Я бы очень хотела, чтобы никакой отдельной ФСИНовской медицины не существовало
В конце мая вышла одна очень важная новость, которая почему-то нигде особо не комментировалась. Новость касается тяжело и неизлечимо больных людей, находящихся в тюрьмах.
Теперь их будут освобождать по решению суда незамедлительно, не дожидаясь, пока истечёт апелляционный срок.
Часть 1
С точки зрения закона, неизлечимое заболевание или тяжелое состояние, которое неизбежно приведет к смерти, всегда было поводом к досрочному освобождению. Но по факту — это было почти невозможно реализовать.
Сегодня медицина во ФСИН отделена от обычной. Это привело к массе нарушений при оказании помощи заключённым. Во-первых, отсутствует внешний контроль, во-вторых, снижается качество медицинской помощи. И в-третьих, такая система медпомощи позволяет оказывать давление на заключённых, так как наказанием является не только лишение свободы, но и лишение права на получение медицинской помощи.
Однажды я была в тюрьме с трогательным названием «Снежинка» для людей с пожизненным сроком заключения в городе Эльбан Хабаровского края. Там медицинская помощь даже лучше, чем у вольных жителей Эльбана. Но это вовсе не значит, что эта медицина хорошая. Она просто лучше, чем её полное отсутствие. К сожалению, всем хорошо известно, что в сегодняшних тюрьмах люди лишены медицинской помощи. И, тем не менее, новость, о которой я написала выше, — очень важная, и даже, можно сказать, хорошая… Если в такой сфере вообще есть место хорошим новостям…
Подписанный Президентом Указ о внесении изменений в статью 399 УПК РФ в случае признания судом необходимости освобождения по болезни гарантирует осуждённому немедленное освобождение из-под стражи.
Вроде всё так и было. Или нет? Что же изменилось?
А изменилось то, что такое решение суда можно было обжаловать, подав апелляцию. В результате даже те осуждённые, которые получали решение суда об освобождении в связи с тяжелой болезнью, этого освобождения не дожидались. Они умирали в своих камерах, так как у них уже оставались считанные дни жизни, но надо было выждать положенные на апелляцию 14 дней. Получали право на освобождение, но после обжалования прокуратурой такого решения, суд высшей инстанции в освобождении отказывал. Например, потому, что преступление настолько тяжелое, что суд отказывался освободить даже умирающего лежачего человека. На мой взгляд, это тоже чудовищно, потому что наказание должно состоять в лишении свободы. Оно не может и не должно приводить к лишению медицинской помощи и к чудовищной, бесчеловечной смерти в одиночестве.
Если раньше мне изредка удавалось кого-то из заключённых вытащить перед смертью в хоспис после решения суда, то они прибывали под конвоем, потому что официально освобождёнными ещё не являлись. И это каждый раз требовало очень серьёзных согласований со ФСИН и, конечно, доброй воли руководства тюремной клиники, которой перевод умирающего в гражданскую больницу обходится слишком дорого. До того, как пройдёт апелляционный срок, и второй суд тоже примет решение об освобождении, заключённому (даже лежачему и беспомощному) требуется круглосуточное сопровождение.
Решение о незамедлительном освобождении даёт людям право на немедленный перевод в гражданскую больницу, домой или в хоспис, если они нуждаются в паллиативной помощи. Это хорошо. Но не думаю, что в течение ближайшего года в хосписах увеличится количество осуждённых людей, прибывших прямиком из здания суда. И это уже потому, что само качество тюремной медицины — чудовищное.
Заключённые там недообследованные, они не получают не то что заключения об инкурабельности (о нуждаемости в паллиативной помощи), но и обычного лечения при диабете, онкологии, гипертонии и т. д.
Часть 2
И, к сожалению, ФСИН заинтересована только в том, чтобы снижать смертность в своих собственных стенах, а не в том, чтобы лечить. Они слишком поздно подают документы в суд, и порой осуждённые умирают ещё до заседания суда. Я много общалась на эту тему с Евой Меркачевой и с Зоей Световой и очень верю, что нынешнее решение — результат их многолетних усилий. Я бы очень хотела, чтобы никакой отдельной ФСИНовской медицины не существовало, а люди, находящиеся в тюремном заключении, могли бы получать такую же медицинскую помощь, как и мы с вами.
Один из министров здравоохранения, которого я ещё застала и очень хорошо помню, Андрей Иванович Воробьёв, невероятно бился за то, чтобы вернуть тюремную медицину обратно, под «гражданскую» крышу. Но ему это не удалось. И дело тут не в принципе, а в деньгах. Понимаете, когда человек попадает в тюрьму, то он лишается полиса ОМС, а средства из Федерального фонда обязательного медицинского страхования переводятся во ФСИН и дальше расходуются практически без контроля.
Я знаю, что многие говорят:
«Вы с ума сошли! О чём вы говорите? Это что же, если террорист будет умирать от рака, то вы его в хоспис положите?»
Да, положу.
Потому что кто бы ни болел раком или чем угодно другим, его нужно лечить. Если мы понимаем, что жить человеку осталось несколько недель, он стал абсолютно беспомощным, прикован к постели, испытывает боли… то ему нужен хоспис. Мы не вправе решать, как человеку рождаться и как умирать.
Если осуждённая женщина рожает, она должна получить помощь в родах. Такую же, как любая другая женщина — с обезболиванием, с уважительным отношением. И ребёнок, которого она рожает, должен быть принят в заботливые руки акушерки. А если человек умирает, то медику не должно быть дела до того, что было раньше в жизни пациента. Не нам судить и не нам решать, что будет потом. Это на страшном суде определится. В хосписе у человека есть возможность достойно уйти из жизни, есть возможность и время повиниться и покаяться. А отказ в помощи — это уже другое преступление.
Я помню, как в хосписе умирала женщина, которая очень много лет отсидела за убийство. Помню, как умирала девушка, осуждённая на много лет за распространение наркотиков. Помню мужика, отсидевшего ещё в советское время за то, что он занимался контрабандой оружия. Эти трое попали к нам прямо из тюрем. А что я знаю про всех остальных пациентов? Мы не знаем, как люди жили до того, как попасть в хоспис. Мы не знаем, что они совершили или не совершили. И это не наше дело. Повар в тюрьме или в ресторане должен готовить нормальную еду и кормить, как вольных, так и осуждённых. Врач должен лечить тех, кто попал к нему на операционный стол даже с поля боя, независимо от того, на чьей стороне воевалпациент.
Да, могут быть специальные клиники для заключенных, но они всё равно должны подчиняться обычной государственной медицине, а не ФСИНовской. Более того, может быть даже отдельный хоспис для умирающих осуждённых. Я знаю, что такой хоспис есть в Калифорнии. Он находится на территории тюрьмы, и большая часть ухаживающего персонала — тоже осуждённые. Но юридически и финансово — это гражданская клиника, и хоспис проходит те же проверки, и он так же финансируется, как обычное отделение паллиативной помощи для обычных людей. Это гарантирует прозрачность, а значит — качество. Никакое правонарушение не должно приводить к тому, чтобы человек был лишён права на медицинскую помощь и на достойную смерть.
Никто не должен умирать в тюрьме. И да, кто бы ни оказался в наших хосписах в качестве пациента, он обязательно получит помощь наравне со всеми.