«Честно говоря» с Александром Роднянским
Они больше не пытаются найти причин войны. Они уже не объясняют это сатаной, Иблисом, денацификацией, демилитаризацией, им это уже не нужно. Они говорят о другом, что вот есть интересы России, есть интересы коллективного Запада — они противоположны…
Подписаться на канал The Insider
Поддержать канал The Insider
К.ЛАРИНА: Добрый вечер, дорогие друзья, дорогие зрители, подписчики нашего канала. Это канал The Insider LIFE. Меня зовут Ксения Ларина. И, как обычно, каждую неделю мы встречаемся с гостями, чье мнение нам очень важно. И надеемся, что эти гости и для вас важны.
Сегодня у нас в нашей виртуальной студии Александр Роднянский, известный кинопродюсер. Александр, здравствуйте, приветствую вас.
А.РОДНЯНСКИЙ: Ксения, здравствуйте, дорогие зрители!
К.ЛАРИНА: У нас масса тем для разговоров, но начать я бы хотела с новости, которая пришла из Басманного суда, из Москвы. Кинопродюсера Александра Роднянского обвинили в распространении фейков из-за четырех постов.
Продюсера обвиняют в фейках за посты про обстрел роддома в Мариуполе, про убийство российскими военными мирных жителей Украины и про атаки Российской армии по гражданским целям в Киеве и Днепре. Следующее заседание суда назначено на 14 августа. Интересы Роднянского в суде, — цитирую я по «Медиазоне», — представляет назначенный государством адвокат, который отказался выступать по поводу обвинений, сказала, что даже не связывался с продюсером.
Это всё какой-то новый виток абсурда от начала до конца, от обвинения до слов адвоката. Конечно, я бы очень хотела, чтобы вы это все прокомментировали.
А.РОДНЯНСКИЙ: У меня есть любимая шутка для друзей: Если бы я сбил один-другой самолет и убил бы пару российских летчиков, не приведи господи — я не склонен к убийствам, оговариваюсь на всякий случай, — то все бы прокатило спокойно. Сходил же Пригожин со товарищи, убил человек 20 по дороге российских военных, сбил 6 новых вертолетов, какой-то важный самолет, говорят, и нормально вполне. Даже спустя 5 дней поговорил с президентом Российской Федерации в Кремле. Причем они, как всегда наврали при этом, что они знают и знать не хотят, где он, а потом спокойно встретились и нормально работает.
Даже смешно комментировать. Это год назад, они не сразу, где-то в марте возбудили это уголовное дело. И оно долго как-то шло. Там по ходу еще много любопытного. У меня есть адвокат по договору, но они ее не известили и не пригласили и посадили какого-то человека, который, конечно же, со мной никак не связывался.
Второе из любопытного, что до меня дошли какие-то документы в деле. Я на самом деле не делюсь подробностями своей жизни, уверен, что это касается всех, кто проходит по аналогичным делам. Просто как они делаются: там есть обыск в моем доме при понятых. Вы понимаете, что у меня дома никого не было, и они обыскали мой компьютер и в компьютере что-то нашли. А представьте, у меня там нет компьютера. Все, что у меня есть, я вожу с собой. Я не знаю, какие там понятые, о чем шла речь. Но, с другой стороны, кого это удивит? На фоне этих судов, которые были, над более сознательными людьми, чем я — я имею в виду заслуженными оппозиционерами, принципиально и давно оппонирующими власти, — мне жаловаться грешно. Они даже умудрились арестовать на два месяца, как обычно делают, потом продлят, естественно, заочно. То есть логика понятна. Как это и было сделано раньше, как я понимаю, по образцу, как это было сделано с Невзоровым, с Никой Белоцерковской и так далее. Аналогичное дело идет — я разговаривал — с Дмитрием Глуховским. Аналогичное дело — мы обмениваемся, меня обучает, немного готовит, видимо, к будущему замечательный драматург Иван Вырыпаев. Вот с ними я разговаривал, мы делимся подробностями этих судов. Честно говоря, для того, признаться, законопослушного человека, как я, который боялся не вовремя сдать какие-то документы, заплатить какие-то налоги, это все звучит абсолютным безумием. Но такова сегодняшняя жизнь. Уверен, я не в худшем положении.
К.ЛАРИНА: Безусловно, да. Но меня всегда поражает эта настойчивость дотоптать уж до всего. Мало того, что иностранным агентом назначили, понятно, что без конца идут какие-то вбросы в пропагандистских каналах для того, чтобы размазать, уничтожить репутацию человека — я имею в виду не только вас, но и, в том числе, тех замечательных ваших коллег, о которых вы говорили, — но зачем тратить силы, собирать людей, тратить деньги, выдумывать эти фейковые сроки — кому-то 8 лет заочно, 9 лет заочно, будет 20 лет заочно, — это же все бессмысленные вещи. Видите вы в этом какой-то особый смысл? Попробовать как бы руководствоваться их логикой — это для чего?
А.РОДНЯНСКИЙ: Для запугивания оставшихся. На нашу жизнь, я думаю, на жизнь тех, кто отъехал, это большого влияния не оказывает. Кто-то, особенно те, кто ездил на Восток, полагает, что это может оказаться фактором, особенно с теми странами, которые считаются в России дружественными, — я и в этом сомневаюсь. Я еще не советовался всерьез с юристами, из того, что я знаю для того, чтобы даже в дружественных странах происходила экстрадиция, нужно, чтобы статья, по которой возбуждено дело и осужден человек или находится под подозрением, объявлен в розыск, — чтобы эта статья или аналогичная существовала в местном законодательстве. Трудно представить себе страну, в которой есть статья за дискредитацию Российской армии или распространению фейков о ней. Это маловероятно.
С другой стороны, есть страны ОДКБ, где все возможно, я имею в виду Киргизию, Армению, Казахстан. У нас еще не было примеров экстрадиции. Но недавно я читал о том, что кого-то задерживали, разыскиваемого в России. То есть надо кому-то остерегаться. Я в любом случае на Восток не особо езжу. Вся моя система перемещений связана с западными странами — США, Европой, где я работаю и живу, ну и Украины, естественно. И на меня это не окажет никакого влияния или крайне мало. Если надо, я обращусь в суд, такие случаи тоже были. И у меня есть друзья, которые очно так же делали, которые проходили по уголовным статьям, сходным с западными статьями, но они получали решения западных судов о том, что это политически мотивированные дела. Это тоже не особо сложно и сегодня легко получить. И масса адвокатских компаний мечтают поучаствовать в аналогичных доказательствах.
Тем более, Россия, честно говоря, удалена из всех международных органов, она не член Интерпола, никто не рассматривает ее заявки. И это такая позорная для России история. Поэтому я думаю, что речь идет не о том, чтобы каким-то образом отомстить особо провинившимся, особо неприятным или дико отвратительным — куда уж я отношусь в этих категориях, — а скорее запугать оставшихся.
Вот смотрите, если можно с популярнейшим писателем, причем не только в России, а, по-моему, по тиражам, изданиям своих книг за пределами России, самый популярный писатель Глуховский, — если его можно; если можно замечательного драматурга и режиссера театрального Ивана Вырыпаева, если можно известного очень давно своими кулинарными книжками и блогом Нику Белоцерковскую — в 9 лет ее осудили; если можно человека с очень странным, разнообразным и бесспорно талантливого человека с богатым прошлым — я имею в виду Невзорова, Александра Глебовича, — всех их по аналогичным статьям пустить, то что с вами, инженерами человеческих душ оставшимися…
К.ЛАРИНА: Простыми людьми.
А.РОДНЯНСКИЙ: Ну, я не называю их простыми, там масса талантливых ребят, женщин замечательных, но всех просто запугивают и показывают, что будет: вот эти убежали — и получили 8, 9 лет. Поэтому, чем больше, тем лучше. Оставшиеся будут знать, не будут надеяться, что дадут 3 года и условно.
Как сегодня я прочитал, там человека, которого судили, бывшего акционера терминала порта Усть-Луги, ему дали 3… 6 лет, что-то такое. На самом деле отпустили тут же в здании суда. Видимо, произошла какая-то договоренность по бизнесу большому. Им можно. Я уже упоминал о Пригожине — тоже нормально всё. А здесь, чтобы лишнего не говорили, не писали особенно, не пытались влиять на настроения, вот примеры прекрасные. Мне кажется, они действуют в этом смысле абсолютно ясно.
К.ЛАРИНА: У них есть такой постоянный тренд на пропагандистских телевизионных каналах и всяких телеграм-помойках на тему того, разрешить ли уехавшим вернуться и разрешить ли им вновь заниматься творческой деятельностью. Ответы разные. Я так за этим слежу. Особенно мне понравился ответ депутата и артиста Дмитрия Анатольевича Певцова, что только публичное покаяние раскаяние, в которое мы должны поверить, даст им возможность вернуться и работать на родине.
Эта тема, она же тоже не случайно возникает. Она, мне кажется, возникает потом, что несопоставим масштаб талантов, которые остались и служат и присягают, с теми, кто покинули Россию в знак протеста против войны. И они дураки, не дураки, но они это прекрасно понимают. Потому что им нечем торговать перед публикой, кроме Прилепина, Чичериной и Певцова.
А.РОДНЯНСКИЙ: Главное, им хочется доказать невостребованность и абсолютную неудачу всех отъехавших за пределами России. Уехавшие — утверждают все эти телеграм-помойки и в целом российская идеологическая машина — никому не нужны, они все обречены на провал и, естественно, поедут обратно. «И вот дальше мы решаем проблему — говорят они, — заранее. Давайте пообсуждаем, кому позволим, а кому не позволим вернуться, и что для этого нужно сделать.
Это, конечно, очень смешно все, потому что, мне кажется, что эта волна русской эмиграции — и не то, чтобы это хорошо для самой России, я как раз не то чтобы злорадствую, просто констатирую факт — будет самой успешной волной эмиграции в истории России за последние сто с чем-то лет. Потому что более подготовленной, более образованной, более международной интегрированной во времена, когда весь мир связан, волны людей, уехавших из страны, еще не было. Все готовы, все работали за границей, все говорят на языках. У кого-то есть возможности, связи, репутация.
Столь близкий вам театр. Смотрите, что происходит. Мы вчера подробно разговаривали с тем же Дмитрием Глуховским, у которого в сентябре в хорошем театре в Лондоне начинаются первые 7 недель премьеры его пьесы замечательной — я читал пьесу, мне она безумно понравилась, — очень расстроила, она грустная, трагическая и очень релевантная, звучащая очень звонко сегодня, притом, что она не про Россию (я не буду рассказывать, это его дла), которую ставит замечательный Максим Диденко. И она выходит с большими артистами британскими. Кто-то есть из наших. В главном театре, большая премьера.
Дальше все, как обычно. Близкий мой друг, тоже замечательный драматург, сценарист киношный Питер Морган. Недавно была премьера уже второго сезона пьесы «Патриоты» с Путиным, Березовским в качестве главных персонажей. Тоже таким же образом выходит пьеса Глуховского в постановке Диденко в британском театре. Если успешно взойдет, то пойдет в большой театр, оттуда переедет на Бродвей или Офф-Бродвей. Абсолютный топ международного театрального дела.
Точно так же говорить про Кирилла Серебренникова, который не успевает ставить оперы и драматические спектакли, а в промежутке ставить фильмы. Он еще не закончил — я его читал — замечательный сценарий он снял про Лимонова по книжке. Одной из лучших, наверное, нон-фикшен книг про российских писателей, написанной Эмманюэлем Карера. А сценарий написан Павлом Павлюковским, оскаровским лауреатом и который должен был делать этот фильм в свое время. И мы с ним его когда-то обсуждали. Но потом Павел занялся своим польским фильмом и отказался, его предложили Кириллу. Кирилл снял. В главной роли играет замечательный всем известный хорошо, как минимум широкой аудитории по серии фильмов о Бонде, потому что нового Кея он играет, этого выдумщика всех этих гаджетов Бен Уишоу, тот самый, который сыграл в свое время главную роль в фильме Тома Тыквера «Парфюмер». Он снял большой фильм. Сейчас монтирует. Параллельно он снимает фильм по очень хорошей книжке прекрасного журналиста и писателя французского Оливье Геза докторе Йозефе Менгеле. И вот это все происходит.
В это время какие-то люди утверждают, что ничего не получается, пишут какие-то манифесты. Меня это каждый раз потрясает. Вы как будто бы не видите, не хотите видеть, что с легкостью… прошло полтора года, считайте, ничего не прошло… Я даже не говорю про Чернякова, у которого расписаны постановки оперных спектаклей, наверное, лет на 10 вперед.
Когда-то была некая идея — это было еще много лет назад, — я ему звонил, предлагал поставить «Бориса Годунова» у нас на Красной площади еще в те времена, когда эти идеи были реалистичны. И это был год какой-нибудь 8-й, и он говорил: «Вы знаете, у меня до 15-го все расписано». Причем деньги были, все было. Его пытались уговорить. А сейчас так вообще.
И постановки оперных спектаклей. Я был как раз на премьере «Войны и мира» в Баварской опере. Юровский дирижер. Постановка того же Чернякова. Весь состав — российские, украинские, молдавские, узбекские, армянские певцы. Могу продолжать бесконечно. Поэтому они зря себя радуют.
К.ЛАРИНА: Давайте тогда добавим, раз уж мы вступили на эту полосу. Добавить надо Дмитрия Крымова, который выпускает премьеру за премьерой. И сейчас вот в Вильнюсе, насколько я знаю, была его премьера. Давайте добавим Тимофея Кулябина, который ставит совершенно блестящие спектакли. Его знают, он очень востребован и тоже вперед все расписано. Это мы уже говорим о драматическом театре, до драматическом искусстве. Это очень важно. Юрий Бутусов, который, по-моему, осенью выпускает в Вильнюсе свой первый спектакль после того, как он уехал. Список, действительно, огромный.
А.РОДНЯНСКИЙ: Я с ними встречался недавно и прекрасно. И ездит со своими спектаклями…
К.ЛАРИНА: Анатолий Белый.
А.РОДНЯНСКИЙ: Да, Толя Белый, с которым тоже виделся недавно. И Никита Кукушкин, который тоже ездит. Это еще театр относительно для кино коротким периодом подготовки, производства и выхода спектакля. А кино начнется через два года — выходы того, что сейчас началось делаться. И вы увидите, вы удивитесь тоже. Все бесконечно много работают и без сомнения встроятся в международные контексты, как жанрового кино, так и авторского кино. Я даже называть не буду и перечислять, потому что я сам причастен к работам нескольких замечательных талантливых молодых и не очень российских режиссеров, о которых в отдельности будем сообщать. И кто-то уже подходит к съемкам, кто-то на пороге, кто-то в стадии девелопмента, пишут. Это занимает больше времени.
Но все в порядке. Книжки издаются. Я не понимаю, откуда взялась эта странная мысль, эти высказывания… Я никогда не был знаком с Артемом Лебедевым и никогда не искал знакомства, он странный для меня человек и говорил всегда очень далекие в моем понимании вещи, которые я не разделял никоим образом, но ради бога говорил и говорил, войны еще не было. Сегодня же все, что говорят эти люди, вольно или невольно сочетается с убийством мирных людей и становится частью военных преступлений, ну в моих глазах. Не то, чтобы я утверждаю, что они непосредственно участвуют в этом…
К.ЛАРИНА: Они соучастники, безусловно.
А.РОДНЯНСКИЙ: Ровно так. Но до того, как начались военные действия, конечно, говорите, что хотите. И я смотрю, он все время говорит: «А кто вы? Что вы сделали? Никогда эта эмиграция ничего не добилась». Я думаю: Как это никогда? Эта русская эмиграция с Рахманиновым, Набоковым, Стравинским и я уж не буду перечислять. Я уже не говорю о кинематографе голливудском.
Вот недавно вышел, получил четыре «Оскара» «На Западном фронте без перемен» Эдварда Бергера, немецкая версия. Это первая вообще в Германии постановка. Но самый же первый фильм был сделан в 1930 году в Голливуде, и он тоже был дико успешен и тоже получил «Оскара», только за лучший фильм года. Его сделал Льюис Майлстоун, такая большая классика. На самом деле — Леонид Мильштейн из Города героя Кишинева.
То есть если говорить об истории эмиграции, то смешно говорить, вся французская кинематография… Посмотрите на биографии главных продюсеров Франции, все, кто построил индустрию, — они из Российской империи, из разных ее частей.
Про Голливуд молчу. Там немецкие, российские эмигранты в основном в 20-е, 30-е годы.
То есть это странные убеждения этих всех людей, что состояться можно только на родине, особенно в сегодняшнем мире. И, соответственно, не состоявшись, только поползти обратно, попроситься покорно, чтобы тебя пустили. Сомневаюсь. Даже не надейтесь.
К.ЛАРИНА: А я вам скажу, что это, конечно, такая традиция советская, которая повылезала из мозжечка, потому что ничего другого эти люди предложить не могут. И мне тоже странно, что они пользуются сегодня теми же методами контрпропаганды, которыми пользовались их старшие товарищи еще в советское время, которые нам без конца рассказывали, как все эмигранты сидят, чуть не по помойкам пробавляются, что никакой работы нет.
Я помню, как про одного певца эстрадного рассказывали, что он режет кожу на каком-то кожаном заводе. Это был какой-то бред. Мы в это верили, многие из нас, потому что мы ничего не знали. То, что мы сейчас говорим, это же не секрет Полишинеля, это не инсайды наши с Роднянским. Это можно открыть интернет, любой выпуск новостей независимого канала и вы все эти новости увидите. И они знают прекрасно, что они врут. И они знают про все эти премьеры и успехи. Ну да, с одной стороны, я это объясняю некой, конечно, завистью. Мне кажется, что это зависть не к успеху, это зависть к свободе, к тому, что человек сейчас бросил все на хрен, эту страну и уехал и, может быть, кто-то из этих людей, кто получил первый успех, многие из них начали с нуля, но у них все равно получается. Я говорю не только о деятелях культуры. Вот эта зависть к чужой свободе, мне кажется, она очень важный стимул для этого безумного поведения, в том числе, для этого манифеста, о котором вы говорили, Константина Юрьевича Богомолова, где он клеймит не хуже советских пропагандистов всех политэмигрантов.
А.РОДНЯНСКИЙ: Я вообще думаю, что если мы спокойно говорим, что огромному количеству отъехавших было больно покидать свою страну, свой город. Я не близок с Серебрянниковым, мы никогда не работали, но я уверен, что человеку, который сделал такой театр, было безумно больно его оставлять.
К.ЛАРИНА: Так его разгромили, этот театр.
А.РОДНЯНСКИЙ: Да, я понимаю, что определенное количество его замечательных артистов последовало за ним. И в Берлине они все живут. Я не удивлюсь, если появится там и театр какой-то. Я не знаю об этих планах. Но их так много, что они спокойно могут сделать и не один театр.
Понятно, что это больно и неприятно. Но никаких проблем интеграции и продолжения профессиональной работы у этих людей нет, это важно понимать. Конечно, если есть зависть, то она к внутренней свободе, потому что ты можешь говорить всё, что ты хочешь, потому что ты не боишься и ставить. Потому что если ты в театре или в кино, ты же не можешь ставить огромного количества вещей, которые бы тебе хотелось, говорить о том, что тебе кажется необходимым, важным — это же принципиальная вещь.
Я представляю себе мысли огромного количества своих коллег и для меня в целом этот же главный фактор был. Ты взвешивает какие-то вещи на весах внутренних: ты сможешь жить? Ну, не сможешь — слушать это ежедневно. А самое главное, молчать и послушно следовать в продиктованном фарватере невозможно. И для творческих людей это катастрофа. Это вопрос даже не репутации, это вопрос внутреннего крушения. Кто-то запьет, кто-то заболеет. От нереализованных, знаете, разрывает…
А так люди работают. Ну, конечно, есть огромное количество сложностей: языковых, постановка, время уходит, другая система финансирования, ее надо освоить, убеждать иначе надо. Нету уже тех замечательных и чутких инвесторов российских, говоря проще, меценатов, к которым можно было прийти, рассказать пять минут, — они говорят: «Ну, О’кей, ставьте», и финансировал. Нет, сейчас нужно ходить по огромному количеству тетаров или инвесторов частных, которые играют в деньги. А в кино — так и по студиям, по платформам, телевизионным каналам, убеждать их. Это занимает время. Но научатся, ничего страшного, мы же не первые и не последние, кто этому обучается.
И происходит все это, складывается. Зато врать себе не будут, зато будут высказываться, говорить и не будут внутренне соглашаться с собственным падением. Я сейчас даже говорю не о стране, как таковой, не о том, что с ней произошло — том, что ты себя возненавидишь внутри этого социума, себя, не кого-то. Ладно, Путин, он такой, какой он есть. Или Медведев… Я каждый день читаю и думаю: Ничего себе! Это с ним связывали надежды какие-то мне знакомые и близкие друзья? Вот они с ним, с этим человеком, который пишет каждый день то, что он пишет? Возможно. Ладно… А вот ты сам в этом контексте, в этом российском идеологическом пейзаже ты же будешь отвратительным сам себе, своим близким. Что ты скажешь детям?
Я скажу вам честно: у меня резко улучшились отношения даже с собственным сыном после того, как я совершил все, что я совершил. Мы говорим снова, как близкие люди. Потому что в последние годы были какие-то внутренние напряжения. «А что ты делаешь там? А как ты на это можешь смотреть? А как это там возможно? А как ты не понимаешь, что это война?» — вот это мне говорил мой собственный сын. Хотя бы выигрываешь отношения с близкими. Это важно.
К.ЛАРИНА: Скажите, кстати, а часто приходится оправдываться за свое россиянское прошлое, за свой россиянский успех, за ту карьеру, которую вы выстроили на протяжении многих лет, или уже этот период прошел? Насколько эта тема в разговорах у вас присутствует?
А.РОДНЯНСКИЙ: В Украине это было много вначале. И, наверное, у какой-то части людей — мне трудно сказать, ко мне уже не обращаются с претензиями — тех, кто хотел что-то сказать, сказали. Наверное, у кого-то это осталось, но они либо не имеют возможности, либо желания и времени мне это изложить. Я понимаю, что в какой-то части моих соотечественников — я имею в виду украинцев, — конечно, история моего успеха в Украине в 90-х и создание очень важного украиноязычного медиа, я бы даже сказал не телеканала, а медиапространства. Потому что мы издавали книги, мы издавали журналы. Это все было украиноязычное. Мы делали фильмы, мы делали документальные фильмы. Мы производили документальные сериалы. Я даже не говорю уже про телевидение. Мы помогали каким-то спортивным командам Там баскетбольный клуб «Киев». Что только не делали, вы не представляете. И, конечно, театральным каким-то постановкам, и выставки и фэшн. То есть это пространство было. И я был внутри этого и главным движетелем, так случилось, и очень молодым и команда была молодая. И после этого, как я оказался в Москве, это было очень болезненно для очень большого количества людей, которые этого не поняли внутренне.
И дальше, когда я оставался в Москве эти годы, делая то, что я делал, у многих это вызывало, конечно, естественную, на мой взгляд, реакцию. Но сейчас я не слышу больше ничего. Хотя подозреваю, что в ком-то эти вопросы остались. Но опять же самое главное не вопросы окружающих а свои собственные к себе самому. Надо как-то соответствовать себя, я себе внутренне должен ответить. И вот я отвечаю, в том числе, и внутренне объясняю эту активность свою медийную, которой на самом деле никогда же не было. Я писал себе время от времени о кино, когда уже я не мог справиться с желанием о чем-то поговорить. Но так, как сейчас, у меня никогда в жизни не было. И, наверное, это связано с тем, что в 90-е годы я был политически очень активен.
Я в целом не привык молчать. И первые годы в России я же тоже был очень активен и не случайно тогда в 2004-м — я не имею в виду в рамках СТС, которым я руководил, а в рамках своих личных высказываний. Я давал интервью, что-то рассказывал. Были подчас какие-то острые вещи. В 2004 году во время этой «оранжевой революции» телевизионный канал выступил, извинился и несмотря на то, что это было уже в мое отсутствие и несмотря на то, что этот канал был одним из практически 95% всего медийного пространства Украины, выполнявшим так называемые темники, инструкции президента того времени — Кучмы и Медведчука, — я принес извинения в эфире, сказал и за мной стояли те, кто захотел, коллеги, ведущие этого канала нашего и медиаменеджеры основные. И я принес от канала извинения зрителям и сказал, что больше мы не позволим себе быть частью информационной идеологической системы промывания мозгов и будем освещать ровно, сбалансировано. И это все было в 2004 году. Я уже жил в Москве. И после этого меня и в Москве расспрашивали, я отвечал. Это уже звучало достаточно остро, но казалось возможным. А потом я замолчал. Ну, потому что попросили акционеры, потом ситуация изменилось. И сейчас уже говоришь, и не можешь наговориться, если честно. Внутренне ты чувствуешь это самое большое преимущество этого категорического изменения. Ты говоришь, не фильтруя. И что бы вы не спросили, я честно отвечу. Я уже много раз себя проверял. Есть неприятные вопросы для меня, есть более-менее комплиментарные, понятно — я с удовольствием (или без удовольствия), но отвечу. Этого никогда не было в Москве. Это была ужасная вещь.
Сейчас я иногда думаю о своих друзьях, которые там остались и я с ужасом себе представляю. Они мне, естественно, не звонят напрямую, но как-то через Signal на телефон жены или напишут… Боятся, опасаются, скажем так. Я думаю: А как же говорят? Снова этот Советский Союз? Нам же уже много лет Мы Советский Союз помним. Зачем это всё?
Вот я в Советском Союзе помню, у меня было ощущение: не поеду, не пересеку никогда границу Советского Союза. Я впервые пересек, когда мне было 29 лет — в Болгарию. Тоже такая, казалось, заграница. Но дальше поехало… уже какие-то фестивали международные. Даже не фестивали не выпускали. 27 лет, извините. Ну, зачем тебе снова такая страна, зачем ты соглашаешься снова с этим, ну внутренне? Я не знаю.
Мне кажется, как не были бы связаны… я-то еще украинец, работавший в Германии, в Америке, мне легко перемещаться. Я много раз начинал свою жизнь заново. Я уехал в Германию, вернулся в Украину. Поехал в Америку, снова вернулся. Оказался в России. Мне очень понравилось в России. Замечательная среда обитания, друзья, вызовы творческие — мне все это показалось дико важным.
Но мне легко перемещаться. А я вот думаю, а те, кто очень московские люди — у меня друзья есть, которые уехали — такие многолетние московские семьи, которые глубоко встроены. Там такое ощущение, бабушки за пределы Московского кольца не выходили.
К.ЛАРИНА: Вот я из таких. Это особое чувство, конечно.
А.РОДНЯНСКИЙ: Я не могу себе представить. Даже если я полюбил Москву, и у меня она возникает в голове как образ жизни. Какие-то вещи, которые связаны… Галерея моего друга, у которого я прятался, когда у меня было плохое настроение, и я приезжал, с ними болтал. Театры… Я никогда не считал себя заядлым театралом, но, как оказалось, я раз в неделю ходил. И сейчас у меня, конечно, ничего близкого даже нет. Кино бесконечные. Сейчас не везде. Вот я сейчас планирую поход на «Оппенгеймера» и мне нужно найти в ближайшем… IMAX. Он же снял в IMAX, надо смотреть в IMAX. И это целая история. А так бы я побежал в первый день или на премьеру бы пришел в первый день или на премьеру бы пришел в прежние времена. Это уже не сегодняшняя Москва.
К.ЛАРИНА: Я хочу сказать, чтобы люди понимали, что мы не ностальгируем. Я думаю, что Александр согласится со мной, что мы уезжали — посмею так объединить нас — из чуждого города, он уже давно был чужим. Я думаю, вы тоже это чувствовали и понимали. Даже до 14-го года, это было гораздо раньше.
А.РОДНЯНСКИЙ: Я это понял окончательно 25 сентября 2011 года. Это все было ясно. Просто, что называется, не хватило внутренних сил, твердости для того, чтобы принять решение. Потому что именно 25 сентября — для тех, кто не помнит, — произошла так называемая рокировочка, когда Путин с Медведевым вышли на сцену съезда «Единой России» и сказали: «Мы тут поболтали, теперь он будет президентом, а он будет премьером или наоборот». Я понял: Всё, приехали, закончили. До этого были какие-то иллюзии. Ходил какой-то… не хочется даже ругаться, но иначе не получается — Медведев и утверждал, что свобода лучше, чем несвобода. И ходил, бегал НРЗБ вокруг плясал Джобса самого. И какие они маленькие рядом с людьми, которые что-то создают. Вот что такое Джобс навсегда и кто такой вот этот вот человечек. Но в тот момент у кого-то были иллюзии. А 25 сентября они уже завершились. Дальше уже как-то выстраивали свои отношения с реальностью.
Конечно, никто не ностальгирует. Я наоборот говорю, что, несмотря на эти связи, несмотря на успех, несмотря на огромное количество внутренних интеграций, несмотря на зависимость от образа жизни, прервали — и новая жизнь не разочарует, просто ее надо строить. Просто с этим нельзя иметь дело. Это чудовищная вещь. Вольно или невольно чувствуешь себя — я не сумел бы в себе это победить — соучастником военных преступлений.
Я иногда смотрю с ужасом на каких-то украинцев «януковического призыва», которые сбежали в Россию и сейчас честно отрабатывают в программах у Соловьева и прочих ток-шоу, и они там клянут Украину, что-то говорят чудовищное. И я думаю, что если бы я остался и нигде не выступал, я бы чувствовал себя как этот мусор человеческий, который стоит в эфире и обливает грязью… не хочу даже говорить. С этим нельзя согласиться. Поэтому о какой вы говорите ностальгии? Смешно. Я лично счастлив, что с этим не имею дела и имею возможность об этом всем говорить то, что я считаю правильным.
К.ЛАРИНА: О войне. Больше 500 дней уже длится война. И этот рубеж все отмечали каждый по-своему. Вчера я была на украинском канале. И меня журналистка спросила украинская, изменилась ли Россия, как изменилась Россия за эти 500 дней. И я вдруг поняла, что никак вообще. Это, собственно, перекликается с тем постом, который вы написали у себя в Телеграме, объясняя позицию тех, кому все равно, кто, может быть, даже не поддерживает войну, но им все равно. Вот это «все равно», оно растянулось на 500 дней.
И вот мой вопрос к вам: Как открыть глаза? И даже не глаза. Вернее не глаза, это же не про глаза-то речь, а совсем про что-то другое, про что, не могу сформулировать. Может быть, вы попробуете.
А.РОДНЯНСКИЙ: Во-первых, мне кажется, там изменилось.
К.ЛАРИНА: Ну-ка…
А.РОДНЯНСКИЙ: Я сейчас не в категориях хуже — лучше. Точно, не к лучшему. Я нахожу, что огромное количество людей, уставших от потока пропаганды, безусловно, знающих внутренне, подозревающих или твердо знающих, что война — чудовищное преступление и считающих, что решение начать эту войну со стороны Путина ошибочно. — я говорю мягко, как эти люди считают, пытаюсь воспроизвести их логику, — что все это ошибка, преступление. Но она идет и нам, то бишь России, нельзя проиграть. Нас и так не любят, на нас и так смотрят сегодня, как на врагов человеческого рода. И мы с этим сталкиваемся, мы читаем. Нам как-то плохо ответил на ресепшн какого-нибудь итальянского отеля местный человек или во Франции дали не то вино, что я заказывал или что-то еще. Они находят аргументы русофобии ежедневной. Причем найти ее в опыте тех, кто живет за границей они даже не путаются, только в собственном. Короче, нас не любят.
К.ЛАРИНА: Пусть в России поищут. Она там на каждом шагу.
А.РОДНЯНСКИЙ: Нас не любят, и если мы проиграем, нас вообще разотрут, разомнут и это для нас для всех будет плохо. Поэтому, несмотря на то, что война — это ужасно, Путин — конечно, было бы здорово его поменять, но я не пойду на улицы, потому что всех посадят, заберут, что толку от этого? И вон смотрите, этим дают по 8, 9, 10 лет, а если я здесь выйду на улицу — они-то не сидят, — а я буду сидеть. Вот поэтому на Путина ничего не скажу, но войну лучше выигрывать. И это я встречаю регулярно и везде. Вот я вам скажу, внутреннее такое чувство.
Я спрашиваю у огромного количества своих друзей, живущих за пределами России, они говорят, что да, это примерно так. Это речь идет не о людях, подверженных пропаганде. Они прекрасно понимают, что из себя представляет Скабеева, Попов и прочие. Это у них не вызывает никаких сомнений. Они понимают, что там какая-то сплошная ложь. Они не верят в эти поводы и причины для войны. И надо отдать должное идеологической машине, она почувствовала это изменение. И если вы обратите внимание, они больше не пытаются найти причин войны. Они уже не объясняют это Сатаной, Иблисом, денацификацией, демилитаризацией, им это уже не нужно. Они говорят о другом, что вот есть интересы России, есть интересы коллективного Запада — они противоположны.
Короче, нынешняя идеологическая машина сумела совершить антимодернистскую революцию, она возвращает Россию в XVII век. Не случайно домострой восстанавливается, все, то связано с отношениями в семье, что связано с защитой прав, противостоянию домашнему насилию, с консервативными ценностями. Это допетровская эпоха. Они возвращают Россию в допетровский проект, разворачивают в направлении Востока. То, что всегда говорят, шутят о том, что Петр пробил окно в Европу, а Путин его заколотил. Совершенно точно. Если вы посмотрите на всю их систему координат, они проводят всю эту антимодернистскую революцию, которая пытается устроить из России консервативное, домотканое, традиционалистское общество, способное привлечь внимание и стать лидером консервативного сопротивления во всем мире. Потому что в каждой стране мира есть сегменты общества, поддерживающие крайне правые традиционалистские течение. Есть какие-то звенья ле-пеновской партии во Франции. Есть «Альтернатива для Германии» в Германии. Они очень отличаются, я сейчас не пытаюсь их сопоставить с путинскими лозунгами и партиями. Я уже не говорю о неожиданно возникшем взаимопонимании с Ираном. А это важная вещь. Это же просто политический проект, как Северная Корея. Они там себе придумали эту тоталитарную диктатуру, это все понятно. А в Иране это как раз традиционалистская консервативная утопия. Муллы там заправляют, они объясняют мир.
Собственно говоря, вот это они и пытаются осуществить. И невольно соглашаясь с этой логикой «нам нельзя проиграть, мы другие, у нас свои интересы», люди, которые жили в абсолютно европейской стране еще недавно, которая была пусть очень несовершенной, коррумпированной, наполненной огромным количеством проблем, но частью европейского социума, они соглашаются с тем, что это неверно и что нужно двинуться в другую сторону.
Поэтому, на самом деле, на мой взгляд, ситуация, намного более драматична и опасна, нежели, как мы полагали в недавние времена или в Советском Союзе, что достаточно предоставить другие источники информации, объяснить, что происходит на самом деле, и после этого люди, открыв для себя реальное положение дел, примут какие-то решения, изменят свое отношение и, соответственно, поменяют жизнь в собственной стране. Это не так. Они на сегодняшний день навязали картину мира. Это значительно более сложная штука. Но это картина мира, которую они ежедневно и ежесекундно доказывают. Если вы посмотрите с этой точки зрения на то, что они ставят, на то, что они сообщают по телевидению, пытаются публиковать, с чем воюют, чего не допускают, вы обнаружите, что на самом деле они сознательно погружают Россию в эту средневековую концепцию традиционалистского общества, которая им кажется удобной по множеству причин. Но главных две.
Первая — это понятно, собственная выгодна. Потому что 24 года у власти, и пока не умрет, судя по всему, уходить не хочет. Соответственно, для этого нужно обустроить все так, чтобы не возникало никаких вызовов. И всего-навсего эту войну затеяли, в том числе среди прочего, чтобы перед выборами получился еще один Крым. Как был Крым в 14-м году, а сейчас, глядишь, Киев бы взяли. Подарили бы Киев — ну, и он бы до конца жизни получил свой мандат, стал бы Иди Амин. Помните, как назывался Иди Амин? Пожизненный президент, фельдмаршал Аль-Хаджи, повелитель всех людей на земле и рыб в море… Победитель Великобританской империи в Африке. Вот наш чистый Иди Амин наше герой. Он на эти лавры претендует: повелитель всех зверей на земле и рыб в море.
Это первая причина. А вторая — конечно, им кажется, что у них есть своя концепция мира. Они не любят Запад, они оскорблены, они обижены, они не верят. Я везде говорю, идеология путинизма — они считают, что у них она есть — эта идеология очень простая — это тотальный цинизм. Они утверждают — и это очень важно, — что нет никаких ценностей, идеалов и принципов, все это ложь. И все эти американцы, европейцы, все эти людишки, которые говорят: «Нехорошо, аморально… Ну, как можно убивать? Что вы устраиваете?» — «А вы на себя посмотрите». Отсюда и берутся все эти «а что вы делали 8 лет?… а что они сделали в Афганистане, Сирии, Ираке и прочем». Потому что нет никого в мире и ничего, кому можно верить. Нет никаких принципов, есть только интересы.
А есть интересы, то вот наши интересы состоят только в том, чтобы поддержать нашу власть твердую и патриотичную и отогнать всех врагов от нашей могучей страны. Как она будет выглядеть, это уже вопрос второй, не столь важно. Кто сказал, что успеха экономического нужна демократия и политические институты, независимый суд и независимые медиа? Нет, у нас есть прекрасные примеры…
К.ЛАРИНА: Да нигде и нету.
А.РОДНЯНСКИЙ: Да нигде и нету. Поэтому они и не прекращают дискредитировать европейские и американские политические контексты с утра до вечера. Им очень важно доказывать и дискредитировать, что там на самом деле ничего хорошего нет. Просто они чуть более удачно скрывают свою на самом деле последовательную реализацию интересов. И в это очень многие верят.
Поэтому самый сложный вопрос — всю работу надо начинать сначала. Просто объяснять людям, что мир строится на совершенно других основах. Что детей иначе обучают… Посмотрите дети какие. Дети у этих людей лишены социальных траекторий самостоятельных, они следуют в их фарватере. Я еще лет 10 назад обращал внимание на то, как российские школьники отвечают на вопрос, кем бы они хотели быть. И мне казалось это дико опасным. Потому что не более 10% хотели быть предпринимателями. А казалось бы можно. И это во всем мире процентов 60-70. Потому что ну как — я получу шанс, я стану богатым, независимым, я буду Цукербергом… Ну, кто герой — Илон Маск, Цукерберг, Сергей Брин…
К.ЛАРИНА: А большинство что хочет — быть силовиками?
А.РОДНЯНСКИЙ: Работать в прокуратуре, в Следственном комитете и в государственных корпорациях: «Газпром», РЖД и прочее. Надежно, большие зарплаты и все прекрасно будет в жизни. Не надо только говорить глупости, надо слушаться. Поэтому такой конкурс в МГИМО. Я не говорю о том, что все студенты так считают, но модель в целом… Там масса прекрасных и у меня там есть дети моих друзей, чудесные совершенно молодые люди, но в целом идея — попасть туда, где можно связаться с «правильными» людьми. Что такое правильные люди в студенческом коллективе? Дети больших начальников. Подружиться, и дальше, выстроившись свиньей, пойти на завоевание будущих высот. Ну, кто-то лет через 20 получит в управление какую-то госкорпорацию, глядишь. Уйдет же Миллер когда-нибудь из «Газпрома» и так, глядишь, какой-нибудь сын путинского нукера получит госкорпорацию и собой приведет 20 человек.
В моем поселке жил парень, который в Подмосковье, у которого было два самолета, две яхты и так далее. Такой мультимиллиардер. И мы с моими друзьями спорили, а кто он такой? Оказалось. Что он одноклассник одного из манагеров «Газпрома», который отвечал за поставку какую-то чуть ли не бумаги канцелярской, туалетной в корпорацию. Нужные все вещи. Этого хватало на безбедную жизнь, как видите.
Короче, система этим людям предлагает. И молодые люди об этом мечтают. Надо сначала убеждать, что страна и мир существует иначе, что там совершенно другие ценности. Вот где сложности. Молодое поколение сегодня, мне кажется — я могу ошибаться — в отличие от времен предшествующим первым революциям российским не является агентом перемен. Наоборот, они традиционалисты, им понравилась эта жизнь.
Как знаете, в Советском Союзе были анекдоты короткие, я их любил по поводу того, может ли сын генерала стать маршалом?
К.ЛАРИНА: Да, я только вспомнила.
А.РОДНЯНСКИЙ: Нет, не может. Потому что у маршала есть свой сын. К этому все и ведется.
К.ЛАРИНА: Так те же самые нарративы, получается, что и в советское время, попять они же работают.
А.РОДНЯНСКИЙ: Нет, не те же. В советское время не было такого циничного обращения к социуму, как сейчас. Чихать же на все. Они мир не хотят улучшить. Советский Союз как проект — я не любитель Советского Союза, не подумайте, я его терпеть не могу и это для меня драматическая, трагическая страница истории — он строился на проекте левой утопии.
Замечательная книжка Слезкина «Дом правительства», где он сопоставляет большевистскую партию с милленаристскими сектами типа анабаптистов и так далее. Пожертвовать своей жизнью, чтобы построить новый мир. Или накануне апокалипсиса чистыми подняться на небо. У них были такие убеждения. И из этого утопического проекта соткалась и быстро стагнировала, быстро умерла, сгнила эта советская идеология. Но она в таком примитивном виде просуществовала до конца. Все равно все говорили и спорили: социализм или коммунизм?
Помните, выходил на Съезде народных депутатов Сахаров Андрей Дмитриевич, он же что предлагал — свою любимую теорию конвергенции. Как бы элементы социализма, элементы капитализма. Они об этом спорили, и это совершенно другая история. Это не то что сегодня. Сегодня никто и ни о чем не спорит. Говорят только об одном: У нас хорошо, мы согласимся с тем, что хочет Кремль и не будем обращать внимания на то, что происходит с Беркович, Петрийчук или в Украине в целом, с войной, не будем туда смотреть. Ну, слушайте, они тоже хороши, эти украинцы. Могли бы подписать Минские соглашения. Все хороши. Это такая богоборческая психология. В небе дырка. Боже же нет. Вот и всё. Поэтому ситуация другая, это не советская история.
К.ЛАРИНА: Есть еще одна партия помимо той, которую вы обозначили — что вынуждены победить. Как нас вынудили нападать, так нас сейчас вынуждают победить. Но есть еще одна партия. Я бы хотела, чтобы вы тоже об этом немножечко сказали. Это тоже очень популярный дискурс сейчас, который активно продвигается самыми разными лидерами общественного мнения в России, хотя и на Западе, по-моему, тоже. Это партия мирных переговоров без предварительных условий. Замереть, прекратить, сесть и вести переговоры до морковкина заговенья. Как вы относитесь к этому?
А.РОДНЯНСКИЙ: Ну, это трогательные люди. Мне нравится эта логика. Я много раз спорил, у меня есть среди знакомых такие. Когда началась война, сразу появились эти люди и сразу начали призывать к миру. Это же еще звучит типа моральной позиции. Как бы мы же не хотим, чтобы убивали людей и погибали что мирные украинцы, что мирные россияне. Хотя где там мирные россияне погибают? Это ладно. Допустим, они говорят в Шебякино. Но в Шебякино от рук этого так называемого Российского добровольческого корпуса. Я не большой фанат этой организации, признаюсь честно. Но ни один российский гражданин не пострадал из того, что я знаю.
Не в этом дело. И они сразу появились со своими призывами. Выступил тогда уроженец Львова Георгий Алексеевич Явлинский и тоже сказал: «Надо садиться». На это кто-то из западников очень хорошо ответил, а потом повторяли лидеры украинской власти: Если прекратит стрелять Россия — война остановится, если перестанет стрелять Украина — исчезнет Украина. Все же очень просто.
Собственно, где предмет переговоров? 20% территории захвачено. Вопрос не в территории. Никто не меряется. Последнее, что нужно России — это новые территории при плотности населения 8 человек на квадратный километр. В Китае для сравнения — 160 с чем-то. То есть идите, осваиваете. Летишь когда во Владивосток, часами под самолетом вообще ничего нет. Можно строить и прокладывать. У вас там даже газ не подставляется в стране, газовом экспортере.
Но, неважно. Главное люди. Там же живут люди. С ними что? Как договариваться. Проголосовали, провели какой-то фейковый референдум, который просто бессмысленно обсуждать. И что, должно пару миллионов украинцев остаться в России, потому что кто-то решил перестать стрелять? А они не хотят. Вот все, что я знаю, читаю, что мне пишут люди — я допускаю, что есть и другие — но, конечно, огромное количество людей, которые жили в украинском Бердянске, Скадовске, Геничеснске, в Херсоне. Херсон освободили, но правая сторона-то осталась. Я уж не говорю о Запорожской, Донецкой и Луганской область. Они чего там должны оставаться? И жить в России такой, как она сейчас есть? Слушать этот поток, шквал идеологических мантр, о которых мы только что говорили? Мне кажется, это невозможно. Ну, кто пойдет на компромисс в отношении людей.
Поэтому, собственно говоря, Зеленский все время и говорит, что только освобождение всех территорий. Ну, понятно, если говорить практически, как освободить территории… Война очень тяжелая, это может быть, либо очень длинная война… Сегодня все ясно себе представляют сценарий многолетней войны, причем растянувшейся на десятилетия. Такое возможно.
Или вариант того, что случилось в Германии — ГДР и ФРГ — которая все равно восстановилась, воссоединилась 3 октября 89-го года. Такое тоже возможно. Но в нынешней Украине пока сильная армия, пока так высока мораль, пока до такой степени оскорблены украинцы… Потому что на самом деле украинцы — это на самом деле для них это экзистенциальная война, это война за существование. Это очень важно в этом смысле россиянам понять, даже не принять, а понять, — что со стороны украинцев им противостоят не люди, которые спорят на тему того, какое село Донецкой области должно быть в России, а какое село в в Украине. Это же не так. Они спорят о том, что Украина независимое государство, желающее жить по воле своих граждан. Более того, воля граждан далеко не всегда означает успех. Они могут выбрать хрен знает кого. И следующий президент будет крайне неудачный. Но они его переизберут, они это доказывали. И можно будет как-то свою страну строить. Значит, уйдет на это не 100 лет, 150 или 5, или 2, не знаю.
Сейчас такие варианты возможны, что Россия окажется в положении Северной Кореи, а Украина в положении Кореи Южной, с огромной помощью Запада, с огромным количеством денег, которые туда вольются. И можно построить современное привлекательное общество с эффективной экономической моделью. На это все рассчитывают.
Но самое главное не в этом. Украинцы борются за свое право жить в своей собственной стране. Точка. Нету никаких дискуссий территориальных. И для них очень важно, что агрессивная война России, она на самом деле их глазами война имперская, захватническая, та, которая на самом деле отрицает их право на собственный выбор, главный выбор — жить в собственной стране, тот, на который имеют право жители таких огромных стран, как Словения или там Словакия или даже Монако с Люксембургом. Это же отдельные страны. Почему огромная 40-миллиона страна в центре Европы не может жить без того, чтобы какой-нибудь соседний огромный монстр, мучимый непроходимыми рудиментами своих имперских болезней, вечно претендовал на то, чтобы кого-то спасать и захватывая, обучать жить, как надо? Ну, никто же с этим не согласиться.
Как раз вот украинское молодое поколение, оно другое. Они очень бескомпромиссные. И у них есть ясная модель жизни. Я со многими разговариваю и очень часто вижу, что даже мне сложно разговаривать, потому что они твердо не согласны даже на разговор более-менее спокойный о том, чтобы согласиться с какими-то может быть экономически рациональными моментами будущего сотрудничества с Россией. Нет, ни при каких обстоятельствах. Стена и всё. Мы Европа. Мы хотим жить, как европейцы. Мы понимаем, что мы не Франция с Германией, но мы ничуть не хуже, чем Польша и Чехия, и мы можем построить такие же экономики.
И это как бы и есть вся логика. И как здесь, кого вы убедите, украинское общество, на каком основании? Давайте бросим несколько миллионов людей? Вот в этом смысл. Я сторонник того, чтобы не было войны. Но тогда единственный вариант, чтобы не было войны — это конечно, российское руководство принимает решение, уводит свои войска и дальше начинаются разговоры. То есть представить себе это с путинским режимом невозможно. Поэтому мне представляется, эта ситуация будет разрешаться при большом и настоящем давлении Запада (потому что оно же до сих пор не настоящее). Они очень помогают, но вы же видите, если бы они полтора года назад у Украины было бы даже то, что есть сейчас, никто бы ничего не захватил и никуда бы не продвинулся. Если бы Украину приняли в НАТО, как просились многие, не было бы таких войн вообще. Не было бы ничего. То же самое было бы с Грузией и так далее.
Значит, Западу надо принимать какие-то твердые решения и понимать, что без их сознательной политики принятия на себя ответственности — что бы это не означало, — например, ввода войск и так далее, я не знаю, я не военный человек, — это не закончится. Это будет бесконечная мощная война. Или произойдет чудо и погибнет, умрет своей смертью российский президент или кто-то его уберет. Но это мы с вами уже в зоне предположений и чудес. Если рационально, я боюсь, что остановка войны в том виде, о котором эти прекраснодушные люди мечтают, она невозможно просто по этой причине, что на сегодняшний день эта остановка означает либо гибель, либо компромисс по многим людям, остающимся в России, где они не хотят оставаться.
К.ЛАРИНА: Ну что ж, на этом, наверное, мы должны закончить, хотя у меня еще масса вопросов и тем для обсуждения, дорогой Александр Роднянский. Но надеюсь, что мы не последний раз видимся. Огромное спасибо за то, что согласились, что вы так открыты. Это очень важно говорить сегодня, необходимо. Потому что мы говорим за тех, кто вынужден молчать, в конце концов, и это тоже важно.
Спасибо вам большое! Александр Роднянский наш сегодняшний гость. Не забывайте лайки и подписки, комментарии, для нас это очень важно. И до встречи. Спасибо!
А.РОДНЯНСКИЙ: Всего лучшего!