«Особое мнение» Сергея Пархоменко
На самом деле мобилизация происходит. Она как раз первый элемент войны как образа жизни, как формы существования тоталитарного государства. Государство существует в состоянии мобилизации. Это не акт, не событие, не решение, не операция, не кампания. Это состояние…
Поддержать канал «Живой гвоздь»
О. БЫЧКОВА: Добрый вечер, добрый день. Это «Особое мнение» на «Живом гвозде». С вами Ольга Бычкова. С особым мнением Сергей Пархоменко. Привет тебе.
С. ПАРХОМЕНКО: Привет-привет. Спасибо, что дождались. Я тут передвигаюсь с места на место, так что сегодня немножко позже, чем обычно. Но тем не менее.
О. БЫЧКОВА: Да, да. Мы просим еще раз прощения у наших постоянных зрителей и слушателей, что сегодня пришлось вот так вот по уважительной причине поменять немножко время. Да, но это абсолютно… Это время – это временно, скажем мы так вот.
Давай сразу начнем с одной из, с одной стороны, удивительных, с другой стороны, неудивительных, с третьей стороны, довольно странных новостей этих дней. Филиалы телеканала «Дождь», которые находятся в Латвии и Нидерландах, признаны в России нежелательными организациями. Это как-то выглядит, в общем, можно было бы так банально сказать, смешно, если бы не было так грустно. Но зачем? Зачем преследовать «Дождь, который уже прям давно не в Росси и уже признан, по-моему, кем только не.
С. ПАРХОМЕНКО: Это преследование не «Дождя», это преследование тех, кто смотрит «Дождь», и тех, кто помогает «Дождю», кто посылает всякие донейты для помощи, и тех, кто им звонит, и тех, кто на них ссылается, тех, кто распространяет их программы, их ссылки, их короткие видео, их длинные видеозаписи и так далее и так далее. Это, так сказать, уже базовый переход на следующий этап, который тоже начался не сейчас.
Сначала была долгая довольно кампания государственная, в рамках которой собирали в одну кучу все независимые и оппозиционные российские медиа, объявляя их иностранными агентами. И отдельных журналистов объявляли иностранными агентами, и целые редакции. Потом в какой-то момент это просто иссякло. Ну понятно, что они уже как-то скребут там по донышку, уже дальше невозможно. Уже каких-то совсем, я бы сказал, непристойных людей в последнее время можно встретить – не всех, но некоторых – можно встретить в этом списке иностранных агентов. Как-то прямо даже стыдно рядом с ними в одном списке находиться.
О. БЫЧКОВА: Не капризничай.
С. ПАРХОМЕНКО: Да-да, меня уже предупреждали. Да, я сам внутри, так сказать, в нашей иноагентской среде я тут высказал пару каких-то огорчительных фраз по поводу того, что вот как-то испортили хорошую компанию. Мне тоже сказали: «Не капризничай. Не устраивай здесь разборок и всякого прочего». Не буду. Не буду капризничать и устраивать разборок. Но факт остается фактом. Действительно как-то кончается этот контингент. Уже совсем даже непонятно, кого еще назначить иностранным агентом. И в какой-то момент, да, что называется, борьба продолжилась в партере, борьба продолжилась совершенно в другой форме.
Ну, мы двигаемся к белорусской ситуации. Это, собственно, то, что хорошо известно сегодня про белорусский террор, когда людей останавливают на улице, достают у них из кармана телефон, требуют какими-нибудь угрозами или просто побоями этот телефон разблокировать и начинают заглядывать, а что человек смотрит, а на что он подписан, а на какие Телеграм-каналы он подписан, на кого он в Фейсбуке подписан, если у него есть там всякие VPN и так далее, а на кого он подписан в Ютюбе, на какие каналы, и так далее. И преступлением является не изготовление информации, а потребление информации.
И в результате это приводит к тому, например, что у огромного количества людей в Белоруссии есть просто там два комплекта техники (есть два телефона или там два ноутбука): один – с которым можно выходить на улицу, а другой – с которым ни в коем случае нельзя выходить на улицу, в в котором, собственно, есть эти подписки.
Вот что-то подобное, несомненно, ожидает и Россию. И, конечно, это удар по аудитории, потому что люди не перестают, во-первых, действовать в соответствии со своими привычками информационными, кого человек привык слушать с утра или по вечерам и на кого он привык ориентироваться и так далее.
Но самое опасное для тоталитарной власти в России – это когда люди начинают искать информацию, начинают интересоваться ею. Потому что в ситуации, когда «меня это не касается», «я не про политику», «отстаньте от меня», «в нашем чате про это не разговаривают» и так далее и так далее – вот это самое оно, это то, о чем тоталитарная власть мечтает, чтобы люди повторяли: «Я не про политику, я не про политику».
А когда люди начинают интересоваться, когда они начинают что-то выяснять, когда они начинают что-то добывать, вот тогда это становится крайне для них неприятно. И особенно, конечно, тогда, когда начинается какая-то передача из уст в уста, какое-то сарафанное радио, какое-то, как это в интернете называется, вирушение, то есть в смысле вирусное распространение информации. Вот против этого они начали бороться сейчас такими методами.
Интересно, что они дальше придумают. Ну что значит интересно? На самом деле неинтересно. Но, к сожалению, придется нам это постепенно выяснять. Я думаю, что впереди законопроекты, которые будут напрямую наказывать за потребление информации и за поиск информации, когда не только самостоятельное высказывание, не только комментарий или, не знаю, какая-то реплика будут считаться нарушением, а там, глядишь, дальше и преступлением, но и поиск такой информации.
Ну, как-нибудь они это сформулируют. В конце концов, не первый раз. Как-то формулировки у них там разные специальные люди придумывают в администрации президента, потом спускают в Думу, Дума это все беспрекословно принимает, как вы видите. Так что вот тенденция такая и распространение такое.
Соответственно, обращение теперь не к моим коллегам-журналистам, которые, в общем, прекрасно понимают, как им действовать в этих обстоятельствах, а следует теперь обратиться к людям, которые читают, смотрят, слушают.
Будьте осторожны, понимайте, что могут наказать и за этого. Не афишируйте, не обсуждайте это публично, не обсуждайте это с людьми, которым вы не доверяете, обсуждайте только с теми, кому вы верите. Если вы как-то оказываетесь в какой-то или вам предстоит оказаться в ситуации такой повышенной опасной с точки зрения проверок разнообразных, не знаю, вы куда-то летите и вам предстоит какой-то досмотр, обратите на это внимание, что у вас в телефоне. Может быть, надо удалить какие-то подписки. Потом восстановите их. Может быть, нужно удалить какие-то приложения в вашем телефоне. Потом восстановите это. На самом деле это все несложно. Это занимает буквально несколько минут.
Но вот такие меры предосторожности. Они все дальше и дальше будут все более и более полезны. И вам придется к ним привыкать так же, как мы к ним привыкли, мы, которые занимаемся, собственно, созданием этой информации. Теперь ваша очередь привыкать, тем, кто потребляет эту информацию.
О. БЫЧКОВА: Давай продолжим тему того, что напринимала Государственная дума. Ну вот весь этот пакет, связанный, в общем, с фактической мобилизацией.
С. ПАРХОМЕНКО: Мешок.
О. БЫЧКОВА: Мешок, да, вагон и маленькая тележка с мобилизацией, которая теперь становится не первой волной, не второй волной, а просто входит в практику. Это все ожидалось. Вот весь этот призывной возраст до 30 лет, там повышение возраста для разных категорий запаса до 50, 55, 60 и так далее. Об этом уже говорилось до этого не один раз.
Удивила здесь, в общем, цитата, которую все сейчас приводили во всех социальных сетях, все комментировали, цитата из генерал-депутата, как было сказано кем-то смешно, Картаполова, который сказал, когда он убеждал своих коллег принять вот эти все нововведения: «А не надо давать людям всякие лазейки, для того чтобы они уклонялись от призыва». И он говорил, что все это делается в ожидании большой войны, передаю я своими словами, потому что слова «большая война» настолько затмевают собой все остальное, что уже даже не обязательно помнить прямую цитату, смысл такой. Это что такое? Это проговорка? Это что?
С. ПАРХОМЕНКО: Это подтверждение, точнее, так сказать, внедрение в действительность того, о чем мы впервые стали говорить подробно и уверенно после того, как в конце минувшего года российский диктатор выступил вот с чем-то, что было там вроде обращения к федеральному парламенту, помните, когда он долго-долго говорил и смысл этого говорения заключался в том, что война становится жизнью, она перестает быть событием, она перестает быть эпизодом, она перестает быть некоторым делом, которое можно сделать, она становится формой существования этого режима, России как страны, российского народа как сообщества людей и российской власти как корпорации.
Они собираются существовать и заставить существовать всех, кто от них находится в зависимости, существовать в форме войны. Вот, собственно, это то, что тогда было заявлено и что постепенно воплощается в жизнь, и вот пришло теперь вот к этому здоровенному мешку законодательных актов разнообразных.
Надо сказать, что все это безобразно было сделано с точки зрения коммуникации с людьми, которых просто многократно обманули по ходу. Объясняли им одно, объявляли, обещали, потом оказалось, что как-то я хозяин своему слову – сам дал, сам взял.
О. БЫЧКОВА: Одна эта история про 18 – 30, она, конечно, поразительная.
С. ПАРХОМЕНКО: Да, все эти бесконечные старые анекдоты можно вспомнить. И, может быть, не самая важная, но самая яркая эта история действительно с этими сроками призыва, которые сначала собирались сдвинуть, а потом оказалось, что никто ничего сдвигать не собирается, а просто надо расширить, заодно нужно еще и увеличить срок пребывания в запасе.
Это значит, что при желании можно втащить в армию человека, если он нужен, если он, например, специалист по какой-то важной военной профессии, которых не хватает (связист, скажем, или какой-нибудь специалист по чему-нибудь химическому и так далее). Есть некоторое количество ценных военных специальностей. Можно тогда втащить человека уже сильно в возрасте – сильно за 55, под 60 и дальше. В общем, все это можно двигать более-менее безразмерно туда-сюда.
А сюда же, кстати, относится пакет отдельно принимавшийся, а теперь усиленный, связанный с освобождением от разного рода ответственностей (уголовной ответственности, административной и всяких прочих) в связи со службой в армии и так далее. Человеку, который участвует в этой большой войне, ему можно убивать, можно грабить, можно совершать любые преступления против собственности, против личности, против чего угодно, потому что вот он как-то раз и навсегда за все расплатился. Вот это и есть процесс того, как война становится формой жизни Российской Федерации.
И вот эти проговорки Картаполова, он просто, что называется, солдафон, он человек, который как бы не привык, не умеет, не может, не обучен не то что там как-то формулировать или что-нибудь такое, а просто задумываться над тем, что он несет. Поэтому у него, как у пьяного, на языке то, что у других, может быть, на уме, а у него вот, собственно, хоть в трезвом виде, хоть в пьяном примерно одинаково. Он молотит как-то то, что как-то понял из разговоров с начальством. Начальство велело готовиться к большой войне.
Интересно в этой истории, конечно, еще то, что то, что происходит сейчас, они не считают большой войной. По всей видимости, это еще не большая война в их представлении или, во всяком случае, они как-то еще не смирились с тем, что можно и нужно это таким образом называть. Еще как-то положено разговаривать про это.
Хотя слово «война» становится совершенно обыденным в речи разного рода пропагандистов, в речи вот всех этих военкоров, в речи самых разных людей. Они все время как-то забываются, и все время это слово у них как-то выскакивает, и они сами этого пугаются, иногда там одергивают друг друга. Но, в общем, постепенно это слово как бы внедряется даже в обиход таких совсем уже властных структур и околовластных людей, всей этой их обслуги и так далее. Но тем не менее формальное ограничение существует. В соответствии с этим формальным ограничением это еще не большая война, а вот еще когда-нибудь большая война будет.
И тут мы переходим, собственно, к существу дела. От этих слов мы переходим к тому, а что, собственно, у нас происходит с мобилизацией. Я здесь еще раз должен сказать, что я абсолютно не вижу никакой нужды ни в каких волнах и ни в каких специальных решениях по этому поводу, и ни в каких провозглашениях и так далее.
В этом смысле я понимаю, что там генерал Соловей или полковник Соловей, я не знаю, как правильно к Соловью обращаться в этой ситуации, но он как бы заботится о хайпе и ему как-то надо, чтобы была вторая волна, потому что это что-то такое, про что можно говорить. Это вечная-вечная история всех на свете пропагандистов, а также всех на свете, я бы сказал, информационных активистов – нужно иметь какой-то мяч, который гонять, нужно иметь какой-то предмет для разговора. Значит, вот надо иметь такой предмет – вторая волна. Будет, не будет, скоро, не скоро, большая будет, маленькая, высокая, крутая, плоская, длинная, с пеной или без, будет ли шипеть и так далее, накатывать на берег, какие будут у нас волны.
На самом деле мобилизация происходит. И вот она как раз первый элемент вот этой войны как образа жизни, войны как формы существования тоталитарного государства. Государство существует в состоянии мобилизации. Это не акт, не событие, не решение, не операция, не кампания. Это состояние. Она происходит. Мобилизуют столько, сколько нужно. Вот некоторое время тому назад распространились сведения о том, что на одном из участков фронта российско-украинского накоплена довольно большая группировка (под 100 тысяч человек) мобилизованных каких-то и обученных. Откуда они взялись? Ну вот как-то намобилизовали за это время без всяких волн.
Другое дело, что постепенно по мере необходимости туда вносятся какие-то изменения и какие-то уточнения. Меняется география этого события. По-прежнему акцент делается на достаточно удаленные районы, на сельскую местность, на национальные республики, на избегание особенно больших городов.
Никому не нужно, чтобы в местах, так сказать, концентрации населения, причем населения традиционно социально активного, образованного, квалифицированного и так далее, которое живет в больших городах, чтобы там происходило большое количество потерь людей, чтобы оттуда забирали много народу, привозили в целлофановых пакетах куски большого количества людей и так далее. Не надо этого. Надо это делать где-то в отдалении, на расстоянии – будет спокойнее, будет надежнее. Значит, меняется география.
Меняется интенсивность: сейчас чуть больше, сейчас чуть меньше, ставится так задача или сяк задача. В какой-то момент этот процесс интенсифицируется сам собой. Ну вот тогда можно будет сказать: «А вот это случилось. Наконец, война».
Естественным образом это происходит обычно, ну просто по логике можно себе представить, что осенью людей нужно больше, потому что ближе к зиме, к сложному времени и так далее. Нужно больше обслуживающего персонала. Не просто тех, кто, собственно, на передовой, кто, собственно, воюет, но и тех, кто осуществляет какое-то тыловое обеспечение, кто занимается коммуникациями, кто все это обогревает, отапливает, кормит и так далее. Все это зимой становится более затратно естественным образом, поэтому под зиму обычно требуется больше людей. И весьма вероятно, что ближе к осени количество вот этих мобилизованных будет увеличено.
Кроме того, не надо забывать, что эта мобилизация является эффективным средством борьбы с любыми формами сопротивления. Мобилизовать можно студента, который что-то такое не то сказал, не так выступил, чего-то такое себе позволил проделать или произнести.
О. БЫЧКОВА: Уже не то перепостил просто. Уже так теперь, да.
С. ПАРХОМЕНКО: Да. Мобилизуют. Это способ изъятия людей. Все-таки у тоталитарной власти есть всегда такая задача – а как выдергивать из покорной среды те элементы, которые кажутся там вредными, неблагоприятными, заразными и всякими такими.
О. БЫЧКОВА: Как выявлять врагов народа, да, это называется.
С. ПАРХОМЕНКО: В данной ситуации это делается при помощи разного рода обвинений (административных, уголовных): кого-то посадим на сколько-то суток, потом еще раз, потом еще раз. Они, помните, изобрели эту систему цепочечных этих административных арестов, когда люди сидели там по 5 раз по 15 суток, как это бывало с некоторыми. Вот, значит, задержим, увезем, подержим в обезьяннике, потом посадим в спецприемник, потом, если не понял, будем судить, дадим срок, дело, домашний арест или СИЗО, или еще что-нибудь вроде этого, потом приговор, потом человек будет сидеть. Вот зачем это все делалось, зачем вся эта работа проделана? А чтобы изъять человека из его среды, а чтобы он там не присутствовал и не заражал окружающих своими мыслями, своими словами, своими поступками и так далее.
Теперь появляется замечательный административный инструмент для этого, очень в этом смысле эффективный и малозатратный: надо будет – мобилизуем. Мы можем мобилизовать, я не знаю, целый университетский курс, если в нем начались какие-то неприятные движения, целый, я не знаю, цех на предприятии, целый колхоз, целую команду, компанию, целое что угодно. Заберем, увезем, рассеем, мобилизуем. Для тоталитарного режима это полезная вещь.
Вопрос даже не только в том, что тоталитарный режим хочет воевать, хочет убивать всех этих людей, превращать их в солдат, давать им в руки автомат, заставлять их стрелять в украинцев и так далее. Нет. Это еще и инструмент внутренних репрессий. Вот это тоже очень важно понимать, что мобилизация как процесс (не как волна или как событие, как поступок или что-то вроде этого) – это инструмент репрессий.
В свое время мы очень удивлялись, когда каких-то людей из гражданских и политических активистов… Руслана Шаведдинова, помните, как-то взяли, затащили в армию и засунули на Новую Землю. И он, значит, год сидел там среди льдов и белых медведей. Ну вот взяли человека и удалили его как бы из политической жизни, из активистской жизни, из работы Фонда борьбы с коррупцией и так далее. Выдернули.
О. БЫЧКОВА: И не надо было никаких статей придумывать. Просто в армию. И все.
С. ПАРХОМЕНКО: И это был один из первых таких случаев. И мы тогда про это говорили: вот смотрите, они используют армию и призыв – в тот момент просто призыв на срочную службу – используют в качестве формы политических репрессий. Теперь это становится массовым. И опять же, тут мы можем вернуться к началу нашего разговора, что ровно так же, как в том, что касается медиа, акцент переносится с писателей на читателей, на аудиторию, то есть на массовые круги, толстые слои населения, которые потребляют эту информацию, ровно так же изобретаются инструменты массового воздействия на общество, массового изъятия из общества людей, массового искажения общественного мнения.
Зачем в целом это делается? Ну вот есть общество. В нем есть такие-то настроения, столько-то таких, столько-то таких, такой-то процент и сякой-то процент, такая-то пропорция и сякая пропорция. Не устраивает. Надо изменить это. Как это изменить? Вот так. Сотни тысяч людей мы можем… Ну, казалось бы, демографически в стране с более чем 100-миллионным населением ничего особенного, это там единицы процентов. Но тем не менее это же, что называется, активное население, это люди в активном возрасте, это люди могут быть, занимающие какую-то активную позицию и так далее и просто интересующиеся окружающей действительностью. Не то что какие-то оппозиционеры, не то что какие-то там карбонарии, но просто люди, которым интересно, что вокруг.
Надо будет – всех выдернем и увезем. А кого не выдернем и не увезем, того напугаем, над тем будет всегда присутствовать эта угроза этого выдергивания.
О. БЫЧКОВА: Да, понятно. Удивительно, конечно. Ну, уже можно было за полтора года, конечно, как-то с этой мыслью свыкнуться, но она продолжает изумлять. Не только история России путинских двух десятилетий, история многих десятилетий страны, фактически все, что есть в России, все, что является Россией, сейчас целиком брошено в топку этой войны. Вот просто все, что было создано, сделано, придумано, рождено, оно все кидается, все идет дровами в это пекло. Вот это вот абсолютно кажется нереальным.
С. ПАРХОМЕНКО: Есть еще общая вещь, которая кажется мне еще более страшной и еще более трагической в историческом смысле. Давай отдадим себе отчет в том и предложим отдавать себе в этом отчет нашим слушателям и зрителям, что это единственное сегодня, чем занято российское государство.
О. БЫЧКОВА: Именно это я и хочу сказать. Все. Больше ничего не существует.
С. ПАРХОМЕНКО: Все силы, все деньги, вся организационная мощь, вся инфраструктура, все структуры власти и так далее, все это сегодня направлено только на одно – удержать крышку на этой кастрюле, не дать этому булькать, не дать пару вырваться из-под крышки, удержать это все.
Вот есть страны, которые заняты самыми разными вещами. Есть бедные страны, живущие в тяжелых климатических и прочих условиях, страны, которые столетиями страдают от недостатка воды, от ужасного климата, от каких-то, я не знаю, насекомых, агрессивной среды и всего остального. И они заняты тем, что они преобразуют себя и свою природу. Вот есть такие страны в мире, они существуют.
Есть развитые страны, которые как-то говорят: «Мы хотим двигаться вперед, мы хотим прогресса, мы хотим сохранения экологической среды, мы хотим, чтобы наши люди жили долго, чтобы они были здоровы, чтобы люди были окружены тем и сем, чтобы мы продвигались так и сяк». В общем, ставят перед собой какие-то задачи, иногда грандиозные, прекрасные, сверкающие, иногда совершенно дурацкие, иногда какие-то глупые, иногда какие-то странные, всякие.
Но огромное количество стран в мире живут зачем-то. И главное, зачем они живут – это, вообще, нормальное положение – чтобы люди были счастливы. Вот спросите у правительства Дании: «Какая цель вашего датского государства?» Они скажут: «Счастье датчан». Пойдите после этого к норвежцам и спросите: «Задача вашего правительства и вашего государства в чем заключается?» Они вам ответят: «Чтоб норвежцы жили долго и счастливо». И это на самом деле звучит немножко странно на наше советское ухо, но, по существу, человеческая цивилизация пришла к этому, потому что вот это достойная задача для государства.
Российское государство живет не для этого. Оно сейчас ломает, душит, давит, кромсает, плющит, раскатывает, удерживает и не пускает. Вот на сегодня, если вдуматься, весь смысл происходящего заключается в этом. А зачем все это, в свою очередь? Ну как зачем? Затем, чтобы эти люди продолжали сидеть на своих стульях. Вот эти. Сейчас возьмем лист бумаги, напишем в столбик их имена. Их не так много – два десятка имен. В действительности все делается для того, чтобы вот эти два десятка людей и их семейство и их ближайшее окружение чувствовали себя уверенно и по-прежнему в безопасности, чтобы они понимали, что ничего, как-нибудь продержимся, до нас не дотянутся. И вот весь смысл.
Этому посвящена целая жизнь огромной страны и ее будущее. Штука-то в том, что время уходит, что все вокруг продолжает куда-то двигаться, продолжает куда-то развиваться, продолжает спорить о чем-то, а как это будет устроено завтра. И вы летите сегодня, я не знаю, над Европой на самолете, смотрите вниз и видите, что пейзажи меняются, что какие-то колоссальные площади покрыты какими-то странными вентиляторами. Что это за вентиляторы? А это электростанции такие. А вот это что за странные поля? Вот поля, на которых что-то растет. Вот поля, на которых какие-то деревья или какие-то злаки. А вот это, кажется, виноградники. А это что? Какое-то плоское, голубое и отсвечивает. Это что такое? Что они выращивают на этих полях?
О. БЫЧКОВА: Электричество.
С. ПАРХОМЕНКО: Электричество выращивают на этих полях. Выясняется, что есть огромное количество стран и территорий, где электричество выращивать выгоднее, чем овес. И вот эти поля покрыты этими солнечными батареями в колоссальных количествах. Я сейчас не про технический прогресс, я про то, что мир меняется. Вы пролетаете над миром и видите, что он меняется. А посреди этого всего мира есть Россия, которая занята тем, чтобы удержать за глотку самоё себя. И это, конечно, главное преступление, при котором мы присутствуем. Некоторые в нем участвуют так или иначе, некоторые не находят в себе сил ему сопротивляться или противодействовать, некоторые находят и у них мало и плохо получается. По-разному бывает.
О. БЫЧКОВА: Я хочу тебя еще спросить про большую войну, но сделаю это после нашей рекламы. Мы, как обычно, рассказываем о том, что появилось. Сейчас прервусь от новостей, оторвусь на буквально полминуты и потом обязательно продолжу. Должна выполнить свои обязательства перед коллегами.
А коллеги, между тем, выложили, выставили новую книжку на сайт shop.diletant.media. Вот вы сейчас должны увидеть ее на своих экранах, эту обложку. Это книга, которая называется «История Дома Романовых глазами судебно-медицинского эксперта». Ее автор рассказывает о том, как сегодня криминалисты, эксперты-криминалисты, смотрят на историю расстрела Романовых в Екатеринбурге, возможно ли восстановить цепочку.
И в этой книге вы найдете реконструкцию этого преступления с учетом медицинских и криминалистических данных, а также ранее недоступных исторических архивов. Мы понимаем, что все сто лет, которые прошли с тех пор, как произошло это убийство в Ипатьевском доме в Екатеринбурге, самые разные специалисты, в том числе криминалисты, восстанавливают историю этого преступления. Но у автора появилась возможность изучить дополнительные материалы. Вот эту книгу вы можете найти на сайте shop.diletant.media. Поищите.
Ну и возвращаюсь к нашему «Особому мнению». Так вот, большая война. А вот то, что они наговорили, я имею в виду Путин и Лукашенко, по поводу Польши на днях, про то, что Польше Сталин подарил какие-то земли, если они забыли об этом, мы им напомним, если Польша захочет захватить Белоруссию, то тогда это, а если Польша захочет захватить какие-то земли Украины, то тогда то, вот это вот все выглядело прямо очень устрашающе и прямо сразу вспоминаешь историю Второй мировой войны, где, в общем, тоже приблизительно с этого все и началось.
С. ПАРХОМЕНКО: Есть несколько, мне кажется, причин появления вот этого нового поворота. В целом, наверное, это можно описать одним простым обстоятельством – им надо продолжать пугать дальше. Они торгуют страхом, вот они, конкретно эти два человека. Один на самом деле находится совершенно в рабстве у другого.
И абсолютно очевидно, что никакой политической инициативы со стороны Лукашенко не существует. И это, может быть, не может быть, а совершенно точно это, наверное, все-таки хорошая новость, потому что он абсолютный безумец, садист, параноик, человек, свихнувшийся на своей власти, наверное, еще больше Путина и так далее. Еще не хватало, чтобы он какую-то инициативу проявлял. Его бы инициатива еще та была. Но, к счастью, он абсолютный холуй при Путине. И вот, значит, они вдвоем работают.
Над чем они работают? Они сеют ужас. Ну вот опять возвращаясь к сельскому хозяйству, которое мы тут упоминали. Кто-то выращивает виноград, кто-то выращивает яблоки, кто-то выращивает овес, кто-то выращивает электричество, а они на своих полях выращивают ужас. Это, собственно, тот основной продукт, которым они торгуют сегодня.
При этом надо же ведь еще понимать, что у них в головах есть какая-то картина мира, сложившаяся на чрезвычайно нездоровой почве, сложившаяся на основе той информации, которую они получают из крайне немногочисленных, очень искаженных, очень несовершенных, бедных источников. Еще и бесконечно эти источники решают какие-то свои собственные проблемы, воюют между собой, подсиживают друг друга, бесконечно друг друга цензурируют и так далее. И у них в результате появляется какое-то представление о том, что происходит на самом деле.
О. БЫЧКОВА: Которое они, в свою очередь, каждый из них тоже не может как-то скорректировать в силу малообразованности, мракобесности и так далее.
С. ПАРХОМЕНКО: Чтобы корректировать, нужна какая-то опора.
О. БЫЧКОВА: Подойти критически, например.
С. ПАРХОМЕНКО: Ну, чтобы скорректировать.
О. БЫЧКОВА: Потребовать дополнительных источников, включить интернет, между прочим.
С. ПАРХОМЕНКО: Чтобы у вас не исказилось, у вас должна быть какая-то надежная точка отсчета, какое-то что-то, что позволяет вам… Вот вы видите, что что-то искривилось у вас. Вот была у вас какая-то прямая вещь, а стала кривая. Значит, для того чтобы с этим как-то справиться, для начала нужна линейка, нужен такой предмет, по которому вы уверены, что этот предмет ровный. И если его приложить и получается, что вот та первая вещь как-то к нему плохо прилегает, а явно является не той формы – значит, она скривилась, потому что в линейке мы уверены.
У них нет этой линейки, у них нет надежной точки отсчета, у них нет такого представления, такого источника информации, на которые они могли бы посмотреть и сказать: «Ага, ну вот если этому не соответствует – значит, тут что-то не так».
Так вот, мне кажется, что вот эта вот очередная глава с Польшей и со всем остальным является результатом того, как они поняли результаты саммита НАТО. У меня начинает складываться такое впечатление, что они посчитали, что у них там случился какой-то большой успех. Поскольку они сами себя накачивали ужасом по поводу того, что Украину вот сейчас, сейчас, сейчас, сейчас примут… Это же разумные люди говорили, что этого не может быть, так не бывает, так это не делается.
О. БЫЧКОВА: Правила соблюдаются, они будут соблюдаться.
С. ПАРХОМЕНКО: Есть правила, есть обстоятельства, которые заставляют вести себя так и сяк. И, по всей видимости, события будут развиваться иначе. И, по всей видимости, результаты будут вот такие и так далее. Понятно, что были на этом фоне какие-то люди, которые как-то очень старались изобразить страшный оптимизм, были какие-то другие люди, которые кричали: «Все пропало! Все погибло!». Но все-таки между этими двумя краями было довольно большое количество разумных людей, которые смотрели на это разумно, разумно это оценивали, получили эти результаты, разумно их проанализировали. В чем-то они соответствуют прогнозу, в чем-то они там чуть-чуть отклоняются от прогноза, но, в общем, все это находится где-то в пределах разумного.
А есть вот эти вот люди, которые опирались на информацию, которую они получили. Сначала они пришли в ужас и отчаяние, что сейчас Украину примут в НАТО. Потом они пришли в страшный восторг оттого, что Украину не приняли в НАТО: «Да, ой, здорово, у нас отлично получилось. Мы не дали, не пустили. Мы их напугали, мы произвели на них грандиозное впечатление. Вот как надо. Надо дальше в том же духе». И они поехали дальше в том же духе.
О. БЫЧКОВА: Но так это те же самые люди, у которых НАТО вот-вот должно было захватить Россию. Или как там они все это рассказывают?
С. ПАРХОМЕНКО: Ну, конечно.
О. БЫЧКОВА: И поэтому нужно было захватывать Украину.
С. ПАРХОМЕНКО: Что такое самосбывающиеся прогнозы и самовоспитывающиеся? Люди сами себя пугают, сами для себя создают эту пропаганду, сами же ей верят, сами исходя из нее делают какие-то выводы и сами на основании этого производят следующую пропаганду. Так это и работает. Это такой замкнутый цикл, натуральное политико-пропагандистское хозяйство. Вот в рамках этого натурального хозяйства им кажется, что нужно пугать сильнее.
И отсюда возникла эта история, что сейчас мы нападем на Сувалкский коридор, сейчас мы будем бомбить там. У каждого своя какая-то роль, которую человек сам для себя выбирает и сам себе приписывает. Караганов пишет: «Надо разбомбить Гданьск». Кто-то там говорит, что надо напасть на Жешув. Ну, у них есть какие-то отрывочные географические сведения. Им кажется, что так это выглядит убедительнее, если прямо конкретные наименования при этом.
О. БЫЧКОВА: Ужас. Слушай, но не все же, в конце концов, малограмотные и мракобесные военные пенсионеры. Но кто-то из них действительно книжки читал, как Караганов. Неужели им, например, не приходит в голову никаких неприятных ассоциаций с одним диктатором, который очень плохо закончил в 1945 году, чья фамилия начинается на «Г», а заканчивается на «р»?
С. ПАРХОМЕНКО: Во-первых, книжки действительно очень мало кто читал.
О. БЫЧКОВА: Но это же просто первое, что приходит в голову. Чуваки, это вы дословно повторяете то, что уже вот тогда говорилось. Невероятно.
С. ПАРХОМЕНКО: Кто читал какие-то книжки, с теми произошли разные события. Кто-то просто спился. И не надо ничего усложнять. Просто сжег себе мозги алкоголем.
О. БЫЧКОВА: Я думала, что образование не пропьешь.
С. ПАРХОМЕНКО: Пропьешь. Вот ты выпей с евонное и узнаешь, пропьешь или не пропьешь. Но тебе столько не выпить.
О. БЫЧКОВА: Я уже не успею.
С. ПАРХОМЕНКО: Тебе столько не выпить и мне столько не выпить.
О. БЫЧКОВА: Надо было раньше начинать.
С. ПАРХОМЕНКО: Надо было гораздо раньше начинать. Мы с тобой опоздали безнадежно с этими экспериментами. Ничего у нас уже не получится. Значит, кто-то просто спился, кто-то просто свихнулся, кто-то последовательно как-то воспитывает себя, заставляет себя, запрещает себе и так далее.
Я много раз уже приводил этот пример. Я видел в свое время симпатичного, образованного мальчика, буквально мальчика, Петю Толстого, с которым мы вместе работали в агентстве «Франс-Пресс». Он был совсем молоденький, недавно закончил школу, недавно, по-моему, закончил какой-то вуз. Нормальный мальчик, читавший какие-то книжки и так далее. На протяжении многих лет этот человек выжигает в себе эту историю, воспитывает в себе свинью, даже не могу сказать зверя, воспитывает в себе вот этого свирепого кабана, который с адским хрюканьем как-то набрасывается на все что угодно, включая на самом деле собственных детей-кабанят. Это как-то свойственно этим вепрям. Они еще и как-то способны своих поросят поесть. Так что не без этого.
Но с людьми происходят самые разные метаморфозы. Чего мы будем так особенно погружаться в эту психологию? В результате мы видим результат. Мы видим людей, которые понимают, что главное – это демонстрация свирепости. А кто недостаточно демонстрирует свирепость, в ком есть там какие-то сомнения, какие-то ограничения, какие-то условия, какие-то соображения, с теми начинает происходить то, что происходит сейчас на наших глазах со всеми этими сторонниками диктатуры, по существу, которые тем не менее пытаются сохранять в себе положение шибко умных.
Вот, что называется, что Гиркин, что Кагарлицкий – разного совершенно типа, рода и вида люди, абсолютно с разным бэкграундом, абсолютно с разным взглядом на жизнь, абсолютно, что называется, разного качества. Один – безграмотный идиот, а другой – достаточно образованный человек. Но они объединены тем, что у них при общей поддержке происходящего, при общем, так сказать, понимании справедливости того, что вот да, надо как-то вот геополитически, как-то полезно, вот у них есть – у одного с одной стороны, у другого с другой стороны – какие-то представления о том, как правильно, а как неправильно.
А этого у вас никто не спрашивал. Никто вам не предлагал еще и что-то размышлять о чем-то там. Вас не за это держали. Помнишь, была эта бессмертная фраза: «Вас как-то звали подслушивать, а вы подсматриваете». Вот можно трактовать ее чрезвычайно широко. Вас звали зачем? Воспитывать в народе свирепость. А вы что делаете? Про какие-то условия объясняете, про то, что так правильно, а так неправильно?
О. БЫЧКОВА: Ну ладно, Кагарлицкий не воспитывал свирепость.
С. ПАРХОМЕНКО: Ну, как сказать, он не воспитывал свирепость, но идеология его вот эта левая, она сама по себе исходно довольно свирепая, между прочим. Но это идеология поедания одними людьми других людей ради каких-то высоких идеалов. Вот что это такое. Так что в целом они, что называется, смыкаются. Конечно, из них двоих один мне отвратителен (Гиркин), а другому я сочувствую.
О. БЫЧКОВА: Не, ну Кагарлицкий, в отличие от Гиркина и всех этих пропагандистов, это вменяемый человек, интеллектуал, у которого вот левые взгляды. Да, человек, которого первый раз арестовали и сажали еще при Брежневе. В общем, он всю жизнь этим примерно занимается.
С. ПАРХОМЕНКО: Глубоко при советской власти, несомненно. Но мы сейчас смотрим не на это, мы смотрим на то, а как это выглядит вот с этой самой диктаторской колокольни.
О. БЫЧКОВА: Просто они высовываются.
С. ПАРХОМЕНКО: Им это видится как сходные вещи, как вещи какие-то одного разряда. Одно мешается и другое мешается, одно не нужно и другое не нужно, с их точки зрения. Не так устроены эти люди, а так устроена эта власть. Вот этот диктат, этот режим, он устроен вот таким образом, что он не принимает ни такого, ни сякого, ни пятого, ни десятого. И люди, которые сегодня спрашивают: «А что бы было там с таким-то?» Знаешь, есть огромное количество, целый класс модных вопросов: что бы было с Шукшиным, если бы он был жив?
О. БЫЧКОВА: Да, да.
С. ПАРХОМЕНКО: А что бы было с…
О. БЫЧКОВА: С Высоцким.
С. ПАРХОМЕНКО: А что бы было с Высоцким? А что бы было, я не знаю, вот с огромным количеством разнообразных вот этих диссидентских философов? Зиновьев, предположим, помнишь, который написал «Зияющие высоты» и так далее. А что бы с этим со всем было? Я думаю, что воевать с Солженицыным бы не решились и просто его отравили бы, тихонько удавили как-нибудь и избавились бы от него таким способом. А все остальные немедленно оказались бы врагами, все до единого. Что называется, что Шукшин, что Зиновьев абсолютно одного разряда были бы для этой власти люди, которые почему-то пристают с какими-то своими представлениями о том, как правильно.
Правильно – как Картаполов. Вот так правильно, как сказали. Сказали с 18 лет – говори с 18. Сказали с 30 – говори с 30. Мало ли что ты говорил в прошлый раз. Тебя не спрашивают твое мнение. Говори, что сказали. Иди, говорю, пошел отсюда. Он пошел и сказал. Что надо, все исполнил.
Так что это вещь, которая не допускает совершенно никаких деталей, но ей требуется бензин, ей требуется топливо, для того чтобы продолжать функционировать. Этот бензин – это страх. И вот отсюда – я возвращаюсь здесь к польской истории – им нужно накручивать все больше и больше, нужно создавать новые легенды, им нужно создавать новые темы для разговора. А вот действительно, а вот если нападем, быстро ли дойдем до Варшавы? А западные земли Польши, они на самом деле вообще принадлежат Германии. А что будем делать, заберем себе или заставим отдать Германии?
Вот приятно поговорить про это, приятно обсудить эти важные, насущные для нас темы: что мы будем делать с западными польскими землями, как мы с ними поступим, что мы считаем более справедливым, разумным и рациональным. И вот еще полтора часа в эфире, еще один «Вечер с Владимиром Соловьевым», еще новый состав, они встали в кружок как-то и поговорили теперь про это, а что у нас будет с западными землями.
О. БЫЧКОВА: Ты хочешь сказать, что ты все вот это смотрел?
С. ПАРХОМЕНКО: Нет, я, разумеется, этого всего не смотрел. Достаточно посмотреть это всего один раз, а дальше мелкая нарезка и вертикальные шорты, как это теперь называется, развешанные тут и там в Ютюбе. Я тебя уверяю, еще будет и судьба Хоккайдо обсуждаться рано или поздно. Однажды они дойдут и до этого. Потому что Польши же надолго не хватит. В какой-то момент: «А вот есть еще японские».
О. БЫЧКОВА: Да, конечно. Там нас обидели тоже.
С. ПАРХОМЕНКО: Нас обидели. У нас там острова, которые они нам не отдают. Это же очень легко перевернуть. Сейчас же выяснится, что не мы им не отдаем острова, а они нам. Почему они нам острова не отдают? Они нам острова должны. Эти острова на самом деле наши. Подождите-подождите, минуточку, какие острова? Секунду, это же у нас острова. Нет, подождите, вы все… И поехало. И еще «Вечер с Владимиром Соловьевым», еще встали в кружок. А вот Хоккайдо. Интересно, Хоккайдо китайцам отдадим или себе возьмем? Это же можно обсуждать до бесконечности, потому что нужно производить эти сюжеты, производить эти темы. Чем бредовей, тем лучше.
О. БЫЧКОВА: В связи с арестом Стрелкова хотела спросить тебя, конечно, вернее, невозможно не вспомнить об этом, по поводу оценки этой ситуации Алексеем Навальным, который сказал, что Стрелкова нужно судить за развязывание войны, за малайзийский Боинг, за Донбасс и так далее, а не вот за это, за что его арестовали, и поэтому он является политическим заключенным и должен быть освобожден.
С. ПАРХОМЕНКО: Мне это высказывание Алексея Навального кажется неточным терминологически, вы будете смеяться. Ну опять же, это им там что Хоккайдо, что Жешув – они примерно находятся в одну цену и, что называется, одну роль играют. Людям разумным нужно быть аккуратными со словами. И тут могут быть всякие тонкости и подробности. Например, человек, посаженный по политическим мотивам, так и называется – «человек, посаженный по политическим мотивам». Или там заключенный, обвиненный по политической статье, так и называется – «заключенный, обвиненный по политической статье». А есть совершенно другое понятие под названием «политический заключенный».
Вот поразительным образом это разные вещи. Казалось бы, переставили два слова местами. Но одно из них является строгим термином. Термин «политический заключенный» включает в себя целый ряд разных обстоятельств и разных требований к нему.
Давайте, между прочим, вспомним обратную ситуацию, ситуацию, в которой организация под названием Amnesty International, если я правильно помню, внезапно исключила Алексея Навального из числа политических заключенных, отказалась его признавать политическим заключенным, потому что отнеслась к этому, я бы сказал, строго терминологически. Вот у нас есть регламент. Что такое политический заключенный? Политический заключенный – это человек, которому нельзя предъявить таких-то претензий, таких-то упреков и с которым тем не менее происходит то-то и то-то. Дальше мы смотрим, механически подходит или не подходит.
И на основании этого был вот этот страшный скандал, как вы помните, который кончился, между прочим, тем, что организация Amnesty International признала свою неправоту, отменила свое решение. Человек, который был как бы инициатором и проводником этого решения, оттуда уволился и так далее и так далее. Это был некоторый глупый поступок.
Теперь обратная ситуация. Теперь Алексей Навальный, который говорит о том, что следует признать политическим заключенным Гиркина.
О. БЫЧКОВА: Стрелкова.
С. ПАРХОМЕНКО: Стрелкова. Хотите – назовите его Стрелковым. Хотя в действительности, как мы знаем, он Гиркин.
О. БЫЧКОВА: Но он сам себя так называет, поэтому он Стрелков.
С. ПАРХОМЕНКО: Он так себя называет, но мне больше интересно, как его называет Гаагский трибунал. Гаагский трибунал называл его Гиркиным и под этим именем его осудил к пожизненному заключению, а остальные имена указал в скобках в качестве его псевдонима. Нет никаких сомнений, что Стрелков находится в тюрьме по политическим мотивам. Мотивы его заключения политические. Но это не означает, что к нему может быть применен термин «политический заключенный». Вот и все. Потому что это термин, потому что это некоторое строгое наименование, которое требует определенных критериев и проверки на эти определенные критерии.
Стрелков совершенно под эти критерии не попадает, имея в виду его чудовищное чеченское прошлое, его балканское прошлое и, главное, его юго-восточно-украинское прошлое. Он человек, который многократно хвастался тем, что он развязал эту войну. Это действительно в какой-то мере правда. Технически, физически это был он, пришедший туда во главе первых банд наемников и бандитов, для того чтобы развязать войну в нескольких областях Украины. Ну вот получилось, собственно, в двух. Со всеми остальными не выгорело у них. Не выгорело в Харькове, не выгорело в Днепре, не выгорело в Запорожье, не выгорело в Одессе, в Николаеве. Нигде у них там ничего не получилось, хотя попытки были сделаны, а получилось только в Донецке и Луганске.
Поэтому нужно относиться к этому аккуратнее. И нет никаких сомнений, что Гиркин должен сидеть в тюрьме. И он будет сидеть в тюрьме. И нет никаких сомнений, что Гиркин должен отвечать за свои не политические преступления, а уголовные преступления – за убийство людей, разжигание войны, уничтожение мирных населенных пунктов, нанесение ущерба мирной инфраструктуре и так далее и так далее.
О. БЫЧКОВА: Но уж не за то, что он там писал в своем Телеграм-канальчике. Уж точно не за это.
С. ПАРХОМЕНКО: Не за то, что он писал у себя в канале, не за идеи, которые он высказывал. Пока дойдет дело до идей… Ну, в современном мире, когда идеи воплощаются вот в такого рода тоталитарные события, войны и так далее, и идеи являются преступлениями, если они являются непосредственной основой для преступлений против человечности. Но пока до этого дойдет дело в случае с Гиркиным, ему еще восемь пожизненных надо отсидеть просто за тех людей, которых он убил или убийством которых он руководил. Начнем с этого, что называется, а там посмотрим.
Я думаю, что один из смыслов этой войны и один из смыслов борьбы против путинского тоталитарного режима заключается в том, чтобы привести в порядок вот такого рода обстоятельства, чтобы люди, которые должны сидеть за убийство, сидели за убийство, чтобы вернуть логику и вернуть разумность в наказание такого рода преступников. Это достойная задача, которую решает сегодня весь мир и на острие решения которой находится Украина во главе с Зеленским. Вот ровно для этого, в частности, в Украину поступает все это вооружение, для того чтобы Гиркины сидели за то, что им положено, за то, что они заслужили, и за то, что они сделали, а не за то, что придумал им Путин.
О. БЫЧКОВА: У нас осталась буквально минута. Я хотела спросить, а чего это Олег Дерипаска вдруг решил напомнить о себе?
С. ПАРХОМЕНКО: Ну, это колебание истории с частными военными компаниями. Опять, начальство приказало – сделаем, начальство велело не делать – не делаем. В какой-то момент оказалось, что наличие собственной военной компании – дискредитирующий фактор, опасная вещь, политически подозрительная.
О. БЫЧКОВА: А тут ты это сказал Романовой с Осетинской. Черт!
С. ПАРХОМЕНКО: Да. Вот и все. Лучше от этого отказываться – безопаснее будет.
О. БЫЧКОВА: Ну да. Но как-то это все выглядит, конечно…
С. ПАРХОМЕНКО: Отвратительно выглядит. Так же, как и отвратительно выглядит его многолетнее управление конкретным районным судом. У него там есть в Краснодарском крае один суд, через который он может провести абсолютно любое решение. Суд в его родном городе, из которого он происходит. Вот мы опять сейчас увидим этот суд и опять увидим любое решение, которое будет приниматься в его пользу.
О. БЫЧКОВА: Да. Слава богу, что Ольга Романова и Елизавета Осетинская – девушки крепкие и находятся, я надеюсь, в безопасности.
С. ПАРХОМЕНКО: Ничего приятного в этом все равно нет.
О. БЫЧКОВА: Да, но приятного в этом все равно мало.
С. ПАРХОМЕНКО: Все равно это отнимает много времени, много душевных сил, много внимания. Все равно это ненужная работа, которую приходится делать. Поэтому очень им сочувствую и надеюсь, что они сами как-то найдут все силы отнестись к этому легче и найдутся возле них люди, которые будут им помогать.
О. БЫЧКОВА: Спасибо большое. Это было «Особое мнение» Сергея Пархоменко на «Живом гвозде». С вами была Ольга Бычкова. Спасибо огромное всем, кто принимал участие. До встречи через неделю. Пока.