«Разбор полёта» с Василием Уткиным (март 2016 года)
Само собой это получилось, потому что любого футбольного телевизионного ведущего — по крайней мере, тогда их было не очень много — сразу говорили… меня называли комментатором, когда я еще ни одного матча не прокомментировал, по инерции…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте! Это программа “Разбор полета”, программа о людях, которые принимают решения, о том, как они эти решения принимают. Ирина Воробьева, Татьяна Фельгенгауэр, как всегда, в этой студии. Добрый вечер!
И.ВОРОБЬЕВА: Добрый вечер! У нас сегодня замечательный гость спортивный журналист Василий Уткин. Василий, здравствуйте!
В.УТКИН: Добрый вечер!
И.ВОРОБЬЕВА: У нас есть традиционный вопрос, с которого мы начинаем…
В.УТКИН: Знаю-знаю.
И.ВОРОБЬЕВА: Да, ну понятно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Отвечайте!
И.ВОРОБЬЕВА: Да нет, я, конечно, его задам. Вдруг кто-нибудь слушает программу “Разбор полета” первый раз. И вопрос этот о самом тяжелом решение, которое вам приходилось принимать.
В.УТКИН: Я баловень судьбы: мне практически не приходилось принимать решений каких-то таких, о которых имеет смысл рассказывать, над которыми приходилось ломать голову. Мне кажется, что самые главные решения мои были связаны с тем, чтобы чего-то не делать.
И.ВОРОБЬЕВА: Например.
В.УТКИН: Я дважды или даже трижды имел все предпосылки для того, чтобы покинуть свою почти родную телекомпанию «НТВ-Плюс», и все три раза я оставался на месте. Четвертый раз оказался роковым.
И.ВОРОБЬЕВА: То есть куда-то звали просто на более лучшие условия?
В.УТКИН: Это все совпадало всегда с какими-то поворотными моментами в судьбе спортивного телевидения. Собственно, два раза это были, когда заново воскресал спортивный канал ВГТРК, и это всегда совпадало с тем, что на «Плюсе» начинались какие-то тяжелые времена. И звали, да, звали – я много раз над этим раздумывал. Ну а третий раз было довольно памятный – вот, в августе прошлого года, когда у нас на канале резко все поменялось. Жалею, что не ушел тогда. Но…
И.ВОРОБЬЕВА: Но четвертый оказался роковым.
В.УТКИН: Я человек отходчивый, терпеливый.
И.ВОРОБЬЕВА: А вот четвертый раз все-таки решение такое, почему принято было?
В.УТКИН: Ну… я понял, что пора, что здесь уже для меня ничего не будет.
И.ВОРОБЬЕВА: Непростое решение в любом случае.
В.УТКИН: Ну, конечно. Я пришел на «НТВ-Плюс» в 94-м году.
И.ВОРОБЬЕВА: О… Сколько лет…
В.УТКИН: На НТВ, тогда еще «Плюса» не было.
И.ВОРОБЬЕВА: Тогда еще не было «Плюса», да. Ну и, соответственно, с 10-го года – главный редактор спортивных каналов.
В.УТКИН: Да, да.
И.ВОРОБЬЕВА: Мы об этом еще поговорим поподробнее.
В.УТКИН: Я по этому поводу не особенно грущу. У меня сейчас проблемы совершенно иного рода передо мной стоят.
И.ВОРОБЬЕВА: Так.
В.УТКИН: Я довольно времени проводил на работе, и я сейчас испытываю колоссальный дефицит общения. Я совершенно не понимаю, чем себя занять.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Внезапно выяснилось, что жизнь не может состоять из одной работы.
В.УТКИН: Она не состояла из одной работы. Просто у нас очень тесный круг общения. Мы много общались друг с другом, обсуждали с коллегами – и они сейчас обсуждают, в основном отдельно от меня – разные и премьеры, и все что угодно, и книжки. Мы обменивались, как школьники иногда, с ребятами. А сейчас как-то надо что-то предпринимать, чтобы все восстановить.
И.ВОРОБЬЕВА: Новый круг общения нужен с новыми какими-нибудь людьми.
В.УТКИН: Нет, самая большая катастрофа заключается в том, что теперь, как правило, для того, чтобы встретиться с кем-нибудь из друзей, нужно с ними обедать или ужинать. Это очень пагубно влияет на здоровье. Потому что, соответственно, в этой ситуации выясняется, что вы не виделись уже довольно давно, и это необходимо отметить каким-то образом.
И.ВОРОБЬЕВА: Надо выпить.
В.УТКИН: Да, я усилием воли вот сейчас разрываю этот порочный круг и буду искать какие-то иные способы.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы просто заведите себе каких-нибудь друзей непьющих… и не едящих!
В.УТКИН: Я теперь сам уже почти не едящий. Но вы знаете, к сожалению, в общении со мной практически все довольно быстро…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Напиваются!
В.УТКИН: Прекращают быть непьющими.
И.ВОРОБЬЕВА: Так. Давайте вернемся по времени в какое-нибудь начало.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В какое-нибудь…
И.ВОРОБЬЕВА: В какое-нибудь. Ну, давайте с института начнем. Почему поступили в педагогический? Потому что дедушка?..
В.УТКИН: Опять-таки я не принимал такого решения как-то радикально. Просто стало понятно, что попытки папы моего – физика – увлечь меня наукой, они абсолютно обречены были на провал. И в соответствии с тем, что я всегда любил читать, много читал и хорошо учился по гуманитарным дисциплинам, я выбирал между стезей: какой-то исторический факультет или филологический. В МГУ – не рискнул. Даже дело не в этом – не то что не рискнул. Когда-то – я, наверное, учился в классе 7-м – была эпоха, когда очень много интересного печаталось в так называемых толстых литературных журналах. И я там набрел на одну очень занятную повесть впоследствии, как выяснилось, довольного одиозного писателя Владимира Крупина, который рассказывал о своем детстве. И, поскольку, там речь шла об областном пединституте, мне сначала захотелось поехать туда. И я туда съездил.
И.ВОРОБЬЕВА: Московской области в смысле, да?
В.УТКИН: Областной, да. Но тоже в Москве, на Бауманской тогда находился. Но как-то выглядел он довольно обшарпано, надо сказать.
И.ВОРОБЬЕВА: То ли дело пед имени Ленина, конечно.
В.УТКИН: Тогда было по-другому. И потом, это здание нашего филологического факультета, оно же снималось в весьма и весьма знаменитой картине в роли института.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да ваш факультет же – на Спортивной.
В.УТКИН: Нет, не на Спортивной, на Фрунзенской. Но она сейчас закрыта, поэтому добираются через Спортивную там.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, на Фрунзенской, да.
В.УТКИН: В фильме «Карнавал» – вот где с Ириной Муравьевой все это происходит. Вот она экзамен сдает у нас в институте.
И.ВОРОБЬЕВА: А я и не знала.
В.УТКИН: Понятно, что никто не знает. Мы-то знали.
И.ВОРОБЬЕВА: Родные стены-то – конечно. Хорошо, но стать дипломированным специалистом не получилось…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Не суждено было.
И.ВОРОБЬЕВА: Да, не суждено. Почему?
В.УТКИН: В моем случае это почти формальность, потому что я честно отучился все пять курсов и просто не пошел на последнюю сессию по разным обстоятельствам. Я решил взять академический отпуск.
И.ВОРОБЬЕВА: Это госэкзамены и диплом, собственно – последнее.
В.УТКИН: Да. Безусловно, я бы сдал госэкзамены, никаких бы проблем здесь не возникло, я спокойно бы справился с госэкзаменами. Тем более, что я учился-то по-честному. Я ходил, слушал. Но мне пришлось взять академический отпуск по ряду причин. А потом я столкнулся с удивительным обстоятельством: я стал жертвой меняющейся жизни…
И.ВОРОБЬЕВА: Это какой год был?
В.УТКИН: Я поступил в 88-м году, соответственно, это был 92-й.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ой да, это прямо разгар, да.
В.УТКИН: Я, на самом деле, совершенно в прикладном смысле говорю. У тебя же год, которым датирован твой выпуск, должны быть все предметы, которые за предыдущие пять лет были. Послушайте, я на 1-м курсе еще историю КПСС сдавал. Так изменилась программа, что мне нужно было сдавать штук 12 лишних экзаменов…
И.ВОРОБЬЕВА: Которые никак уже не могли пригодится в новой России, условно говоря.
В.УТКИН: Может быть, и могли. Я не знаю, как они пригодились следующему курсу. Может быть и могли. Но мне уже было, честно говоря, лень, тем более, что я уже работал в программе «Взгляд», и мне было понятно, чем я намерен заниматься, по крайней мере в обозримом будущем.
И.ВОРОБЬЕВА: Как вы попали в программу «Взгляд».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сейчас, прежде чем мы про телевидение начнем – а в течение жизни ни разу не возвращались к мысли о том, что все-таки какой-нибудь дипломчик, все-таки где-нибудь поучиться.
В.УТКИН: Как же я мог не возвращаться, если мне бабушка об этом все время говорила, мама мне об этом перестала напоминать только года три назад.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот, это же решение тоже – сказать: «Я не буду. Я уже всё, без диплома. Отстаньте от меня».
В.УТКИН: Но это «отстаньте!» – это не решение, это называется «отстаньте».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, это решение.
В.УТКИН: Это лень.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ах лень? Я думала, упрямство.
В.УТКИН: С тех пор, как я работаю на спортивном телевидении и мое хобби стало моей основной работой, у меня осталось только одно занятие, которое я могу называть хобби – я очень люблю лениться.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это не хобби, это образ жизни.
И.ВОРОБЬЕВА: Образ жизни, впрочем многих людей.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я тоже люблю.
В.УТКИН: Для этого придумано модное слово «прокрастинация».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да-да. Мне не нравится слово «прокрастинация».
И.ВОРОБЬЕВА: Это какое-то стариковское слово.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мне нравится слово «лень».
И.ВОРОБЬЕВА: Хорошо. Как вы попали не телевидение?
В.УТКИН: Что называется, ничего не делал – только вошел. У меня была близкая подруга – у нас родители дружили – Настя Соловьева. Мы были одногодками, и она поступили на журфак – у нее сразу была такая мечта. Мы с ней в Москве периодически пересекались. И вот я буквально зашел – мы собирались встретиться и выпить кофе где-то в центре города – а у нее там затягивалось. И я забрел в офис «Взгляда» в самом начале Ильинки и просто сидел на диване и ждал. В какой-то момент говорят: «А ты чего не идешь?» Я пошел – там было собеседование.
Там в этом время распускали… тогда был такой молодежный проект, во «Взгляде» они пытались сделать, назывался «13-31», то есть типа по возрастным каким-то параметрам. Но он не состоялся, а набрали большое количество молодежи, и в конце концов, их распихали по разным проектам. Там, кстати, режиссер 1-го канала Андрей Болтенко был тогда в этой программе.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Слушайте, это нормально: «Подошел человек, говорит: «А ты чего не идешь?» – я встал и пошел» – это, вообще-то, как?
В.УТКИН: Нет, я немножко этих ребят знал, потому что, так или иначе, я был вовлечен в этот круг общения, не близко. Я пару раз приходил на ток-шоу взглядовские, которые тогда происходили. Но вот я говорю, ничего не делал – только вошел. Оказался приписанным к программе Политковского потом «Политбюро». Ну а дальше – стандартная телевизионная карьера, начиная с разбора писем, ответов на звонки. В этом смысле я прошел тем же путем, что и Алексей Алексеевич Венедиктов. Он же тоже сначала на звонки отвечал, он любит об этом говорить. Правда, я для этого не сидел под столом.
И.ВОРОБЬЕВА: Это известная история про Венедиктова под столом с телефонной трубкой.
А вот, когда была стадия разбора писем и ответов на звонки, там же не чувствовалось никакого телевидения.
В.УТКИН: Почему? Наоборот. Это очень важная работа, для «Взгляда» тем более. Это же было время, когда никто даже не знал слова интернет. И письма очень часто становились поводом для того, чтобы сделать материал, не говоря уже о том, что это было страшно увлекательное занятие.
И.ВОРОБЬЕВА: Читать то, что люди пишут…
В.УТКИН: В стихах были письма.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В стихах нам тоже иногда пишут.
В.УТКИН: Я рассказывал много раз эту историю… не однажды рассказывал, что тогда было две программы во «Взгляде»: это программа Политковского «Политбюро» и программа Любимова «Красный квадрат», которая выходила по субботам. Пришло письмо от какой-то женщины, очень доброжелательные стихи, в том числе, о «Взгляде», программе Александра Любимова «Красный квадрат». И оно начиналось с четверостишья – я его никогда, видимо, уже на забуду: «Я приехала с дачи, телевизор включила, и конец передачи твоей получила». Столько всего интересного можно было сохранить.
И.ВОРОБЬЕВА: Хорошо. А когда первый раз была работа в кадре? Это что было?
В.УТКИН: Было сложно с этим. Я сейчас расскажу. Дело в том, что в программе «Политбюро» выходил только один большой сюжет. И это должно быть уже серьезное расследование. То есть я оказался в ситуации, когда у меня нет никакого перехода, мне не на чем себя попробовать. И моей первой работой, можно сказать, эфирной тогда была такая рубрика в «Политбюро» – новости мультипликационные. Ее делала бригада мультипликаторов, и я периодически приглашался вместе с ныне народным артистом Дмитрием Назаровым. Вот мы с тех пор знакомы.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Хорошая компания.
В.УТКИН: Хорошая компания. Он говорил на разные голоса. Я иногда чего-то подвякивал, но это не всякий раз бывало.
И.ВОРОБЬЕВА: То есть это первый раз голосом вышел в эфир программы.
В.УТКИН: Да, но я, честно говоря, не помню, первый или не первый. Я еще однажды озвучивал ролик предвыборный- господи, как это называлось? – партия Вольского была… Что-то там связано с «гражданским» чего-то было. Как-то вот партии, в которых есть слово «гражданский» не выживают, я заметил.
И.ВОРОБЬЕВА: Их что-то много, да.
В.УТКИН: Меня просто озвучить. С дикцией особенно проблем не было никогда.
И.ВОРОБЬЕВА: То есть фактически радио-Уткин начался тогда уже, голосом в первую очередь.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Аудио-Уткин. Сначала был аудио-Уткин, потом был теле-Уткин, потом стал радио-Уткин.
В.УТКИН: Ну да.
И.ВОРОБЬЕВА: Первый прямой эфир.
В.УТКИН: Собственно говоря, это был «Футбольный клуб». 22 года назад. Это не сразу стало прямым. Там для этого возникли причины в первую очередь технологического свойства. Там проблема-то в чем была – студий было мало, и спортивные программы выходили из той же студии, что и информационные. И «Футбольный клуб» заканчивался в 7 вечера, и после этого сразу начинала говорить Миткова или Осокин – новости. Ну нельзя же за две минуты поменяться местами. Тем более, что это же новости – это самое главное, что могло быть. Там все нужно было сделать заранее.
Но мы придумали способ: мы просто в конец стали ставить большой сюжет. Я прощался – потом еще шел материал. И тогда мэтры успевали. И потом уже закончил, выходишь и так, с несколько превосходящим взглядом проходишь мимо аппаратной – а там уже люди носятся, орут друг на друга, падают кассеты, кричит режиссер… Вы знаете, есть целая серия анекдотов разных про то, как с какой-то сферой деятельности человек умирает и попадает между раем и адом, его провозят… Есть такой анекдот про Леонида Парфенова. Я потом расскажу про Юрия Аксюту – он мой любимый.
Вот умирает, допустим, Леонид Прафенов…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Не дай бог!
В.УТКИН: Ну это анекдот, поэтому этим гордиться надо. И, значит, его ведут по коридорам: «Это помещение для работников телевидения. Здесь аппаратная». Три минуты до выпуска новостей. И происходит весь этот тарарам: все бегают, что-то не вставляется, не отматывается и прочее. Он говорит: «Это что такое?» Ему говорят: «Это у нас ад». Потом проходят по коридору – другая аппаратная, где происходит все то же самое. Он говорит… «Нет, – говорят, – что вы! Это рай». – «А в чем разница?» – «Эти успеют».
И.ВОРОБЬЕВА: Да, это можно сказать, в общем, про любую службу информации, которая выходит в прямой эфир.
В.УТКИН: Да-да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Бывали случаи, когда в прямом эфире нужно было принимать какие-то экстренные решения, потому что все шло не так, не то, и кто-то, видимо, не успел?
В.УТКИН: Нет, по большому счету нет, потому что ведущий на телевидении он уже ничем не рулит. Он уже сидит, привязанный за лацкан рубашки или пиджака микрофоном, в ухо – наушником. По нему уже выставили план, поправили по нему свет и прочее – это всё как раз происходит в аппаратной. Я там не часто бывал.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А во время комментария?
В.УТКИН: Во время комментария бывали со мной разные ситуации. Например, однажды я поехал на Лигу чемпионов работать в Англию. Там было очень интересно: там были полуфиналы, то есть уже высокой стадии матчи – очень интересно. И мне повезло: у меня был сдвоенный английский полуфинал. В первый день был матч в Манчестере, а второй – в Ливерпуле. А ехать нужно было только через Лондон почему-то. Я не знаю, так взяли билеты.
И приехал в Лондон – там летел мой друг Герман Ткаченко. Передаю ему привет, если он слушает. И он говорит: «Слушай, давай приезжай, – а там, в Ливерпуле играет «Челси» с «Ливерпулем», – мы спокойно пообедаем, тут поселишься и потом, вечером прямо с Романом полетим на самолете туда, с Романом Аркадьевичем Абрамовичем. Мы так и поступили, но я ведь не смекнул чего – что Роман-то Аркадьевич может на матч минута в минуту приехать, а мне нужно прийти, как минимум получить аккредитацию.
Вот в какой-то момент я начинаю понимать, что как-то, видимо, прилетим так как привыкли люди. Я страшно беспокоился, позвонил, всех предупредил, но у меня нет аккредитации. Я говорю: «Что ж мне делать?» И тогда глава тогдашней охраны Романа – он был, по-моему, майором все-таки британского спецназа когда-то – такой мужик… – он со мной пошел, – нас даже никто ничего не спросил – в ложу прессы, и я – бух! – я говорю: «Я здесь». Он говорит: «30 секунд до эфира».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Обалдеть!
В.УТКИН: Да, я начал говорить и через пять минут только понял, что там так была расположена комментаторская ложа в тот момент, что я сидел перед барьерчиком, а за барьерчиком начинался такой… для VIP-персон…
И.ВОРОБЬЕВА: И там Роман Аркадьевич.
В.УТКИН: Нет, Роман Аркадьевич выше сидел. Я тут вдруг начинаю понимать, что происходит. Я вижу, как передо мной, в следующем ниже сидят и чинно беседуют Стив Макманаман и Яан Раш. Я даже сфотографироваться забыл.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы так удивились!
В.УТКИН: Ну да, как потом там не сложилось. Опять же мы не можем сразу уйти. А у них-то: матч закончился – и они пошли куда-то себе выпивать, закусывать.
И.ВОРОБЬЕВА: Слушайте, а как вообще появилась эта история с комментированием матчей? Это же какая-то очень особенная штука. Даже если ты разбираешься в футболе и смотришь его все время, вряд ли…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И если ты при этом занимаешься журналистикой…
И.ВОРОБЬЕВА: Да, не каждый, несмотря на набор этих качеств, сможет стать футбольным комментатором.
В.УТКИН: Само собой это получилось тоже, потому что любого футбольного телевизионного ведущего – по крайней мере, тогда их было не очень много – сразу говорили… меня называли комментатором, когда я еще ни одного матча не прокомментировал, по инерции.
И.ВОРОБЬЕВА: А вы же просто «Футбольный клуб» – вот это всё, да?
В.УТКИН: Да-да. А потом открылся спортивный канал. …мы там проводили конкурс комментаторов и то, что можно иронично называть набором по объявлению, хотя, конечно, это было не так. Ну а кому ж тогда комментировать? Нужно дать попробовать. Стало три комментатора сначала футбольных: Евгений Майоров, Я, да Маслаченко.
И.ВОРОБЬЕВА: Слушайте, а что происходит в комментаторской, расскажите?
В.УТКИН: То же самое, что здесь.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я знаю.
И.ВОРОБЬЕВА: Не-не-не. Просто там вы же видите поле хорошо, правильно же я вас понимаю? Или у вас есть экраны, которые показывают?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Два монитора там.
В.УТКИН: Да, мониторы есть. Компьютер иногда бывает.
И.ВОРОБЬЕВА: А что на мониторах там?
В.УТКИН: Трансляция.
И.ВОРОБЬЕВА: А, то есть вы видите то, что видит зритель, условно говоря.
В.УТКИН: Да.
И.ВОРОБЬЕВА: И видите одновременно, что происходит на поле.
В.УТКИН: Ну, относительно. Потому что, если ты сидишь, допустим, на чемпионате мира или Европы, или где-нибудь в Англии, то ты действительно видишь то, что происходит на поле. У нас на стадионах обычно комментаторские кабины делают не посоветовавшись ни с кем из комментаторов никогда. И в частности, почему-то есть такое хобби – толстенные рамы на окнах.
И.ВОРОБЬЕВА: Да-да. Пробелы такие получаются, да?
В.УТКИН: Да, да. Вот как, таким образом, можно было построить кабину на стадионе в Химках, который сам по себе небольшой, что ты не видишь ни левого флажка, ни правого, я не знаю. Но удается людям.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Бывали случаи, когда во время комментария вот зависаешь и все – что-то срочно надо придумывать?
В.УТКИН: В смысле что придумывать?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот не знаешь… ступор, затык. Во всяком случае, в прямых эфирах такое бывает.
В.УТКИН: Нет, я даже заснул в эфире, но…
И.ВОРОБЬЕВА: Это мы знаем.
В.УТКИН: И даже не один раз, между прочим. Это, на самом деле, довольно распространенная история. Просто обычно это происходит по ночам.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И в такой ситуации…
В.УТКИН: Просыпаешься.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Для начала надо проснуться. Пять баллов! А потом?
В.УТКИН: А потом начинается интересное.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я не знаю, ну у вас есть какой-то протокол действий? Надо что-то сказать зрителям…
В.УТКИН: Извиниться и продолжать работать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И как будто ничего не было.
В.УТКИН: Ну а что же делать-то?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А если матч, где ничего происходит?
В.УТКИН: Тогда можно издеваться над командами. Такие случаи бывали, они очень памятны.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как над БАТЭ?
В.УТКИН: Нет, БАТЭ – это вообще неэфирная история почти что. Потому что это происходило не в режиме комментария. А, допустим, довольно известный случай болельщикам вспоминается, правда, уже болельщикам, которые могут себя называть со стажем, хотя, конечно, они чувствуют себя молодыми, эти люди. В 6-м году, когда я был на чемпионате мира, у меня был чудовищный совершенно матч: Англия – Тринидад и Табаго. И Англия играла с этой маленькой сборной так, как будто она… не знаю, ну вот просто сейчас полуфинал – и уже Италия, то есть надо пересидеть ее.
А еще накануне у меня был матч – вообразите себе – в Дортмунде. Мне нужно было приехать в город Мюнхен, где у меня была база – вернуться – и оттуда уже поехать… В Дортмунде был вечерний матч. Там больше 500 километров езды. Приехали, естественно, под утро. Я чуть-чуть поспал урывками. И наутро – в Нюрнберг. Это не так далеко, но был день с абсолютно удушающей жарой. У нас была катастрофически неудобная парковка. Мы долго перлись до стадиона. Я чувствую, как меня реально начинает вести. И мы доходим в самую последнюю минуту – уже нужно идти на позицию – и я даже не успел взять стакан воды.
И вот первый тайм. Жара, знаете, как перед грозой.
И.ВОРОБЬЕВА: Бывает, да. Парит.
В.УТКИН: Низкое небо при этом. Эти играют непонятно во что. Я считаю минуты – что сейчас я встану и в конце концов найду… еще обычно разносили, а в этот день не разносили!
И.ВОРОБЬЕВА: Воду.
В.УТКИН: Воду, да. Я прихожу в пресс-центр, беру два огромных стакана, выпиваю их один за другим почти залпом и думаю: так, в конце концов, я всю ночь не спал, чтобы ехать на эту игру, я перся по этой жаре, я воду даже себе не успел взять – и эти сволочи теперь надо мной издеваются. Думаю: ну ладно, сейчас вы всё получите. И я вышел, еще минут десять я дал им шанс, а потом начал натурально издеваться над англичанами. Потому что ну это, правда, невыносимо. Так нельзя играть, это чудовищно. Болел за Тринидад, естественно. Тринидад даже забил, но, к сожалению, из офсайда.
И.ВОРОБЬЕВА: Продолжаю спрашивать про жизнь комментаторов. Вы, когда садитесь комментировать – я просто не смотрю почти футбол, я в этой студии только одна такая – вы же знаете прямо точно, кто играет на поле или вы помните это, или у вас там какие-то подсказки, бумажки?
В.УТКИН: Вам серьезно ответить или пошутить?
И.ВОРОБЬЕВА: Пошутить можно, можно серьезно… Нет, можно надо мной поиздеваться, я не против.
В.УТКИН: Вот сейчас я работаю на новом телеканале и впервые в жизни комментирую американский футбол MLS, то есть не американский футбола, а соккер – американскую лигу.
И.ВОРОБЬЕВА: Не регби, а соккер, да.
В.УТКИН: Да-да-да. В общем…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мы поняли друг друга.
В.УТКИН: Да. И в нашей же работе огромное значение имеет навык. То есть я много лет комментировал чемпионат Испании, например. У меня есть ложное ощущение, что эти футболисты выросли у меня на руках. Я знаю, что оно ложное, но оно периодически возникает. Я практически подавляющее большинство знаю. Я знаю, что с ними было в прошлом году, откуда они взялись, я знаю. То есть мне не нужно задумываться, кто с мячом, хотя, конечно, случается иногда путаница.
А тут новый совершенно чемпионат. Игроки в массе своей мне совершенно неизвестны. Я его никогда не видел глазами толком. И вот, например, я вчера работал матч – у меня второй был матч всего – «Филадельфия Юнион» играли с «Нью-Инглэнд Революшн». И я честно совершенно штудировал сидел, готовился, смотрел, кто вчера играл и прочее. Начинается игра, и я вдруг понимаю, что единственное, чего я не знаю, это то, кто в какой форме. Ну просто у меня такой проблемы никогда не возникало. Я даже как-то упустил этот момент.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Неловкая ситуация возникла.
В.УТКИН: Нет, она не неловкая. Я просто сделал вступление чуть подлиннее и дождался крупного плана, чтобы было понятно, у кого на спине какая фамилия написана. Но, тем не менее, что делать?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Опыт. Тут спасает опыт.
В.УТКИН: Да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В общем, как и у нас, на самом деле. Нам сейчас нужно сделать небольшой перерыв. В программе “Разбор полета” сегодня спортивный журналист, наш коллега Василий Уткин. Через пять минут мы к вам вернемся и там много вопросов у нас и про «Матч ТВ» и про всякое другое. Обязательно все их зададим. Оставайтесь с нами – скоро будем.
НОВОСТИ
И.ВОРОБЬЕВА: 21:35 в столице. Продолжается программа “Разбор полета”. В студии все еще Ирина Воробьева, Татьяна Фельгенгауэр, и наш гость спортивный журналист Василий Уткин.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: По поводу работы я еще хотела с вами поговорить.
В.УТКИН: Я сейчас не могу никого на работу приглашать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, я знаю, я в общем, тоже не могу никого приглашать на работу. Решение пойти работать на «Матч ТВ», насколько было сложным или нет? Там предшествовала феерическая переписка всевозможная…
В.УТКИН: Да, да. Было весело.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это было так задумано?
В.УТКИН: Танечка, нет, это не было так задумано, но, конечно же, здесь большую роль сыграла моя природная сентиментальность. Я понадеялся, я подумал, что все-таки там… И, честно говоря, для меня «НТВ-Плюс» был не кабинетом и не местом в эфире. Для меня это всегда была компания людей, которая мне очень дорога, именно не телекомпания, а компания людей я имею в виду. И я, честно говоря, захотел с ней расстаться.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И поэтому вы, в конечном счете, все-таки приняли решение работать…
В.УТКИН: Не сочтите за ложный пафос, ко мне в это время – две-три недели, сколько длилась эта история – ко мне на улицах буквально люди подходили.
И.ВОРОБЬЕВА: И просили просто уже согласиться, чтобы слушать вас?..
В.УТКИН: Разговаривали, сочувствовали как-то. Но в основном, да. Ну просто так, педально, но, тем не менее, это было. Вот Танечка, по-моему, даже была свидетелем. Где мы там сидели-то?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вдвоем, помню… Но то, что к вам всегда люди подходят, Василий – это, мне кажется, ни для кого не секрет. Пройтись просто по улице с Василием Уткиным невозможно: обязательно кто-нибудь подойдет и что-нибудь…
В.УТКИН: Нужно сделать замечание, что с бородой меня приняли за отца Всеволода Чаплина.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну хорошо – не за Навального. Он тоже теперь с бородой. По поводу людей, с которыми общаться, не общаться, как их выбирать и как сортировать – тоже это связано с «Матч ТВ». Тут Наталья Билан неожиданно совершенно, без каких-либо вопросов, ни с того ни с сего вдруг вас начала припоминать вино, за которое вы не заплатили. Вот слушатель нас спрашивает: «А вы ее перенесли ли в разряд нерукопожатных персон? Что вы такого сделали? И готовы вы, случись какой повод, продолжить с Натальей, «Матч ТВ» общение?»
В.УТКИН: Дело в том, что с женщинами, вообще, мужчины не обмениваются рукопожатиями. Это не есть обязательный…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А облобызать Наталью Билан?
В.УТКИН: Нет, мы не целовались.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И не планируете?
В.УТКИН: Я думаю, что сейчас мы еще нескоро встретимся. В телецентр я теперь не ходок: у меня там пропуск аннулировали. Теперь целая возня. Я не знаю, где мы встретимся просто, вот и всё. Сейчас как раз, когда вышло это замечательное интервью, я попросил пропуск, купил по дороге бутылку вина, завез, сказал, вот… Зашел, поставил.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы с ней поговорили, сказали: «Вот вам, Наталья, бутылка вина, которой вы меня попрекали».
В.УТКИН: Нет, у нее было совещание. И о чем нам разговаривать, собственно? Тут не было никакого посыла для общения. Она сказал, что там было гораздо меньше. Я говорю: «Наталья, я это не считал». Это же были не романтические ужины, это были какие-то деловые встречи, я, в общем-то, я был, честно говоря, уверен, что я еще не раз сумею выступить с ответным жестом, но не сложилось. У меня с женщинам, конечно, коротко очень получается.
И.ВОРОБЬЕВА: Я хотела бы еще все-таки про работу – можно? – спросить.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это тоже часть работы Василия – Наталья Билан – так получилось.
В.УТКИН: А теперь будет еще вторая серия – я жду.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что такое?
В.УТКИН: Но дело в том, что вино – это не все, за что я не заплатил на «Матч ТВ». Но подсказывать не стану.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А это уже Тина Канделаки нам расскажет или Наталья Билан?
В.УТКИН: Не знаю, не знаю. Есть еще потенциально две серии у этой истории.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: За что вы не заплатили на «Матч ТВ»?
В.УТКИН: Так или иначе, об этом можно таким образом… Я просто не раскрою всех своих секретов, потому что у меня есть, что ответить.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: У вас сейчас уникальная возможность. Вы сравните аудиторию, прости господи, «Матч ТВ» и аудиторию великой радиостанции “Эхо Москвы”!
В.УТКИН: Ну, тем не менее, чего мне подставляться-то заранее?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Заинтриговали.
В.УТКИН: Знаете, иногда в интервью менее опытные, чем вы интервьюеры, спрашивают: «Василий, вот за что вам стыдно?» Интересно, зачем же я буду всем рассказывать, за что мне стыдно. Есть такие, конечно… Я в себе эти секреты держу, потому что мне, действительно, стыдно за какие-то вещи, безусловно. Как же можно 44 года прожить на свете, чтобы ни за что не было стыдно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: За вас «Советский спорт», между прочим, сегодня извинился, Василий.
В.УТКИН: Да, но я вежливо не присоединился к этому. Извинение перед профессиональным футбольным клубом Центральным спортивным клубом Армии. Дважды клуб.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Дважды клуб. 10 лет люди ждали этих извинений, возможно, а вы не присоединились. Вам не стыдно – спрошу я, как наши менее опытные коллеги?
В.УТКИН: А почему мне должно быть стыдно, если все инстанции судов, которые мы за год прошли вместе с футбольным клубом ЦСКА, подтвердили, что я невинен, аки агнец? Что же мне теперь? Я, кстати, на все заседания сам ходил, отвечал там на вопросы судей, адвокатов.
И.ВОРОБЬЕВА: А это тоже было решение – самому ходить в суды, а не просто?..
В.УТКИН: Да, да.
И.ВОРОБЬЕВА: Почему, зачем?
В.УТКИН: Ну, потому что я хотел, во-первых, посмотреть на это. Во-вторых, я честно посвятил этому время.
И.ВОРОБЬЕВА: То есть это такая защита собственность чести и достоинства, получается?
В.УТКИН: Нет, как раз меня обвинили, что я задел чью-то честь и достоинство. Я-то не был никак уязвлен.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И как вам суд?
В.УТКИН: Это было уже довольно давно и, надо сказать, что, в общем, вполне формально. Но, конечно, адвокаты – удивительные люди, которые с таким серьезным лицом могут говорить абсолютную ересь. Феноменально! Ну, в общем, это было весело. Поскольку мы проиграли только первый суд, первой инстанции…
И.ВОРОБЬЕВА: Обидно было, кстати?
В.УТКИН: Да нет как-то… В общем, я относился к этому абсолютно стоически. В конце концов, если решение суда – я бы нашел способ извиниться.
И.ВОРОБЬЕВА: Кстати, приходилось извиняться за какие-то комментарии свои?
В.УТКИН: Приходилось. Конечно, приходилось.
И.ВОРОБЬЕВА: Тяжело дается?
В.УТКИН: Нет. Естественно, я не при первом этом самом… это делаю, я иногда был уверен в своей правоте. А когда надо, я извиняюсь. Что же? Меня иногда заносит. Я пишу в жанре в основном в жанре колонки, это мнение: нет-нет, да и занесет.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вас еще в Твиттере часто, бывает, заносит.
В.УТКИН: Да, бывает. И там могу извинится.
И.ВОРОБЬЕВА: Кстати, если про Твиттер – про работу я попозже спрошу – интернет же такое место тяжелое в том смысле, что многие пишут… Когда пишут гадости в интернете, ничего? Как вы поступаете с этими людьми? В бан много народу отправлено?
В.УТКИН: Достаточно много. Дело в том, что я все-таки примерно с 99-го года веду конференцию в интернете. Поэтому у меня уже такая толстая кожа отросла по этому поводу, что мне абсолютно все равно, как правило. Меня очень трудно задеть. Были, конечно, такие случаи – я тоже сейчас рассказывать не буду, чтобы не учить кого-то, как меня задеть – но такие случаи бывали.
И.ВОРОБЬЕВА: Но бан-лист большой, в общем, в Твиттере – раскройте секрет: У меня большой бан-лист.
В.УТКИН: А я в него не заглядываю, я просто щелкаю – и всё.
И.ВОРОБЬЕВА: Нет, но вы, я имею в виду, много народу забанили?
В.УТКИН: Много. Достаточно часто.
И.ВОРОБЬЕВА: А ну, то есть достаточно часто происходит.
В.УТКИН: Но вообще, в Твиттере я редко читаю уведомления, потому что меня это, как правило, не очень интересует.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А зачем же вы пишете, если вас не интересует?
В.УТКИН: Как зачем? Чтобы рассказывать, как я живу, как я смотрю на мир. Впечатления от прочитанного, и так далее.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Политика в вашей жизни ограничилась ли ролью кандидатом в губернаторы Цаплина или как-то присутствует. Все-таки вы человек известный, а известных людей часто пытаются привлечь в какие-то политические истории.
В.УТКИН: Не знаю. Я был на паре-тройке митингов. Один даже вел, о чем совершенно не жалею. Пожалуй, нет. Вот я еще озвучивал ролик партии Вольского в 1991 году.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Решение провести митинг далось легко, но больше не хотите.
В.УТКИН: Мне позвонил один мой близкий очень друг, тогда главный редактор «Коммерсанта» Миша Михалин и сказал, что мне хочет позвонить Борис Немцов и что-то предложить, и говорит, что «по-моему, это отличная идея; можно я там твой телефон». Я говорю: «Конечно, давай. Какие проблемы?» Позвонил Немцов. Там была только одна проблема. Я сказал, что я уйду раньше времени, потому что я не знаю, сколько это продлится, а у нас в тот день был заказной спонсорский спектакль «День выборов». Там люди хотели устроить себе праздник новогодний и, соответственно, они попросили театр сыграть в фойе – там ресторанчик был накрыт специальный. И я знал, что это будет не поздно вечером, сказал, что в этом время я уйду. Хорошо, все прекрасно – ушел. Леша Кортнев, жаль, спел не ту песню, которую я хотел, чтобы он спел, про выборы. Ну они же думают, что это песня Сережи Шнурова, а это песня Кортнева, просто Шнур ее исполняет в кино.
И.ВОРОБЬЕВА: Слушайте, кстати, а если мы говорим про «День выборов», про фильм, как так получилось, что вы начали в кино-то сниматься? У нас тут все слушатели интересуются.
В.УТКИН: В кино я начал сниматься автоматически, потому что это была экранизация спектакля, в котором я играл. И там был весь выбор в том, кто будет играть: я или Валдис Пельш, который тоже играет эту роль. Мы играем по очереди в театре. Ну вот выбрали меня. А вот в театре это было забавное такое решение. Мы были членами одной большой такой компании, которая чаще всего встречалась за игрой в футбол с ребятами актерами «Квартета И». И как-то раз слово за слово, буквально мы уходили и потом пошли где-то еще пива попили – чувствуешь себя вправе, да?
И.ВОРОБЬЕВА: Поесть, попить, покурить.
В.УТКИН: Да-да. Потом, чего расходиться то? – собрались… И я как-то очень удачно их подцепил: «Почему вы в «День радио» Козырева пригласили? Я же тоже ваш друг. Почему вы мне не предлагаете роль?» И как-то это очень так повелось в компании… В конце концов, летом 3-го года звонит мне Слава и говорит: «Слушай, мы написали новую пьесу. И там у нас один персонаж – довольно нелепый человек. Вот посоветовались с Лешей Барацем и решили, что ты достаточно нелеп, чтобы мы предложили тебе эту роль».
И вот я в роли нелепого человека отправился, репетировал. Потому что, Пельш, он же хитрый, он не репетировал. У него в это время были командировки от «Первого канала». Но, кстати говоря, это было 13 лет назад, а, собственно, стартовый состав спектакля, он бурно, в общем, я бы сказал, очень бурно с тех пор расцвел и поднялся, не говоря уже о самих ребятах. Тогда мало кто знал актера Федю Добронравова, например. Тогда близко не была так известно, безусловно, очень талантливая уже тогда Нонна Гришаева. Кого еще вспомнить? Леша Хардиков, который у нас священника играет. Он сейчас очень много снимается в разных сериалах, но тем не менее.
И.ВОРОБЬЕВА: Слушайте, а вот персонаж «Дня выборов», этот прекрасный губернатор – в 1-й части и во 2-й части это все-таки два разных человека. Во второй части он более философски такой настроенный. Вот какой персонаж ближе к вам?
В.УТКИН: Ни один. Абсолютно не я.
И.ВОРОБЬЕВА: Написан образ не с вас совсем.
В.УТКИН: Да конечно, не с меня. Чисто актерская работа.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Актерская работа! Давайте про актерскую работу. Бывают случаи, когда не реагирует зал так, как вы ждете?
В.УТКИН: Конечно, бывают.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И тут, что нужно сделать?
В.УТКИН: Во-первых, иногда просто не сложилось, а иногда можно дерзнуть. И, например, обычно достаточно бурно приветствуют первое появление некоторых из наших актеров – первое появление в спектакле, когда он только выходит на сцену. И мне в этом тоже отношении тоже везет. Я просто не знаю, как в остальном, но вот так… И тут я выхожу – и что-то не так. Мы с Хаитом переглянулись и Слава мне говорит, как в зал: «Ну это несерьезно. Давай выйди и еще раз войди». И тогда все засмеялись. Но, конечно, ничто не может сравниться с аплодисментами, когда на сцене впервые в спектакле появляется Нонна Гришаева.
И.ВОРОБЬЕВА: Нонна прекрасна совершенно, тут нет никакого сомнения.
Вернувшись к футболу – я никак не могу не задавать про глупые вопросы про комментаторство…
В.УТКИН: Кстати, вот вы тут обсуждали недавно с одним гостем, и вы спросили: «Можете ли вы отличить друг от друга братьев Березуцких?»
И.ВОРОБЬЕВА: Я спросила?
В.УТКИН: Ну был такой вопрос в передаче.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Аа, да, возможно.
В.УТКИН: Так я вам скажу, это очень легко: у него нос сломанный, надо только помнить у кого.
И.ВОРОБЬЕВА: Да, вот это самое сложное, наверное, да?
В.УТКИН: У Васи! У кого нос сломан – тот Вася, а у кого целый – тот Леша.
И.ВОРОБЬЕВА: Я продолжаю свои глупые вопросы по футбольное комментаторство. Как комментировать если вы серьезно болеете за команду, а они проигрывают – как мне не материться и не кричать: «Что вы делаете!?»?
В.УТКИН: Не материться очень тяжело, это я прямо сразу скажу. Это вопрос, которые всегда задают комментаторам: «Выпиваете ли вы перед эфиром?» и «Трудно ли избежать матерных слов?» А, еще один вопрос, но чуть реже задается: «А что, если захочется в туалет посреди матча?»
И.ВОРОБЬЕВА: Но мы не задаем этот вопрос, потому что мы часто работаем в эфире несколько часов подряд.
В.УТКИН: У вас бывает перерыв на новости.
И.ВОРОБЬЕВА: Но иногда ты не можешь выйти.
В.УТКИН: Ну да, но как-то мы разбираемся с этим вопросом.
И.ВОРОБЬЕВА: Вот за команду, за которую вы прямо болеете-болеете, и вот вы комментируете этот матч…
В.УТКИН: Ну, в общем, как вот артисты играют мерзавцев, например, которые им совершенно не симпатичны.
И.ВОРОБЬЕВА: Это все-таки другое.
В.УТКИН: Как мужчины иногда играют женщин.
И.ВОРОБЬЕВА: Все равно другое. Вы болеете за команду. Просто футбольные болельщики, в моем понимании, всегда люди очень страстные…
В.УТКИН: Я не болельщик, я – комментатор.
И.ВОРОБЬЕВА: То есть нет команды, за которую вы болеете?
В.УТКИН: Когда ты начинаешь работать на короткой дистанции от всего этого события, ты очень быстро перестаешь симпатизировать команде и начинаешь симпатизировать людям, которые могут быть в разных командах. А потом, так или иначе, симпатия есть практически в каждом мачте. Просто из этого можно сделать игру. Потому что, когда-то про кого-то больше знаешь. Ты можешь использовать это, чтобы просто рассказать, чтобы как-то подколоть. Конечно, самое приятное бывает, когда ты знаешь, что человек тебя смотрит какой-то, допустим, футболист травмированный – и вот самое веселое, что поймет один он.
И.ВОРОБЬЕВА: И потом напишет, что «а я понял, я просек!»
В.УТКИН: Ну да, передать привет. Или, допустим, поспорить и какое-нибудь удивительное слово ввернуть в эфир. У меня рекордное слово было «традесканция».
И.ВОРОБЬЕВА: Что это, я прошу прощения?
В.УТКИН: Цветок это.
И.ВОРОБЬЕВА: Хорошо. Раз уж вы произнесли незнакомое слово всем.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вопрос про «Что? Где? Когда?»
И.ВОРОБЬЕВА: Ну, конечно. Как это случилось? И не страшно идти в команду?
В.УТКИН: По блату!
И.ВОРОБЬЕВА: Ах, вот оно что!
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как вы с такой дикцией попали на радио? У вас там что, блат?» – «Нет, сестла».
В.УТКИН: Я просто давно приятельствую с ведущим этой программы Борисом Крюком. Потому что его работа отчасти сродни комментированию – работа ведущего в «Что? Где? Когда?» Он даже пару раз приходил – просился посмотреть, как, собственно, происходит работа комментаторская. Но, как говорится, чего тут… И мы виделись периодически на телецентре.
И тут мы болтаем – я ему рассказывал историю – он говорит: «Слушай, а давай из этого сделаем вопрос?» И сделали вопрос. Потом другой раз. Потом у них был юбилейный сезон очередной, и он говорит: «Ты знаешь, мы решили выставит команду телезрителей, которые часто задают вопросы в «Что? Где? Когда?». Но так вот по здравому размышлению, с ними более-менее работаем, но капитаном все-таки должен быть человек, который телевизионный. Ты готов был стать к нам, в команду телезрителей?» Так я первый раз сел за стол.
Мы – телезрители – проиграли. Еще была команда любителей клуба «Что? Где? Когда?», где были собраны известные люди. Там, в частности, оказался невероятно сообразительный человек композитор Александр Журбин.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А мы его знаем.
В.УТКИН: Капитаном был Барщевский.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Его мы тоже знаем!
В.УТКИН: И они свою игру выиграли, и они попали в зимнюю серию, где все подытоживается. Но никак не мог Николай Басков, который был в этой команде тоже. У него был в этот день какой-то концерт…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А он там, что делал?
В.УТКИН: Играл. Мало того, он получил приз лучшего игрока. Но в другой день.
И.ВОРОБЬЕВА: Я отстала от жизни, я давно не смотрела «Что? Где? Когда?»
В.УТКИН: Да. И мне говорит: «Слушай, может быть, ты заменишь?»
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: На замену выходит Василий Уткин.
В.УТКИН: А мы же, мало того, мы с ним из одного города и одного года рождения.
И.ВОРОБЬЕВА: С Басковым?
В.УТКИН: Да. Из Балашихи. Правда, мы не знакомы.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И, видимо, так и не познакомились.
В.УТКИН: Да. Наверное, даже уже не знаю, когда мы сможем познакомиться. На те корпоративы, где он участвует, меня уже, наверное, не позовут. И, соответственно, мы сыграли, я получил приз лучшего игрока. И он говорит: «Слушай, может, попробуешь провести сезон в качестве игрока, потому что нам всем понравилось, как ты играешь». И я так попал в команду Алексея Блинова. То есть, конечно же, по блату, но, безусловно, все-таки я заслужил это право. Я страшно опытный игрок. Я был игроком, капитаном команды – у меня есть такой опыт. Я играл суперблиц, между прочим, Я… только на третьем вопросе, кстати. Жаль.
И.ВОРОБЬЕВА: Но все равно, мне кажется, это так страшно в «Что? Где? Когда?» играть. Просто одно дело, когда ты сидишь перед телевизором, смотришь программу – как-то спокойненько…
В.УТКИН: Когда я попал в настоящую команду – не фестивальную, а уже в настоящую команду к Алексею Блинову, которые тогда были чемпионы – я, конечно, когда первый раз сел за стол – это называется: я смотрел из первого ряда просто. Я совершенно не успевал никак.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но…
В.УТКИН: И тоже там был смешной случай. Там был решающий вопрос и его долго обсуждали, спорили в добавленную минуту, еще что-то. И дальше – какую-то версию я высказал – и Блинов показывает на меня. Она, конечно, недокручена совершенно, и я начинаю рассказывать, что то, сё, пятое-десятое, и Борис чего-то так заслушался – ведущий – что он мне присудил очко за неправильный ответ, в сущности.
И.ВОРОБЬЕВА: Как так? Вот точно – по блату.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, заговорил его Василий, я думаю.
В.УТКИН: Нет, просто таки случаи тоже бывают.
И.ВОРОБЬЕВА: А вы никогда не делали, что досрочный ответ в «Что? Где? Когда?»
В.УТКИН: Бывали случаи, когда я знал ответ, но это в игре мне никто бы не позволил сделать, во-первых, а на тренировках этого делать просто не принято.
И.ВОРОБЬЕВА: Почему бы в игре не позволил никто?
В.УТКИН: Ну, потому что я в этой команде был, безусловно, шестой игрок. Мне не полагалось.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Аа! Там субординация?
В.УТКИН: Ну, конечно, я был молодой. Что же, там одних «хрустальных сов» целая стая сидела за столом, не грубо говоря уже о бриллиантовой в лице господина Друзя. Поэтому тут мне не полагалось. А на тренировках они никогда не ставят палец, потому что важно тренировать обсуждение. Бывали случаи, когда у нас потом, допустим, играл Илья Новиков в команде – кстати, сейчас с большим волнением слежу за его профессиональной деятельностью, – и он игрок такого типа, что называется, с огромной базой. Он не просто умеет думать, он еще очень много знает и давно играет во все это. Бывали случаи на тренировках, когда звучит вопрос – Илья говорит: «Без меня. Я знаю всё. Давайте…».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это да, это мило.
В.УТКИН: Потому что собираемся для чего – чтобы поиграть вместе, чтобы послушать друг друга, наиграться, в общем, связи наиграть.
И.ВОРОБЬЕВА: Круто! Мне прямо хочется попасть… Я как-то пыталась попасть в зал, просто постоять за спинами.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, очень интересно.
И.ВОРОБЬЕВА: Хочется понять, там, действительно, различается… вы же смотрели по телевизору? – там, действительно, прямой эфир идет?
В.УТКИН: Конечно, а как же? Весь в этом смысл?
И.ВОРОБЬЕВА: То есть там никакого вот нету…
В.УТКИН: Да. К сожалению, летом бывает ужасно жарко.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Воробьева, вырастем мы с тобой когда-нибудь?
И.ВОРОБЬЕВА: Не уверена, что я дорасту до такого.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И нас, может, позовут посмотреть издалека. Вопрос последний такой же традиционный практически, как и первый, не всегда на него остается время: Над каким решением вы сомневаетесь сейчас, над чем раздумываете?
В.УТКИН: У меня сейчас очень много практических вопросов, связанных с тем, чем дальше заниматься, вот и всё. И я вот их постепенно обдумываю, решаю, стараюсь не торопясь.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть то место работы, которые у вас сейчас…
В.УТКИН: Я сейчас работаю только в двух местах: я работаю ведущим футбольной передачи на “Эхо Москвы”, и я иногда раз в месяц играю в театре «Квартет И». Сейчас никакой другой работы у меня нет.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И это проблема?
В.УТКИН: Ну жить-то как-то надо. Извините, я просто прошу прощения у коллег. Конечно, я теперь работаю на канале «Евроспорт», но это тоже не много времени отнимает.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть не компенсирует всей той нагрузки, которая была раньше. Впрочем, возвращает к тому вопросу: Возможна ли ситуации, при которой вы вернетесь на «Матч ТВ»?
В.УТКИН: Я никогда не говорю никогда.
И.ВОРОБЬЕВА: Ну что же, я думаю, что на этой фразе…
В.УТКИН: Я ничего для этого не буду делать.
И.ВОРОБЬЕВА: И на этой фразе тоже мы, пожалуй, этот эфир и закончим.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это очень важно!
И.ВОРОБЬЕВА: Спасибо большое! У нас сегодня в программе “Разбор полета” был Василий Уткин.
В.УТКИН: До свидания!