«Книжное казино» с Михаилом Крутихиным: Игра в революцию. Иранские агенты Кремля
Доносы пошли куда? В Международный отдел ЦК КПСС, где человек, отвечавший за иранских коммунистов, Вячеслав Александрович Ульяновский, потребовал эту диссертацию к себе. А уже было разосланы авторефераты, назначена дата защиты, в общем, все-все, предзащита прошла. Он стал читать, почитал-почитал, и на следующий же день – видно, ночью все читал – объявил, на диссертацию накладывается арест, она не соответствует генеральной линии партии и так далее…
Купить книгу Михаила Крутихина «Игра в революцию. Иранские агенты Кремля» на сайте «Эхо Книги»
Н. ВАСИЛЕНКО: Суббота, 7 сентября. У микрофона Никита Василенко. Приветствую всех наших зрителей и слушателей канала «Дилетант». На своем месте программа «Книжное казино. Истории».
Сегодня мы разберем следующий сюжет. После февраля 2022 года отношения России и Ирана претерпели изменения. Не поворачивается язык назвать эти отношения союзническими, но как минимум крепкими партнерскими назвать их можно точно. И это не первый сюжет, не первый сюжетный поворот в истории наших взаимоотношений.
Были, конечно, русско-персидские войны, были некоторые потепления в отношениях. Наверное, кто-то вспомнит атаку на нашу дипмиссию, убийство писателя и дипломата Грибоедова. В Иране менялись правящие династии, на смену Каджарам пришли Пехлеви. Ну и в России, конечно, произошло много изменений. Например, тут даже и не надо далеко ходить, самодержавие пало, и после кровавой борьбы установилась советская власть.
И вот тут Иран стал сферой особого влияния этой новой власти. Некоторые операции по отношению к Ирану проводились знакомыми и поныне методами. Об этом и не только мы поговорим с автором книги «Игра в революцию. Иранские агенты Кремля». У нас в гостях иранист, аналитик нефтегазовой отрасли Михаил Крутихин. Михаил Иванович, здравствуйте.
М. КРУТИХИН: Добрый день.
Н. ВАСИЛЕНКО: Михаил Иванович, конечно, для многих наших зрителей вы в первую очередь аналитик нефтегазовой отрасли, как я уже сказал ранее. И немногие знают о вашей другой специальности, как мне кажется, самой такой обширной, потому что вы иранист и иранист широкого профиля. В сфере ваших интересов как филология, так и история. Как вы стали иранистом?
М. КРУТИХИН: Ой, это было совершенно случайно. Я заканчивал школу, и у меня уже лежало где-то семь, по-моему, повесток военкомат. Я к тому времени выучил уже английский язык на курсах. И вдруг я узнал во время работы на международном кинофестивале в Москве, я там работал переводчиком с английского в группе встреч гостей кинофестиваля, что вот есть, оказывается, еще и место, где учат восточные языки. И мне даже показали: «Вот смотри, вот тут на Манежной площади есть старое здание университета, там Институт восточных языков при МГУ». Это он сейчас называется Институт стран Азии и Африки.
И мне стало страшно интересно. Я пошел туда и выяснил, что да, вот там действительно принимают. С огромным трудом я получил рекомендацию райкома ВЛКСМ, комсомола. Это было очень трудно сделать, потому что характеристика у меня была плохая. Ну, выдали все-таки мне такую рекомендацию.
Н. ВАСИЛЕНКО: Что же такого было в вашей характеристике, что ВЛКСМ засомневался?
М. КРУТИХИН: Нет, ну классная руководительница написала, что я, во-первых… Ну, там было так – «в отношениях с товарищами группы резок, но вместе с тем может быть добр и отзывчив». И было еще сказано: «Во время работы секретарем комсомольской организации школы не сумел наладить работу». А в переводе с языка характеристик на нормальный русский язык это значит полностью развалил эту работу. Потому что действительно ни черта я там не делал как секретарь комсомольской организации. Но на бюро райкома решили: «О, как интересно». Семь голосов было за то, чтобы дать рекомендацию, пять было против.
Я вот с этой рекомендацией, с этой жуткой характеристикой пришел в институт этот. И вдруг выяснилось, что там английский язык востребован очень хорошо. Я на пятерки все сдал, потому что уже знал что-то. Дальше я сдал остальные экзамены. Получил 18 баллов из 20 возможных. Это означало конец моим мечтам учить японский язык, потому что туда принимали только с круглыми пятерками, отличников, золотых медалистов и так далее. И мне как запасной язык был написан персидский. Я с удовольствием стал учить персидский язык. И это стало увлечением на всю жизнь. Вот так я стал иранистом.
И, в общем-то, сначала филологом, потому что дипломная работа была «Словообразование в иранской политехнической лексике». Я даже написал тогда словарь на 30 тысяч слов – русско-персидский политехнический словарь. Это дипломная была работа. Потом была заявка из ТАСС, чтобы меня туда приняли журналистом с перспективой работы в Иране. Но вместо этого Министерство обороны вмешалось, и на два года меня забрали в армию.
И забрали в армию очень удачно, потому что послали переводчиком в Иран. Я два года прослужил там в Иране, осваивая персидский язык, переводя наших российских специалистов. И посвятил это время тому, чтобы вникнуть в жизнь этой страны. А когда вернулся, попросился в ТАСС, и меня взяли, поскольку там я практику проходил студенческую, и они еще помнили, что я что-то там такое могу делать. И в ТАССе я проработал, в принципе, 20 лет. Не только корреспондентом в Иране, но перед этим это было в Египте два раза, в Сирии, в Ливане, и иранская командировка, которая совпала со свержением шаха и установлением Исламской республики.
Так что вот в Иране я в общей сложности прожил пять лет и смею надеяться на то, что сумел что-то такое понять из того, что там происходит. Вот так вот иранисты и получаются. А пока я в ТАССе работал, меня на три года откомандировали в Академию общественных наук в аспирантуру, где я защитил кандидатскую диссертацию по истории уже современного Ирана, по истории леваков, то есть коммунистов иранских.
Вот так получилось: из филологов – в военные переводчики, потом – в журналисты, потом – в историки, а потом уже, после того как развалили и ТАСС, и Советский Союз, это было нефтегазовая аналитика.
Н. ВАСИЛЕНКО: Ошеломительный карьерный трек. Другого слова я просто не найду. И за кадром вы сказали, что очень болеете и переживаете за Иран. И как это так получилось, что из профессионального это перешло в том числе и в личное?
М. КРУТИХИН: Я очень люблю эту страну, я люблю ее поэзию, историю, людей, с которыми я там очень много общался. У меня было много друзей, коллег с очень разными тоже судьбами. И я немножко такой вот пурист, что называется. Я отстаиваю чистоту персидского языка, когда его начинают портить и говорят: «Нам не нужно, мы тут в Таджикистане все равно знаем этот фарси». Но хуже, чем таджики, переводчиков с персидского языка нет, потому что они почему-то думают, что они уже персидский язык знают и им не нужно ничего осваивать, ничего учить. А у меня вот все внутри тут кипит из-за этого, потому что персидский язык – это для меня что-то очень-очень родное.
Н. ВАСИЛЕНКО: Кроме языка, вашей сферой интересов стала история левого движения в Иране. Собственно, поэтому мы собрались. Вокруг этого и строится ваша книга «Игра в революцию. Иранские агенты Кремля», которая вышла, напомню, в издательстве Freedom Letters. И я прочитал (тоже за кадром это у нас был разговор) две трети книги, и у меня сложилось впечатление, что левые движения в Иране, вступив в сговор с Советским Союзом, изначально обрекли себя быть марионетками, инструментами в руках Кремля и просто даже не могли претендовать на власть в Иране, а оставляли только какую-то функциональную необходимость, которая находилась в руках людей извне. Правильное ли у меня сложилось ощущение?
М. КРУТИХИН: Ну вот такой перелом в восприятии вот этих левых сил Ирана, коммунистов Ирана, произошел в советском даже востоковедении, я думаю, где-то в первой половине 80-х годов. Я как раз тогда занимался в аспирантуре своей диссертацией. А поскольку в Иране время революционного движения и становления Исламской республики, у меня набралось очень и очень много материалов по этим левым силам.
Я могу просто вспомнить свою встречу, был такой президент в Иране Хашеми Рафсанджани, он тогда после очередного покушения был председателем парламента. И я, встречаясь с ним, ему сказал: «Вы знаете, я тут собрал материал и выяснил, что в Иране 33 коммунистических партий». Он засмеялся и говорит: «По нашим подсчетам, их 200». Я заинтересовался страшно. У меня было очень много материалов накоплено по этому поводу. А потом еще выяснилось, что один мой приятель целый чемодан привез литературы вот этих самых партий и подарил этот чемодан мне.
Я постепенно превратился в знатока вот этих самых леваков, которых там действительно было очень, очень, очень много, и свою диссертацию посвятил как раз тому, чтобы разобраться, вот как они встретили революционное движение в Иране бы. То есть период-то был не какой-то долгий исторический, а именно вот где-то 1978 год и 1984 год, вот до этого как-то. То есть все были ужасно живы в это время. Все эти иранские коммунисты поддерживали прекрасные отношения с международным отделом ЦК КПСС.
И когда я сделал эту диссертацию, то перед этим были какие-то многочисленные научные конференции в Институте востоковедения Академии наук. Они были закрытыми, поскольку там разбирались проблемы не для печати, что происходило в Иране на самом деле. Я сделал там несколько выступлений, написал несколько статей для служебного пользования, то есть с грифом фактически полусекретным таким, разбирая поведение вот этих самых леваков.
И когда я выступал и сказал, что, вы знаете, вот есть некоторые ошибки, которые они совершали, из зала вылез один мой однокурсник еще когда-то и заявил: «Крутихину нужно, если бы был сейчас 1937 год, я бы сам его лично отправил в органы, потому что, посмотрите, патриотов, которые гибнут в шахских тюрьмах, он тут вот позволяет себе критиковать». И так далее.
Я ему ничего не ответил тогда. А на сцену пошли старики-востоковеды, часть из которых отсидела в свое время в лагерях и так далее. И они ему дали отпор, устный, естественно, отпор, что, извините, сейчас не 1937 год. И тогда было такое крыло востоковедения, которое не позволяло критиковать иранских коммунистов.
А если подняться немножко вот над этой всей сценой повыше и посмотреть, а в чем там дело-то было, то есть да, вот в Иране существовали левые движения, главной идеей которых было создать что-то вроде советских республик. То есть идеалом был Советский Союз как марксизм-ленинизм, светлое будущее всего человечества и так далее. Но, естественно, шаху они были оппозицией, причем революционной оппозицией, поэтому они страдали, их бросали в тюрьмы, расстреливали, гноили, все. А если вдуматься, то есть они в интересах вот Советского Союза, который тогда казался вот этим левым идеалом каким-то будущего всего человечества, они предавали свою собственную страну.
Н. ВАСИЛЕНКО: То есть они были интернационалисты. Коминтерн – это все то, что ими двигало.
М. КРУТИХИН: Да, да, да. Ну и Коминтерн, и просто вот интересы Советского Союза как опоры марксизма-ленинизма, как светлого будущего. Вот они были за светлое будущее.
Я стал когда в этом разбираться, то я увидел, там очень много было не совсем светлого будущего, а попросту… У меня свое было домашнее название для этой книги «От предательства к предательству». Как все это шло? То есть началось-то так, что сначала советская Россия стала засылать в Иран своих агентов. Это были банды, которые грабили. Ну, как Сталин грабил каких-то банкиров, какие-то дилижансы и повозки с деньгами, тут Серго Орджоникидзе во главе каких-то бандитов, там 200-300 человек.
Потом решили: «А что это мы тут просто занимаемся экспроприацией денег? А давайте мы вот организуем в Иране коммунистическую партию». И в 1920 году в Иране на севере с Каспия высадилась Каспийская флотилия во главе с Раскольниковым, оккупировала часть Ирана, Гилян, Мазендеран, вот эти регионы у Каспия. Там сформировали коммунистическую партию в 1920 году самую первую. И там даже в руководстве этой партии были фактически из политотдела вот этих российских войск товарищи, включая даже знаменитого Блюмкина, который шлепнул в Москве немецкого посла. Помните такого?
Н. ВАСИЛЕНКО: Есть такой сюжет, да, исторический, помним.
М. КРУТИХИН: Да-да-да. Так он еще и был в Политбюро вот этой первой иранской коммунистической партии. Там были Киров, Микоян. И кого там только не было.
Н. ВАСИЛЕНКО: А можно это было назвать экспортом мировой революции на тот момент? То есть это действительно идеологически заряженная борьба.
М. КРУТИХИН: Конечно. Не просто экспорт. А вот иранцы были к этому совершенно не готовы. Потому что Микоян стал там призывать к установлению рабоче-крестьянской власти: «Давайте-ка мы экспроприируем бизнес у ремесленников, землю у землевладельцев и начнем социалистическое общество строить, а потом организуем войска и пойдем через весь Иран сначала на Тегеран, а потом на юг к нефтяным промыслам». То есть вот что было затеяно. Республику фактически создавали там.
А потом Москва продала всю эту республику. Предала и продала. Почему? Пришли англичане, которые сказали: «Вы знаете, вот если вы уберетесь из Ирана, который в сфере наших интересов, мы сделаем две вещи: подпишем с вами договор, – первый для России такой договор, – о сотрудничестве. Ну да, в договоре вы там обязуетесь не мешать Великобритании проводить свою политику в Индии, Афганистане и вообще в Южной Азии. Вот подпишете, что вы больше не будете ничего такого делать. А за это мы попросим иранцев подписать с вами договор».
Знаменитый договор 1920 года, где пункты были 6 и 7, по которым если вдруг в Иране советская Россия поймет, что там что-то такое враждебное, то она имеет право вводить туда войска. Вот во время Второй мировой войны этим договором тогда и воспользовались, когда были введены войска, Красная армия появилась на территории Ирана.
И ушли вот эти все десанты Раскольникова и все остальные, они откатились. И спокойно всех революционеров иранских там шах задавил. После этого был период опять подполья, глубокого подполья. Дрались, передрались. И, наконец, выяснилось, что иранскую коммунистическую партию или ее остатки какие-то совместно уничтожили Сталин, тех, кто бежал в Советский Союз, просто расстреляли, большой список (в книге у меня список этих людей есть), и шах, еще папа последнего шаха, Реза-шах, этим занимался. Ушли. Это было первое большое предательство.
Потом – второе, когда расправа была, было уничтожение этой коммунистической партии двумя диктаторами, Сталиным и Реза-шахом.
А потом началось третье предательство. Сначала во время Второй мировой войны влезли в Иран российские войска. С юга там англичане с австралийцами запустили свои войска. Это было очень хорошо для победы над гитлеровской Германией.
Н. ВАСИЛЕНКО: Бесперебойное обеспечение разных ресурсов, как я понимаю.
М. КРУТИХИН: Да. Через Иран шел ленд-лиз, очень много чего доставалось. А в Иране тогда была довольно мудрая политика Москвы. Если не учитывать то, что в Азербайджане Иранском и в Курдистане вдруг стали создаваться какие-то партии, не просто партии, а республики фактически, отдельные от Ирана, то есть свои собственные колонии там советская Россия создавала, то там организовали партию «Туде» так называемую (по-ирански это «куча» означает). Вот Народная партия Ирана, как у нас переводят. Вот эта куча народу сначала организовалась как антифашистский фронт, демократический, национальный, все как полагается. И довольно много было последователей.
А потом Советский Союз предал опять вот эти две республики Курдистан и Азербайджан, которые были на территории Ирана. Почему? Потому что очень хотели северную нефтяную концессию. Послали туда заместителя наркома внутренних дел Сергея Кавтарадзе. Его поддержали ребята из партии «Туде» этой. А в Иране было уже по закону нельзя никакую концессию давать никому вообще, и англичанам, и американцам, и тем более советской России.
Премьер-министр Ирана Кавам поехал в Москву, встретился со Сталиным, пообещал ему эту самую концессию, подписали договор об этой концессии с советской Россией. Приехал Кавам обратно, Сталин убрал войска из Ирана, а Кавам пришел в парламент и сказал: «Вы знаете, я тут документ подписал в Москве. Но по нашим законам он не имеет никакой силы. Давайте мы его тут киьнем, откажемся от этого документа». То есть тут Сталина обманули. А Сталин обманул вот тех, кто там создавал по его воле в Азербайджане Иранском новую советскую республику. То есть там шах разгромил эту республику. Там до 20 тысяч человек было репрессировано, когда громили Курдистан и Азербайджан. Сталин, в общем, их продал и предал.
И дальше пошло опять предательство на предательстве. Когда в Иране в начале 50-х годов было движение за национализацию нефти… Ну да, нужно было отобрать все у иностранцев и сделать так, чтобы все нефтяные и газовые запасы в стране принадлежали Ирану как таковому.
Н. ВАСИЛЕНКО: А также запрещена была концессия. Как это так получилось, что все равно в руках иностранцев находилась ресурсная база?
М. КРУТИХИН: К тому времени еще действовала англо-иранская вот эта нефтяная компания.
Н. ВАСИЛЕНКО: А то, что раньше в свое время было оформлено.
М. КРУТИХИН: Да, старые-старые компании. Но это же долгая история. Там, кстати, самое интересное, что первую нефть в Иране искал знаете кто? Основатель агентства Reuters. Вот там вот барон Пауль Юлиус фон Ройтер, он первую скважину там как раз бурил.
Н. ВАСИЛЕНКО: Как все переплетено.
М. КРУТИХИН: Ничего не нашел и уехал. Нашли другие. Дарси там был такой. Вот Дарси там нашел в Иране. Борьба была за национализацию. И партия «Туде», вот если из Москвы ей приказывали за национализацию, она бегала собирала демонстрации за. Потом премьер Мосаддык, премьер иранский, который за национализацию был… Он очень не понравился Сталину. Сталин как диктатор, а тут какой-то человек, который в постели принимает иностранных гостей, какой-то капризный, непонятный, либеральный, демократичный какой-то. Вот давайте-ка партия «Туде» будет теперь против него.
И партия «Туде» всячески вот прыгала из стороны в сторону, она была то за, то против и содействовала тому, чтобы ослабить Мосаддыка. А потом американцы с англичанами устроили государственный переворот и Мосаддыка свергли. И вот часть вины за свержение Мосаддыка как национального лидера, она лежит на тех агентах Москвы, которые там тогда работали.
После этого начался развал этих самых коммунистических партий. Часть стали троцкистами, часть маоистами. Там была драка за дракой. И когда основные силы партии переместились в Москву, там были очень неприятные между ними терки. Там азербайджанское крыло с персидским крылом переругалось по этническим вопросам. Создавали свои собственные организации. И международный отдел ЦК КПСС, который даже съезды проводил этих партий, он никак не мог их там помирить.
И здесь вот у меня в дополнение к знаниям моим о том, что происходило с иранскими коммунистами, произошел замечательный совершенно случай. Вот в тот момент, когда распался Советский Союз и распалась КПСС, Коммунистическая партия, я зашел в… Теперь в этом здании Совет Федерации находится. А там была редакция нескольких газет в то время. Я зашел к знакомым в редакцию одной из газет.
А мне говорят: «О, ты же, по-моему, Ираном ужасно там где-то интересовался. Ты знаешь, а мы вот тут заходим, теперь мы хозяева здания, где помещался международный отдел ЦК КПСС на Старой площади. И мы там в одном из документов нашли целую кучу всяких бумаг и документов по Ирану. Там сидел человек, отвечавший за Иран. Тебе это не интересно?» Я говорю: «Еще как интересно». Они мне говорят: «Ну приходи тогда завтра. Вот проходишь через часового, скажи, к кому ты идешь».
Я взял с собой сумку «Мечта оккупанта», пошел туда и зашел в эту комнату, куда меня привели. И там, по-моему, сидел референт по фамилии Гудименко. И оттуда полезла такая сокровищница документов: от фальшивых паспортов до докладных записок в КГБ и из КГБ, до решений Политбюро ЦК КПСС, до доносов друг на друга вот иранских коммунистов, до доносов на меня иранских коммунистов. То есть это было настолько интересно. Я нагрузил все это в огромную сумку, потащил ее. И это был тоже замечательный материал, который я, в общем-то, использовал впоследствии для своей книжки.
Н. ВАСИЛЕНКО: Михаил Иванович, я хотел как раз про этичность использования этого материала спросить. Потому что вот эти все доносы, секретности – это определенная игра спецслужб. И как их тогда публиковать, чтобы придерживаться принципа «не навреди»? Потому что наверняка многие, кто упомянут в этих документах, до сих пор живы и, может быть, даже занимаются политической деятельностью.
М. КРУТИХИН: Ну, некоторые – конечно. Сейчас уже, когда прошло с иранской революции почти 45 лет, уже мало кто остался в живых. Но тогда – да. Вот тогда, когда я начал собирать это в виде какой-то обзорной книги по истории иранского левого движения, тогда очень многие были живы, да. Мои преподаватели в Институте, например. Или, например, соавторы русско-персидских и персидско-русских словарей. Я их знал хорошо. Я нашел их доносы друг на друга и на своих товарищей по партии. И много там других было документов. Ну как, секретности уже не было. Не было никаких КПСС уже. Все, это не секретно.
А дальше там были такие заключительные документы. Что такое? То есть там были документы о движении архива иранских коммунистов, который хранился в ГДР. Тогда же распалась все-таки Германская Демократическая Республика. И была специальная операция по вывозу всего архива партии «Туде», фидаинов народа. Вот оттуда их вывозили сначала спецрейсом, потом караваном из грузовиков.
И отправили в Балашов на Волге, где есть филиал Партархива, вот российского Архива. Сначала это КПСС архив был, партийный архив, а сейчас он, по-моему, Новейшей истории и как-то там еще называется. Вот там все это сейчас хранится. Это была точка поставлена уже. Уже больше не было ни съездов у них, ни каких-то сборов организационных. Исчезли. Исчезла «Туде», исчезла Организация фидаинов иранского народа.
А я пока занимался диссертацией своей, меня даже звали фидаины, которых учили в Москве в Институте общественных наук при ЦК КПСС (не в Академии, а в Институте общественных наук) от метро «Аэропорт» наискосок. И я читал им там лекции по тактике иранских коммунистов. Вот иранским коммунистам я читал такие лекции на персидском языке. То есть это была тоже возможность получить какую-то информацию и поделиться своей. Но меня оттуда довольно быстро вышибли, потому что мое мнение о том, чем занимались иранские коммунисты, оно не совпадало с генеральной линией партии.
А еще один момент, это вот когда я написал все-таки свою диссертацию и собирался ее защищать (это для служебного пользования, это не для печати все было, под грифом шла эта диссертация), то пошли доносы из Института востоковедения Академии наук после моих выступлений на тамошних конференциях.
И доносы пошли куда? В Международный отдел ЦК КПСС, где человек, отвечавший за иранских коммунистов, Вячеслав Александрович Ульяновский, потребовал эту диссертацию к себе. А уже было разосланы авторефераты, назначена дата защиты, в общем, все-все, предзащита прошла. Он стал читать, почитал-почитал, и на следующий же день – видно, ночью все читал – объявил, на диссертацию накладывается арест, она не соответствует генеральной линии партии и так далее.
Мы с моим научным руководителем Юрием Николаевичем Гавриловым, светлая ему память, сели и попробовали сделать косметический ремонт этой диссертации: замаскировали что-то, выбросили какие-то очень острые моменты оттуда, которые там не понравились Ульяновскому. И заслали снова туда. Он посмотрел, понял, что это чисто косметический ремонт, ничего не изменилось, и наложил второй арест.
И с гигантским трудом через вот эту Академию общественных наук, где я защищался, все-таки удалось его уговорить согласиться на защиту. Второй был автореферат изготовлен, новые экземпляры были изготовлены диссертации. Но на одном условии – я должен был во время защиты сказать, что тут еще много сырого материала, не до конца законченного. И второе – я должен был объявить, что я никогда это публиковать не буду. Ну хорошо, я с этим согласился, получил свое звание кандидата исторических наук. И действительно диссертацию никогда больше не публиковал.
А вот те материалы, которые собрал по истории начиная с 1920 года иранского левого движения, не тот конкретный материал во время Исламской революции так называемой, а вся история, вот у меня в конце концов из этого получилась книжка. Я с глубокой благодарностью вспоминаю, что в Советском Союзе часть истории иранских коммунистов все-таки нашла какое-то отражение в научных книгах.
По-моему, он до сих пор еще жив, мой добрый знакомый по фамилии Пластун, тоже выпускник нашего института, он когда написал диссертацию о первых годах существования иранской коммунистической партии, то она была не для служебного пользования, а секретная вообще, и ее отправили в первый отдел Института востоковедения. Хорошо, что мне удалось получить доступ к этой диссертации. И я все-таки с ней сумел познакомиться.
То есть материалы собирал везде. Набрал столько материалов, что получилась книга. Ну вот в бумажном варианте книгу…
Н. ВАСИЛЕНКО: В бумажном варианте, то, что печатает издательство Freedom Letter, да.
М. КРУТИХИН: Да, да. И вот любезность была издательства Freedom Letters, которые согласились ее опубликовать. Поработал редактор, поработал художник, поработали корректоры. То есть это все было замечательно. И я ужасно доволен. И они издали книжку. Ее можно купить, в том числе в электронном виде можно купить на сайте издательства. Она не такая большая, 132 страницы всего в бумажном экземпляре.
Но там есть документы, которые довольно интересно было бы читать, начиная с вот тех самых КГБ-шных документов, документов Политбюро и кончая документами историческими, которые были когда-то давно-давно-давно. Те уже, давешние, они основаны на воспоминаниях членов коммунистической партии, партии «Туде», фидаинов и так далее, то есть тех людей, которые участники, члены этих самых организаций, которые могли предоставить такие документы.
Вот такое получилось издание. Я на этом не остановился.
Н. ВАСИЛЕНКО: Нам ждать следующую часть, правильно я понимаю?
М. КРУТИХИН: Мне стало ужасно интересно. Надо же, вот книжку-то, оказывается, можно было издать. Я сел и поднял свои записи того периода, когда я сидел в Иране и наблюдал за свержением шаха и за становлением режима исламского в Иране. И написал еще вторую книгу, которая пока называется «Последние дни шахского Ирана. Дневник корреспондента ТАСС». Там по дням разложено вот все с моего приезда в Иран. Это 25 декабря 1978 года, потом 16 января шах улетел, потом прилетел Хомейни, потом было создано новое правительство, исламское уже государство появилось. Вот на этот период я разложил все это как дневник корреспондента ТАСС.
Н. ВАСИЛЕНКО: Это тоже Freedom Letters будет издавать?
М. КРУТИХИН: Издательство пока читает. Я не знаю, может, они забракуют.
Н. ВАСИЛЕНКО: Кстати, наши коллеги, коллеги «Живого гвоздя» и «Дилетант», платформа «Эхо Онлайн» просила напомнить, что у них есть тоже книжный сервис под названием «Эхо Книги». И ваша книга там доступна. Она доступна в печатном виде, в том числе и для читателей из России. Можно заказать ее и не только через сервис «Эхо Книги». Так что обратите внимание, «Игра в революцию. Иранские агенты Кремля» может быть доставлена в Россию, еще раз повторю, через сервис «Эхо Книги» Максима Курникова. Так что не пропустите. Ловите этот уникальный шанс получить книгу и прочитать. Хотя в электронном виде тоже есть способы получить ее в России.
Но вы уже бросили мостик для нашей следующей книжной встречи. Когда книга выйдет, а я уверен, что она выйдет, мы поговорим подробно о революции в Иране в 1979 году. Но чтобы сделать небольшую затравку для наших зрителей, хочется спросить в конце нашей беседы, а почему в этой революции, которая произошла в Иране, в итоге монархию свергли и победили представители теократии? То есть режим аятолл пришел к власти. А вот те самые революционеры, которые готовились к Советскому Союзу, оказались не у дел.
Вы знаете, я уже как будто сам нашел этот ответ. Ответ кроется в названии вашей книги. Потому что все это время была игра в революцию, а не та серьезная подготовка, которая должна была быть.
М. КРУТИХИН: Есть какие-то такие основополагающие принципы революции, которые никто в истории не нарушает. Вот революции совершаются под негативным лозунгом каким-то, который может объединить самые-самые разные силы.
Н. ВАСИЛЕНКО: «Долой самодержавие!», к примеру.
М. КРУТИХИН: Да, да, да, вот «Долой самодержавие!». В Иране это было «Смерть шаху!». Вот очень короткий такой лозунг. И под ним объединились не только вот леваки, все абсолютно леваки, которых, я уже сказал, по мнению Хашеми Рафсанджани, 200 было коммунистических только партий, объединилась религиозная оппозиция, богословская верхушка объединилась во главе с Хомейни, объединились служащие, вся интеллигенция страны, которая начиталась всяких замечательных левых произведений, студенчество, молодежь. Очень много молодежи от старшеклассников до студентов. Не только члены каких-то партий, но просто молодые люди. Ремесленники. Главное, служащие.
Поначалу рабочие не хотели присоединяться к революционному движению, но когда служащие перестали из министерств и банков перечислять им зарплату, к движению присоединились и рабочие. Не хотели присоединяться крестьяне, но они особую роль и не играли. Даже наоборот. Крестьянские были такие автобусы дубинщиков. Они приезжали в Тегеран и громили антишахские демонстрации.
А в результате, когда было такое мощное движение, к нему вот уже начали присоединяться военные, армия была разложена, вот режим пал.
Вот все с разными интересами. Вот кто придет? Во-первых, нету единственной фигуры у левых. Не было никого, вождя никакого. Надо же, чтобы кто-то что-то возглавил. А когда у вас 200 коммунистических партий, кто там чего возглавит? Не было позитивного лозунга. Был он только у одного – это у Хомейни и его последователей: «Мы имеем схему Исламской республики, которую мы здесь построим». А больше не было ни у кого никакой позитивной программы. А поскольку у духовенства так называемого была чрезвычайно разветвленная сеть имамов в мечетях, в религиозных школах и везде-везде по всей стране, вот эта сеть…
Н. ВАСИЛЕНКО: То есть буквально XIX век, Россия – в народ.
М. КРУТИХИН: Да. Была уже сеть какая-то организационная. Ни у кого больше не было. И поэтому был вождь общепризнанный, которые с 1940-х годов был противником шахской власти. Он себя зарекомендовал таким упорным оппозиционером. И, конечно, народ с этим лозунгом пошел за ним, а не за какими-то леваками, которые там бегали и неизвестно что делали. А леваки, вот как по указанию Ульяновского, они стали проводить политику одностороннего союза. То есть они хвалят Хомейни как антиимпериалиста, а Хомейни их бросает в тюрьмы и расстреливает. Вот такой односторонний союз.
И когда еще в Москве из того же самого международного отдела ЦК КПСС меня попросили написать записку с мнением, что правильно, что неправильно делает партия «Туде» в Иране, я сказал: «Вы знаете, вы только партии “Туде” эту записку не показывайте». Написал. Через три дня мне приходит на персидском языке записка от руководства партии «Туде»: «Товарищ Крутихин не прав». Там вот все это разбирается. То есть вот мое мнение, оно не совпадало.
Потому что когда Ульяновский в доклад Брежнева на съезде вставлял формулировки, что это была антиимпериалистическая демократическая революция и что Хомейни там главный антиимпериалист, ну не было никакого антиимпериализма. Слова «демократия» и «национальный характер революции» – это были анафемы для Хомейни. То есть боже упаси слова «демократический» и «национальный». Не было этого. То есть была ошибочная интерпретация всех событий, которые там происходили. Я наблюдал это.
У меня был тесный контакт с нашим послом Владимиром Михайловичем Виноградовым, который тоже давал свои оценки. Я был корреспондентом ТАСС, а он был послом. Вот он в Москву посылал одну оценку происходившего, а я посылал совсем другую оценку.
Иногда это был конфликт. Потому что он вдруг вызывает меня и говорит: «Миша, что ты натворил? Ты вот сейчас послал записку, где говорится, что президент Банисадр, – был такой президент в Иране тогда, – что на него нельзя полагаться, что он не пользуется популярностью, что он поругался уже с верхушкой, что это полностью списанная фигура. А мы только что в Москву отправили аналитическую записку, где говорим, что все надежды надо возлагать именно на Банисадра». Через два дня Банисадр бежал из Ирана. Я послу не напоминал тот конфликт, где мое мнение было правильным, а у него неправильным.
Но вот в обстановке, когда единственным лидером, заметным харизматическим лидером стал вдруг аятолла Хомейни, и у него была структура сторонников, в отличие от всех остальных. Поэтому появилась Исламская республика.
Н. ВАСИЛЕНКО: Настоящий политический триллер вокруг вашей книги и биографии. Я напомню, «Игра в революцию. Иранские агенты Кремля» стала причиной нашей сегодняшней встречи с Михаилом Крутихиным. И время незаметно истекло. Михаил Иванович, спасибо вам большое за то, что нашли время, за то, что пришли. И отдельное за книгу. Где найти книгу, вы уже слышали в рамках нашего эфира. И спасибо всем, кто был с нами. Сейчас мы прервемся на короткую рекламу и вернемся вместе с Николаем Александровым.
Н. ВАСИЛЕНКО: Продолжается программа «Книжное казино. Истории». У микрофона Никита Василенко. Напомню, совсем скоро к нам присоединится Николай Александров. И надо сделать важный анонс. Конечно, все вы видели книгу «Никита Хрущев. Вождь вне системы». Эту книгу написала его правнучка Нина Хрущева. И книга эксклюзивно представлена в нашем магазине Diletant.shop. И подробнее в том числе и о книге, и о том, какие истории вокруг стоят, вы можете узнать из нового формата, который будет завтра. Алексей Венедиктов вместе с Ниной Хрущевой встретится в программе «Темные пятна» в 12 дня, в полдень, в воскресенье 8 сентября. Так что не пропустите.
И заходите в наш магазин, в том числе для того, чтобы иметь возможность купить Уолтер Айзексон «Илон Маск» – обширная биография американского гения и в чем ее эксклюзивность. Автор провел с Илоном Маском примерно два года в разных поездках. Он его интервьюировал, он наблюдал за ним. И здесь разные сюжеты раскрыли о том, как Илон Маск проделал свой большой путь в бизнесе и теперь вовсю рвется в политику И там ответы на многие вопросы предоставлены.
Ну и не забывайте, что сейчас проходит Московская международная книжная ярмарка, где есть стенд «Дилетанта». Многие книги доступны и там, которые есть в нашем магазине. Есть журналы «Дилетант».
И отдельно от себя добавлю, что заходите на презентацию Александра Кушнира в 7 вечера сегодня. Презентация его книги «100 магнитоальбомов». К 25-летию этого издания приурочена встреча. И там будет представлена новая версия. И все это опять же на Московской международной книжном ярмарке.
А сейчас я с радостью передаю слово Николаю Александрову, у которого и так отнял очень много времени. Николай, приветствую!
Н. АЛЕКСАНДРОВ: Привет, Никита! И сразу же я хочу сказать, что называется, в пандан, что помимо Московской международной книжной ярмарки, на следующей неделе будет проходить в Праге также книжная ярмарка, где будут представлены независимые издательства из самых разных стран. Многие из них, конечно, хорошо известны и в России. Это и такие небольшие издательства, как, например, издательство магазина «Бабель», которое существует и в Тель-Авиве, и в Иерусалиме, и в Берлине, и в Хайфе, или издательство Freedom Letters и другие издания. Я думаю, что довольно любопытная будет программа. Всем, у кого есть возможность посетить эту ярмарку, я рекомендую, по крайней мере, посмотреть, что будет происходить в Праге.
А в издательстве Freedom Letters тем временем вышла книга, которая, с моей точки зрения, заслуживает самого пристального внимания и которая во многом согласуется, по крайней мере, с одной из книг, которую ты представил. Я имею в виду книгу первого министра иностранных дел Российской Федерации Андрея Владимировича Козырева. Книга называется «Жар-птица». Была она выпущена на английском языке. Сейчас, собственно, будет представлено русское издание этой книги. И я надеюсь, что она будет доступна, в частности, и в Москве. Не уверен, что на Международной московской книжной ярмарке, но думаю, что в магазинах вы ее сможете приобрести.
Андрей Владимирович вообще, судя по всему, в последнее время, по крайней мере, уделяет довольно большое внимание своему литературному творчеству. Потому что помимо книги воспоминаний, а это, собственно, воспоминания, если иметь в виду «Жар-птицу», то есть это те обстоятельства первой половины 90-х годов, которые были хорошо знакомы, разумеется, Козыреву, он рассказывает о своей деятельности, о социальном и политическом контексте. Чуть более подробно я буквально через 30 секунд скажу.
А хотел сказать, почему я заговорил о литературном творчестве Козырева. Потому что в 2021 году, также на английском языке, вышел его роман на английском языке, как я уже сказал, который называется «Проклятие Калигулы». И вполне возможно, он также будет не переведен, наверное, а переписан самим Козыревым на русском языке.
Что же касается «Жар-птицы», то я уже сказал, Козырев довольно подробно рассказывает об обстоятельствах, при которых он возглавил российское Министерство иностранных дел. Довольно много самых любопытных фактов. И для тех, кого интересует, собственно, политическая подоплека или то, что называется реальной политикой, я думаю, будет любопытно почитать эту книгу.
Потому что, разумеется, несмотря на то что Козырев не вел дневники, но его воспоминания о разговорах с самыми разными деятелями, это и Борис Николаевич Ельцин, это, если говорить о международной политике, например, совершенно удивительные разговоры с Милошевичем, и вообще описание поездок и в Украину, и в Армению, и в Таджикистан, и в Югославию в период югославского конфликта, все это достаточно любопытно, каким образом выстраивалась международная политика России в то время, с какими трудностями встречалась. Это если иметь в виду, собственно, фактическую часть этой книги. Она, с моей точки зрения, как я уже сказал, весьма любопытна.
Но, помимо всего прочего, как мне кажется, эта книга затрагивает и более существенные проблемы, более общие проблемы. В конце книги Козырев делает несколько выводов о России 90-х и о России современной, поскольку, разумеется, книга не может не отвлекаться на актуальность или не учитывать, по крайней мере, актуальность. И она действительно показывает, каким образом те конфликты, которые сегодня более чем актуальны и которые реализуются уже в военных действиях, и те горячие точки, которые начинали тлеть в начале 90-х, каким образом они уже пылают сегодня. Все это заставляет оглядываться на пройденный путь и думать о том, какие ошибки были совершены.
По существу, Козырев пишет о том, что демократическая часть России, демократические лидеры совершили или, по крайней мере, не выдержали борьбы с силовыми структурами, с КГБ, с советской бюрократией, увлеклись экономическими проблемами и не обращали внимания на важность политической деятельности, а кроме того, не пришли к согласию даже внутри себя. Все это, собственно, и привело к совершенно иному пути, который выбрала Россия.
Мне же кажется, что проблема гораздо более глубокая. Это проблема о свободе и о выборе. Человек всегда поставлен в некоторые обстоятельства, в некоторый контекст и в некоторые зависимости, будь то зависимость от привычек, от страстей, от семейного положения или от положения социального, наконец, от тех догм, которые навязывают социум человеку.
И свобода – это всегда ответственность и выбор. И свобода – это всегда некоторая тяжесть. Оказывается, что гораздо легче выбрать зависимость, будь то зависимость от привычек и страстей или, например, абьюзивное отношение в семье (для того чтобы сохранить семью, человек жертвует собственной свободой и собственной волей), или же если речь идет о свободе социальной.
Вот власть никогда не преображается просто так. Свобода – это всегда выбор. И когда говорят, что Россия в 90-е еще недостаточно была готова к свободе, это указывает на то, что личностный, в частности, выбор многих предпочел зависимость и, более того, вступил с этой зависимостью в союзные отношения, нежели самостоятельность, ответственность и собственный выбор.
Н. ВАСИЛЕНКО: Николай Александров – о книге первого министра иностранных дел Российской Федерации Андрея Козырева. Надо программе «Книжное казино» не пройти мимо этой книги. Цель зафиксирована. Спасибо большое. И спасибо всем, кто был сегодня с нами. Меня зовут Никита Василенко. До новых встреч. Берегите себя и своих близких.
Н. АЛЕКСАНДРОВ: Счастливо!