Андрей Пивоваров: Последний день в тюрьме. Зэки о войне. Благодарен ли Путину?

Валерий Нечайжурналист

Андрей Пивоваровполитик

Я не чувствую себя разменной монетой. Я знаю эти переживания, что отпустили убийцу, Илья об этом говорил. Я вчера загрузил твиттер и понимаю, что количество ненависти зашкаливает. И в любом хорошем деле можно найти темную сторону и раздуть ее до огромных масштабов. Но давайте честно. То, что люди на свободе – это огромный плюс. И я уверен, что голос Володи, голос Ильи, голос Чанышевой будет звучать…

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ:  Я приветствую всех, кто сейчас смотрит канал «Ищем выход». Меня зовут Валерий Нечай. И вот в таких полевых условиях мы делаем сейчас интервью с политзаключенным Андреем Пивоваровым, политзаключенным на свободе, потому что Андрея отпустили в рамках того самого знаменитого, одного из самых крупнейших за последнюю историю обменов. Мы сейчас ждем, когда Андрей к нам подключится, и совсем сразу тогда дадим это все в эфир. А вот, кстати, он к нам уже и подключается. Татьяна Усманова, это супруга Андрея Пивоварова, они поженились прямо в колонии некоторое время назад. Так, давайте посмотрим. Ага, привет. Ну, раз уж вы тут вдвоем, да, то я вас, наверное, вдвоем буду приветствовать с Татьяной.

ТАТЬЯНА УСМАНОВА: Мне надо накраситься.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Не надо накрашиваться. Андрей, привет, привет.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Привет, друзья. Я очень рад. Фактически вживую, можно сказать, да, не в рамках листа бумаги, потому что это безумный мир, безумная коммуникация. Слушай, я сегодня вечером сюда поставил себе, наконец, телефон. Конечно, там все кипит, кругом какие-то события, короче, вообще, конечно, погружаешься. Погружаюсь, как говорится, в новый этап такой, конечно, увлекательный. Но все в руках приятно, здорово.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Ну да, я тебя последний раз видел в 2021 году в Краснодаре в одном из судов, я помню. Видишь, как все мы становимся все больше и больше друг на друга похожими.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Не, слушай, вообще, конечно, вся история такая, конечно, вау, конечно. Мир поменялся на сколько там, не знаю, на все, короче, поменялся.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Да, да. Давай так, значит, начнем с того, извини, как происходило освобождение? Вот расскажи.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Мы уже с тобой в эфире, получается, да? А, я не знал, ладно. Ну, это, конечно, такой вот этап достаточно неожиданный был и такой, как говорится… Для, ну, нервной в любом случае. То есть у меня было в субботнее утро, я содержался в такой, ну, как сказать, у меня была своя секция, такая как секция, ну, типа вот держат меня, да, и я там был один всегда. Вот. И обычно по утрам меня будет там либо инспектор, либо оперативник приходит, оперативник приходит. И в этот раз я без очков стою, потому что утром просыпаюсь, и, соответственно, он… Я приглядываюсь, это начальник. Для понимания, в колонии начальник – это прям вообще… Когда он входит, даже на опытного сотрудника возникает паника, все пытаются застегнуть, что-то сделать, осужденные вообще белеют. Ну, в общем, это такое событие. Чтобы он в субботу сюда приехал меня поднимать, ну, это должен черный снег пойти. Быстрее покушайте, можете ничего не убирать, и я понимаю, что к этой событии начались как бы там накладка что случилось руками как бы эмоции там я быстренько им что-то происходит вы видите. А там всегда принято никому ничего не говорить. То есть они как бы в любых событиях, даже самых простых, они стараются минимум информацию зекам давать. Потому что вдруг что-то, перестраховываются максимально. А если давать, то как-то что-то перед самым моментом. Собирайте вещи. Я говорю, а какие вещи мне нужны? Берите все. Я говорю, вы уверены, что надо брать все? …сам говорит, хорошо, куда мы едем? Вы там уже были. Я понимаю, что был я в Петрозаводске в последний раз, когда выезжал. Думаю, ага. Ну, как-то набрасываю, что-то происходит такое, набрасываю какие-то вещи, часть просто оставил, выкинул, думаю, там особо не нужно. Спрашиваю у него, ну, такие места этапируют по разным поводам хорошим или плохим? Типа, он говорит, ну, если бы было по-плохим, было бы по-другому. Так, а голова с утра соображает уже, в принципе, и понимаешь, что с такой ситуацией, когда лично начальник тебя упаковывает, что-то здесь как бы такое, в общем, ну, если он лично берет твои какие-то бумаги, они еще, наверное, с тобой, то есть как бы это тоже нонсенс. Я понимаю, что скорее может быть хорошее. Ну, думаю, что брать, оставляю еду, все это дело, думаю, что так. Ну, брать так брать, я не так едем. Накидываю вещи, мы с ним идем к воротам колонии, там я наблюдаю, что они выдают все мои вещи с личного склада, а это, грубо говоря, там. Я жил прямо вот по букве ПВР

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ:  А что такое ПВР?

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Правила внутреннего распорядка. То есть для меня это прям где-то там, да, там могут быть какие-то послабления, они прямо молились на них, да, как я шутил, что у них есть игра, найди новую…, а не в ПВР, они играют в нее каждый месяц, тут каждый месяц находят, что вот, а на самом деле вот так, да. Сначала это раздражало, а потом это как-то уже, в общем, стало привычно, я взял удивление, ничего себе, тебе вернуться в это нельзя, как бы, то есть, ну, там пример приведу. В общем, меня загружают за всеми какими-то зимними моими баулами. Я говорю, нахрена мне их брать с собой? У меня там куртки, короче, ботинки. То есть это прям берите все, типа сейчас время не разбираться, короче говоря. Лично начальник меня заводит в шлюз, короче, сажает этот самый. И я замечаю, что как бы никому обычно взяли-пошли, а тут конвоиры сами что-то пытаются помочь мне с сумками, доброжелательно. «Здравствуйте, пожалуйста». По-другому обычно общение проходит. Начальник желает удачи, и я понимаю, что что-то происходит. Думаю, сейчас разберемся, в любом случае, что-то хорошее, наверное. Со мной едет с обалдевшими глазами местный медик. Она говорит, что тоже ничего не знает. Мне сказали, что медик вас сопровождает. В общем, такой легкий шок. Доброжелательный. Оказывается, едем мы не в Петрозаводск, а в Петербург. Окей, едем в Петербург. В любом случае, дорога долгая, как… Ну и размышляешь, начинаешь немножко загоняться, потому что всегда предполагаешь какие-то плохие варианты. И из тех первых плохих мыслей, которые пошли в голову, так как у меня все документы не оформляли, у меня подписывался надзор, обязался куда-то приходить, меня информировали, там такая тренд, есть пробация, что каждый осужденный имеет право, оказывается, на Васильевском острове есть место, где ты можешь пожить месяц после освобождения, 8 коек тебя могут поселить. Я могу встать на бирже труда, продолжать работу, ну, прям все это. И подписываешь много документов, я так, ну, все, паранойя. Может, блин, может, писал что-то чужое, может, там плохое было, что-то, как бы, думаешь, ага, там, если… Сейчас показывается последнее место Ростов, думаю, блин, вот это, конечно, надо будет тогда что-то там делать, прям, ну, упираться, короче, зубами. Ладно, приезжаем в Петербург, меня привозят в Горелого. Там такой обшарпанное СИЗО такое. Ну, честно говоря, за все время пребывания, ну, проехал точно большому количеству мест, и вот скажу так, что чем более бардак, чем более обшарпанные грязные камеры, чем хуже условия, тем на самом деле лучше. Потому что когда у вас идеальный… прям сто процентов есть хорошая поговорка “чем лучше еда, тем жестче режим”. Вот в Карелии еда хорошая, а если кормят плохо, то есть, например, в Краснодаре кормили отвратительно, но есть какие-то возможности там что-то как бы это получить больше час передачи, потому что когда они не выполняют норматив, и они смотрят как бы то есть который обязаны делать они смотрят проще, то есть грубо если вас в камере на 20-30 человек то, скорее всего, там не так хорошо смотрят, например, тем, что там спишь днем на кровати. У меня там растягнуть пуговицу, грубо говоря, банально, это было нонсенсом. У меня в холодильнике каждый продукт был подписан маркером и стояла дата, когда он открыт. То есть до паранойи доходило. У меня все мои продукты перед каждой покупкой еды взвешивались, чтобы, не дай бог, я не перебрал за лимит каких-то товаров. В общем, какая-то куча лабуды, которая кажется чушью, но сильно ограничивает возможности. Я должен рассчитывать не только по деньгам, но и на счету. А сколько ты можешь килограммов купить? Купить тебе лишний килограмм лука или позволить себе купить что-то другое? В общем, забавно. К этому привыкаешь, в конце концов. Но в первое время, конечно, я обалдевал от этих историй. И, судя по всему, и сами сотрудники немного обалдевали, потому что, с этими взвешиванием, я был единственный человек в колонии точно, а может быть, во всей Карелии, к которому реально стояли весы и которого взвешивали. Ну, такая вещь. Приезжаю в Петербург. Я понимаю, как бы там, снаружи она выглядит неплохо, а внутри потрепано. Разбитое такое СИЗО, ну и хорошо как бы. Я говорю, там новая к вам, мы ничего не знаем, но скорее всего нет. И где-то, ну, переночевал, и с утра меня снова собирают на этап Москва. Ну и как бы мысли, думаешь как бы о хорошем и плохом, то есть, ну, примерно на равных. И что приятно, меня обыскали, соответственно, я смог выкинуть свои зимние сапоги, свою безумную там огромную в Карелии зимнюю… И сумка вещей, которую я выкинул в Карелии, она примерно равна, потому что я привез дальше. Там расписываешься за паек. И я смотрю, предыдущий человек, который расписывается с этой же канвой Скочиленко, я говорю, о, Саша, Я так и стал получше, потому что я понимаю, что вряд ли Сашу отправят куда-нибудь мобилизовать. И с учетом того, что мы все-таки в разное время были задержаны, вряд ли это может быть общее новое дело, то есть скорее позитивное. Мы уже приятно провели время, то есть понятно, что мы разделены были, я ехал, она в секции, но приятно поболтали, вспоминали питерских друзей, какие-то события. В общем, уже приятно увидеть какого-то родного человека. Мы с ней приятно пообщались. Выяснилось, что едем в Лефортово, но, по крайней мере, такой был уже позитив. И тогда действительно у меня было несколько версий, что это что-то хорошее. Ну и было две версии. Честно сказать, я вклинился к тому, что хотят сделать какую-то картинку. То есть нас везут туда, что там, грубо говоря, с барского плеча нам сказали, что вот царь вас прощает, там, не знаю, там, вручали бумажку и пинали под камеру какую-нибудь там Россия 24 и Раш Тудэй, ну или вторая версия, как бы, слушай, говорю, ну, может философский проход, вот, философский самолет будет, короче, вот. Честно говоря, мысли про то, что это может быть обменом, я как-то не думал, я думал, что просто какая-то такая вот история, потому что я помню, что читал, что за месяц до этого Лукашенко что-то хорошее сделал, отпустил какое-то количество людей, там, десятками, это как бы, может быть, решили повторить такой тренд. Хотя новости не предполагали ничего к этому. Ну и потом, соответственно, мы приезжаем в Лефортово, там прямо такой вот, тоже неплохо кормили, что там была полная изоляция, то есть настолько мы пришли, там даже нормы ПВР не соблюдались, то есть… приедет, в баню постоянно в душ, там полагается прогулка, у нас не было ничего, то есть нас 5 дней заперли вот эти клеточки такие, ну камеры чистенькие, но там прямо вот все изоляция полная. Я пытался как-то что-то узнать, максимально тихо разговаривал, пытался по стенкам, Саша говорит, слышала. Я понимал, что, скорее всего, мы не единственные, пытался вопросы задавать. Говорю, давайте, говорю, когда… Ну, что вы камеры по одному держите? Давайте, потому что место занимать, когда Яшин приедет, меня к нему. Он такой, а какой Яшин? Ну, когда остальные соберутся, Яшина привезут, что тоже… С чего взяли? Вы мне сказали. Человек немножко бледнеет. Я вам не говорил. Наверное, показалось. Показалось. Пытаешься на шутках людей немножко узнать. И когда я начал доставать, вы даете мне полотенце, что-то еще. Чего ты шумишь? Что ты шумишь? В пятницу дома будешь. Понял меня? Я говорю, ну а как полотенце? Чего ты шумишь? В пятницу дома будешь. Какое тебе полотенце? Я говорю, ну ладно, не обманите. Естественно, обманули. Четверг утром прибежал мужик. сфоткал нас и в четверг с утра начинается суета приходит полковник это полковник вот такой вот показывает справку где прописано соответственно дата что я помилован дата приказа стоит пропущена типа спешите себе слушайте это на руки ее будет вам все дадут как бы забирайте вещи и ну стало понятно что это соответственно какая-то такая уже другого формата… Ты собираешься, ты как бы за это время привыкаешь к тому, что на самом деле для тебя мало чего зависит. Ты просто собираешься, взял, выкинул часть вещей. У меня с собой было две сумки одни. Одна с письмами и документами, а вторая у меня такая сумка из магнита. Она весит килограмм 15, может, больше. Там книжки. То есть у меня в какой-то период перестали книжки пропускать. Они такие хорошие. Почему книжки там, не знаю. Странно, что может вызывать тревогу книга под названием «Конец режима». Вот у тебя возникает какая-то тревога по этому поводу?

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ:  Нет, совершенно. Нет? Ты, наверное, вот про эту книгу говоришь?

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Да, да, да. Казалось бы, чем вас тревожит Франко? Ну, в общем, оперотдел заседал и решил, что нельзя. Или там, по-моему, что-то был… французский философ. Там было описание, сейчас не помню, в общем, мысли путаются. Там была фотография тюрьмы французской, там французская улица разбиралась. Говорит, ну видите, у вас здесь план тюрьмы. Так это же 18 век. Ну, все равно мы же не можем разбираться. Может быть, вы там какие-то там выберете. Ну, в общем, они максимально все блокировали, потому что самый главный страх в том, что приедет проверка, и, типа, всем накидают за это дело какие-то ошибки. Поэтому лучше все запретить. По итогу мне эту сумку выдали. У меня сейчас есть там 15 килограмм хороших книг проштампованных. Мне кажется, это знак качества, короче. Так что выкидывать жалко их было, в общем. Поэтому до сих пор стоять недалеко от нас здесь. Вот, соответственно, в районе 10 нас выводили с камер, и я слушал, у меня все 5 дней, я был, кстати, счастливым, их-то не было, я был счастливым обладателем радиоканала, по которому Вести ФМ транслировались. И там какой-то мега-тип в это время, по-моему, Гаспарян, что ли, абсолютно отвратительный какой-то персонаж, Вы знаете, Телеграм заполнен информацией о политическом обмене, но мы это комментировать не будем, потому что все непонятно, все сложно. И я понимаю, что мы выходим из камеры, там такая прям старинная такая тюрьма, видно, что сделано, но прям такие коридорчики полагаются. И я спускаюсь на два этажа ниже, и такой продол коридора, он заполнен такими мужиками, ну, человек 25 мне показалось. И такой там не просто какие-то охранники, такие прямо вот хорошо одеты, здоровые, мощные, как по-моему. У нас по каждому дают сопровождающую, идут вниз. Я так понимаю, что одна из их версий была, что если кто-то будет противиться, чтобы не было возможности сопротивляться. Каждому дают под охраннику. И я вижу, стоит автобус. И я вхожу в автобус и среди лиц, которые там есть, там много людей было. Вижу Яшина. Все, конечно, здорово. И очень приятно было, когда ты узнаешь в каждом входящем новом, не всех я знал, конечно, в лицо, но какие-то приятные лица, там я и… нашел. И единственное тревожное было, что Володю Кара-Мурзу завезли одним из последних. Конечно, за него самая большая тревога была, потому что ситуация, в общем, была  с ними конечно когда с вами когда он в больницу поехал и я понимал что в общем в этой системе, чтоб поехали больницу надо добиться этого да то есть и они возят в больницу, когда они понимают риски что типа ну и какие трудности, потому что я там тоже в больницу пытался попасть у меня за него три месяца чтобы полечиться по согласовывать на всех уровнях то есть надо было реально доказать, что есть какие-то в общем беды вот. Ну и, соответственно, дальше уже автобус, уже вот все эти как бы прекрасные люди, которые у нас типа охраняют такой… одеждой и красивых масках. Ну, стало понятно. Они не говорили, куда мы едем, что мы едем. Да, и так раз эти догадки заняли нашу поездку. Немножко грустно, конечно, когда ты едешь по городу там и предполагаешь, что, наверное, там ты эту улицу не видел, да, последние три года только там через щелочку ты видишь людей, видишь Москву, видишь российский город в любом случае, там не Петербург может быть, но Москва тоже как бы близка. И ты понимаешь, что, скорее всего, это ты, ну, есть вероятно, что не скоро ты увидишь, короче, в следующий раз это место. И, конечно, это вызывало грусть. И одновременно дискуссию, какие там безумные все выстраивали версии, куда нас везут.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Ну да, вот на вашей пресс-конференции, что чуть ли там не на расстрел везли, да? Вот кто-то обсуждал.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Первый этап велись очень агрессивно, да, то есть, грубо говоря, когда я увидел приказ, я думаю, ну а что ты мне теперь сделаешь, грубо говоря. И как бы я что-то сел как боком к стеклу, рассказываю, что шучу, там, с Яшиным перекрытием, все это самое. А это их прям задело, то есть они как-то не привыкли к тому, что там, видимо, что такое, что ты еще здесь повернись, я говорю, а что ты так разговариваешь, у меня вон там твой президент помиловал. Он такой, что ты? И другой там еще. Как ты с моим командиром разговариваешь? Вы что-то привыкли? Волю почувствовали? Я говорю, ну, что вы пишете-то сами же. Он такой, ну, сейчас мы тебя в наручники закуем. Ты как с командиром у нас разговариваешь? Мы тут боевые люди все. Ну, какой-то пафос такой был конфликтный. Ну, честно сказать, и не хотел даже обострять, то есть как бы посмеялись и ладно забавная версия выступал и выдвинул Олег Орлов, что недавно приезжал этот Орбан в Москву может быть… замутить типа нас сейчас в Будапешт отправят, но чушью оказалось, а поняли точку назначения мы когда в самолете увидели табло и там был написано расстояние примерное и время в пути. То есть там, посчитав радиусы, все хитрые люди поняли, что это… а дальше вопрос был, куда. Ну, таки  оказалось.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ:  А вот эти вот товарищи, которые с вами ФСБшники были, что у тебя там с ними было?

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Слушай, честно сказать, я просто сначала с ними сцепился, да, и ко мне сел какой-то такой набыченный мужик. Мы с ним практически не общались. Пройти можно, да, пожалуйста. Из-за того, что они как бы так дистанцию держали, и я с ними меньше общался. Как они потом представились, это Альфа, якобы они только приехали с Донбасса ощущение было такое как бы ну это я три года и два месяца провел и я своими людьми как бы ну не пересекался, а у них там ощущение что это были такие военные, то есть не просто какой-то охранник фсиновский, с которым там привык общаться, не ОМОН, а такой чуть-чуть поувереннее более такой приготовленный ребята видно было. И, конечно, забавно было, что там сколько там, 16 человек, никто из них там не судил по насильственным преступлениям, пригнали спецназ, Альфа, то есть большая забота была с мигалками по Москве и во Внуковский аэропорт. Ну, правительственные связи нас везли. Но это, конечно, было вторично. Приятно было видеть знакомые лица. Грустно было, что там было не так много лиц. Потому что, ну, всем понятно, что хотелось бы видеть больше. И там ребята смотрели москвичей, там… Я, честно сказать, думал… потому что я следил за петербургскими событиями, конечно, и, ну, следил, что происходит и хотел бы видеть там больше людей. Но как есть, и ты слышал, и другие слышали наши мысли на конференции. И эта мысль по количеству, это пришло в голову, когда Шольц нас встретил, был такой разговор. Раз Илья с Володей говорили, вот, ну и слова благодарности и грусти, что кого-то не хватает. А я прикинул для себя, что если бы я не попал бы в этот список, не сидел бы за этим столом с Шольцем, я бы об этом узнал из пропагандистского ролика или из новостей, что люди освободились. И это, я уверен, бы придало дополнительных сил. Потому что, честно сказать, наверное, хороших новостей за последнее время мало. И когда ты знаешь, что вот на этом процессе, где никогда, давайте честно, очень давно никого не отпускали, и сейчас куча людей получает там свои небольшие года, огромные сроки, да, там я читаю новости, там 23 года, 24 года человек получает, там десятка становится как бы… как-то меньше десятки стало восприниматься как какой-то такой, что ли, ну, житель уже, типа, ну, как бы мы привыкаем к обыденности зла, да, и когда появляются хорошие мысли, мне кажется, хорошие события, это очень важно, потому что появляется надежда, даже пускай сейчас она коснулась не такого большого количества людей, да, но этот процесс запущен. Еще очень важно, что это показывает что есть светлая сила, потому что то, что транслирует пропаганда, я смотрел телевизор, я поймал себя на мысль, что достает удовольствие просмотр пропаганды, ну просто понимание, что происходит понимание нарративов и понимаю, что он не справляется, но главное что они транслируют, что как бы кругом враги России в кольце врагов, тут пожалуйста и светлая сила, которая добивается вот таких хороших действия. Это, мне кажется, важно для приободрения и мотивации тех, кто остался за стенами.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Здесь просто для того, чтобы поддержать твой тезис о том, что бы ты чувствовал, если бы ты узнал об обмене других, Женя Беркович, которая сидит сейчас в тюрьме, уже отправлена была по приговору, она пишет, узнала про обмен заключенных, и я абсолютно счастлива.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Я честно скажу, я не сказал про Беркович, конечно же, я думаю, что там резонанс их дела, и я думаю, что они будут тоже там. Я пока не так сильно, не так много понимаю, как это все организовывалось, как это все делалось. Понимаю, что разные силы участвовали в этом сложном процессе. Я просто думал, что она тоже там будет, конечно. …потому что громкая, но я так понимаю, что то, что предлагала светлая сторона, темная сторона существенно…

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Здесь один из таких вопросов, которые дополнительно просто наши зрители тут задавали. Каково чувствовать себя разменной монетой?

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Я не чувствую себя разменной монетой. Я считаю, что… Я знаю эти переживания, что отпустили убийцу, Илья об этом говорил. Но давайте честно, я помню еще лет 15, может, 10 назад, от одной из оппозиционных петербургских организаций, я услышал, что сейчас с ними сложные отношения, но люди на самом деле везде хорошие есть. Демократия партизанского отряда. И у нас сейчас ситуация в том, что страна реально оккупирована. И крайне важно вытаскивать людей. И понятно, что в любом процессе можно найти… Я вчера загрузил твиттер и понимаю, что количество ненависти зашкаливает. И в любом хорошем деле можно найти темную сторону и раздуть ее до огромных масштабов. Да, и там есть минусы. Но давайте честно. То, что там те люди, которые которых привезли, остались на свободе, это огромный плюс, я думаю счастье не только для их близких. А я уверен что там голос Володи, голос Ильи, голос Чанышевой, голос Фадеевой, голос Скочиленко будут звучать и звучать да эти люди как бы явно там сейчас выдохнут и продолжат, это важно будет. С точки зрения того, что там тезисы, что вот мы там развязываем руки, а эти руки были связаны, найти еще одного Красикова. Сейчас, к сожалению, мы видим провокации не такого уровня, достаточно много. К сожалению, финансовые возможности позволяют. Поэтому будут тратить больше. Но это не значит, что, грубо говоря, если… То есть не значит, что это развязывание рук. Я уверен, что при желании они будут продолжать эту деятельность. Зависит блокировка этого, может быть, только от мер безопасности и, скажем так, того, что ну, ограничение возможностей. Поэтому я считаю, что в любом случае это хороший прецедент. Единственный момент, который по нему, конечно же, вызывает грусть, это то, что не так много людей. Это в целом. То, что у нас всех, конечно, было ощущение такое, знаешь… То есть все, что обсуждалось, наверное, первым делом, когда все поняли до конца, что происходит, это вот обсуждалось, ну, дай бог, большинством людей. Это тезис о том, а вот мы сейчас же формально мы сейчас без претензий, формально нас там помиловали, к нам же не претензия, мы можем вернуться. И это прямо обсуждалось именно внутри, потому что желание вернуться было у всех. Об этом говорилось, да, и ну вот каждый пытался найти зацепиться за мы же можем вроде как все к нам претензий нет потом конечно подумав понятно, что претензии в нашей стране появляются легко и скорее всего того что нас выслали, это отдельная радость была для тех, кто это сделал, поэтому, но повторюсь вот главный тезис, который как бы обсуждался да тип но мы же теперь можем обратно, ну вот как бы то есть не было тех, кто был счастлив от того, что произошло с точки зрения того…

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Ура! Я сейчас хотел сказать тем, кто, грубо говоря, слушает этот эфир, что мы по каналам Эхо в приложениях, чтобы они заходили на Ютуб, поставили лайки, потому что это очень важно, тем более Ютуб блокируют. Если кто-то как-то все-таки смотрит нас в Ютуб и опасается блокировок, пусть заходят на сайт Эхо и, собственно, скачивайте приложение, слушайте. Так, здесь есть несколько моментов на которые я хотел обратить внимание это что важно очень, а нам важно так у нас нет доступа в тюрьму до, что говорят люди в тюрьме про войну?

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Когда было начало, вот так началось была там была часть людей пополам и пополам которые говорили, что вот, неплохо, что было ощущение такой маленькой победоносной войны, как бы это чувствовалось. Буквально к короткому промежутку уже отношение изменилось то есть как бы уже… До сих пор помню беседу с человеком, который там не первый срок отбывающий как раз из  Шебекино, позиции который он транслировал были достаточно трезвые, если бы ко мне пришли, это 22 год был, конец года, ко мне пришли да конечно, а я я нет, мне это не надо если бы там другой человек, если ко мне в Кубань пришли ребят тоже как бы одно дело. Но если зачем мне сюда куда-то ехать то есть это ключевая история которая проходила это вот если брать содержательную часть с другой стороны вот на первом этапе когда я был в СИЗО, то есть например ты едешь в автозаке большом там много людей достаточно меня старались изолировать там как бы… ты видишь, что там человек 25 вас набивается. И вот когда еще непонятно, что это было, ну, много молодежи сидит. 228, как это на наркотики превалирующая статья. Те, которых берут там за закладку или чем-то еще, таких людей немало. В общем, их реально много. Когда там сидит парень, которому там 19-20 лет, и он понимает, что он получит там в лучшем случае 8, это если он полностью все рассказал, да, и каким-то образом пытался решить свою проблему. Но меньше восьми нет, а так десять-двенадцать. Там статья четвертая часть, а десять-пятнадцать. У него глаза как бы такие, он понимает, что он выйдет там после 30. Вот, поэтому, к сожалению, как бы вот прямо я в автозаке сижу, как бы, а ты писал, а ты писал, а как, а куда писать? А на Ростов там, да, когда еще массово не забирали, да, и это прямо было. И потом, например, когда я переехал на ФРСИ, там колония была. ФРСИ это как бы как СИЗО, ну, грубо говоря, СИЗО переполнено, а на Кубани СИЗО жутко переполнено. То есть там при лимите 1800, сидит 2300, 2200, то есть прямо на ушах сидят. Отправляют в отдельный барак в колонии, но вы не живете по нормам колонии, вы живете по нормам СИЗО. Там отдельное здание, не очень комфортно, но все равно находишься. И там приезжали как раз вагнеровцы, делали набор, а так там проще выходит на голод общается как дела вот там записалось 600-700 что-то записалось там сначала 30 или 50 человек концу дня счет по вам пошел боюсь ошибиться подписал то ли 150, то ли 170 записалось, то есть треть, мне больше обидно было, потому что я примерно понимал как ну потому что происходит, и не подружился, но общался с таким пареньком Абдулла, парень детдомовский ему на момент, по-моему, было 19, может, лет, кражи. Такой шебутной очень такой. Ну, как-то ему понравилось, что он оставил свои права из администрации, и он такой, ну, не боялся говорить, и было понятно, что у парня непростая жизнь, но он не унывает. И он… на колонии, на лагере, и я приходил на голос, типа, Андрюха, как дела? Как дела? Я говорю, Абдулла, как у тебя? Ну, болтаем так. Он говорит, Андрюха, я записался. Я говорю, Абдулла, что ты делаешь? Тебе осталось до конца срока, там, полтора-два года, как бы, ну, ты что ты, как бы… А при этом еще парень, но он мне по росту, по плечу, то есть, наверное, килограмм 65. То есть, не амбал  мягко говоря. Абдулла говорит, что это Андрюха, а пофиг, а пофиг Андрюха. И я понимаю, что, в принципе, у него как бы, то есть, он в лагере, там нормально будет жить, у него как бы там все движения, это его. Абдулла, что ты делаешь, что ты делаешь, Абдула, давай блок сигарет с меня только как бы от меня, Андрюха нет типа вот пофиг. Что с ним стало я не знаю, но вот этих моментов много было. И потом как-то мы ходили в магазин там магазин и там через решетку можно поговорить с кем-то, смотрю стоят такие уже грустные люди как бы нас ждут пока нас там отоварят и как что разболтались “Ну и мы записались. Что бы не здесь”. Это было то настроение, которое было еще там. Это был 22-й год, конец 22-го. Потом резко поменялось. Меня изолировали, когда в Карелию приехал целиком, но я там По косвенным причинам, то есть, грубо говоря, у меня там, где я находился, там пост отдельный по мне стоял. У них есть телефон. Телефон не везде есть. И я вижу, прибегают люди, когда отчитываются с утра. Такой отряд столько-то, такой отряд столько-то. Там вообще маленькие отряды были у них, там людей мало было. Но я вижу, что количество уменьшается, какое-то не перестало уменьшаться. То есть, у них как бы ротация меньше становится. И люди понимают, что это билет не на свободу сразу, а это билет с вероятностью того, что все будет хорошо, он очень не высок. И это прямо было… То есть уже набор существенно упал, в моей оценке. Но при этом я знаю, что сейчас увеличился набор через СИЗО. То есть когда человек только-только попадает, уже не заявление, ничего, а следователь говорит, что у тебя там перспективы тяжелые, но есть вариант вообще, там 100% отмажешься с уголовного дела. И уже следователи как вербовщики выступают. То есть СИЗО прямо оттуда поток идет, и у них есть план, к которому надо работать. То есть это прямо планирование. А если, брать еще у меня больше общения было, меня поразило. Я ехал этапом через город Мичуринск, Тамбовской области. Ну и там нас поезда подцепляют один к другому. …а мне очень понравилось. Это прям общение, это интересно, разные города. Ну, когда событий нет, ты прям радуешься в окошко посмотреть на что-то интересное. И закинули меня в это Мичуринское СИЗО. Там публика такая прям, ну, то есть традиционный набор наркотики, алименты, мошенничество, кража, то есть там пять человек. Я с ними сижу, как бы так, ну, аккуратненько, разговоры стараешься вести аккуратно всегда. И я чувствую простыми словами, ну, там, город небольшой, они скажут ровно то, что я читаю, в Новой газете, то, что я читаю, грубо говоря, там. То есть, грубо говоря, то, что говорят хипстеры в Москве, то же самое говорят, может, другими словами, но тезисы говорят люди мичуринские. Поэтому видно, что, говорит, зачем нам это надо? Там мужик сидел такой, он что-то мошенничество был, он ветеран второй чеченской. Ну, как бы опыт есть, ну, может, прям его возраст, но чуть постарше. И вот те же, то есть, да нет, ну, если бы там, да, у нас было бы, да, я бы пошел. А так, а чего это? То есть, вот это понимание того, что нет, оно прям превалирует. То есть, ну, и то, что я наблюдал, да, среди сотрудников, да, то, что разговор аккуратно вести, я бы не сказал, что есть какой-то что ли, то есть кто-то конечно декларирует, то оно все правильно мы там сейчас покажем, но другой стороны все понимают что все отлично держится здесь и зарплату держится не собираюсь менять свою скромную небольшую зарплату на то, чтобы ехать туда, и ты в дискуссии стараешься аккуратно себя вести и тезис  так всех регистратор. Тебя все время пишут, поэтому надо быть аккуратным. Но тот тезис, который… Они боялись со мной разговаривать, допустим, которые проходят, что да, может быть, начало было и ненужным, но типа нельзя останавливаться, потому что иначе будет совсем катастрофа. К сожалению, это и с пропагандой прямо проходит в голову. То есть они понимают, что это нехорошо, не нужно, что, возможно, это было зря, но очень боятся того, что если там, грубо говоря, как-то пойти на попятную, будет совсем катастрофа. Вот это, мне кажется, одно из важных моментов оппозиции – объяснить, если сейчас до этих людей приходится достучаться, во-вторых, объяснить, что, как говорится, чем дальше, тем хуже, и чем раньше история как-то не стабилизируется, наверное, встанет на обратный путь, это тем проще будет, в том числе и нам, и им.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Еще несколько вопросов просто, потому что есть еще те, которые, когда мы объявили, что будем делать это интервью, пришли, но я просто не могу не спросить. Бытует мнение просто, оно такое, как сказать, такое, наверное, больше снобское, люди в тюрьме, они как-то там глупее, хуже, ну и всякое такое. Что ты про них можешь сказать? Кто те люди, с которыми ты встречался?

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Ну, как тюрьма, как средство общества. То же самое. То есть есть люди попроще, есть те, кто, грубо говоря, украл бутылку водки, есть те, кто украл завод. Разные есть люди. Я бы сказал так, что, скажем так, то есть, конечно, может быть, не так много вы встретите людей, с которыми можно обсудить, не знаю,  эфир Эхо Москвы, или там последние экономические раскладки. Ну, просто вы, я думаю, что приедете в любой город, тоже, бравши, вы встретите разных людей, да, и просто, может быть, круг общения, в котором, там, человек, который такой вопрос задал, варится, естественно, при поводу того, что он не пересекается с теми людьми, которые с утра собирают бутылку в магазин, чтобы сдать. Поэтому тюрьма как средство российского общества. Публика очень разная. Последний год и семь я ни с кем не знакомился, потому что я был злостным нарушителем, я ни с кем не мог общаться. А первые подходы были достаточно интересными. И первое, что со всеми можно создать контакт. И на самом деле, когда подаешь большую камеру, это намного быстрее по времени, это интересно. То есть, если у тебя в камере 20 человек, у меня не так часто такое было, но было на пересылках, то хоть один день проходит быстрее. И ты со всеми можешь договариваться. Есть сложности, когда появляются люди, которые, скажем так, в длительное потребление наркотиков, то есть если человек соли потребляет, это прям чувствуется существенно. Но это в любом случае какие-то, если соблюдают правила общежития, это нормально. А если не соблюдается, то, конечно, коллектив ему их внушает, но без насилия, но как бы все выстроено так, что всем было комфортно. С людьми можно поговорить. Кого-то обучить играть в шахматы, кого-то, грубо говоря, с кем-то поделиться какими-то мыслями. То есть всегда есть о чем поговорить в этот момент быстрее. Поэтому я бы сказал, что это может быть в какой-то мере, я оговорюсь заранее, я не считаю тюрьму полезным опытом. Это прям некоторые пишут, что это может быть полезным. Чушь это все, это потеря времени в любом случае. Но так как ты вынужден находиться, ты общаешься. Поэтому нет, люди разные есть. И я так для себя анализировал, люди, попадающие в тюрьму, это скорее люди, которые либо не понимали меры своей ответственности, либо люди которые там по осознанно там да или по незнанию просто как бы вынуждены были пойти на преступление, и людей чисто криминального вклада то есть предположим который планирует серьезные преступления там серьезные криминалити их процентов 5-7 от силы, остальные скорее там это неудачно попавшие, не оправдываю их, как бы то есть ну человек воровал да ну воровал у кого-то машине еще. То есть люди понимали, а прокатит? У меня был прекрасный сокамерник, отлично проводили время, у которого 13 статей по 228, прям от первой до пятой, то есть там срок немалый. Он говорит, Андрюха, я статью 228 прочел за полгода до ареста, а с точки зрения фабулы уголовного дела, у него меняется 5 или 6 лет активности. Ну, а что там, подумаешь, прокатит, да? То есть ощущение такого как бы, ну, а пусть все будет хорошо но как бы проходит и таких людей много которые думали там или там я просто подвез людей, которые выбивали долг ну там в квартиру, я там с ними посидел, а потом человеку похищение человека вымогательство, то есть ну как бы вот такие вот моменты то есть конечно у него есть вина, но он не ожидал что за это он может получить там 10-12 лет такого уровня. Мне немножко повезло там ну повезло вопрос конечно, но так как дело было громкое меня сразу закрыли на спецблок. Я так окунулся в эту жизнь не со стороны как бы низа, а со стороны самого верха. То есть я как бы с утра выхожу в окно, говорю, ты выходи на окно. Это не у него, как бы он говорит. И они представляют, спрашивают, какая статья. А я как бы тоже, а у тебя чего? И я понимаю по реакции других, что я что-то не то спросил. Ну, думаю, это у меня же спросили. Я не спросил в местных выражениях. Потом мне объясняют, что это человек, который главный по всей тюрьме. И получается, поэтому люди, которые, конечно, занимают такие позиции, они более образованные, более интересные, как собеседники. И в этом плане, конечно, как это все организовано, это внутренний быт, потому что ты знаешь общие правила общежития, но все время есть дополнительные какие-то, которые ты не должен делать себе лучше за счет того, что кому-то хуже. Это правильное правило и многие вещи. И с ними беседуешь, у них будут взгляды разные очень, но интересующиеся, да, и, например, забавный вариант, например, мне, стали писать газеты, особенно, когда, пока выходила Новая газета, и когда приходила мне, у меня просто очень уже стояла Андрюха, когда прочтешь, отдавай, да, и это прекрасные комментарии были от человека, вот у него вот здесь вот все татуировано, все есть, статья у него 210, и еще дополнительно есть, он приятный комментарий “Вот эта газета настоящая правду пишут, а не вот это все остальное, вот на такую тоже выписывать”, то есть вот эта реакция была и потом уже присылали письма подборки там через почту приходили это делился с ними и они зачитывают до дыр. То есть для них это важно было, потому что когда читаешь комсомолку, там все хорошо, все здорово. А когда они понимают реальный вариант, думающие люди, например, у меня там были серьезные книги, были развлекательные, уходили по камерам, отлично, они читают. Но это именно спецблок. Конечно, публика проще. И возвращаясь к этому вопросу, то есть люди разные, и есть и попроще, и посложнее. Но в любом случае, это страна, в которой мы живем. У нас там 150 миллионов человек, чуть меньше. Естественно, если брать средний… Да, вы с такими людьми столкнетесь, поэтому ничего такого нет. Просто это наши люди, как везде, как вообще везде разные.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Мне важно было сделать вывод из того, что сказал. Ты все время говоришь, что надо настраивать диалог. И на пресс-конференции вы говорили о том, что нужно настраивать диалог с обществом в России. Получается, что этот опыт доказывает, что это возможно.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: это абсолютно возможно просто то что хотел донести. Я старался быть в курсе там меня присылали письма рассказывая часто выступления выступает человек там на эфире где-то и говорит типа вот надо там мы ждем там дворцового переворота или мы ждем что-то еще ну мы сами сделать ничего не можем, можно образовывать много хорошо удобно делать наверное сидя там предположим при этом столом там да у меня это окно все хорошо. Представьте, вы находитесь в России, вы не можете написать пост с тем, что вы думаете, вы не можете сказать, предположим, в эфире ничего. Понимаете, что если вы пойдете на пикет, то минимум вы получите административку. И вот эта история говорит людям. Мне письма приходили, я поражался, когда люди, находящиеся вне России, говорят, ну вот мы сейчас там провели пикет, мы там собираем какие-то помощь кому-то и надеюсь, что скоро россияне одумаются и все будет хорошо. Но это же некорректно, это неправильно. Из условий комфорта говорить людям, выходите на риск. В общем, у меня такое важное правило, нельзя призывать к тому, что ты не готов делать сам. И с той стороны люди, я тоже вижу по письмам, есть такое деление тех, кто уехал, тех, кто остался, и часто это происходит спором, конфликтом. И мне кажется, важно, чтобы эти люди не видели в тех, кто находится вне, вынужденно или осознанно, что это некие другие люди, которые не очень понимают границы допустимых рисков. И здесь, мне кажется, тех людей, которые имеют возможность нахождения в стране, говорить и к чему-то призывать, вот эти люди могут использовать данный пульт только для того, чтобы выработать максимально безопасную стратегию. То есть вы не можете сказать, типа, все выходите на Невский проспект, потому что понятно, что это будет не более чем провокация. Но при этом я бы не хотел торопиться, потому что эти мысли у меня в голове набраны курсивом Я хотел бы с товарищами своими, поскольку они грамотные, потому что одно дело, как придумаешь что-то в камере, другое дело, как это на практике. Маленькие шаги, эффект которых может только масштабно, то есть если это будет один человек два, значит ничего нету, а если такие же действия будет проходить предположим по многим городам, а я знаю, что там у многих есть огромной аудитории в том числе у Эха огромная аудитория, каналы огромные, и если использовать они только для того чтобы рассказывать информацию, что очень важно, а для того, чтобы масштабировать маленькое, но полезное действие, это будет, ну, как минимум, это не решит проблему целиком. То есть традиционно я подозреваю, что какой-нибудь в твиттер скажет, ну, это же там нам не принесет завтра все хорошее, да, там станет свет белым. Да не станет, да, но это лучше, чем, то есть маленький вклад, что-то с одной стороны, что-то с другой стороны. Но это маленькое действие, которое в конце концов работает на общую победу. Вот так я это вижу. А сейчас те люди, которые находятся внутри, которые может быть, ну, которые понимают, что вот что-то идет не так. Они, может, не любят демократическую оппозицию, они вообще могут других взглядов быть, но им нравится то, что происходит. Если они продолжат сделать небольшой шаг, они увидят в нас не тех людей, которые просто говорят и призывают к странным и радикальным вещам, а увидят в этом какую-то такую понятную повестку, объяснение, для чего это делается. Это, мне кажется, есть возможность выстроить правильную коммуникацию и, может быть, сломать тот барьер, который, по-моему, подрос между теми, кто уехал, а кто остался.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Это очень серьезная на самом деле проблема, потому что, как ты понимаешь, рано или поздно, когда все это закончится, мы будем жить в одной стране, в одной квартире, грубо говоря. Это будет наша одна общая квартира, нам нужно будет как-то договариваться. Ну или камера, да?

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Пример хороший, но ты понимаешь, что это проблема есть для тех, кто уехал но эта проблема не для тех, кто остался да, то есть это дискуссия, которая может быть важно быть, предположим, тебе и меня тоже, вот наш с тобой да то есть но для тех человек которые условно находятся чтобы не брать какой-то конкретный город, например, житель Ленинградской области, для него это не стоит проблемой. Он понимает, что у него как было не очень хорошо с инфраструктурой, так и осталось. В магазине цены растут каждый день и растут дальше. А еще он каждый раз с тревогой смотрит, они объявляют ли новые какие-нибудь ужесточения и неприятные повестки. Тревожит куда больше, чем как он будет жить в коммунальной квартире с кем. И если, кстати, дружище, вот как бы, да, понятно, с выборами сейчас прям вообще тяжело, и не осталось там, ну, конечно, те, кто участвовать нужно, да, в любом случае, но вот ты можешь делать такую простую вещь, вот просто простую вещь, потому что у нас есть сфера, где еще государство рассчитывает или демонстрирует востребованность, показы людской поддержки. И вот в этих небольших сферах мы можем еще что-то влиять. Просто выбор, может, и становится. Я в этом понял, что у меня выступление Андрея Макарова на форуме экономическом, по-моему, в Сбербанке. Я пропаганду смотрел в день полтора часа, поэтому я знаю. Он выступил с прекрасной фразой. Говорит, вы знаете, что у нас приходится к промышленности? Мы придумываем, что сделать. Мы оплачиваем эту разработку. Мы покупаем этот товар. Мы оплачиваем хранение на складе. И потом окажется, что не кому нужно, мы это утилизируем. Мы всем заплатили, сделали бесполезную вещь Это, мне кажется, очень хорошее. Это сказал, по-моему, глава экономического комитета Думы по экономике. И это очень хорошо демонстрирует. И вот если таких сфер будет несколько, я просто, получается, немножко, может быть, говорю в общих чертах, но я прямо вот пока занимался уборкой, у меня было 2,5 часа уборки в день и 3 часа послушный ПВР, когда ничего не можешь делать. Я вот думал, смотрел там, не знаю, какие-то в голове прокручивал ситуации. И мне кажется, такие ниши остались, где государство хочет, чтобы люди демонстрировали участие. Все-таки,  это происходит. То есть как бы не поддерживать рублем, не поддерживать ногами, мне кажется, это очень важно. И если мы сможем это сформулировать, объяснить людям, это прямо может быть массовое такое гражданское неповиновение. Мне кажется, это надо.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Здесь один, я просто уже тогда перейду к вопросам, потому что очень много появилось вопросов от зрителей, когда мы объявили, что будем это записывать. Здесь Александр спрашивает, это, кстати, серьезный повторяющийся вопрос, почему на пресс-конференции не было практически ничего сказано про гибнущих жителей граждан Украины?

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Ну, потому что все-таки, скажем так, это была конференция, посвященная нашему высылке, нашему освобождению. Это была тема, которая была для нас, ну, как бы о произошедшем. То есть это было событийное мероприятие, ну, событийное по событию. Если бы такие вопросы появились, то конечно, мы бы на них ответили. И, естественно, все, кто находился за этим столом, и те, кто не находился, наша позиция в этом поводу известна, и та информация, которая к нам проникала, она ужасала. И здесь, я думаю, что ни у кого не остается сомнений, кроме пользователя Твиттера, что люди, которые находились там, имеют другое мнение. Здесь это удивительная такая мероприятие, конференция. Мы когда оказались на автобусе, сплотились. В любом случае, мы заочно друг друга знали, многие знали лично, но мы не воспринимали это как что-то событие важно не знали что происходит там в мире там нам…, мы об этом не знали ничего, если в госпитале проверить анализы сделать и ну мы вот ходим по этим палатам у нас нет связи еще мы ничего не знаем что происходит и потом  уже появился телефон, мы стали дозваниваться. И мне вот Татьяна рассказала, супруга моя сказала удивительно, говорит, ты знаешь, это для многих первое хорошее событие за два с половиной года. И это, ну, очень говорят, я опять-таки здесь, когда многих очень стало светлым пятном и воодушевлением. И вот, может быть, поэтому мы так много настроились на такой именно об этом событии поговорить, поговорить об этих планах. Поэтому только этим вызвано было, и не надо искать второй контекст.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Здесь несколько из вопросов. Сейчас я просто пытаюсь найти имя этого пользователя. Сергей его зовут. Приходилось ли вам сталкиваться с лагерной братвой? В каком смысле, задает вопрос. Расскажите о законах учреждений, в которых вам удалось, довелось отбывать. Ну, видимо, времени-то у нас нам все не хватит, да, если можно, про самые, наверное, странные вещи.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: В двух случаях, да, в двух случаях. Это как бы два региона, Краснодар и север-юг, да. И если на севере, то просто вообще нет понятия. Там вычищено все, люди как бы, ну, нет какого-то внутреннего арестантского коллектива. То в Краснодаре это есть. И я, наверное, странно скажу, когда есть какая-то самоорганизация, может быть, есть там правила, и есть возможность какого-то, особенно профсоюза, назову это так, чтобы называть грубо, как бы сложнее, это хорошо. Сталкивался, общался, и если вы нормальный человек, если вы, грубо говоря, соблюдаете какие-то минимальные правила человеческого общежития, если вы там есть там разные категории людей к преступлению, если вы понимаете, что там вы даже как бы преступления ваши там возникает странные вопросы можно на них ответить вы сможете нормально жить и сможете нормально существовать, поэтому честно сказать сталкивался, и в основном это был позитивный позитивный опыт, то есть их вызывало интерес политическая статья мои взгляды, и это приветствовалось то есть как бы люди занимающие имеющие свою позицию отстаивающие и права, людей и политическую позицию это всегда будет уважение практически везде. Я бы сказал, что это скорее было для меня плюсом. Единственный момент, наверное, который был таким спорным или тревожным, я, если вы помните, была ситуация, когда я обнаружил, что приходишь мыться, там воду, кран открываешь, воду налить, а идет дюшес, воняет, пахнет, то есть, ну, прям вот отвратительно. Я решил там что-то написал по этому поводу, сделал анализ этой воды. Это, конечно, вызвало тревогу, потому что чем больше внимания к любой проблеме, тем сложнее на местах. Я это не очень тогда понимал, и я как-то, ну, разговор разговор был сложный сначала да потом я объяснил для чего это было сделано, что есть проблема и мне пояснили что вот проблема не решается, если бы может быть бы решили, но если мы эту проблему будем педалировать скорее всего жизнь ухудшится, это было такого то я понял говорю хорошо будет тему кого больше не подвигаем давно. Но в целом повторюсь наличие вот таких людей, которых там пугают, обычно канал НТВ показывал жутких там грубо говоря. Если это люди именно не сотрудничающие с администрацией, выполняющие указания, а живущие по правилам внутреннего арестантского сообщества, для людей это плюс, потому что, ну это элемент второй силы. Такой второй силы, которая может… То есть, если вы находитесь на севере, там, как Карелия, Омск, там, или  Красноярск, этой второй силы нет, и просто вот есть один каток администрации, который проедет на вас. У вас нет ни судов, ни прокуратуры, ничего, это не будет работать. А когда есть понимание, что есть общественная поддержка, это общество, находящее там, это с моей точки зрения плюс, повторюсь, это базируется на моем опыте, и я понимаю, что если бы я оказался не в Карелии, а в другом ИК, где все-таки есть какое-то сообщество, я думаю, что мне было бы попроще.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Да, и еще здесь, ну, я не вижу имени демократии хайлайтс, но спрашивают, что можно писать политзаключенным, если даже не знаешь, что и сказать, потому что его не знаешь этого человека.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Слушайте, пишите креативно. Самое главное – какие-то хорошие, бодрые, ободряющие вещи. Может, мелочь быть какая-то. То есть, например, вы видите, что я пропаганду смотрел много. Я смотрел с удовольствием. Потому что я понимаю, что где-то все равно проскальзывает эта картина мира, как она натягивает. Она как бы сползает, и я нахожу трещины и радуюсь этому. И то же самое в письмах. Если вы пишете человеку, как все плохо, как все безрадостно, а зачем? Он это видит больше, чем вы. А если вы рассказываете ему, что вот, знаете, как бы у нас там, мы живем в небольшом городе, и всех нас только достало, когда они закрыли нашу там маленькую, не знаю, маленький магазинчик, вместо него пытались что-то сделать. Вот люди вышли, И поддержали. Люди есть, да. И я общаюсь с вами кругом, например, я знаю, что мои одноклассники, мои сослуживцы, они думают по-другому, они как-то все ржут, они смотрят Соловьева, вот такое. То есть давайте им поводы для позитива. Не надо грузить их. Бывает доходит до какой-то ужасной, странной ситуации, когда приходит письмо, он сидит в ПКТ в Омске, и ему люди жалуются на тяжелую жизнь. Что может быть тяжелее ПКТ в Омске, ребята, вот это как бы нонсенс,  поэтому делитесь позитивной информации, может быть каким-то что-то доходит большие новости, поэтому пересказывать предположим какие-то события большие сложновато, мелкие новости, которые можете не знать. Мы отлично переписывались с Яной из Краснодара, она рассказывала гениальные истории по своих котов, я очень радовался, она присылала фотографии котов, рассказывала про их жизнь. Там такие целая династика котовая, я с удовольствием читаю и смотрю это дело то есть дарите новость, хороший позитивный момент, мне кажется это здорово это приободряет, это веселит.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ:  Александр Зе спрашивает вы благодарны Владимиру Путину за то что он вас помиловал?

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Нет, нет. Владимиру Путину я ни за что не благодарен. Больше того, мы смотрим почему-то только вперед, а вы забываете, что у всех разного, но Владимир Путин отнял у нас не только страну, но и, если брать личную историю, то это какое количество лет он уже отнял. Ну, грубо говоря, чтобы у меня вот этот приговор был, меня задержали 31 мая. Можно так много, три года, два месяца я вот провел не там, где я хотел, не с теми людьми, с которыми мне было приятно, по разным ситуациям.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Да, я не знаю, где там у тебя Таня Усманова, потому что, по-моему, это от меня уже пара слов, что, по-моему, это настоящая жена декабриста. Таня, это просто нужно обязательно показать жену декабриста, потому что я точно знаю, что без Тани…

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Тут тот человек, который, в общем, завалил на себя все, в общем, и, конечно, без нее это было бы…

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ:  Просто надо зрителям рассказать, что свадьба была в тюрьме.

ТАТЬЯНА УСМАНОВА: Да, мы поженились год назад, 26 июля прошлого года. Свадьба длилась минут 6-7, наверное, от силы в колонии в Сегеже, где Андрей сидел. До этого я его не видела два года, тем более. Ну, то есть видела, но только на судах. Но ты сам был на судах, ты знаешь, как это было. Пустят в зал, не пустят. Потом пустят в зал, ты стоишь здесь, он стоит там в камере. Не то, что нельзя обняться. Меня выгоняли из зала судьи за то, что мы улыбались друг друга. Кричали, кто вы ему такая, у вас нет справки о том, что вы жената, вы ему никто, уходите. Это просто на всех уровнях бесконечное унижение от всего этого репрессивного аппарата. Это было отвратительно, но, в общем, свадьбу мы тоже добивались. Ему тоже в колонии не давали на это разрешение, поэтому я со свободы, с адвокатами он изнутри, и все это было как-то через очень большие сложности. Но ничего, кольцо надел, носит кольцо. Он его просто видел только на свадьбе 3 секунды и все.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Для меня свадьба заняла промежуток. Там все по распорядку. У меня есть 3 уборки. После обеда у меня уборка час. Убирать нечего, но тоже проходить. Я первое время убирался за 15-20 минут, потом понял, что идеально убираться час. То, что ты можешь убираться 15 минут, ты… Смысл делать быстро, но отдельная история. И у меня начинается урока, я знаю, что будет свадьба в любом случае.

ТАТЬЯНА УСМАНОВА: Ты не можешь убраться быстрее, а потом читать книжку. То есть смотрят час, что ты убираешься, если ты этого не делаешь, на тебя пишут рапорт о том, что ты этого не делаешь, ты в ШИЗО уезжаешь.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Я знал, что будет свадьба, но мы должны вывести более. Естественно, никто не будет наряжаться, у тебя будет одна роба, если ты расстегнешь ее хотя бы, это рапорт, это как банально вообще есть. Я получаю этот инвентарь, беру эту швабру, начинаю с ней ходить, стоять. Меня забирают на свадьбу, свадьба проходит, я зашел обратно. А по времени уборка еще не закончилась. Это та швабра, которую мне выдали, мне снова дают ее. Жених не жених, а уборка сама себя не уберет. Эта процедура уместилась в распорядок влажной уборки помещений.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Ну вот как-то Володя Кара-Мурза в одном из писем тогда написал, что в России, как и во времена жен декабристов, все держится на сильных женщинах. И это могло быть нашей национальной идеей.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Правда, абсолютно, да. Так и есть.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Вот, так что вот так вот. И, слушайте, значит, у нас время ограничено, потому что мне надо успеть это в эфир выдать, поэтому я просто хотел поблагодарить и взять с тебя обещание Андрей, что мы продолжим этот разговор, потому что еще куча вопросов про будущее. Хотя, если можешь пару слов сказать про это.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: С огромным удовольствием продолжу. Мое время сейчас уже ничем не ограничено, кроме бытовых моментов. Потому что я человек, который пока не имеет дома, не имеет документов. И такой процесс, когда я думаю, что решу, постараюсь в ближайшее время. Про будущее, слушайте, вот главное, что хотел, даже общаясь с друзьями, все ставят какой-то некую возможность перемен на среднесрочные далее перспективы вот я с этим категорически не согласен и как вот человек смотревший пропаганду по 2 часа ежедневно, который видел внутри эту систему я не вижу в ней правды, я не вижу в ней искренности и я считаю что большинство того что мы к сожалению тоже впитываем построен на блефе, на блефе  долго ты выехать не сможешь. И я вспоминаю картинку такую Ты помнишь, когда было 300-летие Петербурга, когда они не сделали ремонт, и была такая очень характерная история, когда здание университета, чтобы иностранные гости не переживали закрыли наклейкой с транспарантом, который имитировал красивое здание, а под ним была разруха. И это начало болтаться на ветру. И она так болталась. Вы понимаете то, что происходит сейчас, то что транслируется как вот это, что это просто красивый баннер, который повесили на фасаде, который разваливается. Поэтому я искренне считаю, что светлой России, к которому все стремимся, это вопрос достаточно краткосрочной перспективы. И главное, что просто понимать, что где бы вы ни находились, это в том числе и наша с вами задача. В мелочах каких-то вещах, не в подвигах может быть. Хотя кто-то готов на подвиг, это прекрасно. Но это вопрос нашей деятельности, нашей работы. Это не пафосные слова, это просто практическая моя позиция, то, чем я хочу заниматься. Я верю, таких людей много будет. Поэтому я верю в перемены и верю, что это вопрос не среднесрочной перспективы, а короткий.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Я просто хотел сказать, что я очень так хотел вас увидеть вдвоем здесь вместе. По-моему, это просто самое крутое. Это реально очень крутое. Я не знал там три года назад, когда я был тогда в суде, я не знал, случится это или нет, но это случилось. По-моему, это самое главное. Обнимаю.

АНДРЕЙ ПИВОВАРОВ: Спасибо большое за поддержку.

ВАЛЕРИЙ НЕЧАЙ: Спасибо. Андрей Пивоваров, Таня Усманова.