«Хочу сказать. Ларина» с Сергеем Гайдаем
До войны нас подсадили на ожидание волшебной кнопки, которая называлась «Вступим в Евросоюз». Я четко понимал всю ущербность и всю деструктивность подобного подхода. Теперь эта волшебная кнопка все время рождается — «Давайте вступим в НАТО и все будет сразу решено»…
Подписаться на канал Ксении Лариной
Поддержать канал Ксении Лариной
Сегодня в гостях – украинский военный эксперт Сергей Гайдай. Поговорим о саммите НАТО, об отношении Украины и Зеленского к позиции альянса. Что мешает НАТО предоставить самые нужные вооружения Украине? Европа все еще боится Путина?
К. ЛАРИНА: Добрый вечер, дорогие друзья, дорогие подписчики, дорогие зрители нашего канала! Это канал Ксении Лариной. Ксения Ларина — это я. Все нормально, мы в эфире. Мы сегодня выходим на час позже обычного традиционного времени. По разным причинам, в том числе и по причинам того, что сегодня очень важный день: сегодня саммит в Вильнюсе, саммит НАТО, который во многом сегодня диктует повестку наших разговоров, и мне кажется, что мы обязаны с этого начать. Очень много не только политических оценок сегодняшнего события, но и очень эмоциональных оценок этого события. Я думаю, что мы про это поговорим, дорогие друзья. И сегодня я представляю вам нашего гостя — что называется, впервые в нашем эфире. Я очень рада. Сергей Гайдай, политтехнолог, аналитик украинский. Очень хотела позвать Сергея, смотрю его в разных эфирах. И огромное вам спасибо за то, что согласились ко мне прийти. Привет, Сергей!
С. ГАЙДАЙ: Ксения, добрый вечер! Тоже рад быть у вас в гостях.
К. ЛАРИНА: Ну что ж, давайте про Вильнюс. Ваши ощущения сегодня, по горячим следам, что называется. Я так понимаю, что осмысление и аналитика будет еще догонять и завтра, и послезавтра. Но про сегодняшний день. Ваши ощущения.
С. ГАЙДАЙ: Давайте я начну с того, что на вопрос, который мне задал позавчера, наверное, в понедельник Евгений Киселев, наш общий друг: чего ожидать, я очень жестко ответил. Я советую всем, кто причастен к каким-то ожиданиям, не ожидать ничего абсолютно. Потому что это очень плохая украинская традиция — искать волшебные кнопки бесконечно.
До войны нас подсадили на ожидание волшебной кнопки, которая называлась «Вступим в Евросоюз». Очень много этому уделялось внимания. Меня это очень раздражало. Я очень противился, потому что это иллюзия, что вообще существуют волшебные кнопки. Я четко понимал всю ущербность и всю деструктивность подобного подхода. Теперь эта волшебная кнопка все время рождается — «Давайте вступим в НАТО и все будет сразу решено».
И знаете, еще один из элементов — понятно, психологический, когда первые месяцы мы получали сверху российские ракеты, Киев бомбили, бомбили все остальные города — закрыть небо. «Давайте попросим мировое сообщество закрыть небо». Особенно меня это раздражало потому, что я служил когда-то в советских войсках ПВО и хорошо понимал, насколько это иллюзорно. Нет физически в мире кнопки, которая называется «закрыть небо». Как будто где-то в Вашингтоне или Брюсселе есть такая кнопка. Надо только очень попросить дядечек и они раз — и небо будет закрыто. Закрыть небо означает провести огромное количество технических работ по оснащению страны ПВО.
Я понимал, с чем связаны трудности. Они связаны с двумя. Первое. У нас оставались все еще советские комплексы С-300 в основном, кто знает, более-менее эффективно работающие. Боезапас к ним кончался, а новых комплексов на тот момент не существовало. Вот я вам скажу: небо на самом деле уже закрыли над Киевом. Здесь комплексы ПВО Patriot закрывают его почти на 100%. Киев регулярно бомбят — по-моему, как раз в понедельник тоже в честь открытия НАТО в очередной раз на Киев, — но киевская ПВО более-менее справляется. К сожалению, в других городах не на 100% справляется и в другие города еще прилетает. Поэтому закрыть небо — нет.
Вот смотрите, не было такой волшебной кнопки нас принять в Евросоюз. Это такое, знаете, тотальное непонимание причинно-следственной связи. У нас есть такой пример страны в Евросоюзе, которая сравнима с нами. Это Польша. Поляки стартовали в 1991 году со своей независимостью с ресурсами вдвое меньше украинских. Природными ресурсами, индустриализацией населения. Но чтобы их приняли в Евросоюз, они проделали колоссальную работу. Сами проделали колоссальную работу.
Если помните, у них была невероятная по своей стрессовости шоковая терапия экономическая. Более того, я помню еще тот момент, когда украинцы зарабатывали тем, что в Польшу возили наши товары, потому что у них там они отсутствовали или были безумно дорогие. У нас тоже была гиперинфляция, но у них она была в разы больше. Но в итоге они проделали колоссальную реформаторскую работу.
Во-первых, они прошли люстрацию. Они избавились от прежних советских социалистических чиновников. Они много чего проделали и со своей экономикой, и со своим социально-политическим устройством, и в итоге были приняты в Евросоюз. Сегодня Польша, наверное, самая быстрорастущая экономика Европы. Украинцы этим не занимались.
К. ЛАРИНА: Люстрации не было в Украине?
С. ГАЙДАЙ: У нас до сих пор постсоветский класс там еще, сидит на Банковой. Более того, у нас еще сложилась очень интересная ситуация. Если вы хотите понять современную Украину, прежде всего надо это понимать. Что надо понимать? У нас росли и развивались две цивилизации, параллельно друг другу, конфликтуя между собой, где-то будучи сращенными, а где-то непримиримо ведущие войну между собой. Одна постсоветская — чиновничий правящий класс, который до сих пор живет по тем технологиям и в этой же архитектуре власти. У нас отраслевой кабмин с огромным количеством чиновников, которые привыкли относиться к населению как к расходному материалу, как к тем, над кем они являются хозяевами и начальниками.
Но надо отдать должное, что спасло Украину и что ее страшно сильно выделило среди постсоветских стран: у нас росло, развивалось и крепло гражданское общество. Периодически, когда конфликты между двумя цивилизациями заходили в непримиримый конфликт, были майданы. Гражданское общество выходило на восстания. И хотя в нашей конституции отсутствует такой пункт, который есть в конституции Соединенных Штатов Америки — право на восстание… Которое они ни разу не реализовали, потому что сама вооруженная нация, имеющая такое право… А там оно написано вообще как обязанность. Знаете, что у них есть статья в Конституции, которая обязывает их с оружием в руках свернуть любую преступную власть, которая узурпирует власть в их стране, в Соединенных Штатах Америки, и будет действовать против народа. Они обязаны это сделать.
У украинцев такого права нет, но мы его реализовали по факту. Мы регулярно, когда чувствовали, что власть действует против нас, восставали против нее. К сожалению, мы не имеем права на вооруженное восстание, но поверьте, если бы мы такое право имели, то восстания бы не было. Власть бы понимала, что с вооруженным народом ничего не сделаешь. Но по факту сегодня наше гражданское общество вооружено до зубов. Понимаете, почему.
К. ЛАРИНА: А насколько оно, что называется, монолитно? Насколько оно едино? Потому что, конечно же, я не могу не спросить про ту часть общества, которая, по сути, является пророссийской в Украине. Эти люди есть и их немало. Мы видим это и по фактам коллаборационизма, достаточно, так скажем, вполне себе массовым.
С. ГАЙДАЙ: Давайте я вам скажу. Смотрите, безусловно, любая структура общества не обладает тем, что оно должно быть монолитно. У нас есть простые обыватели, которые ни о чем не задумываются. Они просто хотят жить нормально себе. Но при этом у нас все-таки есть гражданское общество. Знаете, на украинском это так звучит — многие мои друзья полушутливо называют это «полiтично стурбованни громадяни». Это означает «политически озабоченные».
Их у нас много. Я не могу вам говорить в цифрах. Наверное, это было бы прекрасным предметом какого-нибудь социологического исследования. Я, к сожалению, хотя и сижу на этих исследованиях по профессии, но ни разу такого не видел. Но я вам могу сказать, что если до 2022 года, например, такая совокупная позиция нашего общества, идти ли нам в НАТО, выражалась процентах в 40, это значит, что 60% не хотели туда, а значит, в том числе где-то там среди них были пророссийские(с Евросоюзом было проще: наоборот, 60% хотело), то последние исследования — наверное, недельной давности, которые я смотрел, — 78% хотят в НАТО. Поэтому у нас сейчас даже с простым населением этот вопрос более-менее решен.
А коллаборация связана с двумя факторами. Первый фактор действительно идеологический. И надо отдать должное, Путин его убил. Просто физически этих людей уничтожил. Он же уничтожил территорию их существования. Вы должны понять, что они жили в Бахмуте, они жили в Мариуполе. А он поубивал этих жителей физически. Эти жители либо вынуждены были определиться: они проевропейские и поэтому они эмигрировали, стали беженцами в сторону Европы, либо они пророссийские и сейчас они влачат свое существование в матушке-России и, говорят, чувствуют себя не очень хорошо. А остальные просто физически уничтожаются. Поэтому Путин сильно промыл мозги.
Более того, уже в 2014 году это произошло с этими территориями. Я объясню. На самом деле голосование за Януковича, которое тогда определяло, сколько их, и говорило, что почти половина жителей голосовала за Януковича — это во многом в том числе потому, что именно в Луганске и Донецке «Партия регионов» могла тотально фальсифицировать выборы, в отличие от всей остальной Украины. А когда случился 2014 год и жителям пришлось выбирать, они с Украиной или ждут освободителей на родной территории — внимание, с этих двух областей 1,5 миллиона людей переселилось в материковую Украину. Это означало, что на самом деле там не было такого процента пророссийски настроенных людей. Об этом больше говорили пророссийские партии и рисовали этот результат на самом деле. Поэтому сегодня вообще этой проблемы нет.
Но давайте вернемся к НАТО. Нет такой волшебной кнопки — «вступление в НАТО». Мы не вступили в НАТО, когда могли бы вступить, когда не было войны. Просто не созрели.
К. ЛАРИНА: Простите, но тут важно уточнить для наших зрителей, что 10 лет назад вполне было возможно в НАТО вступить. Ничто этому не препятствовало. Не было никакой войны, никаких военных действий.
С. ГАЙДАЙ: Просто надо было проделать колоссальную работу. Во-первых, до 2014 года наша армия просто медленно исчезала. Распродавалось имущество. Не было ни единой информационной пропаганды, что вообще армия нужна. Наоборот, говорили: «Она нам не нужна». Армию воспринимали как для сельских хлопцев поработать на генеральских дачах, потратить один год своей жизни. Любой украинский юноша мог спокойно отмазаться от армии, потратив долларов 200. Если уж совсем пришли с повесткой, знаете, какой-нибудь упоротый военком. А вообще они не ходили. Ты мог игнорировать повестки хоть полжизни. Армии не было. Только в 2014 году возникло понимание, что, оказывается, она нам нужна, потому что есть, условно говоря, агрессия.
А в НАТО мы могли вступить на другом этапе — если представить себе, что Кучма с Кравчуком имели бы такую мудрость и предположение, что нам оно нужно. А они сами не определялись еще на тот момент. Один был бесконечно советским — уже покойный Кравчук, и еще здравствующий, но где-то, очевидно, за границей находящийся Кучма. Он честно писал книжку «Украина не Россия». Эта книжка о тяжелейшем выдавливании из-за себя «красного директора» и осознании себя, что он все-таки этнический украинец. Хотя и из Полесья, которое на границе с Белоруссией и Россией находится. Книжка, кстати — все знают ее название, а читали единицы. Среди них был и я. Понятно, что книжку писал не он, а коллектив авторов, но все-таки там есть много, где он диктовал про себя. Книжка очень полезная в плане понимания того, как это у него происходило.
Так вот тогда могли. Знаете как? Обменявшись. Ядерное оружие надо было отдать не на какой-то Будапештский договор, который ничего не гарантировал — просто бумага, на которой написано что-то. А вот надо было сказать: «Отдаем ядерное оружие за счет вступления в НАТО». И тогда это было бы возможно. Но тогда об этом никто не думал.
Я вам другой пример приведу. Казалось бы, Ющенко уже мог об этом думать. Более того, мне инсайдерски рассказывали люди, которые с ним общались близко, о таком эпизоде. Это где-то год 2005. Ющенко первый год президент. Он мой сосед. Он живет в киевском пригороде — Конча-Заспа называется, Обуховский район. После вашего эфира я вынужден буду туда ехать. Так вот едучи как-то с работы с компанией близких друзей по столичному шоссе (это наша набережная Днепра), он попросил машину остановиться и выйти всем, кто был с ним. Они вышли. Это склон, где у нас стоит Родина-мать. У нас есть Родина-мать.
К. ЛАРИНА: Такая же страшная?
С. ГАЙДАЙ: Многие говорят, что все-таки получше. У нее, по крайней мере, значительно более доброе лицо, без крика. Но она действительно стоит с мечом и со щитом. И она стоит на киевских холмах. И он показал на нее и говорит: «Что вы видите?». Они говорят: «Мы видим Родину-мать». — «Я не об этом. Куда она смотрит?». Казалось бы, Родина-мать, которая олицетворяла нашу победу в Великой Отечественной войне, должна смотреть куда? В сторону Германии, на западную границу. А она смотрит у нас ровно на Москву. И он говорит: «Что это за знак? Будет большая война, и мы знаем, откуда она придет. И Родина-мать вас об этом предупреждает».
Вот такую байку рассказали. И я подумал: ну если Ющенко в 2005 году это понимал, почему хотя бы в тот момент не надо было начать строительство армии? Профессиональной, контрактной. Знаете, поступить, как в свое время поступили немцы, когда им Версальский договор запретил иметь армию. По Версальскому договору им разрешили иметь всего 100 тысяч людей в армии. Так вот эти 100 тысяч людей были высокооплачиваемые унтер-офицеры, которые действительно были профессионалы. И когда Гитлер решил снова строить вермахт для мировых завоеваний, эти 100 тысяч людей оказались лучшими учителями призывников. Очень быстро каждый из них мог нарастить себя до взвода, отделения, роты и стать первыми командирами. Они армии немецкую расширили и создали очень быстро. Это я сейчас говорю не про фашизм, я говорю про технологии.
К. ЛАРИНА: То есть, простите, вы считаете, что готовиться к большой войне с Россией нужно было как раз с начала 2000-х годов. Понимать это.
С. ГАЙДАЙ: Особенно когда ты, как президент страны и верховный главнокомандующий, об этом заявлял и это понимал, в отличие от простого населения, которое в 2005 году и в страшном сне не могло представить, что мы будем воевать с Россией. У нас половина страны там работала, в России, ездила на заработки с Восточной Украины. Если ты это понимал, ты должен был готовиться. Мне так кажется.
Но у нас и в 2014 году не стали готовиться к войне. Петр Алексеевич Порошенко, который на флагах себе писал «Армія, мова, віра», извините меня, не занимался строительством армии по-настоящему и к войне не готовился. Просто два факта, чтобы вы понимали. С 2014 года до начала войны прошло 8 лет. К моменту, когда он стал президентом, у нас все еще был танковый завод, например, в Харькове. На этом заводе родился когда-то танк Т-34, если помните — именно в Харькове. И Украина выпускала танк на экспорт, «Оплот» называется. Это модернизация Т-80. Он если не лучше, то точно не хуже российского танка Т-90. И он все время говорил, что пора нам не продавать его. Мы уже были в войне тогда, уже была линия столкновения. Казалось бы, логично этими танками оснастить всю нашу армию.
К. ЛАРИНА: Стойте, получается, Ющенко слабый, не понимающий перспективу ближайших лет. Янукович — понятно, просто дерьмо. Порошенко слабый…
С. ГАЙДАЙ: Нет, не слабый — лживый. Заявлял, что мы тут воюем вовсю, а реально занимался коммерческими делами и находился в бесконечных тайных договоренностях с Кремлем. Откуда Медведчук взялся? Это же был один из его…
К. ЛАРИНА: Тайные договоренности Порошенко с Кремлем — как это выглядело?
С. ГАЙДАЙ: Знаете почему? Порошенко реально считал, что воевать с Россией мы не можем, лучше договориться.
К. ЛАРИНА: То есть мы проиграем.
С. ГАЙДАЙ: Мы проиграем, лучше договариваться, и еще и на коммерчески выгодных условиях. А также минские договоренности-2 — если вы понимаете, это капитуляция. Это были требования Путина, которые хотел выполнить Порошенко. Но то самое гражданское общество, уже взявшее в руки оружие, образовавшее первые добровольческие подразделения, уже понесшее первые реальные потери, не позволило ему это сделать. Было страшное сопротивление общества. «Мы не готовы капитулировать, мы готовы воевать», говорило гражданское сообщество. А возглавляемый им правящий класс говорил: «Давайте договоримся. С русскими же нельзя воевать, это же вторая армия мира. Они нас задавят, у них ядерное оружие и так далее».
К сожалению, и Зеленский, будем честными, до какого-то момента не понимал. Природный пацифизм. «Надо договориться, — говорил он. — Это просто Порошенко не смог договориться», не понимая, что как раз Порошенко был в абсолютной договоренности, просто в тайной. И поэтому вместо укрепрайонов, вместо оснащения армии танками «Оплот» (надо было 2 тысячи сделать), вместо закупки западного вооружения…
Наша экономика могла бы это себе позволить. Как израильтяне, извините. Они когда образовали в пустыне государство, никто им особо не помогал. Но они клепали первое оружие в гаражах, покупали его контрабандой, воровали у мира. Якобы закупая катера для мирных целей, потом их оснащали пулеметами. Потому что им надо было выжить. Против них был окружающий мир, готовый их убить и стереть с лица земли.
Вот этого осознания у украинской так называемой правящей элиты, правящего класса просто не было. У народа — да. У гражданского сообщества, которое взяло в руки оружие и готово было бороться. И сейчас готово. Именно оно находится у нас в армии. ВСУ во многом наполнены мобилизованными тем самым гражданским сообществом. Да, оно готово бороться. Оно имеет мотивацию, четкое понимание.
Но, тем не менее, иллюзия, которая порождена волшебной кнопкой «Сейчас нас примут в НАТО» — она вредна, я считаю. И поэтому НРЗБ иллюзии «Вот сейчас состоится саммит в Вильнюсе и нас примут в НАТО» — он вреден. Не примут. Потому что есть простая закономерность. Какой народ… Вот представьте себе: португальцы. Скажите, они готовы сегодня взять в руки оружие и поехать в Украину воевать?
К. ЛАРИНА: Да нет, конечно. Никто не хочет.
С. ГАЙДАЙ: Нет, конечно. А без их решения нельзя принять Украину в НАТО, потому что это автоматически объявление войны Москве. А если примут такое решение и португальская элита за это проголосует, значит, португальцы должны будут поехать на войну. И придут первые похоронки.
К. ЛАРИНА: Простите, сразу вопрос тогда: есть ли какие-то варианты? Кроме соблюдения того самого 5-го пункта при вступлении в члены НАТО, что страна тоже является под защитой и любое нападение на эту страну является нападением на альянс. Есть какие-то другие варианты? Какие?
С. ГАЙДАЙ: Ну смотрите, есть мечты, есть рассказ, как бы я действовал, а есть реальность. Давайте начнем с мечты, как бы я действовал. Какие варианты есть? Сразу вам скажу: знаете ли вы, Ксения, что является в любом мировом политикуме страшнейшим дефицитом? Просто встречается крайне редко, хотя очень нужно там.
К. ЛАРИНА: Ну-ка?
С. ГАЙДАЙ: Политическая воля. Что такое политическая воля? Это способность принимать решения и брать на себя ответственность за решения, которые рискованные, неочевидные, до этого ни разу никем не применялись, а вам приходится применять, потому что все традиционные прежние не работают. В большинстве случаев, к сожалению, в разных странах, особенно благополучных, где давно не было войны, где высокий уровень жизни, где комфортно жить, политики, приходя к власти, превращаются в чиновников и бюрократов, задача которых — не совершить ошибку, не создать конфронтацию, не рисковать своим местом, не получить отчет и осуждение и так далее. И к сожалению, мы это видим. А как бы оно было, если бы такой политической волей, как у Черчилля, как у Саакашвили, как у Ли Куан Ю — не знаю, это штучное, это исключение из правил, — обладало руководство США или всего НАТО?
Вот смотрите, когда вы заявляете (а к сожалению, вильнюсский саммит заявил), что мы примем Украину в НАТО, примем, мы вас там ждем, но после войны, вы тем самым говорите Москве и Путину: «Если ты не хочешь, чтобы Украина вступала в НАТО, не заканчивай эту войну никогда. Покуда ты будешь воевать с Украиной, мы в НАТО ее не примем». А что бы надо было сделать, если бы они обладали четким пониманием, что на самом деле они стоят в начале Третьей мировой войны, которая их не минет?
Почему? Можем об этом поговорить чуть позже: почему это начало Третьей мировой войны и почему самый главный урок и лекция, которую должны слышать все политики в своих учебных заведениях — уроки истории. Потому что в истории цивилизации уже все было, все проходили, и наступать на грабли много раз не стоило бы. Мы проходили и Первую мировую, и Вторую, где все ошибки были допущены. И снова мы заходим в эти ошибки в попытке договориться с Гитлером, в попытке мюнхенских сговоров, не понимая, что в итоге это приведет к колоссальным жертвам и к огромной войне, к которой уже мир давно назрел и готов, потому что противоречия такие серьезные, которые только войной и могут быть разрешены.
Так вот, что бы надо было на саммите в Вильнюсе сказать? Мы принимаем Украину по сокращенной программе в НАТО. Прием произойдет, не знаю, 10 декабря. Сообщаем Москве, что если ее войска до этого времени будут находиться на законной территории Украины, включая Крым, войска НАТО войдут на территорию Украины и приступят к уничтожению этих войск по уставу НАТО. Мы приняли такое решение.
К. ЛАРИНА: Но вы же понимаете, что они этого боятся. Как их понимаю, самый главный страх — что этот человек начнет Третью мировую войну. Они все время про это говорят.
С. ГАЙДАЙ: Мое глубокое убеждение, что они не понимают, что это Тараканище. Это дутая угроза. Что даже Пригожин, обладая всего 6 тысячами штыков, сумел его загнать под лавку. А уж все НАТО со своим вооружением… И что главный вопрос, который они должны были рассматривать на этом саммите, следующий: мы точно знаем, что Россия проиграет. Мы точно знаем, что развал империи, подзадержавшейся с начала XX века… Потому что все империи распались и Первая мировая война была о том, как империи распадаются. А эта империя сумела выжить — знаете, такая подзадержавшаяся раковая опухоль, которая должна была умереть, но в связи с тем, что ее пропустил мировой иммунитет, распадется.
А значит, мы должны решить главную проблему. Самую главную. Самый большой ядерный потенциал не должен попасть ни в чьи руки. Соответственно, мы сейчас в НАТО готовим экспедиционный корпус, и в случае потери власти там, потери контроля и прихода к власти пригожиных, кадыровых и хрен еще знает каких атаманов, которые всегда появляются в такой ситуации (это надо учить историю), мы сразу высадим свои контингенты везде и возьмем под контроль ядерное оружие.
Более того, основной боевой силой, которая нам в этом поможет, будет ВСУ. Почему? Потому что на тот момент они будут обладать самым большим опытом войны с русскими. И будет еще один самый важный фактор, почему ВСУ должны будут участвовать как составная часть НАТО, которая будет высаживаться и брать… Кстати, не для оккупации ни в коем случае. Русские сами разберутся, с кем и как им дальше жить. А взять под контроль ядерное оружие и желательно переместить его куда-то в чернобыльскую зону на склады, где его будут охранять украинцы под мандатом ООН. И войска будут считаться ООН. Эта организация в конце концов должна заработать. Для начала надо выгнать оттуда из Совета Безопасности Россию, которая там находится незаконно. Вы знаете эту историю, она не прошла…
К. ЛАРИНА: Это невозможно. Мы все про это говорим: как выгнать — невозможно. Нужно все время слушать этого Небензю. Нужно, чтобы Россия была по графику председателем заседания.
С. ГАЙДАЙ: Если вы являетесь не политиком, а бюрократом — да. А если вы настоящий политик, то поговорка «Политика — это искусство возможного» не работает. Настоящая политика — это искусство невозможного: делать то, что до тебя никто не делал. Я тут иногда читаю лекции для бизнесменов по траблшутингу. Это было мое бизнесовое увлечение. Так вот там есть очень важное правило: никогда не обсуждай, почему невозможно. Задача тогда интересна, когда у нее не было решения и когда ты его найдешь. Нет смысла искать решение задачи, которую кто-то до тебя решил. Высшим кайфом является найти решение, которое до тебя никто не искал. Это и есть высший оргазм для любого траблшутера — получить удовольствие оттого, что ты впервые в мире решил задачу, у которой не было решения.
Вы знаете, что есть в математике 10 задач XXI века, к которым не нашли решения и за решение каждой обещают миллион — фонд какой-то. Их теперь 9. Первую задачу решил, кстати, петербургский математик Перельман. По-моему, она называется теорема Пуанкаре, что-то такое. Но самое смешное, он решил ее, а понять, что теорема была доказана — способны это понять человек 7 в мире, математиков. Остальное человечество просто даже не может понять, про что это, как это и в чем там суть. Даже описать ее очень трудно, что такое теорема Пуанкаре, если я вообще правильно это называю. Потому что там нужен математик.
Так вот, настоящая политика, которой нет сегодня в НАТО, к сожалению — ее мало и в Украине. Хотя кое-что мы делаем, что раньше казалось невозможным. Невозможно казалось бороться с Россией, а оказывается, возможно. Невозможно раздать жителям оружие, это вообще не для постсоветской страны. Раздали оружие. Прямо с машины раздавали, чтобы Киев защищать. Это все возможно, если у тебя стоят задачи. Либо ты умрешь, либо ты эту задачу решишь. В ТРИЗе, в котором я занимался, есть такая методика: чтобы решить задачу, надо все ее параметры довести до максимума. Вот у нас жизнь в Украине эти задачи довела до максимума: либо сейчас вы умираете, либо выживаете. Давайте решать задачу. Россия на пороге, она идет вас убивать.
Поэтому смотрите, про НАТО — вернемся все-таки к саммиту НАТО. Наивно было думать, что нас туда примут. Там нет политической воли. Наивно надеяться, что есть.
К. ЛАРИНА: Все равно некое разочарование все-таки существует.
С. ГАЙДАЙ: Поэтому единственный плюс. Я вижу два плюса вот этого саммита. Первый — это еще один повод попросить оружие и побольше. Потому что не хотите нас принимать в НАТО — давайте оружие. Желательно побольше и самого современного, и чтобы отказа не было. И второе: Я имею много вопросов, как любой украинец, к нашему президенту. У нас любви к президентам нет. У нас иногда есть поддержка президента, особенно когда она очень нужна — глупо не поддерживать главнокомандующего, который вынужден решать задачу, как выиграть войну. Но вопросы у нас есть всегда.
Украинский президент — это по конституции три полномочия: верховный главнокомандующий, главный дипломат (он отвечает за международную политику) и гарант конституции. Давайте сегодня в эфире не говорить о гаранте конституции. Пока главная его заслуга как главнокомандующего, что он доверяет более профессиональным, тем, кто руководит фронтом — как минимум Залужному и его генералам. Те более-менее справляются, хотя им очень трудно. Это все еще постсоветская школа, но они, говорят, быстро переучиваются. Особенно Залужный. Вот западные его коллеги, натовские, говорят, что он все еще в развитии. То есть он вызывает у них уважение именно этим — тем, что он отличается от российских генералов. Что он четко понимает, что ставка на советский бэкграунд бывший — потому что учились-то все в военных училищах еще советских, — у него нет, он все-таки ориентируется на западные военные технологии. Это дает нам шанс и надежду.
А вот где Зеленский достиг успеха как минимум большего, чем любой до этого президент — в следующем. Смотрите, меня очень раздражало, когда все наши президенты демонстрировали… Есть такое украинское слово «мешовартость», то есть такое преклонение перед Западом: Западу нельзя отказать, с Западом нельзя ссориться, Западу надо уступать. Говоря таким дипломатическим языком, Украина никогда не была субъектном, всегда была объектом чьей-то политики, или российской, или западной.
К. ЛАРИНА: Но это до поры до времени. Послушайте, Сергей, вы сами про это знаете, что это молодое государство. И этот путь, который Украина проходит…
С. ГАЙДАЙ: Я знаю историю одного молодого государства Израиль. Они сразу поняли, что-либо они защищают свои интересы, либо… Тоже, знаете, перед Шестидневной войной США очень просили израильское руководство не начинать первым стрелять. Так вот если бы они не начали Шестидневную войну, их бы уже не было сейчас. Именно то, что они опередили агрессоров, разбив их авиацию на аэродромах и начав против них наступление, и позволило им в этой Шестидневной войне выжить, завоевать уважение мирового сообщества и родить настоящую поддержку. Их союзниками наконец стали США и стали поставлять им первое серьезное вооружение. Уже в Войне Судного дня чуть ли не ленд-лиз был по отношению их открыт. И у них было куда худшее положение, потому что в Войне Судного дня они призывали это нападение.
У нас был момент, когда четко проявилась наша, к сожалению, несубъектность — когда мы обнаружили в Крыму рядом с войсковыми частями «зеленых человечков», которых даже тогда даже те войска могли просто ликвидировать в один день.
К. ЛАРИНА: И почему этого не сделали?
С. ГАЙДАЙ: Потому что из Вашингтона очень попросили не начинать конфликт.
К. ЛАРИНА: Да ладно?
С. ГАЙДАЙ: Абсолютно верно. И вместо того, чтобы сказать: «Мы ценим ваши советы, но мы сами разберемся. Огонь по врагу»… И поверьте, другая бы история была. Потому что русские тоже вползали потихоньку: будут ли украинцы сопротивляться?
К. ЛАРИНА: Не сопротивлялись, сдали. Весь Крым сдали.
С. ГАЙДАЙ: Так вот впервые я вижу изменения. Во-первых, знаете, был такой эпизод, когда я понял: ого, начинается субъектная политика. Есть такой президент Германии Штайнмайер. У нас долгое время Петр Алексеевич Порошенко, прежний президент, говорил о том, что выход — это «формула Штайнмайера». Как сейчас модно говорить, он топил за минские договоренности: «Ну выполните условия Путина и будете жить в мире. Ну хочет он того, чего хочет. Хочет, чтобы вы приняли существование сепаратистских ЛНР и ДНР. Хочет, чтобы вы зафиксировали нейтральность и не ходить в НАТО. Ну выполните и будет мир».
И чуть позже общество поняло, что «формула Штайнмайера» — это формула сдачи украинской независимости и продолжения войны. И когда Киев стал фронтовым городом, стал сопротивляться и стал модно западным политикам посещать во фронтовом Киеве Зеленского и с ним фотографироваться… Это очень давало плюсы репутации. Первым воспользовался тогда весь в проблемах Джонсон. Он просто выглядел Черчиллем. Он первым приехал в Киев. И Штайнмайер тоже попросился, если помните. А Зеленский ему отказал из-за «формулы Штайнмайера». Они обижались, они выразили недовольство: «Разве так можно?», но съели. Штайнмайер резко превратился в ястреба, стал делать заявления, что только победа над Россией. И тогда он приехал. Вот это демонстрация.
И второй плюс, помимо вооружения. То, что Зеленский высказал недовольство позицией НАТО — это большой плюс.
К. ЛАРИНА: Молодец.
С. ГАЙДАЙ: Да, он четко продемонстрировал: мы готовы защищать свои интересы независимо от того, что там думают западные союзники. Которым мы, конечно, благодарны, без помощи которых мы бы эту войну не могли так вести, как мы ее ведем. Кстати, уже на втором дне это такая игра была на самом деле. На самом деле глупо думать, что там все эмоции. Это расчет. Он уже рассказывал о плюсах этого саммита и что мы получили. Мы получили…
К. ЛАРИНА: Так, подождите, тут важно напомнить нашим зрителям, что в первый день было очень резкое выступление Владимира Зеленского, на которое как-то тоже очень напряглись все члены альянса и американцы. А сегодня мы видели, что это было все-таки совсем другое, такое достаточно сглаживающее углы. Когда он говорил что-то хорошее. Я, правда, не знаю, чем кончилось сегодня заседание этого совета, созданного совета «Украина-НАТО», чем оно завершилось.
Простите, я хотела вас спросить про условия. Потому что везде написано, что при определенных условиях. Про эти условия, при которых Украина может войти в НАТО, нигде конкретно говорится. Что имеется в виду? Как я понимаю, прежде всего это прекращение войны. Наверное, так? Или что-то еще?
С. ГАЙДАЙ: Для украинцев нет понятия прекращения войны. У них есть только одно понятие: эту войну мы можем только выиграть. Прекращение войны — это для нас продолжение войны, потому что мы это уже раз проходили. И это знает не наш правящий класс — это знают те люди, которые держат в руках оружие, это знает наше гражданское общество.
К. ЛАРИНА: Согласится ли гражданское общество на этот дискурс, который очень сейчас популярен среди российских политиков-гуманистов и на Западе тоже: переговоры без предварительных условий?
С. ГАЙДАЙ: Нет, не согласится. Во-первых, оно не согласилось в 2015 году, когда это очень сильно предлагал Порошенко. Он говорил, что только «формула Штайнмайера», только минские договоренности, военного пути нет. Хотя приходил под обещанием закончить антитеррористическую операцию за 3 дня. Потом извинялся. Даже извинился, что бывает редко в украинской политике, чтобы политик извинялся. Но он понимал, что для него это серьезная проблема и придется пойти на извинения.
А сейчас эта неготовность помноженная на 100. Потому что тогда все-таки не было такой яростной войны. Россия не признавала, что она воюет там своими кадровыми частями. рассказывали: «Нас там нет, договаривайтесь с шахтерами, местными сепаратистами и коллаборантами. Это тоже украинцы». Позиция Россия была, что эти территории должны быть интегрированы в Украину, что это гражданский конфликт, гражданская война. Сегодня таких иллюзий нет. Сегодня мы четко понимаем: пока существует Кремль, будет реализована программа полного уничтожения Украины как независимой нации и еще денацификация. То есть нам запретят быть украинцами. Либо ты соглашаешься быть русским и принимать все российские технологии жизни: власть сакральная, подчиняйся, доверяй, вообще не лезь в политику…
Но это не для украинцев. Украинцы другие по определению. Тем более мы 30 лет становились другими и нарастили свое гражданское общество в борьбе с нашим правящим классом. И это еще суперзадача будущего общества, потому что рано или поздно мы его должны ликвидировать: либо мы, либо они. Просто пока, во время войны, воевать на два фронта, и с нашим правящим классом, и еще с врагом, который хочет нас уничтожить, нет смысла. Просто мы не вытянем, скорее всего.
Поэтому если говорить про условия, оно только одно. Раз вы не принимаете нас в НАТО — а понятно, что основное условие, что мы должны закончить эту войну, а мы можем ее закончить только своей победой, — тогда максимально обеспечиваете это с помощью оружия, авиации и всего, что нам не хватает. Чтобы не неся колоссальных потерь, не бросая в бой самый ценный наш ресурс, наших солдат и наше гражданское общество, мы смогли победить врага. Тогда да. А так пока это просто, знаете, что-то типа будапештских договоренностей: отдайте нам свое ядерное оружие — даже не нам, отдайте его России, — а мы все вместе вам гарантируем целостность, о которой даже и не подумали в тот момент, когда эта целостность была нарушена. Территориальная целостность.
К. ЛАРИНА: Сергей, я хочу небольшую паузу сделать для того, чтобы напомнить нашим зрителям, что мы в прямом эфире. Поэтому очень важны и очень нужны нам ваши вопросы, дорогие друзья. Конечно же, лайки, конечно же, подписки. Это очень важно. Вопросы уже есть, я сейчас их задам, но не могу не задать вам вопрос про пост Алексея Арестовича, который произвел какую-то невероятную бурю эмоций, который, по-моему, сегодня было опубликован, где он, по сути, не то что критиковал, а просто обрушился с таким вот гневом в адрес позиции официальной Украины. Говорил о том, что нужно уйти от жанра эмоционального шантажа и вообще вернуться к тем проблемам, которые существуют в Украине. В том числе говорил и о коррупции. Ваш комментарий к этому посту? Наверняка вы его читали.
С. ГАЙДАЙ: Я должен признаться, я еще не успел. У меня был сегодня очень тяжелый день и я не успел прочитать этот пост. Но скорее всего, по тому, что вы о нем говорите, при том, что я не являюсь членом фан-клуба…
К. ЛАРИНА: Поклонником.
С. ГАЙДАЙ: Ну да, и без меня у Арестовича более чем достаточно. Но тут я не могу не согласиться, все верно. Арестович, может быть, не мой кумир, но ему порой не откажешь в некой логике. Хотя порой я готов с ним спорить и со многими его позициями могу не соглашаться, но здесь, если вы правильно передали смысл, Ксения…
К. ЛАРИНА: Да, борьба с коррупцией.
С. ГАЙДАЙ: Это примерно то, о чем я с вами сейчас уже так долго разговаривал. Примерно о том же, возможно, другими словами.
К. ЛАРИНА: Вот давайте про это поговорим. Здесь еще есть вопрос от нашего зрителя: «В диалоге Украины с Западом неизменно звучит вопрос о коррупции чуть ли не как главное условие будущего вступления Киева в НАТО и в ЕС. Что делается Украиной в этом направлении? Вообще насколько это является большой проблемой?».
С. ГАЙДАЙ: Давайте я вернусь к схеме. Смотрите, есть две цивилизации. Я даже готов говорить такими опасными словами, что это действительно цивилизация. Это два очень разных стиля жизни, это два разных ценных подхода. Это наш правящий класс и государство и это наше гражданское общество, украинское общество как таковое. Мы живем в разных цивилизациях.
Там цивилизация правящего класса. Смотрите, она не больна коррупцией — это ее смысл существования. Это все равно что говорить, что пчелы больны медом. Они вообще ради меда и существуют. Поэтому когда я говорю, что мы взрослели, мы выходили на восстания, мы жили в условиях информационных дискуссий… В Украине было такое количество ток-шоу, которые имели такую популярность — сериал посмотреть, потом обязательно ток-шоу посмотреть, как политики между собой борются в своих концепциях. Поэтому у нас такое общество, это привычка.
И смотрите, ведь у нас не два восстания было. Традиционно считается, что была Оранжевая революция, когда власть перешла черту и решила, что выборы можно фальсифицировать, потому что это наша игра, мы любим играть в выборы, а если кто-то эту игру забирает, мы готовы воевать. А второе — они перешли еще большую черту. Это был уже не какой-то там Кучма, который более-менее днепропетровский и более-менее цивилизованный. Это пришли к власти бандиты, криминальный клан из Донецка. И он решил, что непокорных надо вообще бить. Это то, чем занимается клан Путина.
Когда они первый раз побили студентов, наших детей, вышло восстание. Вышли люди, которые уже требовали крови Януковича, строили баррикады и вооружались булыжниками и «коктейлями Молотова». Хотя надо было сразу прийти с оружием, это мое мнение, и тогда бы жертв не было. Потому что пока вооруженные силовики, как и в ситуации с Лукашенко, начали убивать протестантов…
Но у нас были хорошие традиции. Знаете, ведь мы образовались сечь. Знаете, что такое казацкая сечь? Укрепленный лагерь. Самодостаточный, самоорганизованный, где хорошо и вкусно готовят, где можно спать, где можно отдыхать и где на баррикадах дежурят очередные казаки, которые не допускают. С этим власти очень трудно бороться. Кстати, российская оппозиция, мне кажется, всегда боялась какого-то украинского майдана, не понимая, что это один из эффективных способов по-настоящему побороть власть, у которой полно силовиков. Потому что просто пройтись маршем и попасть под дубинки — это неэффективно.
К. ЛАРИНА: Да, а палатку поставить на площади…
С. ГАЙДАЙ: Занять Красную площадь и не пустить в Кремль кортеж Путина — это подрыв власти настоящий. Вооружиться, закрыться где-то и попробуй это решить. Так вот, у нас были и другие восстания. У нас был «мовный майдан», то есть те недовольные, когда русский язык собирались сделать государственным. У нас были «податковые майданы», то есть налоговые, когда выходил малый бизнес, потому что в налоговом кодексе не учли его интересы. У нас были восстания во Врадиевке. Не знаю, знаете или нет, когда жители николаевского городка Врадиевка штурмом взяли отделение полиции, которая оборзела и изнасиловала там женщин. Они его подожгли и пошли — «Врадiiвска хода» была, — пошли на Киев. И постепенно они обрастали.
У нас большие традиции — даже в этой независимой, 30 лет, — восстаний. Да, мы восстающая нация, с нами тяжело. И поэтому любой власти очень тяжело с нами, потому что когда не по-нашему, когда они перейдут красные линии, легко обнаружить под окном собравшийся вооруженный (теперь уже вооруженный) народ. Потому что теперь уже нет сомнений, что восстание тогда быстро срабатывает с минимальными жертвами, когда ты приходишь к власти вооруженный. Она не решится с тобой воевать.
И ведь майдан победил потому, что вооружился в последние дни. Потому что 18 февраля 2014 года власть вооружила титушек и они убили около 50 человек. И после этого оружие появилось как ответная мера уже на баррикадах майдана, которые «Беркут» сносил, и стрельба открылась в ответ. Да, в эти дни погибло около сотни человек — та самая «Небесная сотня». Но это было противостояние, это уже было вооруженное восстание, которое заняло пару дней. А до этого оно все еще было мирным. Максимум это булыжники, максимум это «коктейли Молотова», горящие шины, которые очень сильно спасали. Какая-то была мистика. Вы в курсе, что за всю историю майдана ветер от горящих шин дул только в сторону «Беркута»?
К. ЛАРИНА: Да вы что?
С. ГАЙДАЙ: Говорю как человек, который эти шины привозил и порой поджигал. Ну, такое оружие у нас было. И очень боялись. Помните эти все фотографии горящих баррикад? Это просто была защита. Дымовая завеса и защита от вооруженных до зубов силовиков. Так вот… Господи, ушел далеко, напомните.
К. ЛАРИНА: Про коррупцию я вас спрашивала.
С. ГАЙДАЙ: Так вот, это две цивилизации, бесконечно конфликтующие. Цивилизация «правящий класс» — она ради коррупции там и находится. Коррупция — знаете, ее нельзя лечить, если это суть, ради которой ты живешь. Ее можно только ликвидировать. Ближайший к нам опыт полной ликвидации такой коррупции был только в Грузии. Это Миша Саакашвили. Принцип простой, он двойной. Первое — это люстрация, то есть просто роспуск всех коррупционных органов, и второе — это построение вместо них таких органов, у которых просто нет физической возможности для коррупционирования.
Я могу вам показать на примере очень коррупционного органа под названием таможня. Как выглядит таможня в сегодняшней Украине и все 30 лет? Вы везете груз в страну с фурой. Вас физический таможенник встречает на границе после паспортного контроля и говорит: «Что везешь?». И от него зависит, поедешь ты дальше в страну или нет. Заплатил взятку — поехал, а так он тебя может держать недели. И у тебя рушится бизнес.
Как Саакашвили поступил с этой коррупцией? Нет никакого таможенника на границе. Ты приезжаешь границу, проходя паспортный контроль. Но ты, как грузополучатель, обязан пойти потом в Дом юстиции… У них, помните, дома юстиции есть. Бывали в Грузии новой?
К. ЛАРИНА: Нет, в новой нет. Сегодняшняя Грузии, по-моему, не очень новая.
С. ГАЙДАЙ: Там сидит девочка. Молодая новая девочка, у которой нет вообще понятия. Ты принес ей декларацию, она должна ее зарегистрировать. Ты сам задекларировал свой груз. Возникающий советский вопрос: а если не задекларирует? Но он попадется потом. Как только тебя поймают с контрабандным товаром где-то на продаже, ты получишь такое, что мало не покажется. Поэтому что выгодно? Взяток ты не даешь, задекларировать и все.
И это работает. Это то, о чем наш президент Зеленский сказал на День Конституции в Верховной Раде: «Я хочу построить государство…». К сожалению, это только декларация.Не знаю, насколько он это сможет сделать. Смотрите, налоговая без налоговиков, таможня без таможенников. Там не будет коррупции. А знаете, как работает налоговая без налоговиков? А зачем нужна налоговая, если все ваши транзакции можно облагать налогом просто автоматически? У вас же банковская карточка есть? С вас снимаются какие-то небольшие деньги за ее обслуживание?
К. ЛАРИНА: Ну конечно.
С. ГАЙДАЙ: Ну смотрите, ради этого к вам же не приходит специальный работник, который требует с вас. Это происходит автоматически. Так можно брать налоги. Поэтому смотрите, украинское общество еще должно осознать, что оно вынуждено будет побороть коррупцию тем способом, который подсказал нам уже теперь бывший украинский гражданин, к сожалению, находящийся в путинских застенках, Саакашвили. Нам придется ликвидировать эту систему и построить бескоррупционную систему. У нас выхода нет. Перед нами такие вызовы, что только так. Иначе погибать на фронте ради вот этого коррупционного государства нет никакого смысла. И если сегодняшние украинские политики не понимают, что такой конфликт рано или поздно приведет к следующим вариантам майданов…
У нас был электоральный майдан. Мало кто об этом знает. Это майдан, который снес Петра Алексеевича Порошенко, который не выполнил ни одного своего обещания на самом деле. Просто украинцы тогда уже не выходили на майдан — они пошли на избирательные участки и его выгнали. Причем с позором, если знаете. И в отместку еще и избрали комика. Это же была месть такая.
К. ЛАРИНА: Да, это было протестное голосование. Я думаю, что никто не предполагал.
С. ГАЙДАЙ: К сожалению, Зеленский не стал вот таким новым Саакашвили. Ну не стал, ну что делать? Но это точно было лучше, чем оставлять Петра Алексеевича при власти.
К. ЛАРИНА: По поводу коррупции. Все, что вы рассказываете — да, но это все способы, которыми можно пользоваться в мирное время. Я сейчас вам задам наивный вопрос, как будто мне не 60 лет, а 20. Как можно сейчас…
С. ГАЙДАЙ: Ксения, разве вам не 20?
К. ЛАРИНА: Когда идет война, страшная война, как можно сейчас…? Что называется, кому война, кому мать родна. Украинские граждане, украинские чиновники пользуются этим моментом. Я этого понять не могу. Я даже понимаю, когда это в мирное время. Действительно, коррупция — это как бы, что называется, часть страны и никуда из нее не деться. Но сейчас я вижу, как коррупционные скандалы сотрясают Украины, как увольняются чиновники самого высшего уровня. Значит, это продолжается. Как это может быть, чем вы это объясняете?
С. ГАЙДАЙ: Я еще раз говорю: смотрите, эти цивилизации ценностно живут на разных планетах. Нет смысла быть правящему классу, украинскому госаппарату, если ты пришел туда не ради коррупции. Либо система тебя выкинет нафиг, потому что ты тогда непонятный или лузер, либо играешь по правилам, при которых ты нормально, как все остальные, получаешь невероятное моментальное обогащение за счет национальных интересов, за счет государственных интересов.
Гражданское общество в мирное время это осознавало с трудом и готово было с этим бороться. А во время войны оно это осознает со злостью, с желанием, извините меня, применять суд Линча, но из-за войны не может этого сделать, четко понимая опасность такого мятежа. Но оно накапливается. Оно как бомба накапливается в украинском обществе. И как только мы придем к какой-то точке в этой войне — а украинское общество хочет видеть победные точки, — оно займется этим с очень большим вдохновением. Я, по крайней мере, хочу в это верить и принимать в этом участие.
Но многих ответов на вопросы у меня нет. Как это возможно? С моей точки зрения, это невозможно. С точки зрения украинского чиновника, это и есть нормальная властная жизнь. А что еще я должен делать? Разве я должен, условно говоря, рисковать собой и, как ненормальный Саакашвили, строить новое государство? Меня устраивает и это, очень хорошо. Нас и тут прекрасно кормят, понимаете?
К. ЛАРИНА: Сергей, я хочу передать вам очень много слов благодарности от наших зрителей, которые пишут: «Спасибо за такого гостя». Я очень рада, что мы с вами сегодня увиделись. Я надеюсь, что, может быть, это не в последний раз. Еще можем повторить, что называется — в хорошем смысле этого слова. Спасибо вам большое! Это Сергей Гайдай. Дорогие друзья, мы остаемся в записи, поэтому, конечно же, комментарии, лайки, подписки — все для вас.
Спасибо вам большое за то, что пришли! Для меня это невероятно важно. Вы даже себе не представляете, как для меня это важно. Я скажу честно и откровенно, я всегда очень боюсь звать украинских спикеров, потому что мне как-то неловко. «Пошла ты нафиг, русская женщина». Но мне так важно, что вы пришли. Спасибо вам за это огромное!
С. ГАЙДАЙ: Я, кстати, забыл. Вдруг вспомнил — займу еще минуту, — почему так важно позвать украинцев в будущий контингент НАТО, который должен, высадившись в разваливающейся России, взять под контроль ядерный арсенал. Не только потому, что это будут войска с самым большим опытом, воюющие с россиянами. Я задал вам вопрос, как вы думаете, почему, но мы там как-то..
К. ЛАРИНА: Заболтали.
С. ГАЙДАЙ: Это потому что я свою карьеру политтехнолога, большую карьеру, начинал в Петербурге. Я входил сначала в команду политтехнологов. Я приехал из Киева, работал там на одних выборах, а потом меня Ирина Хакамада решила назначить руководителем своей кампании в 2003 году. Это была последняя сдача демократии — СПС, Союз правых сил. Так вот петербуржцы не могли понять, откуда я. «Мы слышим, что не из Питера, и мы слышим, что не из Москвы. Где в России так разговаривают?».
Я говорю о том, что украинские солдаты спокойно смогут общаться с российским населением. Мы знаем русский язык, Хотя очень любим и говорим на украинским и, понятно, понимаем, что украинский — это не русский. Это не диалект русского, как многие думают. Если уж подходить исторично, то скорее русский произошел от аутентичного украинского. Это древний язык Киевской Руси. Он более похож на украинский, потому что сохранился здесь. А русский — это уже его производная, далекий диалект, ушедший куда-то на север, скажем так, и встретившийся с татарским и угро-финским. У нас было больше влияния… Все-таки более аутентичный, более сохраненный. Поэтому украинские воины смогут спокойно быть очень эффективной частью контингента даже не НАТО, а ООН, которая вынуждена будет быть миротворцами в разваливающейся империи. Вот этим я хотел бы завершить.
К. ЛАРИНА: Спасибо вам огромное! Сергей Гайдай наш сегодняшний гость. До встречи, дорогие друзья! Встретимся с вами в субботу в нашем эфире. Напомню, что мы выходим 3 раза в неделю на нашем канале — понедельник, среда и суббота. Я благодарна Сергею за сегодняшний разговор. Спасибо!
С. ГАЙДАЙ: Спасибо вам, Ксения!