«Честно говоря» с Анатолием Белым: О новой войне Израиля, «диванных гуманистах», театре и разговорах в бомбоубежище

Ксения Ларинажурналист

Анатолий Белыйактер

«А что ж ты сидел там так долго среди нелюбимого народа?».
Ребята, что значит нелюбимый народ? Когда я жил в России, я любил очень многие вещи, очень многих людей прекрасных. И тьму никто не отменял. Во всех странах есть эта темная сторона необразованных людей, которые ведомые пропагандой. Всегда это было. Но тем не менее были и окружали люди в России прекрасные. И я до последнего момента как дурак надеялся, что всё там будет хорошо…

Подписаться на канал The Insider Live
Поддержать канал The Insider Live 

К. ЛАРИНА: Добрый вечер, дорогие друзья, дорогие зрители и подписчики. Это канал The Insider Live. Меня зовут Ксения Ларина. И прежде чем начать наш сегодняшний эфир, я хочу напомнить, что у «Инсайдера» появился свой собственный VPN. И вы можете с помощью этого удивительного ресурса смотреть нас из любой точки мира. Не только нас, но и любые независимые медиа в YouTube. Но прежде всего, конечно, я обращаюсь к нашим российским зрителям. В ссылке в описании – как подключиться к нашему VPN.

Ну а теперь я приветствую нашего гостя. Сегодня у нас в нашей виртуальной студии – слава богу, у нас есть виртуальная студия – Анатолий Белый. Толя, приветствую тебя. Здравствуй.

А. БЕЛЫЙ: Привет, Ксения.

К. ЛАРИНА: Из воюющей страны. Понимаете, я не отрываюсь. Сейчас у меня две линии, из которых я не выхожу. Это две войны. Эта война – Украина, эта война – Израиль. Везде огромное количество друзей, близких друзей, товарищей. Я далеко от Израиля и от Украины, но могу себе представить, что чувствуют люди там, находясь внутри. Как ты, Толя? Мой первый вопрос.

А. БЕЛЫЙ: Да, это вопрос самый распространенный, самый популярный вопрос последнего времени: как ты, как вы? Друзья засыпают вопросами, что очень приятно. Волнуются близкие люди, не близкие. Вдруг откуда-то вопрос: как ты, как вы? Просто самый главный вопрос последнего времени. Ксения, ну что я тебе могу сказать? Нормально. Нормально. Держимся, не впадаем в панику, не впадаем в тревогу. Стараемся не впадать. Делаем все для того, чтобы не впадать и друг друга поддерживать. И вот, собственно, как мы. Согласно повестке. Но, в общем, не в панике, не в страхе, в тревоге за будущее очень сильно. Но мы всеми силами стараемся это скрывать и друг друга поддерживать. Вчера поддерживали, например, котом и мороженым.

К. ЛАРИНА: Я прочитала твой пост, в котором ты как раз описал все свои чувства, по сути, ответил на вопрос, как ты: «Не ною, не страдаю, выполняю все». Там ты забыл сказать «выполняю все распоряжения службы тыла».

А. БЕЛЫЙ: Это аксиома. Даже говорить об этом не надо. Я выполняю все распоряжения Командования тыла, потому что это очень-очень важно для безопасности. Конечно.

К. ЛАРИНА: Это второй уже эпизод такой открытой войны, которую ты переживаешь в Израиле, да? Ты лично, твоя семья.

А. БЕЛЫЙ: Да. Получается, да. В октябре были иранские атаки тоже, но не такой интенсивности, как сейчас, не такой силы. Сейчас посильнее будет.

К. ЛАРИНА: Ну вот как раз хотела спросить, сравнить то, что впервые ты сейчас переживаешь, твои собственные ощущения. И мой сразу второй вопрос. Вообще, к этому готовят израильское общество? Помимо распоряжения службы тыла, как себя вести. Я так предполагаю, что надо людей как-то готовить к этому. Готовят или нет?

А. БЕЛЫЙ: Знаешь, наверное, готовят. Я думаю, что в школах. То есть я видел, как с Викой проводят какие-то занятия, у них там есть уроки. Но, в принципе, мне кажется, израильское общество подготовлено примерно с 1948 года к этой ситуации. И, в общем, уже это сознание, это уже ментальность, уже в людях сидит эта готовность к тому, что на тебя нападут, что ты кому-то мешаешь, что в очередной раз кто-то захочет тебя уничтожить. Это сидит уже в генетике.

Каких-то таких прям открытых уроков, лекций в театре «Гешер» не было. Было просто, действительно, письмо. Лена Крейндлина написала всем письмо. Она всегда пишет всем письма в таких ситуациях. Очень смешно. Прекрасно, очень смешно. В том смысле, что название письма всегда одно и то же. И письмо называется, заглавие – «И это пройдет». У нас прекрасное всеми известное. И этой фразой открывается каждое письмо. Лена Крейндлина пишет всем: «Ребята, пожалуйста, выполняйте распоряжения Командования тыла, не рискуйте, сохраняйте безопасность, сохраняйте спокойствие. Мы все знаем, что Израиль непобедим, непотопим». И так далее. И вот, в общем, такими письмами «Гешер» поддерживает своих актеров. А так, каких-то открытых уроков по безопасности, они где-то на местах везде проходят, среди детей особенно.

К. ЛАРИНА: Но вы же молодые израильтяне. Вот алия, которая приехала после 24.02.22, – это молодые израильтяне. Сейчас-то уже опытные, но когда впервые столкнулись, когда были последствия, наверное, 7 октября, когда надо было готовиться к ужасному и к страшному, а ты же тоже, как и многие твои товарищи по алие, задавал наивные вопросы тем, кто здесь живет давно. Что вот для тебя было важным тогда?

А. БЕЛЫЙ: Для меня было важным тогда получить этот ответ стариков, которые здесь живут давно, о том, что, ребята, ну не волнуйтесь так сильно. Потому что главное преимущество Израиля – это «Железный купол» наш, который в те времена, вот во время первых атак, да, и войны после 7 октября, и октябрьских атак иранских, сильных ракетных атак, все равно это были другие ракеты, и «Железный купол» 99% реально… Это внушает действительно очень большое доверие и очень такое спокойствие. То есть ты понимаешь, что ты защищен. Если ты выполняешь распоряжения, если ты в укрытии, то тебе практически ничего не угрожает. Ты защищен.

И эту уверенность давали действительно те люди, которые давно здесь живут, которые здесь говорят: «Ребят, ну смотрите, у нас была Первая ливанская. А когда мы прилетели, мы в противогазах сидели в Бен-Гурионе. А помнишь, как мы тогда в этом? А здесь тогда мы шли по улице и первый раз легли на землю». У всех это только проходило. И действительно здесь старожилы делятся этим опытом и внушают тебе уверенность в том, что, чувак, ты здесь под защитой.

Сейчас ситуация чем отличается? Сейчас тяжелая баллистика, которая летит из Ирана, она пробивает линию ПВО израильскую и пробивает в большем процентном соотношении. Сейчас 90% примерно перехватов и 10% – то, что действительно прилетает. Вот этого не было никогда, пока я здесь живу, за эти три года. И это, конечно, внушает сильную тревогу, что ты не понимаешь, когда и где действительно прилетит, пробьется система ПВО и прилетит эта огромная ракета. Они огромные. И это, конечно, сейчас немножко напрягло очень.

Но тем не менее мы в Нетании, в городе, в котором мы живем, тьфу-тьфу-тьфу, меньше нацелено ракет сюда. Иран целит ракеты в центр, на север по промышленным каким-то объектам стратегическим и в густонаселенные районы: Гуш-Дан, это большой Тель-Авив, это Холон, Бат-Ям, Ришон ле-Цион и так далее. В этот центр густонаселенный нацелен.

И мы знаем, что были уже прилеты и жертвы. И это, конечно, очень-очень грустно. Страна находится перманентно в войне. И мы скорбим по тем, кто погиб. И совершенно нелепые смерти. В Бат-Яме погибла украинская семья, которая привезла сюда ребенка на лечение от рака. И это, конечно, так тяжело. Тяжело, Ксения, тяжело.

К. ЛАРИНА: Сильнейшие, конечно, вот эти кадры, которые забыть невозможно. Я имею в виду дом, разрушенный прямым попаданием ракеты в Бат-Яме, про который ты сейчас говоришь. Но тут же рядом Киев. И ты смотришь, практически это как зеркальное отражение вот этих двух войн. Вдруг меня пронзила эта мысль, Толь, что все равно они очень похожи. Не войны, а враги, вороги. Россия, которая точно так же, как и террористы Ирана, эти самые Стражи исламской революции, или ХАМАС, точно так же они действуют. Такой настоящий террор против мирного населения. И это сознавать, конечно, страшно.

Мой вопрос к тебе. Это что касается отношения внутри. Я помню, после 7 октября какое было единение общества израильского, как друг другу все помогали, сколько было волонтеров, которые просто помогали каждому. Насколько сегодня тоже вот это явление распространено? Помогают ли друг другу люди?

А. БЕЛЫЙ: Конечно, конечно, конечно. Это все в минуты сильной опасности. Люди, именно люди. Я не говорю про политику. Там разное происходит. Можно и нужно подвергать критике и правительство, и власть. И ошибок полно и так далее. Непонятно. Очень многие, если человек обладает критическим мышлением и мыслит… Слава богу, у нас можно об этом говорить, и есть свобода слова, и задавать вопросы. И если чуть-чуть копнуть, то очень много вопросов, почему так, а почему не сделали вот это, а почему вот это, а почему вот это. Оставим это в стороне.

Конечно же, власти, правительству всегда можно предъявить какие-то претензии и так далее. Речь не об этом. Люди действительно опять объединились и друг друга поддерживают, и собирают средства для людей, которые лишились жилья. Сейчас они опять, как после 7 октября, расселены в гостиницы. И создаются волонтерские бригады, которые, в принципе, с 7 октября и не распадались. Есть эти группы волонтерские, которые сразу мобилизовались и отвозят предметы первой необходимости людям, которые остались без крова. И, конечно, все это присутствует.

Но даже более того скажу, что в минуты сильной опасности государства Израиль даже в политике объединяются, конечно, и оппозиция, и коалиция. И вчера буквально я видел в Телеграм-канале Лапид и Нетаниягу встречались и обсуждали меры какого-то взаимного взаимодействия по поводу ситуации и так далее и так далее. Люди, да, конечно, помогают.

К. ЛАРИНА: Еще один вопрос. Я не требую от тебя политологического анализа ситуации, но тем не менее. Насколько это было начало, пятница, 13-е, неожиданно для мирного населения? Или ты чувствовал, что что-то начнется?

А. БЕЛЫЙ: Слухи о том, что что-то начнется, были примерно так уже полгода. Несколько месяцев точно. Что-то начнется, что-то должно начаться, невозможно. Иран давит. Он с помощью своих прокси, как мы знаем, работает, действует, стреляет по нам и так далее. И самое главное, конечно, это ядерная программа, которая уже практически находилась на какой-то стадии завершения, видимо. Конечно, точного числа нам никто не сообщал. Это носилось в воздухе. И то, что произошло в пятницу, было совершенно неожиданным для нас. И, собственно, мы поняли, вот, это оно, началось, и надо сейчас собраться спокойно, собрать силы, экстренные сумки опять собрать.

К. ЛАРИНА: А есть экстренные сумки?

А. БЕЛЫЙ: Конечно, конечно. Стоит вон в прихожей все. Там водичка, документы, подушки, пледы. И компьютеры сразу с собой берутся. Кот обязательно. Стоит рюкзак для кота очень смешной. Он там космонавт. У него пластиковая стенка передняя, и он там сидит за этой стенкой, как космонавт, в этом рюкзаке. Все это есть, да. Все стоит. Точного числа нам никто не сообщал, но вот когда началось, мы поняли, что это оно, и надо готовиться к какому-то серьезному периоду жизни. Потому что уничтожить ядерную программу – это очень тяжело. И насколько я понимаю сейчас из тех сводок, из той информации, которая приходит, нашего вооружения, наших бомб не хватает для того, чтобы добить туда в глубину до именно складов.

К. ЛАРИНА: Да-да-да, я тоже слышу, что американская помощь в этом смысле необходима. Если окончательно решить вопрос ядерной программы Ирана, то без помощи Америки будет трудновато. Но ждем. Мы, на самом деле, выходим в записи, и мы еще не знаем, что случится завтра. Будем надеяться, что свой ультиматум очередной товарищ Трамп все-таки исполнит. Мне кажется, что здесь в отношении Израиля у него более ясная позиция, чем в отношении Украины. Да?

А. БЕЛЫЙ: Да-да-да. Но тут даже не столько Израиль, здесь действительно безопасность мира. Ребята, ось зла явно претендует на то, чтобы… Смотрите, что в Европе. Вчера во Франции беспорядки, в Париже опять машины горят. Уже надо быть насколько слепым, чтобы не понимать, что это одно и то же, все это одно и то же? И мне очень нравятся эти диванные гуманисты, которые сейчас со мной в разговорах очень часто говорят: «Толя, ну Израиль же уничтожает мирное население». И я говорю: «Да, ребята. Это война. И это ужасно. Ужасно, когда гибнут люди и там, и здесь. Гибнут мирные люди. Да, это плохо. Но что дальше? Кто навязал эту войну? Давайте мы остановим это. Давайте Израиля не будет. Давайте мы просто сложим лапки, скажем, убивайте нас и так далее».

Как прекрасно сказал один мой товарищ, книжный магазин «Бабель» в Тель-Авиве есть известный, вот Евгений Коган, он написал пост: «Знаете что, идите в жопу пока что на сегодняшний момент. Засуньте себе свои гуманизмы и так далее. Нас уничтожают, ребят. Нас хотят убить. Мы делаем все для того, чтобы выжить».

И к чему я все говорю? Ядерная программа Ирана – это безопасность всего мира. Мира, но не только Израиля. Израиль в первую очередь. Но если пустить это все на самотек, ничего хорошего из этого не будет.

К. ЛАРИНА: Тебя удивил окончательный выбор руководства России? То, что сначала как-то так вроде как молчали, а потом в итоге свой выбор сделали, и, к сожалению, или наоборот, это предсказуемо, что в эту ось зла, которую ты упомянул, в этой оси зла Россия занимает одно из главных мест наряду с тем же Ираном и еще с несколькими террористическими режимами, которые сегодня существуют на планете. Тебя это удивляет или нет?

А. БЕЛЫЙ: Знаешь, меня это очень сильно расстраивает. Даже не то слово. Удивило ли меня это? Да, в какой-то момент удивило. В воспитании с детства внушали нам в голову, что Россия стоит на страже мира. И вообще не укладывалось в голове, что вдруг Россия встанет на сторону такой открытой агрессии, терроризма, международного терроризма. И сейчас это просто такое огромное-огромное разочарование, такая ссадина огромная, что это произошло.

Оглядываясь, опять-таки, много раз об этом говорю, за эти три года произошла такая смена оптики сильнейшая. То есть просто поглядев назад, ты понимаешь, что действительно Советский Союз был империей зла. Я сейчас не приукрашаю весь мир и Америку в том числе. Сейчас уже пойдем в политические опять разговоры. Ладно, вернемся к России. В какой-то момент, конечно же, хотелось, чтобы это все было хорошо, и страна вдруг встала на хорошие, на правильные какие-то рельсы сотрудничества, открытости и так далее. И вот это захлопывание крышки, оно, конечно, было очень неожиданным и страшным разочарованием.

Недавно видел где-то в Телеграм-каналах новость. В России установили на какой-то площади огромный-огромный самовар.

К. ЛАРИНА: Это, извини меня, на Арбате, там, где мы с тобой бродили. На Старом Арбате огромный самовар.

А. БЕЛЫЙ: На Старом Арбате огромный самовар. И крышка этого самовара захлопнулась. Это, конечно, горько и больно осознавать, что вдруг твоя прежняя родина встала на путь открытого просто терроризма международного.

К. ЛАРИНА: Давай так, все-таки было все понятно с начала вторжения в Украину. И та жестокость, которую проявляет руководство Российской Федерации и все исполнители этих приказов, включая до самых низовых, это, конечно, уже нечего уточнять, все понятно. В этой связи как раз расстраивало меня лично то, что все время войны до сегодняшнего дня, до пятницы, 13-го, Израиль занимал позицию скорее «не все так однозначно» в отношении поведения Путина и России в Украине. И туда отправляли делегации, и на 9 мая приезжали. Гастроли. Давай вспомним то, что ближе нам с тобой. Гастроли всяких упырей, которые топят за эту войну, которые певцы этой буквы Z. Давай напомним Ленком. Горячий отклик вызвало тогда твое участие в этом протесте вполне, на мой взгляд, справедливом. Ну и сейчас обратите внимание, дорогие друзья. Домогаров приезжал к вам?

А. БЕЛЫЙ: Кстати, нет. Сейчас, я думаю, он просто…

К. ЛАРИНА: Да, сейчас-то вряд ли. Но тем не менее вот это. Как ты лично относишься к этим неоднозначным отношениям с Россией? То, что прощали много и закрывали глаза на многое.

А. БЕЛЫЙ: Плохо отношусь. Это как раз один из тех моментов, когда очень много вопросов к Израилю. Но я понимаю, что это какая-то политика, что большая политика, что Израиль лавирует между Сциллой и Харибдой, между молотом и наковальней, чтобы как-то себе обеспечить безопасность. Не буду влезать. Не знаю. Я понимаю. Все понятно, что это большая политика. Но на уровне людей это отражается очень негативно и очень много. Здесь очень повылезала вата активно. Активно повылезала вата.

К. ЛАРИНА: Это с советских времен которые, старшее поколение.

А. БЕЛЫЙ: Да, и то поколение. Но вот этот продюсер, который этого Домогарова сюда хочет привезти, это человек моего возраста, даже младше меня немного. Что у него в голове? Ну понятно, у него это просто деньги. Он просто говнюк, который только деньгами мыслит, ему все равно.

К. ЛАРИНА: Он еще огрызался так, когда была эта вся история. Напомним зрителям, что стали возмущаться, что приезжает Домогаров, который абсолютный зетник, обслуга этой войны, не скрывает этого, в открытую поддерживает и солдат, и СВО, и прочее-прочее. И стали люди возмущаться. Это я людям рассказываю. И тогда продюсер израильский, который сказал, во-первых, что его не интересуют политические взгляды артиста, которого он привозит, и если бы для него это имело значение, он бы вообще ни одних гастролей бы не устраивал, потому что всегда есть какие-то проблемы.

А во-вторых, конечно, я поняла, что для израильтян его поведение и его общение, риторика, которую он использовал в общении со своими соотечественниками, защищаясь, я думаю, что это такое было откровение и потрясение.

А. БЕЛЫЙ: Да, к сожалению, есть люди во всех странах, и здесь тоже в Израиле это не исключение, для которых деньги не пахнут, которые совершенно ушлые и бессовестные и так далее. Ну что делать? Я говорю, здесь к власти, к правительству очень много вопросов и очень много критики. Я сам понимаю, что много минусов и так далее. И вот это лавирование и вот эта неоднозначная позиция – это плохо. Это плохо, это грустно. По этому поводу сидишь и разочаровываешься, думаешь, ну как же так, ребята, ну очевидна же вся ситуация. А тут вот идет какое-то такое лавирование. Грустно.

Ну что мы можем с этим делать? Мы на уровне людей ищем своих, держимся за своих. И слава богу, здесь действительно демократическое общество и можно это диктовать, и нужно. И люди пишут в своих постах о том, что а почему же так? А после 7 октября сколько было вопросов.

И понятно, что над Биби суд уже идет. И это суд. И это не то что умалчивается и все нормально, и никто его не посадит и так далее. Посмотрим, как будут развиваться события. И все-таки я уверен, что израильское общество, израильский народ отстоит свои демократические принципы и не даст рухнуть стране в какой-то авторитарный, тоталитарный режим. Ну, не режим, а в эту сторону. Хотя в последние годы все было не очень в этом смысле.

К. ЛАРИНА: Ты говорил про диванных аналитиков, но я бы все-таки расширила эту часть общества. Это не только диванные аналитики, это вполне себе активные аналитики, типа Греты Тунберг, которая вполне себе не диванный. И у нее поклонников и соратников немало по всему миру. Чем ты объясняешь вот такое непонимание со стороны? Я не говорю про сумасшедших леваков, а вообще. Мы же знаем с тобой, что большое количество вполне себе образованных и умных людей вдруг выбирают антиизраильскую позицию и почти юдофобскую, почти антисемитскую. Насколько, на твой взгляд, есть вина и самого Израиля? Может быть, то, что мы называем информационной войной, объяснением, может быть, это тоже имеет значение?

А. БЕЛЫЙ: Несомненно, несомненно. Я говорил про диванных аналитиков и гуманистов. Сейчас мои друзья, близкие, знакомые, которые прекрасные люди, задают этот вопрос: «Толя, ну вы же тоже там убиваете». Я действительно говорю: «Ребята, это ужасно. Война – в принципе это ужасно. Но, елки-палки, вы же умные люди, ну чуть-чуть посмотрите в корень вопроса, кто кому навязывает войну и что мы должны делать в этой ситуации». Ну что? Как себя вести?

Меня вот эта слепота вроде действительно умных людей как-то поражает. Это, не знаю, модно сейчас быть. Это люди, живущие вне Израиля. И, конечно же, взгляд со стороны, взгляд изнутри – это два мира, два Шапиро. Это огромная разница. Потому что со стороны кажется, что действительно там Израиль себя ведет просто, утюжит и так далее. Ребята, а если мы не будем утюжить, то нас не будет. В общем, это такой клубок.

Что касается вопроса, который ты задала. Тут опять же таки вопрос к Израилю большой. Ребята, ваше министерство, наше министерство пропаганды что же не работало-то все эти годы с 2005 года, когда мы вышли из Газы и в активную фазу вышла пропалестинская пропаганда во всем мире, и спонсировалась? И мы знаем, как Катар покупал там просто университеты, телевизионные компании и так далее. И это прям была массированная атака пропалестинской пропаганды во всем мире. Вот она и дала плоды – лицо Израиля как страны-агрессора. Никто же не хочет вникать. И времени на критическое мышление нет. Человек смотрит новости и говорит: «О, как ужасно». И это последствия вот этой почти 20-летней пропаганды.

А с нашей стороны не было. У нас даже было такое Министерство асбара. Асбара – это как бы объяснение. То есть даже название министерства такое. Министерство объяснения. Но странное. Когда с другой стороны идет такой массированный поток, но очевидно же, что информационная война будет выиграна той стороной, если ты просто объясняешь, что Израиль – хорошая страна. Здесь есть такой минус, типа, ну мы же за правду, это и так понятно, ну мы же такая страна, которая не требует какое-то объяснение, что делает плохо, а что – хорошо. И это по меньшей мере странно. Понятно, на сегодняшний день приходится констатировать тот факт, что информационная война Израилем проиграна. И сейчас в лицах всего мира Израиль – агрессор.

К. ЛАРИНА: Как легко вернулась эта «израильская военщина». От этих терминов мне просто вообще крышу сносит. Думаю, боже мой, как легко. Откуда вы все это берете? Причем это молодые люди, которые не нюхали совка, не нюхали советской власти. Вдруг из них это вылезает, вот эти все те самые выражения, которые мы в нашей юности и в нашем детстве слушали из тех советских телевизоров, да?

А. БЕЛЫЙ: Да, да, да, израильская военщина. Видели бы они эту израильскую военщину, когда девчонки ходят по городу в этой форме с хвостами накрашенные красавицы. Израильская военщина, ну конечно. Плохо. Это плохо, что Израиль обрел такое лицо во всем мире. Но посмотрим, к чему это приведет. Есть у меня страна чудес, и в этом смысле тоже может произойти какое-то чудо. Но очень обидно, когда тебе твои соратники говорят: «Да вы в изоляции будете. Да к вам никто приезжать не будет. Да Израиль сейчас уже изгой во всем мире». Посмотрим, ребят.

Ну, опять же таки, никто не отменял корневого, многовекового, уже генетического антисемитизма во всем мире. Как Игорь Губерман сказал, обожаю эту его формулировку. Его спросили: «В трех словах – про Израиль». Он сказал: «Великая маленькая страна». – «Ага, а в чем ее величие?» – «В том, что она еще до сих пор существует». Короче говоря, страна, которая постоянно всех раздражает. Постоянно всех раздражает Израиль. Ну что делать? Мы вот с этим живем. Ну, посмотрим.

К. ЛАРИНА: Ты большую часть своей жизни прожил в другой стране, в очень большой и которую все боялись стране, а сейчас – в маленькой, которая всех раздражает. Ты эту разницу чувствуешь вообще на каком-то таком уровне ощущений?

А. БЕЛЫЙ: Ну, конечно, Ксения. Огромная разница. Разница огромная. И такая многоветвистая разница. И там очень много о чем можно говорить, сравнивая. Но глобально ты понимаешь, что сейчас живешь в какой-то действительно маленькой семье. Глобально ты в России при всем том, что там мне столько обвинений в моем русофобстве и вот этой ватной формулировке: «А что ж ты сидел там так долго среди нелюбимого народа?»…

Ребята, что значит нелюбимый народ? Когда я жил в России, я любил очень многие вещи, очень многих людей прекрасных. Огромное количество было прекрасных людей. И тьму никто не отменял. Во всех странах есть эта темная сторона необразованных людей, которые ведомые пропагандой и так далее. Всегда это было. Но тем не менее были и окружали люди в России прекрасные. И я до последнего момента как дурак надеялся, что все там будет хорошо.

Сейчас, конечно же, это настолько все отодвинулось. И такая резкая межа, даже не межа, а пропасть какая-то уже возникает, не трещина уже даже, трещина, которая растет на глазах, что ты просто смотришь на все то, что происходит в России, и понимаешь, что глубинно, оказывается, она, в общем-то, никуда от этого такого страшного антисемитизма, например, не уходила. И для меня это самая-самая весомая лакмусовая бумажка, что сейчас я нахожусь среди своих.

Да, я никогда не стану настоящим израильтянином, мизрахи, которые сабры и так далее, люди, которые здесь живут, коренные израильтяне, они такие восточные. И я не впишусь никогда в их сообщество, общество и так далее. Но все равно ты живешь среди своего народа, которым гордишься. И я буду делать все для того, чтобы что-то полезное привнести, свою частичку насколько я смогу, не только в русском баббле, а для страны в принципе, для Израиля. И это я себе так наметил. Думаю, ну окей, я не стану коренным, я буду делать все, чтобы приносить пользу этой стране. Я ее действительно полюбил. И опять же, ты живешь в семье. Тут, наверное, самая большая разница в ощущении.

К. ЛАРИНА: Я все время вспоминаю тех, кого нет, кто ушел, особенно из больших людей, из больших личностей, конечно, из нашего театрального, кинематографического цеха, из деятелей культуры. Вот сегодня, когда мы записываем нашу с тобой передачу, пришла весть о том, что ушла из жизни Наталья Максимовна Тенякова, блистательная актриса, актриса Московского художественного театра, с которой как раз Толя в том же театре много лет работал.

Я подумала о том, что это из тех людей, в которых ты не можешь сомневаться. Я вот просто уверена, что она относилась к тому, что происходит сейчас, и то, что произошло в Украине, то, что происходит сейчас вокруг Израиля, точно так же, как бы относился к этому Сергей Юрский – с такой яростью и с абсолютно, я уверена, очень ясной позицией. Давай мы вспомним еще про кого-то, в ком ты уверен, что он бы точно тебя не подвел, он бы тебя не разочаровал. Вот из тех, кого ты знал.

А. БЕЛЫЙ: Мы говорим о живущих?

К. ЛАРИНА: Можно и о живущих, можно и о тех, кого нет.

А. БЕЛЫЙ: Тяжелый вопрос. Давай я скажу про живущих.

К. ЛАРИНА: Давай.

А. БЕЛЫЙ: Я не смогу с точностью сейчас вспомнить людей. Но наверняка их тоже много, которые бы очень четкую позицию по этому вопросу бы занимали и даже без сомнений. Я просто знаю, что есть большое количество людей, вернее, оно уже не очень большое, которые со мной, которые поддерживают меня в России, которые пишут мне. Незнакомые люди даже. Но и среди знакомых тоже.

К. ЛАРИНА: Называть не надо. Уже не надо. Не надо.

А. БЕЛЫЙ: Называть их опасно, видимо, уже. Поэтому для собственной их безопасности я не буду их называть. Но они есть. Слушай, просто ты меня врасплох застала с этим вопросом. Я вот думаю, кто из ушедших. Ну, Юрский, конечно же, да.

К. ЛАРИНА: Козаков. Я бы его назвала. Точно бы не подвел нас.

А. БЕЛЫЙ: Думаю, да.

К. ЛАРИНА: Слушай, я могу сейчас тебе перечислить. Войнович, Аксенов. Боже мой, вот эти двое людей. Леша Девотченко, в конце концов, если мы говорим уже ближе к нашему поколению.

А. БЕЛЫЙ: Это правда.

К. ЛАРИНА: Ну, боже мой. Нет, я себе не представляю, чтобы он это все поддерживал.

А. БЕЛЫЙ: Он тогда уже так активно выступал с такой активной гражданской позицией, когда я еще был слепым совершенно. А он уже был просто на баррикадах. Конечно, такое восхищение вызывает человек, да.

К. ЛАРИНА: А про Тенякову я вспомнила сегодня этот эпизод, это уже была война, когда стали запрещать имена режиссеров, снимать с афиш. И они играли «Лес» спектакль. И первый раз это был спектакль, когда в программках вместо фамилии режиссера было указано «режиссер». И когда были поклоны, Наталья Максимовна Тенякова остановила аплодисменты и сказала: «У вас в руках программки, в которых написано “режиссер”. Так у него есть имя, его зовут Кирилл Серебренников». Сказала она единственная, актриса. Ты понимаешь? И я увидела, как все испугались артисты, которые стояли в этот момент с ней рядом на сцене, кроме одного артиста, которого звали Дмитрий Назаров. Он тогда еще тоже был на сцене.

А. БЕЛЫЙ: Наталья Максимовна великая. Конечно, в этом смысле, в личностном плане пара Юрский-Тенякова – это две глыбы, личности огромного масштаба. И, конечно, она великая.

К. ЛАРИНА: Ну давай про тебя. Теперь про тебя, поскольку все-таки мы встретились. Пусть и во время войны, но мы встретились. Но ты столько успел уже натворить за время своей жизни в Израиле, что мне кажется, что это уже вполне себе перевешивает на весах то, что ты успел сделать в России.

А. БЕЛЫЙ: Нет.

К. ЛАРИНА: Нет? Но огромное. Потому что человек не вылезает просто из каких-то проектов. И я посмотрела сериал «Русское подворье». И когда я начала смотреть, думаю, блин, опять КГБшник. Думаю, сколько КГБшников вот уже в этой голове. Он их сыграет просто по щелчку. Но здесь что-то было иное. Вот скажи мне, чем КГБшник из «Русского подворья» отличается от тех, которых ты сыграл уже в русских сериалах и в русских фильмах. Всегда играет хороших КГБшников.

А. БЕЛЫЙ: Да не бывает их хороших. Ты понимаешь, тут как бы по Станиславскому я. Нас учили по Станиславскому всегда в хорошем находить плохое, а в плохом – хорошее. И вот это все. Но это сейчас не работает. Не работает это уже сейчас. Здесь, понимаешь, какая штука. Я согласился, потому что, честно тебе скажу, это предложение в израильском сериале. Первая большая роль. И отказываться было бы глупо.

Я увидел, что КГБшник. Я уже вот так сделал рукой. Но потом я прочитал сценарий и увидел, что и в сценарии, и в этой истории акцент идет не про то, что он КГБшник и здесь шпионит, и там мразь какая-то, которая убивает кого-то, травит «Новичком» или еще что-то такое, а это отец прежде всего. И вот эта вот сторона. Здесь идет рассказ об отце, который спасает своего сына. И это главное. Ну вот и все. Я увидел, что тут есть что сыграть именно на эту тему. И слава богу. Потому что если бы это был какой-то тупой КГБшник, как их много было на заре туманной юности в России, в сценариях именно, я бы очень скрежетал бы. Но здесь я прямо сказал: «Фух, слава богу, я играю отца, а не КГБшника». И это главное.

Но я тебе хочу сказать, что здесь в Израиле у меня уже есть киноагент, и она поставила меня в немецкую базу большую хорошую, такое немецкое агентство, и оттуда на протяжении трех лет штук шесть-семь сценариев мне приходило, европейских в основном, американских было два, где предлагали играть именно bad russian guy прям по полной программе: мерзавцы, убийцы, ФСБшники, мафия. Я отказываюсь. Я имею наглость отказываться от этого. И агент говорит: «Толя, это же международные какие-то проекты». Я говорю: «Таль, дорогая, ну пойми меня, я уехал из страны не для того, чтобы продолжать здесь играть вот этих. У меня на физическом уровне все внутри вот так скукоживается. Ну не хочу я это играть». Я отказываюсь, вот честно.

Ну, конечно, это не дает широких перспектив для европейского творчества. Но что делать? Значит, нет. Значит, будет какое-то время или, может быть, какой-то другой проект. Например, Сергей Лозница.

К. ЛАРИНА: Или Кирилл Серебренников, например.

А. БЕЛЫЙ: Или Кирилл Серебренников. Или Андрей Звягинцев. Ну да, я себя тешу надеждами, что они меня когда-то пригласят. Это что касается кино именно. И что касается этой роли, то я играл отца и все.

К. ЛАРИНА: Нет, я хочу сказать, чтобы понимать мою позицию. Я смотрю сериалы. Я перестала смотреть большое кино. После начала войны я больше ни на чем не могу успокаиваться. Мне это интересно и важно. Я большой поклонник израильского кино. Я вхожу в группу израильского кино в Фейсбуке и слежу все время за тем, что выходит. И всегда смотрю новые фильмы. И я хочу сказать, что израильское кино, израильские сериалы – это очень сильная индустрия. Я поэтому хотела у тебя спросить, вот как работают на площадке? У тебя есть опыт работы в российской сериальной индустрии большой. Как здесь?

Вот есть средний актерский уровень, по которому определяется как раз уровень сериальный. Я хочу сказать, что в Израиле очень сильная актерская школа. Она, мне кажется, ближе очень к российской, к школе Станиславского, как мы привыкли. Насколько я права, скажи?

А. БЕЛЫЙ: Ох, давай я тебе скажу сначала, что израильская киноиндустрия, она опять же маленькая, но гордая, она не такая большая, потому что, конечно, маленькая страна. И здесь не может быть какой-то огромной индустрии. После войны, после 7 октября это все резко сократилось, пошатнулось. И сейчас очень непросто создавать израильское кино. Я просто буквально недавно разговаривал с режиссером одним здесь местным. И вот он мне тоже рассказывал, как сейчас трудно, как государственные фонды дают деньги всего на три картины в год. Три. Как мейджоры, каналы ЕС и так далее, которые производят сериальную продукцию, как тоже сократили свои производства.

И сейчас непонятно. Какие-то супергерои типа «Фауды», они как-то странно будут смотреться на фоне происходящего. Но тем не менее через какое-то время, я думаю, опять появятся, потому что людям нужны свои герои.

К. ЛАРИНА: И потом, на таком историческом материале. Это неиссякаемая абсолютно вещь.

А. БЕЛЫЙ: Несомненно. И будет рефлексия по поводу 7 октября. И будет отражено это все творчески в кино. Обязательно, конечно же, будет. Сейчас это все очень сильно упало. И у меня сейчас, например, на протяжении нескольких месяцев нет ни одного аудишена. И я все прекрасно понимаю. Я на связи с агентом. И все это обсуждается. Она говорит: «Ну, такое время. Надо потерпеть». Это что касается индустрии.

Но что касается артистов, ты знаешь, для меня это загадка очередная. Потому что системой Станиславского здесь не пахло. Потому что здесь «Габима». Основа актерской школы – это театр «Габима». Он до сих пор существует. Главный театр страны, такой огромный, такой, как Малый театр или как МХАТ. И это, конечно, последователи, ученики Вахтангова. То есть вся школа израильская, которую на сегодняшний день мы здесь имеем, большинство – это последователи вахтанговской школы. И израильтяне яркие сами по себе. Они просто на улицах разговаривают – это уже снимать можно. Они эмоциональные, яркие, красивые, классные. И артистизм там уже в генетике, в рождении.

Но опять же таки, несмотря на все это, я действительно смотрю на актеров, даже в «Гешере», или в кино, в кадре, вот девчонка, с которой снимался в последнем сериале, он еще не вышел, они реально работают по внутряшке, что называется. Я смотрю, а она настраивается там и доводит вот это свое состояние, идет вглубь, как шахтер просто.

И там у нас есть такая Нета Рот, актриса в «Гешере», израильтянка до мозга костей. Саша Молочников делал «Преступление и наказание», она играет Сонечку. Я видел, как на репетициях он говорит: «Вот здесь она его спасает, и она за него, и она смотрит на него, как на пропащую душу, которую надо спасти, как мать Тереза, как мать Мария». И она вдруг начала зазерняться туда так. Я вижу, как она просто вот туда. Никакой поверхностной. У нее все внутри. Вот здесь стоят слезы, ее трясет вот так всю.

 И там на какой-то репетиции Молочников Сашка испугался, говорит: «Нета, все в порядке с тобой?» Она говорит: «Да. Я просто попыталась понять и прочувствовать, как она вот сейчас чувствует себя». То есть она прямо по психологии уходит вглубь. И это круто. Не, израильские актеры очень разные. Есть очень разные уровни.

К. ЛАРИНА: У тебя партнер, кстати, в «Русском подворье» совершенно потрясающий актер, который играет главную роль.

А. БЕЛЫЙ: Да, которого играет Яаков Зада. Это прекрасный израильский актер, который из «Фауды», один из командиров. Он там играет командира. Опять же, вот я смотрю на него – минимум внешних каких-то выразительных средств, все внутри. Он очень-очень документально, достоверно играет свою роль. У меня экспрессия, там суицид.

К. ЛАРИНА: Да, там, конечно, тебе отвалили по полной программе сцены и эпизоды.

А. БЕЛЫЙ: Да, у меня там такие как бы американские горки, а он как цементирующий фундамент, какой-то этот мамад, который со всех сторон обнесен так, что его не пробить. И вот он играет какую-то глыбину такую. И я смотрю на него, думаю, боже мой, он абсолютно играет ключом психологическим. Думаю, ничего себе, ну как это, откуда? Ну вот так.

К. ЛАРИНА: Мы много про это говорим, стоит порекомендовать нашим зрителям обязательно посмотреть этот сериал «Русское подворье». Там есть вообще замечательные совершенно эпизоды, связанные с разницей языков. Не только менталитетов, но и языков. Это скорее такой оммаж «Кукушки» Рогожкина, известный фильм, где каждый говорит на своем языке и каждый понимает, как он чувствует. И вот здесь эти эпизоды, когда вы играли со своим партнером, он говорит на иврите, а ты говоришь на русском, но и все равно это ощущение какого-то невероятного понимания друг друга. Это импровизация вообще была, вот эта сцена, вот мне интересно, когда вы с ним выпиваете и говорите ты о своем, а он о своем?

А. БЕЛЫЙ: Нет, нет, нет, это не импровизация, это все прописанные сцены. И опять же таки, юмор высекался и из этого тоже. Мне это так понравилось. Там очень много есть примет 90-х. Люди, которые здесь живут с 90-х, они смотрели и говорили: «Боже мой, мы про себя это смотрим». Есть какие-то вещи, которые кажутся придуманными людям очень многим. Вот полярных очень много мнений. И это очень хорошо, что сериал вызвал такую полемику. «Нет, этого не могло происходить. Какие там дети украденные? Что? Этого не было». Другие говорят: «Да было, ребята. Просто мы не знаем». И ребята там спорят в комментариях, там такое идет. Но вызвал какой-то резонанс. И по поводу разницы в языках. Да не, это было все прописано.

К. ЛАРИНА: Здорово.

А. БЕЛЫЙ: Это, да, так здорово придуманный сценарий. Очень хорошо. Это написали ребята, их называют «полторашки» здесь. Это ребята, которые привезены детьми сюда были из Белоруссии и Латвии. Это режиссеры я имею в виду Евгений Руман и Дима Малинский. Вот Женя, по-моему, из Белоруссии, а Митя из Риги. Да, Женя из Минска, если я не ошибаюсь. И они детьми сюда были привезены. И они всю свою жизнь, они взрослые дядьки, живут в Израиле. Но они помнят и 90-е. И это такая еще дань как бы родителям, памяти родителей. И они знают вот эти штуки. То есть они высекали юмор, с разницей языков. Они через это прошли. Это их жизнь.

К. ЛАРИНА: Толя, ну, конечно, про театр. Ты уже начал говорить. Тоже мне очень важно, чтобы ты про это рассказал, про труппу, про артистов, про то, что сделано, и то, что еще будет сделано. Какие-то твои личные открытия именно в твоей театральной жизни уже здесь, в «Гешере».

А. БЕЛЫЙ: В театре, как и в России, у меня всегда он шел впереди кино. И для меня это такая стихия абсолютно, в которой я купаюсь и стараюсь получать удовольствие из всего, что я делаю. Тьфу-тьфу-тьфу. Я думаю, давай начнем с конца по-еврейски, что трудности меня ждут впереди. Потому что я на таком лихом коне вскочил в это пространство театральное, потому что сделал там первый спектакль, который очень хорошо приняли. «Я здесь» моноспектакль, мой первый израильский моноспектакль антивоенный. Очень он зашел и в Израиль, и в мире. И люди открылись и сказали: «О, наш. То есть он нормальный человек, который все понимает, все у него болит».

И дальше все эти спектакли, не только в «Гешере». То есть в «Гешере», то, что возникли приглашения, Лена Крейндлина пригласила в качестве фрилансера сотрудничать с «Гешером», это прекрасно. Спасибо. Замечательно. Я благодарен и получаю тоже сейчас от этого удовольствие огромное. И последняя премьера Саши Молочникова «Преступление и наказание», о котором я говорил, это моя первая роль на иврите на сцене. И огромное удовольствие получаю, играя на иврите.

К. ЛАРИНА: Понимаешь, что ты говоришь? Или ты просто выучил наизусть?

А. БЕЛЫЙ: Нет, ты что? Я все понимаю. И более того я тебе скажу, я понимаю, что мне даже говорят мои партнеры. Представляешь? Не-не-не, я прям получаю огромное удовольствие. И сам язык еще отстает очень сильно. К сожалению, нет большой практики общения с израильтянами на иврите и практики иврита и так далее. Я сходил в ульпан в прошлом году, закончил роман. Это уровень Бет. Это, конечно, недостаточно, но тем не менее какая-то база у меня уже есть. И язык в жизни продвигается медленнее. В театре лучше.

И все то, что происходит в «Гешере», мне кажется, очень правильную стратегию выбрала Лена, приглашая режиссеров со стороны после ухода Арье, вливать новую кровь, поддерживать театр израильскими режиссерами. И русскоязычных наших ребят, которые уехали, она очень привечает. И Максим Диденко поставил «Саломею» на английском языке, который они сейчас повезут в Лондон. И Саша Молочников – «Преступление и наказание». И сейчас Леша Золотовицкий ставит «Крум», оперу по Ханоху Левин, это такой классик израильский. И так далее.

И вот эта движуха, бурление новой крови. И группа актеров нашей алии привнесли туда тоже какую-то новую струю. Мне очень нравится то, что происходит в «Гешере», на сегодняшний день. И хочется, чтобы это дальше и дальше развивалось. И очень хочется входить в израильскую уже колею и поработать с Итай Тираном, великолепный израильский режиссер, который поставил «Ричарда Третьего», который сейчас был на Венском фестивале.

К. ЛАРИНА: Там, где Женя Додина играет.

А. БЕЛЫЙ: Там, где Женя Додина играет. И они сейчас на Венском фестивале ошеломительный успех имели. Это одна история, которая мне прям греет душу. И я прям очень хочу продолжать сотрудничество с «Гешером» плодотворное, чтобы как-то все развивалось именно в сторону иврита. Это моя вотчина, сторона, грань, где я развиваю свою ивритскую на сцене деятельность.

Вторая сторона – это то, что некоторое количество спектаклей за то время, что я здесь, были сделаны на русском языке. И это тоже некая рефлексия на тему войны и на тему того, что нас всех разбросало. Это и «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича», довольно-таки уже популярная пьеса во всем мире, не побоюсь этого слова, Артура Соломонова.

К. ЛАРИНА: Такой Театр Артура Соломонова. Я это так называю.

А. БЕЛЫЙ: Театр Артура Соломонова, да. Но здесь практически есть такой момент – Театр Артура Соломонова. Потому что после «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича», который мы играем уже три года почти, после этого вышел спектакль опять же Артура Соломонова «Натан», совершенно абсурдистско-фантасмагорическая тоже аллюзия на сегодняшний день, на то, что произошло с Россией, и как мы сейчас уже смотрим со всем миром.

К. ЛАРИНА: Я так понимаю, что есть две сценические версии уже этой пьесы. Одна – то, что сделала Таня Марек, твоя партнерша и по сцене в том числе. А второе – то, что вышло недавно с Мишей Борзыкиным, да?

А. БЕЛЫЙ: Да, да. Как, в общем-то, в романе Артура Соломонова Натан многолик, то и спектакль тоже получается многоликим. То есть версия действительно с Таней Марек – израильская версия. Саша Дашевская художницей выступила. И это такой спектакль.

То, что мы сделали с Мишей Борзыкиным, это больше перфоманс, такой рок-перфоманс. Идея возникла у того же Артура Соломонова, который где-то вдруг услышал песни «Телевизора», которые мы знали, конечно, из 90-х, и вдруг он понял, что сегодня песни «Телевизора» просто ложатся на сегодняшнюю ситуацию и на текст «Натана» просто идеально. И мы попробовали это сделать читкой на «СловоНово» в прошлом году, а потом мы уже из формата читки перешли в более перформативную часть, более визуально ее оформили, свет, какая-то на сцене декорация минимальная, символистская. И Миша поет свои прекрасные песни.

К. ЛАРИНА: Это акустика. Он с гитарой, да?

А. БЕЛЫЙ: Синтезатор, клавиши, компьютер. И вот он исполняет на клавишах. Это еще новая версия, которую мы по Европе сейчас активно начали возить. Были в странах Балтии, в Варшаве. Сейчас вернулись из Варшавы. Это раз-два. Потом были еще стихи. Поэтическую программу «Часть жизни», которую мы сделали с саксофонистом Арнольдом Гискиным, тоже сейчас активно катаем и по Израилю, и по Европе. Сейчас были в Лондоне, в Эдинбурге, в Тбилиси, в Кишиневе, в Ереване. Был такой у нас прям тур, выстроился. Сейчас осенью, дай бог, будем в Германии.

К. ЛАРИНА: А по телевизору советскому про тебя скажут, что побирается по помойкам.

А. БЕЛЫЙ: Да-да-да. Так еще «Маленького принца». Я о нем упомянул. Это в жанре сторителлинг. Я читаю «Маленького принца» в малом зале «Цукер» Тель-Авивской филармонии с камерным оркестром. Потрясающие ребята. Я читаю «Маленького принца» и на экране еще с использованием песочной анимации.

И опять же в сотрудничестве с Тель-Авивской филармонией – это уже совсем последняя премьера моя – вышел спектакль с Леной Яраловой, замечательной израильской артисткой из Камерного театра, «Орфей», пьеса, оригинально написанная Аллой Дамскер для нас и для этого спектакля. И опять же на сцене камерный оркестр Тель-Авивской филармонии. И мы с Леной Яраловой играем эту пьесу.

Эта написанная пьеса – еще одно переосмысление этого мифа на сегодняшний день. И тема потери, тема утраты. Орфей потерял Эвридику, утратил. Внезапная, случайная смерть. Это то, что сегодня так близко Израилю и, в принципе, всем нам. И вот такую интерпретацию этой темы. Там довольно-таки неожиданные решения Алла придумала.

Спектакль состоит из четырех сессий у психолога. Орфей приходит к психологу по поводу своей утраты Эвридики. И он как бы отрабатывает на сцене вот эти сеансы у психолога. Но это не скучно совсем. Это совсем не скучно. И написано она в стихах. И там очень интересно идет чередование штилей. Есть высокий штиль, когда начинает Орфей говорить поэтическим языком, потом бытовым языком совершенно – с профессором, с психологом и так далее. И очень, как мне кажется, актуальная вещь. И зрители тоже на нее очень горячо отреагировали. Но вот сейчас…

К. ЛАРИНА: Перерыв, да.

А. БЕЛЫЙ: Творческий перерыв.

К. ЛАРИНА: Слушай, не могу, конечно. Последнее. Канны. Ну как мы можем про это не вспомнить? Потому что увидеть Анатолия Белого в смокинге, в бабочке… Рядом Инесса, прекрасная жена, в вечернем платье. И вообще эта потрясающая совершенно красная дорожка. Эти фотографии. Эта фотосессия, в которую активно включился Александр Георгиевич Филиппенко, для которого это был отдельный перфоманс, как он там позировал фотографам. Несколько слов.

Да, напомню, что фильм «Два прокурора» Сергея Лозницы, где главного прокурора сыграл Анатолий Белый, Вышинского, а молодого прокурора сыграл совершенно замечательный Александр Кузнецов, и Александр Георгиевич Филиппенко в одной из тоже центральных, ключевых ролей в этом фильме, вот он был участником конкурсной программы. И, наверное, Толя скажет. Как ты смешно сказал где-то: «Когда мне сказали, надо в Канны, я говорю, у меня же “Елки”».

А. БЕЛЫЙ: Абсолютно. Эта ситуация такая фантастическая. И я до сих пор отношусь к этому, как к какому-то сну: промелькнуло такое прекрасное, и ты думаешь, а было ли это со мной? Но это было действительно. И это совершенно грандиозная встреча с большим мастером. Сергей Лозница – мастер. Понятно, это не обсуждается.

Но этот фильм, который мы увидели в Каннах на показе, мы сели, выключился свет в зале и пошло кино, и вдруг я увидел, какая смелость у режиссера. Вот это признак огромного мастерства – огромная смелость. Я знал, что он большой художник, но здесь меня поразила огромная какая-то творческая смелость, когда человек просто позволял себе, чтобы у него примерно минуту экранного времени была просто пауза, где два человека смотрят друг на друга. Просто меня вжало в кресло от этого.

Боже мой, как это прекрасно. Какой скупой, аскетичный киноязык. И какой он проникающий в тебя, такой прямо придавливающий. Правильно. Именно этого эффекта он хотел добиться. Совершенно большое кино. И соприкосновение с таким большим мастером – это, конечно, большой экспириенс, такой опыт незабываемый. На площадке это совершенно математик, который четко до секунд знает, где что должно происходить. И подсказывал какие-то миллиметровые вещи.

Я немножко тебя поправлю. Я играл не главного прокурора. Все-таки главная роль – это Александр Кузнецов.

К. ЛАРИНА: Я имею в виду главного прокурора в иерархии советского времени, того времени.

А. БЕЛЫЙ: Да, да, да. Я играл Андрея Вышинского, генерального прокурора Советского Союза, бла-бла-бла, к которому приходит, собственно, молодой прокурор. И фильм на меня произвел такое мощное впечатление. Это огромное высказывание сегодняшнего художника по поводу тоталитарности, тоталитаризма и непокаяния, и непроработанности этой темы в России, и вот к чему это все привело. Это очень актуальное кино. Сергей взял приз. Я не помню, как он называется. Один приз взял Сергей, но больше нашему фильму ничего не дали. Но в рейтингах критиков мы постоянно на протяжении всей каннской недели шли на первом месте. И это такой показатель признания и качества кино, кинофильма, и его актуальности.

И это был сон, потому что для меня это при всей этой действительно торжественности, необычайности просто момента такого, я влетел в Канны, это было, с другой стороны, очень смешно. Потому что действительно замечательная кастинг-директор Маша Шустова мне позвонила за три-две с половиной недели до показа и сказала: «Толь, нас все-таки взяли в конкурсную программу. Более того, мы открываем конкурсную программу. Что у вас там?» Так робко спросила она.

А я с ужасом понимаю, что у меня… Ну я же ни сном ни духом. Я понимал, что Лозницу любят в Каннах, что, скорее всего, этот фильм, наверное, может быть, поедет. Но тем не менее точно я не знал. Я своей жизнью распоряжался, я ставил спектакли. И в этот день у меня спектакль «Орфей» как раз. И слава богу, что это был не спектакль театра «Гешер», потому что это было бы, я думаю, больше проблем с тем, чтобы как-то это уладить. А здесь я просто бросился в ножки продюсеру и говорю: «Марина, что ты хочешь делай, убивай, режь, выгоняй и так далее. Я должен поехать». Она говорит: «Толь, конечно, Канны. О чем речь? Мы перенесем на конец месяца». Мы перенесли на конец июня. Может, дай бог все-таки к этому времени мы уже оправимся и все-таки сыграем этот спектакль.

И ситуация была такая, я тебе серьезно говорю. 13-е число – Ашдод, 14-е число – Канны, 15-е число – Хайфа. То есть такая у меня была география – Ашдод, Канны, Хайфа. Причем с разницей в несколько часов. Я заканчиваю спектакль в Ашдоде, собираю чемодан, мы с Иркой выезжаем ночью в аэропорт, прилетаем в Канны, вспышки, дорожки, эти все дела, всё, автопати, бум-бум, чок-чок, чокнулись бокалами, все, «ой, извини, нам пора», бум-бум, собираю чемодан, аэропорт, прилетаю, сажусь в машину и еду в Хайфу, еле-еле успеваю на спектакле в Хайфе. Американские горки такие были.

Но это, конечно, подарок судьбы очередной для меня. Я говорю спасибо. Встреча незабываемая, незабываемый день в Каннах. И, конечно, вся эта атмосфера фестиваля. Совершенно город пропитан кино, как, знаешь, торт хороший, как хороший бисквит пропитан. Вот прям дышит кино. И это такое ощущение причастности к чему-то очень настоящему, большому.

И, к сожалению, там в релизах я не видел, по-моему, где-то один раз в скобочках написали, что я израильский артист, а так, в общем, этого не объявляли нигде. Но хочу тебе сказать, я расстроился, а потом думаю, подожди, но у нас же в этом году на Каннском фестивале еще две, если я не ошибаюсь, может быть, даже три, но две точно израильские картины были. И одна из них – с Женей Додиной, «Мама» фильм. И там уже по полной программе – из Израиля кино, все четко.

К. ЛАРИНА: С другой стороны, вот вы все. Допустим, ваша троица прекрасных актеров, участников фильма «Два прокурора». Ты в Израиле, Саша Кузнецов вообще не понимаю где.

А. БЕЛЫЙ: Между Лиссабоном и Лондоном.

К. ЛАРИНА: Да, да. Александр Георгиевич живет в Вильнюсе. Но ты же не назовешь его литовским артистом, правда же?

А. БЕЛЫЙ: Да.

К. ЛАРИНА: Как тут быть?

А. БЕЛЫЙ: Я не знаю, как ребята, говорили они об этом или нет. Но просто я почему это сказал, акцентировал? Потому что я лично администраторам и продюсерам, которые нас вели, с которыми была переписка и так далее, я их просил, чтобы меня в релизах везде обозначали как израильский артист, не российский, не бывший российский, а израильский. Я на этом акцентировал внимание.

К. ЛАРИНА: Для тебя это важно, да?

А. БЕЛЫЙ: Для меня это важно.

К. ЛАРИНА: Как встретили картину простые каннские зрители?

А. БЕЛЫЙ: Простые каннские зрители. Во-первых, я увидел, услышал и прочувствовал то уважение к Сергею Лознице, которое в Каннах было. Потому что когда мы вошли уже в кинозал, стоячие овации приветствовали именно Лозницу как режиссера, как художника.

К. ЛАРИНА: Кстати, он же почти каждый фестиваль участвует, да?

А. БЕЛЫЙ: Да. Но у него были документальные картины, сейчас это художественный фильм. И вот прямо стоячими овациями приветствовали Лозницу. Показ, всё, фильм мы смотрим, и с замиранием сердца я думал, сейчас включается свет и что, и как. Где-то там минут 5-7 стоячих оваций, ну 5 точно, было после показа картины. И волнующе – это не то слово. Я ловил себя на мысли, что я стою в таком каком-то прострационном виде, какая-то улыбка, как этот Деточкин после премьеры. Был такой улет какой-то просто. Я не понимал, что вообще происходит, только слышал вот эти аплодисменты. И на тебя там наезжает камера. Все это, конечно, дико приятно. И очень хорошо приняли. И потом подходили и благодарили. Так что простой каннский зритель встретил 5-минутной стоячей овацией. Это очень приятно.

К. ЛАРИНА: Понимаете, дорогие друзья, что мы давно не виделись, поэтому не можем никак наговориться. Но, на самом деле, надо уже завершать нашу творческую встречу. Я очень рада, что все-таки последняя часть не была столь драматичной, как тот фон, на котором мы разговариваем сегодня. Очень хочу, чтобы все кончилось так, как задумано спецслужбами Израиля и прекрасными спецпредставителями главной службы Израиля под названием «Моссад». Про него мы много чего знаем благодаря истории, благодаря фильмам, благодаря сериалам. Так что надеюсь, что все произойдет.

У меня последний вопрос. Мамад в квартире, а то, куда вы спускаетесь, это называется как?

А. БЕЛЫЙ: Миклат.

К. ЛАРИНА: Там много людей. О чем люди говорят?

А. БЕЛЫЙ: Ты знаешь, у нас такой непоказательный миклат. У нас он спокойный. У нас спокойный, потому что у нас спальный район. Мы живем в таком очень тихом спальном районе, что очень хорошо для меня. Нырять в эту норку – это прекрасно. И у нас очень такая разношерстная компания. Очень много выходцев и из Эфиопии, и из бывших стран СНГ, из Казахстана ребята, из Узбекистана. Но они уже давно здесь живут все. Русскоязычных много я имею в виду. И как ты знаешь, они давно уже все знают друг друга, они там о чем-то своем. Дети нашли там. Подружки и у Кати, и у Вики. Там подружка, которая над нами живет, Сашка, они с ней болтают, с котом играются. Обсуждают какие-то свои бытовые эти самые, слушают новости. Нет такого какого-то.

Вот в Тель-Авиве в центре я видел видео из миклатов, из убежищ городских, там на гитарах люди играют, песни поют. Ну, тель-авивский вайб, тель-авивская атмосфера, она совершенно другая. И я поражаюсь, конечно. Вот это опять же таки о фоне, на котором мы разговариваем. И вот фон, он вот такой ужасный, тревожный, трагедия, военные и всё, а тем не менее люди в убежищах поют песни под гитару, кто-то там принес уже какие-то проекторы и ставят на стену, смотрят фильмы.

У меня там подружка наша есть знакомая, которая сказала: «Да мне далеко ходить, у меня ближайшее убежище в Дизенгоф-центре (это прямо в центре Израиля), а мне из дома все время туда-сюда бегать – замучаешься. Я принесла туда уже раскладушку, поставила себе там тумбочку, уголок себе там уже это самое, коврик повесила. Я уже там живу. Ну зачем туда-сюда бегать?» Я говорю: «Ты там живешь?» Она говорит: «Да. Я выхожу в магазин, тоси-боси, по работе что-то походила, домой пришла, цветы полила и ушла обратно». Ам Исраэль хай! Вот что я тебе хочу сказать.

К. ЛАРИНА: Вот на этом и закончим. Спасибо большое, дорогой Толя. До встречи и так, и не так. И чтобы исполнились все твои планы и мечты, связанные с работой. Очень хочется, чтобы все было нормально. Спасибо тебе большое.

А. БЕЛЫЙ: Спасибо. Мира нам всем. Мира, скорейшего мира.

К. ЛАРИНА: Пока.

А. БЕЛЫЙ: Пока.