Кто такой Артемий Троицкий? Интервью Татьяны Фельгенгауэр
В школе я начал вести антисоветскую пропаганду, я рассказывал одноклассникам, что это всё фигня, что пишут в наших газетах, передают по радио и телевизору, что никакой контрреволюции в Чехословакии не было, а всё это сволочи советские пытаются задавить свободу и плюнуть в человеческое лицо социализма. Естественно, стукнули на меня одноклассники…
Подписаться на Alexandr Plushev
Поддержать канал Alexandr Plushev
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Всем привет, вы смотрите Youtube-канал Александра Плющева, меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и на этом канале я представляю проект «Кто такой». Сегодня поговорю с Артемием Троицким, музыкальным журналистом, критиком, автором книг и вообще удивительным человеком. Конечно, не удалось в час уместить всё, о чём хотелось бы поговорить, но основные моменты всё же обсудили. Прежде, чем начнём смотреть, напомню, что было бы здорово подписаться на Youtube-канал Александра Плющева, и ставьте лайки.
А.ТРОИЦКИЙ: И вот я вот проник вот, ещё тогда, в 12-летнем возрасте я проник на радиостанцию школьную, и, естественно, хотел там гонять свою любимую музыку, естественно, я занялся тут же всякой контрабандой, фарцовкой, по-хорошему говоря, интернационалиста, по-плохому говоря, космополита, просто я из беспечного парнишки превратился в махрового просто антисоветчика, я интересовался девчонками, музыкой, там всякими такими нормальными вещами, политикой этой подлой, ну иногда, правда, звонил своим знакомым девушкам и говорил: «Алё, там твоя статья в «Комсомольской правде». Я никуда не поеду, потому что у меня тут очень интересная жизнь. Кстати, тогдашнюю я там оставил, потому что он как раз не хотела уезжать. Я в то время очень любил общаться с иностранными девушками, это у меня с Праги, видимо, пошло, до этого меня не выпускали, в капстраны.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Артемий Кивович, во-первых, огромное спасибо, что нашли время, чтобы со мной поговорить. Ну у нас такой формат в программе «Кто такой», он, с одной стороны, ностальгический – повспоминать, а с другой – терапевтический, поанализировать, как это всё было. Но вообще насколько вы любите вспоминать?
А.ТРОИЦКИЙ: Привет, Татьяна Павловна…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Владимировна всё ещё! Всё ещё Владимировна.
А.ТРОИЦКИЙ: Но Паше в любом случае привет.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Передам.
А.ТРОИЦКИЙ: Вспоминать – нет, нет, я как-то не страдаю ностальгическими, я вспоминаю не потому что люблю вспоминать, а потому что просто приходится всё время вспоминать, потому что происходят события, которые напоминают мне годы юности и молодости и так далее, вспоминаются старые друзья и так далее – не из мемуарных соображений, а просто постоянно вспоминается многое.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть, это больше такая связь с людьми и событиями, нежели осмысление, как вы дошли до жизни такой или как здорово было 30, 40, 50 лет назад?
А.ТРОИЦКИЙ: Нет, я совкодрочевством так называемым не страдаю, хотя приходится всё время проводить какие-то параллели, и, как правило, в 9 случаях из 10 эти параллели не в пользу путинской России, если сравнивать, скажем, с брежневско-андроповским СССР.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну брежневско-андроповский СССР – это время, которое для вас означало что, тогдашний Артемий Троицкий?
А.ТРОИЦКИЙ: Ну дело в том, что я родился в 1955 году, ещё при Хрущёве, до 20 съезда. Соответственно, брежневско-андроповское – время моего становления, это позднее отрочество, это юность, это молодость. Будем считать, закончились эти времена в 85 году, то есть, мне было 30 лет в 85 году. До 30 лет я прожил в так называемом совке, СССР и так далее. Надо сказать, что жил я там весьма интересно и даже довольно эффективно, при том, что к государству не имел никакого отношения, даже периодически бывал подвержен каким-то гонениям, но в общем-то это не было время, потраченное зря, напротив, это было время, потраченное с пользой для подпольной советской и российской культуры.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Можно ли говорить, что для вас это, несмотря на то, что были и гонение, и подполье, в то же время были и какие-то привилегии в том смысле, что 5 лет в Чехии – это, в общем, нестандартная для советского человека штука.
А.ТРОИЦКИЙ: Ну какой я тогда был советский человек? Мы приехали в Прагу в 63 году, мне было 8 лет, мне только что исполнилось 8 лет, а уехали мы оттуда, соответственно, 5 лет спустя, когда мне было 13 лет. Конечно, да, мне сильно повезло, это действительно были замечательнейшие, безоблачнейшие годы моей жизни, и они очень сильно на меня повлияли – во-первых, они на меня повлияли, сделав из меня ну, по-хорошему говоря, интернационалиста, по-плохому говоря, космополита. Я учился в школе, в международной школе, которая была при советском посольстве, мои лучшие друзья были чехи, французы, итальянцы, первая любовь чилийка, и прочее, и прочее. Жил я в международной комьюнити, благодаря этому я в 8 лет впервые услышал Битлз, Бич Бойс и прочий рок-н-ролл и тут же сильно его полюбил. Так что в каком-то смысле да, я был привилегирован, с другой стороны, когда после всей этой благости в 68 году мы вернулись, а вскоре ещё советские танки нас подогнали, вернулись в СССР, в общем, первые года два мне там жилось очень-очень тяжело, поскольку не было друзей, поскольку совершенно несвойственный для меня был образ жизни, но потом с помощью отчасти старых пражских друзей, отчасти с помощью новых, в общем-то, вошёл я в новую жизнь, стал завсегдатаем чёрного рынка, в 17 лет мы стали с другом Сашей первыми в Москве ди-джеями, вели первую в Москве дискотеку, вот, ну в общем перезнакомился со всеми нашими полулегальными или подпольными рок-музыкантами, и пошла уже жизнь осмысленная.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну вот вы возвращаетесь после 5 лет в Праге, такой весь интернационалист и оказываетесь в условиях чего – жёсткой цензуры или несвободы, есть ли какой-то юношеский протест, попытка его как-то выразить, и вот этот вот уход в подполье – это логичное продолжение?
А.ТРОИЦКИЙ: Нет, естественно, как только я вернулся в СССР, что-то мне понравилось, что-то мне категорически не понравилось, и в подполье я ушёл, потому что иначе не мог. Я очень любил рок-музыку, мне нужны были каналы подсоединения к этой самой рок-музыке. Естественно, это был чёрный рынок. Вот естественно, я тут же занялся этой всякой контрабандой, фарцовкой, и это меня, собственно говоря, и привело к подполью. А потом я стал вести дискотеку, это было в 72 году, в МГУ, стал вести дискотеку, аппаратуру мы одалживали у всяческих подпольных же рок-групп, в частности, «Машины времени», у «Удачного приобретения» и так далее. Крутил я исключительно западную музыку, русскую музыку не слушал вообще, ну тогда и наши рок-группы тоже играли, в основном, западную музыку, единственный, кто пел по-русски – Макаревич с «Машиной времени», вот, по поводу цензуры и так далее – ну это было понятно. Чехословакия тоже была социалистическая страна, где тоже, в общем-то, было некоторое количество и цензуры, и всего остальное, не то чтобы мы из Америки приехали в Советский союз, мы приехали из советской страны развитого социализма, хотя, конечно, значительно более цивилизованной и в каком-то смысле в культурном во всяком отношении более либеральной, чем СССР.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А как складывались отношения с партией, потому что СССР как бы уже поздний, но всё ещё живой, и так или иначе чего-то требует от молодого человека – или вступить в комсомол, или ещё какой-то активности. Конечно, я тут теоретизирую во многом, потому что в 85 году я только родилась, но всё-таки учебники истории, как и всякий нон-фикшн, позволяют примерно представить себе. как это было.
А.ТРОИЦКИЙ: Отношения с партией – очень громко сказано, потому что до партии была октябрятская организация, я был октябрёнком, потом была пионерская организация. Вот с пионерская организации и начались, наверное, проблемы, потому что приняли меня в пионеры, это было лет в 9 или 10, значит, это был где-нибудь 64-65 год, и потом в 1967 году, где-то в конце, ноябрь-декабрь, меня опять исключили из пионеров. История, опять же, чисто музыкальная, у меня в школе была радиостанция, в большую перемену шли радиопередачи, школьные новости и так далее – ну и музыку тоже крутили. И вот я вот проник вот, ещё тогда, в 12-летнем возрасте я проник на радиостанцию школьную ну и, естественно, стал там гонять свою любимую музыку, стал там гонять всяких Роллинг Стоунсов, Pretty things, то да сё, может быть, даже раннего Джимми Хендрикса, и на это, естественно, рано или поздно обратило внимание школьное советское начальство, а школа была при советском посольстве. И, в общем-то, меня и моего друга, одноклассника Колю Крестовского, который был сыном румынской дипломатки и русского белоэмигранта, вот такой интересный был у меня дружок Коля.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Интересно!
А.ТРОИЦКИЙ: Да, нас вызвали на заседание пионерской организации, там был директор школы, сейчас вспомню, по фамилии Постихин – и от нас потребовали покаяться, что мы там гоняли всякую буржуазную нехорошую музыку вместо песен пионерских комсомольских, но я стоял на своём, я говорил ,что вы ничего не понимаете, это музыка прогрессивная, эти ребята, эти рокеры против американского империализма, они против войны во Вьетнаме, и вообще как бы это наши друзья и мы должны быть с ними солидарны. Естественно, у школьного начальства на этот счёт было другое мнение, и меня исключили из пионеров в первый раз. Потом, соответственно, мы вернулись в СССР, проживали в Москве, там я учился в такой очень обычной школе по месту жительства, по-моему, школа №562. И там, сентябрь 68 года, только что было 21 августа 68 года, и я как парнишка непуганый и очень основательно антисоветски настроенный, то есть, 21 августа 68 года как раз стало для меня Рубиконом, до этого я вообще не интересовался политикой, у меня родители были очень политизированы, особенно отец – а я интересовался девчонками, музыкой, такими нормальными вещами, а не политикой этой подлой. Но 21 августа 68 года – оно в этом смысле как бы отчасти перевернуло мою жизнь, это была могучая инъекция антисоветизма, потому что я-то, в отличие от большинства советского народа, тем более советских детей – я-то знал, на самом деле, что в Чехословакии происходило, что не было там никакого НАТО, не было никакого фашистского заговора и так далее – а хотели они просто-напросто социализм, но с человеческим лицом, естественно, все мои пражские, чешские друзья были за это, вот и тут их начали давить танками. Я в мгновение ока из беспечного парнишки превратился просто в махрового антисоветчика. В школе я начал вести антисоветскую пропаганду, я просто-напросто рассказывал своим одноклассникам, что это всё фигня, что пишут в наших газетах, передают по радио и телевизору, что на самом деле никакой этой пресловутой контрреволюции в Чехословакии не было, а всё это сволочи эти самые советские, пытаются задавить свободу и плюнуть в человеческое лицо социализма. Вот, ну естественно, стукнули на меня одноклассники. Кто не знаю, помню, тогда у мены были какие-то конкретные подозрения, сейчас уже забыл. Короче говоря, тут меня снова исключили из пионеров, у же по второму разу.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте-ка зафиксируем, Артемий Кивович, первый донос на вас написали, когда вам было сколько, 13?
А.ТРОИЦКИЙ: Мне было 13 лет, да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Просто потом, когда вы стали взрослый, известный, на вас ещё пару раз писали доносы, если я всё правильно помню.
А.ТРОИЦКИЙ: На меня писали доносы, думаю, много раз
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Всю жизнь.
А.ТРОИЦКИЙ: Первый, ы думаю, в Праге, когда мне было 123 лет, то есть, первым исключением из пионеров – хотя не думаю, что это был донос, там просто школьное начальство, директор, они услышали, что по школьному радио звучит какая-то дикая западная музыка, думаю, там обошлось без доносов – а тут точно был донос, потому что я с учителями на эту тему не общался, а агитацию проводил исключительно среди одноклассников и одноклассниц. Да, почему второй раз исключили из пионеров – потому что когда я вернулся в Москву, я, естественно, не стал говорить о том, что меня там исключили из пионеров, а пришёл как ни в чём не бывало в красном галстуке в 7 класс, вот. Короче говоря, снова меня исключили из пионеров, это было связано с драматичной историей, потому что пригласили туда моих родителей тоже. Вот стояли мои родители, они оба были в то время членами КПСС, отец более того, даже в некой номенклатуре состоял, и им, значит, говорили вот эти там самые начальники школы и комсомольской организации: «Вот как вы просмотрели вот такого, вы, коммунисты, просмотрели сына-антисоветчика». При этом, естественно, мои родители на 100% за Дубчека, за социализм с человеческим лицом, то есть, это я от них слышал, но им это сказать было невозможно, потому что их тут же прихватывают, исключают из партии и так далее – поэтому они стояли несчастные, красные, смотрели в пол, как там меня чихвостят. Потом я рассказывал эту ситуацию Тому Стоппарду, знаешь, да, знаменитейший английский драматург, вот, мы с ним просто были знакомы и вместе работали в российском молодёжном театре над постановкой его пьесы «Рок-н-ролл», я рассказал ему эту историю, он сказал, что классная просто драматическая история, сказал, что он, может, даже, её использует в какой-нибудь из своих пьес.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вы потом с родителями как-то проговорили эту ситуацию?
А.ТРОИЦКИЙ: Естественно, с родителями проговаривали, и, в каком-то смысле, эта история помогла мне в плане налаживания отношений с родителями, у меня с родителями было не то чтобы полное отчуждение, но достаточно серьёзное отчуждение, потому что они на самом деле были, конечно, люди серьёзные, учёные, они категорически не разделяли и не одобряли моего увлечения музыкой, они считали весь этот рок-н-ролл – бог знает, что такое, всячески надо мной издевались. Я пытался, значит, их увлечь рок-музыкой, битлами там и так далее, но это не сильно подействовало. В общем-то у нас с родителями были отношения, скажем так, в достаточной степени отчуждёнными. Именно эта история как-то заставила моих родителей относиться ко мне более уважительно, участливо и так далее. Им было просто страшно стыдно передо мной. В общем, это способствовало укреплению моих отношений с мамой и особенно с папой.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: При всём таком музыкально-протестно-подпольном бэкграунде, как стоял выбор и как принималось решение как жить дальше? Очевидно, школа заканчивалась и надо идти куда-то учиться. Было ли желание сделать всё, чтобы уехать хотя бы из Москвы, может быть, в ту же Чехию?
А.ТРОИЦКИЙ: Ну я чувствую, ты не очень себе хорошо представляешь ситуацию – это сейчас ты можешь уехать, если у тебя есть желание и у тебя есть деньги.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Если у тебя родители в номенклатуре. Если ты поступаешь в нужный ВУЗ, в принципе, это работает.
А.ТРОИЦКИЙ: Нет, нет, это не работало. Думаю, ты питаешь некоторые иллюзии. Я так особенно ничего не выбирал, я просто жил максимально интересно и максимально интенсивно, я вообще не думал о будущем, не строил на это самое будущее никаких планов. Никуда уезжать я вообще не собирался, просто как бы передо мной даже такой проблемы не стояло. В том числе и в более зрелые годы. На самом деле, проблема отъезда передо мной встала уже в начале 80х годов, я уже вполне взрослый парнишка, я тогда работал младшим научным сотрудником в институте истории искусств, будучи уже известным журналистом, писал исключительно о рок-музыке, устраивал там всякие концерты, фестивали, квартирники и прочее, и прочее, и когда начались такие гонения на рок-музыку, а начались они в 82-83 году, Брежнев уже помер, был уже Андропов, Черненко и так далее, вот это довольно мрачные годы, меня в том числе запретили, я не мог печататься, при том, что был уже известным журналистом. СССР была абсолютно парадоксальная страна, в России я был под абсолютны м запретом, то есть, даже там под псевдонимами не мог печататься, ну иногда, правда, печатался под женскими фамилиями, потом звонил своим знакомым девушками и говорил: «Алё, твоя статья сегодня в Комсомольской правде». Ну это не часто проходило. Да, и при всём этом в Латвии, в Риге на латвийском государственном телевидении я был одним из ведущих программы «Видеоритмы», наряду с известным документалистом Юрисом Однинсом. Ну вот, у меня начались большие неприятности, сначала меня запретили повсюду, потом меня уволили из института истории искусств, где я к тому времени уже написал кандидатскую диссертацию на соискание степени кандидата философских наук, поскольку она была социологии, диссертация была написана на тему «социальная эффективность дискотек». Класс. Ну вот, значит…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И выбросили её.
А.ТРОИЦКИЙ: И выбросил. Значит, отовсюду меня попёрли, и вот тогда, вот тогда, передо мной встал вот этот самый вопрос выбора, уезжать или не уезжать. Я в то время очень любил общаться с иностранными девушками, и это у меня с Праги, по-видимому, пошло, были у меня всякие иностранные студентки, которые приезжали в Москву, учились в МГУ или в ИРЯП (институт русского языка имени Пушкина), были у меня всякие подруги – итальянские, американские, одна девушка из Новой Зеландии даже была, и вот они, видя всякие мои эти приключения, я им иногда рассказывал, что меня с работы уволили и так далее – мне поступило несколько предложений от знакомых девушек: а давай мы с тобой поженимся, и ты спокойненько уедешь в мои капиталистические края, не будет подвергаться всяческим опасностям и гонениям. И вот тут вот на самом деле вопрос встал ребром, но я его, ребро это, отмёл решительно, я сказал, что нет, я никуда не поеду, потому что у меня тут очень интересная жизнь. А у меня жизнь была действительно фантастически интересная – буквально каждый год я открываю новых людей, то Макаревич, то Гребенщиков, Цой, Майк, Мамонов и так далее, в общем, я был просто в центре этой всей рокнрольной подпольной жизни, и это было невероятно всё интересно, очень авантюрно, творчески, в то же время благородно. Мне безумно нравилось помогать, вытаскивать каких-то гениальных этих молодых людей, Башлачёва – это же я впервые его вытащил из Череповца и привёз в Москву. Вот, и я, конечно, не хотел это менять ни на Нью-Йорк, ни на город Диндин в Новой Зеландии, ни на город Рим, ни на что.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот в этой бесконечной череде невероятных событий и потрясающих людей, но и при этом гонений, увольнений, замалчиваний и запретов был ли хоть один раз, когда или кто-то, или вы сами себе говорите: «Так, меня ж посадят»? И могли. Или эта молодость бесстрашна?
А.ТРОИЦКИЙ: Мне вообще как бы чувство страха не очень хорошо знакомо. Я начал бояться вообще чего-то когда у меня первые дети родились – тогда мне иногда стало становиться страшно исключительно не за себя, а за детей. Я человек крайне беспечный, крайне такой ну такой пофигист, поэтому я не боялся, что меня посодют, опасения были, скажем, однажды у меня был обыск, я об этом даже не знал, об этом мне рассказала соседка Света, я в это время где-то отсутствовал. Она сказала: «Послушай, что у тебя дома происходило тогда-то, тогда-то? – Ничего не могло происходить, я в это время был, условно, в Таллинне. – А там у тебя шумели, мебель двигали и так далее». Это был обыск просто, взломали мне дверь менты или гэбэшники просто, искали что-то у меня. Но ничего не пропало, я вообще не заметил даже. Тогда, конечно, можно было подумать, что могут меня посадить.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот так невероятно проходит 30 лет. 85 год, и назревают какие-то перемены, невероятные, для кого-то неожиданные, для кого-то, возможно, ожидаемые. Для Артемия Троицкого бесстрашного, 30-летнего и очень увлечённого, вот этот переход, слом, новая вселенная – это что, это возможность выйти из подполья?
А.ТРОИЦКИЙ: Я бы сказал, вот этот период с 85 по 91 – это был мой любимый период всей моей жизни. Это было самое интересное, невероятно динамичное время, когда всё менялось буквально каждый месяц. Все вещи происходили как бы те, что надо, всё было очень в моём вкусе, все эти перемены, можно было очень много всего делать, тут же посыпались на меня массы всяких инициатив, предложений и так далее. Я сам тоже был паренёк инициативный, скажем, в 86 году мы с Пугачёвой Аллой Борисовной устроили концерт «Счёт №904», это был первый благотворительный концерт в истории Советского союза, концерт для Чернобыля, который прошёл в Олимпийском спортивном зале огромном, выступала там с одной стороны Алла Пугачёва, Кузьмин, автографы, в общем, всякие такие более-менее официальные музыканты, с другой стороны, я туда привлёк, скажем, группу «Браво», которая тогда была совершенно подпольной, Жанна Агузарова только что откинулась из тюрьмы, где она сидела за подделку документов. Помню, был очень символичный эпизод. Как мы это пробили, таким образом, что мы с Пугачёвой просто поехали, причём поехали на метро, до станции метро «Площадь Ногина», где находилось тогда здание КПСС, и пришли к Александру Яковлеву, известному человеку, сказали, что вот у нас инициатива, хотим сделать концерт для этих самых чернобыльских спасателей. Яковлев сказал: «Да-да, замечательная инициатива». Естественно, мы ему сказали, что такие концерты проводятся во всём мире, за Африку, Майкл Джексон «We are the world» и так далее, вот он говорит «Да-да-да, давайте мы в Советском союзе тоже это сделаем». Заручились таким образом поддержкой Яковлева и Горбачёва, вот, поэтому что хотели, то и делали. И смешной эпизод был, по-моему ,о было 30 мая, что ли, в Олимпийском этот концерт, перед концертом вдруг вваливается делегация Министерства культуры СССР, какие-то бабы, мужики какие-то гнусные замшелые, и идут ко мне как к организатору, к Пугачёвой, думаю, побоялись бы подойти, и начинают говорить: «А что это у вас, вы не утвердили репертуар, у вас выступают некоторые артисты, вообще не профессиональные артисты, у которых нет каких-то справок, бумажек, сертификатов и так далее – в частности, группа «Браво». И стали требовать, чтобы «Браво» исключили из программы концерта. На что я им сказал, пошли маршрутом русского корабля, как сейчас выражаются – пошли вы на фиг, если вам что-то не нравится, обращайтесь к Александру Яковлеву, Михаилу Горбачёву, они нам дали карт-бланш, мы тут хозяева, мы тут делаем что хотим, а вы, твари минкультовские, давайте поджимайте хвосты и валите отсюда на хуй». Ну, без слова «хуй», конечно, всё это было, но примерно в такой тональности. И они ушли, и они просто, значит, ретировались, повернулись там со своими портфельчиками, своими тощими задами – и свалили. Это было вот очень-очень характерно для того времени. Тогда же у меня началась такая международная карьера, потому что с концертом для Чернобыля я сильно прославился, давал интервью всем иностранным телекомпаниям и так далее, получил кличку «русский Боб Гелдоф», и мне заказали тогда крупнейшее английское музыкальное издательство «Омнибус» книгу про рок-музыку в Советском союзе. И вот, я написал эту книгу, потом эта книга вышла в Англии, потом ещё в куче стран, стала международным бестселлером, на презентацию этой книги меня впервые выпустили в капиталистическую страну, я впервые оказался в Великобритании в ноябре 1987 года, до этого меня за границу не выпускали – ну, в капстраны. Ну и пошло-поехало, с тех пор моя жизнь стала намного разнообразнее и намного интернациональнее.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну и опять же, это другая вселенная, но она тоже музыкальная. Условно политический 91 год, политический 93 – они вас заставали в этой музыкальной вселенной?
А.ТРОИЦКИЙ: Ну естественно, я продолжал заниматься музыкой. У меня вышла эта книжка, потом у меня вышла вторая книжка под названием «Тусовка. Что случилось с советским андеграундом» в 91 году. Она вышла, кстати, по-английски, на русском языке вообще не выходила никогда. Книжка довольно хорошая. Ну да, я тогда очень много времени стал проводить за границей, познакомился, подружился даже с Полом Маккартни, очень много всякого народа, с группой U2, с Питером Гэбриелом, прочее, прочее. В общем, стал международным…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да уж, тут точно не до 91 года.
А.ТРОИЦКИЙ: Нет, ну тут как раз передо мной второй раз встал вопрос о стране пребывания. Я около года прожил в Лондоне, вторую половину 89го и первую половину 90 года я прожил в Лондоне. Я закончил вторую книгу, потом её там же раскручивал, жил я в Лондоне, я там работал, то есть, работал и в издательстве, работал в телевидении там на 4 канале, вот, в общем-то жил в городе Лондоне, прекрасно себя чувствовал. Но в 90 году мне поступила, я уже тогда, будучи телевизионным персонажем в России, у меня было участие в «программе А» на первом канале союзного телевидения, я там делал всякие сюжеты, о современной музыке, в основном ,западной, а поскольку я жил в Лондоне, то я для них там делал всякие сюжеты из Лондона, скажем, впервые представил знаменитого диск-жокея Севу Новгородцева английским телезрителям, взял интервью у всяких иностранных знаменитостей, в частности, помню группу Депеш Мод и так далее, и мне поступило предложение, тогда был создан канал «Россия». Тот самый канал «Россия», который до сих пор имеет место. Тогда был создан канал «Россия», ельцинский канал, это было в конце 90 года, или раньше, я слегка путаюсь во времени ,в датах – и мне было сделано предложение пойти работать на этот самый телевизионный канал «Россия», второй канал, и стать там главным по музыке. Вот. И вот я думал, то ли мне остаться в Лондоне, продолжать там жить и работать, то ли мне уехать в Москву. И я уехал в Москву, поскольку это было более, по-английски выражаясь, челленджинг, больший вызов. Это было интересно – взять вот и сделать просто с нуля российское музыкальной телевидение. Я думал, что это здорово, и хотя в зарплате я потерял раз в 10 по сравнению с Лондоном, но покинул я город Лондон, жену тогдашнюю там оставил, потому что она как раз не хотела уезжать – и переселился снова в город Москву и начал там работать на российском телевидении. Ну оттуда ушёл в силу различных причин, работал на НТВ, у меня была там программа «Кафе Обломов». А что касается до политики…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Про политику, да.
А.ТРОИЦКИЙ: Я стал довольно активно участвовать во всех этих событиях. В частности, активно участвовал в событиях августа 91 года, за что даже получил какую-то медаль, по-моему, под названием «защитнику белого дома», что-то такое, потому что я там активно тусовался на баррикадах, в Белом доме и так далее. Поскольку я уже тогда работал на российском телевидении, а российское телевидение, там остался один Анатолий Григорьевич Лысенко и я. Всё остальное начальство, включая гендиректора Попцова, свалили куда-то в августовские дни. Был Лысенко и я из более-менее начальствующих субъектов, но при этом Лысенко не говорил по-английски, а я говорил по-английски, и мы с ним придумали для меня такую работу, а именно что съёмочные группы российского телевидения – они работали, у них были с собой камеры и так далее. И вот они ездили по Москве и делали всякими сюжеты, они снимали интервью, там со всеми, начиная от Ельцина и заканчивая защитниками баррикад, они снимали всякие уличные сценки, в частности, эту трагическую историю с бронетранспортёрами в тоннеле, там, где три парня наших погибли… Вот, они всё это снимали, привозили туда на пятую улицу Ямского поля кассеты, там эти кассеты копировались .и я их развозил по иностранным корпунктам. Поскольку я знал всех иностранных корреспондентов, то я, значит, в сумку клал эти самые бетакамовские кассеты, вёз их там на BBC, CNN, CBS, французское телевидение и так далее. В общем, занимался вот этим самым развозом агитматериалов документальных – о путче в Москве, за что, по-видимому, и был удостоен медали, которую вскоре, через пару лет, выбросил.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В 93, это после расстрела или как-то по другому поводу вы её выбросили?
А.ТРОИЦКИЙ: Именно в 93 году, потому что я там тоже присутствовал, вполне, надо сказать, мог погибнуть перед Белым домом, , именно тогда я эту медаль выбросил. И описать на политические темы я стал спустя год – а именно осенью 92 года, когда мой друг голландский Дерксауэр, он затеял газету с названием The Moscow times, это была первая ежедневная англоязычная газета в Москве, и он предложил мне там вести колонку городской жизни, которую я назвал «Metro diary», вот, еженедельная колонка, и там я писал обо всём, о чём хотел, там было всё Там, естественно, была музыка и культура, была какая-то светская жизнь, но там я уже и много писал о политике тоже – наверное. каждая вторая, каждая третья колонка была политическая, и я, надо сказать, после 93 года я перестал быть саппортером, поддерживальщиком Бориса Ельцина.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сторонником.
А.ТРОИЦКИЙ: Я уже стал писать про контрперестройку и про всякий, значит, новый застой.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как вы оценивали активное вовлечение, втягивание, участие музыкантов и артистов в кампанию 96 года?
А.ТРОИЦКИЙ: Да, это хорошая история, потому что меня тоже втягивали. Я не берусь осуждать артистов. Большинство из них я знал лично, надо сказать, что некоторые из них в эту историю втянулись искренне, по соображениям политической целесообразности, скажем так, многие, примерно половина, совершенно не понимали, про что всё это, они были совершенно аполитичны и они даже не знали. Собственно, за кого они играют и поют, к чему они призывают и так далее. Таких было большинство. Вот, меня тоже в это дело пытались вовлечь, Таня Дьяченко с Валей Юмашевым, но я от этого отказался в связи с войной в Чечне. То есть, их аргументы были такие, что если не мы, то снова придут коммунисты. Я говорил, я, конечно, против того, чтобы снова пришли коммунисты, их гнилые Зюганов уродливый и прочее, не то чтобы я был каким-то ярым антикоммунистом, конкретно эта шобла мне была категорически не симпатична, поэтому я сказал, что я категорически против войны к Чечне, я готов к вашим кампаниям присоединяться, готов делать это не за деньги все эти Лисовско-Чубайсовские, а готов это делать абсолютно бесплатно, но только если, Борис Николаевич, прекратите чеченскую войну, на что Борис Николаевич сказал, что это не в его силах, поэтому я в этом участвовать отказался, но я был одним из немногих, может быть, вообще единственным, кто от этого отказался.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как артисты, которых вы искали, находили, делали знаменитыми, как они дальше себя показывали с гражданской позиции или без гражданской позиции, ну вот с точки зрения общественной деятельности. Не сугубо творческой, а гражданской позиции? Насколько для вас было и остаётся важным, расстраивает вас, разочаровывает – или вы как-то для себя умеете разделить творческую составляющую и вот эту вот гражданскую?
А.ТРОИЦКИЙ: Ну я бы сказал, что гражданская позиция артистов и песни, которые они пели – имели значение в 80е годы. Они были очень важны вот в тот период – соответственно, «Поезд в огне», «Скованные одной цепью», «Твой папа фашист» – это было важно, это имело значение. В 90е годы это перестало иметь значение. Все артисты деполитизировались, ну или почти все, за редкими исключениями, Миша Борзыкин, Юра Шевчук, но, в основном, конечно, все ушли в совершенно такую нормальную профессиональную жизнь, продолжали писать хорошую музыку, записывать альбомы и так далее. Появилось энное количество популярнейших артистов, причём талантливых, которые мне нравились, для которых вообще вот вся вот эта политическая, социальная, биологическая повестка просто ничего не значила. Ну там, условно говоря, Мумий тролль, Земфира и так далее – это хорошие ребята, но как бы совершенно, совершенно не по этой части. В нулевые годы вообще всё абсолютно стерилизовалось, один там Шнуров пел матом – и то, на любые темы, кроме политики. Ну тогда вообще как бы существовал такой негласный пакт между путинскими властями и российской культурной средой, что власти позволяют деятелям культуры зарабатывать сколько угодно денег и ставить любые эксперименты и так далее – тогда же не было никаких проблем ни с ЛГБТ, ни с оскорблением чувств верующих, ничего этого не было, резвились как хотели наши деятели культуры, музыканты в том числе. Но при этом как бы, как там, в замке Синей бороды есть одна такая дверца зелёного цвета, вот за эту зелёную дверцу, пожалуйста, уважаемые деятели культуры, не заходите. Как угодно кочевряжьтесь и экспериментируйте, но не надо по поводу Путина, по поводу коррупции, по поводу личной жизни Путина – вот это вот запретная зона. И в общем деятели культуры были очень довольны таким пактом, и никто его не нарушал фактически. Вот. Я на это смотрел совершенно спокойно, мне это было в достаточной степени безразлично. Я ни в коем случае не считаю. что музыканты в том числе и рок-музыканты, которые по определению должны быть до некоторой степени политизированы, но я не считаю, что они должны что-то, должны петь песни протеста. Если пишутся песни протеста – прекрасно, замечательно, я пою. Я же тоже сочинил одну известную песню протеста, которую исполнял на Болотной в феврале 12 года, «Шойгу, Путина на нары». До сих пор, кстати, очень актуальное произведение. Но, если не пишутся такие песни, ребята, ничего страшного. Главное, пишите хорошие песни, сочиняйте хорошую музыку, будьте верны своей музе. Вот это главное, я считаю, для деятеля искусств.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну да, просто иногда грустно видеть того же Бутусова. И ты думаешь, вот это путь человек прошёл, вот как так вышло? И не очень понятно, здесь пытаться что-то объяснить или просто сказать – хорошо, значит, вот то, что было с Кормильцевым, навсегда с нами в нашем сердце, а то, что мы слышим от человека сейчас – мы его не знаем.
А.ТРОИЦКИЙ: Нет, ну что, знаем, не знаем – на самом деле, тут ведь, я так понимаю, что мы уже говорим о сегодняшнем дне, да, Татьяна?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, уже вот сегодня, когда вот втянули, не просто втянули, а прямо вот надо быть не просто лояльным, а активно лояльным.
А.ТРОИЦКИЙ: Да, это всё, к сожалению ,так, но, к счастью, в общем, это касается далеко не всех – я бы сказал, что это касается меньшинства. Ну сейчас вообще совершенно иная ситуация. Для меня, на самом деле, всё более-менее определилось в 14 году, в 14 году сами знаете, что произошло – украли Крым у Украины, Донбасс, началась вся вот эта вот кровопролитная история.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну в общем, война началась.
А.ТРОИЦКИЙ: Да, началась война, в 14 же году где-то в августе-сентябре мы уехали из России, и надо сказать, что в 14 же году я, в общем-то, определился со всеми своими друзьями-знакомыми. То есть, я знаю, что у многих это произошло в 22 году, у меня это произошло за 8 лет до того, в 14. Я прекратил отношения, условно говоря, с Ваней Охлобыстиным, с Саней Скляром, Вадиком Степанцовым там и так далее. Вот, так что в 22 году для меня как бы особых новостей не было, никаких новых потерь мой контингент практически не понёс. Зато, слава богу, что остались в моём ареале и Гребенщиков, и Макаревич, и Пугачёва, вот, и Земфира, и Лагутенко, и Noize MC, и Вася Обломов, и многие, многие. То есть, сейчас вообще ситуация такая, сейчас имеются две России, внешняя Россия и внутренняя Россия, я бы так назвал, у внутренней России имеется территория, имеется государство, имеется правительство ,но при этом там не т ни культуры, ни свободы. А внешняя Россия – там нет территории, правительства и государства, они разбросаны по всему шарику, но зато есть и свобода, и культура, есть чем заняться и вообще жить довольно интересно, для некоторых даже интереснее, чем это было ранее.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, просто про то ,как было ранее, я вот хотела ещё успеть задать вопрос про середину 90х, и было ощущение свободы или у вас как раз из-за событий 93го было понимание, что нет, нет, от свободы как раз отошли? Потому что с одной стороны, с политической точки зрения было очень всё нестабильно и много спорных и вредных решений, с другой стороны ,если посмотреть на культурную жизнь, творчество, на журналистику, боже, в 93 году вы становитесь первым главным редактором Плейбоя российского, это журнал, который на самом деле прямо веха, потому что такого журнала не было, и дело не в разворотах ,а дело в текстах, в авторах – потому что это был супер-умный, ироничный, современный журнал. Тут как бы с одной стороны, 93 и 96 год, с другой – полная свобода творчества.
А.ТРОИЦКИЙ: Да, Тань, во-первых, спасибо за комплимент по поводу Плейбоя, я на самом деле старался, чтобы это был не просто мужланский сексапильный журнал, а чтобы это было что-то умное и интересное, ну отчасти мне это удалось – но в 90е годы, конечно, я думаю, многие люди, совершенно как я, жили с шизофреническим ощущением. С одной стороны, очень многое мне категорически не нравилось, то есть, я могу сказать, что большинство, большая часть той гадости, которая впоследствии в нулевые, десятые, двадцатые проросла при Путине, вот большая часть этих омерзительных сорняков была засеяна уже при Ельцине в 90е годы. То есть, ну 93 год – расстрел парламента, 94 год – начало чеченской войны, 96 год – полностью сфальсифицированная предвыборная кампания и выборы, потому что известно, что коммунисты, на самом деле, эти выборы выиграли, а Зюганов просто не хотел – ему выгоднее просто было оставаться в оппозиции, а не брать власть в свои руки, они были просто не способны в КПРФ. И так далее, масса всего ужасного и противного уже происходила – это с одной стороны. С другой стороны, да, 90е годы – это было время полной свободы и совершенно не лимитированных возможностей. Тут можно было и журнал Плейбой и вообще всё, что угодно, можно было делать всё. То ест, Россия в 90е годы – это была страна победившей анархии. Соответственно, там уже кому повезёт. Если ты сделал как бы правильные ставки и вёл себя не очень глупо, то ты, может, даже заработал миллионы и миллиарды. Если нет, то, естественно, ты с пулей в башке или с паяльником в жопе. Ну а время было действительно исключительно динамичное, всё можно было поворачивать в любую сторону, так что вспоминаю я 90е годы, конечно, с улыбкой и каким-то восклицанием «Вау!»
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну это «Вау!»– скорее хорошее, такое «Вау!» Или скорее ужаса?
А.ТРОИЦКИЙ: Я говорю, это шизофреническое «Вау!», то есть, раздвоенное.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну хорошо, А вот нынешнее там, начиная с 14 года – это явно уже не «Вау!», это другое определённое состояние и слово.
А.ТРОИЦКИЙ: Ну что ж, с 14 года фашизм, вот какое слово. Мы видим Россию, находящуюся в состоянии фашистского государства, и нечего тут говорить. Я, кстати, об этом писал ещё в 20 году, у меня была статеечка, которую Венедиктов, молодец, опубликовал, она так и называлась «РФ = Россия фашистская». Я там анализирую всякие известные произведения с аналитикой черт фашистского государства, есть у Умберто Эко такая известная статья, «13 признаков фашизма», ещё несколько с признаками фашизма, вот, просто…
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: 14.
А.ТРОИЦКИЙ: 14, да. Уже тогда всё очень гладко ложилось. Путинская Россия – фашистское государство. Точка. Естественно, есть разного типа фашистские государства, условно говоря, есть итальянский фашизм Муссолини, есть чилийский пиночетовский, есть коммунистический сталинский, есть нацистский гитлеровский и так далее. Ну вот у Путина где-то там вот, примерно, значит, на подходах к сталинскому, гитлеровскому, хотя и с чертами более мягкими, всякими индонезийско-латиноамериканскими и франкистскими.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Тогда последний вопрос задам такой: есть ли надежда, если да, то в чём она, что вот эти внутренняя и внешняя Россия всё-таки воссоединятся?
А.ТРОИЦКИЙ: Я не знаю, у меня есть всевозможные надежды и максимум надежды в отношении Украины, я думаю, что всё будет в порядке в Украине, Украина победит, Украина будет восстановлена, Украина станет настоящей процветающей европейской страной, весьма уважаемой в мировом сообществе, что будет в России, я не знаю, точка. То есть, имеется несколько сценариев, которые мне представляются более или мене равновероятными, самый плохой, естественно, это такая Северная Корея, растянутая на несколько часовых поясов, вот, самая хорошая – это такая прекрасная Россия будущего, но я боюсь, этой самый утопичный сценарий. Скорее всего, будет что-то такое промежуточное – я думаю, что Путина скоро выкинут, потому что никому на фиг ни Путин, ни эта война не нужны, ну то есть, есть там несколько бенефициаров, но их крайне, крайне мало. А так все, включая олигархов, чиновников и даже большинство силовиков – они, конечно, в ужасе от того, что происходит, вот, но при этом они, конечно, трусы, слабаки и мудаки и ничего не могут предпринять, чтобы даже свою участь изменить к лучшему, но думаю, что это всё рано или поздно произойдёт, приползут тогда все эти ребятишки на пузе на Запад, станут молить, значит, о том, чтобы отменили санкции и всё такое прочее, вот сдадут Путина в Гаагу или табакеркой его шлёпнут, не знаю, после чего будет путинизм-лайт без Путина. То есть, будет примерно такая же история, как после смерти Сталина в 53 году. Некоторая оттепель, некоторое улучшение самочувствия, но, в общем-то, я не очень верю в какие-то такие тектонические изменения в сторону радости и счастья в стране России в сторону радости и счастья… Грустно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну люди-то хорошие есть.
А.ТРОИЦКИЙ: Хорошие есть, но зачастую они сваливают.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Будем держаться за хороших людей, где бы мы их ни обнаружили.
А.ТРОИЦКИЙ: По такому принципу и живём, и так и победим – в семейном отношении.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Спасибо большое, что досмотрели до конца, напишите, как вам, понравилось ли, было ли интересно, удивительно, может быть, вы чего-то не знали об Артемии Троицком, поставьте лайк, подпишитесь на канал, и буду благодарна, если подпишетесь на мой канал тоже, Татьяна Фельгенгауэр, на этом прощаемся, пока.