«Хочу сказать. Ларина» с Евгением Киселёвым
Мне кажется, что после всего, что произошло в эти несколько дней, в Украину будут в достаточном количестве поставлены и системы Patriot, и другие системы борьбы с воздушными целями противника, и очень многое из того, чего сейчас не хватает. И это, я думаю, изменит ситуацию, в том числе и на фронте…
Подписаться на канал Ксении Лариной
Поддержать канал Ксении Лариной
К. ЛАРИНА: И мы в эфире.
Е. КИСЕЛЕВ: Мы в эфире.
К. ЛАРИНА: Добрый вечер, дорогие друзья, дорогие зрители, дорогие подписчики наших каналов. Здесь два канала — канал Евгения Киселева, которого вы видите… Женя, здравствуй!
Е. КИСЕЛЕВ: И канал Ксении Лариной, между прочим, которую вы тоже видите. Привет, Ксения, привет, все!
К. ЛАРИНА: Я уже говорила в прошлом своем эфире — я выходила 1 января в эфир…
Е. КИСЕЛЕВ: Я тоже.
К. ЛАРИНА: Я знаю. Что есть правило первого гостя эфира. Это такая примета у нас была на «Эхе Москвы»: кто первый в твоем эфире в новый год придет, вот с того и спрос. Он должен тебе принести удачу и хороший год. Поэтому нельзя ошибиться в выборе.
Е. КИСЕЛЕВ: То есть если что не то, спрос будет с меня. Меня назначили… Чуть что, так косой, это называется.
К. ЛАРИНА: Именно так. Так что на вас большая ответственность. А у вас кто был первым гостем, ну-ка скажите?
Е. КИСЕЛЕВ: У меня ваш любимый был — Альфред Рейнгольдович.
К. ЛАРИНА: Тоже не очень.
Е. КИСЕЛЕВ: Нет, почему? Мы с ним замечательно пели, плясали… Даже вприсядку. Анекдоты травили.
К. ЛАРИНА: То есть, может быть, и повезет. Хорошо, пусть будет так.
Е. КИСЕЛЕВ: Новый год был, можно сказать, практически безалкогольный, потому что, если кто не знает, Альфред Рейнгольдович убежденный трезвенник. Он даже мне показывал пустую бутылочку, на которой было написано, что 0,0% содержание алкоголя в этом специальным шампанском для трезвенников. Представляете себе?
К. ЛАРИНА: Нет, не представляю.
Е. КИСЕЛЕВ: Не вяжется Альфред Рейнгольдович с образом трезвенника?
К. ЛАРИНА: Абсолютно. Хотя это вообще первый случай. Вот мне так сказали… Хочу сказать нашим зрителям, что мы не собирались с этого начинать, это абсолютная импровизация. Но просто обычно завязавшие алкоголики — они самые мрачные люди на свете, которые ненавидят весь мир. А здесь смотрите какой — балагур, весельчак, душа компании.
Е. КИСЕЛЕВ: И мизантроп тоже. Мизантропия у Альфреда Рейнгольдовича периодически проскакивает. Я так вот за глаза о нем говорю, потому что могу ему это и в глаза сказать. Я его даже иногда стыжу за это, говорю: «Ну что же ты мизантроп такой, Алик? Как не стыдно?». Ну хорошо, вы-то точно не мизантроп или развивается у вас это качество?
К. ЛАРИНА: Нет, конечно же, нет у меня никакого чувства, что что-то хорошее будет. Ничего хорошего не будет. Здесь у меня самые мрачные ощущения от того, что происходит сейчас в мире, в России в частности. Я сегодня — не знаю, как вы, Женя, — была под таким сильнейшим впечатлением от видео, которое я посмотрела в telegram-канале белгородском. Это ужасно. Где молодого человека ставят к стене, на которой прилеплен российский флаг. Два человека перед ним стоят спинами к нам — мы видим только их спины. В камуфляже, каски, весь полный набор, вся полная амуниция, и на спинах у них написано «СМЕРШ». А парень этот извиняется перед российским народом — парень 2001 года рождения, молодой, мальчишка, — перед российским народом за то, что он позволил себе опубликовать в telegram-канале свои видео, когда был ракетный удар по Белгороду.
И это просто кошмар. Во-первых, я подумала, что СМЕРШ. У меня дедушка в СМЕРШе служил. Поэтому я думала: «Жалко, что не дожил. Вот бы он порадовался, что СМЕРШ возвращается». Но сам факт того, если всерьез, что это подразделение существует — уж не знаю, указом президента или указом губернатора Белгородской области, — это уже никого не волнует, это факт.
Но второе, то, что меня убило совершенно — это то, что вместо того, чтобы защищать свое население, людей успокаивать каким-то образом, объяснять им, что происходит, они затыкают людей. Объявляют какие-то облавы на людей, которые публикуют видео с последствиями ударов по региону. Они преследуют людей, которые публикуют фотографии — мирные жители Белгорода, — фотографии закрытых укрытий, закрытых бомбоубежищ с замками. Что вот, призывают нас прятаться, а все закрыто.
То есть я понимаю, что вместо того, чтобы спасать собственных людей, они будут добивать, арестовывать, сажать, преследовать людей, до которых ракеты ВСУ не долетели. Понимаете? Это какое-то чудовищное… Я даже не знаю, что это такое, я такого никогда не видела. Это как «за панические настроения расстреливать на месте» — так, что ли? За публикацию в Телеграме расстреливать на месте. То есть они думают, что они таким образом могут эту реальность куда-то прикопать, что ее никто не увидит. Но это же не так.
Е. КИСЕЛЕВ: Так, послушайте, внучка сотрудника СМЕРШа… Нет, я надеюсь, что ваш дедушка в правильном СМЕРШе служил, потому что был разный СМЕРШ. Был СМЕРШ, который действительно занимался тем, что отлавливал засланных в советский тыл немецких шпионов и диверсантов — смотрите фильм «В августе 44-го» или читайте роман одноименный.
К. ЛАРИНА: Любимый роман моего дедушки был.
Е. КИСЕЛЕВ: Ну вот, видите. Это одна работа. А были ребята, тыловые крысы, которые сидели и занимались фильтрацией вышедших из плена или из окружения красноармейцев, которым удалось уцелеть. Виноваты, что не погибли, виноваты, что не попали в плен, виноваты, что вышли к своим и готовы воевать дальше. Нет, извольте, пожалуйста, в ГУЛАГ. Вот и такой СМЕРШ был.
Это так, извините, лирическое отступление в данном контексте. Но я вам так скажу: война пришла в Россию. Она уже давно туда пришла, но вот сейчас, с этими уже серьезными обстрелами города Белгорода, война, конечно же, окончательно пришла в Россию. Это теперь понятно. Дальше наступают законы военного времени. По законам военного времени на самом деле публиковать те или иные фотографии в соцсетях — наказуемая вещь.
К. ЛАРИНА: А там разве объявлено военное положение?
Е. КИСЕЛЕВ: Это уже, извините, детали.
К. ЛАРИНА: Нет, не детали.
Е. КИСЕЛЕВ: Ну как не детали? Значит, должны объявить. Другое дело, что люди, у которых на спине написано «СМЕРШ», подозреваю, какие-то, что называется, самодеятельные ряженые. Что-то я никогда не слышал про то, что в России существует такая официальная структура, официальная спецслужба. Наверняка какие-то самодеятельные, самострочные контрразведчики, борцы со шпионами. Типа казаков ряженых.
К. ЛАРИНА: Но все равно это ФСБ. Это совершенно очевидно, это не просто так. Это же демонстративное такое видео для всех, чтобы неповадно было, что называется. Но о’кей, хорошо, если этот человек нарушает закон и публикует не те фотографии, которые вам бы хотелось, привлеките его по статье какой-нибудь, которых у вас там только выбирай — целая россыпь, выбирай любую. Судите… Но какого же черта устраивать вот эту кадыровщину? Что это за примета времени современного в России, простите за тавтологию? Все должны извиняться — это что такое? Законы вообще там существуют какие-то или только так, по понятиям, что называется? Хорошо еще на колени не встал. И еще по сюжету, по жанру они должны были бы дуло автомата приставить к виску этому парню.
Е. КИСЕЛЕВ: Скоро будет и такое. И я думаю, что скоро это будет не только в Белгороде, но и в городе Москве. Россия семимильными шагами идет к самому настоящему фашизму в его нынешнем российском изводе, так сказать. Я об этом давно говорил. Со мной некоторые спорили, некоторые даже с пеной у рта и до хрипоты говорили: «Ой, Евгений Алексеевич, ну зачем же вы так сгущаете краски? Никакого фашизма в России нет». Вот он, пожалуйста, во всей красе. Все уже, в грязных сапогах государство пришло к каждому человеку в его личную жизнь. Вот эта история — не помню, в прошлый раз мы ее обсуждали или она после уже случилась? Я имею в виду, с этой злополучной «голой вечеринкой».
К. ЛАРИНА: Я не помню. Мне кажется, что она присутствует всегда в нашей жизни, эта «голая вечеринка». Неотступно. Но хотите, давайте про это вспомним лишний раз, поскольку все-таки…
Е. КИСЕЛЕВ: Вспомним еще. Но вы знаете, что я хотел сказать? Мне кажется, что все-таки жалко тратить ракеты на ответные обстрелы Белгорода.
К. ЛАРИНА: А что это тогда?
Е. КИСЕЛЕВ: Я думаю, что ракеты надо тратить на удары по нефтехранилищам и нефтеперерабатывающим заводам, по узловым железнодорожным станциям и прочим важным объектам в тылу противника. Вот мое такое, извините, дилетантское мнение. Я могу быть неправ.
К. ЛАРИНА: А можно спросить сразу, Женя? Вы же постоянно общаетесь в том числе и с профессиональными военными экспертами. Как они вообще объясняют, трактуют вот эти так называемые прилеты по территориям, приграничным Украине? Я имею в виду и Белгородскую область, и Курскую, и Воронеж вот сейчас попался.
Е. КИСЕЛЕВ: Воронеж — это своей ракетой попали.
К. ЛАРИНА: Да, своя. Сход боеприпасов.
Е. КИСЕЛЕВ: Отбомбились по Воронежу.
К. ЛАРИНА: Да, страшный исход. Но, тем не менее, что говорят люди, профессиональные эксперты? Есть какой-то тактический смысл в этих ударах?
Е. КИСЕЛЕВ: Ну смотрите, я так скажу. Эта ситуация, знаете, описывается знаменитой фразой «Пепел Клааса стучит в мое сердце». Когда происходят такие грандиозные, жестокие обстрелы украинских городов, как были в ночь на 29-е, утром 29-го или сразу после Нового года, утром 2 января, невозможно осуждать украинцев и украинских военных за то, что они хотят отомстить за разрушенные дома, за погибших мирных граждан, за очередную волну горя и страданий, которая пришла с востока, из России. Они вправе принимать любые решения, которые даже военным экспертам покажутся недостаточно продуманными, эмоциональными, нерасчетливыми, нерациональными, если угодно.
Но с другой стороны, публично у меня пока не было еще в этом году ни одного интервью с военными экспертами. Было одно накануне Нового года — я о нем, может быть, чуть позже скажу, когда мы вернемся. Когда и если мы будем говорить об отношении Европы, об отношении Запада к тому, что происходит, я обязательно скажу — вот пометочку даже себе сделаю относительно одного важного, на мой взгляд, гуманитарного аспекта. Но так, конечно, в таких непубличных разговорах — я со многими уже успел обменяться впечатлениями, — военные эксперты говорят о том, что послушайте, раз уж отвечаем, лучше отвечать по нефтебазам, нефтеперегонным заводам, еще один корабль типа «Новочеркасска» потопить, расфигачить наконец до основания новороссийский порт… Помните, ведь удалось дронами достать до этого самого новороссийского порта, когда там был потоплен корабль «Оленегорский горняк». Меня всегда умиляло, опять же: нужно было корабль назвать «Оленегорский горняк». Вот как назовешь судно, так оно и поплывет.
К. ЛАРИНА: Да-да, я тоже летела один раз на самолете, который назывался «Александр Лебедь». Это было очень приятно. Это было уже после его гибели на вертолете.
Е. КИСЕЛЕВ: Ну вот. Есть замечательная цель Крымский мост…
К. ЛАРИНА: Но постойте, сейчас я вас перебью. Насколько мы знаем, Белгородская область вся напичкана военными базами. Насколько я знаю, именно оттуда бьют ракетами по украинским городам — по-моему, по Харькову уж точно. Может быть, все-таки это и есть цель. Значит, это все-таки не просто так, не просто месть, не просто ответка за страдания наших граждан, за разрушенные города, за ваши атаки, а все-таки в этом тоже есть какой-то стратегический смысл. Он существует, я не верю, чтобы это было просто так. Потому что вы вспомните, как этот — не знаю, какое приличное слово подобрать, — Путин приходил к раненым бойцам 1 января, посещал больницы и потом встречался с военными. И тоже говорил…
Е. КИСЕЛЕВ: Это был двойник, я уверен.
К. ЛАРИНА: Ну неважно. Рот-то все-таки — это рот Путина, будем так считать. Понимаете? Неважно, кто этим ртом разговаривает — кто угодно, собственно.
Е. КИСЕЛЕВ: Действительно, это никакого значения уже не имеет. Режим сложился, и кто во главе этого режима находится — Путин или человек, на него похожий, с отчеством Васильич, — с точки зрения политической никакого значения не имеет.
К. ЛАРИНА: Но, тем не менее, он сказал: «Вот вы смотрите, у меня все внутри кипит», говорит это существо. «Все внутри кипит. Там мамочки с колясочками, дети, а вот они, значит, суки такие, бьют прямо по гражданам. Но мы же не такие. Разве мы можем отвечать так же? Нет, мы бьем только по военным объектам. Никогда в жизни по мирным». И буквально на следующий день вот эта новая атака была — 2 января, снова, страшная.
Е. КИСЕЛЕВ: Врет, зараза. Слушайте, я забыл, кто из известных блогеров об этом регулярно пишет — по-моему, Михаил Иванович Крутихин, вам небезызвестный. По-моему, он всякий раз страшно возмущается, когда кто-то начинает обсуждать смысл сказанного Путиным. Он говорит: «Послушайте, но этот человек всегда говорит неправду, этот человек всегда врет по определению. Давайте не будем тратить ни времени, ни душевных сил на то, чтобы возмущаться по поводу постоянной лжи, которая исторгается из уст этого человека…». Или кого-то еще, на него похожего. Если поверить версии профессора Соловья, то там должны быть специальные инструкторы, которые учат двойника или двойников врать по-путински. Это, наверное, задача непростая, потому что Путин достиг в этом некоего мастерства — я бы сказал, виртуозного мастерства. Еще поучиться надо так брехать, как он брешет.
К. ЛАРИНА: Но люди, которые его слушают — они же знают, что он врет? Которые были на этой войне, которые сидели в этих окопах, которые знают, куда летят эти путинские ракеты. Собственно говоря, эти люди сами нажимают кнопки. Они же знают.
Е. КИСЕЛЕВ: Если они вернулись с этой войны, а не превратились в удобрение для украинского чернозема, то, может быть, они и знают. Может быть, вернувшись с войны, уцелев на этой войне и вернувшись с нее, они не хотят вообще ни слова путинского слышать и ничего знать не хотят об этой войне.
Так часто бывает. Вспомните ветеранов Второй мировой. Вот для меня воспоминания детства — это то, что фронтовики не любили вспоминать, как они воевали на фронте. И вообще многие из них не любили смотреть фильмы про войну. «Потому что все это вранье, все это неправда», часто говорили они.
Мои мальчишеские просьбы к какому-нибудь дяде Ване или дяде Леше… Отец у меня не воевал — он на трудовом фронте, так сказать, служил, ковал оборонный щит Родины тогда. Он уже был достаточно взрослым человеком. В частности, благодаря ему очень хорошо ломались и не летали неправильно знаменитые штурмовики Ил-2. Он был автором сплавов, которые применялись в двигателях этих самых знаменитых ильюшинских штурмовиков. А вот друзья его многие прошли войну. И я помню, что когда они собирались у нас дома, на все мои просьбы они в лучшем случае какие-то хохмы рассказывали про то, как где-то что-то с ними происходило в тылу, на привале, как они за медсестричками ухлестывали в госпитале после ранения, а вот о настоящих испытаниях фронтовых — никогда.
Это я к тому, что и те, кто в этой войне уцелел, я думаю, не будут особенно слушать разговоры Путина. А вот эти самые потребители дешевой лжи и всякой пропаганды ура-патриотической — они, как мне кажется, вообще лишены критического мышления напрочь. На них и рассчитано. Вы понимаете, вся эта путинская провоенная, милитаристская, человеконенавистническая пропаганда, украинофобская, направленная против современной цивилизации XXI века, пропаганда, которая тянет нас в прошлое, в архаику, где восхищаются крепостным правом как одной из главных скреп, на которых выросла Россия — вот это все рассчитано на очень невзыскательного потребителя, у которого одна извилина в голове, и то довольно-таки спрямленная. Это вообще такой синдром — как бы это правильно сказать-то? — синдром спрямленной извилины.
К. ЛАРИНА: Кто же ее спрямил-то? Кто же этот человек?
Е. КИСЕЛЕВ: И вы его знаете.
К. ЛАРИНА: Волан-де-Морт? Кто же это сделал?
Е. КИСЕЛЕВ: Ну вообще начинал Владимир Ильич, потом эстафету у него подхватил Иосиф Виссарионович, потом все последующие — может быть, с некоторыми исключениями. А потом это стало пандемией своего рода — вот это заболевание, которое, к сожалению, поразило значительную часть российских обывателей, российских жителей. Гражданами не поворачивается язык эту публику назвать.
К. ЛАРИНА: Я хочу сейчас остановиться для того, чтобы напомнить нашим зрителям, и зрителям Евгений Киселева, и моим зрителям, что, пожалуйста, не забывайте ставить лайки для того, чтобы нас увидело как можно больше людей. Давайте мы соберем сегодня большой зал.
Е. КИСЕЛЕВ: Да, пожалуйста. Нас уже смотрят почти 2,5 тысячи. Присоединяйтесь к нашей аудитории и лайки ставьте, пожалуйста. Если, не дай бог, не подписаны на канал Ксении Лариной…
К. ЛАРИНА: Или Киселева.
Е. КИСЕЛЕВ: Пожалуйста, подпишитесь сразу. Там внизу под видео есть кнопочка.
К. ЛАРИНА: Да, и не забывайте… Я так кошу левым глазом на чат. Спасибо большое за поздравления и за приветствия. Здесь очень много людей, которые нас ждали, нашего появления в наступившем году. Если есть какие-то предложения по темам и вопросам, присылайте, будем обязательно читать и отвечать.
Но возвращаясь к извилинам, Женя, возвращаясь к Белгороду и тем областям, в которые уже прилетело. И не просто прилетело и нарушило покой, а есть уже жертвы среди мирных граждан, есть значительные разрушения. И это превращается уже в такую достаточно повседневную жизнь и быт вот этих самых территорий России, в которые эта война вошла. Не случайно прилетело, а вошла туда, что вполне естественно. Мы про это говорили, и с вами в том числе, уже сколько — в течение всех этих почти двух лет. Что это невозможно, эта война не останется у вас за стеклом, вы не сможете за ней наблюдать вот так, сидя: вот пошел этот, вот этот взорвался, вот этот классно ударил, а вот я за того болею. Так не будет. Она к вам ворвется. Это не стекло — она ворвется к вам. Что так и получилось.
А мой вопрос — вернее, то, о чем я думаю: хотя бы это, вот эти уже настоящие страдания и настоящая война — она никак не изменит отношение к власти? Люди не поймут, почему это все случилось, кто в этом виноват? Кого они будут обвинять — украинцев или все-таки Владимира Владимировича Путина дорогого и любимого, который эту войну затеял? Может быть, здесь эта извилина как-то шевельнется? Я не говорю, что она изменит свою прямость, но хотя бы подергается немножко, вот так повздрагивает. Или нет, или это тоже никак не повлияет? До такой степени дошла пропаганда, что даже смерть близкого человека от ракеты, которая прилетела от противника, которого назначил противником Владимир Путин — этих людей и эту страну, — она не изменит ничего?
Е. КИСЕЛЕВ: А то вы сами не чувствуете, где ответ на ваш вопрос и как он формулируется. Ксения, ну честно, положа руку на сердце…
К. ЛАРИНА: То есть бесполезно?
Е. КИСЕЛЕВ: Ну посмотрите, во-первых, есть, оказывается, даже такая доктрина, которая называется доктрина ДуЭ или ДУэ — не знаю, как правильно ставить ударение в этой фамилии итальянского военного теоретика времен Первой мировой и после Первой мировой войны. ДУэ или ДуЭ его звали — генерал Дуэ. Он, собственно, сформулировал тогда доктрину ковровых бомбардировок, как сказали бы сегодня. Вот он выступал за то, что в будущей войне главным орудием победы будет авиация, которая будет бомбить сначала позиции противника, потом его военные заводы, а потом и города, включая и их мирные кварталы, вселяя ужас и панику в ряды граждан страны противника.
И кстати, большинство военных историков и военных теоретиков сходятся на том, что никогда эта доктрина себя не оправдывала и не оправдала. Даже во времена Второй мировой войны, несмотря на практически ковровые бомбардировки многих немецких городов союзной авиацией, немцы сдались только тогда, когда пал Берлин. То есть немцы сопротивлялись, что называется, до последнего, несмотря ни на разрушенный Дрезден, ни на разрушенный Гамбург, ни на разрушенные другие города Германии.
К. ЛАРИНА: А почему, как вы думаете?
Е. КИСЕЛЕВ: Ну потому что невозможно, как выясняется, даже такими жестокими методами сломить дух сопротивления воюющей страны.
К. ЛАРИНА: Мотивации-то нет никакой. И тогда не было. Или она была?
Е. КИСЕЛЕВ: Смотрите, мотивации не было… Если посмотреть на историю той же самой Второй мировой войны, страны и народы либо сдавались сразу, либо когда они уже начинали воевать, они уже не были готовы сдаться. Вспомните, что Гитлер покорял одну страну за другой и, как правило, видя бесполезность сопротивления, армии и правительства этих стран капитулировали, выбирая между гибелью граждан и унижением национального достоинства все-таки сохранение жизней граждан.
Мы можем к этому относиться с осуждением, с непониманием, говорить: «Как же так, как же не защищать свою родину, свои границы, свою страну?». Но, тем не менее, вспомните: некоторые страны сдавались, что называется, без боя. Дания, например. Собственно говоря, она даже не совсем была оккупирована. Просто туда были введены немецкие войска, но при этом Германия заявляла о том, что мы считаем, что Дания страна, с которой мы поддерживаем нормальные отношения, что мы только в интересах обороны Рейха и войны с другими странами — в частности, с Великобританией, — вынуждены были разместить здесь свои воинские контингенты. Тоже были такие разговорчики.
А так — ну хорошо, вспомним Бельгию, Голландию, Францию: после робких попыток навязать оборонительные бои выбрасывали белый флаг. А Германия воевала, она уже втянулась в войну. Когда страна втягивается в войну, начинает оказывать сопротивление или пытается бороться за победу, эта война начинает идти уже по другим законам.
К. ЛАРИНА: Но постойте, все-таки есть разница между сопротивлением и агрессией.
Е. КИСЕЛЕВ: Безусловно. Я не пытаюсь ни в коем случае никого в данном случае оправдать. Германия развязала Вторую мировую войну. Германия была виновницей Второй мировой войны. Германия была страной-агрессором, страной-оккупантом. Немецкие военнослужащие совершили множество воинских преступлений и были за это сурово наказаны. Я сейчас не буду уже перечислять все, что было потом — суды над немецкими военными преступниками, Нюрнбергский трибунал и прочее. Но немцы сопротивлялись, и временами сопротивлялись жестоко. Это просто исторический факт.
Смотрите, Россия в войне против Украины — агрессор. Россия развязала эту войну. России нет оправдания за то, что она совершила акт преступной агрессии. Собственно, агрессия уже есть преступление, нарушение международного права. Я не говорю о Буче, об Ирпене, о прочих жутких злодеяниях — о Мариуполе и многих других украинских городах, которые сметены с лица земли. Я верю в то, что когда-нибудь, рано или поздно, виновные в этих жутких преступлениях — в военных преступлениях, в преступлениях против человечности, в актах геноцида, — будут наказаны самым суровым образом. Если в это не верить, как можно жить вообще?
Но при этом мы видим, что российская армия, которую, к сожалению, я бы сказал, недальновидно многие рисовали как какое-то там сборище недоумков, плохо вооруженное стадо, таковым не оказалась в итоге. Научилась воевать…
К. ЛАРИНА: За что?!
Е. КИСЕЛЕВ: За деньги…
К. ЛАРИНА: Понимаете, другой ракурс разговора. Женя, простите, когда вы говорите, немцы сопротивлялись, мне кажется, этот глагол — давайте мы его перенесем на другую сторону, по другую сторону фронта. Это не тот глагол. Они не сопротивлялись. Они упертые были, потому что они были ведомы своим безумным вождем, фюрером, и были убеждены, что они тоже совершают какое-то правое дело для возрождения Великой Германии.
Вот эти же сказки из прошлого века — сегодня же эти байки травит этот ублюдок, разговаривая со своим народом. И вся его пропагандистская машина этим занимается. Вот мой вопрос: сколько должно пройти времени, чтобы люди открыли глаза? Кстати, простите, нам тут напоминают про доктрину Дуэ, что, в частности, сторонником этой доктрины был маршал Артур Харрис, который как раз бомбил Дрезден.
Е. КИСЕЛЕВ: Секундочку, я понял вас и я попытаюсь вам ответить. Я даже не хочу возражать. Смотрите, я просто говорю, что, во-первых, российская армия — назовите ее агрессивной, назовите ее оккупационной, как вам больше нравится, но окопавшись на захваченных рубежах, весной-летом-осенью этого года она сопротивлялась украинскому контрнаступлению. Вот она сопротивлялась.
К. ЛАРИНА: Мне это не нравится.
Е. КИСЕЛЕВ: Украинские войска пытались прорвать тройную «линию Суровикино», которая была выстроена для того, чтобы не допустить прорыва к берегам Азовского моря и перерезания так называемого сухопутного коридора из России в Крым. Но вот они сопротивлялись.
К. ЛАРИНА: Не сопротивлялись. Послушайте, там завалили, что называется, трупами. Вспомните знаменитое видео с Пригожиным, который стоял на горе трупов своих подопечных.
Е. КИСЕЛЕВ: Это другая ситуация, это они наступали. Это они наступали под Бахмутом.
К. ЛАРИНА: Дело в том, что, опять же, повторю, Женя, я категорически против этой миссии российской армии, что она якобы сопротивлялась. Кому она сопротивлялась? Она выполняла приказ начальства. Вы видели, как сейчас… Я вас возвращаю к конкретным деталям. Вот молодые люди, которые сейчас находятся на фронте. Еще одно видео, которое меня просто поразило — наверное, вы тоже его видели, это в украинских telegram-каналах было опубликовано. Это российская армия, которая, вы говорите, научилась воевать, когда там за невыполнение приказа… Стоят четыре каких-то козла с офицерскими погонами, а перед ними стоят голые ребята, голые молодые люди, которые отказались выполнять приказ, как я поняла из контекста этого, извините за выражение, диалога. Кто их раздел? Их наказывают так. Стоит зима, мороз. Их раздевают догола их начальники и отправляют в яму. Говорят: «В яме посидите, потрахайте друг друга». Вот что это такое. А вы говорите, сопротивлялась.
Е. КИСЕЛЕВ: Ксения, послушайте, вы прицепились к слову, мною сказанному — «сопротивление».
К. ЛАРИНА: Потому что оно имеет позитивную коннотацию, положительную. Это не так.
Е. КИСЕЛЕВ: Я его использовал без всякой позитивной коннотации. Потому что в войне бывают три вида ведения боевых действий: оборона, наступление и марш. Вот так нас учили в свое время на военной кафедре.
К. ЛАРИНА: А моральный дух?
Е. КИСЕЛЕВ: Моральный дух — это уже, как говорится, прилагается.
К. ЛАРИНА: Вот его нет.
Е. КИСЕЛЕВ: Нет, подождите секундочку. Кто-то воюет за страх, кто-то за совесть. Кто-то за совесть, кто-то за страх.
К. ЛАРИНА: Кто-то воюет от страха. От страха воюют!
Е. КИСЕЛЕВ: Послушайте, вспомним Вторую мировую или Великую Отечественную — кому как нравится. Армия, которая была разбита в пух и прах вермахтом, Красная армия образца 1941 года, когда миллионы солдат были убиты, миллионы взяты в плен, а миллионы сами сдались в плен — практически полностью была уничтожена. Армию пришлось создавать заново. И эта армия в том числе шла в бой кто-то из патриотических соображений, а кто-то зная, что за спиной стоят заградотряды.
К. ЛАРИНА: И приказ «Ни шагу назад».
Е. КИСЕЛЕВ: Кто-то, зная, что если попасть в плен или, паче того, сдаться в плен, погибнут его родные и близкие в тылу, которые будут объявлены ближайшими родственниками, членами семьи изменника родины или врага народа.
К. ЛАРИНА: А вы считаете, сейчас не так? Мне кажется, что вполне себе так. Про заградотряды уже давно говорят.
Е. КИСЕЛЕВ: Сейчас так. Но не сбрасывайте со счетов и такие факторы, например, особенно у профессиональных военных или у тех, кто вынужденно стал профессиональными военными, как желание отомстить за гибель товарищей, с которыми…
К. ЛАРИНА: Вообще никогда не думала, что мы будем говорить так, что Киселев будет защищать российскую армию от меня.
Е. КИСЕЛЕВ: Да я не защищаю, я объясняю. Я объясняю, что вот эти ребята, которых призвали в армию — они там тоже через что-то проходят. Посмотрите фильмы о войне, которые рассказывают о том, какие были настроения в рядах гитлеровской армии. Там тоже люди, зачастую понимая суть гитлеровского режима… Там не были одни оголтелые сторонники нацистов в рядах вермахта. Некоторые совершенно не поддерживали Гитлера. Но попав в армию, окунувшись в эту кровавую кашу войны, в эту мясорубку, в какой-то момент воевали просто чтобы выжить, понимая, что нет другого способа уцелеть, кроме как победить в данном конкретном бою на данном конкретном участке фронта. И пытались мстить за погибших товарищей. Эти товарищи для нас с вами, конечно, агрессоры, оккупанты, преступники. Я их не оправдываю.
К. ЛАРИНА: Я не верю, Женя.
Е. КИСЕЛЕВ: Послушайте, я вам советую: посмотрите, в интернете есть, кстати, ролики, в которых украинские ветераны войны об этом говорят — о том, что нельзя принижать противника. Что русские научились воевать и воюют хорошо. При том, что они, конечно же, оккупанты, агрессоры, зачастую законченные военные преступники. Но, тем не менее, страшная правда этой войны заключается в том, что с ними воевать непросто.
К. ЛАРИНА: Может быть, просто мы никак… Почему у нас такой спор возник? Может, потому что действительно параллельными ракурсами смотрим на это все, по-другому. Я не знаю, что такое война. Я никогда внутри войны не была и вообще не знаю, что это такое. Но, конечно же, я тоже и читала, и смотрела, и следила, и общалась много с людьми, которые были внутри войны. Внутри афганской войны, внутри чеченской войны. Очень важна мотивация. Я это чувствую, понимаете? Может быть, по-женски. Без этого невозможно.
Е. КИСЕЛЕВ: Ксения, я был на войне в Афганистане.
К. ЛАРИНА: Простите, я понимаю. Сейчас, подождите, я скажу, что я имею в виду. Что такое хорошо научиться воевать? Ну есть люди, которые отлично пытают, прекрасно умеют это делать. Прекрасно умеют выбивать из заключенного или из пленного нужные признания. Есть такие люди. Они хорошо это делают, они профи своего дела. Понимаете, но это никак не вяжется у меня, опять же, с такой оценкой слова «сопротивление». Конечно же, это такая упертость, которая…
Я вам скажу вот что. Мне кажется, что здесь еще гонит их вперед — не только месть за своего брата, друга, за своих товарищей. Нет, здесь есть еще какая-то вещь. Даже не знаю, как ее сформулировать. Вот эта злость, что все равно если мы сейчас позволим себе усомниться в праведности этой войны, в том, что мы боремся с украинскими фашистами, то что же тогда получается, все зря? Мы не можем себе в этом признаться. В этом не может признаться себе и мирное население Белгородской области, и жены, и вдовы этих уже погибших на этой войне.
Е. КИСЕЛЕВ: Это вы уже на другую тему съезжаете.
К. ЛАРИНА: Литературщина, скажите.
Е. КИСЕЛЕВ: Смотрите, дайте я скажу все-таки то, что хотел сказать. Вот я был на войне — на афганской войне. Я, правда, не воевал, я сразу скажу. Я работал военным переводчиком в группе советских военных советников. Но там тоже были риски. Я отлично понимал с самого начала, что вся эта история с попыткой построить в Афганистане социализм по образу и подобию Советского Союза, помочь случайно, в результате стечения исторических обстоятельств, в результате авантюры, военного переворота пришедшей к власти местной коммунистической партии — она долго у власти не удержится и все это закончится тем, что накроется медным тазом. И что ввод советских войск в Афганистан — это чудовищная ошибка, которая просто продлевает агонию вот этой попытки превратить Афганистан в союзное СССР государство или даже фактически в 16-ю республику Советского Союза.
Мне все было понятно. Я понимал, что афганские партизаны — их дело правое, они отстаивают свою страну, которую считают оккупированной. Они воюют с нами, с русскими оккупантами, с людьми, которые пытаются удержать у власти марионеточный режим. Мне это было совершенно понятно.
Понимаете, но когда мы его товарища, мальчика, который там служил военным переводчиком, как и я… Но только я-то уже был выпускником Института стран Азии и Африки при МГУ, я уже военную кафедру окончил, мне уже было присвоено лейтенантское звание, и по тогдашним законам меня имели право призвать на 2 года в армию и послать служить в Афганистан переводчиком. А был со мной рядом мальчишка, которому было лет 19 всего. У него были трогательные кудряшки, такие вот белокурые, румяные щечки и, как говорится, было ощущение, что молоко на губах не просохло. Он чем-то внешне был похож на молодого Пушкина. Мы даже переглядывались с товарищем: «Смотри, как на молодого Пушкина похож. Только белокурый». И вот этого белокурого мальчика взяли в плен и убили — выкололи ему глаза и отрезали половые органы. Вот эти самые моджахеды.
И после этого, когда я узнал о страшной гибели этого мальчишки, у меня было два выбора. Я мог начать проклинать Коммунистическую партию Советского Союза и высшее советское руководство, которое до этого довело и отправило его на эту войну. Но тех людей, которые с ним это сделали, которые его вот так жестоко убили и над ним измывались, я бы тоже, наверное, растерзал.
К. ЛАРИНА: Слушайте, Женя, но позвольте. Как вы можете сравнивать афганских моджахедов с украинской армией? Где такие случаи?
Е. КИСЕЛЕВ: Вы, простите меня, пожалуйста, не цепляйтесь за детали.
К. ЛАРИНА: Почему? Это важно. За что они мстят?
Е. КИСЕЛЕВ: Когда убивают твоего товарища рядом, рациональное мышление может перестать работать на войне. Возникает только желание тоже взять винтовку, автомат, гранату и идти мстить.
К. ЛАРИНА: Или бежать оттуда.
Е. КИСЕЛЕВ: Низменные инстинкты, но они, к сожалению, работают.
К. ЛАРИНА: Я повторяю: мне очень важно, чтобы мы все-таки транслировали с вами, Женя, что Украина — это не Афганистан. И даже не Чечня, понимаете?
Е. КИСЕЛЕВ: Мы с вами говорим о разных вещах.
К. ЛАРИНА: Да, разные точки.
Е. КИСЕЛЕВ: Я говорю о психологических механизмах, которые заставляют даже, казалось бы, не имеющего высокой патриотической мотивации солдата или офицера армии, ведущей неправедную агрессивную войну, тем не менее, идти и, что называется, сражаться и воевать до последней капли крови.
К. ЛАРИНА: Не хочу я помогать Путину, не хочу.
Е. КИСЕЛЕВ: Я не предлагаю помогать Путину. Я вам предлагаю просто признать то обстоятельство, что путинская пропаганда падает на удобренную десятилетиями отрицательного отбора почву. А массовое наличие людей, пораженных в тяжелой форме синдромом спрямленных извилин — вот это результат этого самого отрицательного отбора, который в последние годы усилился. Усилился в связи со сворачиванием, скажем так, интеллектуального начала вообще в общественной жизни Российской Федерации.
К. ЛАРИНА: Слушайте, но возвращаясь к инстинктам, возвращаясь к мирному населению и к доктрине Дуэ — что ковровые бомбардировки каким-то образом дадут возможность населению вообще прозреть, понять весь ужас этой войны и закричать на свою власть: «Как же вы могли это сделать? Давайте прекратим войну!».
Но смотрите какая штука. Вот вам инстинкты. Люди, которые сегодня подвержены опасности — и мы это видим в России, эти мирные граждане, – там есть, как мне кажется, два варианта инстинкта. Первый вариант инстинкта — это «Какие сволочи украинцы, давайте мы скорее пойдем все воевать, и я тоже возьму свое оружие, достану свой обрез из сарая и пойду тоже мочить украинских фашистов за своего любимого дедушку». А есть другой вариант, другая форма реакции — инстинктивной, как мне кажется, тоже: «Защити нас, власть! Ты чего, вообще? Меня тут бомбят, алло! Владимир Владимирович, вы обещали, что меня не тронут. Я-то здесь причем?» И вот этот инстинкт «Я-то тут причем?» и «Защити меня, власть!» — мне кажется, что он тоже даже для спрямленных извилин вполне себе нормальная реакция. И она может сыграть, она может повернуть.
Е. КИСЕЛЕВ: Возможно, на территории одной отдельно взятой Белгородской области. Ксения, вы понимаете, что при этом наша с вами беда, наверное, заключается в том, что мы с вами давно уже не живем в России. А вот люди, которые в России живут и с которыми мне периодически приходится иногда встречаться, иногда по телефону разговаривать — остались там какие-то родные, друзья, некоторые из них, отчаянно рискуя, не боятся поговорить со мной по телефону, — они мне рассказывают, что там об этом не рассказывают. Там не знают ни о погибших, ни о раненых, ни об искалеченных. Ну вот сейчас, в связи с беспрецедентными ракетными атаками по Белгороду, немножко, наверное, об этом заговорили. Но в основном, опять-таки, разговоры идут в соцсетях, в telegram-каналах этих так называемых патриотически настроенных блогеров, военкоров. А основная масса народа безмолвствует.
К. ЛАРИНА: А если будут кричать жители Белгорода, Курска, Крыма? Будут кричать.
Е. КИСЕЛЕВ: Слушайте, российское общество, на мой взгляд атомизировано. Люди, которые мне рассказывают о реальных настроениях, которые существуют в России, говорят, что все попрятались по норам. Те знакомые, которые у меня есть, на мой вопрос «Вы когда-нибудь говорите о войне?» говорят: «Никогда, ни в коем случае». Даже с близкими друзьями говорить о войне считается неуместно, неприлично, что ли. Заводя такой разговор, ты можешь своего собеседника, своего друга, приятеля, коллегу, родственника тяжело подставить. Фигура умолчание везде. Люди не поддерживают, но и не протестуют. А для жителей Москвы, Питера, даже какого-нибудь, не знаю, относительно близкого к городу Белгороду Курска или Воронежа, куда не долетает… Орла.
К. ЛАРИНА: Но это все пока не долетает.
Е. КИСЕЛЕВ: Это все абстракция.
К. ЛАРИНА: В Курске 100 тысяч жителей остались без электричества сейчас, в мороз 20-градусный, благодаря тому, что прилетело-таки и повредило-таки. Понимаете? 100 тысяч человек сидят сейчас, мерзнут. Я вообще не представляю, как в такой мороз можно…
Е. КИСЕЛЕВ: Понимаете, насколько высок пророк толерантности?
К. ЛАРИНА: Терпения скорее, смирения, послушания.
Е. КИСЕЛЕВ: Да, хорошо, терпения, толерантности — назовите как хотите. Да, сидят. Ну ничего, мы потерпим. А на улицу идти протестовать — нет.
К. ЛАРИНА: Нет, будут ждать, когда поможет губернатор, даст свет.
Е. КИСЕЛЕВ: Я вообще с трудом себе представляю, извините меня, тех, кто думают по-другому, но я с трудом себе представляю, что сейчас может сподвигнуть российских жителей на какие-то протесты.
К. ЛАРИНА: Атомизированное общество, вы правы. Но вот эти маленькие очаги…
Е. КИСЕЛЕВ: Слушайте, политическая судьба России…
К. ЛАРИНА: Никого не волнует.
Е. КИСЕЛЕВ: Решается в столице.
К. ЛАРИНА: Это да. Но постойте, жены мобилизованных же вышли.
Е. КИСЕЛЕВ: В Хабаровске помните сколько раз выходил весь город на демонстрации протеста? И что?
К. ЛАРИНА: Ничего.
Е. КИСЕЛЕВ: А москвичам это было по барабану. Москвичи хабаровчан не поддержали. И москвичам сейчас, особенно которые живут в благополучных центральных районах города, я считаю, абсолютно по барабану, что там кто-то в Курске сидит без электричества, а в какой-то жилой дом в Белгороде прилетело и даже сколько-то человек погибло.
К. ЛАРИНА: И дети погибли, между прочим.
Е. КИСЕЛЕВ: И дети погибли. «Это не наши дети погибли, это там, это другие люди. К нам они отношения не имеют. В мой дом не прилетело».
К. ЛАРИНА: Но жены мобилизованных же вышли. И сначала они кричали «Верните мужа и заберите другого!», а сейчас, я смотрю, у них уже появились, извините, просто такие жесткие политические требования. Значит, да, атомизированное общество, но оно состоит из маленьких-маленьких ячеек, разных сегментов. Как, помните, когда-то шахтеры выходили, касками стучали. Или дальнобойщики выезжали против чего там? Против «Платона» протестовали, системы «Платон». Было же. Понятно, что ничем не кончалось, но все равно это их беспокоит. Хочется, чтобы их беспокоило это, а им как-то очень комфортно, этой тварской власти. Им как-то очень хорошо.
Е. КИСЕЛЕВ: Я хочу среагировать на то, что нам пишут, извините.
К. ЛАРИНА: Да, я заткнулась, все.
Е. КИСЕЛЕВ: Нет, просто давайте вместе посмотрим. Я посмотрю, вы послушаете. У вас же свой чат, насколько я понимаю — у вас свой чат, у меня свой. Вот какая-то Вера пишет: «Про жен мобилизованных «ватники» тоже ничего не знают, как не знают про политзаключенных». Кто-то написал, что… Подождите секундочку, здесь так быстро все крутится, что…
К. ЛАРИНА: Давайте я пока скажу «спасибо» за донаты. Лена Дитрих, приветствую вас, спасибо за донат и за то, что вы подарили спонсорство нескольким нашим зрителям. Спасибо огромное вообще всем, кто нам помогает. Вот Анна Эрмансон, тоже наш постоянный зритель, тоже с донатом пришла. Спасибо вам большое, дорогие друзья! Ну и много хороших слов.
Е. КИСЕЛЕВ: Вот Виктория Лесневская пишет: «Москвичи вышли один раз и смели СССР». Да, но это было в 1991 году.
К. ЛАРИНА: Прямо смели СССР. А то прямо СССР такой стоял, сопротивлялся, можно было подумать.
Е. КИСЕЛЕВ: Ни в коем случае. СССР уже был колосс на глиняных ногах. Толкни — развалится.
К. ЛАРИНА: Нет, слушайте, Женя, я очень боюсь, что потом, после этого эфира опять на нас посыплются обвинения в том, что мы сидим в своей тепленькой Европе и призываем россиян выйти на протесты. Это не так, это совсем не так. Протест, как мне кажется, выражается не только в том, что люди выходят на улицы, но, мне кажется, достаточно на сегодня на сегодняшний день просто в голове эту логическую цепочку восстановить, у себя в голове: отчего это все со мной происходит? Отчего меня убивают, отчего меня взрывают, отчего мне прилетает, отчего я без света в мороз. Отчего у меня мужа забрали или сына забрали. Отчего у меня муж или сын пришли без ноги или без руки.
Вот что главное-то. Это какой-то даже не протест — это какое-то прозрение. Оно должно настать. Вот о чем я говорю, а ни в коем мере ни о каких протестах. Какие тут протесты, к черту? Когда в голове возникает это, ты уже — как вам сказать? — ты уже не можешь быть опорой для этого режима. Понимаете? Может быть, я наивно рассуждаю, но мне кажется, это очень важно — вот это внутреннее понимание, что происходит. И тот человек, на кого ты молишься и который тебя заставляет брать в руки бюллетень и писать «Дорогой Владимир Владимирович, что же мы будем без вас делать?» — когда это прозрение наступает, ты понимаешь, что этот человек преступник и он виновен в твоих бедах, в твоем горе, в твоих страданиях, в твоих потерях. Разве не так?
Е. КИСЕЛЕВ: Послушайте, знаете что я вам хочу сказать? Даже не вам, а тем, кто нас смотрит. Я ни слова, ни полслова не сказал про то, что призываю кого-то протестовать или выходить на улицу. Я не имею никакого морального права никого звать на баррикады. Но когда меня спрашивают, почему люди не выходят на баррикады или когда они выйдут, я отвечаю: «Люди не выходят на баррикады, потому что они боятся. Люди не выходят на баррикады, потому что своя рубашка ближе к телу. Потому что они не верят в конечный успех». Вот это, понимаете, еще очень важно. Успех массового протеста, революции, каких-то майданных выступлений заключается еще и в том и зависит от того, а верят ли люди, которые вышли на площадь, в то, что это к чему-нибудь приведет.
Я вспоминаю украинскую «Оранжевую революцию» 2004 года и Майдан 2013-2014 годов. И в том, и в другом случае людей, вышедших на площадь, объединяла уверенность в том, что их дело правое и они победят. Понимаете, а, к сожалению, когда в 2011 году выходили на проспект Сахарова или на Болотную площадь… Я там был. Я в то время имел возможность иногда приезжать в Москву, и желание еще не пропало окончательно. Вот я видел людей, которые тогда выходили. У них изначально был скепсис и неверие в то, что это к чему-нибудь приведет.
К. ЛАРИНА: Конечно, я тоже это помню. Я сама выходила с таким же чувством.
Е. КИСЕЛЕВ: И то обстоятельство, что тогда… По-моему, это было 24 или 25 декабря, когда была огромная, самая большая по численности демонстрация протеста, этот митинг на проспекте Сахарова, когда, наверное, не меньше 100 тысяч там собралось. Сколько глаз хватало, вот этот проспект — на самом деле такая площадь огромная, — для большинства людей, которые туда пришли, это было абсолютной неожиданностью. Может быть, тогда единственный раз у некоторых забрезжила какая-то надежда в душе. Но революция ушла в отпуск. Креаклам, креативному классу нужно было срочно ехать кататься на лыжах или греть свои телеса где-то там на берегу теплых морей — кому что нравится. Как говорится, кому в Таиланд, кому в Альпы.
К. ЛАРИНА: У меня все равно было ощущение, что может что-то измениться. Я вам клянусь. Я сейчас вспоминаю, слушая вас — и декабрь, и потом январь был, уже после, когда каникулы кончились, что называется. И январский митинг был большой — по-моему, это было как раз на Сахарова тоже. Этим очень заражал, конечно, Алексей Навальный, и Боря Немцов очень важную роль в этом играл. В этом был какой-то кураж. Страха не было. Не было страха, но был кураж, такая веселая злость. Казалось, что они дрогнут. Во всяком случае, что они увидят, что не все так однозначно — тот самый случай, когда можно употребить эту конструкцию. Но все кончилось. Я помню, кстати, последнее, полное ужаса — это Болотная, 6 мая, когда они там устроили такую засаду, по сути, для митингующих. И это был, конечно, конец. Вот это был конец, уже все.
Е. КИСЕЛЕВ: Вот какая-то девушка нам пишет возмущенно: «Приезжайте в Россию и ведите эти разговоры там. Не надо мутить воду. Вы же сбежали! Вас так любили, а вы бла-бла-бла».
К. ЛАРИНА: Не раскачивайте лодку, да-да.
Е. КИСЕЛЕВ: Не раскачивайте лодку. Значит, во-первых, я лично никуда не сбегал. Я из России уехал в 2008 году по доброй воле, получив предложение поработать в Киеве на украинском телевидении. В России у меня тогда не было уже возможности заниматься телевидением. Но меня никто не выгонял, не выживал. Я мог продолжать работать, например, на радиостанции «Эхо Москвы», у меня была такая возможность. Но мне захотелось опять попробовать вот этот замечательный дух телевизионного прямого эфира, большого прямого эфира, и я ради этого уехал. Я никуда не убегал.
Это первое. Второе — я не знаю, как бы сложилась моя жизнь дальше, если бы в России не начали происходить такие отвратительные мне перемены. Вот тогда я не то что сбежал, а я перестал туда ездить, потому что мне там стало находиться противно. Любили, разлюбили — ну что же с вами поделать, насильно мил не будешь. А говорю я то, что я думаю. И надеюсь, что хотя бы части людей, которые меня слушают, интересно мое мнение. Вот и все. Я думаю, что вы, Ксения, тоже можете на это как-то среагировать.
К. ЛАРИНА: Я могу сказать про себя честно, что я сбежала. Но я сбежала гораздо раньше. Я внутренне уже была убежавшей. Вот я с таким ощущением жила в России уже после 2014 года точно, абсолютно в чужой стране. И вот это внутреннее ощущение сбежавшего меня уже не покидало. Я понимала, что рано или поздно это случится, я больше не могу.
Е. КИСЕЛЕВ: У вас особая история, вам угрожали не по-детски.
К. ЛАРИНА: Я вас умоляю, а вам не угрожали, Женя?
Е. КИСЕЛЕВ: Ну, знаете, одно дело, когда тебе угрожают, какие-то эсэмэски пишут.
К. ЛАРИНА: Тоже никто не знает, кто это писал. И сейчас пишут. Боже мой, что, вам, что ли, не пишут всякие угрозы? «Мы тебя найдем, горло перережем тебе». Не пишут вам? Пишут. Они сейчас везде всем пишут. Это все фигня, на самом деле не это главное было. Не страх расправы какой-то, нет. Это было другое. Это было ощущение абсолютно чужой страны, чужого города. Вот я все время его вспоминаю. Каждый раз, когда меня охватывает приступ ностальгии по моим родным местам, по моему родному городу, по моему дому, по моим улицам, по моей переулкам, каждый раз, когда я начинаю по этому поводу тут рефлексировать, я все время мысленно помещаю себя вот в эту среду, которая сегодня. Она чужая совсем, там нет ничего, что я когда-то любила. Ничего. Это вообще ужасно. Вообще это отдельная история. Может быть, когда-нибудь мы проведем с Киселевым такой эфир, посвященный… Как «Полонез» Огинского — как называется? «Прощание с Родиной». Да, полонез.
Е. КИСЕЛЕВ: Вот Елене Шишовой спасибо, которая пишет: «Не приезжайте. Хотя вы за границей, вы можете говорить то, что мы не можем говорить здесь в России. Вы — наши голоса и наша отдушина. Спасибо большое.
К. ЛАРИНА: Пожалуйста, не забывайте ставить лайки, если вы так нас любите и хотите, чтобы мы говорили дальше. Если вы хотите, чтобы мы говорили и дальше, ставьте, пожалуйста, лайки, дорогие друзья, и подписывайтесь на канал Евгения Киселева и на канал Ксении Лариной.
Женя, давай перевернем страничку. Я бы хотела все-таки про 2024 год наступивший с точки зрения Украины и мирового сообщества, поскольку, мне кажется, это очень важная тема сейчас, такой переломный момент. Об этом многие люди размышляют, и профессиональные эксперты. Учитывая контекст, что 64 страны, по-моему, в этом году выбирают новое руководство, в том числе и такие значимые, как Соединенные Штаты Америки прежде всего. Вот мой к вам вопрос как к политическому журналисту: можно ли сказать, что Украина сегодня зависит от исхода этих выборов, или это преувеличение? Кто вообще сегодня может быть гарантом для Украины в оказании помощи и поддержки?
Е. КИСЕЛЕВ: Смотрите, я бы не сгущал краски. Прежде всего, конечно же, мы говорим и думаем о выборах в Соединенных Штатах Америки. Там еще ничего не решено, я так полагаю. Мне об этом приходилось не раз говорить, и я вот упрямо повторяю, что мы не знаем, как дальше будут развиваться события.
Во-первых, сумеет ли Трамп выиграть уже начавшуюся битву с, так сказать, глубинным американским истеблишментом, который, судя по всему, совсем не хочет его возвращения в Белый дом. Чем обернутся вот эти судебные процессы, которые против него должны начаться. Одно дело, когда это такая некая виртуальная история, эти процессы еще не начались, они в будущем, пока в основном идет какая-то дискуссия на страницах американской прессы, где-то там по радио, по телевидению. А другое дело, когда уже пойдут репортажи из зала суда.
Суд, хотя бы один — а их может быть несколько, — над бывшим президентом станет реальностью, которую можно будет практически пощупать весомо, грубо, зримо. Даже если, предположим, не будет прямых телевизионных трансляций… Американские законы на сей предмет сложные. В каких-то случаях есть трансляции из зала суда, в каких-то случаях нет трансляций из зала суда, там только художники сидят и картинки рисуют. Но все-таки когда, повторяю, эти суды станут реальностью, бог его знает, как начнет реагировать американский избиратель.
Особенно независимый избиратель. Есть же в Америке избиратели, которые всегда, неважно за кого, голосуют за кандидата от Республиканской партии. Есть которые всегда голосуют, вне зависимости от личности, за кандидата от Демократической партии. А есть третья категория избирателей, которые сегодня за одного, завтра за другого. И бог его знает, что там дальше будет. У Трампа очень высокий антирейтинг. Любой специалист по электоральным делам, по политике времени предвыборной президентской кампании скажет, что человеку, у которого высокий антирейтинг, очень трудно добиться победы на выборах.
Ну и кроме того, ведь есть еще такое обстоятельство, что Трамп не на облаке живет. У него есть деловые партнеры, у него есть родственники, в конце концов, дети. Ему вот это самое глубинное американское государство или глубинный американский истеблишмент в какой-то момент может сделать предложение, от которого он не сможет отказаться. То есть у него, возможно, будет в какой-то момент выбор: продолжать бороться за Белый дом или сохранить свободу и безопасность, в том числе не только для себя, но и для своих самых близких. И как он себя поведет, мы тоже в этой истории не знаем.
И потом, вы знаете, в конце концов, мы очень боимся многие того, что если президентом станет Трамп, то он тут же начнет целовать Путина в десны, а оказывать помощь Украине перестанет. Но при этом мы, как мне кажется, очень часто так думаем, потому что Трамп нам несимпатичен как человек. Трамп, несимпатичный как человек, как политик, вполне вероятно, сможет принимать иные решения, чем мы от него ждем. В конце концов, когда он был президентом, ну да, что-то он говорил очень приятное в адрес Путина. Но политика Соединенных Штатов по отношению к Российской Федерации продолжала ужесточаться при Трампе.
Вот что касается американских выборов, давайте подождем кричать «Караул!». В остальном — ну послушайте, я думаю, что все будет хорошо.
К. ЛАРИНА: Ну вот давайте конкретно вас спрошу, потому что мы тоже про это часто говорим — про вот эту возможность создания открытой антипутинской коалиции. Как говорит Явлинский, без всяких предварительных условий. Вот тот самый случай. Потому что все равно на сегодняшний день мы видим, как по ленинскому принципу, шаг вперед, два шага назад — вот так действуют. Боятся разозлить. Это, конечно, не умиротворение агрессора, это как-то, может быть, по-другому называется, но то, что явно боятся спровоцировать и разозлить по-прежнему. Как я это вижу (скажите, если я неправа), что этот подспудный страх непредсказуемого Путина, который может-таки нажать эту ядерную кнопку и, главное, втянуть мир в Третью мировую в буквальном смысле, а не в метафорическом — вот он по-прежнему довлеет все-таки, как мне кажется, над Западом.
Ваш прогноз, что может изменить отношение к этому диктатору? Когда ты меняешь отношение, когда ты понимаешь, что здесь ждать нечего, не может быть никаких ни переговоров, ни разговоров, ни уступок, а здесь есть только реальная угроза большой войны, может ли это изменить и саму стратегию помощи Украине? Я не знаю, что может быть еще, Женя. Скажите, кроме денег, кроме вооружений, какая еще возможна реальная помощь, которая может изменить ход этой войны, изменить этот миф о великой и непобедимой российской армии?
Е. КИСЕЛЕВ: Ну послушайте, во-первых, у меня такое ощущение, что вообще-то прозрение уже произошло, если мы говорим о Европе, об Америке и о многих других странах, которые находятся на других континентах. Знаете ли, один президент Бразилии, который все время настаивает на том, чтобы на следующую встречу «двадцатки» приехал Путин, погоды не делает.
К. ЛАРИНА: Но Орбан есть еще, который тоже много чего блокирует.
Е. КИСЕЛЕВ: Послушайте, блокирует-то он блокирует, но до поры до времени блокируют. Вот один раз ему вернули немножко денег, которые у него были заблокированы, и он разблокировал. Пошел кофе попить, а в этот момент все и разблокировали. В следующий раз еще немножко денег ему подбросят из тех заблокированных — он опять кофе пойдет попить. Он же не самоубийца. Он же понимает, что сейчас Россия ему не поможет, как могла помочь раньше. Он же понимает, что он все-таки часть Европы, часть Евросоюза, что Венгрия член НАТО, и тут, и там, и везде они несут определенные обязательства. До поры до времени он может хорохориться, но в какой-то момент он хорохорится перестанет.
И это же касается многих других европейских политиков, которые где-то как-то могут вести себя таким образом, что можно подумать, у них есть какие-то там тайные планы. Макрон, который в очередной раз тайком от жены, под покровом ночи на цыпочках встает из тепла супружеской постели и идет анфиладой комнат в Елисейском дворце позвонить Володе Путину. И вдруг, значит, хвать — подкравшись сзади, его жена, притворявшаяся спящей, говорит ему: «Эммануэль, ты опять хочешь ему звонить? Ну что у тебя за страстишка такая?». Примерно так французские карикатуристы… Я описываю карикатуру или, скажем, серию карикатур, которую я как-то подсмотрел в какой-то французской газете, где была показана ночная жизнь Елисейского дворца.
Но если шутки в сторону, смотрите: все-таки Путин, в общем, нерукопожатный. Никто с ним особенно из европейских и американских лидеров встречаться не хочет. Билл Бернс, бывший зам госсекретаря — первый даже, по-моему, зам госсекретаря и бывший посол в Москве, а ныне директор ЦРУ, — периодически куда-то едет и с кем-то там встречается. С Нарышкиным, по-моему, они виделись. Вот на таком уровне где-то ведутся переговоры через посредников. В основном, видимо, идет какой-то зондаж, не более того. И я вам скажу, может быть, неполиткорректную вещь, но мне кажется, Путин допустил тяжелую ошибку…
К. ЛАРИНА: Наконец-то.
Е. КИСЕЛЕВ: …с вот этими последними массированными ракетными ударами по Украине. Потому что вот сейчас в очередной раз жертвы, разрушения, гибель мирных людей попали, что называется, на первые полосы западных газет и журналов. Мир ужаснулся в очередной раз.
Вот я обещал вам рассказать про важный разговор, который у меня был с одним из военных экспертов, с Агилем Рустамзаде — азербайджанский военный эксперт, который часто выступает по поводу ситуации в Украине и вокруг нее и очень трезво подчас, жестко и трезво оценивает какие-то аспекты этой ситуации, в частности, призывая украинцев решительнее перевести жизнь страны полностью на военные рельсы. Это такой, может быть, очень жесткий призыв, но, вполне вероятно, справедливый.
Вот я его спросил. Мы как раз разговаривали в тот самый день, 29 декабря, когда произошел вот этот жуткий обстрел — 158 ракет и дронов. Жертвы, разрушения, все большие города оказались под прицелом: Киев, Харьков, Днепр, Одесса, Запорожье, Львов.
И я спросил его… Собственно, я даже в каком-то смысле адресовал наш разговор к предыдущему раунду, месяц назад. За месяц до того Рустамзаде рассказывал мне, что недостаток американских поставок современных систем оружия и боевой техники в Украину прежде всего объясняется политической неготовностью руководства Соединенных Штатов позволить ВСУ — это версия, разумеется, моего собеседника, но, тем не менее, это версия, которую разделяют многие, — добиться какого-нибудь переломного сценария в войне. Чтобы ВСУ, не дай бог, не нанесли болезненное поражение путинским войскам, которое вызовет политический кризис в России, падение путинского режима и так вплоть до каких-то там уже катастрофических сценариев и страшилок про то, что Россия начнет разваливаться, и ядерное оружие — вот это главное, — чтобы ядерное оружие не попало не в те руки. Внутриполитическая стабильность в России слишком важна для американского руководства, чтобы ею рисковать.
И я в порядке полемики, в продолжение этой полемики сказал: «О’кей, уважаемый Агиль, согласились с этим. Не будем сейчас спорить заочно с американцами, действительно ли существует угроза таких вот катастрофических сценариев. Но вот сейчас для того, чтобы надежно прикрыть Украину от подобного рода ракетных атак, сколько нужно чего?». И он мне начал достаточно профессионально, скрупулезно перечислять: систем Patriot столько-то, ракет такого типа столько-то, ракетных установок такого типа столько-то… И так дальше до переносных зенитно-ракетных комплексов типа Stinger, которые с плеча запускаются — их там столько-то нужно.
И я его спросил: «Слушайте, это имеется в наличии? Запад в состоянии все перечисленное вами железо в какие-то разумные сроки привезти в Украину и прикрыть украинское небо, но так, чтобы не повторялись подобные атаки и такие ужасные разрушения и жертвы?». Он сказал: «Да, это все имеется в наличии. Поставить можно».
Я говорю: «Но тогда это вопрос гуманитарный». Понимаете, ведь одно дело опасаться поставить в Украину какие-то системы оружия, которые позволят, я не знаю, прорвать вот этот южный фронт, выйти к Бердянску, к Мелитополю, перерезать сухопутный коридор или, не знаю, все к чертовой матери в Крыму разбомбить — и Севастополь, и Феодосию, и все порты, потопить все корабли, которые там еще остаются, не успели уйти и передислоцироваться в Новороссийск или куда-то еще. Это одна история. А тут другая история — просто прикрыть небо над головами мирных граждан, жителей больших украинских городов от новых ракетных атак.
К. ЛАРИНА: Это возможно?
Е. КИСЕЛЕВ: Это возможно, и сейчас, как мне кажется, люди начинают над этим наконец задумываться в западных столицах. В конце концов, есть два дальнейших сценария развития войны и поддержки Украины в этой войне. На секундочку забыли о недостатке наступательных видов оружия и боевой техники на вооружении у ВСУ. Давайте подумаем над тем, что необходимо Украине для того, чтобы сдержать такие ракетные атаки, сохранить свои в безопасности — в относительной безопасности, 100% гарантии дать никто не может, — и выстоять в этой войне на истощение, которую Путин сейчас пытается навязать Украине.
Я думаю, что тут у Запада есть большие ресурсы, которыми он в итоге воспользуется. То есть в итоге мне кажется, что после всего, что произошло в эти несколько дней, в Украину будут в достаточном количестве поставлены и системы Patriot, и другие системы борьбы с воздушными целями противника, и очень многое из того, чего сейчас не хватает. И это, я думаю, изменит ситуацию, в том числе и на фронте.
К. ЛАРИНА: Ну вот вы вспоминали Афганистан. Такое понятие, как инструктаж, помощь высокопрофессиональных военных — я имею в виду, из натовцев, — она на сегодняшний день существует, кроме как обучение работе на других видах вооружений? На другого уровня вооружениях, на самолетах — то, что обещают обучать летчиков. Существуют ли, не знаю, именно такие инструкторы, которые, что называется, в зоне боевых действий? Они как бы не принимают участия в войне…
Е. КИСЕЛЕВ: Вы знаете, я скажу вам страшную вещь: сейчас украинцы кого хочешь могут обучить способам и методам ведения боевых действий в условиях современной войны. Послушайте, ни у кого такого боевого опыта нет. И кстати, если говорить об украинских зенитчиках, о тех, кто управляет системами противоракетного и противовоздушного вооружения, они, во-первых, демонстрируют фантастические результаты — временами до 100% ракет того или иного класса сбивают. Последний раз, когда стреляли «Кинжалами», сбили все 10 «Кинжалов».
У меня есть один хороший знакомый, который в молодости служил в зенитно-ракетных войсках, который немножко понимает, как профессия зенитчика устроена. Он говорил: «Послушайте, сейчас ни у кого в мире нет такого боевого опыта, как у украинских зенитчиков». И это касается людей очень многих профессий.
Да, понятно, что, условно говоря, надо обучить украинских военных пользованию тем или иным видом оружия или боевой техники. Но это неизбежно. Это точно так же, как иногда вы покупаете какую-то бытовую технику или бытовую электронику, и не почитав инструкцию, не сможете ей пользоваться. Но ведь вы же знаете, что очень часто бывает и так.
К. ЛАРИНА: Кстати, в российской армии так было. Между прочим, на первые месяцы войны были такие сюжеты зафиксированы, когда сами мобилизованные рассказывали, что им привозили какую-нибудь установку и давали им бумажки, инструкции. Вот по инструкции — «Вкл.», «Выкл.», — так и изучали, как ей пользоваться. Это так.
Е. КИСЕЛЕВ: Понимаете, очень многие виды оружия и боевой техники, как говорят люди, которые бывали на фронте, устроены, условно говоря, как разные модели автомобилей. Люди, которые много путешествуют и время от времени берут машину напрокат, понимают, что да, у автомобиля органы управления на приборной доске могут быть расположены по-разному. У кого-то там свет здесь переключается, у кого-то на руле, есть какие-то другие нюансы, но, в принципе, все автомобили устроены примерно одинаково. Точно так же и очень многие виды вооружений устроены, в общем, примерно одинаково.
Очень часто считается, что нужно проходить многомесячный курс обучения, а в реальной жизни это обучение можно пройти за несколько дней непосредственно в процессе пользования этими системами. На это тоже нужно делать скидку. Но это, конечно, не касается очень сложных систем вооружения, таких, как, не знаю, противоракетный комплекс Patriot или самолет F-16. Это совершенно отдельная история.
К. ЛАРИНА: Женя, я еще одну тему хотела затронуть, тоже такую очень тревожную. Это то, что происходит с мобилизацией в Украине. Все больше и больше сюжетов и новостей на эту тему, не очень приятных. Были сюжеты, когда просто практически облаву устраивали. Там женщина спасала своего парня, которого вот эти представители украинских военкоматов пытались забрать прямо с улицы.
На самом деле что здесь правда, что неправда? Потому что, естественно, активно насилуют эту тему пропагандистские каналы, это все им большой подарок — любой сюжет на эту тему. Что на самом деле происходит? Действительно ли есть там проблема на сегодняшний день с численностью армии, что уже есть серьезная недостача, что называется, серьезный недостаток в количественной структуре армии?
Е. КИСЕЛЕВ: Послушайте, как в каком-то своем публичном выступлении сказал главком ВСУ Залужный, есть вещи, о которых я не имею право говорить. То есть даже Залужный о каких-то вещах говорить не может, потому что это военная тайна. Я вообще не имею допуска ни к каким украинским военным тайнам и я поостерегся бы рассуждать на тему о том, есть ли дефицит личного состава, нет ли дефицита личного состава.
Я могу только сказать одно. Не хочу углубляться в эту действительно болезненную тему, поскольку эта тема густо замешана на внутриполитической борьбе, которая потихонечку начинает в Украине опять разгораться. Это в некотором смысле нормальный процесс, потому что, опять-таки, есть определенные законы развития общества, страны, жизни граждан.
Я имею в виду, вот прошел какой-то период, когда страна столкнулась с внешней агрессией и все ее жители, все ее граждане, все ее население отбросило какие-то прежние разногласия, остановило взаимную критику, борьбу за власть, разборки и, как говорится, объединилось вокруг действующего президента и его правительства. Этот период неизбежно заканчивается в истории любой страны, когда, нравится нам или нет, но война становится некой рутиной, содержанием самого существования страны и общества. И в этой ситуации неизбежно начинают возобновляться те или иные общественные процессы.
Я знаю, что, по мнению многих людей, гораздо лучше осведомленных о том, что происходит во внутриполитической жизни Украины, которая в значительной степени идет, скажем так, не вполне публично, потому что многие процессы поставлены на стоп, на паузу, скажем так, но они говорят, что многое из того, что связано с призывом, с новым законопроектом о призыве — точнее, о мобилизации, — это все очень густо замешано на вопросах чисто политических. Перебрасывают эту тему мобилизации и закона о ней из рук в руки как горячую картошку.
При этом я слышал от людей, которые помогают армии, которые служили в армии, которые были на фронте, которые продолжают воевать, что на самом деле все не так просто. Все гораздо сложнее, если угодно. Я не хочу использовать «все не так однозначно», этот мем. Все сложно, все не так просто. Когда, например, Залужный заявил, что не моя задача решать, сколько нужно призвать людей, моя задача воевать, а обеспечивать призыв не моя задача — это только один пример того, как вот эти страсти выплескиваются наружу.
Знаете, еще очень многое зависит от того, что многие реформы в Украине, в том числе и военная реформа, к сожалению, не доведены до конца. Мои украинские друзья, знакомые, собеседники иногда говорят о том, что знаете, есть разные командиры и военачальники в Украине. Есть те, которые солдат берегут, а есть те, которые не берегут. Если бы везде были командиры, которые берегут солдат… Называют, знаете, даже конкретные номера подразделений, бригад: если все будет как в бригаде номер такой-то, то, глядишь, значительно больше людей без страха пойдут добровольцами служить и воевать на фронте. Потому что там многое делается для того, чтобы минимизировать потери. А где-то это не делается. От этого тоже, как я понимаю, очень многое зависит.
Знаете, подождем, поживем, увидим. Понимаете, ведь еще, в конце концов, есть такая вещь, как, если пользоваться знаменитым выражением Достоевского, административный восторг. Очень часто мы наблюдаем проявление какого-то административного восторга. То есть люди пытаются начать что-то делать и демонстрировать большие и лучшие показатели призыва в ряды ВСУ, чем на самом деле требуется. Я этого тоже не исключаю. Я очень осторожно высказываюсь на эту тему, повторяю, чтобы не попасть впросак в том числе.
К. ЛАРИНА: Час 40. Пора и честь знать, дорогой товарищ.
Е. КИСЕЛЕВ: Да, вы правы, дорогая Ксения Ларина.
К. ЛАРИНА: Я хотела на «ты» перейти сегодня, в первый день нашего эфира, публично сказать: «Хватит уже в самом деле, Женя».
Е. КИСЕЛЕВ: На «ты»? Вот приеду в гости, выпьем на брудершафт и перейдем на «ты».
К. ЛАРИНА: То есть пока нельзя.
Е. КИСЕЛЕВ: Без рюмки водки?
К. ЛАРИНА: Боится, боится…
Е. КИСЕЛЕВ: Нет, не боюсь. Всему свое время. Господа, спасибо вам за то, что вы нас смотрели. Если еще не поставили лайк, пожалуйста, поставьте.
К. ЛАРИНА: Давайте, короче. Если я потихоньку буду переходить на «ты», ты уж на меня не обижайся, Евгений Алексеевич.
Е. КИСЕЛЕВ: Хорошо, договорились.
К. ЛАРИНА: Мы остаемся в записи, ребята. Пожалуйста, не забывайте лайки доставить обязательно, нам нужно. Не забывайте доставить и обязательно комментарии пишите, друзья. Мы всегда все читаем. И, конечно, подписывайтесь и на Евгения Киселева, и на меня.
Давайте мы традиционно можем сделать анонс в конце нашего эфира, потому что я еще одну тему хотела взять, но я ее проговорю, собственно, с автором этой концепции по поводу гибридной войны возможной. Ко мне наконец-то тоже придет Валерий Соловей в субботу — не все же Киселеву с ним разговаривать. Так что приходите, друзья. Профессор Соловей будет у нас на канале в субботу в 19 часов по московскому времени. Приходите, пожалуйста. Сейчас Женя объявит.
Е. КИСЕЛЕВ: А я хочу сказать, что, во-первых, знаете ли, это такой в некотором смысле ретроспективный анонс. Потому что когда мы в прошлый раз встречались, я даже не предполагал, что это у меня на канале может появиться, но я с удивлением обнаружил, что, оказывается, есть команда телевизионщиков — такие, знаете ли, влюбленные в свое дело журналисты телевидения.
К. ЛАРИНА: «Куклы»?
Е. КИСЕЛЕВ: Да, которые начали делать программу «Новые куклы». Я в свое время считал, что это невозможно, и говорил об этом публично. Готов покаяться, я был неправ. Оказывается, можно это сделать. Больше того, я совершенно не знал о том, что, оказывается, в свое время производители программы «Куклы»… А там лицензия принадлежала такому французскому продюсеру российского происхождения Базилю (Василию, как мы его звали) Григорьеву. Вот, судя по всему, его компания, а возможно, и компания, которая с ним сотрудничала, Dixi, которая была главным производителем программы «Куклы» тогда, в те стародавние уже времена, во второй половине 90-х и начале нулевых годов, на старом НТВ — они продали технологию этого производства на эстонское телевидение. Оказывается, на эстонском телевидении много лет выходила своя программа, такая тоже пародийная, с гуттаперчевыми двойниками известных эстонских политиков, и была чрезвычайно популярной.
И вот люди, которые владели этой технологией, с эстонского телевидения, объединившись с этими волонтерами российского происхождения — я их фамилий не называю, потому что многие из них по-прежнему в России и они очень просят их не расшифровывать, но в итоге они начали делать программу «Новые куклы». Я показал два выпуска — можете посмотреть их у меня на канале. Там есть новогоднее поздравление Путина и прилагающийся к нему «Голубой огонек». И вот еще одна история как раз по мотивам творчества профессора Соловья и «Генерала СВР», с ним аффилированного…
К. ЛАРИНА: Про холодильник?
Е. КИСЕЛЕВ: Да, «Однажды в холодильнике». Меня она очень насмешила. Очень смешная программа, посмотрите. Я думаю, что мы с этими ребятами — я наладил с ними пока что связь, — будем и дальше сотрудничать. У них есть свой пока нераскрученный Youtube-канал, где они все это выкладывают. Но при этом они готовы и с вашим покорным слугой делиться.
Ну и, в общем, смотрите, что называется, у меня там много всего будет еще в ближайшее время. Знаете, сейчас немножко сложно, потому что все-таки постпраздничное время, многие в отпусках, в поездках. Договариваться с новыми гостями приходится иногда в последний момент. Иногда бывает просто трудно договориться заранее. Но не пропускайте того, что появляется на моем канале. Будет много интересного.
К. ЛАРИНА: И на моем тоже немало. Приходите, дорогие друзья. Спасибо, Женя, спасибо, дорогие друзья! На этом мы прощаемся. Ну и думаю, что можно еще раз поздравить всех с наступившим Новым годом. И чтобы ожидание нас не обмануло.
Е. КИСЕЛЕВ: А еще у нас впереди и Рождество православное, по старому стилю. А у нас еще там и Новый год по старому стилю, Старый Новый год. В общем, как водится: начинаем на Святого Николая, как говорят украинцы, а заканчиваем на Водосвятие, на Крещение.
К. ЛАРИНА: «Соловей в субботу?», спрашивают меня. Да-да, еще раз скажу: Валерий Соловей — вот сегодня мы с ним буквально перед нашим эфиром списывались, — с радостью придет к нашей аудитории в субботу. Приходите, дорогие друзья. Все?
Е. КИСЕЛЕВ: Все. До свидания!
К. ЛАРИНА: Пока!