас проводим опрос у нас на канале. Вы знаете, 92% проголосовавших, а это почти 1000 человек, считают, что так и будет. Как так?
Г. ГУДКОВ: Как так? Как будто этого не было. Мы просто повторяем историю в каком-то извращенном виде. Потому что раз нет политической конкуренции, нет политической борьбы, нет гражданских инициатив — почему нет? Потому что враги. А что кругом враги, тогда надо каждый день подтверждать, доказывать и показывать. Тем более на самом деле в России миллионов 30 взрослого населения, если не больше, являются противниками режима и противниками войны.
И сейчас вот эта репрессивная машина начнет доказывать Путину, что без нее он и дня не проживет. Так же, как НКВД доказывал Сталину… Ну, у Сталина там психиатрическая проблема, но это другой вопрос. Сейчас вот система начнет доказывать, что она не зря ест хлеб, что ей нужно больше хлеба, больше денег, больше полномочий, и что она является главным инструментом удержания и сохранения власти. По сути дела, главная несущая конструкция этой власти.
Это первое. Второе, что ждет Россию — скорее всего, новая волна мобилизации. Я думаю, что она будет носить более жесткий характер, потому что, как бы сказать, добровольно-принудительная мобилизация, похоже, исчерпала себя.
В. НЕЧАЙ: А что, денег больше платить не будут?
Г. ГУДКОВ: Будут платить. Нет, деньги платить будут, но она будет… То есть сейчас, если мы говорим о мобилизации добровольно-принудительной — все-таки приходишь, подписываешь контракт, или там тебя подталкивают подписать этот контракт и платят деньги. Но вроде как ты сам пришел и дал согласие. А тут без согласия будут призывать, но деньги, конечно, будут пока платить. Денег там достаточно на это дело.
Поэтому, скорее всего, сейчас будет новая волна такой мобилизации, загоняния людей на фронт. Я могу сказать, что аналогичные действия, к сожалению, придется принимать и Украине. Они к этому тоже, по большому счету, морально, и не только морально, готовятся. Есть там понимание, что придется прибегнуть к этой мере.
Так что я думаю, что россиян ждут репрессии, волна новой мобилизации, повышение цен, огромное количество техногенных катастроф. Потому что деньги изымаются из всех секторов экономики и перебрасываются на войну и на все то, что ее обеспечивает. Снижение уровня социальной медицины, образования и так далее. Ну, образование будет подменяться патриотизмом. Тупые и преданные — вот это все, что нужно от образования путинскому режиму. Выпускники школы должны быть тупыми и преданными.
В. НЕЧАЙ: Но вы же понимаете, что военные самолеты тупые выпускники школ сделать не смогут.
Г. ГУДКОВ: Ну, для этого будут сделаны отдельные классы. Их там нужно будет немного относительно, чтобы инженерные кадры какие-то сохранились в оборонной промышленности. А в основном нужны тупые и преданные в широкой массе, чтобы не раздумывая, не думая и не размышляя, шли на фронт и превратились в пушечное мясо в эту мясорубку. Примерно так. В общем, рост цен, снижение качества жизни и так далее — это ждет россиян в ближайшее время.
В. НЕЧАЙ: Что-то как-то не очень весело.
Г. ГУДКОВ: А что ж тут веселиться-то?
В. НЕЧАЙ: Да уж. Но вот Владимир Пастухов обращает внимание на то, что драйвером террора будут не верхи как раз, то есть не Путин сотоварищи — они-то просто с радостью на это будут реагировать, а на них будут напирать низы, которые будут хотеть новых кровавых зрелищ. Как вы про это думаете?
Г. ГУДКОВ: Ну, это понятно, это все правила системы. Тут опять никакого нового открытия нет. Как работал НКВД? Вот я когда пришел в Коломенский горотдел, меня это жутко интересовало. Почему? Потому что куда я пришел, в отдел КГБ, туда когда-то в 1938 году отвели моего деда, и он не вернулся. Он был убит. Поэтому меня, конечно, интересовала эта история не просто так, гипотетически — она была связана с историей моей семьи.
И вот там работал у нас, оформлял допуска, мужик, который тогда еще, те времена помнил. Он тогда был молодым пацаном, работал в этом отделе. И он нам рассказывал, что поступала разнарядка московского вот этого областного — не знаю, как он назывался, — вот этого областного НКВД. Поступала разнарядка в отдел: допустим, вам надлежит в течение года найти врагов по 1-й категории 800 человек, или 400 человек, по 2-й категории 1200, и по 3-й категории какое-то еще количество — ну, там поменьше было. Первая категория — это на расстрел, вторая категория — это была на длительные сроки в Гулаг, и третья категория — это какие-то там трудовые повинности, лет 4-5; тогда это считалось вообще практически подарком, в те времена.
И вот он говорит: «К нам приезжали, мы получали эту разнарядку, начинали, и потом каждый отдел Московской области давал встречный план. Что в связи с тем, что у нас врагов больше, чем мы думали, что у нас там вражеские происки и так далее, просим нам дать дополнительный план. Предлагаем, что мы по 1-й категории не 400 человек, а 550. По второй категории не 1200, а мы там 1600 берем на себя обязательство». И вот каждый отдел брал на себя обязательство.
То есть эта инициатива снизу — она поощрялась, и она превращала НКВД в опричнину, когда они что хотели, то и делали. У кого хотели, отнимали имущество, у кого хотели, отнимали квартиры. А сейчас, с учетом коммерциализации и продажности общества, это будет приобретать массовый характер. Так что, предприниматели, сваливайте, пока вам еще не открутили все, руки-ноги не поломали, не зажали дверными косяками что-то и не отняли все деньги.
То есть сейчас будет идти ограбление всех и вся под предлогом борьбы с врагами народа. Это совершенно очевидно. Это же все мы проходили, это все уже знаем, мы все это понимаем. То есть вот этот низовой уровень активности будет поощряться вверху. Конечно, все это идет сверху. Это не то что там давление снизу, ни хрена. Каким-то бешеным псам дали возможность всех кусать, грызть, отнимать и прочее — вот они и побежали. Посадили бы их на железную цепь, никуда бы они не побежали.
Логика исторического развития — она совершенно очевидна, тут сомневаться даже не приходится. Вон посмотрите, в моей родной Коломне сейчас какой-то случай идиотский произошел… Ох, забыл уже. Девчонку за что-то задержали — сейчас не могу вспомнить, какой-то маразм полный, совершенно полный. И вот ее держали в МВД с полуторалетним ребенком, ждали, когда фсбшники приедут.
Вот настолько деградировала моя родная Коломна… Я помню этот отдел, помню этих офицеров, которые, в общем-то, не позволяли себе никогда ничего плохого. Вот настрой был такой, что в 1991 году КГБ СССР отказался стрелять в народ. Причем на тот момент еще никто не понимал, кто победит, но отказались стрелять в народ и сделали возможной революцию 1991 года в Москве. Я очень хорошо это время помню. То есть другие были люди. А сейчас это будет просто банда, которая будет измываться над людьми. Ну, может быть, не все, может, кто-то уйдет сейчас со службы. Может быть, такие еще остались, немного приличных людей. Но в целом это будет грабеж. Тотальный грабеж.
В. НЕЧАЙ: А вот скажите, можно ли просто взять так и уйти со службы? Неужели нет никаких других завязок? Не начнут ли потом тогда… родителям? Как у вас в семье случилось.
Г. ГУДКОВ: Нет, в наше время нельзя было уйти со службы просто так, захотел — ушел. А сейчас можно. Либо по истечению контракта. Сейчас контракт максимальный подписан на 5 лет, через 5 лет можешь уйти.
В. НЕЧАЙ: Да, но мы же с вами говорим сейчас про букву закона, а я-то вспоминаю про то, как, допустим, к вашему же Дмитрию — кто там? — к теще приходили, хотели посадить и тому подобное. Есть же способы давления другие.
Г. ГУДКОВ: Да, но там наша родственница была заложником. Конечно.
В. НЕЧАЙ: Можно взять кого угодно. То есть не так просто будет уйти со службы.
Г. ГУДКОВ: Нет, не надо уходить со службы, сказав, что я ненавижу Путина и всю эту систему. Там же можно прикинуться больным, хворым, можно прикинуться по каким-то семейным обстоятельствам, еще что-то. То есть там тысяча способов существует уйти с этой службы. Ну, может, не тысяча, но десятки.
В. НЕЧАЙ: Тогда не будем, грубо говоря, подсказывать варианты тем, кто будет следить за тем, как люди уходят со службы или не уходят. Ясно.
Г. ГУДКОВ: Сейчас, вы знаете, огромное количество людей ушло со службы. С МВД, со Следственного комитета, с ФСБ, с прокуратуры. Очень многие люди просто ушли. Под различными предлогами. Огромный отток кадров, чудовищный был. И было понятно, почему люди уходят — потому что они не хотят мараться. И этот процесс продолжается до сих пор.
Понимаете, даже сейчас в системе не все подлецы, мерзавцы и негодяи. Я вас уверяю. Я это, может быть, немножко лучше чувствую и знаю, чем другие. И они стараются сейчас найти любую возможность досидеть, дотерпеть, допустим, до какой-то минимальной пенсии, до погашения ипотеки на квартиру и тут же моментально подать рапорт и уйти. Такие люди есть, и их достаточно много, даже сейчас. Отток кадров был огромный.
В. НЕЧАЙ: Вопрос, кто будет на их место приходить дальше.
Г. ГУДКОВ: А мы уже видим, кто на их место приходит. Я же это все видел собственными глазами. Приходят голодные с каких-то там регионов, садятся в эти кресла, готовы служить, готовы выполнять любой приказ — вот от слова «любой». Абсолютно беспринципные. Качество кадров там сейчас ниже плинтуса, морально-нравственное вот это качество. Еще раз говорю, подчеркиваю: не все, но очень много сейчас тех, кто такие голимые карьеристы, коррупционеры, которые используют службу для обогащения. Качество кадров отвратительное сейчас в целом. Конечно, в этой системе есть разные люди — всегда бывают разные люди, при любых ситуациях. Но в целом система занимается отрицательной селекцией кадров.
В. НЕЧАЙ: Понятно. Вот на этом давайте ненадолго прервемся, буквально на минуту. Зрителям я хочу сказать, что очень важно сейчас поставить лайки, никуда не уходить. И заодно, кстати, проголосуйте — может быть, вы поддержите позицию Геннадия Гудкова, который говорит, что есть приличные люди в правоохранительных структурах. Есть или нет — это голосование у нас сейчас идет, а сейчас короткий перерыв, буквально на минуту.
Г. ГУДКОВ: Неожиданное голосование такое.
АНОНС.
В. НЕЧАЙ: Это у нас продолжение программы «Особое мнение» с политиком и полковником ФСБ в отставке Геннадием Гудковым. И зрители нас тут просят вас спросить, Геннадий Владимирович, а что же это за история с Даванковым такая была. Зачем вот это все? Видите, сначала его называли антивоенным кандидатом, а теперь он там чуть ли не зигует.
Г. ГУДКОВ: А причем здесь Даванков, я не понимаю. Даванков, за которого голосовали, отдавали голоса?
В. НЕЧАЙ: Да, тот самый.
Г. ГУДКОВ: Так это же, Даванков — это был, так сказать, абсорбент протеста. Электорального протеста, конечно. Давайте проголосуем за любого кандидата, наименее токсичного. Там же и Навальный говорил якобы в своем этом предсмертном письме про «Фотон», кого выберет этот «Фотон». Потому что люди сочли, что в пику Путину они будут голосовать за любого другого кандидата, чтобы испортить протоколы, вот эти результаты голосования за рубежом. Поэтому за рубежом побеждал Даванков как наименее токсичный кандидат, вот и все.
Конечно, люди проголосовали и тут же его фамилию забыли. Потому что дело не в Даванкове было, а дело в том, чтобы не за Путина. У меня, например, моя помощница стояла 5 часов. Я говорю: «Ты где? Давай на митинг приходи». — «Ой нет, мой гражданский долг, я сейчас хочу проголосовать против Путина». — «Так то, что ты пришла, уже достаточно, что ты уже проголосовала. Давай, приходи на митинг, тут надо работать». Она 5 часов стояла и проголосовала. Я говорю: «Ты за кого?». — «Ну, я, конечно, испортила бюллетень, а вообще люди за Даванкова в пику Путина. Не хотели портить бюллетень, и на всякий случай безопасный способ вот был такой — за Даванкова за этого».
Даванков везде побеждал не потому, что… Его никто не знает. Если бы он шел в этот день в очереди, его бы там никто не узнал. Просто лишь бы за кого. Это называется, я проголосую лишь бы за кого, лишь бы не за Путина. Но если Путин во Франции набрал 11%, а в Нидерландах по экзитполу набрал 1%, а где-то еще 3% набрал — в Австрии, в Вене; там много наших, они там его прокатили со страшной силой.
В. НЕЧАЙ: Ну да. Кстати, про вот эту историю с «Полуднем против Путина». Это было правильно или нет, как вы думаете?
Г. ГУДКОВ: Правильно, конечно. Я вам даже скажу, что люди это всё почувствовали. Люди, которые стояли в этих очередях, были очень рады, что их много, что они общаются, что они на одной волне. Это была какое-то такое — знаете, солидарность была такая, зримая.
В. НЕЧАЙ: Это вы про свою парижскую очередь говорите или где-то там в России?
Г. ГУДКОВ: Не только, и в России тоже. Просто в России думали, что придет к избирательному участку толпа. Нет, я же объясняю всем, что в России 94 тысячи избирательных участков, и весь вот этот «Полдень против Путина» размазан был на 94 тысячи пунктов. Ну пусть не 94, там некоторые были объединенные, в одном здании. Но все равно 90… Хорошо, 90 тысяч различных участков. И если на 90 тысяч участков пришло по 5 человек, это уже получается полмиллиона. А здесь стояли…
В Париже не самое большое количество проголосовавших — 3670 или 3680 было получено бюллетеней только. Это в течение дня. В Париже пришлось продлять. Они там ни хрена не подготовились, не ожидали, там никогда такого не было. Они же не были готовы к этому. Они не подготовились, поэтому они пришли, и им пришлось 2 часа лишних работать. И люди упорно голосовали против Путина, стояли до конца, до победы стояли.
В. НЕЧАЙ: Элла Памфилова что говорит? «Люди были недовольны тем, что портят бюллетени, и вот они пошли и встали в эту очередь».
Г. ГУДКОВ: Да Элла Памфилова может что угодно говорить. Ее кто слушает? Все увидели, что «Полдень против Путина», вот это протестное голосование вывело миллионы людей на улицы. Люди увидели друг друга. Они поняли, что они не одни. Это настолько важно в морально-психологическом отношении, что можно все остальное списать.
Это был флешмоб, стратегия делегитимизации Путина. Вот мы пытаемся сейчас добиться принятия соответствующей резолюции. ПАСЕ приняла, Европарламент сейчас будет голосовать, Национальная ассамблея Франции… Мы договорились, сейчас ребята внесут, депутаты местные — в смысле, французские депутаты, — внесут соответствующую резолюцию о непризнании итогов выборов. В любом случае мы видим, что и в других странах такая же ситуация. Мы боремся за непризнание. Вчера я встречался с американскими коллегами призвал их пожестче отнестись к этим выбором, к их итогам, ну и так далее.
В. НЕЧАЙ: Это вы с коллегами по ФСБ?
Г. ГУДКОВ: Нет, вы знаете, в КГБ я работал 10 лет, а в политике я уже 30.
В. НЕЧАЙ: Бывших не бывает.
Г. ГУДКОВ: У меня много коллег. Я, безусловно, в первую очередь считаю своими коллегами политиков западных, ну и, безусловно, специалистов в области безопасности, конечно.
В. НЕЧАЙ: Да уж. Кстати, по поводу безопасности, раз уж заговорили. Тут отмечают, что несмотря ни на что, несмотря на этот разрыв, войну, СВО и тому подобное, американцы, русские и европейцы все равно обсуждают вопросы безопасности друг с другом, обращая внимание на Исламское государство так называемое и все подобное. Думаете, это правильно?
Г. ГУДКОВ: Ну, это по необходимости. А куда деваться? Эти контакты сократились примерно в 40 раз, грубо говоря, условно. Вот чтобы понимали понимали уровень. Вообще-то вы знаете, что когда нормальная Россия была или более-менее нормальная (она с 1993 года уже стала портится), было представительство ФСБ в Соединенных Штатах Америки, и здесь представительство ФБР было. И было прекрасно налажено сотрудничество по борьбе с международной наркомафией, с международным терроризмом, с международными всякими этими фальшивомонетчиками и так далее. И еще по всей этой палитре — по работорговле и так далее. Там было много направлений, где начиналось нормальное, серьезное, вменяемое и честное сотрудничество. То есть было такое время, когда были представительства спецслужб на территории Соединенных Штатов Америки и России. И нормально работали.
Вы знаете, на профессиональном уровне нет конфликтов. Вот когда я перестал быть офицером КГБ и пошел в политику и так далее, в бизнес, я встречался с коллегами по безопасности, бывшими офицерами, отставными, не отставными, ЦРУ, ФБР, БНД — ну, может, не БНД, контрразведок. Они ко мне относились как к своему. Никакого не было, …никаких не было. Просто мы делали каждый свою работу, и каждый друг друга уважал.
В. НЕЧАЙ: Сейчас соловьевские возьмут вот эту цитату вашу про то, что относились как к своему.
Г. ГУДКОВ: И чего?
В. НЕЧАЙ: И покажут.
Г. ГУДКОВ: Как к своему, как к профессионалу, да. С уважением относились. Это типично для взаимоотношений офицеров спецслужб. По крайней мере, было так. А что в этом плохого, я вообще не понимаю. Корпоративный дух спецслужб достаточно высокий. Я там не знаю, как в полиции — наверное, тоже есть, но вот среди бывших сотрудников спецслужб корпоративный дух, уважение взаимное — это присутствует.
Я тут недавно повстречался (не буду называть страну) с представителями, скажем, контрразведки. У них был вопрос интересный. С большим уважением ко мне относились. Просто не как к политику, а как к человеку из их профессионального цеха. То есть это был совершенно другой уровень общения. Это присуще спецслужбам, кстати говоря.
В. НЕЧАЙ: Это то, что называется офицерской честью, в том числе, правда?
Г. ГУДКОВ: Наверное, какое-то понимание, что мы делаем работу, мы делаем ее честно, мы не подлые. Короче говоря, как-то вот так по-нормальному. Тем более они мою биографию знали. Видимо, это добавило какого-то уважения — наверное, мне так показалось.
В. НЕЧАЙ: Здесь наши зрители возвращают нас к результатам выборов и всего остального. Я обращаю внимание тоже, что в этой публикации своей Андрей Лошак сказал, что в России общества нет. Есть люди, а общества нет. Вы согласны с этим?
Г. ГУДКОВ: Гражданского общества не может быть при диктатуре. Диктатура выжигает каленым железом все — политические партии…
В. НЕЧАЙ: Ну а что тогда остается-то?
Г. ГУДКОВ: Люди остаются. Я все время говорю, что у нас десятки миллионов людей внутри России — это наши союзники, это люди мыслящие, понимающие. Это резерв России будущего — кадровый резерв, политический, научный, технический, человеческий. Конечно. В России не было никогда такого, как… То есть тоталитаризм в России не абсолютный. Вот эти годы условной, относительной демократии воспитали определенное поколение людей. И этих людей десятки миллионов, которые не являются частью тоталитарного режима.
Такой ситуации не было никогда. Если мы вспомним Советский Союз, а до Советского Союза царизм, конечно, это было тоталитарное общество. При царе меньше, а уж при большевиках это было полностью тоталитарное, зашоренное общество. Вот в 1968 году сколько там — 8 человек вышло «за нашу и за вашу свободу». 8 человек всего в 1968. Это была чудовищная агрессия против Чехии, против Чехословакии. До этого были еще венгерские события, когда никто не вышел.
То есть совершенно понятно, что сейчас вот эта поляризация общества — все равно, как мы называем, — поляризация людей в России чудовищная. Война в Украине, по сути дела, образовала ненавидящие друг друга полюса. Трещины прошли по семьям, по поколениям. То есть не было никогда такого, скажем, массового сопротивления тоталитарному режиму, массового недовольства, массового потенциала протестного такого никогда не было в тоталитарных режимах, как сейчас в России. Просто подавлено это все силой. Если, допустим, при подавлении силой в сталинском режиме просто все выживали, то сейчас все сохраняют в себе определенные взгляды, мысли, готовность. И как только режим ослабнет, его, конечно, свергнут. Просто режим пока еще слишком силен и жесток. Как только он ослабнет, тут начнутся такие процессы, которые никто уже не удержит под контролем. Потенциал есть, потенциал огромный. И вот этот «Полдень против Путина» в том числе показал всему миру этот потенциал.
В. НЕЧАЙ: О’кей, понятно. Я благодарю зрителей, которые уже ставят лайки, и тех, кто нам присылает свои пожертвования. Спасибо вам, потому что действительно важно, чтобы канал продолжал выживать. Мы живем только благодаря вашим донатам, а не получаем никакие гранты. Гранты идут от вас. Как это все, прочитайте.
Мне кажется, вы на этот вопрос уже ответили в первой половине нашего разговора, но я все равно хотел бы обратить внимание и вас, и наших зрителей на портрет дня Эллы Памфиловой на сайте «Эхо». Вот там пишут, что, значит… А, вы даже, наверное, может быть, не слышали эту фразу. Вот я взял сейчас и испортил свой же вопрос. Знаете, какое-то время назад Элла Памфилова произнесла эту фразу: «Политика — это очень тяжело, когда есть совесть и честь». Как права была, а?
Г. ГУДКОВ: Да, и вы посмотрите, как она изменилась. Даже внешне.
В. НЕЧАЙ: А что случилось?
Г. ГУДКОВ: А она продала душу дьяволу — чего случилось? Что-то случается. Когда ты продаешь душу дьяволу, вот это все и происходит. Элла Памфилова, некогда приличная, я бы даже сказал, смелая женщина, превратилась в чудовище, превратилась в одно из чудовищ Кремля. Даже внешне это заметно. Посмотрите, как она выглядит, посмотрите, как она говорит, посмотрите на ее мимику.
В. НЕЧАЙ: Знаете, люди по-разному как-то выглядят. Вы же понимаете.
Г. ГУДКОВ: Я же не про это. Я говорю про выражение, про мимику. Вот я обращаю внимание: за рубежом, в Европе, в Штатах и так далее, в приличных странах, люди настроены друг на друга очень позитивно. Они улыбаются, они готовы тебе помочь, они готовы потратить какое-то свое время. Знаете, это культивируется здесь, на Западе. И здесь совершенно другая обстановка. Здесь совершенно другая обстановка во взаимоотношениях между людьми. По крайней мере, она гораздо более доброжелательная. Люди готовы прийти на помощь.
Это сами условия формируют такое отношение. И это выражается в мимике. Необязательно быть каким-то записным красавцем или красавицей, но вот эти эмоции, вот это выражение лица, выражение глаз — это совершенно другое. А когда мы смотрим на вот эту угрюмою, совершенно смотрящие вниз глаза, Памфилову, без эмоций, без какой-то радости, без счастья… Здесь люди улыбаются, и видно, что они радуются жизнью, что они получают от нее удовольствие, что они наслаждаются этой жизнью, что они благодарны этой жизни. Вот этого же нет у этой Памфиловой. Посмотрите, что у нее там на лице, я не говорю хуже. Посмотрите просто.
Неважно, как кто выглядит. Понятно, что мы с возрастом не хорошеем. Но, тем не менее, я говорю про другое. Вот я шел на вот этой демонстрации, на митинге с представителем мэрии Парижа, которая отвечает за все эти политические и общественные связи. Она женщина в возрасте, но какая мимика, какая у нее улыбка, какая у нее готовность… Совершенно по-другому. Это совершенно другая модель поведения должностного лица.
Да, тут бюрократия работает ужасно с точки зрения организации работы. Но когда ты с этими бюрократами встречаешься, они тебя улыбаются. Видно, что они тебе хотят искренне помочь. Видно, что у них нет никаких комплексов, там через губу с тобой никто не разговаривает. Совершенно другое отношение к человеку, понимаете? И когда ты настроен на эту волну, ты по-другому выглядишь. Вне зависимости от того, толстый ты, не толстый, лысый, не лысый, старый, не старый — ты по-другому выглядишь, потому что другое отношение к людям. Оно читается.
И посмотрите, что там с Памфиловой, с этой Памфиловой Эллой. Я же ее лично знал много-много лет и я ее видел разной. Сейчас просто страшно и стыдно смотреть. Это же ужас какой-то, это деградация личности. Я же их всех, многих лично знал, начиная с Владимира Путина. Идет деградация личности. Она отражается и в чертах лица, облика, имиджа. Посмотрите, во что они превратились. Я же их многих знаю, многих знал. Там очень много было ранее талантливых людей, хороших спикеров и так далее. Но они сейчас превратились в чудовищ, и это видно на их внешнем облике.
В. НЕЧАЙ: Ну, бывает. Неожиданно хочу повернуть на другую тему, потому что и зрители наши просят об этом поговорить. Это история с Арменией. Карты российской платежной системы «Мир» теперь перестают работать в банкоматах большинства банков Армении. А вот как сейчас сообщило ТАСС, генсек НАТО Йенс Столтенберг приехал в Ереван. Можно ли говорить о том, что Россия и Армению потеряла?
Г. ГУДКОВ: Вы знаете, а я не приветствую вот эту санкцию, когда там ограничивают платежные карточки людей из России, которые тратят эти деньги, получая там что-то из России и не желая участвовать в этой войне. Я считаю, что это вредно, это помогает Путину.
В. НЕЧАЙ: Но тогда банки будут закрываться. Потому что закрывают эту возможность, потому что есть санкции со стороны США.
Г. ГУДКОВ: Кто сказал, что банки будут закрываться? Кто сказал, что есть какие-то санкции?
В. НЕЧАЙ: Все очень просто как раз.
Г. ГУДКОВ: Ничего подобного. Мы разбирались в этой ситуации. Это частное дело. Это им не хочется работать с русскими, не хочется какие-то там проводить проверки, не хочется возиться. Еще к этому есть идиотское давление не буду говорить откуда, что всех надо мочить подряд. На самом деле нет никаких документов, нет никаких нормативных актов, обязывающих банки делать это.
Вот у них там платежная система «Мир» — кто ей пользуется? Сотни тысяч людей, которые сбежали от войны и от Путина. Вот сейчас что они творят? Они не понимают ни черта. Они ведут политику дискриминации россиян по паспорту, по национальности, давайте уж по-честному говорить. Сами нарушают свою конвенцию по правам человека. Они думают, что они помогают Украине? Они помогают Путину. Потому что люди, которых лишают элементарных прав и возможностей, возвращаются в страну, вынужденно возвращаются. Из миллиона сбежавших тысяч 200 с лишним вернулись. И потом они попадут на фронт. И потом в Украине будут думать, сколько там своих мобилизовать, чтобы создать какой-то паритет на фронте.
Это идиотская политика. Вот эта дискриминация ни к чему хорошему, она работает на Путина. Вообще Путин должен всех наградить их там за особые услуги российскому отечеству, направо-налево раздавать медальки и ордена. Что там Армения? Армения отдала этого парня, которого на территории схватила военная прокуратура, отвезла его на базу и вывезла в Россию. Ни черта, Армения проглотила это, сопли жевала. А сейчас они хотят там чего-то показать, наказывая россиян, которые им ВВП поднимают в Армении.
Знаете, сдуру можно и все что угодно сломать — предложение знаете. Это началось с того, что научи дурака молиться, он и лоб расшибет. А сдуру можно много чего сломать, вы знаете. Вот они примерно так же. Вот я при всем уважении, так сказать, к демократическим силам Армении, но, с другой стороны, вы, ребята, отдаете туда. Там у вас на территории Армении, суверенной страны, действует как хочет военная прокуратура — хватает, увозит, похищает, нарушает все уголовные статьи вашего же кодекса. И вы ни хрена не делаете. А тут вы начинаете воевать с теми, кто вам не может сопротивляться, с людьми, которые и так находятся под двойными санкциями. Тут Путин у них отнял страну, а вы у них отнимаете последнее. Знаете, действительно сдуру можно все сломать.
В. НЕЧАЙ: Я обращаюсь к зрителям. Хотел сказать, что вас уже больше 20 тысяч нас посмотрело, а лайков что-то маловато. Накидайте, это важно, это правда. Хорошо, давайте про другое. А вот зачем Путин все-таки высказался по поводу Навального? Кто его за язык тянул? Мог же молчать. Зачем сказал?
Г. ГУДКОВ: Во-первых, его спросили, во-вторых, он считает, что теперь, говоря про Навального, он уже не поднимает его рейтинг. Путин считал так, что если он сам скажет про Навального, то, значит, он признает его чуть ли не равным себе. Ну а теперь, когда Навальный уже не с нами, он счел, что он имеет возможность теперь назвать его фамилию. Чисто такой тупой, прагматический, пиарочный какой-то расчет. Он выглядит очень плохо.
В. НЕЧАЙ: Почему? Объясните.
Г. ГУДКОВ: Потому что Путин показал, что он зашоренный человек, закомплексованный. Вот и все, что он показал. Еще раз обнажил свои эти комплексы неполноценности.
В. НЕЧАЙ: А поясните, в чем. У меня просто в голове не получается, извините, не могу срастить, где неполноценность.
Г. ГУДКОВ: Вы в политике не участвовали, в выборах не участвовали. Если ты признаешь кого-то и называешь своим противником, то это не только негативный эффект, а это больше позитивный эффект.
В. НЕЧАЙ: Конечно, это же история с Барбарой Стрейзанд.
Г. ГУДКОВ: Путину внушили, что он ни в коем случае не должен произносить фамилию «Навальный». Так же, как он не произносил другие фамилии. Он же не произносил никакие фамилии практически. Немцова начал произносить, когда его убили. Когда он говорит о каком-то человеке, он его поднимает из общего ряда и делает выдающейся личностью. Вот он следовал этому совету. Ну а теперь, когда они убили эту выдающуюся личность, теперь можно и фамилию называть. Теперь это, как говорится, на рейтинг уже не влияет. Вот простой такой, тупой расчет.
В. НЕЧАЙ: Но это же глупость. Ведь когда я говорю фамилию «Гудков», я же не понимаю, я про Дмитрия, Геннадия или, извините меня, про Александра говорю.
Г. ГУДКОВ: Это вы называете. А если Путин сейчас скажет: «Вот мерзавец, негодяй Гудков, он там нас ругает», скажут: «О, ни хрена себе, какой крутой Гудков, что даже сам Путин называет его по фамилии».
В. НЕЧАЙ: «А давайте-ка посмотрю на него поближе». Понятно. В завершение хотел вам еще вот какой вопрос задать. Все-таки вы думаете, что это будут страшные 6 лет?
Г. ГУДКОВ: Да, я думаю, что это не будет 6 лет, но сколько-то будет. Это будут самые тяжелые годы. Всегда самый мрак перед рассветом, как говорят. Темнее всего перед рассветом. Вот наступает время самой большой темноты.
В. НЕЧАЙ: А как с этим справляться? Потому что вы же сами говорите, случился «Полдень», люди увидели друг друга и понимают, что они не одни.
Г. ГУДКОВ: Как-то надо справляться. Тут уже, в общем-то… В любом случае надо себя сохранять. Сохранять свой потенциал, сохранять свои взгляды, идеи, постараться не подставиться под эту репрессивную машину. Я думаю, что впереди грядут события, когда все эти десятки миллионов людей сегодня, мыслящих правильно, как свободные, нормальные люди, все эти десятки миллионов людей будут России очень нужны. И я думаю, что это будет очень скоро.
В. НЕЧАЙ: Хорошо. И тогда, чтобы не заканчивать на вот таком вот — хотя это тоже, по-моему, оптимистично было, но так, где-то свет в конце виден. Вопрос от Александра как раз здесь пришел. Он посмотрел ваше видео у нас на канале, где было большое интервью. Кстати, зрителям я очень рекомендую его посмотреть. Спрашивает, какая ваша любимая музыкальная композиция, которую вы играете?
Г. ГУДКОВ: Я?
В. НЕЧАЙ: Да.
Г. ГУДКОВ: Я составил список, что я могу играть вот так вот сходу. Что-то у меня получилось около 600 всяких песенок и мелодий. Нет, если мы, допустим… У меня нет даже такого любимого — не знаю, под настроение, что в голову придет. В голове звучит какая-то музыка — вот какая она звучит, такая… Из классических «Лунную сонату» я играю, потому что я считаю, что великое произведение. Но это понятно, так считают десятки и сотни миллионов людей. А так — нет, эстрада наша, зарубежная. Нельзя сказать, что есть какая-то любимая мелодия, которую я там играю. Под настроение.
В. НЕЧАЙ: Хорошо. И раз уж вы заговорили про эстраду и про всякое такое, я уж не знаю, насколько это совпадает: агентство ТАСС сообщает, что Валерий Леонтьев заявил об уходе со сцены, потому что ему уже исполнилось 75 лет, и не будет даже проводить свой прощальный тур. Есть ли у вас что-то, что можно по этому поводу сказать?
Г. ГУДКОВ: Я играю несколько песен для себя, но на любительском уровне играю, конечно, несколько песен Леонтьева. Есть песни, которые мне нравятся — про какой-нибудь там светофор и так далее: «бегут, бегут, бегут…». Конечно, прекрасный артист, оставил след. Я, честно говоря, не следил за его политическими взглядами, но как исполнитель, как артист — он, конечно, еще был очень артистичен, — я всегда к нему относился с большим уважением, к его творчеству.
В. НЕЧАЙ: Ну, про Валерия Леонтьева я могу вам сказать, что за все это время активно так называемую СВО, войну и так далее он не поддерживал. За что его, кстати, очень сильно ругали.
Г. ГУДКОВ: Не испохабил свою биографию. Знаете, мне что жалко? Я очень хорошо и близко знал Кобзона. Он очень яркий был мужик, с невероятным юмором, и вот он действительно все-таки серьезный артист. И вот зачем он пошел в последние годы своей жизни в политику? Вот он все испортил. Все-таки большой артист, действительно, яркий человек. Я его хорошо знал — и жену его немного знал, и так далее. То есть с большим уважением всегда относился. Вот зачем он это сделал, я не могу понять. Вот зачем он это сделал? А ведь можно было уйти великим и любимым всеми. Не знаю, не понимаю.
В. НЕЧАЙ: Это возвращает нас к тому, с чего мы начинали этот разговор — это то, что уходить надо вовремя.
Г. ГУДКОВ: И вовремя уходить, и нельзя заниматься тем в конце жизни, чем ты не занимался, потому что это все плохо заканчивается. Человек должен заниматься тем, к чему у него есть способности, таланты. Нельзя портить это все. Свою биографию нельзя портить.
В. НЕЧАЙ: Правильно. На этом мы завершим наш разговор с Геннадием Гудковым, политиком и полковником ФСБ в отставке. Спасибо вам сегодня за этот разговор! Пока!