«Особое мнение» Сергея Пархоменко
Россия сегодня зависима от криминального импорта, она зависима от мировых бандитских сетей. Вот в какое положение она попала. И в этом смысле перспективно, стратегически, исторически её положение безнадёжно. Но это не может продолжаться бесконечно…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
О. БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день. Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». С вами Ольга Бычкова. С особым мнением Сергей Пархоменко. Привет тебе.
С. ПАРХОМЕНКО: Привет, привет. Очень рад тебя видеть и вообще быть в эфире «Живого гвоздя».
О. БЫЧКОВА: Да. Мы сегодня обсуждаем, как обычно, текущие события и все, что происходило более или менее в рамках недели, прошедшей с прошлой среды. Ну и я напомню, как всегда, нашим слушателям и зрителям, что у нас есть тут разные средства связи. Прежде всего это чат этой трансляции в Ютюбе. Заходите туда. В смысле заходите под своим ником, под своим паролем – при этом условии вы можете туда что-то написать. Я очень хочу, чтобы вы что-нибудь туда написали, поделились своим мнением, задали какой-нибудь вопрос Сергею Пархоменко. Ну, в общем, как-то так.
С. ПАРХОМЕНКО: А вообще-то, надо это делать в Телеграм-канале.
О. БЫЧКОВА: А на самом деле, хотел сказать Сергей Пархоменко…
С. ПАРХОМЕНКО: Да, в Телеграм-канале «Пархомбюро» надо это делать.
О. БЫЧКОВА: И вовремя надо это делать.
С. ПАРХОМЕНКО: И заранее я выкладываю анонс специально для вас, Козлов. Помните этот анекдот ужасный?
О. БЫЧКОВА: Боже, что ты такое говоришь?
С. ПАРХОМЕНКО: Козлов – это фамилия, в данном случае это фамилия.
О. БЫЧКОВА: С большой буквы в смысле пишется.
С. ПАРХОМЕНКО: Ну, окей.
О. БЫЧКОВА: Да. Ну, хорошо. Но у нас на самом деле веселого тут мало, потому что предыдущую ночь многие люди, не говоря уже о тех, кто находился в Пскове, Курске, Брянске, люди, как я, например, которые находятся далеко от этих мест, вместо того, чтобы идти спать поздно ночью, до глубокой ночи сидела и смотрела сообщения в Телеграм-каналах, потому что то, что происходило в этих местах, конечно, абсолютно какая-то новая история. Я имею в виду, конечно, эти атаки дронов, которые были в этот раз сразу по нескольким населенным пунктам, сразу очень масштабные и очень массированные. Там по 20 штук на один, например, Псковский аэропорт. По крайней мере, так сообщают. Это выглядит как переход ситуации в какую-то новую фазу?
С. ПАРХОМЕНКО: Нет, мне кажется, что в этом нет перехода ситуации в новую фазу, а в этом есть просто дальнейшее развитие процесса. Война идет долго. Давайте уже с вами отдадим себе отчет в этом, что эта война идет полтора года.
О. БЫЧКОВА: Да уже больше.
С. ПАРХОМЕНКО: Ну да. Европа знала и 30-летние войны, и 70-летние войны, и 100-летние войны.
О. БЫЧКОВА: И 100-летние. Ну да.
С. ПАРХОМЕНКО: Но, вообще, полтора года – это большая война. Это не какой-то вооруженный эпизод, какое-то столкновение или что-то вроде этого. И разного рода военные теоретики, вот я все ссылаюсь на свой недавний разговор с Майклом Кофманом, который на меня произвел большое впечатление, он и об этом говорил тоже, но я и от других это слышал, от Юрия Федорова, которого многие очень любят и уважают, и правильно делают, что если война идет год, то она превращается в длинную и она начинает жить своей жизнью, и она начинает развиваться по своим законам, и ее просто так не остановишь, и в ней начинают появляться всякие новые обстоятельства.
И разговоры о том, что «а что это такое, этого никогда раньше не было», этот разговор начинает звучать каждый день. Каждый день что-нибудь новое в этой войне, причем на очень многих разных фронтах и в очень многих разных аспектах, так сказать, не только боевых.
Ну вот в последнее время мы там стали говорить о том, что совершенно очевидно, что усиливается давление на Украину и ее ближайших союзников о том, что «а не хотите ли вы согласиться на какие-нибудь переговоры?». И те отвечают: «Нет, мы не хотим». Твердо говорят о том, что до тех пор, пока украинская земля остается оккупированной, до тех пор, пока нет гарантии того, что агрессор будет наказан, что агрессор заплатит за эти разрушения и, главное, не будет гарантии того, что это не будет начинаться снова и снова, никаких переговоров не будет.
Мы видим это своими глазами. Это развивается. Можно говорить: «Подождите, никогда такого не было, никто никогда таких слов не произносил, так не разговаривал». Ну да, вчера не произносил, а сегодня уже произносит. Завтра еще какие-нибудь слова произнесет.
То же самое происходит на фронте, то же самое происходит с этими бомбардировками, то же самое происходит, например, с тем, как их, так сказать, перерабатывает российская пропаганда. Вот это, кстати, тоже очень интересный момент. С одной стороны ничего не происходит. С одной стороны, не дай бог, если кто-то поймет реальный масштаб этого. С другой стороны, мы видим в разговорах…
О. БЫЧКОВА: В смысле поймет реальный масштаб? Чего?
С. ПАРХОМЕНКО: Ну, частоту, регулярность этих бомбардировок. И не дай бог это станет частью такого постоянного информационного поля. Нужно все время аккуратненько, нужно все время затыкать, нужно все время как бы сокращать этот масштаб, что мы, собственно, и видим. Ну да, выбили два окна в одном из небоскребов в «Сити». Ну да, кажется, попала там в какой-то, не понимаем, чего, склад или что это там было. В общем, халупа какая-то стояла. Вот.
С другой стороны, в словах самых, так сказать, отвратительных и самых свирепых пропагандистов мы видим, наоборот, игру на этом как на патриотическом мотиве: «Пусть они, – ну, не важно, какие-то там они, – пусть они поживут, как мы, под бомбами, под дронами, как мы все живем каждый день». Вот мы слышим вот это надрывное стенание. Оказывается, они живут под дронами, под бомбами. Это я, например, Симоньян цитирую прямо дословно.
О. БЫЧКОВА: Подожди, Симонян живет под бомбами?
С. ПАРХОМЕНКО: Да-да. Она там обращалась к кому-то. Я уже не помню даже, в чем был повод ее обращения, но там был такой мотив, что вот они, вот эти люди, которые ей что-то должны остались, они должны жить, как мы все живем, под дронами, под ударами. Я не помню, какое слово она употребила – «бомбежками», «бомбардировками». Но там дроны были.
Вот это интересный такой какой-то баланс, который у них начинается. Они то ли не договорились еще по этому поводу, то ли прощупывают разные варианты.
Но есть еще существо дела. А существо дела, конечно, заключается в том, что тихо-тихо Украина развела внутри себя целую промышленность дроностроительную. И был момент, мы помним это, когда Украина полностью зависела от поставок. И как-то говорили: «А вот турецкие эти, – помните, в начале войны были страшно модными, – сколько же их дадут, а появятся ли они, а Турция предоставит, не предоставит эти “Байрактары”? А вот американские еще есть большие, есть маленькие, есть такие-сякие. А вот надо покупать, просто собирая деньги, и ввозить откуда-то из границы».
Тихонько Украина, не привлекая, что называется, к себе большого внимания в этом месте, научилась их строить в больших количествах и производит их много.
А вообще, дроновое, так сказать, дело, оно такое массовое. Мне кажется, что я рассказывал по разным другим поводам еще задолго до войны вообще еще как о научном прогнозе о том, как я однажды благодаря одному своему неожиданному знакомому в Штатах, в Калифорнии, посетил одну лабораторию, научную лабораторию. Он просто меня привез посмотреть, вот чем мы занимаемся.
В этой лаборатории изучались возможности создания роя. Вот летает рой этих дронов. Это еще было задолго до всех войн, это еще была довольно экзотическая вещь. Маленькие такие штучки, вот они летают, и они управляют друг другом, как бы этот рой сам живет какой-то своей жизнью, каждый дрон находит в нем свое место, и они все вместе проделывают…
И вот выясняется, что это страшная совершенно вещь и что сила этих дронов в их количестве, конечно. Не в том, чтобы построить какой-то окончательный большой дрон, который прилетит и сделает все дела, нет, а в том, чтобы их было много, чтобы их было, в общем, не жалко, чтобы они могли лететь и лететь. Сколько-то пролетело, сколько-то не пролетело, сколько-то упало, сколько-то потеряли, сколько-то долетело, сколько-то попало, сколько-то не попало, а все вместе это и есть атака.
Украина стоит твердо на этом пути. И мы видим просто технологический результат этого. И вот уже они могут и это. И то, что нам вчера казалось совершенно разовым, каким-то уникальным обстоятельством (одна штука долетела куда-то, упала на окраине деревни такой-то), сейчас мы видим массированную атаку. И мы, например, понимаем, что какие-то части территории, которая для России чрезвычайно важна (прежде всего Крым, конечно, оккупированный Россией Крым), будут находиться под постоянным давлением.
И я думаю, что война будет продолжаться, а Крым будет постепенно покрываться этими шрамами. И это изменит довольно сильно ситуацию, потому что Крым – база для снабжения, Крым – символическая вещь, очень важная и Крым вообще один из поводов так сказать и причин этой войны. И это будет достаточно жестко и безжалостно. Я сюда же включаю историю с мостом Керченским, я сюда же включаю историю с портами на Черном море российскими там вокруг Новороссийска, которым жить спокойно не дадут. И это уже совершенно понятно и видно, что это все летает далеко и способно создавать большие истории.
О. БЫЧКОВА: Извини, я сюда вклинюсь. И сегодня ночью же была ответная ракетная атака.
С. ПАРХОМЕНКО: Ну да. А что на это?
О. БЫЧКОВА: Погибли люди, да.
С. ПАРХОМЕНКО: На это отвечать вот так. На это избиением мирных людей отвечает Россия. Это единственное, что она может придумать. Она бы рада избавиться, собственно, от этой дроностроительной промышленности украинской, но, видимо, российская сторона не может. И опять же вопли Соловьева: «Мы что, не понимаем, где это производят? Мы не понимаем, как этим управляют?» Да, вы не знаете, вы не понимаете, где это производят, вы не понимаете, как этим управляют. И это в данном случае хорошо, что вы этого не понимаете.
О. БЫЧКОВА: И они даже не понимают, откуда эти дроны летят, потому что они могут лететь с какой угодно территории. И не обязательно из страны НАТО.
С. ПАРХОМЕНКО: Ну да. Специально обученные люди, как мы видим, заботятся о том, чтобы вы как можно дольше этого не знали и не понимали. Конечно, идет, так сказать, разведывательная война там в тишине. Мы этого особенно не видим. Я могу себе представить, с какой силой пытаются это все выяснить, откуда это, кто этим действительно управляет, как их собирают, откуда их запускают.
О. БЫЧКОВА: Я хотела сказать другое. Я хотела договорить, что не только ракетный как раз был обстрел, вот как сегодня ночью, в ответ на обстрелы тех городов российских, но и российская сторона, не только украинская, тоже ведь вместе с иранцами очень преуспела в создании и изготовлении этих дронов.
С. ПАРХОМЕНКО: Да. Но тут, мне кажется, процесс идет в обратном направлении. Во-первых, потому что мы все время узнаем о том, что украинская оборона как-то все лучше научается с этим справляться. Есть виды вооружений российских (большие ракеты, сверхзвуковые, очень тяжелые и так далее), с которыми справляться трудно. Но с дронами, в общем, справляются. И ситуация сейчас с украинской стороны в этом смысле существенно лучше. Это первое.
Второе. Я все-таки уверен, что весь мир занят сейчас тем… Это очень тяжелая борьба, очень медленная. И в ней, так сказать, приходится противостоять очень важным факторам, главный из которых – это невероятная совершенно человеческая жадность и бессовестность. Весь мир пытается противостоять системе поставок разного рода составляющих для этого высокотехнологичных элементов…
О. БЫЧКОВА: В обход санкций.
С. ПАРХОМЕНКО: В обход санкций, да, поставок этого в Россию. Россия не способна этого производить. Это не выкачивается из земли, как нефть, как-то и не прокачивается по трубе, как газ. Это надо иметь технологическую цепочку, мозги и меньше коррупции. В России много коррупции и мало в этом смысле мозгов. Они загнали свои мозги, выгнали их из страны, упустили их, напугали их, отвратили их от себя. И вот результат. Поэтому в этом смысле Россия полностью зависима от контрабандных поставок.
И все-таки мы видим это изменение ситуации, что вчера это были легальные поставки, сегодня утром это были полулегальные поставки, а сегодня сейчас это уже нелегальные поставки и это просто контрабанда. С контрабандой, как с любым другим преступлением, мир борется. Миру в этом противостоит мафия. В общем, у России вся надежда на мафию, на то, что найдется достаточное количество преступников, мафиозных разного рода сетей, которые, вот как они поставляют наркотики по всему миру, хотя нигде нельзя, как они поставляют нелегальное оружие и так далее всяким бандформированиям, так они будут и это поставлять.
Это важная новая ситуация тоже в результате этой войны. Вот мы все время говорим о том, что война развивается и война создает новые обстоятельства. Вот это такое новое обстоятельство. Россия сегодня зависима не просто от импорта, она зависима от криминального импорта, она зависима от мировых бандитских сетей. Вот в какое положение она попала. И в этом смысле перспективно, стратегически, исторически ее положение безнадежно. Но это невозможно. Это не может продолжаться бесконечно. Сколько-то можно тянуть, сколько-то можно платить еще и еще, и еще, и еще, дороже и дороже.
Потому что эти люди ведь тоже, так сказать, не за идею работают. Они не «русский мир» спасают и не высокое евразийство, они хотят заработать много денег и будут пытаться зарабатывать их все больше и больше.
Так что я бы сказал, что это процессы, которые движутся в разных направлениях: Украина, которая действует легально и пользуется осознанной и осмысленной солидарностью и поддержкой всего мира; Россия, которая действует нелегально, идет против, так сказать, мировой воли, общается и сотрудничает только с изгоями, только с преступниками, которые вместе с ней готовы нарушать закон и творить зло. Это две разные принципиально ситуации.
О. БЫЧКОВА: Да. Ну давай продолжим про фронт. Потому что если с дронами, как ты говоришь, в общем, ничего принципиально нового не происходит, то на фронте происходят какие-то вещи, которые меняют.
С. ПАРХОМЕНКО: Ну, по некоторым оценкам.
О. БЫЧКОВА: По некоторым оценкам, да, безусловно.
С. ПАРХОМЕНКО: Я сам очень всегда опасаюсь ступать, так сказать, вот на этот лед экспертных оценок в военной области, потому что ни в коем случае себя не считаю не дай бог никаким специалистом, экспертом или чем-нибудь еще. Я просто читаю, просто разглядываю разные источники, просто стараюсь читать на разных языках, просто стараюсь сравнивать разные вещи.
О. БЫЧКОВА: Я просто безотрывно читаю военных экспертов английских, американских, французских.
С. ПАРХОМЕНКО: Да, есть большое количество всяких блогов таких. Они не закрытые. Не то что они какие-то секретные. Они совершенно не секретные. Они просто не для широкой публики.
О. БЫЧКОВА: Но они очень легко находятся.
С. ПАРХОМЕНКО: Пишут друг для друга, да. И зацепившись за какой-нибудь кончик в этом клубочке, можно его разматывать и переходить с одного такого блога на другой. Там много интересных статей.
Так вот, что пишут? Пишут, что удалось вгрызться вот в эту эшелонированную оборону, которую построили за последние месяцы с российской стороны, удалось выгрызть из нее кусок в виде вот этого Работного. Работне оно называется, кажется, в точности. Оно находится на полдороге, в 20, что ли, километрах от очень важного пункта под названием Токмак. Очень важного логистически. Война – это вообще логистика. Что такое современная война? Это когда возят разные товары. Кто лучше возит, точнее, быстрее, разумнее, тот и выигрывает войну. Вот, значит, очень важное место для перевозки всего, такой узел транспортный – этот самый Токмак. До него осталось 20 километров.
Ну вот представьте себе, что есть, я не знаю, какой-то брезент, плотная ткань, непроницаемая для чего-то. И вот в ней прогрызли дырку. И в эту дырку есть надежда залезть. Там будет еще второй брезент и там, может быть, за ней еще третий брезент, но мы уже между двумя брезентами. И сквозь эту дырку есть надежда туда влезть и там внутри накапливать какие-то силы и постепенно развивать это движение.
И похоже, что сама украинская сторона относится очень серьезно к этому прорыву, к этому успеху. И они накапливают там дополнительные силы, гонят туда резервы, что само по себе очень опасно, потому что когда действительно скапливается в одном месте большое количество техники и живой силы, то это, так сказать, важная мишень для разного рода ударов.
И совершенно неслучайно разные безумные балбесы типа этого Гурулева или как его там еще начинают орать про то, что давайте чем-нибудь ядерным вдарим. Ну, это безумные совершенно вопли, потому что то, что они говорят сейчас, это будет означать, например, массовое уничтожение своих собственных войск, которых там тоже чрезвычайно много скопилось и так далее. Поэтому относиться к этому нужно просто как к попыткам привлечь к себе внимание и расширить аудиторию.
Я, кстати, с изумлением обнаружил, что эти люди все, вот эти военные эксперты невероятные и так далее, они ведут свои Телеграм-каналы и публикуют там рекламу, самую разную, имеющую отношение к политике и чаще всего не имеющую отношение. Все что угодно. Хоть бюстгальтеры на меху готовы рекламировать. Совершенно все что угодно. И это на самом деле очень забавно, что вот эти вот свирепые такие освободители русского народа и победители украинского неонацизма, они на самом деле просто работают на этом рекламном рынке и просто как-то расширяют аудиторию, потому что у них повышается тариф как-то и они надеются на этом еще немножечко заработать.
О. БЫЧКОВА: А что в этом неожиданного и странного?
С. ПАРХОМЕНКО: Знаешь, складывается же образ таких каких-то, что вот они такие в лязгающей какой-то броне, что они вот несутся на коне вперед, что их ничего больше не интересует.
О. БЫЧКОВА: Но коня же надо кормить, а броню надо покупать на что-то.
С. ПАРХОМЕНКО: Да. А потом ты обнаруживаешь, что принцессы, оказывается, тоже какают. А в данном случае все наоборот. Как-то вот эти невероятные рыцари этого самого, они, оказывается, тоже вот со всеми, и ничто человеческое им не чуждо.
О. БЫЧКОВА: Не знаю. Я как человек либерально-либертарианских взглядов не разделяю твоего удивления.
С. ПАРХОМЕНКО: Так я не запрещаю, я просто удивляюсь. Да нет, пожалуйста. Наоборот, может быть, они немножечко отвлекутся, как-то у них времени не хватит на то, чтобы еще какую-нибудь мерзость написать, потому что они будут вести переговоры с рекламодателем в это время или готовить какую-нибудь нативную рекламу или еще что-нибудь. Может, это отнимет у них немножко времени. И то будет какая-то польза, кто знает. Ну, не важно. Не будем отвлекаться на них.
Короче говоря, да, это важное событие, за ним надо следить. И тут я как-то всем советую выучить, как вы в свое время там выучили Артемовск, Бахмут и прочую Попасную, выучите, пожалуйста, это Работное и Токмак и следите за этим местом, потому что это вот та дырочка, сквозь которую, возможно, удастся как-то украинским войскам радикально изменить ситуацию на фронте.
Притом что да, конечно, наступление их идет очень тяжело, и, собственно, мы все видим, что те надежды, которые с этим связывала прежде всего сама украинская страна, они на это как-то много поставили в информационном смысле, они сегодня оказываются не столь радужными тем не менее. Так что это важное место, следим за ним.
О. БЫЧКОВА: Ну, или они много поставили, или от них многого ждут. Что тут скажешь….
С. ПАРХОМЕНКО: Это тоже, конечно.
О. БЫЧКОВА: Хорошо, давай мы сейчас сделаем очень маленькую паузу на небольшую рекламу и небольшую рекламу одной тоже небольшой, но весомой книжки. Перерыв.
РЕКЛАМА
О. БЫЧКОВА: И как обычно, расскажу про очередную книгу, которую вы можете купить на сайте «Дилетанта». Это на этот раз книга Владимира Пастухова, постоянного автора, спикера и собеседника на «Живом гвозде» и не только. Книга эта называется, вот вы сейчас должны видеть ее на своих экранах, «Как переучредить Россию?». И в аннотации говорится, что Владимир Пастухов обобщил, систематизировал и придал концептуальное единство своим многолетним исследованиям феномена русской власти и связанных с ним разнообразных проявлений русской цивилизации. Книга подводит черту под 40 годами работы Владимира Пастухова. К ней прилагается открытка от автора, между прочим.
Ну и да, и тут вот просят меня сказать, что власти России считают его иностранным агентом. Говорим, да. Мало ли что там считают власти России. Вот. Собственно, вот это вот я хотела вам предложить в качестве сегодняшней рекламы.
Ну а мы продолжаем, конечно, наше «Особое мнение». И тут прям сразу несколько людей в разных формах просят тебя прокомментировать всю эту ситуацию с Евгением Пригожиным, этими странными, загадочными похоронами в закрытом формате на кладбище, название которого в Петербурге не было известно до самого последнего момента. А ты думаешь, действительно Пригожина похоронили?
С. ПАРХОМЕНКО: Да, я думаю, что Пригожина действительно похоронили. И я действительно думаю, что Путин избавился от Пригожина и у него нет совершенно никаких мотивов Пригожина себе сохранять. Поэтому я в разговоре про то, что как-то где-то на облаке живет небесный Пригожин и он еще вернется…
О. БЫЧКОВА: Нет, как раз, наоборот, не на облаке, а где-нибудь в Африке, условно.
С. ПАРХОМЕНКО: Ну, или, да, в Африке, на Филиппинах, в Таиланде, я не знаю, где еще. Да нет, это явно не нужно Путину, а у Путина были возможности, несомненно, с этим справиться более, как мы видим, радикальные, чем даже «Новичок». «Новичку» они, видимо, перестали доверять. Как-то слишком много сбоев в последнее время. Поэтому ну вот так. Есть две вполне работоспособные версии: одна – с ракетами, другая – с подложенной бомбой. В конце концов, не так важно, что в точности сработало, но в итоге так. Слишком много в этом, так сказать, политической целесообразности.
Что касается похорон. Да, это важная фаза любого убийства – спрятать труп. Спрятать труп, чтобы не было последствий. Ну, последствия бывают разные для преступника. Последствия заключаются в том, что его обнаружат в качестве преступника. В данном случае последствия могут заключаться в том, что сохранятся какие-то люди, которые захотят использовать этот труп в своих целях как какой-то символ, как какую-то точку, так сказать, концентрации какой-то воли, какого-то сопротивления антипутинского или, во всяком случае, антипутинского недовольства и так далее.
Не надо этого преувеличивать на самом деле. В конце концов, мы имеем дело с… Кто такие люди, которые работали вместе с Пригожиным? Это бандиты, убийцы, которые за деньги решали разного рода грязные задачи. Их интересуют деньги. Это же не герои, не патриоты, не какие-то освободители, не какие-нибудь опять-таки идейные борцы за что-нибудь. Это просто наемные убийцы. Наемным убийцам надо предложить других денег, и они будут работать на нового хозяина, совершать новые убийства.
Но какое-то количество людей, измученных пропагандой, отравленных пропагандой, задуренных, с головой, которая наполнена невероятным количеством всякого мусора, могут впечатлиться этим всем, могут обмануться. Потому что есть люди, которые обманываться рады. Они ждут, ищут что-нибудь, к чему бы им такому прислониться. И отсюда, значит, вот это вся конспирология.
Надо сказать, что открываются все новые и новые какие-то обстоятельства. Например, на меня сегодня произвело сильное впечатление то, что сегодня утром вдова Пригожина, как написало множество журналистов, присутствующих там на месте, вдова Пригожина и дочь Пригожина посетили свежую могилу. Я из этого заключаю, что они ее не посетили вчера. Это значит, что они до такой степени все это засекретили, что они даже и от семьи его засекретили. Ну что, да, секретить так секретить, по-настоящему, радикально.
Интересная также история с Межгосударственным авиакомитетом, вот этим МАКом, который ответственен в России за расследования разного рода авиаинцидентов: катастроф, аварий и всякого прочего. МАК отказал компании Embraer, создателю, собственно, это самолета, в участии в расследовании, заявив, что они не собираются проводить расследование по международной процедуре, относятся к этому как к исключительно внутригосударственному инциденту и не намерены допускать никого посторонних.
О. БЫЧКОВА: Это очень смешно.
С. ПАРХОМЕНКО: Это интересно, потому что с юридической точки зрения здесь нет проблемы, потому что да, действительно есть разные, так сказать, классы этих самых авиаинцидентов и есть такие, которые классифицируются как международные и расследуются на международном уровне, есть такие, которые классифицируются как внутригосударственные и расследуются на внутригосударственном уровне.
Но существуют некоторые традиции делового оборота, что называется, есть некоторая система отношений, правила приличия, если хотите, многие-многие десятилетия. Они заключаются в том, что когда случается авария, то производителя допускают к участию в исследовании причин этой аварии. Это важно для производителя, чтобы понять, нет ли какой проблемы, не надо ли что-нибудь усовершенствовать, изменить, не обнаружилось ли какого слабого звена и так далее.
С Embraer это особенно серьезно, потому что это необыкновенно надежный самолет. Я почитал, тоже полез во всякие источники. Он производится с 2000 года, эта конкретная модель. Довольно давно, 20 с лишним лет уже. Есть более свежие модификации. Ну, в общем, более или менее 20 лет это производится. И нет никаких аварий.
Одна была за все это время, был один инцидент и то чрезвычайно закончившийся, так сказать, впечатляюще для Embraer, потому что столкнулись два самолета и второй самолет упал, разбился и все погибли, а Embraer умудрился удержаться в воздухе и долететь до ближайшего аэродрома. Это вообще показывает, во-первых, конечно, редкое везение этого конкретного самолета, экипажа и пассажиров, но еще и, в общем, исключительную надежность этого аппарата.
И вот это второй случай вообще какого-то инцидента и первый случай катастрофы с этим Embraer. И, конечно, им было бы очень важно знать, что происходит.
Но Россия решительно им на это указала. Так же точно, как она в свое время указала, я не знаю, в расследовании убийства Литвиненко, что она не будет ничем помогать в следствии, связанным с полонием, в расследовании убийства Скрипалей нет, она не будет, Россия, ничем помогать в расследовании убийства с помощью «Новичка». И еще во множестве других убийств, инцидентов и так далее Россия решительно отказывается от участия. Ну, в конце концов, с Навальным Россия решительно отказалась что-либо предоставить, что-либо кому-либо показать, кого-либо куда-либо пустить или что-нибудь вроде этого. Вот.
И тем, в общем, каждый раз российская сторона выдает свою причастность и подтверждает свою вину в произошедшем. Это еще одно такое подтверждение. Удивительно, что это повторяется так снова и снова. Но, с другой стороны, вот люди, так сказать, взяли эту линию: «Да, мы будем признаваться. Да, мы ничего не боимся. Нам не важно». Хотя слова формальные были сказаны: «Это не мы. Это вот злодеи там где-то – украинская военщина и натовская разведка». А на самом деле вот как это в действительности происходит.
Что важно еще по поводу этой пригожинской всей истории? Действительно важнейший процесс, который происходит сейчас, – это, так сказать, разборка на запчасти «Вагнера». Важно, чтобы от «Вагнера» как единого какого-то предмета, инструмента ничего не осталось, а тем не менее чтобы ценные люди, которые там существуют (убийцы, наемные убийцы, там есть профессионалы по этой части, несомненно), остались на службе у кого надо и никуда, так сказать, вбок не утекли.
Вот, собственно, это и есть важнейший процесс, который происходит и который является содержанием этих дней, был, видимо, содержанием этих двух месяцев между мятежом и убийством Пригожина. И важная его кульминация – это поездка Евкурова в Африку, который, по всей видимости, поехал, так сказать, заканчивать этот процесс административного перехвата и представления новых администраторов этого всего.
И важный, конечно, человек – это генерал Аверьянов, который занимался разного рода террористическими акциями и в том числе отравлениями, взрывами и всем прочим и который был представлен на африканском форуме в Петербурге совсем недавно в качестве нового, так сказать, куратора всего этого.
Ну вот раньше на этом стуле сидел Пригожин и этим самым африканским царькам говорили: «Если вам надо там убить кого или навести на кого ужаса, или сжечь какую-нибудь деревню, то вот здесь вот сидит человек, он отвечает за такого рода вопросы и оказывает такого рода услуги».
О. БЫЧКОВА: У нас есть специалист.
С. ПАРХОМЕНКО: «Теперь вот новый специалист. Знакомьтесь, генерал Аверьянов. Он будет сжигать деревни, убивать ваших политических конкурентов, отнимать золотые прииски. И все остальное, что вы там ему закажете, он тем будет заниматься». Вот. Это, собственно, содержательная сторона дела.
Есть вокруг этого, конечно, много всякого информационного мусора и всякой опять-таки борьбы за внимание уважаемых слушателей, зрителей, читателей Телеграм-каналов, поэтому можно там много всякого интересного рассказывать про то, кто где уцелел, сохранился, где сидит. Сейчас пойдут всякие подробности, сейчас начнутся истории про то, кто где Пригожина встретил и что он при этом сказал. Обязательно мы с вами будем это видеть. В самых неожиданных местах будут встречать Пригожина.
Но важно, что путинское государство приняло свое решение относительно Пригожина. Оно заключается в том, что Пригожин – это частное лицо, оказавшее ценные услуги, и за это мы разрешили его похоронить в Санкт-Петербурге. Но никакой не государственный деятель, никакой не участник важных государственных событий типа специальных военных операций. Ничего не знаем, ничего не помним. Поэтому не положено ему никаких подушечек с орденами, никаких салютов, ничего этого. Герой России, не Герой России. Не важно. Ничего не знаем, не помним. Разделили.
Хороший урок для тех, кто считает, что какой-то статус там, скажем, Героя России или еще чего не будет, а Героев России много развелось в путинской России (а кто-то и дважды) и людей, которые увешаны этими побрякушками бесконечными, в разных республиках сидят и в областях губернаторами, и в центрах. Если вы думали, что это что-нибудь означает и чего-нибудь вам гарантирует, нет, вы ошибаетесь, ничего. В нужный момент окажется, что ничего этого просто не было. Вот и все.
О. БЫЧКОВА: Вот у меня тут несколько сообщений. Я прямо держу вот сейчас, можно сказать, их в кулаке, чтобы тебя об этом спросить. Они такие все длинные со всякими рассуждениями, но главное, что там фигурирует слово «Навальный», слово «выборы» и слово «мобилизация осенью». Вот примерно.
С. ПАРХОМЕНКО: Мы не говорили про это.
О. БЫЧКОВА: Давай по пунктам. Мы в прошлый раз обещали поговорить про Навального и не успели. Давай сегодня успеем.
С. ПАРХОМЕНКО: Да, не говорили про это, хотя прошло уже достаточно много времени. Ну, что мне важно в этой истории? Во-первых, мне важно присутствие Навального. И я снова и снова поражаюсь тому, с каким невероятным мастерством человек, которому противостоит целый тоталитарный режим, целый ФСИН, который засунут уже сейчас в одну из самых страшных колоний, которая существует в России, причем в одном из самых страшных конкретных мест в этой колонии, человек, которому всеми силами отрезают возможности общения с внешним миром, умудряется общаться с внешним миром.
И я много раз говорил о том, что разговоры о том, что за Навального кто-то это придумывает и пишет, это все не имеет абсолютно под собой никаких оснований. И даже мы на днях видели большой пост Навального на эту тему. Я считаю, что очень вовремя и очень правильно, что он не пожалел времени про это говорить, потому что это уже действительно становится каким-то важным фактором, и слишком много народу пытается пользоваться тем, что «а, ну вот мы можем к этому серьезно не относиться, потому что это все равно не он». Это он.
И как мы видим, он в значительной мере не просто как бы сохраняет представление о том, что происходит, а он является активным, так сказать, создателем, формирователем общественных дискуссий и, что называется, повестки дня политической. И его вот эти большие посты – это посты не о том, как как-то он переживает о том, где он оказался или еще каких-то там жизненных его обстоятельствах, а это посты о самом важном, что происходит в российской политической и общественной жизни сегодня – о войне и, в частности, вот о том, как люди должны относиться к выборам.
Я здесь хотел бы сказать от своего собственного имени, повосхищавшись тем, что Навальный по-прежнему оказывает такое огромное влияние на нашу жизнь, на наши разговоры, я вам скажу, что моя личная позиция по отношению, скажем, к выборам, она сохраняется, в общем, неизменной на протяжении многих лет. Я много раз про это говорил и сейчас повторю снова.
Я считаю, что важнейшее, что есть в выборах любых, любого уровня, муниципальных, региональных, думских (парламентских), президентских, губернаторских, каких угодно, важнейший элемент, который есть в выборах, – это общение между политиком, особенно когда речь идет об оппозиционном политике, и публикой, его общественной, так сказать, базой. Выборы – это язык, на котором политики разговаривают с людьми. Выборы – это мощнейшая из существующих вообще в политической профессии возможность обратиться, продвинуть свои идеи, показать свое отношение к каким-то важнейшим проблемам и так далее и так далее.
Именно поэтому самое страшное, так сказать, политическое наказание, которое тоталитарное или авторитарное государство применяет к своим врагам, к своим оппозиционерам, – это лишение их возможности участвовать в выборах. Это самое тяжелое, что можно у них отнять. С этой точки зрения я предлагаю рассматривать любые выборы.
Есть ли, существует ли, сохраняется ли какая-нибудь ценность выборов в этом смысле? Позволяют ли эти конкретные выборы разговаривать с людьми? Если нет, не позволяют, если вы видите, что такая возможность физически, практически отсутствует – значит, не надо обращать на это внимание и в этом участвовать. Если вы видите, что такая возможность сохраняется и общаться можно и нужно, то тогда стоит тратить на это силы. Это то, что касается отношения политиков к этим выборам.
Да, они, может быть, тысячу раз понимают, что все посчитают как надо и голосов будет… Особенно с появлением электронного голосования можно вообще не заботиться о том, пришли на участки, не пришли на участки, опустили, не опустили – можно приписать любую сумму, перевернуть, как угодно.
И вообще, электронное голосование вот в том чудовищно вульгарном виде, в котором оно применено сегодня в России и расширяется все дальше и дальше (сейчас, похоже, на выборах уже прям надо специально будет заранее просить, что вы хотите проголосовать бумажным способом, вообще какое-то полное безумие), в этом виде электронное голосование вообще решает проблему голосования.
Как-то голосование как вот элемент выборов, когда вот надо кому-то что-то сообщать, а потом что-то считать, а потом суммировать эти цифры, она решена электронным голосованием. И я в этом смысле поздравляю всех, кто как-то приложил к этому руку и кто так или иначе как-то в этом поучаствовал, и кто даже продолжает это отстаивать, этот, в общем, чудовищный совершенно инструмент.
Но вопрос не только в этом, а вопрос вот в предыдущих фазах, в том, что выборы не состоят из голосования, не заканчиваются и не начинаются голосованием, а перед этим есть общение политика с публикой. И в этом смысле к ним нужно относиться серьезно тогда, когда такая возможность существует, или не обращать на них внимания тогда, когда такой возможности не существует.
О. БЫЧКОВА: А сейчас что?
С. ПАРХОМЕНКО: В этом смысле я думаю, что президентские выборы абсолютно бессмысленны, потому что никто там не собирается общаться из тех, кто будет участвовать реально в этих выборах. Никто не собирается общаться ни с какой публикой, никто не собирается этой публике ничего доказывать, ничего до нее доносить. Это театр и это абсолютный фарс, в котором разумные люди никаким способом участвовать не должны.
По-другому бывает на выборах муниципальных и региональных, где иногда политикам, даже не допущенным к выборам или допущенным на раннем этапе, но удаленным оттуда на более позднем, удается успеть войти в контакт со своей аудиторией.
Всякий честный и разумный человек должен этому помогать. И если вы склонны к тому, чтобы делать какую-то волонтерскую работу, если у вас есть какие-то там, где вы живете, связи, контакты, отношения, авторитет и так далее и так далее и вы видите кандидата, который хочет разговаривать с людьми, помогите этому кандидату разговаривать с людьми, приложите к этому силы, помогайте ему, не знаю, собирать подписи, расклеивать его листовки, распространять его материалы, организовывать его встречи и так далее. Это важно, безотносительно к тому, что произойдет в результате.
Собственно, это, кстати, и есть важная тренировка сохранения некоторых таких гражданских навыков в обществе. Когда-нибудь, когда выборы действительно состоятся и будут иметь значение, уже результативное значение, тогда этот навык общения, он по-прежнему будет важен.
Вот что я по этому поводу думаю раз и навсегда. Наверное, придется еще говорить о выборах. Наверное, придется что-то такое детализировать.
О. БЫЧКОВА: Конечно, придется. Что-то еще будет происходить. Да, поправка. Ну, не поправка, а такое дополнение. Вот в чате написала Мария Макаренко, что родственники могилу на второй день посещают всегда, это традиция. Я не знаю про такую традицию, но мы поверим, наверное, Марии.
С. ПАРХОМЕНКО: К сожалению, мне приходилось довольно много бывать родственником умерших людей. К сожалению.
О. БЫЧКОВА: Ну да, всем приходилось.
С. ПАРХОМЕНКО: Я, знаете, давно живу на этом свете и должен вам сказать, что обычно как-то люди хоронят своих близких, потом через какое-то время приходят. Но чтобы они стояли у дверей кладбища к открытию этого кладбища, как в данном случае, потому что вчера вечером его закрыли и всех разогнали, а сегодня…
О. БЫЧКОВА: И оцепили полиция и Росгвардия.
С. ПАРХОМЕНКО: Чтобы они стояли среди полиции как-то и ждали, когда откроют ворота для того, чтобы, наконец, можно было пройти к могиле, это мне кажется каким-то новым, я бы сказал, элементом похоронного уклада. Не надо мне рассказывать, что это нормальная и обычная вещь. Нет, не нормальная и не обычная.
О. БЫЧКОВА: Не, ну конечно, устраивать как бы подготовку церемонии сразу на четырех, по-моему, или трех петербургских кладбищах, а потом все это производить на одном под грифом страшной секретности – это тоже, конечно, большое новшество.
Ладно, пойдем дальше. Евгений спрашивает в «Пархомбюро» у тебя. Он просит осветить тему отмены гастролей зиганувшего театра «Ленком» в Израиле. Культура и ее зигзаги.
С. ПАРХОМЕНКО: Я про это написал. Там как-то обсуждается огромное количество всяких подробностей в этой истории: кто, собственно, протестовал, кто был продюсером, который их вез, на каких условиях везли, кто должен был принять решение о том и о сем, кто именно как зиганул, кто передал какой автомобиль, кто в точности подписал какой текст и так далее.
Знаете, я опять тут отчасти как с выборами. Мне бы хотелось подойти к этой проблеме с каких-то общегуманистических, может быть, даже общеэтических позиций. Я много лет занимался театром. Так получилось. Моя журналистская карьера начиналась в «Театре», в журнале «Театр», я смотрел очень много спектаклей, и я сохранил на всю жизнь, хотя я со временем перестал этим заниматься, перестал быть театральным критиком, я сохранил к этому искусству огромную любовь и уважение.
И я знаю, что спектакли бывают разные. Вот бывают такие спектакли, которые представляют из себя технологический, так сказать, процесс. Это такое цирковое представление. Не хочу ничего плохого сказать про цирк. Цирк тоже прекрасное, высокое искусство. Но тем не менее это такое цирковое представление, только без зверей, без шпагоглотания и без жонглеров, а это вот публика покупает себе полтора или два, или три часа удовольствия, приходит, и профессиональные люди доставляют этой публике удовольствие. Такие спектакли бывают, они нужны. Очень хорошо. И пусть. Целый театр есть, который этим занят и успешно много лет.
Бывают другие спектакли, у которых есть глубокий и важный смысл, которые повествуют о каких-то невероятно тонких и в то же время общих вещах: о ценности человеческой жизни, о том, что человеческая судьба очень хрупкая, о том, что люди – сложные, страдающие существа и что они должны пытаться доставлять друг другу как можно меньше страданий, а пытаться защищать друг друга и помогать друг другу, даже когда, казалось бы, у них ничего нет, когда у них есть только узелок, который висит, так сказать, на плече, и на них стоптанные башмаки, и, в общем-то, кто ты такой?
Но оказывается, что один человек может помочь жить другому человеку и защитить его от несчастий, которые его окружают и так далее. Это очень важная вещь – о том, как люди должны беречь друг друга.
Вот, собственно, первоначальное произведение «Тевье-молочник» Шолом-Алейхема, пьеса Горина, написанная по мотивам этого, и первоначальный спектакль Захарова, поставленный много-много лет тому назад, в начале 90-х годов или даже в конце 80-х, с потрясающими актерами, с участием великолепного театрального художника и так далее, и так далее, и так далее.
Так вот, люди, которые хотят, чтобы больше убивали на войне, люди, которые поддерживают агрессию, которые помогают агрессии словами, делами, деньгами, чем могут, для того чтобы российская армия убивала больше людей в Украине, для того чтобы российская армия разрушала больше городов и деревень в Украине, для того чтобы российский диктатор разрушал больше человеческих судеб, такие люди есть. Мы про это знаем. Мы не можем от этого отмахиваться и на это зажмуриваться. Эти люди вот так считают. Некоторые – большинство, как я думаю – со страху. Они задурены, испуганы, измучены. Им кажется, что они так спрячутся и что это их таким образом не коснется. А есть какие-то, у которых в голове какие-то безумные идеи.
Так вот, эти люди не должны играть такой спектакль. Вот и все. Они не должны своим ртом произносить эти слова. Они не должны надевать эти костюмы, ходить в этих мизансценах.
О. БЫЧКОВА: То есть, если бы они приехали, например, привезли другой спектакль?.. А мы понимаем, что именно этот спектакль они повезли на гастроли в Израиль. Ну, потому что тематика, потому что едешь в Израиль – нужно спектакль про евреев. Это логично.
С. ПАРХОМЕНКО: Я не знаю.
О. БЫЧКОВА: То есть ты считаешь, что если бы они приехали с другим спектаклем, то все было бы ок. Но люди, которые здесь протестовали в Израиле, они с тобой не согласятся.
С. ПАРХОМЕНКО: Подожди, я не считаю, что все было бы ок. Я не знаю, как бы было.
О. БЫЧКОВА: Точно так же было бы.
С. ПАРХОМЕНКО: Наверное. Не знаю. Может быть, точно так же. А может быть, не точно так же. Люди бы отнеслись к этому по-разному. И, возможно, были бы тоже протесты такие же или более сильные, или менее сильные, с этими словами или с другими словами. Люди бы как-то к этому отнеслись.
Мне сейчас важно это – что этот спектакль является в этом исполнении невероятно сильной манифестацией гнойного лицемерия. И игра этого спектакля и демонстрация этого публике, людям, которые, может быть, даже не знают, кто это, и просто придут на этот спектакль – это невероятное зло. Когда люди, которые хотят войны, хотят убийств, хотят разрушений, надевают на тебя это, вот этот спектакль надевают на себя, эти образы и произносят эти слова – это само по себе очень большое зло. И люди должны…
О. БЫЧКОВА: Завершаем.
С. ПАРХОМЕНКО: Стараться этому противодействовать как могут. В данном случае смогли вот так. Смогли вот так.
О. БЫЧКОВА: Все, заканчиваем на этом. Это «Особое мнение» с Сергеем Пархоменко на «Живом гвозде». Спасибо всем большое. Пока.