Военное кейнсианство барахлит. Экономика
Есть у нашей пропаганды хроническая забава: использование научных терминов с целью оправдать политику, которая никакого отношения к науке не имеет. Последствия перегрева российской экономики уже нельзя отрицать, всё слишком очевидно по цифрам, по ставке, по курсу доллара, по росту цен. И нам начинают говорить: «Смотрите, зато благодаря войне возникли рабочие места, заводы заработали, люди стали лучше потреблять, квартиры стали продаваться. Невзирая на макроэкономические показатели, реальный сектор невозможно похорошел при штурме Авдеевки». И как всегда, под эти сладкие речи нашлись псевдонаучные обоснования.
Очень активно распространяется один вредный термин, так называемое военное кейнсианство. Давайте сразу с ним разберёмся, чтобы понять, что с ним не так. У государства есть два механизма для стимулирования и охлаждения экономики: фискальный имени Джона Кейнса и монетарный имени Милтона Фридмана. Кейнсианский подход, он же фискальный, полагает, что государство должно замещать то, чего в экономике стало не хватать. У вас сократились рабочие места? Создайте их за счёт бюджета, пусть люди строят дороги или, условно, мосты возводят. Кризис на рынке труда – хороший момент, чтобы реализовать какие-нибудь масштабные инфраструктурные проекты, например, протянуть железнодорожную магистраль через всю страну. У безработных появятся деньги и работа, у подрядчиков заказы, все пойдут восстанавливать потребление и экономика оживёт.
Когда случается кризис, сокращаются инвестиции, отмирают целые отрасли, предприятия закрываются, а новые не создаются. Государство становится главным инвестором, закачивает деньги в проблемные производства, выкупает их, спасает от банкротства, инвестирует в отрасли, которые кажутся перспективными и создаёт там государственные корпорации. Это кейнсианская модель. Вообще такой подход к выходу из кризиса звучит, будто его предлагают в школе. Типа, люди голодают – так у нас много денег, давайте купим им еды. По экономике плохо ходят деньги – так давайте их в неё закачаем государственным насосом, снизим налоги и быстро нарастим госрасходы. Ну, в теории это мощный и почти безупречный инструмент, предполагается, что на свете существует фискальный мультипликатор.
Государство дало строителю, значит, дороги доллар, тот сберёг 10 центов, а на 90 купил еды. Продавцы еды сберегли 9 центов из 90, а 81 потратили на зарплату своим сотрудникам, сотрудники купили себе ботинки и так далее. Сумма всех сделок творит чудо: государство потратило доллар, а ВВП вырос на 10. Если это работает, то государству нужно потратить совсем немного дополнительных денег, чтобы вывести экономику из спада произвольного масштаба. Например, ну ВВП рухнул на катастрофические 5%, ну и что ж – потратим всего-то дополнительные полпроцента, и всё починилось, вообще ни о чём.
Вот только обширный опыт реализации такой политики, в первую очередь, попытки Франклина Рузвельта выбраться из Великой Депрессии, показал: жизнеспособна она только на бумаге. Во-первых, в реальном мире фискальные методы оживления экономики работают очень медленно. Пока государство сообразит, что у него кризис на дворе, пока будут приняты законы о повышении госрасходов, снижении налогов, пока будут внедрены программы поддержки и инвестиционные проекты – к тому времени кризис может уже и завершиться, и экономика сама пойдёт в рост. Государство – система неповоротливая. Пока поспеет с дровишками разогревать остывшую экономику, ту уже давно пора будет тушить.
Во-вторых, государство – очень хреновый инвестор. Оно систематически строит заводы, которые никому не нужны, оживляет предприятия, которые должны умереть, инвестирует в технологии, которые давно мертвы, пытается залезть на рынок, который давно и плотно занят. Нам не нужно объяснять, как это работает, просто передадим привет «Суперджету» и «Йотафону». В-третьих, государство находится в перманентном конфликте интересов. Политики не могут руководствоваться только экономическими соображениями, они ещё и хотят оставаться у власти. И начинаются разговоры, которые мы наизусть знаем по России и Беларуси, мол, продукция этого завода пишущих машинок никому, конечно, уже не нужна, но он – градообразующее предприятие, мы боимся социального взрыва, а потому будем поддерживать бесполезное производство любой ценой, профукивая деньги, которые могли бы пойти в перспективные отрасли. И пусть себе стоит завод и производит печатные машинки.
В-четвёртых, модель Кейнса рисует политиков как коллективного господа Бога, который с облачка дирижирует происходящим во имя всеобщего блага. На деле же всё инач6: существуют лоббизм, политическое давление, компромиссы, группы влияния, кланы, протесты, забастовки. На деле кейнсианская политика – это всегда история про строительство очередного абсурдно дорогого моста, по которому никто не будет ездить, потому что он идёт из ниоткуда в никуда. Строительство городов посреди нигде. Куда не заселятся люди, электростанции, которым некого снабжать энергией, торговых портов, куда не зайдут корабли.
Происходит так потому, что у строителей есть свои парламентарии, через которых можно давить на политиков. Потому что у желающего заработать на строительстве города есть большие СМИ, и он влияет на общественное мнение и объясняет, что город очень нужен, потому что новый порт требуют очень влиятельные профсоюзы портовых рабочих, которые просто хотят ещё один порт, а что в него будет плавать – им всё равно. Потому что электростанцию пришлось включить в пакет поддержки, закрепив тем самым сложносочинённый межпартийный компромисс, чтобы склонить на свою сторону одного-единственного депутата, которому очень надо, чтобы рабочие места возникли именно в его округе, а будет ли результат этой стройки, его совершенно не волнует.
В итоге помощь получают не те, кто в ней нуждаются, а те, у кого есть ресурсы её выбивать. Результаты этой помощи не создают никакого экономического смысла и ещё сотню лет стоят памятниками государственной неэффективности, глупости и коррупции. Сейчас в среде значимых экономистов существует консенсус: действительно эффективный метод стимуляции экономики – это монетаризм Фридмена. Дайте людям и предприятиям дешёвые банковские кредиты, а дальше они сами разберутся, куда вложиться и на что потратиться. Масса экономических агентов существуют на свободном рынке, они потратят деньги лучше, быстрее и эффективнее, чем государство, а от государства нужно лишь одно: дать возможность эти деньги дешевле одалживать.
Кейнсианская политика показала себя максимально неэффективной. Но наш сегодняшний разговор о другом: нынешняя экономическая политика никакого отношения даже к кейнсианству не имеет. Военное кейнсианство – это очередная история, когда откровенно безумной экономической политике пытаются придать какую-то наукообразную форму, показать всем, что мы тут сами с усами, понимаем, что делаем, вот даже научное обоснование имеется. Так что не просто экономику пустыми рублями накачиваем, мы таким образом её оживляем. Отныне, в принципе, можно считать, что строительство завода по производству дронов и занятие там на нём людей бесполезным трудом – это кейнсианский подход, и выплаты за подписание контракта – это тоже он. Но кейнсианство даже в теории, где оно безупречно работает – это инструмент для решения конкретной задачи в конкретных условиях, когда нужно помочь той части экономики, которая простаивает.
Кейнсианство исходит из того, что, если у вас огромное число людей сидит без работы, то можно занять их чем угодно – хоть закапыванием и выкапыванием ям. Экономического смысла в их труде будет не слишком много, зато у них будут деньги, чтобы купить еду, а значит, у производителя еды деньги тоже появятся. Или если у вас, условно, есть огромное количество простаивающих мощностей – то пусть они лучше начнут производить болты для какого-нибудь бесполезного моста, чем будут простаивать и покрываться пылью. Хуже не станет, а предприятие сможет дожить до лучших времён.
Военное кейнсианство – это ленд-лиз сороковых. В последний довоенный 38й год в США катастрофическая безработица, 19%, уровень социального бедствия. На пике участия США в войне, в 44, она уже ниже всех естественных значений, менее 1.5%. Огромная незанятая масса людей пошла точить снаряды и собирать самолёты. В России не благодаря Путину, а просто ввиду определённых демографических и политических обстоятельств, никогда не было проблем с безработицей, никогда не было избытка людей, которых нужно уже чем-то занять любой ценой. В России была, есть и ещё долго будет совсем другая проблема: острейший дефицит специалистов. Нам не нужны бессмысленные рабочие места, где станку нужно точить что угодно, лишь бы только работать. Реальность в том, что работать некому. Платит ли государство за сборку дрона, подписание контракта или за пошив бушлата, оно не безработных занимает бессмысленным трудом, оно забирает рабочие руки из реальной экономики и одновременно накачивает её пустыми рублями.
Кейнсианство – это лекарство с многочисленными побочными эффектами, но у него есть чёткие показания к применению – вполне опреде6лённый тип кризиса. И это точно не наш случай. Представим, что кейнсианство – это опиоидное обезболивающее. Такие препараты обоснованно критикуют за вред здоровью и тяжёлую зависимость, которую они вызывают. Но в случае системных невыносимых болей опиоиды применяются. Российское государство – словно человек, который херачит героин как не в себя и всем рассказывает, что это такая терапия, от которой он чувствует себя лучше, чем когда-либо, ну а что, мол, больным людям же выписывают такие препараты – вот и я тоже болен. Но героин не выполняет функцию, которую опиоиды выполняют для онкологических больных. В данном случае наркотик даёт только побочные эффекты, а хорошее самочувствие – это не терапия, а приход. Чтобы сильные обезболивающие имели смысл, нужна сильная боль. И да, тут есть заболевание, но с сильной болью оно никак не связано, пациент не лечится, а упарывается и гробит себя.
Как в нашем случае могло бы выглядеть кейнсианство? В нашем случае имело бы смысл не вынимать из экономики людей, которых и без того не хватает, а сокращать бюрократический аппарат. Если чиновники, занятые разработкой концепции по сохранению традиционных ценностей или сотрудники центров по борьбе с экстремизмом и составители списков иностранных агентов отправятся на рынок труда, например, пойдут масло взбивать или картошку разгружать – это будет правильное обратное кейнсианство. Под нынешними же действиями российского начальства нет никакой научной базы, оно просто ведёт войну любой ценой. В первые два года кому-то могло показаться, что это бесплатная такая практика, что Путин изобрёл какую-то новую экономику, где есть санкции, где работоспособные люди гибнут каждый день, а предприятия переводятся на непроизводительный труд ,но каким-то чудесным образом всё цветёт и пахнет.
Сейчас мы закономерно оказались в ситуации, где государство вынуждено постоянно наращивать расходы, чтобы поддерживать перегретую экономику, чем больше денег закачивается в экономику, тем выше инфляция, чем выше инфляция, тем больше денег нужно закачивать. Порочный круг. Тот мнимый экономический рост, которому так радовались предыдущие два года, обернулся инфляционной спиралью.
Откуда мы знаем, что инфляционная спираль уже раскрутилась? Из реальности, в которой действия Центробанка не оказывают на ситуацию никакого влияния. Мы наблюдаем поразительную картину: ставка выше 20, нефть выше 70, казалось бы, спрос на валюту внутри страны должен почти исчезнуть – кому она нужна при таких условиях? Но количество рублей, закачанных в экономику, таково, что их оттуда не высосать. Более того, поскольку главным инвестором в экономику является государство, которое руководствуется не коммерческими соображениями, а необходимостью вести войну, ставка парадоксальным образом не разгоняет инфляцию, а даже её разгоняет, ведь, когда мы строим завод с целью на нём заработать, то, чем дороже деньги, тем меньше у нас мотивации строить завод, потому что мы ничего не заработаем. А когда государство строит завод для производства снарядов, то рост стоимости заимствования приводит лишь к тому, что будет потрачено больше денег, и всё.
Гонка между Минфином и Центробанком, как будто кто-то разом включил обогреватель и кондиционер – это не наука и не экономическая политика, это путь к тому, что ситуация станет неуправляемой, а рубль перестанет быть валютой. Не было никакой проблемы, которую нужно было решать созданием искусственной занятости и накачкой экономики рублями. Была проблема с тем, что на пенсию выходит гораздо больше людей, чем выходит на рынок труда., что в стареющей стране некому работать – эту проблему максимально усугубили. Миллион человек отправили воевать непонятно зачем, полторы сотни тысяч из них погибли. Ещё сотни тысяч вынуждены уехать, а ещё миллионы теперь заняты непроизводительным трудом.
Эксперты от власти говорят: лечебное голодание – международно признанная методика лечения. Ну, если у вас ожирение – может быть, но у вас крайняя степень дистрофии, у вас вообще другой случай. Мы не имеем дело с сомнительной экономической политикой, основанной на международном опыте. Мы имеем дело с тем, что экономическая политика была принесена в жертву войне. Не нужно вслушиваться в наукообразные термины, призванные оправдать банальный перегрев экономики, который закономерно приведёт к стагфляции. Нет никакого научного оправдания тому, что самый дефицитный ресурс в экономике – людей – вы транжирите как лудоман отцовское наследство, и заменяете его бумажками, которые чем дальше, тем больше не имитируют экономический рост, а разгоняют инфляцию. Ничем хорошим это не закончится. До завтра!