Величие Стругацких
Борис Акунин создал опрос-голосование про великих русских писателей и, пораженный предварительными итогами, задал вопрос своим читателям. В чем величие братьев Стругацких?
Вот мой развернутый ответ – не обзор на их творчество, а почему мне, политэкономисту, кажутся великими Стругацкие? Точнее – для меня как читателя и любителя русской литературы – они в одном ряду с Толстым, Достоевским, Набоковым, Булгаковым, Солженицыным, тем же Акуниным. Но отвечаю я как учёный-экономист. Не почему интересно читать (хотя очень интересно!), а почему умно, полезно, важно.
Романы Стругацких, многие, один за другим – исследуют одну из самых сложных исторических проблем России – проблему “догоняющего развития”. Что для того, чтобы развиваться, нужно, одновременно, постоянно учиться у тех, кто более успешен, и всё учиться делать самому. Что человеку, что стране трудно перескакивать через ступени развития, но надо. И человека, и страну, трудно “втянуть за уши”, чтобы расти быстрее, но и без этого невозможно обойтись. Стругацкие смотрят на эту проблему со всех сторон. Реально, какого мы ещё знаем писателя, который не просто бы возвращался к какой-то теме, а дотошно и скрупулезно обсуждал разные аспекты одной и той же темы. (Акунин вот, разве что, сам такой писатель.)
В “Трудно быть Богом” – что невозможно самым хорошим, самым честным, добрым и умным (из реальных) людям тянуть средневековую страну вверх. Стругацкие создали такого обаятельного главного героя, что читательница не замечает, что эта книга – о полном поражении, и прагматическом, и моральном. Разгром в ней не менее сокрушительный, чем в «Разгроме» Фадеева, а финал – не менее грустный, чем в «Трёх мушкетерах».
Когда мы создавали наше «Введение в экономику» для первокурсниц – курс, в котором мы хотели сразу, без долгих курсах о методах, рассказать вчерашним школьницам, чем крутым и интересным занимаются современные экономистки, мы включили «Трудно быть богом» вместе с книгой экономиста Уильями Истерли «В поисках роста», документальный рассказ о неудачных попытках, на протяжении десятилетий, помочь экономическому развитию стран третьего мира. Дорогостоящих, честных, вооруженных лучшими научными знаниями – и провалившихся. Потому что трудно быть Богом.
В «Обитаемом острове», пусть многословном и сюжетно скучном, проблема «прогрессорства» ставится в контексте, близком к СССР Стругацких и России сегодня. Опять есть внешний герой – только на это раз не профессионал, действующий на базе высокой науки, а просто хороший мальчик, который видя несчастливую жизнь вокруг, пытается что-то поменять и исправить. То, что это фантастический роман, даёт ему сверхспособности по сравнению с местными жителями, но даже со сверхспособностями единственное, что можно сделать – это воздействовать на историю так, что она продолжает течь своим чередом.
Помимо глубоких идей, «Обитаемый остров» дарит отдельные глубокие инсайты. Например, в понимании пропаганды. Идея о том, что есть избранные, нечувствительные к обману государственной пропаганды, но их избранность не делает их автоматически важными для остальных. Или идея о том, что остальные, когда пропаганда выключается, начинают испытывать реальную боль. Вот у нас – в 1990-е годы, десять долгих лет, не было никакой государственной пропаганды имперского величия, примата государства над личностью, апологии войны и т.п. И какую боль испытывали миллионы людей из-за её отсутствия! Как мечтали, чтобы снова включили «вышки», излучающие пропаганду! Как травили тех, кто не испытывал абстинетного синдрома в 1990-е и не поддавался на пропаганду в путинские годы! Кажется, что Стругацкие прямо описали путинскую Россию, от рождения до вырождения и будущей смерти – и это за пятьдесят лет до её появления.
В двух сиквелах «Обитаемого острова», «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер» – та же проблема, только наоборот. Герои, земляне, испытывают панику – а вдруг кто-то пытается делать то же самое с ними, с продвинутыми землянами? Вдруг есть какие-то ещё более «белые люди», которые их, наоборот, пытаются вытянуть за уши на новую степень развития? Против их воли! Как будто мы читаем «Трудно быть богом», только от лица продвинутых лидеров того времени. Или «Обитаемый остров» от лица «неизвестных отцов», военной хунты, управляющей тамошней планетой. Они же вмешательство посторонних сил воспринимают как вызов своей власти, а не как помощь и не как попытку «тянуть вверх». См. “путинская хунта” – для них и современная наука, и современные ценности, и хорошие книги, и активисты, и забота, и любовь – это угроза их власти, а не помощь и необходимая часть развития.
Но «неизвестные отцы» – это-то понятно. Внешнее вмешательство – это угроза их власти, которую они принимают за «угрозу стране». В «Жуке в муравейнике» и «Волнах» у власти на Земле люди абсолютно хорошие. (Один из них, судя по «Далекой радуге» – это тот же образ, что Христос – Люк Скайоукер – Гарри Поттер). Стругацкие пишут про страхи и дилеммы абсолютно хороших и честных людей в ситуации, когда, им кажется, кто-то начинает тянуть их планету за уши к более совершенному будущему.
В «Парне из преисподней» снова та же проблема – страну типа СССР-Латинской Америки-ХХ века-России 1990-х – пытаются сделать лучше внешние силы, продвинутые земляне. И случайно они вытаскивают парня, реального такого солдата из таджикской гражданской войны или из ДНР, в свой современный мир. И он хороший мальчик, но ему всё не так в этом современном мире. Наша вежливость ему кажется политкорректностью, отсутствие насилия – в том числе к нему, когда он делает что-то дикое – кажется слабостью. Ему в нормальной жизни невозможно тяжело, он хочет толкать свой устаревший танк в грязи, ожидая выстрелов от врагов, с которыми он не знает почему воюет. Разве Стругацкие не гении – описать 2010-е, 2020-е, за шестьдесят лет до этого. Разве они не великие? Разве не бессмертные?
А иногда – в тех же «За миллиард лет до конца света» – и нет никакой осмысленной внешней силы, но хочется же идти вперёд и мешает же кто-то идти. Для учёного нет, может, книги полезнее в минуты, когда кажется, что слишком трудно.
Это не обзор на всё творчество Стругацких. Много смешных шуток в «Понедельнике», «Сказке о тройке», «Улитке на склоне». Кто-то предпочитает «Гадких лебедей» тургеневским «Отцам и детям», понятно. И «Град обреченный», понятно. Мой ответ на вопрос Акунина про величие Стругацких – из-за интеллектуального вклада в те темы, которые мне кажутся центральными для понимания что происходило с нашей страной и с нами. И что происходит.