«Давай голосом»: Кто и зачем едет отдыхать в Мариуполь и Бердянск
Зачем они это делают? Наверное, потому что могут это делать. То есть такое ощущение, что у них нет какого-то страха, что там может что-то нехорошее с тобой произойти, что там может прилететь, что там тебя могут задержать. Почему бы не поехать туда? Можно же в Крым поехать, можно поехать в Краснодарский край, а можно поехать туда. Вот и едут…
Подписаться на канал Давай голосом
Поддержать канал Давай голосом
В. ШВЕДОВ: Всем привет! Это подкаст «Давай голосом», в котором мы слушаем лучшие расследования и репортажи о России и беседуем с их авторами. Меня зовут Владимир Шведов, и я редактор.
А. ЛОТАРЕВА: Меня зовут Настя Лотарева, и я журналистка. У нас сегодня прозвучит текст, который, по-моему, очень рифмуется с тем, что мы обсуждаем в качестве каких-то там новостей медиа. Сегодня я хотела сказать о новостях док-журналистики. Не знаю уж, относится это к медиа или нет. Текст, который мы сегодня почитаем, а вы послушаете, он посвящен тому, как журналистка приехала на оккупированные территории (Мариуполь и Бердянск, еще там ряд других курортных территорий) и написала о том, как люди там отдыхают. Но это мы с ней обсудим попозже.
А вообще, последнюю неделю гремит скандал. Гремит причем так, что этот фильм никто не видел. Это фильм режиссерки канадо-российской Трофимовой про русских на войне, снятый со стороны российской армии. И там такая была последовательность, что его отобрали на Венецианский фестиваль. Вне конкурса его показывали. Дальше случился большой скандал, потому что все как-то там – и украинская общественность, и мировая общественность, да много кто, на самом деле, – обсуждали, что этот фильм очеловечивает излишне российских общественность.
И вот сегодня с утра, 11 сентября, я читаю, что компания, которая этот фильм продюсировала, откажется от его распространения, его не покажут на фестивале в Торонто. Сама я этот фильм не видела, но такое количество времени посвятила его обсуждению, что почему бы не обсудить его и дальше? А ты что знаешь про это?
В. ШВЕДОВ: Я слышал, вроде что показы все-таки будут. В целом в этом обсуждении чувствую себя не совсем комфортно, потому что это как та знаменитая работа «Искусство рассуждать о книгах, которые вы не читали». То есть существует какой-то фильм, есть обрывочные сведения о том, что там происходит, трейлер, упоминание сюжета в парочке рецензий, интервью в издании «Люди Байкала» нам не чужом, но сам предмет, что вообще за кино, остается для большинства участников дискуссии, мне кажется, неизвестным. И, по-моему, это самое нелепое в этой истории. Потому что судить о том, чего не видел, только на основании каких-то косвенных признаков, странновато.
А. ЛОТАРЕВА: Я придумала угол, в котором мы можем обсуждать. Это рифмуется с нашими прошлыми обсуждениями, где мы говорили про журналистов, в том числе российских, которые заезжали со стороны Курской области и написали репортажи. Вот режиссерка со светлыми, ясными глазами говорит, что она просто попала в ДНР и ЛНР, сидела там 7 месяцев, снимала документальный фильм.
Особенно ЛНР меня, честно говоря, в этой ситуации впечатлило, потому что любой журналист, который сколько-нибудь работал с системой самопровозглашенных республик, знает, что это вообще черная зона, туда не ездят даже провластные российские журналисты или ездят очень мало, и там ты за любое неверное движение уезжаешь на подвал примерно с 2016 года. А тут, видишь, у человека все получилось. Интересно, как?
В. ШВЕДОВ: Мне так кажется, конечно, что эта позиция, которую она продвигает в паблике, о том, как все это случайно и ненароком получилось, это какое-то лукавство. Но и запрещать фильм тоже я бы не стал.
А. ЛОТАРЕВА: Я вообще против запрета примерно всего. Мне очень понравилась позиция, прости господи, Виталия Манского, известного документалиста – не знаю, подкаст проблематичен тем, что здесь не видна ироническая улыбка, – которую я читала в «Медузе», которая выглядела как «я первый человек, который показал фильм Лени Рифеншталь по государственному телевидению, но это, конечно, полное говно, и так снимать про российских военных нельзя». Ну, то есть думаешь, окей, ладно.
В. ШВЕДОВ: Я не понял его позицию, кстати. Вроде бы он ее защищал, но при этом в том комментарии для «Медузы» он также на нее набрасывается. Не знаю, то ли это какая-то тоже позиция «и вашим, и нашим», то ли непоследовательность, что ли.
А. ЛОТАРЕВА: Мрачно подумала, что можно позвать Виталия Манского и сделать наш подкаст немножко про документалистику и довести до абсурда, полтора часа разговаривая про фильм, который он, правда, видел, а мы все еще нет. И вроде он попадет в 2025 году только.
Ну, короче, не знаю, меня сильно раздразила позиция такого, знаешь, непротивления злонасилию, притом что я как раз всегда как-то старалась стоять на позициях такого чистого пацифизма. Но надо сказать, что когда слушаешь вот это вот от других, что все, кто участвует в войне – это абсолютное зло, давайте это просто как-нибудь закончится, и все, кто встает на какую-то сторону, участвуют в войне… То есть, знаешь, я послушала отчасти свою позицию со стороны, и что-то мне не очень понравилось, как это выглядит.
В. ШВЕДОВ: Мне кажется, эту позицию делает более уязвимой в случае с этой документалисткой то, насколько она интегрировалась, даже по тому, что мы можем видеть, в российские войска, и сколько с ними времени провела, и как она с ними, в принципе, взаимодействовала. Поэтому такие слова звучат несколько иначе, чем от человека, который там не был и может с определенной дистанции об этом судить.
Короче, сложно мне говорить про этот фильм, учитывая, что я его так и не посмотрел, хотя хотел бы, каким бы он там ни оказался и с какими бы моральными неоднозначностями он ни был связан. Но что я точно хочу сказать, что, на мой взгляд, в принципе, такое выпускать и показывать важно. Важно понимать контекст, в котором это находится. Но вариант «все запрещать, отменять, скандалить» мне точно не близок, какое бы там содержание ни было. Мне кажется, что личная позиция режиссера может вызывать какие-то оценки, но запрет явно не лучший способ такие сложные темы преодолевать.
А. ЛОТАРЕВА: Если вы все, как и мы, не смотревшие этот фильм, вообще не очень понимаете, что мы обсуждаем, рекомендуем к просмотру сайт «Люди Байкала» (там интервью с этой режиссеркой висит на главной странице), материал «Медузы», где фильм разбирает Антон Долин и военные эксперты. Это немного странновато, но, возможно, вам тоже будет интересно почитать.
И давай перейдем к разговору с человеком, который действительно был на месте, видел собственными глазами, что происходит на оккупированных территориях. Материал вышел в издании «Вот так», он называется «“Пускай все приезжают в Мариуполь, всем рекомендую”. Кто и почему ездит отдыхать на оккупированные территории». Имя автора я вам не назову, потому что понятно, что это действительно очень опасная работа в этом случае. Но тем не менее мы все-таки с ней поговорим.
В. ШВЕДОВ: На сайте «Вот так» этот материал вышел под псевдонимом Василиса. Так мы и будем обращаться к нашей сегодняшней гости. А текст прочитает, как обычно, Алевтина Пугач.
А. ПУГАЧ: Автобус въезжает в Мариуполь.
– Весело тут было, да? – спрашивает мой сосед.
За окном проносятся столбы с оборванными проводами, разрушенные и уже третий год пустующие дома за заборами с надписями «Здесь живут люди» и «Дети», ржаво-бетонная махина разрушенной «Азовстали».
– Да уж, – выдавливаю из себя.
– И так везде. Одни защищают, другие освобождают, – качает головой мужчина.
За 18 часов бок о бок на тесных сиденьях мы сблизились так, как можно сблизиться только со случайным попутчиком. Мужчина едет до конечной точки – Волновахи, а оттуда – еще 15 километров до своего села. Он рассказал, как война опустошила его село, а «дээнэровцы» – его жилье («Даже веб-камеру с монитора сняли!»), и что хотя живет под обстрелами, но уезжать из своего дома не намерен. Винит он в этом всех понемногу, но больше – Януковича, который вовремя не разогнал Майдан. Но все это мало волнует мужчину: в Москве в хосписе умирает от саркомы его трехлетний внук.
В соседнем ряду начинает плакать женщина в вязаном топе. Протягиваю ей бумажный платок. «Это такая эмоциональная боль…» – бормочет она, размазывая по лицу тушь. Кажется, к окнам прильнули все пассажиры автобуса: 47 мирных и пара военных с шевронами «Я отлично играю в похер».
Нас высаживают где-то на окраине города. Женщина в топе просит у кого-то позвонить, чтобы ее встретили. Протягиваю ей еще один бумажный платок.
– Спасибо, зайка, – благодарит она, всхлипывая. – Раньше я тут росла, жила… Понятно, я тут видела все по-другому. Я же уезжала в 2022-м, город был красивый…
Она рассказывает, что все это время прожила в Киеве и вернулась в Мариуполь, чтобы снова жить тут – «если адаптируюсь». Интересуется, зачем приехала я. Сказать, что ради пляжей, не поворачивается язык: отвечаю, что еду в Крым.
– А отсюдова легко добраться до Крыма? – удивляется она. – Ах, это сейчас же Россия!
Незнакомка еще раз благодарит меня за платок и прощается, а я направляюсь к остановке. Автобус с надписью «Санкт-Петербург и Мариуполь – города-побратимы» за 30 рублей довозит меня до драмтеатра, откуда по слишком пустым даже для утра буднего дня улицам я бреду в сторону пляжа. Центр зарос строительными лесами и бумажными объявлениями. Предлагают такси в Крым и Донецк, службу по контракту и спа-массаж «только для настоящих мужчин».
В Мариуполе заканчивают благоустраивать пляж. Детская и спортивная площадки, 2,5-километровая набережная с лавочками и качелями, навесы от солнца и кабинки для переодевания, медпункт и туалеты. Дергаю новенькую пластиковую ручку – она не поддается.
– Только в море, девушка, – с усмешкой советует прохожий.
Людей на пляже больше, чем я встретила за все утро. Между растянувшихся на песке тел снуют торговцы пончиками и горячей кукурузой. За 500 рублей сдают в аренду сапы и катают на банане.
Молодые и пожилые, с друзьями и семьями, отдыхающие нежатся на солнышке или прячутся от него под зонтами. Городской пляж в основном выбирают местные, но попадаются и туристы, в основном – из Донецкой области.
Под навесом расположились темноволосая Надежда, ее муж Саша и дочка лет десяти. Они добрались из Тореза, города в 60 км к востоку от Донецка, планировали остаться на ночь, но не нашли жилья.
– Проехали по частному сектору, все еще разрушенное стоит. Обзвонили квартиры посуточно, но нам не перезвонили. Полежим, пожаримся – и поедем домой, нам три часа на машине, – не унывает женщина.
Прошлым летом семья провела пять дней в Анапе, а после на день приехала в Мариуполь. Здесь им понравилось больше: «море и пляж чище, поприятнее». Интересуюсь, многое ли изменилось за год.
– Вроде город отстраивается. Пляжи в порядок привели, уже можно отдыхать. В том году здесь был только песок, мусор и кусты, стояли поезда сгоревшие. Конечно, окраины, видно, еще не делали – все заросшее, разбитое. А в центре уже светофоры работают, – рассказывает Надежда. – Сегодня только один вертолет над морем пролетел, а в том году – постоянно. Спокойнее стало, тише.
– Мы здесь в 2016 году отдыхали, и в 2018-м, – подключается к разговору немногословный Саша. – Контраст был, что у нас «Дэнээрия» – все серое, а здесь – Украина: город жил, красиво было.
– Сейчас и здесь восстановят, куда денутся. Ничего, все пройдет, будет мир, – говорит Надежда. Эти слова она повторяет часто, словно хочет убедить в них даже не меня или супруга, а себя. – У нас же при Украине дорог не было, а их делать начали. У меня муж шутит: «Обалдеть, что оккупанты творят, везде дороги построили!»
– А как у вас относятся к происходящему?
– Большинство поддерживают. Мы же все на русском говорим. А еще, конечно, очень уважают Россию за семейные и религиозные ценности. Историю никто не переписывает, веру никто не переделывает, никаких однополых браков.
Пока Саша уводит дочь искупаться, Надежда поясняет, что в Торезе относятся к России «нормально», но жителей задевают отдельные несправедливости.
– Возмущены пенсионеры-шахтеры, потому что при Украине у них была хорошая пенсия, а при России их труд обесценили. И горноспасатели, которые ликвидировали аварии в шахтах, отработали по 20 лет – а им при России пенсию пересчитали, было тысяч тридцать, если в рублях – стало 18 тысяч, – перечисляет она.
Сама Надежда особенно зла на главу «ДНР» Дениса Пушилина – считает, что именно его заявления о боеспособности армии самопровозглашенной республики привели к практически поголовной мобилизации.
– Он же сказал, что армия готова, а людей набирали просто с шахт, с заводов, с автобусов, по квартирам ходили. И всех бросали как пушечное мясо. Наши на первой линии стоят, а россияне – всегда на второй: говорят, будешь свою землю защищать, – с раздражением отмечает она.
Сашу тоже мобилизовали в первый же день полномасштабного вторжения, но у Надежды случились серьезные проблемы со здоровьем и отца двоих детей все же отпустили домой. За это женщина даже благодарна тяжелому недугу: «Большая часть уже погибла. Там без шансов, когда ты два года на фронте без всякого опыта».
Довольная купанием в море девчушка и отец возвращаются с моря, и семья собирается найти кафе, чтобы пообедать.
– Честно, люди думали, что будет быстрее, – подводит итог разговору Надежда. – Но разочарования, знаете, чтобы «уже два с половиной года, толку не будет» – такого настроя нет, – женщина замолкает, а после добавляет с искренней радостью: – Я вот сейчас сижу под навесом – ну так классно же! А в том году мы сидели под деревом на песке, потому что оно давало тень. А рядом куча людей, все одни на одном… Но что делать, всем же хочется отдыхать на море.
На восточном конце пляжа, возле зоны с тренажерами, под деревом стоит палатка. Мужчина с забитыми наколками руками раздувает огонь в мангале, а взлохмаченная женщина загоняет под тент трех перемазанных ребятишек и уговаривает их поспать, пока не прогреется море. Они представляются туристами из Москвы и, узнав во мне землячку, приглашают на чай.
– Хороший пляж, пирс такой обалденный, набережная здоровская, – делится Катя, пока закипает вода. – Мне очень нравится.
Раньше женщина отдыхала в Краснодарском крае, но с тремя детьми выходило накладно: «В Геленджике, в Сочи приходишь на пляж – платишь за пляж, 500 рублей с человека». В Мариуполь она отправилась по совету друзей, которые провели здесь отпуск в прошлом году. Катя позвала с собой брата Сашу из Кирова, вместе с детьми добралась до Ростова на поезде, а дальше доехала на автобусе.
Пробыть в Мариуполе семья планирует дней десять – пока не кончатся деньги. В первый день хотели подыскать домик у моря, но не смогли – «все забито». Тогда и решили остановиться в палатке, которую прихватили на всякий случай.
– Я ожидала худшего – думала, здесь будут просто деревья и море. Пляж охраняется, здесь военные, никто не дерется, тишина и покой, – восхищается Катя. – Народ просто круглосуточно, часа в три ночи только парочки заканчивают гулять. Это здесь более диковатая часть, а там яблоку негде упасть!
– А не было страшно?
– А что здесь страшного? – кажется, мой вопрос ее обижает. – Здесь постоянно народ находится, все отдыхают, все такие же, как мы.
– Дело-то в другом! – включается в разговор Саша. – Каждый из нас не знает, когда умрет. Пойдешь в ванну дома мыться – можешь утонуть. Смерть – она разная. Живем одним днем, наслаждаемся.
Мужчина уточняет, не хочу ли я выпить с ним водки. Я отказываюсь, и мне наливают чай и предлагают вафли. Мужчина прихлебывает из чекушки и врубает Круга в колонке.
– Город начинает строиться заново, – рассказывает он. – Но народ не такой, я скажу тебе, чтобы общительный. Местные говорят: «Понаехали».
– Езжайте, говорят, в свои Сочи, Геленджики, – подтверждает Катя.
– В баре вчера сижу, спрашиваю, рады они, что теперь в Российской Федерации? – продолжает Саша. – Из трех – все против. Они многое здесь потеряли, они злы: у кого-то бизнесы, у кого-то – родные, а у кого-то – дома. Это пройдет, но не за один год все делается. На это нужно время и деньги.
– Война – она никого не радует. Немножко неприятно, но мы их понимаем, – примирительно говорит Катя. – А что делать? Пока что они считают нас оккупантами. Пока что. Пройдет время, все устаканится.
Москвичка рассказывает мне об «одном эксцессе»: ночью у них похитили кастрюлю, а после – попытались украсть одеяло. Она заметила вора, прикрикнула на него, и тот убежал. Инцидент Катя трактует как намек: «Думаю, это было типа “Уезжайте”. Навряд ли это одеяло кому-то было нужно».
Спрашиваю, как воспринимают отдых в Мариуполе дети Кати – сын лет десяти и две дочки помладше.
– Дети в шоке, в радости – море увидели! – отвечает она.
– У них все есть здесь. Мы игрушек только два мешка взяли, – подтверждает брат. Он поясняет, что в город из всей семьи ходит только он: детям там делать нечего.
– Мариуполь весь разбитый, видела, когда ехала, – делится Катя. – Город немножко шокировал, но дети спали – они не видели.
Я осматриваюсь по сторонам. Если не покидать пляж, о происходившем в Мариуполе два года назад можно догадаться только по руинам профилактория «Здоровье», торчащим над горизонтом. Впрочем, в каком южном городе не встретишь советских руин.
Спрашиваю Сашу, что именно сказали ему недовольные произошедшим с их городом в баре. «Я особо не расспрашивал. Меня не трогают – и я не трогаю, – отвечает он. А после добавляет: – Ихнее. Они считают, это ихнее. Но это не ихнее, это наше».
Говорю спасибо за чай и желаю новым знакомым хорошего отдыха. Катя благодарит в ответ и добавляет на прощание: «Пускай все приезжают в Мариуполь, всем рекомендую».
Село Мелекино – ближайший курорт к Мариуполю. Донецкая «Комсомольская Правда» подмечает, что раньше это было недостатком. «Во всю работали главные загрязнители окружающей среды – металлургический завод “Азовсталь” и комбинат Ильича в Мариуполе. Однако сейчас этот критерий уже неактуален», – успокаивают потенциальных отдыхающих в статье.
На посвященном курортам «ДНР» и Запорожской области российском туристическом портале с названием «наше-море.рф» обещают «разнообразные достопримечательности», «отличную инфраструктуру» и «атмосферу релаксации». «Также поблизости находится город Мариуполь, где можно погрузиться в культурную и историческую атмосферу», – советуют на сайте.
– Это самое убогое место на Азовском побережье, здесь нет никакой инфраструктуры и развлечений, – с порога заявляет мне блондинка Ольга с густо накрашенными глазами. Она родилась и выросла в Мелекино, уже давно перебралась в Донецк, но ежегодно приезжает отдохнуть и помочь своей родственнице – та управляет гостевым домом, где я остановилась. – Ничего не поменялось ни до войны, ни после. Хочешь в 1989 год – приезжай в Мелекино, тут время застыло.
По ее словам, с 2014 года туристы из самопровозглашенных ЛДНР перестали ездить на «вражескую территорию», что сильно ударило по местному туристическому бизнесу. После 2022 года в село вновь потянулись отдыхающие, здесь же квартировали военные и строители, которые восстанавливали Мариуполь. Впрочем, это несильно помогло развитию курорта.
– В этом году строителей нет, военных отсюда вывезли – все, game over. На отдыхающих никто не рассчитывает, даже мясо свежее сюда не привозят, – жалуется Ольга. – Владимир Владимирович обещал нам, что будет полный фен-шуй. Надеемся!
Старенькую комнатушку с деревянными кроватями, навевающую ностальгию по отдыху в постсоветских детских лагерях, я нахожу не без труда – в нескольких гостевых домах мне отвечают, что мест нет. «Я обзвонил отели до самого Бердянска, мне сказали, до августа занято. Единственное, что нашел, – номер здесь за 2,5 тысячи на три дня», – рассказывает мне Виталий из Донецка, который проводит в Мелекино фронтовой отпуск с женой и дочкой.
Семен из Подмосковья на отдыхе с сыном-подростком. «Я по работе в Мариуполе, подряды беру, снабжение. Уже два года езжу, как мобилизацию объявили. Сейчас сын попросился, и приехали сюда на два дня всего, – рассказывает он. – Мы в прошлом году в Бердянске останавливались, там половина гостиниц была закрыта, а сейчас звоню на знакомое место – все занято».
Мужчине пришлось искать варианты прямо в поездке – в первом же попавшемся по дороге от Мариуполя населенном пункте. Удалось найти только номер «без кондиционера, без удобств». Впрочем, Семен все равно доволен: «Хорошо, песок, море. В Бердянске громче и больше цены, а тут подальше от хохлов нехороших».
Мужчина уверяет, что на Азовском море отдыхают «много наших», а проблем с местными не возникает. «Все недовольные, кто самый упоротый, отсюда уехали, средней степени упоротости – обрусели, – рассуждает он, но тут же поправляется: – Не, ну остались, конечно. У меня на сумке «Россия» написано, я ее случайно взял – и поймал такой осуждающий взгляд. Но в основном, больше за нас.
По словам Ольги, в гостевом доме я первая и единственная постоялица с признанной территории России. «На пляже встречала туристов из Воронежа, из Курской области. Тут много россиян воюют, и они сюда семьи подтягивают, – отмечает она. – Но в основном из Донецка едут, раз им представилась такая возможность».
Туристов из «ДНР» в этих краях – большинство: добраться можно за пару часов, даже есть автобусные туры выходного дня. «Это первый год, когда людям дали спокойно выбраться на море. Без всяких постов и обстрелов. Просто берешь, едешь – и все», – рассказывает мне продавец в магазине. Военные риски таких отдыхающих не смущают – дома еще опаснее.
«Здесь тихо, здесь только самолетики летают и вертолетики, но они безобидные. А у нас – снаряды. Каждый день прилеты, прилеты да прилеты. На работу уйдешь – и не знаешь, вернешься ли», – рассказывает Виталий, который приехал в Мелекино с женой и двумя детьми. Правда, отдыхом глава семейства остался разочарован: «Здесь дыра. Вообще ничего нет, развлечений никаких. Надоело уже тут отдыхать, если честно. За неделю сто штук просрали».
Семейная пара жалеет, что не поехала в Урзуф – село на полпути между Мариуполем и Бердянском. По их словам, там чище море и лучше развита инфраструктура – даже есть луна-парк. Туда же мне советуют ехать и другие местные, но предупреждают: там на пляжах «негде людям лежать».
В Урзуфе царят суета и оживление, свойственные курортному селу в сезон. По ведущей к центральному пляжу улице вальяжно расхаживают полуодетые туристы. Кипит торговля сувенирами и всем, что может пригодиться на отдыхе. Замечаю на некоторых гостевых домах табличку: «Мест нет».
Пляж утыкан пестрыми зонтами и усеян разгоряченными телами. Набор развлечений здесь и правда солиднее: можно заплести афрокосы и сделать биотату, арендовать бунгало или отправить ребенка прыгать на батуте.
Немолодой мужчина в кепке «Россия» и его дородная супруга прячутся от полуденного солнца под зонтом. «Мы из ДНР, у нас неделя отпуска всего, в Урзуф поехали, потому что решили не тратить время на дорогу. Ну и просто было интересно узнать, что тут изменилось», – рассказывает Татьяна.
Последние годы пара отдыхала в Крыму и местным сервисом разочарована.
– Я приезжаю, захожу в номер – и у меня глаза на лоб лезут: за что такие деньги? 4000 рублей за ночь! Мы в Крыму за такие деньги отдыхали в двухэтажных апартаментах! Когда есть с чем сравнить, конечно, разочарование полное, – негодует туристка. – Я детям в истерике звонила, уехать хотела. Всем своим сказала, что не рекомендую здесь отдыхать.
К беседе подключается муж. Его возмущает, что в местных магазинах задирают цены. «У нас сейчас люди небедные за счет войны, военнослужащих много, они могут себе такое позволить. Здесь те же продукты, что у нас, могут в два раза дороже стоить», – рассказывает он.
– И все еще с таким видом преподносится, будто они нам одолжение делают, – жалуется Татьяна.
– У них всегда наплыв, поэтому они не беспокоятся, – поясняет супруг. Он рассказывает, что через несколько дней к ним должен приехать сын, и они едва нашли для него свободное жилье.
– Машины стоят с московскими номерами, с мурманскими номерами даже. Господи, с Мурманска сюда приехать! – восклицает туристка. – Мы приехали только лишь потому, что нам два часа езды.
Неподалеку в тени бунгало разместилась семья из Харцызска с девочкой лет десяти.
– Отлично! Нам очень понравилось, все на высшем уровне, – рассказывает глава семьи Егор.
Раньше супруги отдыхали в Крыму, но не считают, что оба места корректно сравнивать.
– Так а чего они ждали? – удивляется мужчина недовольству моих прошлых собеседников. – Я знал, куда приеду.
– Здесь спокойнее, чем в Крыму, – добавляет его жена. – Три раза что-то бахнуло, несильно – а мы сидим, привычные.
Отец предлагает поделиться впечатлениями дочке.
– Есть один-единственный минус, – солидно заявляет она. – Два дня были медузы.
На многолюдном пляже и правда легко забыть, что до линии фронта чуть меньше сотни километров и есть проблемы серьезней, чем невкусная еда в кафешке или нашествие медуз.
До полномасштабного вторжения стотысячный Бердянск считался одним из лучших курортов Украины и за сезон мог принять около 1,5 млн туристов. Спустя два года войны оккупационные власти региона рассчитывают привлечь хотя бы треть от этого числа.
«Мы для себя поставили планку 500 тысяч туристов за сезон. Это сложно с учетом обстоятельств, но мы надеемся на то, что приедут донецкие и луганские туристы, которые не боятся. Потому что для остальной России Бердянск еще тревожный: они предполагают, что здесь летают бомбы, свистят пули», – заявлял назначенный россиянами «глава» Бердянского округа Александр Сауленко.
В гостевом доме на 12 мест кроме моего заняты только три номера. Хозяин Сергей щедро отдает мне шестиместный: все равно никто не претендует. При этом, по его словам, количество туристов по сравнению с прошлым годом выросло в два-три раза.
– В основном живут дончане. Донецк поехал, – рассказывает он мне. – Если вы знаете, там же «хапали» людей на войну. А с кем ты будешь отдыхать, если у тебя муж сидит дома под одеялом, даже банку пива сходить в магазин купить не может? Сейчас чуть проще с этим.
– А из России едут?
– Ну Ростов, что-то ближнее. С Москвы вы первая, прямо на доску почета, – смеется он. – Мы здесь сильно далеко, согласитесь. С Москвой куда можно альтернативу придумать? Ну вот быстренько так, хоп?
– В Сочи слетать, – предлагаю я.
– В Сочи слетать, – Сергей делает акцент на последнем слове. – Сюда мы ни хрена не слетаем. Для туристов нужно сообщение: ЖД, авиа, автовокзал. Не у каждого есть машины. ЖД-вокзал обеспечивал турпоток. Если откроется ЖД-вокзал, то все будет по-другому.
Правда, после Сергей добавляет, что беда не только в отсутствующей логистике.
– У нас пока не будет никаких постояльцев ни с Москвы, ни с Ростова. Да даже если будет транспорт. Чем мы будем их удивлять? Дешевым? Кричать: «У нас самый дешевый отдых?» – размышляет он. – Как вы думаете, с Москвы хотят сюда ехать на отдых? Вы знаете свое окружение. Представьте, что звоните друзьям: «Алло, братан, я тут в Бердянске нахожусь, подъезжай на отдых, тут так классно!». И они ответят: «Да ты что! Больше не звони мне».
Бердянск разговаривает со мной пропагандой. Пока я иду к городскому пляжу, успеваю узнать, по какому каналу смотреть Путина, какую газету покупать, чтобы быть «вместе с президентом» и прочесть его избранные цитаты. На пешеходном проспекте на лавочке под плакатом «Мы знаем, что на всех людей с присоединенных территорий мы можем рассчитывать» отдыхают пенсионеры. Кажется, они и не думают о том, что на них рассчитывает сам верховный главнокомандующий.
По набережной прогуливаются отдыхающие и местные. Их немало – но это лишь отдаленно напоминает довоенный Бердянск в сезон. «Раньше как было: если ты упал на набережной и потерял сознание – тебя бы просто вынесли», – рассказывает мне местный.
Мне попадаются только туристы из Донецкой и Луганской областей. Их ответы повторяют друг друга, словно они сговорились. Приехали потому, что близко и знакомый курорт. «Город немножко вымерший», а когда приезжали до 2022 года – «лечь было негде». Отдыхом довольны, «только медузы подрасстроили». Обстрелов не боятся – «нам уже не страшно».
В магазинах не продают крепкий алкоголь, а пиво не отпускают после 17:00, но это никому не мешает. Со мной заводят разговор трое парней, распивающих пенное из пластиковых стаканов на парапете набережной. Они приехали отдохнуть на неделю из Горловки.
– У нас капец капецкий, – рассказывает 26-летний Руслан, выбритый под ноль и одетый в футболку. Он самый разговорчивый и самый молодой из всех – его спутникам по 30 лет. – Все хотят, чтобы быстрее закончилось, устаканилось – и жить мирно. Я сижу дома, чтобы ты понимала, у меня самолеты каждый божий день 20 метров над крышей пролетают, а у меня ребенок грудной. Жестко, очень жестко, правда. Не выспаться – бабахи, вечно что-то летает. Но мы-то привычные, на войне побывали.
Все трое парней побывали в окопах и демобилизовались из-за ранений еще до полномасштабного вторжения – в 2021 году пошли служить по контракту ради денег.
– Двести платили. Но это цена жизни, получается. Я и Серега – мы слышали, как противник кашляет, – рассказывает Руслан. – Мы штурмовиками были.
– Лоб в лоб было… – подтверждает Серега.
– Мы еще в такой батальон попали, там жопа драная была, – продолжает Руслан. – Там людей на мясо кидали.
– Людей за людей не считали.
– А вы могли разорвать контракт? – уточняю я.
– Нет, там пока не умрешь, – в один голос отвечают мои собеседники. – Либо пока не ранят сильно.
– А вообще, стоило ли начинать «специальную военную операцию»?
– Да. Если бы не эта специальная операция, противник наш, так сказать – «укропы» – они бы не оставили никого живых, – уверен Руслан. – Они бы расстреляли бы, посадили в тюрьму, даже мирных.
– А за что они вас так не любят?
– Они нас всю жизнь не любили, – считает Руслан. – Это еще до… до 2014 года. Они нас ненавидели…
– И до 2014 года у вас были проблемы?
– Не, не было проблем, – тянет Руслан. – Мы жили сами по себе. На шахтах работали, у нас были хорошие зарплаты. Уголь мужики рубали, у них была зарплата 20 тысяч гривен – на то время в Москве это было как 100 тысяч рублей.
Мои собеседники сходятся, что счастливой жизни положил конец Майдан, на который «бандер конченных» подначили «америкосы». А своему выживанию, по их мнению, Донбасс обязан России.
– Если бы Россия не впряглась за нас, мы бы с тобой не разговаривали. Мы были бы уже трупики и гнили бы под землей лет десять, – считает Руслан. – И я даже не жалею, что выступал защитником нашей земли, вообще не жалею.
– А вам не обидно, что вас использовали как пушечное мясо?
– Обидно, конечно. Очень обидно, – признает Руслан. – Обида – обида, честно скажу, пацанов жалко. Столько хороших, блять…
Парни вспоминают своих друзей, которые погибли на войне. Посреди рассказа о «мировом пацане Ваньке Ха-ха», которого тоже «отправили на мясо», Руслану звонит его сослуживец. Он беседует с хохотом и подколками, а когда кладет трубку, буднично сообщает нам:
– Говорит, вчера по центру Горловки 20 ракет прилетело. Это от нас 15 минут ехать.
– Много человек пострадало?
Вместо ответа Руслан вручает мне плюшевого дельфина, которого выиграл в луна-парке. «Это будет тебе на память с Донбасса. От настоящего воина», – настаивает он, пока я не соглашаюсь принять подарок.
Уличный музыкант на Приморской площади доигрывает песню Валентина Стрыкало и предупреждает, что скоро будет комендантский час (в 23:00), а значит, пора расходиться. Я прощаюсь с парнями из Горловки, прохожу по пешеходному проспекту мимо уютно светящихся кафешек, где пьют, едят и смеются, и ныряю на одну из темных боковых улиц. За десять минут добираюсь до гостевого дома, по пути не увидев ни души.
Хозяин Александр встречает меня у калитки и интересуется, как прошла прогулка и что я фотографировала. Отвечаю, что снимала пляж – и в кадр, неминуемо, попал и порт. Мужчина просит удалить или хорошенько спрятать фотографии, чтобы не оказаться – он показывает двумя пальцами вниз, – намекая на «подвалы».
– Лучше его, порт, не трогать, чтобы не было вопросов. Мы же все жить хотим, мы живем под одним государством, – увещевает меня он.
– И что со мной будет, если заберут на «подвалы»?
– Нежелательно туда вообще. Люди, бывает, пропадают. Вышел человек из дома – и не вернулся. А кто такой? А что он там делал? А кто его знает, что он там делал.
– У вас пропал кто-то из знакомых?
– Я вас не пугаю, но углы вот эти вот острые… – уходит от ответа мужчина. – Найдут у вас что-то на фотоаппарате – я же об этом не узнаю и рассказать об этом не смогу.
Я на всякий случай подчищаю фотографии с телефона и отправляюсь спать. Следующим утром, когда я собираюсь выезжать обратно, встречаю в воротах новых постояльцев – пару из Курской области.
– Мы на сутки – и поедем дальше, в Алушту – рассказывает мне блондинка, пока ее муж договаривается о проживании с хозяином гостевого дома.
– Не страшно?
– Ну как… – заминается она. – Мы заранее заплатили, еще перед тем, как вот это в Севастополе… Ну уже оплатили – деваться некуда. Мы когда всем говорили, что уезжаем, все говорили: «Вы что, с ума сошли, в Крым?». Рискнули! Ну у нас в Курской области тоже прилетает каждый день, мы там живем, под обстрелами.
– А тут не страшно?
– А тут что-то не страшно, – усмехается блондинка.
На обратном пути моей соседкой по автобусу оказывается русоволосая Светлана. Она тоже ездила на отдых в Бердянск, чтобы встретиться со своей подругой и мамой – они живут на оккупированных территориях. Сама женщина жила в Бахмуте и покинула город летом 2022 года.
– Муж вообще не хотел выезжать. Думали, пересидим или в подвалах побудем – и все. Потом у нас уже был прилет по дому – мы вовремя спустились в подвал. Все посекло – и мы через день выехали. Ни воды, ни света, ни газа, на костре готовить и плюс все гремит.
Светлана с мужем обосновалась в подмосковной Балашихе. Они получили российское гражданство, чтобы трудоустроиться. Их частный дом в Бахмуте и квартира в Соледаре разрушены обстрелами. «Мы приехали в Россию, нам дали единоразовое пособие 10 тысяч и паспорт РФ – иди работай, ты гражданин. Жила в своем жилье, имела и дом, и квартиру. А сейчас я бомж и ничего не имею», – с тоской говорит она.
На границе Светлану долго допрашивают, тщательно проверяют телефон и почти доводят до слез. Ее подозревают в том, что она ездила в Соледар: город указан как место рождения в ее новеньком красном паспорте.
– Как я могла быть в Соледаре? Там ни одного человека, только армия, – возмущается она после. – Я гражданка, как вы выражаетесь, РФ. Но что-то мы от вас отличаемся? Зачем нам тогда эти паспорта повыдавали? Никаких компенсаций, вообще ничего. Ни жилья, ничего. Одни освобождают, другие – защищают.
Я решаюсь уточнить у нее, что значит эта фраза, которую за эту поездку слышу второй раз.
– Мне уже пятый десяток. Папа – беларус, мама – украинка, в Питере у меня сестра, брат. Всегда жили, дружили. Все в наших странах одно и то же, – отвечает Светлана. – Мы не приглашали ни тех, ни тех к себе. Мы жили себе и жили. Каждый между с собой воюет, а люди страдают.
Светлана отворачивается к окну и замолкает. Я тоже смотрю в окно, за которым проносятся поля с подсолнухами – такие же, как на оккупированной территории Украины, но без инженерных заграждений.
В. ШВЕДОВ: Вообще, должен сказать, что выход этого текста меня немножко расстроил, потому что я как редактор хотел с одной из журналисток, с которой мы сотрудничаем, сделать что-то подобное. И что-то все лето мы собирались, собирались, и так и не сделали. А потом раз, и выходит такой материал. Не то чтобы он выглядит так, как хотелось построить материал мне, но тему, на мой взгляд, он закрывает. И, безусловно, самое главное, что здесь есть, это допуск к героям. Подступаясь к этой теме, я понимал, что это самое, наверное, здесь главное – найти выход на тех, кто поехал и реально там отдыхает. Мне было бы очень интересно поговорить с Василисой. Может быть, что-то не попало в материал. Давай позвоним ей и узнаем.
А. ЛОТАРЕВА: Василиса, привет.
В. ШВЕДОВ: Здравствуйте, Василиса.
ВАСИЛИСА: Добрый день.
А. ЛОТАРЕВА: Я знаю, что это не первый ваш материал с сложных территорий, на которые сложно попасть и с которых почти никто не пишет. Скажите, пожалуйста, как вы решили взять именно эту тему и почему?
ВАСИЛИСА: За эту тему спасибо моему шеф-редактору Максиму. Именно он предложил поехать на, как вы говорите, сложные территории для того, чтобы написать о том, как там отдыхают люди. Такая идея была еще в прошлом году, когда я ездила в те края за другими материалами. Но реализовали мы ее в этом.
А. ЛОТАРЕВА: Насколько сложно туда попасть, если ты… Я так понимаю, что вы ехали под легендой, что вы просто едете отдыхать. Насколько это сложно реализовать обычному человеку из, условно, Москвы, который вдруг почему-то решил отдохнуть в Бердянске?
ВАСИЛИСА: Это очень просто для всех, у кого российский паспорт и регион там указан рождения российский. Без проблем можно купить билет на автобус и поехать. Есть погранконтроль на въезде на бывшей границе России и Украины. Там просто показываешь паспорт и все. На обратном пути контроль может быть более строгий, могут вещи посмотреть, но в целом попасть туда довольно легко. Но если у тебя российский паспорт, но место рождения какой-нибудь из городов Украины, то тебя могут довольно серьезно допрашивать на границе, даже несмотря на то, что ты получил российский паспорт.
В. ШВЕДОВ: А вы как проходили границу? Все без проблем прошло? Быстро?
ВАСИЛИСА: Да, все прошло без проблем. Туда я ехала на автобусе. Купила билет заранее и поехала. Нас один раз тормознули по пути где-то то ли в Воронежской, то ли в Ростовской области, военные у всех проверили паспорта. Границу мы проходили рано утром, я спала. К нам зашли пограничники. Мы просто показали им паспорта, даже не выходя из автобуса. Никаких вопросов не возникло ко мне. А к людям, у которых были либо украинские паспорта, либо у них было место рождения какие-то украинские города, к ним были вопросы. Я видела, что кого-то выводили на улицу, как-то с ними разговаривали, но я не очень за этим наблюдала.
В. ШВЕДОВ: Вот на самом побережье, как я понимаю, вы мало видели людей, кто приехал туда с территории России. В основном все-таки это местные, да?
ВАСИЛИСА: Большая часть, да, это местные. Это видно и по номерам автомобилей. Это я увидела и услышала, когда общалась с людьми. В основном это из Донецка или из Донецкой области отдыхающие. Но также есть отдыхающие из России. Лично я познакомилась с туристкой из Москвы, которая приехала с тремя детьми и братом из Кирова. Также я встретила мужчину из Москвы, который там работал и привез своего сына на пару дней отдохнуть. Еще в отеле в Бердянске в гостином доме, где я жила, познакомилась с туристами из Курской области. Но они там были проездом. Они просто ехали в Крым по этой вот новой дороге и в Бердянск заглянули просто на один день, чтобы переночевать, отдохнуть и поехать дальше.
А так, я видела российские номера автомобилей разных регионов. Мне про других отдыхающих из России рассказывали мои собеседники. Чаще это какие-то ближние районы, типа Ростовская область, Курская область, Воронежская область. Ну, по крайней мере, они чаще звучали в разговорах и виделись на номерах. Но бывали и номера подальше. Моя одна из собеседниц очень удивлялась. Она сама приехала из Донецкой области, была очень недовольна своим отдыхом в Урзуфе, удивлялась, кто вообще едет в эти края из Мурманска и зачем они это делают, потому что увидела мурманские номера.
В. ШВЕДОВ: А вы для себя как ответили на вопрос, зачем они это делают и кто эти люди?
ВАСИЛИСА: Зачем они это делают? Наверное, потому что могут это делать. То есть такое ощущение, что у них нет какого-то страха, что там может что-то нехорошее с тобой произойти, что там может прилететь, что там тебя могут задержать.
Единственный вообще мой собеседник из всех, кто рассказал, что он боялся ехать, как ни странно, это был военный из Горловки. Он приехал с двумя другими друзьями отдыхать в Бердянск. Он бывший военный. Он успел отслужить по контракту вместе со своими друзьями. Они все получили ранения, они все на этом основании уволились из армии. И они живут в Горловке, они приехали отдыхать в Бердянск. И этот мужчина мне говорит: «Если честно, мне было страшно ехать». Я говорю: «Вам страшно из Горловки ехать в Бердянск?» Он говорит: «Ну да. Там же прилетало по пляжу в Крыму. А вдруг сюда тоже прилетит». И это был единственный вообще человек, который сказал, что ему что-то было страшно.
А. ЛОТАРЕВА: Кстати, есть представление, как будто если он военный, он понимает, насколько это опасно, в отличие от мамы с тремя детьми, прости господи.
ВАСИЛИСА: Да, у меня тоже сложилось такое представление. Я пыталась себе это как-то объяснить и как-то объяснила. В остальном, наверное, едут, потому что могут поехать. Почему бы не поехать туда? Можно же в Крым поехать, можно поехать в Краснодарский край, а можно поехать туда. Вот и едут.
А. ЛОТАРЕВА: А вам самой было страшно?
ВАСИЛИСА: Если честно, все мои страхи касались именно безопасности моей работы. То есть не столкнусь ли я с какими-то проблемами из-за своей журналистской деятельности, не нарвусь ли я на каких-нибудь особо подозрительных граждан, которые решат на меня пожаловаться. А обстрелов – нет. Особо не было страшно. Там относительно недавно сравнительно с моим приездом обстреливали Мариуполь, но в целом это было не очень часто.
А. ЛОТАРЕВА: Василис, простите, то есть вы говорите, что сталкивались со страхами про журналистскую работу, и я поэтому уточню. Вы говорили собеседникам, что вы журналистка?
ВАСИЛИСА: Нет, я не говорила собеседникам, что я журналистка, но я понимала, что я могу вызвать какие-то подозрения.
А. ЛОТАРЕВА: Расспросами, да?
ВАСИЛИСА: Да, своим любопытством, своей фотокамерой. Ну, просто можно оказаться в каком-то неудачном месте и вызвать подозрения.
В. ШВЕДОВ: Кстати, вот по ощущениям от текста есть такое чувство, что с вами довольно охотно говорили, как будто им нужен был какой-то собеседник, чтобы о наболевшем порассуждать. Это действительно так? Или просто вы все неудачные попытки завести разговор исключили из материала?
ВАСИЛИСА: Конечно, неудачные попытки я не включила, но в целом люди были довольно общительные. И те, кто приехали из России, и местные разговаривали со мной довольно откровенно.
В. ШВЕДОВ: Если так подытожить вашу поездку, есть чувство, что там действительно люди отдыхают в этой части Азовского моря? Или все-таки было пусто и безлюдно?
ВАСИЛИСА: Нет, люди действительно отдыхают. Повторюсь, что основной контингент отдыхающих – это люди из Донецка и Донецкой области или из Луганска и Луганской области. И изначально, когда я ехала, я думала, кто же эти люди, которые там отдыхают, какими странными людьми надо быть, чтобы туда поехать.
А потом я пообщалась с этими людьми, которые выехали из своего Донецка, где у них каждый день обстрелы, или откуда-нибудь еще, например, из Энергодара. У меня было две пожилых собеседницы, которые уехали из Энергодара, и искренне радовались, что они могут просто побыть на море, спокойно, без обстрелов. И в итоге, честно, я была как-то даже за них рада, что они могут хотя бы так отдохнуть от того, что у них происходит. И для них это действительно было отдыхом, а не поездкой на оккупированную территорию. Для них это так воспринималось.
А так, конечно, отдыхающих меньше, чем было до 2022 года. Об этом мне все говорили. В Бердянске, например, до этого было очень много туристов и из Украины, и из Белоруссии. Сейчас там разрушены железнодорожные пути, не работает станция. Может быть, пути и починили, но станция не работает. Поэтому добираться туда либо на автобусе, либо на машине. Естественно, туристов меньше. И по той причине, что ситуация неспокойная, туристов тоже меньше.
В. ШВЕДОВ: Ну, это понятно, да.
А. ЛОТАРЕВА: Спасибо вам большое за вашу работу и удачи и безопасности вам в дальнейшем. Спасибо. До свидания.
ВАСИЛИСА: Спасибо вам.
А. ЛОТАРЕВА: Не знаю, у меня очень смешанные чувства. Просто скажу, что все детство я провела в курортном городе между Николаевом и Одессой в поселке Коблево, в котором сейчас мины плавают и все последствия войны есть как есть. И я заловила себя на ужасно странном чувстве, когда читала этот текст.
Знаешь, там один из героев говорит, что если вы хотите вернуться в 1989 год, то это вот сюда. И у меня немножко ощущение, что я вернулась в 1989 год, только в 1989 году не было никакой войны между Украиной и Россией и все это было просто милым, затрапезным отдыхом, куда не врывался тот порт, который нельзя фотографировать, а то на подвал можно уехать, то вот там колючая проволока, как в Коблево сейчас весь берег затянут. Ну и вообще все это.
В. ШВЕДОВ: А я просто фанат Азовского моря на самом деле и несколько раз ездил в Таганрог и в Ейск. Но вот та его часть, которая как раз между Таганрогом и Арабатской стрелкой, совершенно мне неизвестна. И едва ли я, конечно, сейчас там окажусь. Но при этом, когда я читал текст, я понимал, что для местных эти места знакомы, близки и понятны. И в этом плане я, наверное, хочу солидаризоваться с нашей сегодняшней гостьей. Если люди там отдыхали и до этого, а сейчас все равно они туда едут и чувствуют себя там чуть-чуть лучше, то и слава богу. Мне кажется, уж кому-кому пенять на это, но точно не местным.
А. ЛОТАРЕВА: Добавлю при этом, что я разговаривала со своей приятельницей из Мариуполя, которая уехала в самом начале, еще до всего оттуда, ровно про этот текст, его обсуждали. Ну и там чувства совсем другие, потому что ты читаешь про мирную, вроде бы как отдыхательную жизнь там, где у тебя все разрушено, ты не можешь туда вернуться.
И не знаю, знаешь, еще когда вот объявляли вот эту дорогу до Крыма и как люди ехали там, ну и типа детям глаза закрывали, ну что-то там случилось, не знаю, не могу избавиться от чувства, а главное, что от него избавляться, это так и есть, что ты по могилам, в общем, едешь. Не то чтобы хотелось вот этим женщинам из Энергодара пожелать, чтобы они не отдыхали. Тут, как ты справедливо говоришь, действительно, последнее, что можно сказать на этот счет. Но чувства такие смешанные.
В. ШВЕДОВ: Я с тобой согласен полностью. Но мне все-таки хочется подчеркнуть, что там разные есть места в этой части Азовского моря. Я вот, например, давно хотел почитать именно о Бердянске. Тем ценнее для меня, что здесь был не только Мариуполь, но еще и менее затронутые войной места. Мне кажется, это чуть-чуть отличается все-таки по эмоциям.
А. ЛОТАРЕВА: Может быть. С вами был подкаст «Давай голосом». Мы выходим на всех платформах. Нам надо ставить лайки, шарить. И обязательно приходите в чат в Телеграме обсуждать, ругаться и все что угодно. Мы там отвечаем. Меня зовут Настя Лотарева.
В. ШВЕДОВ: А меня зовут Владимир Шведов. Спасибо, что слушали нас.
А. ЛОТАРЕВА: Всего вам доброго.