«Идём по звездам» с Любовью Соболь: Судьба долга Невзлину, Почему не помог Волков, Расследование Каца
Я тоже считаю, что на вопросы, которые Максим поставил, несмотря на всю его репутацию, все равно ФБК должен ответить. И они будут отвечать. Но он же говорит: «А я отвечать не буду на финансовые вопросы, потому что я коммерческой деятельностью занимаюсь, я предприниматель». Ну так ты определись, либо ты публичный политик, и ты должен отвечать за все эти махинации… либо ты предприниматель…
Подписаться на The Breakfast Show
Поддержать канал The Breakfast Show
А. ПЛЮЩЕВ: Всем привет. Не знаю, за вот этими всеми событиями, скандалами, расследованиями, прочими интригами, помните ли вы тот момент, когда выяснилось, что у Любови Соболь был долг от Леонида Невзлина. Она даже собирала деньги, его там погашала.
Срочный сбор
Нам нужна помощь как никогда
И в тот момент я, конечно же, сразу обратился к ней за комментариями, за интервью, но она сказала, что не готова говорить на эту тему, но пообещала, что как только сможет, сразу и выдаст все ответы. Я, честно говоря, тогда подумал, что это такая вежливая форма, знаете, «мы вам перезвоним». Но Люба сдержала слово и на днях написала мне, что готова ответить на все интересующие меня вопросы. Ну, тут, конечно, и «Невзлингейт», и, соответственно, расследование Максима Каца, и все это вместе. И я подумал, что это хороший повод для еще одного большого разговора с Любовью Соболь.
Люба, вот для начала, просто чтобы мы понимали, как мы все оказались в этой точке, и ты прежде всего. Ведь никто особо не задумывался, когда вспомнили про историю с Невзлиным и с тем, что оказалось, что ты ему должна денег, вообще, ты же уехала в 2021 году из России. Как и на что ты жила все это время?
Л. СОБОЛЬ: Я не совсем поняла про точку, которую ты обсуждаешь, точку, в которой мы оказались. Если это не про твою Ютуб-программу, то у меня нет других версий.
Что касается моих доходов, то я работала, я продолжала работать. При том, что в 2021 году Фонд борьбы с коррупцией, в котором я проработала с самого начала до самого конца, был признан экстремистской организацией, тем не менее я была главой на тот момент канала «Навальный LIVE». У нас были доходы с Ютуба (монетизация, спонсорство). И вплоть до начала полномасштабного вторжения в Украину и санкций в отношении Ютуба, и блокировки рекламы, мы жили, конечно, на все вот эти доходы с Ютуба (монетизация, спонсорство и так далее). Потом стало, конечно, тяжелее.
И я писала публично о том, что приходилось и фандрайзить. Фандрайзить нужно было очень много, потому что те, кто занимался когда-то фандрайзингом, знают, что деньги не льются потоком, и это большая трудная работа по вовлечению людей, по тому, чтобы они стали спонсорами. Иногда устраиваются фандрайзинговые аукционы, иногда фандрайзинговые ужины и так далее и так далее. Это выматывающая дополнительная работа, но ей пришлось заниматься, потому что в начале войны доходы очень резко сократились. Поэтому мы жили всегда, я и моя сейчас небольшая команда, мы живем на деньги от Ютуба, деньги от пожертвований от организаций и от частных лиц.
А. ПЛЮЩЕВ: Во-первых, я про точку имею в виду, как получилось так, что пришлось занимать у Невзлина? Это же всех интересовало некоторое время назад, пока не пришел Кац. Но до Каца мы еще доберемся. А вот я хотел спросить, а как какое-то разделение каналов получилось? Я так понимаю, за тобой остался «Навальный LIVE», а все остальные с ФБК стали делать «Популярную политику» и другие каналы, там «Алексей Навальный» и прочие.
Л. СОБОЛЬ: Ну смотри, все сразу вцепились в вот этот кредитный долг, который, благодаря людям… Большое спасибо всем, кто делал свои пожертвования и помогал мне в выплате этого долга.
Я хотела бы сказать, что слишком много внимания этому уделено. Я проговорила очень четко и продекларировала о том, что я никогда не получала никаких заданий, ни зарплаты, ни указаний ни от Михаила Ходорковского, ни от Леонида Невзлина, я не была их сотрудником. И вот эта помощь, которую он оказал, он оказал без каких-либо условий, без условий того, что я буду что-то делать для него публично или непублично. И я написала достаточно большой пост. Но там даже не вместилось в один огромный твит. Я написала два огромных твита со всей этой историей, потому что я не хотела никакой недосказанности, хотела быть честной, искренней, публичной насколько это возможно.
Что касается разделения каналов, то это существовало, в принципе, всегда. И со времен Москвы, когда мы еще были в Москве, Леонид Волков больше занимался именно штабами Навального, это была его непосредственная обязанность, а я занималась каналом «Навальный LIVE».
И когда мы выехали из России, Леонид Волков раньше гораздо уехал, в 2019 еще году, потом многие ребята уехали, когда нас признали экстремистами, я была в тот момент на домашнем аресте. И я вот и Кира Ярмыш, мы последние, наверное, выехали из России, когда это стало возможным, из тех, кто был на свободе в тот момент, и те, кто хотели и понимали, что они дальше будут продолжать работать, а не расстаются с командой Навального. И тогда просто при переезде, в принципе, остался ровно тот же самый статус, что был и в Москве. «Навальный LIVE» как команда работал независимо организационно и финансово от Леонида Волкова. Так это в целом в дальнейшем и осталось.
И у меня никогда не было принципиальных разногласий с самим Алексеем Навальным. Но с Леонидом Волковым за долгие годы работы такие принципиальные разногласия были. Обсуждать, я вот прямо предвещу твой вопрос, я бы их в эфире не хотела. Я считаю, что это не место и не время. Но вот так вот осталось как осталось. Было, собственно, в Москве, что канал «Навальный LIVE» подчиняется непосредственно Алексею Навальному, я непосредственный руководитель, условно говоря, генеральный продюсер, продюсер, менеджер, не важно, как называть, я никогда не обращала внимания.
А. ПЛЮЩЕВ: Осуществляешь оперативное руководство, понятно.
Л. СОБОЛЬ: Ну что значит оперативное? Любое. Стратегическое и оперативное. Ну и главный редактор и так далее. Потому что все равно команда всегда действовала на условиях не большой корпорации, а стартапа. Очень многие ребята совмещают должности, умеют всё. И в таких тяжелых условиях, как постоянные обыски, аресты, изъятие техники и так далее команда была всегда сплоченной, небольшой, бойкой и, собственно, всегда была организационно независимой от Леонида Волкова. Так это в дальнейшем и осталось. С другой стороны, мы, конечно, всегда были и до сих пор «Навальный LIVE» уже не под моим руководством остается частью команды Навального в таком большом смысле.
Но про ACF International тоже если будут дальше там от тебя вопросы, какие там финансовые отношения, про Железняка и так далее, сразу могу сказать, что новосозданная организация ACF International, ACF Europe и так далее, то есть я отношения не имею ни как сотрудник, ни как директор, я не получала никогда оттуда зарплаты. И, собственно, я продолжаю общаться со многими своими бывшими коллегами из ACF. То есть в личном, в профессиональном качестве мы поддерживаем наше общение. То есть я была в «Фонде борьбы с коррупцией» от момента его начала (мы и начинали его с небольшой командой в 2011-2012 году) до его закрытия в 2021 году. То есть в ACF International я уже не вступала.
А. ПЛЮЩЕВ: Почему вообще так получилось, что вы в разных странах оказались с основной командой ФБК и вот каналы как-то своими путями пошли, как-то не помогая друг другу? Или помогая, я не знаю. Но, в общем, как-то все равно это была какая-то такая автономность. Тут, знаешь, некоторые обратили внимание на то, что Юлия Навальная говорила, что вот многие люди с первых дней вместе с Алексеем Навальным, а на фотографии нет тебя, как раз человека, который, собственно, с первых дней там. Как так получилось, что пути разошлись?
Л. СОБОЛЬ: Мне кажется, что ты пытаешься найти какой-то большой конфликт или какую-то большую историю.
А. ПЛЮЩЕВ: Не-не, я не пытался найти конфликт, но просто реально вот это разделение, оно было видно. Может быть, это само собой получилось и тут нет конфликта, так что нормально.
Л. СОБОЛЬ: Ну, к публикациям других людей. Наверное, нужно спрашивать про публикации других людей. Опять же, да, я не жила в Вильнюсе, я это публично, собственно, и говорила, что местоположение себя и своей семьи я публично стараюсь не афишировать. Это секрет Полишинеля. То есть все журналисты и ты, и другие люди об этом знают.
Но при этом, я еще раз повторяю, со времен того, как мы были в Москве и после переезда в целом, мало что поменялось именно в организационном и финансовом плане. То есть кооперация все равно сохранялась, я участвовала в летучках. Например, были летучки Free Navalny, обсуждение кампании, ШИЗО и другой там истории. Я участвовала в них, потому что, конечно, я себя ощущаю и близким соратником Навального, и я поддерживала с ним общение до последних дней. Естественно, канал «Навальный LIVE» был всегда каналом Алексея Навального и подчинялся непосредственно ему.
Если честно, я не очень люблю в том числе бюрократические истории, я не очень люблю интриги, подковерную борьбу и вот это все. Если можно этого всегда избежать, я буду стараться это избегать.
Поэтому работать, как работали в Москве, мы продолжили и за границей. И я думаю, что это было очень успешно, канал «Навальный LIVE», несмотря на все вот эти тяжелые препятствия, несмотря на то что признали экстремистами, лидера посадили в тюрьму в пыточные условия, пришлось переезжать, перевозить людей (это очень серьезная история), пришлось разбираться с новой налоговой системой новой страны, с видом на жительство, с бюрократическими разными препонами и так далее и так далее.
Все равно за первый месяц полномасштабной войны в Украине в 2022 году у нас на «Навальный LIVE» было 60 миллионов просмотров. Я могу сейчас ошибаться, по-моему, около 20 миллионов уникальных зрителей было у нас из России. За второй месяц войны – 44 миллиона просмотров, большая часть которых из России. И так далее и так далее. То есть у нас, конечно, потом были поменьше просмотры, но все равно это были миллионы и миллионы всегда.
И это небольшая команда в тяжелых условиях после обысков, с переездами. Неважно, на чемоданах ты, есть у тебя квартира, где жить, нету, в любом случае выдавали всегда очень качественный контент, проверяли информацию, давали прямые эфиры, давали видео. И, собственно, я горжусь собой и своей командой, которая в любых условиях выживала и продолжала бороться за правое дело.
А. ПЛЮЩЕВ: Но в какой-то момент наступили финансовые трудности, я так понимаю, денег стало не хватать. И, насколько я понимаю, Леонид Волков отказался помогать каналу «Навальный LIVE».
Л. СОБОЛЬ: Ну, опять же, все, что ты сейчас озвучиваешь, я написала публично, написала очень развернуто в своем Твиттер-аккаунте.
А. ПЛЮЩЕВ: Я хотел бы понять, когда это произошло.
Л. СОБОЛЬ: Больше там каких-то домыслов. Я не знаю, что ты от меня еще хочешь, потому что я, в принципе, там написала полностью открыто все.
То есть первый серьезный удар по нам именно финансовый был, когда нас признали экстремистами. Нам пришлось перевозить технику с какими-то огромными таможенными сборами и так далее вот в Грузию, потому что там в Грузии на месте техники не было, пришлось московский свет перевозить и так далее, превозить команду, налоги, транспортные расходы и так далее. Очень была большая финансовая нагрузка после признания нас экстремистами. Чтобы команда могла продолжать делать контент, пришлось очень-очень много вложиться в эти новые траты.
Мы выжили. У нас был какой-то запас денег со стороны спонсорства, монетизации Ютуба, который был на тот момент. Контент был очень популярный, соответственно, и доходы с Ютуба были достаточно большие для нашей небольшой команды. Мы могли себе позволить это.
Второй сильный удар, когда у нас уже не было вот этой подушки безопасности финансовой, случился, когда Ютуб отключил монетизацию по России. Больше 80% на тот момент зрителей – это была Россия. Соответственно, люди без VPN. Соответственно, у тебя есть 100% доходов, и ты на них рассчитываешь, и тут одномоментно без предупреждения Ютуб, то есть это не были санкции со стороны России, не было санкции со стороны Вашингтона или Брюсселя, самостоятельно Ютуб сказал: «Мы уходим с российского рынка, отключаем рекламу, отключаем монетизацию и так далее». То есть у тебя было 100% доходов, осталось из них 20%.
Людям нужно платить зарплату. У нас всегда были очень скромные зарплаты. Это люди не олигархи. Это люди, которые от зарплаты до зарплаты, платят за свое жилье арендное, которое они там снимают, в новой стране, куда они уехали, чтобы продолжать работать на прекрасную Россию будущего, как бы пафосно это ни звучало, но тем не менее. И им нужно платить зарплату, нужно откуда-то брать деньги.
Я делала все возможное для того, чтобы деньги нафандрайзить. Я общалась с различными и организациями, и частными лицами постоянно, то есть каждые выходные. Очень много людей может это подтвердить, потому что видели, как я организую постоянно вот эти фандрайзинговые мероприятия, маленькие, большие, неважно. Это было в разных странах.
Ну вот пахала, в том числе, кроме того, чтобы делать контент, кроме главредакторства, кроме каких-то бюрократических вещей, когда мне приходилось писать по 50 e-mail, чтобы сотруднику дали вид на жительство. А все это после, конечно, полномасштабной войны было очень-очень сложно. Все договоренности поменялись, все нужно было обновлять заново. То есть, помимо этого, было еще большое финансовое такое давление на нас.
И да, я обратилась к Леониду Волкову: «У нас такие-то зарплатные…». В целом Ютуб-канал «Навальный LIVE» – это, по моим грубым прикидкам, было меньше 10% в годовом выражении от всего бюджета ACF на тот момент. А мне тогда нужно было не в годовом выражении, мне нужно было буквально первые пару зарплат ближайших.
А. ПЛЮЩЕВ: Разрыв преодолеть финансовый.
Л. СОБОЛЬ: Да, разрыв преодолеть, который был. То есть мне нужно выплачивать зарплату через две недели. Деньги откуда взять? Я их не печатаю. И, соответственно, я обратилась к Леониду. Я ему расписала и сказала, что вот такие-то траты, это именно зарплаты, это ничто большее. То есть да, у нас Adobe лицензии были куплены и так далее. Мы посрезали все что можно. Вот только именно зарплаты сотрудникам, которые уже переехали. И если столько не получится, сколько получится. Леонид сказал: «Нисколько не получится». На этом разговор был закончен.
А. ПЛЮЩЕВ: А у тебя есть предположения, почему так?
Л. СОБОЛЬ: Я не хочу домыслы и предположения делать за спиной. Мы все равно общаемся публично. Но, так или иначе, я думаю, что это будет просто некрасиво, если мы сейчас за спиной начнем обсуждать, и я буду выдвигать какие-то свои версии и предположения. Я бы оставила их, конечно, при себе.
А. ПЛЮЩЕВ: А тебе предлагали когда-нибудь, я не знаю, отдать канал? Типа, не справляешься, давай мы сами справимся.
Л. СОБОЛЬ: Мы отлично справлялись. 60 миллионов просмотров за один месяц. Отлично справлялись. Нет, мне напрямую никто никогда не предлагал. Я вышла с этой инициативой самостоятельно, когда уже после отравления в прошлом году, которое случилось весной в Берлине, мне нужно было восстанавливать свое физическое здоровье. И поэтому тогда я поняла, что, наверное, нужно каким-то образом все это с себя немного сгрузить. Я очень много всего тянула на себе последние годы. И тогда это инициировало разговоры о том, что вот «Навальный LIVE» как именно организационная структура, может ли Вильнюс взять на себя эти расходы, ребят и так далее.
Мне было очень важно, чтобы моих сотрудников, которые приходили под мое имя и под имя Алексея Навального, которые с нами пот, кровь и слезы прошли за это время, чтобы они не были уволены. Я всем сказала своим сотрудникам, что если вас будут увольнять, я сделаю все для того, чтобы найти вам новое место работы. И потом я, собственно, этим занималась. То есть какие-то процессы уже начались именно в прошлом году. 2022 год мы пережили.
А. ПЛЮЩЕВ: А как появился в этой истории Леонид Невзлин?
Л. СОБОЛЬ: Опять же, Саша, ты хочешь у меня какие-то дополнительные данные узнать? Мне кажется, максимально полно все, что я могла в этой истории написать… Леонид Невзлин, я с ним виделась буквально однажды мельком за каким-то общим завтраком в кафе в Вильнюсе. В целом мы с ним общались достаточно редко. Это общение, вот перед тем, как писать этот свой твит, пост большой, я посмотрела, что да, действительно, у нас общение было настолько нерегулярно, что буквально, если по звонкам посмотреть, вообще это раз в полгода примерно. Вот так вот. Мы с ним в течение последних там пары лет, вот когда первый раз вообще с ним каким-то образом познакомились, пару лет раз в полгода где-то созванивались.
Но, опять же, я не могу ничего больше сказать того, что я написала, потому что в целом и нечего рассказывать. То есть, как я написала, Леонид предлагал финансовую помощь без каких-то условий, просто спрашивал: «Люба, чем можно помочь? Как вы там? Как семья? Что могу сделать?» И, соответственно, когда случилась вот эта ситуация, когда я понимала, что я уже пошла по всем дорогам, а зарплату нужно платить вот прямо сейчас, я взяла эту помощь. То есть все публично об этой помощи, собственно, я и написала. То есть каких-то новых таких вот суперподробностей, которые я могла бы тебе рассказать, какие-то сенсационных вещей я представить не могу. То есть все как было, собственно.
А. ПЛЮЩЕВ: Я, конечно, очень люблю сенсации, особенно какие-нибудь нездоровые. Но в данном случае просто мне остается непонятно, например, условно говоря, это он сам предложил или ты его нашла и попросила. Потому что это важно. Поясню, почему важно. Потому что это не про тебя история, а про, условно говоря, Невзлина.
Л. СОБОЛЬ: Мне кажется, наши взаимоотношения с ним вот именно в финансовом плане к истории нападения никакого отношения не имеют. Я думаю, что Леонид Невзлин взаимодействовал с большим количеством людей и из Украины, и, наверное, из России. Я не знаю всех его контактов и так далее. И вот есть история нападения, есть расследование, есть видео, которое опубликовала Маша Певчих, есть вот такие данные, есть Христо Грозев, Миша Маглов и так далее, которые проанализировали это все со своей стороны. Это одна история.
А другая вещь… То есть я не слышала ни разу, я узнала вообще о причастности или непричастности, вот потенциальной причастности, не знаю, вот о всей этой истории там про Ходорковского, про Невзлина я узнала ровно, как и ты, Саш, и как зрители вашего канала публично через выход расследования онлайн. До этого я и предположить не могла, что может быть какая-то причастность. Мне и в голову это не могло прийти. Я не предполагала.
И когда мы общались с Леонидом Невзлиным, естественно, он не упоминал ни о каких нападениях или каких-то не знаю… Там о Миронове, например, вообще никогда речь не шла. Леонид Невзлин, как я и сказала, он спрашивал, нужна ли помощь и так далее. Я всегда говорила: «Спасибо, как-то справляемся. Все нормально». И вот в тот момент, когда действительно я не смогла уже справиться, когда были очень сжатые сроки и финансовая ответственность на мне, когда мне сказали, что Леонид Волков, который отвечал за финансы, что он не будет помогать даже частично, соответственно, я взяла эту помощь.
Но опять же, я хочу проговорить в десятый, наверное, раз, что она, опять же, не была обусловлена какими-то условиями, что Леонид Невзлин никогда не требовал у меня за счет этой помощи, чтобы я что-то говорила или не говорила, что-то писала или не писала, как-то по-другому к кому-то относилась и так далее. Я была всегда самостоятельным политиком, и мои взгляды формировались долгое время. Я считаю, что я всегда была независима, в том числе даже от ближайших коллег. Я всегда выражала именно свои взгляды. И я делала это всегда максимально открыто и публично. И я надеюсь, что у зрителей твоего канала не возникнут в этом сомнения, а если они будут, то я готова на них отвечать.
А. ПЛЮЩЕВ: Ты знаешь, вот тут удивительно было, что это были деньги в долг. Когда ты даешь деньги в долг, то обуславливать еще чем-то – это уж совсем бесчеловечно, как мне кажется. Поэтому насчет того, были они обусловлены или нет, у меня, например, не было сомнений. Потому что одно дело – когда ты просто дал, и человек тебе как бы обязан. Другое дело – когда ты дал в долг, и он тебе должен отдавать.
Л. СОБОЛЬ: Нет, на самом деле, вот у тебя, может быть, не было, но я думаю, то есть я читаю комментарии, обратную связь, что у людей какой-то был вопрос: «Вот ты была в Антивоенном комитете, потому что тебе там Ходорковский платил и так далее?» Конечно, нет. Я вот тоже публично про это писала, что в Антивоенный комитет меня пригласил Евгений Чичваркин, которого я знаю лично достаточно давно. Там уже на тот момент был Сергей Гуриев, который тоже для меня достаточно авторитетный и значимый человек, на мнение которого я ориентируюсь.
Я вступила в этот комитет, как и говорила, потому что я считала объединительную историю в начале войны очень важной и очень правильной. Вот любые объединения, любые совместные заявления в начале войны. Там Лев Пономарев, я помню, петицию на Change.org запустил, которая в обычное время, наверное, ни на кого не влияет. Но вот в такие пиковые моменты, когда все внимание устремлено в том числе на российскую оппозицию, объединительные истории очень важны. И поэтому.
То есть я за участие в Антивоенном комитете никогда не получала ни рубля. Даже намека со стороны Михаила Борисовича или Евгения Чичваркина, или Сергея Гуриева, или кого-то там еще никогда не было. То есть чтобы не было вот этих инсинуаций всех, домыслов, каких-то там недоговоренностей. Нет, нет, такого не было. Я всегда была независима. Вот, мне кажется, я настолько всегда была упертая и сумасшедшая, что предположить мою ангажированность всегда было не так просто.
А. ПЛЮЩЕВ: Когда я брал интервью у Ходорковского, после этого меня упрекнули, что я у него спросил насчет того, что купили ли вы членов Антивоенного комитета, и он сказал, что нет, вот я плачу зарплату Шевченко, еще кому-то. Мне сказали, что я не дожал знаешь в чем? В том, что я должен был спросить: «А другими способами? Может быть, вы помогали, зубы там лечить, еще что-то, ребенка».
Л. СОБОЛЬ: Никто мне зубы не помогал лечить. Слава богу, у меня все в порядке с зубами. У меня есть медицинская страховка. Я справляюсь. В странах Балтии очень большие налоги, но за счет больших налогов ты можешь пролечить свое здоровье бесплатно. То есть, не бесплатно, а за счет, условно говоря, заплаченных ранее налогов. Поэтому нет, не помогал мне ни с зубами, ни с чем-либо другим. И опять же, никогда денежных отношений между Михаилом Ходорковским и мной не стояло. То есть я не получала от него денег.
Я с ним общалась. Я могу публично сказать, опять же, предвещая вопросы, после выхода видео расследования я прекратила общение и с Михаилом Ходорковским, и с Леонидом Невзлиным. В настоящий момент у нас нет с ними общения ни письменно, ни устно. До выхода расследования в течение последних лет, особенно военных лет, я общалась несколько раз с Михаилом Борисовичем Ходорковским, потому что мне было интересно его мнение, потому что мне был интересен его взгляд на российскую политику, на то, что происходит. Он достаточно опытный, опытный мужик, я не знаю, как еще сказать, хорошо понимающий Путина, логику действующей власти. И поэтому его взгляд на вещи мне был интересен.
Но это общение было всегда на равных. Я, опять же, не получала ни денег, ни каких-то указаний. И представить это нельзя было. И я думаю, что Ходорковский никогда бы не ущемил меня таким образом, чтобы что-то потребовать или как-то еще. Это трудно представить, потому что, опять же, мы с ним общались на равных всегда в этом плане.
А. ПЛЮЩЕВ: Там был сбор, который ты попросила. И в нем участвовали люди. И я так понимаю, что закрыл его в результате какой-то один большой донат. У тебя есть подозрения, от кого?
Л. СОБОЛЬ: Там участвовало более 450 человек всего. Они шли разными платежами. Минус в том, что я собирала через сайт GoFundMe, и он мне заморозил сборы. И до сих пор я сейчас со службой поддержки выясняю, как я могу вывести эти средства, потому что я из России, и они очень напугались того, что деньги могут пойти в Россию. Я сейчас им предоставляю доказательства, документы и так далее, чтобы они мне разморозили, и я могла вывести эти деньги и выплатить их в качестве этого долга, чтобы закрыть всю эту историю.
А что касается последнего доната, да, он был крупнее всех остальных сильно, это сделал сторонник, который никаким образом не связан ни с Леонидом Невзлиным, ни с Михаилом Ходорковским. Я впервые о нем узнала, он пришел и сказал: «Я хочу помочь». Я ставила свой Телеграм-бот. Мне очень много людей напрямую писало, что мы хотим помочь. Я всем просто скидывала ссылки те же самые, которые разместила публично. Я просто то же самое сделала. То есть человек, который потом в итоге отправил самый большой донат, это просто человек, который получил от меня также публичную ссылку на пожертвование. Поэтому там нет никакой большой истории. Не был там, не знаю, Александр Плющев или кто-то еще.
А. ПЛЮЩЕВ: Прости, что залезаю в твои деньги. То есть формально ты еще не выплатила Невзлину, они еще заморожены?
Л. СОБОЛЬ: Вот эта история, к сожалению, продолжается. То есть она продолжается в том плане, что я связалась с человеком, как я понимаю, который выполняет бухгалтерские функции у Леонида Невзлина. Я спросила, на какой счет это все скидывать, куда это все переводить. И получила, соответственно, реквизиты. И начала процесс вот этого перевода.
Но я столкнулась с тем, что GoFundMe не дает мне вывести. Они на счету лежат. Они видны, я их вижу. То есть они не испарились. Но я их не смогла вывести очень быстро, потому что они потребовали дополнительную проверку. И когда я стала выяснять, почему эта проверка вот так долго длится и она такая сложная, они сказали: «У нас есть подозрение, что эти деньги могут уйти в Россию. У вас где-то там была надпись на русском языке об этом. Представьте доказательства, что эти деньги не пойдут в Россию».
И, соответственно, сейчас путем своего статуса, своих документов, рассказом о том, что это за долг, который я выплачиваю, кто такой Леонид Невзлин, что эти деньги не пойдут на счет в Россию, сейчас эта очень долгая переписка идет. Опять же, это благодаря санкциям и войне Владимира Путина. Коснулось все это, долетело и сюда.
А. ПЛЮЩЕВ: Вообще, я представил себе так сурово: это деньги, долг человеку, который подозревается нашей оппозицией в избиении.
Л. СОБОЛЬ: Им это конкретно неинтересно. Им интересно, опять же, чтобы деньги не пошли на банковский счет в России. Насколько я понимаю, они боятся вторичных санкций каких-то. И это просто стандартная проверка для любого человека, который связан с Россией. К сожалению, проверка длится очень долго, несколько недель. Вот последнее письмо прислали буквально сегодня с тремя вопросами дополнительно. Вот сейчас с тобой поговорю, буду сидеть на три вопроса снова отвечать. Бюрократия, куда денешься…
А. ПЛЮЩЕВ: Абсолютно. Как тебе расследование Максима Каца?
Л. СОБОЛЬ: Хороший вопрос. Мне кажется, вы в своих эфирах уже со всех сторон его обсудили. И я, как и все остальные люди, собственно, жду ответов, которые обещали дать руководители ACF International. И все они написали, что этот ответ обязательно будет предоставлен, дайте немного времени разобраться со всеми предъявленными претензиями и обвинениями. Собственно, как я и сказала чуть ранее, я не имела никогда никаких ни организационных, ни финансовых отношений с ACF International. Я незнакома, никогда не общалась и не видела Железняка и других, собственно, упомянутых. Вот там Леонтьев, там еще кто-то. Я незнакома с этими людьми, я не знаю ничего об их деятельности и знаю только то, что публично, собственно, было представлено.
Что касается Максима Каца, то вот со стороны зрителя не вовлеченного я думаю, что там доля правды есть. Опять же, Леонид Волков написал, что там не все документы представлены, какие-то он умолчал. Вот мы сейчас и с вами, и со зрителями подождем, посмотрим, что будет представлено.
Но помимо какой-то там правдивой информации, Максим, конечно, не воздержался от такой порядочной доли манипуляций внутри этого ролика. И знаешь, уже спустя там 13 лет наблюдения за его деятельностью меня немножко уже так воротит от всех этих манипуляций. Ну вот, например, когда он говорит: «Ой, мне так было тяжело снимать этот ролик. Это был самый тяжелый ролик, который я когда-либо снимал». Ну come on, ну Максим, ну давайте мы будем без вот этих театральных жестов. Ты 13 лет мочишь и атакуешь Алексея Навального.
А. ПЛЮЩЕВ: В последнее время все акторы, мне кажется, в театральщину-то влезли. То кто-то, в кого ты верил, оказывается плохим. У других, значит, «это самый ужасный ролик, который я не хотел, не хотел».
Л. СОБОЛЬ: Ну вот «я не хотел», да. Ну вот 13 лет человек ходит за Алексеем Навальным. Он еще говорит: «Я защищаю репутацию Алексея Навального». Это человек, который годами называл Алексея, извините за нецензурное выражение, но вот цитата, пиздоболом, он называл Алексея Навального клоуном. И только когда Навальный был в тюрьме, когда Кац его продолжал атаковать, когда Навальный не мог ему ответить, в Твиттере написать или вызвать его на дебаты или еще что-то, потому что он сидел в пыточных условиях в колонии, когда ближайшие сторонники Каца сказали, что ты атакуешь политзаключенного, он переключился, поменял свою тактику и говорил: «Я вот Навального защищаю, а вот ФБК его подставляет, его репутацию и так далее». Мне это смотреть и слушать просто мерзко.
Опять же, что касается Максима Каца. Я не хочу долго по этой теме размусоливать, но вот кратко очень скажу. Я написала у себя в Твиттере. Оказалось, я не знала большую часть этой истории. Сейчас, когда все это начало снова кипеть в Твиттере, я увидела и задала прямые вопросы Максиму Кацу, который от них бегает. Он постит вырезки из «Камеди Клаба», делает что-то еще.
Прямые вопросы Максиму Кацу. Последние выборы, в которых он участвовал в личном качестве, это были последние выборы, когда он лично баллотировался, его допустили, это был 2014 год, Московская городская дума. Его, в отличие от других самовыдвиженцев, допустили на выборы, он там занял третье место, с треском проиграл. Других самовыдвиженцев тогда не допустили. Например, Ольгу Роману, которая собрала подписи тогда, не допустили до выборов. И вы знаете, что это мэрия решает, допускать или не допускать. Максима допустили. Отдельный вопрос, как, на каких условиях и почему.
Он сделал три махинации, которые тянут на уголовку. Первое. Он скрыл свои официальные доходы, переписав их на родственников. Когда в публичном интернете его на этом поймали, он подтвердил это. То есть он скрыл свои доходы. Не только там от налогов, он скрыл для обмана избирателей, увел их на родственников. Это подтверждено самим Максимом.
Второе. Он, судя по всему, судя по той информации, которая есть в интернете, представил в избирком, опять же для обмана избирателей, поддельный аттестат из московской школы, которую, судя по всему, он не заканчивал, потому что до 17 лет, по его же информации, жил в Израиле. Он присылал поддельный аттестат. Когда его на этом словили, он тогда попросил заменить данные, что у него среднее образование – данные отсутствуют. Но этот аттестат, он мелькает, он есть, он опубликован, он представлен публично. И на вопросы, откуда получился этот аттестат… Он его что, купил в переходе? Или как вообще он его получил? Это же подделка. Это уголовное преступление, подделка документов. Максим молчит.
И третий вопрос – про гражданство. Потому что есть Закон о гарантиях избирательных прав и прав на участие в референдуме. Все мы, те, кто баллотировались, прекрасно знаем от А до Я, потому что ты должен ему соответствовать по букве закона. Вот у Максима, судя по всему, на тот момент было израильское гражданство, потому что он репатриировался в молодом возрасте в Израиль. И сейчас, насколько я понимаю, живет в Израиле. Было у него или он отказался от гражданства? Если он отказался, должен быть официальный документ об этом. То же самое. А если было гражданство иностранного государства, по закону того времени, то есть он тогда уже существовал, ты не можешь баллотироваться.
Соответственно, в каких-то моментах защитники Каца начинают говорить: «Ну вот законы в России плохие, их можно обходить и так далее». Но одно дело – законы о «фейках» по российскую армию или о неисполнении функций «иностранного агента» и так далее, очевидно дискриминационные путинские законы, очевидно несправедливые и так далее, которых быть не должно, а другое дело – подделка школьного аттестата для того, чтобы заработать дополнительные очки на выборах и обмануть избирателей. Это уже уголовка и то, что объяснить невозможно. Вот у меня эти вопросы сейчас повылезали.
Почему они еще вылезают? Потому что Максим же публично как говорит? «ФБК должны отчитаться». Я тоже считаю, что ФБК сейчас на эти вопросы все, которые Максим поставил, несмотря на всю его репутацию, все равно ФБК должен ответить. И, собственно, они сейчас будут отвечать. Но он же говорит: «А я отвечать не буду на свои финансовые вопросы, потому что я коммерческой деятельностью занимаюсь, я предприниматель».
Ну так ты определись, либо ты публичный политик, и ты должен отвечать за все эти махинации, которые ты делал на последних выборах, в которых участвовал, плюс рассказывать так же открыто, как ФБК сейчас будет делать, о каких-то своих доходах и так далее, либо ты занимаешься предпринимательской деятельностью, и ты предприниматель, там коммерческая деятельность, ты никому это не рассказываешь. Он одним говорит одно, другим – другое.
Поэтому, опять же, слепо доверять информации от Максима Каца я бы не советовала, и я не буду. То есть я думаю, что часть информации правдива, часть – манипуляции. Я очень хочу, чтобы независимые журналисты, такие как Александр Плющев, такие как, не знаю, Андрей Захаров и все остальные поразбирались, сделали свое мнение, сделали свой анализ, как-то разобрали эту историю, поспрашивали все стороны этой истории, чтобы общество могло понять, что там правда, что там неправда. Я не специалист в банковской сфере. Я юрист. И поэтому с банковским проводками все равно я на вы, а не на ты. Поэтому я вот хотела бы увидеть анализ и от независимых журналистов, и ответ, собственно, руководителей ACF. Вот все, что я могу сказать.
А. ПЛЮЩЕВ: Слушай, а вот я себя поймал на мысли, например, что, если честно говорить, мне, например, мешает мое личное отношение и знание всего бэкграунда, всей истории про Максима Каца воспринимать то, что он говорит, и то, что он делает. Многие говорят: «Вот ты к нему предрасположен не так». Правда, другое дело, что мне про ФБК то же самое говорят, но не важно. – «И поэтому давай по сути. Бог с ним с Кацем. Давай по представленным им документам». Я хотел у тебя спросить, а ты уверена, что весь этот бэкграунд тебе просто не мешает узреть истину, которую нам сейчас?..
Л. СОБОЛЬ: Я ее пытаюсь узреть. Но опять же, я говорю, что давайте мы будем разбираться в этом, давайте вы, журналисты, будете привлекать экспертов, в том числе в банковской сфере, будете разбираться в этом всем.
И опять же, мухи отдельно, котлеты отдельно. То есть я же не сказала, что Максим Кац постоянно манипулирует, поэтому все, что он говорит, очевидно неправда. Я так не сказала. Я сказала, давайте разбираться и давайте смотреть. Опять же, если есть какой-то слив ФСБ, иногда сливы ФСБ бывают правдивыми, а иногда ложными. Давайте разбираться и давайте смотреть, сопоставлять. Собственно, никто же не говорит, что изначально какая-то сливная информация – это все какая-то ложь. Иногда бывает ложь, иногда бывает ложь с примесью правды (10% правды, 100% правды). Надо разбираться в каждом случае отдельно.
Соответственно, вот моя позиция такая. Я же не говорю, что все, я не буду это расследование смотреть, потому что Максим ругает Навального. Я не так говорю. То есть эти слова мне приписывать уже не надо.
А. ПЛЮЩЕВ: Слушай, вот просто ты сказала, что ты вообще ничего не знаешь и не знакома там с Железняком и со всеми остальными.
Л. СОБОЛЬ: Да, я не знаю ничего с кухней, с деньгами.
А. ПЛЮЩЕВ: Да, да. Я не об этом хотел спросить. Просто, помнишь, там в расследовании история, они рассказывают про карту кобрендинговую. Это же давно было. Ты в курсе этой истории или нет?
Л. СОБОЛЬ: Нет, я не в курсе этой истории. Единственное, что я помню… Я была на тот момент юристом «Роспила». При том, что я занималась очень многими дополнительными обязанностями, как обычно… Я там делала, не знаю, трудовой договор №1, который, по-моему, со мной был заключен со стороны Фонда борьбы с коррупцией. Я сама себе писала. Я занималась бухгалтерией на самых первых порах, когда Фонда борьбы с коррупцией не было. Два было юриста «Роспила», нам нужно было подавать какие-то документы в Пенсионный фонд, я еще и этим занималась, потому что некому было заниматься. Денег тогда на это не было. Потом уже наняли бухгалтеров.
И вот на тот момент, на старте истории, я тогда была юристом «Роспила». Я не занималась историей с банковскими карточками и знала о ней только из постов Алексея Навального. То есть да, он сидел у меня прямо на расстоянии, условно говоря, вытянутой руки. Но у меня своей работы было много. Еще спрашивать там «Алексей, а там что с банковскими карточками? А получается, не получается» ну зачем? То есть у меня было очень много работы по «Роспилу». Я тоже работала, там в выходные, помню, каждые выходила и проводила на работе, потому что работы всегда было очень много.
Поэтому история с банковскими карточками, я не знаю, что там правда, что неправда. Что там делал Железняк, что он не делал, понятия не имею. Я помню, что эта история, про которую Алексей Навальный рассказывал публично у себя в ЖЖ, как и все остальные, из ЖЖ я ее черпала, эту информацию, и очень радовалась, что может получиться вот такой дополнительный приток пожертвований. И я помню, что это не получилось из-за давления, потому что Кремль, естественно, не мог позволить, чтобы Фонд борьбы с коррупцией обогащался за счет вот такого вот большого количества взносов со стороны обычных граждан. И эта вся история порвалась и не получилась, к сожалению. Но подробностей, опять же, нет. Не ко мне. Не знаю. Не буду додумывать.
А. ПЛЮЩЕВ: Обсуждалось моими патронами наше с тобой возможное интервью. И один из вопросов мне понравился. Они спрашивают, можешь ли ты оглянуться на историю всю и оценить деятельность оппозиционных сил, ФБК в том числе или даже прежде всего, на предмет ошибок? «Или, – спрашивают они, – и по ее мнению только коррупционеры 90-х во всем виноваты?»
Л. СОБОЛЬ: Мне кажется, я про свое мнение рассказывала уже неоднократно и в твоем эфире, и на эфирах «Популярной политики» в «Честном слове», когда что пошло не так. Со стороны российской оппозиции, наверное, можно было делать что-то лучше и эффективнее. Но вот изнутри каждый раз наблюдая, как принимаются какие-то решения, я понимаю, что все старались на максимум.
Иногда уже по прошествии времен ты смотришь назад и думаешь, а, ну, может быть, тебе не нужно было это делать, может быть, тебе нужно было остановиться, подумать, выдохнуть, начать какой-то другой проект, за что-то не бороться, наоборот, куда-то в другую сторону посмотреть. Но это вот по прошествии времени ты можешь как-то понять, что вот здесь надо было сделать, может быть, как-то поэффективнее или по-другому.
Но изнутри, когда ты находишься в этой ситуации, ты стараешься и для себя, и для своего дела жизни сделать максимум. И поэтому, положа руку на сердце, я бы сказала, что даже если ошибки какие-то были, то винить за это людей я не стану. Потому что если человек что-то хотя бы делает против путинского режима, не помогает и борется как волонтер, как активист, как лидер какого-то проекта, и помогает людям или борется против путинского режима, или делать и то, и другое, это уже немало. Как бы пафосно и расплывчато это ни звучало, на самом деле так и есть. Я благодарна всем, кто не складывает руки.
Я знаю, что какой-то один из следующих вопросов ты хочешь задать: а вот зачем ты продолжаешь заниматься политикой? Александр Плющев мог бы, не знаю, перепридумать себя как-то в эмиграции, заняться чем-то другим, может быть, не знаю, инфоцыганством, читать лекции про успешный успех или что-то делать еще, а он вместо этого каждое утро, ну не каждое утро, но вот постоянно фигачит в прямых эфирах, сейчас вот в вечер воскресенья записывает со мной ролики. Все стараются как могут.
Что касается того, когда что пошло не так, то сейчас опять же российскому народу, у которого нет ни денег, ни оружия, который находится в сильно подавленном состоянии, понимает, что политически как-то повлиять на режим Владимира Путина изнутри России очень сложно, все видели пример Алексея Навального, Бориса Немцова, которых убили за их оппозиционную деятельность, они не хотят и боятся повторить их путь.
Но если вот так вот смотреть на историю, когда что-то могло поменяться, мне кажется, в первый президентский срок Владимира Путина. На Запад, конечно, надежды никакой не было, потому что все тогда были очарованы его речами, считали, что вот пришел молодой лидер, сейчас рассказывает про демократию, либерализм и так далее. А вот со стороны россиян тех, у которых были деньги и влияние, они видели все эти звоночки очень рано. Они их понимали.
Вот если народ еще тогда не понимал этого всего про НТВ, про Ходорковского, если Запад не понимал еще тогда про Владимира Путина, про его КГБ-шное прошлое или не хотел понимать, смотрел в другую сторону принципиально, то люди вот такие, у которых были большие финансовые ресурсы, Абрамович, Дерипаска, Потанин и остальные, они понимали. Они понимали, они считывали все эти звоночки. Они абсолютно не глупые люди. И они ничего не сделали. Они напугались.
Абрамович говорил, по-моему, публично на суде в Лондоне с Березовским, я могу ошибаться, по-моему, это там было, когда он сказал: «Я перестал говорить публично, я ушел в тень после дела Ходорковского». То есть до этого же он давал какие-то интервью, он был губернатором Чукотки, он был в Государственной думе. То есть он не самым активным публичным политиком был, но тем не менее.
Там тоже был полтора интервью за все время, прямо скажем.
Тем не менее. Все равно, по его словам, после дела Ходорковского он все понял. Ну вот ты все понял. А дальше что? Они приняли новые правила игры. И до недавнего времени, до войны в Украине, их вообще в целом все устраивало по этим правилам игры. Это сейчас, когда они строили, как Дерипаска строил свою бизнес-империю огромную на взятках, на крови, на чем он там только ее ни строил, и тут из-за войны Владимира Путина он начал терять свою бизнес-империю, а не приобретать, и начал нести чужие риски на себе, он уже стал, как я понимаю, как-то роптать и высказывать какое-то недовольство. Ну и то, как он высказывает? Сейчас он в Китай вместе с Путиным ездил и так далее. Все равно близенько стоит, близехонько.
И второе. Кроме вот этих крупных бизнесменов/олигархов, вторая группа, которая могла повлиять на вот эту вот траекторию Владимира Путина, которую он задал, я думаю, это крупный региональные лидеры. В 90-х годах были губернаторы. И у этих губернаторов были деньги, известность, влияние, народная поддержка. Они действительно были такими большими столпами в своих регионах, и они могли сказать что-то нет. Но они предпочли встроиться в «Единую Россию». Путин тогда воспользовался терактами и выборы отменил.
И еще то, что мало кто знает и кто говорит. Вот Владимир Милов делал серию роликов на своем Ютуб-канале, он про это, кстати, рассказывал – про отъятие бюджетных средств. Вот именно в первый срок Владимира Путина, после терактов, после того как отняли выборы губернаторов, еще важный момент, что у них отняли деньги и бюджетные полномочия. У них все забрали, и они с этим согласились. Вот они могли тогда сказать: «Нет, мы крупные, большие, зубастые, клыкастые. Мы можем сказать Путину “нет”». Они не сказали, они встроились.
И потом их, естественно, сейчас всех поменяли на технократов. Дегтярев там был. То есть вот Фургала посадили, все остальные еще больше напугались. Ну вот кто там? Нету больше личностей и нет людей, которые имеют самостоятельный голос. Ну вот, наверное, в Татарстане если только остался, и Кадыров отдельно всегда стоял. Но это уже другая отдельная история. Они, конечно, про Владимира Путина плохого никогда не скажут.
А. ПЛЮЩЕВ: Чуть-чуть о будущем. Общаешься ли ты с Юлией Навальной и что думаешь о ее политических перспективах?
Л. СОБОЛЬ: Я не поддерживаю постоянного общения сейчас, если быть честной. Последний раз, когда мы с ней общались очень-очень кратко, это было после убийства Алексея Навального. При этом, конечно, я поддерживаю ее публичную деятельность. И я высказывалась об этом также у себя в социальных сетях. Я очень рада, искренне рада, что и ее, и сейчас уже чету Владимира Кара-Мурзы, который был освобожден после последнего обмена, их принимают на очень высоком уровне, их принимают лидеры государств, им вручают награды на международных престижных публичных мероприятиях, форумах, конференциях.
И я очень рада, что они являются такими формальными, неформальными представителями альтернативы Владимиру Путину. Потому что, конечно, и Юлия Навальная, и Владимир Кара-Мурза, и Женя Кара-Мурза, они являются прекрасными представителями нашего гражданского российского общества. И то, что их знают, то, что их приветствуют, то, что с ними советуются, то, что у них спрашивают их мнение, это хорошо для всех нас. Поэтому я могу только пожелать им удачи.
А. ПЛЮЩЕВ: Но вопрос же был про перспективы, в принципе, в деле оппозиционного движения. Как бы это объяснить? Может быть, у многих людей были какие-то другие ожидания, связанные с Юлией Навальной.
Л. СОБОЛЬ: Я не готова комментировать ожидания других людей касательно Юлии Навального. Мне кажется, что, во-первых, нужно спрашивать саму Юлию Навальную, какие у нее лично планы, что она готова, что она не готова делать. И навешивать ей свои какие-то ярлыки или ожидания, со своей стороны я считаю, было бы неправильно. Опять же, я сказала, то, что уже делается, то, что она представляет альтернативу Владимиру Путину на международной арене, это уже неплохо.
Опять же, нам всегда всего мало. Мы такие: «Ой, у нас вот это все плохо, всего мало, всегда вот мы все такие бедные, несчастные». Но если вспомнить о том, что было до войны в Украине полномасштабной в 2022 году, до убийства Алексея Навального, никто не слушал российскую оппозицию. В 2020 году Навального отравили. Я помню, что, по-моему, Владимир Ашурков сделал лист, по-моему, 30 ближайших сторонников Владимира Путина, там был Абрамович, там все-все-все, нужно внести их под санкции за отравление Навального. Какой был ответ западного сообщества? Никакого. Ни один человек из этого списка тогда не был включен под санкции.
Никто не встречался с представителями российской оппозиции на большом международном уровне открыто, боялись сделать даже там общую какую-то фотографию и так далее. Все, конечно, продолжали общаться с Владимиром Путиным.
Сейчас ситуация поменялась. Конечно, после войны в Украине, после того как Путина признали подозреваемым в Гааге ситуация поменялась очень сильно. И опять же, я рада, что вот такая альтернатива, публичная альтернатива Владимиру Путину уже есть и представлена. Опять же, каких-то политических проектов, каких-то других действий, я, конечно, хочу, чтобы их было внутри российской оппозиции как можно больше. Надеяться, что вот Юлия Навальная придет и все за нас сделает, тоже не стоит. И человек делает в силу своих способностей, возможностей, времени, желания, энергии и так далее. Я ярлыков вешать на всех не хочу.
Единственное, что я могу сказать, что когда Яшин был освобожден, лично у меня первая мысль, которая возникла, что я бы, конечно, считала правильным, чтобы именно Илья Яшин, например, возглавил политическое руководство в этом международном Фонде борьбы с коррупцией.
Мне казалось это правильным с точки зрения не только того, что он ближайший сторонник Алексея и соратник его еще там со времен партии «Яблоко» с каких-то совсем древних, но и потому, что у него действительно есть политическая чуйка, он очень талантливый политик, при том, что не получилось там избраться и так далее. Но это не потому, что он был плох, а потому, что такой режим был. И все его действия, которые он публично делал, это были яркие кампании общественные. И мне кажется, что как политический руководитель он был бы очень успешен.
Потому что сейчас то, что я вижу, он вошел в контакт с Free Russia Foundation. И Free Russia Foundation, они организуют ему встречи, организуют ему какие-то публичные встречи с диаспорами, встречи с МИДами и так далее. Но Free Russia Foundation все-таки не политическая инфраструктура. Это большая некоммерческая организация, но это не про публичную политику, это не политическая инфраструктура. И мне кажется, что вот это можно было бы каким-то образом изменить. Но, опять же, я смотрю на это все со стороны внешнего зрителя и это просто такие мои мысли вслух, а все остальное, ну вот что есть, то есть.
А. ПЛЮЩЕВ: То есть у тебя нет никакого представления, почему этого альянса до сих пор не случилось?
Л. СОБОЛЬ: Не, ну какие-то есть, может быть, и представления, но, опять же, домыслы, какие-то свои инсинуации, я вот это все озвучивать не хочу. Но первая мысль, которая мне пришла, мне показалось, что она очень логична и правильна.
Потому что Яшин, он действительно талантливый, яркий политик. У него большой политический опыт. Да, несмотря на то что он не был во власти большой, он был в муниципальной власти, тем не менее мы все понимаем, что у него есть эта чуйка, у него есть эта политическая жилка, которая необходима для того, чтобы быть публичным политиком. Он очень четко умеет там формулировать мысли, делать какие-то задачи, добиваться каких-то результатов, не знаю, по сбору подписей, неважно, и мог бы пригодиться.
А. ПЛЮЩЕВ: Да-да, я поддерживаю всячески. Но, наверное, будет справедливо и задать вопрос: вместе с ФБК или во главе ФБК Илья Яшин больше потеряет или приобретет?
Л. СОБОЛЬ: Я так не формулировала. Вот мне не нравится. Я считаю, что как раз это навязанная история, что Фонд борьбы с коррупцией сейчас неэффективен и так далее. Но если мы меряем в рамках того, что Путин у власти, да, неэффективен. Тогда можно предъявлять те же претензии, не знаю, и Байдену, и Меркель, и всем остальным и говорить, что вот Путин еще у власти, значит, вы были очень неэффективны, и вы поддерживали его, накачивали деньгами и так далее. Но с точки зрения отдельных проектов Фонд борьбы с коррупцией также старается.
А. ПЛЮЩЕВ: Я этого не говорил. Я имел в виду, что большую поддержку людей он получит в рамках Фонда борьбы с коррупцией или вне его рамок? Вот о чем я говорю. Большую аудиторию, скажем так.
Л. СОБОЛЬ: Я не за то, чтобы меряться ретвитами, лайками и аудиторией. Я считаю, что люди должны делать то, что они хотят, где они эффективны и что у них лучше всего получается. А вот эта вся аудитория, лайки, ретвиты, какие-то там опросы, которые периодически в каких-то там Телеграм-каналах делают, это все вещь приходная. Это сейчас есть, завтра нету, и наоборот. Поэтому главное, чтобы каждый был на своем месте и занимался тем, что у него получается.
А. ПЛЮЩЕВ: Каково, по-твоему, будущее ФБК? Как ближайшее, как они переживут этот скандал нынешний, так и большая перспектива. Будет ли это политическая партия или они продолжат заниматься расследованием коррупции, в том числе в армии, и так далее?
Л. СОБОЛЬ: Это вопрос не ко мне. Я не политический аналитик, я не Соловей, который будет на эту тему отвечать. Я желаю, естественно, успехов и классных, крутых проектов, чтобы все получалось у своих бывших коллег, которые сейчас в ACF International. Я надеюсь и хочу, чтобы они пережили любые скандалы. Если это ошибки, то и ошибки пережили. Если это не ошибка, то двинулись дальше, несмотря на то что есть какие-то проблемы или что-то еще.
В любом случае, я хочу, чтобы в российской оппозиции было как можно больше не только организаций, но и отдельных персоналий. Чем сильнее каждая структура внутри российской оппозиции, тем для всех нас лучше. Чем больше независимых журналистов, тем лучше. Чем больше политиков, тем лучше. Чем больше активистских организаций, тем лучше.
Я не хочу говорить «за все хорошее и против всего плохого», но я действительно так думаю. Я действительно хочу, чтобы было меньше скандалов и больше продуктивной работы. Я не знаю просто, как я могу на это повлиять. Я же не могу кому-то там рот закрыть или, наоборот, сказать, а ну-ка быстро там эти отвечайте, а эти не отвечайте. Это невозможно. Это какой-то живой организм внутри российской позиции, который все время движется. Всегда будут какие-то вопросы, проблемы и ошибки. И просто нужно из этого пытаться как-то выходить и двигаться дальше.
А. ПЛЮЩЕВ: Поставьте, пожалуйста, лайки и подпишитесь на канал. И у нас еще одно нововведение на канале – это спонсорство. Вы можете стать одним из первых спонсоров, получить смешную аватарку для участия в наших чатах трансляций. Пожалуйста. Мы будем очень рады, если вы хотите нас поддержать так, а не на Patreon или на Boosty как обычно. Ну и не забывайте про наш магазин мерча. Заходите и в российский, и в зарубежный. Там есть обновления.