«Честно говоря»: «Русские не остановятся»: Орлуша о Трампе и Маске, восходе правых, Навальном и ненадежном мире
Я сейчас не вижу Путина, делающего шаг назад даже под угрозой неимоверных санкций. То, что Россия в состоянии прожить в своих границах безо всякой западной помощи при полной западной блокаде — этот факт для меня неоспорим. То, что в России все чайниковые заводы будут делать чайникострелятельными заводами, они будут свистки снаряжать ядерным оружием у чайника — это тоже факт. То, что большинство абсолютное населения России это поддержит — это тоже совершенный факт…
Подписаться на канал The Insider Live
Поддержать канал The Insider Live
К. ЛАРИНА: Добрый вечер, дорогие друзья, дорогие зрители, дорогие подписчики! Это канал Insider Live, меня зовут Ксения Ларина, и, как обычно, каждую неделю в нашей виртуальной студии мы встречаемся с близкими нам людьми. С близкими во всех смыслах, даже когда они очень далеко.
Сегодня мой гость — поэт и гражданин Андрей Орлов, которого вы наверняка знаете как Орлушу, и стихи Андрея Орлова — это классика. Чего тут, стесняться не будем, так оно и есть. Итак, у нас в гостях классик российской поэзии, солнце русской поэзии Андрей Орлов. Орлуша, привет!
А. ОРЛОВ: Привет! Но я уже достаточно давно себя называю не российским, а русскоговорящим поэтом, потому что с Россией меня не связывает практически…
К. ЛАРИНА: Русским. А почему мы русским не можем тебя назвать?
А. ОРЛОВ: Ну, можете назвать. В принципе, вы можете как хотите меня называть. Да, это я, привет.
К. ЛАРИНА: Привет, дорогой Андрей. Что подсказывает тебе твое поэтическое чутье? Пахнет ли миром, исходя из того, что мы сейчас наблюдаем вокруг себя?
А. ОРЛОВ: Ответ: нет, не пахнет, и никаких индикаторов приближения к миру я за последнюю неделю не увидел. Я здесь стою на жесткой проукраинской позиции, и меня, в отличие от многих моих даже близких друзей, Трамп ничем не обманул и нигде не подвел пока. Ну, то есть я считаю, что все, что он делает сейчас — это совершенно правильно. Но миром назвать то, что будет принято в случае, если будет принято (во что я тоже не верю сейчас) — миром это назвать будет сложно очень много-много лет. То есть это может быть прекращение огня, это может быть невылет нескольких самолетов в какой-то конкретный день с одного из российских аэродромов и невзрывание бомб в одном из украинских городов. Потому что, как показали те же минские соглашения и история с Дебальцево, русским верить нельзя.
Вернее, ну как — российским переговорщикам верить нельзя. Они говорят одно, а делают очень часто совершенно противоположное. Давно говорили, как определить, что Лавров врет — если у него шевелятся губы, значит, он врет. Ну, то же самое говорили и про Путина, но вчера, например, шевелились губы — он говорил, что ни одного нападения на гражданскую инфраструктуру или бомбардировки не было. И при этом были разбомблены еще две ТЭЦ или еще одна станция какая-то. Совершенно понятно, что если в городе живет 10 военных, то русские могут сказать, что они бомбили инфраструктуру, которая обеспечивает фашистов, предателей и всех остальных электричеством. То есть это легитимная для них… Как это назвать? Не военная, а как они называют-то?
К. ЛАРИНА: Как это? Законная цель, не знаю, там, военная… Наверное, военный объект.
А. ОРЛОВ: Ну, войны-то у них нет, поэтому у них все такое, знаете. Легитимная свошная цель. То есть верить им нельзя. Разговаривать с ними, ну, я надеюсь, пока еще можно. Жду ли я от этого чего-то большого? Нет.
К. ЛАРИНА: Можно ли сказать, что в любом случае мы наблюдаем сейчас победу Путина, потому что он возвращается в мир больших политиков…
А. ОРЛОВ: Секундочку, вот ты говоришь, возвращается. Покажи мне, куда он вернулся. Ну, это все равно что сказать, что если в психиатрической клинике больной разговаривает с врачом и уверен, что он больший врач, чем врач, разговор с главврачом клиники не означает, что он вернулся в большую медицину.
Он возвращается… Ну а как, что? Подожди, сейчас многие мои и твои знакомые, включая там, не называя имен, Мишу Козырева и Машу Слоним, говорят, что гопник встретился с гопником, слив и все остальное. Но они что, предполагали, что Трамп перед встречей с Путиным будет его по телефону называть пуйлом, например, то есть военным преступником? Тогда никакой встречи не будет. То, что кто-то с кем-то поговорил — это похоже на школьные бойкоты: вот мы с ним не будем говорить, но кто-то должен с ним что-то подписать, кто-то должен для этого с ним говорить. Пока ни Венс, ни Трамп не сказали ничего про возвращение Путина в большую политику.
Я думаю, что трампология сейчас находится примерно на том же уровне, на котором в конце 70-х годов находилась советология: люди искали знаки там, где они есть или могут быть, или там, где их совсем нет. Известнейший случай — это когда 7 ноября на мавзолей во время очередного парада поднималось Политбюро, и Устинов вышел после Долгих и Капитонова, хотя должен был идти перед ними. Все сказали: «Понятно, в советском Политбюро происходит…», а он просто остановился — у него развязался шнурок при подъеме по внутренней лестнице. Но крику было на эту тему очень много, что очень смешило нас, живущих в то время в Советском Союзе и слушавших поддерживаемые Госдепом и USAID «Голос Америки», «Радио Свобода» и «Радио Свободная Европа».
К. ЛАРИНА: Вопрос хотела тебе задать по поводу украинских твоих друзей: что они говорят, какие там настроения? Потому что нас со всех сторон убеждают, что Украина обессилена, обескровлена, что она не выдержит долгой войны и что, вполне возможно, пойдет и на уступки, связанные с оккупированными территориями. Это я пересказываю тебе нарративы.
А. ОРЛОВ: По поводу обескровленной Украины. Украинцам, в отличие от нас, даже находящихся вне России, эти ситуации обсуждать с точки зрения геополитики намного сложнее, потому что у них гибнут реальные люди, реальные друзья и знакомые. Уже практически нет семей, в которых кто-то не воюет или уже не погиб. То есть это действительно так. И поэтому требовать от украинцев, чтобы они сказали: «Давайте будем воевать и крошить наших лучших ребят» — это по крайней мере странно. Они, когда захотят, сами это скажут.
То, что Зеленский продолжает говорить о том, что никаких уступок территориальных не будет — значит, это позиция Украины, это позиция украинцев, которые его выбрали. И люди, которые условно сейчас находятся на более мягкой стороне, ближе к Арестовичу, скажем, которые говорят, что главное прекратить кровопролитие — их всех тоже можно понять, кроме одного: они видят это каждый день, они чувствуют каждый день, и для них… С одной стороны, конечно же, границы 2014 года для них было бы для всех идеально, то, к чему они будут стремиться. Но то, что многие из них осознают тот факт, что это будет не завтра, это будет возможно не военными способами, а дипломатическими, после огромного давления США на Россию во время так называемого прекращения огня, даже если оно будет подписано — это ни для кого не секрет.
То есть остаться сейчас на линии распределения на долгие годы… Ну то есть, условно говоря, из Восточной Украины невозможно сделать Северный Кипр, потому что Россия включила для себя точку невозврата, включив эти все территории конституционно в состав Российской Федерации. И здесь это примерно как, знаешь, человек, который у тебя отнял половину твоей дачи и участка, показывает тебе доверенность, подписанную не знаю кем, у нотариуса, что это принадлежит ему. После этого, если ты живешь в этой юрисдикции, тебе уже требовать возвращения достаточно сложно. То есть это длительные судебные процессы, разговоры, переговоры.
Но я сейчас не вижу Путина, делающего шаг назад даже под какой-то угрозой неимоверных санкций. То, что Россия в состоянии прожить в своих границах безо всякой западной помощи при полной западной блокаде — этот факт для меня, например, неоспорим. То, что в России все чайниковые заводы будут делать чайникострелятельными заводами, они будут свистки снаряжать ядерным оружием у чайника — это тоже факт. То, что большинство абсолютное населения России это поддержит — это тоже совершенный факт.
Ну, здесь есть какие-то моменты, которые… Ну как человек, которому ампутировали ногу, все равно будет мечтать всегда ходить на двух ногах, и ничего ты с его психологией не сделаешь. Ему сказали: «Признай, что это свершившееся действие», — тоже он это признать психологически не может и не сможет. Потому что человек в принципе существо с двумя ногами. Вот весь этот нужный или ненужный… Много же в Украине идет споров про то, нужен или не нужен Украине Донбасс не как стратегическая территория с редкоземельными металлами, со всем углем там, газом и всем остальным, что там находится — это неотъемлемая часть Украины. И так как она не ампутирована, то есть она физически существует, — она физически вот есть на карте, в 50 километрах от города Славянск находится город Донецк или Луганск, то есть вот все это, — то признать ее отрезанной, неотрезанную ногу, украинцы психологически не могут и не смогут.
Другое дело, что любые соглашения о прекращении ли огня, о давлении ли на Украину — любые эти соглашения как бы говорят, что она не отрезана насовсем, а как бы, возможно, когда-то вернется. То есть здесь в любой ситуации ждать от русских, что они сейчас скажут: «Ну вот мы не будем у вас покупать нефть, а вы за это отдадите уже как бы вами же признанные как ваши территории Донецк и Луганск»… Или Херсонскую область, Запорожскую область, и там, я не знаю, что в будущем возможно — Одесскую область или еще что-то. Русские не остановятся. То есть в лучшем случае они остановятся для того, чтобы потом накинуться опять.
Здесь я не ответил на вопрос, что думают на эту тему. На эту тему украинцы думают примерно так, что все, что делает Трамп… Там же вообще за Зеленского же тоже не 100% голосовало, и вот эти все крики про легитимность, нелегитимность — они и в Раде тоже звучат. Они ждут момента выборов Зеленского. Они ждут, когда будет зрада, когда он сдаст Украину русским. И то, что зрада не произошла… То есть то, что это измена («зрада» — это «измена» на украинском языке), то, что она не произошла — это огромное достижение Владимира Зеленского, это огромное достижение армии Украины и огромное достижение и терпение всего украинского народа.
И она произойти как таковая не может. То есть они не могут сказать, что мы законом принимаем, что от нас отторгается какая-то часть. Психологически, ради спасения людей, ради помощи и накапливания помощи от европейских и американских союзников они могут признать, что сейчас эта территория все равно временно оккупированная. То есть они никогда ее перманентно оккупированной не признают. Вот как-то так примерно.
К. ЛАРИНА: Андрюш, мы с тобой говорим в середине февраля, и здесь несколько дат, важных как для истории, так и для нашей жизни, так и для твоей жизни. Конечно же, это начало войны в 2022 году, это 24 февраля. И вот сейчас мы приближаемся к этой дате в 3 года. Я увидела у тебя в Фейсбуке — ты вспомнил свои строчки такие, абсолютное поэтическое предвидение о том, что эта война состоится. Я могу процитировать или ты процитируешь?
А. ОРЛОВ: Можешь процитировать, я не помню.
К. ЛАРИНА: Слыша, как лязгает злая броня,
Заявляю зарвавшейся стае звериной:
Будет война — считайте меня
Гражданином любимой мне Украины.
Это было сказано ведь до начала вторжения?
А. ОРЛОВ: Да, пару дней назад было 3 года, как это было сказано. А 23 февраля у меня было написано:
Не дарите военным одеколон
23 февраля,
Уже завтра утром запахнет он
Ароматом «Сыра земля».
Ну то есть это было вечером перед утром вторжения. То есть для меня вопрос, будет ли война или большая война — для меня он не стоял никогда. Это было очевидно, что она будет. Ну, примерно так же, как для меня… Я же не предсказатель. У меня нет хрустального шара, в котором я увидел русские танки. Я увидел их в русских мессенджерах, идущие по Белоруссии уже колоннами в сторону… Я по этой дороге в Киев ездил десятки раз. То есть я видел места, по которым я проезжал, и знал, что через 3 часа Украина. Какие там могут быть учения, это непонятно. То есть для меня было очевидно, что это начало войны, в то время, как многие говорили: «Да нет, это невозможно, русские же не звери». Но оказалось, звери.
К. ЛАРИНА: А то, что эта война продлится вот уже 3 года, ты предполагал?
А. ОРЛОВ: Я, как и многие другие, очень боялся, что эта война продлится в течение 10 дней или недели. Этого я боялся.
К. ЛАРИНА: Что Путин возьмет Киев, как и хотел?
А. ОРЛОВ: Да, потому что там были все основания. Потому что когда ты подъезжаешь к Киеву с севера или северо-востока, то там никаких ни укреплений, ничего нет. Там были какие-то блокпосты, но которые были совершенно никуда. Эта беспечность некоторая, с которой украинцы относились к угрозе с севера — она меня всегда потрясала. Я об этом очень много говорил тогда в Украине.
И то, что произошло — произошло что-то неимоверное. То есть это не могло произойти. Потому что если бы спросили… Я не говорю про встречу с караваями и там с русскими флагами, но то, что русские танки были остановлены буквально в пригородах уже Киева… Хорошо, что это было не так. У Путина были лучшие военные консультанты. Если бы они бросили не 200, а 500 тысяч человек туда, на что возможность у них была, то, скорее всего, вполне возможно поражение Украины, которое уже не произошло. То есть когда говорят, что Украина уже победила — Украина победила еще в феврале 2022 года, показав, что она никуда не делась, что они в состоянии выходить с голыми руками против танков. Как, скажем, в 1939 году поляки под Вестерплатте шли в конные атаки на немецкие танки. Но поляки не смогли остановить немцев, а украинцы смогли и остановить, и отбросить.
Были очень занятные истории. Мне рассказывали люди, хорошо осведомленные о происходящем в Украине — отвлечемся с улыбкой на самое начало войны, — что в какой-то деревне на трассе, которая шла на Гостомель и Киев, условно где-то в районе Бучи, начали организовывать на второй день тероборону. Приехали молодые солдатики на одном бронетранспортере с несколькими там джавелинами, стали окапываться. И к ним приходит дед и говорит: «Хлопчики, дайте мени кулемет. Пулемет дайте». Они говорят: «Дед, тебе сколько лет?». Он говорит: «76». — «Ну хорошо, дед, не дадим тебе пулемета, у нас автоматы и все остальное». Он приходит: «Хлопчики, дайте мне ось одну гармату, одну гранату дайте». — «Дед, нету, у нас у самих мало, не дадим».
Короче говоря, когда в эту деревню вошла русская танковая колонна, хлопчики на дальнем ее конце окопались, вот эти все военные. И тут они видят: выходит дед, кидает бутылку «молотов-коктейля» и поджигает первый танк. Танк начинает гореть. Тот, которому не дали пулемета. И, значит, после этого проходит минуты три, и последний танк поджигает его бабка. Колонна становится, из нее бегут эти самые все захватчики, оккупанты так званые.
Короче говоря, дед с бабкой остановили эту колонну, которая потом так и осталась в этом селе. Через два дня, когда приехали люди из ВСУ снимать с танков годное оборудование, обнаружилось, что с танков уже все крестьянами было снято. То есть все и пулеметы, и гранаты, и все остальное. Аккумуляторы повесили на колодцы. Ну как, крестьянская смекалка…
Ну вот когда есть такие люди в стране, тогда можно остановить. Ну покажите мне, чтобы такое происходило в Курской области, когда туда вошли украинцы — чтобы бабка с дедом остановили украинскую танковую колонну, например, в какой-нибудь деревне. Ну не было! Это другой народ, это другие люди с другой психологией. И говорить им, что оккупированные территории должны быть украинскими или русскими… Из них половина там говорила, что «зачем нам этот Донбасс», например. Потому что когда говорят «все русские» или «все украинцы», нет такого определения. Потому что и среди русских, как ты знаешь, есть люди с совершенно разными позициями, и среди украинцев тоже десятки миллионов человек, ну или миллион человек, которые в Донецке и в Луганске — не все они из-под палки или почему-то встали, поверив русской пропаганде, защищать свой русский язык и все остальное. Там огромное количество людей… Я сентиментальный старый дурак, когда рассказываю истории, меня иногда пробивает на слезу и начинает сопливиться. Так что простите. Давай лучше задавай вопрос какой-то, потому что я уже…
К. ЛАРИНА: Да, хорошо, давай, задаю тебе вопрос. Ты находишься, живешь в Грузии. Я не могу этот вопрос тебе не задать. То, что происходит сегодня — допускаешь ли ты мысль такую, возможность или шанс, что Путин возьмет Грузию? Я имею в виду, не военным способом, а политическим. Такая идеологическая политическая аннексия — то, что эти попытки сейчас происходят.
А. ОРЛОВ: Я не вижу индикаторов сейчас этих попыток. У Путина сейчас, к счастью, нет времени на Грузию. Если Путин сюда… Ну, ему придется это делать только военным способом.
К. ЛАРИНА: А с помощью своих агентов влияния, своих ставленников? Вот то, что сегодня — с помощью «Грузинской мечты».
А. ОРЛОВ: Дело в том, что «Грузинская мечта» при всей своей, ну, незадекларированной, а объявляемой всеми пророссийскости, пророссийской, с моей точки зрения, не является. Потому что в Грузии же практически официально после слова «Россия» нужно говорить «страна-оккупант». И когда они говорят «Россия страна-оккупант», те же представители «Грузинской мечты»…
Я не сторонник «Грузинской мечты», я не участвую в грузинских политических процессах. Я считаю, что грузины достаточно мудрый такой крестьянский народ, который сам решит, как ему жить. То есть ему помогать не надо что-то решать. Все крики про русское влияние на «Грузинскую мечту» и Иванишвили — я думаю, в основном они идут из России. Я думаю, что Иванишвили, как любой олигарх, хочет иметь полный контроль над Грузией с точки зрения экономики и всего прочего, но при этом я не думаю, что… «Русский закон» — ведь он же не пророссийский, «русский закон». Такого рода законы принимались во многих странах мира.
К. ЛАРИНА: Ты имеешь в виду, про иноагентов?
А. ОРЛОВ: Про иноагентов, про прозрачность финансирования зарубежного и всего прочего. Ну, то же самое, что закрыли здесь сейчас представительство временно, как и везде, USAID. Ну я могу сказать, что половина того, что делало USAID в мире, никому на хрен не нужно. Ну то есть половина, по крайней мере. То, что они все равно вернут большинство этих программ — это совершенно очевидно. То есть не вернут они программы многие бесконтрольно расходуемые, например. Но Грузия, конечно же, не европоориентированная страна. То есть в сторону Европы там ориентировано примерно столько же людей, сколько и в России.
К. ЛАРИНА: То есть это не как в Украине, допустим. Вот Украина была очевидно уже давно…
А. ОРЛОВ: Украина граничит с Европой, а здесь в Европу едут либо работать, либо на футбол. То есть то, что без виз это делать намного проще — это совершенно очевидно. Но мы же можем вспомнить, скажем, какой-нибудь 2007 или 2008 год, когда Россия тоже была очень близка к безвизу, когда сотрудничество с НАТО тоже декларировалось как одна из основных задач — Путиным декларировалось. То есть здесь в этом смысле то, что из Грузии невозможно сделать Россию — это совершенно точно.
То, что грузины, скажем так, нация, как и Россия, крайне коррупциеемкая, то есть что здесь люди — знакомые, братья, друзья, — очень часто помогают друг другу настолько, что вся Европа там никогда не сможет ничего сделать. То, что начинал делать Саакашвили — всем известная вот эта история с грузинской полицией, когда все были уволены в один день, а потом наняты обратно, — но потом у Саакашвили тоже выросли зубы дракона, и он свой второй срок уже, скажем так, был крайне непопулярен. Сейчас он сидит в тюрьме.
Вот у меня есть один знакомый, который был жестким мишистом все время, то есть за Михо Саакашвили. Он мне сказал: «Я могу отдать…». Ну, немножко так звучит как тост, но очень часто в Грузии декларации эти звучат достаточно пафосно: «Я отдам свою жизнь за то, чтобы его прекратили мучить и он вышел из тюрьмы». После этого он делает секундную паузу и говорит: «Но я отдам свою вторую жизнь, чтобы он никогда больше не стал президентом».
Понимаете, да, что вот есть вещи… Ну, у меня примерно такое же отношение к Навальному. То есть мучить и убивать нельзя, но президентом я его видеть не хотел бы. То есть это несвязанные совершенно вещи: базовые свободы и делегирование человеку решения всех вопросов.
К. ЛАРИНА: Ты назвал имя Алексея Навального, и это еще одна дата февральская — год со дня его гибели, со дня его убийства. Вот как раз это случилось тоже буквально на днях — 16 февраля, ровно год назад. Если ты уже сказал про него, может быть, еще скажешь несколько слов о том, как тебе кажется, насколько значимой фигурой был Алексей как политический деятель для гражданского общества в России. Велико ли было вообще его влияние, как тебе кажется? И его финал, конечно, трагический и страшный, который, безусловно…
Боже мой, я даже, опять же, твое стихотворение вспоминаю, потому что там… Мы обязательно отдельно скажем. И еще одна дата февральская — это 27 февраля, 10 лет со дня убийства Бориса Немцова. И даже я помню твое стихотворение, которое ты написал после убийства Алексея Навального, где ты объединил в одном стихотворении и Лешу, и Бориса.
А. ОРЛОВ: Бориса и Лешу я никогда не объединял, я к ним очень по-разному всегда относился.
К. ЛАРИНА: Ну, в этом стихотворении они у тебя были вместе как мученики, как жертвы.
А. ОРЛОВ: Ты знаешь, отношение к мученику и к жертве… Ну как, ну сегодня, например, 25 лет со дня смерти Собчака.
К. ЛАРИНА: Тоже дата.
А. ОРЛОВ: Тоже дата, и тоже такой же февраль — достать чернил и плакать, что называется. Хотя в России в любом месяце можно доставать чернила и плакать, если порыться в календаре. Сейчас влияние идей Навального значительно меньше, чем оно было при Навальном до его возвращения. В прекрасную Россию будущего я не верю, то есть не поверю уже теперь никогда, я думаю. К деятельности Фонда борьбы с Кацем я отношусь…
К. ЛАРИНА: И с Ходорковским, кстати. Они с Кацем борются и с Ходорковским еще.
А. ОРЛОВ: Ну пусть борются! Понимаешь, это не имеет значения. На политику реальной России сейчас никто и ничто из-за границы повлиять не сможет. Это мое четкое убеждение. То есть приезд, возвращение Навального не было похоже на, скажем, возвращение Ленина на Финляндский вокзал в бронированном или небронированном, опечатанном или неопечатанном вагоне. Так же, как приезд Саакашвили сюда, когда он думал, что его пронесут от Поти до Тбилиси на руках, внесут в парламент и еще куда-то…
То есть поддержки на местах все эти движения сейчас, к сожалению, не вызывают. Много у меня очень вопросов и к этим самым выборам, когда голосуете за коммунистов, и к попыткам выбраться во все муниципальные собрания. Я к этому отношусь крайне отрицательно. Я считаю, что участие в муниципальных выборах в фашистской стране — это примерно как пройти в маленький бургомистрат где-то в Германии в 1938-1939 году и пытаться для старушек сделать больше пандусов там и лавочек. То есть я считаю это коллаборационизмом. Ну, я не настолько либерален именно в российском нынешнем смысле этого слова, чтобы поддерживать вещи, которые я считаю бессмысленными.
К. ЛАРИНА: А про Бориса?
А. ОРЛОВ: Ну, про Бориса — Борис был другой. Во-первых, Борис не особо менял своей точки зрения. Борис был веселый, говорливый, всеми любимый, улыбчивый, по-хорошему бабник, по-плохому тоже бабник. То есть это мой друг, и здесь… Он же никогда, Борис никогда не нацеливался на верховную власть. Борис никогда не говорил: «Я буду президентом».
К. ЛАРИНА: Но мог бы стать запросто, я считаю.
А. ОРЛОВ: Мог бы стать, если бы его назначил Ельцин. Ну то есть это…
К. ЛАРИНА: Нет-нет, я имею в виду, вот сейчас уже… Сейчас — 10 лет прошло, как его нет. Тогда, когда его убили, он был очень популярным.
А. ОРЛОВ: Если выбирать между мертвым Немцовым и мертвым Навальным, я выберу мертвого Немцова. Ну то есть…
К. ЛАРИНА: Живого.
А. ОРЛОВ: Если будут выборы. Все это фантазийное. Знаете, есть такой фантазийный футбол — игра, когда ты набираешь себе в команду игроков из разных клубов, и потом кто из них забил, это твоя команда. И там есть всеобщие чемпионы мира, только никто из них не может стать тренером настоящей команды.
То есть верю ли я в действенность, скажем, маршей Кара-Мурзы и Яшина? Ответ — нет, потому что у этих маршей нет идеологии, у этих маршей нет слоганов. То, что я вижу на форумах команды Навального — это утвержденные лозунги. Один из них: «Давайте прекратим это». Ну то есть «это» пора прекратить, «это». Если «ЭТО» расшифровывается как «экстремальная террористическая операция», я бы понял, что это надо прекратить. А просто называть войну «это» — для меня это, знаете, немножко странная и неполитическая вещь. За что они сейчас все между собой борются, мне неясно, и тут я ни одной стороны принять не могу. То есть мне все равно…
К. ЛАРИНА: Как тебе кажется, причина вот этого отсутствия внятной программы, позиции, стратегии — это из-за того, что людей нету — что называется, настоящих буйных нету? Или потому что нет идей? Или какая-то растерянность после начала большой войны — она до сих пор не прошла, и люди так и не поняли, в общем, масштаб катастрофы.
А. ОРЛОВ: Что значит «не прошла»? Она что, начиналась, какая-то…
К. ЛАРИНА: Нет, мы все были, конечно, в шоке 24-го числа 2022 года, но у многих этот шок затянулся. Потом многие люди, как мне кажется, нашли в себе и силы, и ресурсы, и, главное, какие-то свои личные умения, чтобы противостоять этой войне и делать все возможное для того, чтобы Россия была побеждена и путинский режим рухнул. Каждый по-своему. Ты по-своему. Журналисты, мои коллеги, по-своему, которые работают за пределами России. Ну и многие политики. Многие политики сотрудничают и помогают вооруженным силам Украины. Мы таких тоже знаем.
А. ОРЛОВ: Назови мне многих политиков.
К. ЛАРИНА: Ну, я знаю, что Гарри Каспаров помогает вооруженным силам Украины и сотрудничает с легионом «Свобода России». Насколько я помню, они об этом заявляли и не скрывают это. Ну, пожалуй, все. Наверное, ты прав.
А. ОРЛОВ: Ну а также второй эшелон. Кто там, Пономарев?
К. ЛАРИНА: Да, ну Илья Пономарев, конечно.
А. ОРЛОВ: Ну да, я с этими людьми общаюсь, могу сказать, что с частью из них дружу. Но это настолько не капля даже в море так называемых этих уехавших, или отъехавших, или там недовернувшихся или вернувшихся… То есть это статистическая погрешность. То есть даже меньше того. То, что собирается в Берлине 2 тысячи человек на поминки по Алексею Навальному — это хорошо, но я ни одного лозунга, кроме тех, которые слышал в свое время на московских демонстрациях, не слышал.
Проблема, я думаю, в том, что у большинства из этих политиков или акторов политического поля русскоязычного нет ни программного текста, ни программной статьи. Дело в том, что Маркс и Энгельс, при всей моей нелюбви к этим бородатым двойкам и тройкам предвыборным коммунистическим — они же полгода или год писали «Манифест Коммунистической партии». Он был сформулирован так, что каждое слово при чтении — оно было эрегировано, отскакивало от зубов, даже если это было полное вранье. А сейчас практически нет людей, которые написали бы хоть один программный текст.
Последними такого рода текстами были… Ну, в русском политическом поле, русскоязычном, с нашей условно западноориентированной либеральной демократической стороны это были, я думаю, доклады как раз Немцова, кроме последних, которые он написал. С той стороны это были программные тексты, скажем, Проханова или…
К. ЛАРИНА: Дугина. А Дугин?
А. ОРЛОВ: Дугин для меня не является фигурантом философского или разговорного поля. Дугин ничего нового никогда не сказал. Скажем, тот же Сурков, Немцов или Проханов — ну, назовем это просто действующими лицами русскоязычного политического поля, — у них всегда было что-то новое. Были слоганы. Но когда, скажем, Борис вывел в 2014 году этот антивоенный марш…
К. ЛАРИНА: «Марш мира», да.
А. ОРЛОВ: «Марш против войны», а не «Марш мира». Мы с ним шли, а кричать было нечего. Я на ходу придумывал какие-то там кричалки. Я говорю: «Боря, почему ты мне неделю назад не позвонил?». Ну потому что, скажем, Make America Great Again придумывал не Трамп, понимаете? И название, и то, что он сейчас, даже, скажем, какую-то ерунду, тот же Трамп, лепит — это все придумывалось 3, 4, 5 месяцев назад. Придумывалось не все, основываясь на фактических материалах, но то, что он точно знал, что он будет делать в первый, второй, третий, четвертый, пятый и двадцатый день после выборов — это работа штаба.
У российских политических групп, даже если есть лидеры или микролидеры, все равно нет штабной работы. Я как бывший политтехнолог могу сказать, что для того, чтобы написать речь или программу, нужна работа системная десятков людей. Ну так же, как для того, чтобы сделать исследование любое ФБК, нужна работа журналистов, расследователей, исследователей, нужны информаторы, источники информации. Это не может сделать одно говорящее лицо. А у нас очень часто говорящее лицо является и лицом думающим. И как только их просят, или заставляют, или они друг друга заставляют что-то сказать значимое, они начинают показывать друг на друга пальцем и начинают, опять же, исследовать, то есть рыть друг на друга компромат.
Вот в чем бред. То есть позитива никакого нет. «Взяли бы вы деньги у Путина?». Этот вопрос задавали и Чулпан Хаматовой, и Марии Певчих. Одни кричат: «Нет», другие говорят: «Взял бы, если это идет на нормальное дело». Ну то есть возьмет ли сейчас Зеленский снаряды, если ему их пришлет Орбан, с которым они не совпадают, по сработает по причине того, что главное это с моей точки зрения — это то, на что ресурс будет потрачен по позиции.
К. ЛАРИНА: Возьмет.
А. ОРЛОВ: Возьмет? И никакое исследование ФБК про то, что там Орбан говорил про Украину, не сработает по причине того, что главное, с моей точки зрения — это то, на что ресурс будет потрачен. То есть спросите меня, взял бы я сейчас деньги у Путина, чтобы потратить на то, на что я считаю нужным их потратить — я скажу: «Да, но Путину крайне не понравится то, на что я их потрачу». То есть ответ будет однозначно «да».
Про то, что люди перестали писать тексты — то, что сейчас… Так же, как мы с тобой: если бы это была наша переписка, то поверь мне, что в ней было бы намного более логичных, всяких умных и действительно нужных слов намного больше, чем наш с тобой треп в эфире. Мы занимаемся тем же самым. То есть не находясь в конфликте, мы занимаемся тем же самым.
Сейчас время разговоров. А так как время разговоров, то это все описано Ильфом и Петровым — пикейные жилеты, которые стоят: «Трамп — это голова! Нет, Трамп — это не голова». Для меня бОльшим впечатлением во всей этой истории с Трампом было то, что впервые за подобные встречи (потому что это первая встреча за долгое время) американцы не пожали руку, протянутую им Лавровым. То есть не было рукопожатий при этой встрече. Для меня это более значимо, чем то, что они говорят: «В случае выполнения каких-то условий Россию можно вернуть в G7 или G8». Ну да, можно вернуть, если выполнят эти условия, и одно из них — это уйдут из Украины. Этого русские не сделают, поэтому можно говорить все что угодно.
Это разговоры. Тут главное, что сейчас я, например, жду серьезнейших… Я лично жду, я не предсказываю сейчас ничего. То, чего я жду — это серьезнейшего удара Америкой по экономике России после того, как Путин в десятый раз скажет «нет» на вопрос, хочет ли Путин мира. «Мы надеемся, что хочет», говорят американцы. Но индикаторов этому никаких нет. И то, что говорил Трамп про Россию, ее экономику и Китай перед самыми выборами и сразу после выборов, для меня сейчас имеет большее значение, чем то, что он говорит для того, чтобы затуманить русским голову. То есть я, на самом деле не являясь трампистом, совершенно спокойно жду позитива от всего, что сейчас делает Трамп.
К. ЛАРИНА: Андрюша, ты едешь в Израиль с гастролями, у тебя целый тур. И вот как раз этот февраль, про который мы говорим — возвращаемся к февралю, — 28-го, насколько я помню, у тебя первый уже концерт или первая встреча. Так что, дорогие друзья, наши зрители в Израиле, пожалуйста, обратите внимание: там целый тур по разным городам с 28 февраля по… 8 марта?
А. ОРЛОВ: 8 марта, да. Или, кстати, вы знаете, я немного жалею, что я там на сцене буду один, потому что, в общем, формат, когда были там Васильев…
К. ЛАРИНА: «Гражданин поэт»?
А. ОРЛОВ: «Гражданин поэт» мне давал возможность перед началом концерта спросить, например, какой стих люди хотят услышать по свежей новости сегодняшней в Израиле, или в Америке, или в Европе. И многие из этих стихов, кстати, получились очень занятными и смешными — экспромты, написанные в течение часа концерта, которые я зачитывал в конце. Ну, для меня делал Дмитрий Быков, это имя было придумано. И здесь я бы попросил: если сейчас… Ну, как раньше спрашивали: «Евреи и комиссары в зале есть?». Ну, то есть если евреи есть среди…
К. ЛАРИНА: Конечно, есть. Есть и много.
А. ОРЛОВ: Смотрите, там в описании ролика будет, наверное, список, может быть, даже городов. Ну, афишка будет и ссылка на эти концерты. Напишите мне на каждый концерт. Скажем, если вы живете в Хайфе, напишите то, что сейчас волнует в Хайфе. Если вы живете в Нетании, напишите, что волнует. Волнует ли вас Трамп и Газа, или вас волнует, не знаю, повышение цен на автобусы или то, что… Ну вот что-нибудь. Потому что я про Израиль знаю только из разговора с моими живущими там друзьями, а друзья у меня израильтяне такие условные, то есть недавние, они могут чего-то и не знать. То есть вы мне крайне поможете, если накидаете внизу…
К. ЛАРИНА: В комментариях, да-да.
А. ОРЛОВ: В комментариях темы для стихов. Ну и, кстати, после Израиля через совсем короткое время у меня будет Рига, Вильнюс, Таллин, Хельсинки, потом будет Франция. То есть вообще каким-то образом наладить, может быть, с вами интерактивчик. Я обещаю, что если вы напишете там имя или кличку, то, если стих будет прочитан, просто вы будете в соавторстве со мной объявлены на концертах.
В Израиле всех, естественно, жду. Ехать боюсь, потому что я перед условно достаточно большими залами не выступал уже года полтора. Последнее — это был вот «Господин хороший» во Франции и в Испании, и поэтому я побаиваюсь. Но я бодр и весел. Так что помогите мне, напишите мне темы. Но желательно что-нибудь прямо новостное-переновостное.
К. ЛАРИНА: Конкретное, да. Значит, я еще раз повторю, чтобы не забалтывать этот призыв замечательный: в комментариях под нашим видео, дорогие израильтяне, напишите ваши предложения, про что вам бы хотелось услышать поэтический комментарий Андрея Орлова — тема, главный повод.
Но если всерьез говорить, Андрей, ты же прекрасно понимаешь, какая самая главная тема — даже, может быть, и не Газа с Трампом или без Трампа, а возвращение заложников, возвращение тех, которые до сих пор находятся в плену. И вот сейчас поступают ужасные совершенно известия о тех рыжиках, тех двух маленьких детях, которые остались там с матерью в заложниках. Боюсь произносить это вслух, но трагические известия. И мы видим, как Израиль это переживает, кстати, вот за каждого своего гражданина. Я думаю, что это главное.
А. ОРЛОВ: Это главное. Конечно, про заложников я тоже напишу. Я участвовал в акции вот этой «7.10»…
К. ЛАРИНА: Да, где вы рассказывали каждый…
А. ОРЛОВ: О каждом человеке. Меня этим всегда, с детства, привлекали евреи — что они умеют и страдать, и радоваться, и делать это часто в один день. То есть смеяться над собой. Все лучшие еврейские шутки и анекдоты я слышал именно от евреев. Поэтому здесь я не думаю, что у меня концерт будет такой, знаете, трагически-израильско-гражданский, хотя такие стихи тоже у меня есть, я их тоже прочту.
То есть если меня что-то заставляет… Я вообще сентиментальный человек, а если что-то меня заставляет серьезно переживать, я, в общем-то, пытаюсь откликаться серьезными текстами на это. Но я понимаю, что для этого должно пройти довольно много времени. Я, например, сейчас работаю над пьесой для житомирского театра…
К. ЛАРИНА: Правда?
А. ОРЛОВ: Да, которым руководит мой по Советской Армии с 1979 года знакомый и друг Александр Шкарупа. Условное название — это «Бравый солдат Фейк».
К. ЛАРИНА: Замечательное название!
А. ОРЛОВ: Ну, осталось придумать все остальное. Но то, что смеяться можно и над темой войны, и над темой Газы тоже, если не брать заложников… Потому что «Газская ривьера» Трампа — это достаточная тема, но между тем он сказал, с одной стороны, казалось бы, полную хрень, но, с другой стороны, он заставил думать об этом правительства Египта, Иордании, Сирии, Ирана. Ну то есть это примерно как выступление Вэнса в Киеве заставило руководителей и министров иностранных дел европейских стран собраться следующей же ночью в Париже и обсудить…
К. ЛАРИНА: В Мюнхене, он в Мюнхене выступал.
А. ОРЛОВ: Нет, он выступал в Мюнхене, а в Париже они собрались на следующий день. И оказалось, что и помогаем мы хреново, и армии у нас нет… В принципе, они же начинает осознавать, что вошел клоун какой-то, пописал на всех с балкона, а люди мокрые побежали обсуждать, и оказалось, что он во многом был прав.
И то же самое с той же Газой и ривьерой на месте Газы. То есть здесь я думаю, что даже если он будет говорить, Трамп, много смешных и с виду идиотских вещей, то нужно помнить всегда, что, во-первых, это он говорит, а делают потом те, кого он… То есть он выполняет роль идиотского клоуна, шута. При этом у шута есть механизмы, есть армия и есть деньги для того, чтобы посмотреть на реакцию. Он вызывает реально живую реакцию.
К. ЛАРИНА: Это точно.
А. ОРЛОВ: И здесь поэтому я бы призывал всех, кто говорит, что это гопник разговаривает с гопником… Нет, если с гопником разговаривает клоун с красной фигней на носу, то, скорее все, гопник может, не убивая клоуна, сказать многое, что нам поможет с ним потом бороться.
К. ЛАРИНА: Подожди, а тогда про Маска спрошу. Он тогда кто при этом клоуне — еще один клоун?
А. ОРЛОВ: Начнем с того, что Маск, по крайней мере, НАСу мог бы преобразовать достаточно серьезно. Он потратил в тысячу раз меньше денег на ракету, которая возвращается, чем американское правительство за десятки лет. Ну, предположим, если говорить об эффективности. То есть хочешь ты этого или нет, он говорит: «Я сяду в ракету и полечу в космос». Сел и полетел. Ну, то есть еще «Теслу» туда отправил. То есть это все глупости.
Маск не самый, с моей точки зрения, хороший человек. Я не хотел бы Маска иметь соседом по даче, например. Ну, не хотел бы. Но то, что он человек эффективнейший, аферистичный и визионер — меня это в нем привлекает. Мне, например — ну что мне плохого сделал Маск? Он сделал некрасивую машину, новую вот эту «Теслу», которая похожа на неизвестно что. Но при этом он сделал ту «Теслу», которую хвалят все мои други. Не являясь автопроизводителем, не являясь автопромом России. Человек, который может из ничего, из говна и палок сделать ракету, которая летает, у меня вызывает уважение, кем бы он ни был.
К. ЛАРИНА: А как политик?
А. ОРЛОВ: А он не политик.
К. ЛАРИНА: Как это? Извини меня, еще какой! Он уже государственный чиновник, а не просто политик.
А. ОРЛОВ: Проверь, пожалуйста. Маск не является даже руководителем этой DOGE.
К. ЛАРИНА: Вот этого департамента эффективности?
А. ОРЛОВ: Да.
К. ЛАРИНА: А кто он? По-моему, руководитель.
А. ОРЛОВ: Советник Трампа.
К. ЛАРИНА: Ну хорошо, неважно, все равно… Нет, во всяком случае, мы же точно это видим, Андрей, даже издалека — что этот человек сейчас занимается политической деятельностью.
А. ОРЛОВ: А какие политические решения принял Маск? Ну просто скажи мне, я, может…
К. ЛАРИНА: Ну послушай, политические призывы. Политические призывы, воззвания, обращения. Политическое хамство он себе позволяет. Ну как это?
А. ОРЛОВ: Давайте себе позволим сейчас политическое хамство.
К. ЛАРИНА: Но мы с тобой никто, мы с тобой сидим как…
А. ОРЛОВ: Я скажу: «Ларина дура», ты скажешь: «Сам дурак», например.
К. ЛАРИНА: Да, но послушай, мы с тобой никто. Мы с тобой сидим и треплемся в эфире — это другой вопрос. А Маск, безусловно, позиционирует себя как не то что правая рука, а как сопрезидент. Собственно, многие ему в вину это и ставят.
А. ОРЛОВ: Как позиционирует, так и распозиционирует. Ляпнет что-нибудь, и Трамп его уволит.
К. ЛАРИНА: Короче, я не предполагала, что ты — как это называется? — не трампист, а маскист.
А.ОРЛОВ: Ну не знаю. А чем тебя вот Маск именно пугает-то?
К. ЛАРИНА: Да нет, меня уже никто не пугает. Это как бы их дела, ради бога. Не знаю, мне кажется, что он не очень умный человек. Он, безусловно, талантлив в чем-то, а в чем-то абсолютно пещерное у него мышление. Пещерное, вот и все. Мне кажется, что люди, которые дорываются до власти вот с такими криками, что мы самые великие на свете; или то, что он поддерживает правую партию Германии, AfD, «Альтернатива для Германии», и открыто поддерживает; то, что они там с этой Алисой разговаривают про то, каким был классным Гитлер — разве тебя это не настораживает? То, что он кидает зиги с трибуны — не настораживает тебя это?
А. ОРЛОВ: Не зиги. Нет, меня это не настораживает. Я на это не обращаю внимания и не буду обращать.
К. ЛАРИНА: Хорошо, если он будет делать ракеты, ради бога.
А ОРЛОВ: Его влияние на политическое поле преувеличиваешь ты и большинство русских. Дело в том, что если, например… Подожди, почему на тебя имеет влияние какое-то то, что Маск, предположим, поддерживает AfD?
К. ЛАРИНА: На меня? Ну, мне это не нравится. Вот как бы мое отношение к этому. Я за этим наблюдаю, меня это возмущает. Все. Что тут такого? Ничего сложного. Потому что я считаю, что неприлично сейчас вкладываться — а судя по всему, он собирается и вкладываться, — в торжество вот такого рода идеологий, которые транслируют в мир представители АДГ.
А. ОРЛОВ: Ты знаешь, я всегда был за отмену красной звезды и серпа и молота — мне это не помогло. Я об этом разговаривал и с членами правительства Ельцина, и уже в какой-то момент Путина, и все остальное. Нет, потому их это не пугает. И меня это настораживало всегда намного больше, чем не имеющий ко мне отношения Маск…
К. ЛАРИНА: Слава богу. Тут-то я согласна.
А. ОРЛОВ: …и не имеющая ко мне отношения AfD. Потому что все это примерно как… Мы сейчас звучим, когда говорим «Маск, скотина, кинул зигу» — это примерно…
К. ЛАРИНА: Начало стихотворения.
А. ОРЛОВ: «Кто скачет, тот москаль». Вот «украинские нацисты» — они с этого же начались. Никто уже никогда в России не вспомнит и не поверит, что «кто не прыгает, тот хач» — это было в Москве во время погромов, а потом уже его взяли себе львовские студенты один раз и до 2014 года. В 2012, что ли, году взяли во Львове, что «кто не скачет, тот москаль». А у нас это существует в башке до сих пор, так же, как маскова зига. Сейчас увидишь, что Маск сажает деревья — где-нибудь там на Батумском бульваре сейчас его встречу, когда пойду гулять, — и что же, мне кричать: «Зигу кидал 6 лет назад или 10!». Он говорит: «Да я не кидал». Что он будет делать, то для меня и будет Маск.
Просто каждое слово, брошенное где-то — в России должен быть The Поэт, The Певица и The Книга. То есть помнишь нашу молодость? Сейчас The Книга — это «Мастер и Маргарита», потом The Книга — это «Сто лет одиночества»; The Поэт — Высоцкий, The Певица — Пугачева, The Президент — Путин. То есть в России должен быть один. И каждый раз, когда кто-то мне говорит, что Маск фашист, я уже через год буду спрашивать: «Когда это было, где это было и где сейчас эта AfD?».
К. ЛАРИНА: Проверим. Посмотрим, проверим, запомним.
А. ОРЛОВ: Если AfD и победит что-то, то это будет общая нацификация Европы, которая продолжается достаточно давно. И пугать должны не Маск, а Ле Пен, например. Потому что Маск со своими зигами — он среди зигующих пятидесятый. Просто те руки из кармана не достают, а внутри они… Представляешь, вот у них все руки наверху?
К. ЛАРИНА: Да, убедил.
А.ОРЛОВ: Здесь совершенно не пугает меня зига. Вот не пугает. Не пугает меня ни один человек, который говорит, например, что я идиот. Ну то есть я знаю, что я не идиот. Я вижу, что Маск не нацист.
К.ЛАРИНА: Андрюш, мы должны заканчивать. Неожиданно вдруг у нас… Но я хотела, конечно же, спросить тебя: а ты прочтешь что-нибудь? Как-то неудобно расходиться без стишка.
А. ОРЛОВ: Ой, во-первых, удобно…
К. ЛАРИНА: Нет. Ты можешь сейчас взять что-нибудь и прочесть, что у тебя перед глазами. Да, у нас же… Пожалуйста, давай.
А. ОРЛОВ: В общем, стишок такой. Это мой ответ или один из ответов на частые вопросы — там, почему я уехал, по чему я скучаю, к чему я иду… И у всех, кстати, которые мне эти вопросы задают, уже есть заранее на них ответы. То есть ты же наверняка сталкивалась, когда тебе говорят: «Ну вы же там ненавидите всех нас, кто остался?». При этом ты общаешься с людьми, с которыми ты общалась, никого ты не ненавидишь, а если ненавидишь, то ненавидишь тех, кого ты и раньше ненавидела. Ну то есть ты же не ненавидишь всех, кто остался. Не всех, но огромное количество искренне ненавижу и желаю им смерти — это всем, кто надел военную форму и пошел убивать в Украину. Ну то есть они же тоже остались в России. Вот почему-то вот это вот «оставшиеся» — это несуществующая для меня категория. То есть потому что это не просто все, кто живет на территории России — это все, кто живет там вынужденно, иногда добровольно, очень часто добровольно и с песнями. В общем, стишок такой:
Я уехал, ты остался…
Кто при этом обосрался?
Здрасьте, гамарджоба!
Обосрались оба.
Я уехал не в уют —
Обосрался, что убьют.
Ты остался, но молчишь.
Обосрался кто, малыш?
Я могу тебе понять:
Проще памперсы менять,
Чем уехать в никуда,
Может, даже навсегда.
Мы читали, мы писали,
Ничего вообще не ссали.
А теперь мы отдохнем
И опять не ссать начнем.
Бьют часы на Спасской башне
По башке друзей вчерашних.
Звезды над Кремлем горят,
На войну идет отряд.
Не бросать же нам страну,
Развязавшую войну!
Между прочим, большинство
Тайно против СВО.
Но сказать они при этом
Тут не могут ничего.
Мы по лавочкам сидим,
Оливьешку едим,
А березки и Арбатик
Никому не отдадим.
Мы сначала не молчали,
С лентой белою гуляли.
А теперь нам рот заткнули.
Мы молчим — а делать хули?
Между прочим, аморально
Говорить, что ненормальны
Те, кто не свалил в Берлин,
Блин!
Ах ты, норма наша, норма
По больнице средняя,
Накуплю военной формы
На бабло последнее.
Ах, пальто мое, пальто
Белоснежно-белое,
Что-то только за границей
Все мы стали смелые.
Мы, страну свою любя,
Тихо ходим под себя.
А когда начнет вонять,
Можем памперс поменять.
Жили-были дед да бабка,
Не хотели уезжать.
А замену эмигрантам
Внучки могут нарожать.
Жили-были бабка с дедом
И любили говорить:
«Если нам нужна победа,
Значит, сможем повторить».
Мы нормальны, мы нормальны
Все почти до одного.
Почему тогда реально
Происходит СВО?
Почему из-за бугра
Принято злорадствовать?
Потому что мы свалили,
Чтобы не участвовать.
Мы молчали, мы молчали,
Нам в башку говно качали,
А теперь мы отдохнем
И опять молчать начнем.
Кошка сдохла, хвост облез.
Кто слово скажет, тот кошку съест.
Кто скажет «война» — тому хана,
Кто скажет «мир» — того в сортир.
Кто думает немножко — сдохнет как кошка.
Или как собака — выбирай, однако.
Я уехал, ты остался…
Кто при этом обосрался?
Объясню тебе сейчас:
Обосрались оба,
Только я в последний раз
И теперь до гроба
Буду жить свободно,
Думать что угодно,
Размышлять про моря гладь
И тебе добра желать,
Но, прости, издалека.
Я уехал. Все, пока.
К. ЛАРИНА: Да, спасибо тебе большое, это отличные стихи. Я помню, когда я их прочитала у тебя на страничке первый раз, и я помню, какую они вызвали бурю возмущений.
А. ОРЛОВ: Причем и с той, и с другой стороны.
К. ЛАРИНА: Да-да. Я вот сейчас послушала в твоем исполнении — я абсолютно точно понимаю, про что это, и ты прав. А знаешь, что мне это напомнило? Я сейчас тебе скажу. Я тогда еще, когда я читала это стихотворение вслух своему мужу, говорю: «Слушай, это же Блок, «Двенадцать» — абсолютно форма…». Да, совершенно точно. Может стать поэмой, чего и желаю тебе.
А. ОРЛОВ: Ну, ты знаешь, Блок, пищеблок… Пушкин, хрен с тобой. Да здравствует отмена русской культуры — начать прошу с меня.
К. ЛАРИНА: Андрюш, спасибо тебе большое! Пусть останутся стихи как последняя завершающая часть нашего эфира. Это очень важно. Я лишь напомню нашим зрителям в Израиле не забывать писать в комментариях темы для стихотворений Андрея Орлова, которые он будет вам читать на сценах израильских, начиная с 28 февраля.
А. ОРЛОВ: Комментарии комментариями, не забывайте покупать билеты. Потому что как в том анекдоте про еврея, который не мог выиграть в лотерею, и Бог сказал ему: «Дай мне хоть один шанс — купи билет».
К.ЛАРИНА: Купи билет, израильтянин! Купи билет, пожалуйста.
А.ОРЛОВ: Это была 1,5-часовая рекламная пауза тура Орлуши «Поэтическое убежище» по Израилю. Начинается с 28 февраля.
К. ЛАРИНА: Обнимаю тебя, дорогой мой товарищ, дорогой поэтический комментатор.
А.ОРЛОВ: Если вы посмотрите цены на билеты, то вы поймете, что я недорогой, я разумный. Соотношение…
К. ЛАРИНА: Смотри как… Нет, очень все правильно. Вот настоящий политтехнолог как действует. Все правильно.
А. ОРЛОВ: Сегодня Алла Боссарт где-то написала, что пошла куда-то за 60 шекелей, а это, говорит, цена 2-х пачек сигарет. То есть вот так получается, что у меня цена билета — это 6 пачек сигарет. Ну, если что, неделю не покурите, но зато прикоснетесь к прекрасному и не очень на моем концерте.
К. ЛАРИНА: Приходите, друзья! Андрей, обнимаю тебя и удачи!
А. ОРЛОВ: Все, пока!