Школьники не хотят воевать за Путина. Почему?
Никакой не секрет, что главный дефицит российской армии – люди, банально никто не хочет идти воевать, причём никакие события этого не меняют. Прилёты по России, взрыв Крымского моста, оккупация курского райцентра – ничто не открыло шлюз, когда люди, пусть даже и за деньги, но по собственному велению души пошли бы воевать за какую-то идею – будь то хоть Киев захватить, хоть свою территорию отбить. На самом деле, когда мы ответим на вопрос, почему так сложно набрать людей на войну, сразу станет понятно, почему большие войны ушли в прошлое, а нынешняя – не правило, не что-то естественное, что должно было произойти, а исключение. Об этом сегодня и поговорим.
Виктор Цой в известной строчке «Война – дело молодых, лекарство против морщин» на самом деле констатировал социальный факт: на протяжении всей истории человечества молодые мужчины – главная социальная база войны, причём во всех отношениях. Это база войны чисто физически. Ну вот какой образ у вас возникает, если вы в голове произносите слово «солдат»? Юноша лет от 18 где-то и до 25, и понятно, почему: молодым людям воевать физически проще. Физические нагрузки, дефицит сна и отдыха, нерегулярное некачественное питание – повседневные реалии войны в 18 и 40 лет ощущаются совсем по-разному. Молодых людей гораздо проще мотивировать пойти на войну, молодые мужчины – самая агрессивная часть любого общества, они склонны к экстремальному поведению, они чаще всего совершают преступления, они главные клиенты полиции в любой части мира и составляют львиную долю тюремного населения.
Крайне редко бывает такое, что человек 40 лет прожил без проблем с законом, а потом вдруг пошёл инкассаторов грабить. Случается всякое, но это, скорее, исключение. Потребность продемонстрировать свою удаль, силу и бесстрашие, пренебрежительное отношение к последствиям – всё это свойство подростков и молодых мужчин. У них ещё нет семей и детей, нет представления, что они несут ответственность не только за себя, именно поэтому безопасность любой страны можно проверить по половозрастной пирамиде. Если в ней наблюдается огромный перекос в сторону молодёжи, особенно мужского пола – то и уровень убийств, и вероятность всякой большой кровищи вроде революции и гражданской войны в стране с таким обществом будет резко выше. Надеть форму, взять оружие, показать себя храбрым воином и вернуться домой в орденах и боевых шрамах – естественная потребность многих молодых мужчин. Именно такой образ мужественности внушает нам культура, начиная с античных эпосов и заканчивая голливудскими боевиками, и именно так, соответственно популярному образу мужественности, люди вели себя в двух мировых войнах.
История, когда молодёжь стояла в очередях к призывным пунктам, как подростки обманывали родителей, сбегали из дома, подделывали документы, чтобы попасть на фронт – это всё не мифы, ровно так и было по естественным социальным причинам. Юноши хотели быть теми, кто убивает врага, а теми, кто трусливо отсиживается в тылу, быть не хотели. О том, что враг тоже будет стрелять, что есть шанс вернуться домой, как минимум, тяжёлым инвалидом, в 20 лет мало кто задумывается. То же самое касается политической базы войны. База поддержки у агрессивных диктатур, в первую очередь, режима Гитлера, формировалась, в первую очередь, из молодёжи.
Все тоталитарные идеи, от расширения жизненного пространства и расцвета арийской нации до строительства мирового коммунизма, были направлены в будущее. Все эти идеи обещали новую и лучшую жизнь, обещали процветание тем, у кого всё только начиналось. Когда тебе 60 лет, перспектива застать лучшие условия через 20-30 лет вряд ли кажется чем-то, ради чего и собой рискнуть не жалко. Но за прошедшие сто лет изменилось слишком многое. Изменилась та самая страта, которой собираются вести большие войны, и в России она сейчас совершенно другая.
Будем честны: если в России и есть какая-то вера, идеология, высшая цель существования, которую внушают культура, пропаганда и сама социальная среда – то это культ бабла. Достаточно посмотреть на молодёжных инфлюэнсеров, на тех, кто олицетворяет стереотипы успешной жизни и становится примером для подражания. Так вот, среди этих состоявшихся мужчин ровно ноль бравых спецназовцев с закопчёнными от пороха лицами. Успешный успех, который живёт лучшую жизнь в окружении лучших девушек – это не гигантские мышцы и боевые шрамы, не ратные подвиги, это апарты в Дубае и сверкающий «Роллс-Ройс». Стереотипный успешный мужик – не тот, кто голыми руками разорвал вражеский артиллерийский расчёт, а тот, кто биткоины в 11 году купил или кто на семинары по достижению успеха стадион собрал и тот самый «Роллс-Ройс» потом себе приобрёл. Пример для подражания – не тот, кто свой дом оставил да пошёл воевать, чтобы землю в Гренаде крестьянам отдать, а тот, кто купит дом в одно касание кредитки и даже не поморщится.
В России не просто физически мало молодёжи, молодёжь эта пропитана теми же ценностями, что и остальное общество, ценностями потребления. Молодёжь хочет ездить на «Порш Кайенне», а на инвалидной коляске ездить не хочет, причём российское государство ни на секунду не сомневается, какими ценностями живёт общество, особенно его юная часть. Даже когда речь идёт об уехавших антивоенных артистах, блогерах и лидерах мнений, никто особо не акцентирует критику на том, как подло те предали родину, весь упор в пропаганде делается на то, что дурачки эти, мол, никогда в своих европах таких денег, как в Москве, не заработают. Буквально антивоенная позиция ведёт к разорению, в этом проблема. Эмигранты – не предатели, они хуже, они отказались от финансового успеха. В последовательно выстроенном культе бабла и потребления именно это – самый страшный грех, грех нестяжательства.
Самое поразительное в этой войне – её отражение в зеркале общественного мнения. Абсолютные цифры в ответах на вопрос «Ты хочешь ядерной войны или сесть на 15 лет» нас не особенно интересуют, но тренды и соотношения заметны даже в убогой социологии военного времени. Все 2.5 года мы видим чёткую корреляцию между одобрением происходящего и возрастом респондента. Возраст главных апологетов этой войны – от 65 лет. Вот единственные люди, в ностальгию которых вся бредятина про толпы фашистов и бандеровцев хоть как-то попадает. Социальная база войны состоит не из тех, кто изо всех сил рвётся на фронт, а из тех, кто в этой войне заведомо не может и не будет участвовать. Это не просто первая коммерческая, это первая пенсионерская война.
Это первая война, участие в которой очень быстро перестали рекламировать как дело мужества и отваги, как достижение какой-то цели. Это первая в России война, участие которой неприкрыто рекламируется как способ выйти из нищеты. Типичный солдат этой войны – не молодой парень, пошедший добровольцем, чтобы покрыть себя славой и почётом – нет, это грузный мужчина далеко за 40, для которого война сродни вахтовой работе. Три года назад он ехал из своего нищего посёлка отгружать холодильники на склад «Озона», а сегодня едет под Часов Яр. Участие в этой войне не престижно, уклонение от неё не позорно. Идея пойти повоевать воспринимается как последний шанс, армия – как место, куда идут уж совсем ни на что не годные, которым кроме своих долгов и терять-то нечего.
Забавно видеть, как z-авторы чуют это противоречие, что пойти на войну – это работа сродни работе закладчиков, те, кто закладки делает, дело для дурачков, которые не улавливают базовых причинно-следственных связей. Всякие Захары Прилепины сильно переживают, что никакая тикток-звезда на фронт не торопится, никакой даже самый задрипанный инфоцыганин не повёз гуманитарную помощь на своей «Феррари», никакая бьюти-блогерша не шьёт маскировочные сети на миллионную аудиторию.
Это первая война, которая настолько очевидно демонстрирует, почему большие войны с массовыми армиями, когда боевые действия ведёт не узкое сословие военных профессионалов, ушли в прошлое и вряд ли вернутся. В мировых войнах у сторон не просто был избыток молодого населения, которое можно было отправить в окопы. В том, чтобы отправиться в окоп, у этого населения молодого был смысл. Армия была шансом вырваться из своей деревни, служила социальным лифтом, а для многих – единственной возможностью построить карьеру. Опять же, военный в традиционном обществе – уважаемый человек и привлекательный партнёр для отношений.
Нынешняя экономика и социальная среда вообще не предполагают службу в армии как путь к успеху. О каком вообще успехе может идти речь, когда ты лезешь в окоп к должникам по кредитам и алиментам, к уголовникам, которым этот окоп заменил тюрьму, причём и в этот раз российское государство относительно общества не заблуждается и прекрасно понимает, кому какую версию рассказывать. Кому предлагать повоевать за два миллиона, а кому говорить: «Да вы чё, ребята, какая война? Посмотрите, как похорошела Москва, обогащайтесь, пейте свой лавандовый раф, торгуйте на «Вайлдберриз», заказывайте суши в три часа ночи и наслаждайтесь жизнью.
Российское государство хорошо понимает: общество в массе своей хочет слышать именно это, всецело хочет преуспевать и жить в потребительском раю, а войну можно продать только тем, кто лавандовый раф в глаза не видел. Если с точки зрения социальной базы поддержки война эта – война пенсионеров, то по составу участников она война аутсайдеров, непутёвых и неустроенных. Поэтому даже нет особой дискуссии, почему на этой войне нет Андрея Дмитриевича Медведева, юноши призывного возраста, или детей ведущих пропагандистов. Потому что вроде как само собой очевидно, им эта война не по чину. Даже дети владельца автосервиса вряд ли на этой войне окажутся, потому что на этой войне место тем, для кого белая «Лада Гранта» — это уже как «Роллс-Ройс» в Дубае.
Война с точки зрения социального её места – это не лифт, а страйк за неуспех. Человек в военной форме на улице – не герой, а чувак, с которым что-то не так, не от хорошей жизни он в эту форму одет. В российской реальности невозможно представить, чтобы человека в военной форме везде приветливо встречали, предлагали скидки и лучшие места в ресторане, чтобы гражданские выражали ему свою признательность. Совсем наоборот: дня не проходит, чтобы z-военкоры не ныли, что очередных вояк куда-то не пустили или откуда-то выгнали, что все их шпыняют, что они – социальные парии, которых, в лучшем случае, терпят. Это легко объяснимо с практической точки зрения. Вояка с высокой степенью вероятности стал воякой не потому, что продолжает славную династию воинов, а потому, что по пьяни друга замочил. Такой пассажир мало кому нужен за барной стойкой. Война – занятие не то, что не престижное и не нормальное, но откровенно маргинальное. Отсюда необходимость покупать людей так дорого, платить им огромные зарплаты, раздавать с барского плеча всевозможные льготы. Все понимают: никаких дополнительных бонусов не будет. Не будет почёта, уважения и самореализации, только деньги. Приходится платить столько, сколько обычно платят за что-то незаконное или постыдное. Ну вот закладки, например, раскладывать. Как за то, что человек, у которого есть выбор, заведомо выберет не делать.
Именно этот общественный слом делает войну такой дорогой и политически проблемной, в современном обществе мало у кого откликается идея сложить свою буйную голову ради не пойми чего. Да, людям под 70 и за 70 греет душу рассказ о возвращении былого советского величия, для них атмосфера Холодной войны – это освежающий ветерок, возвращение во времена молодости. Лучшие годы их жизни прошли под убаюкивающую песню о противостоянии американской военщины и агрессивному блоку НАТО. Их первый поцелуй свершился на пороге ядерной войны, они совершенно не против ещё раз на нём постоять. Но беда в том, что Путин не может воевать своими ровесниками. Да, их много, они послушно ходят на избирательные участки, смотрят телевизор, вот только в бой идти их возраст давно вышел, а для всех остальных придумать повод идти повоевать не выходит, не потому, что какие-то особо тупые люди сидят в Администрации президента, которые ничего умнее придумать не смогли, чем назвать уголовников новой элитой и пустить их с лекциями в школы, а потому, что это невозможно. Потому что война как средство самореализации, как часть образа жизни, как карьера не рассматривается теми, кто, по идее, является социальной базой войны. Не интересно молодёжи воевать.
Проблему эту понимают, отсюда берутся, например, истеричные попытки накачать школьников кровищей, как-то заразить их желанием побыстрее помереть на фронте, но это бесполезно, ведь помереть предлагается за колбасу по два двадцать, за газировку с сиропом по три копейки или пять, которую не застали не только сами дети, но, по большей части, даже их родители. Но главное – мозги у этих детей заточены радикально иначе, чем это было в эпоху двух мировых войн. И слава богу, что так. Ну зачем им сожжённые дотла земли соседней страны, когда их кумиры – люди, способные себе остров купить?
Школьники прекрасно знают, что хозяин жизни – не солдат с автоматом, который в любой момент может лишиться ноги, а человек с миллионом долларов, которому везде рады и которому любая местность охотно станет родиной. Молодые люди очень хорошо понимают, как устроена социальная иерархия. И если сто лет назад участие в войне было для крестьянина было единственной лестницей, чтобы перескочить в совсем иной класс, то сейчас пути наверх через взятие в руки автомата просто нет. Любой студент понимает, что на хрен никому не будет нужен даже с тремя «Ладами Грантами», что успех в этом мире устроен иначе. Упрощая всё до предела, юноша понимает: пока он себе в окопе будет отмораживать всё пониже пояса, успех достанется тому, кто сначала китайского барахла на «Озоне» понапродал, а потом кофейню открыл, или тому, кто диплом получил, лихо пролез в тёплое кресло и делает там хорошую номенклатурную карьеру, возможно, даже сочиняет лозунги, чтобы погрязших в долгах сторожей автостоянок перековать в солдат. Лозунги сочинять – деятельность, которая вполне вписывается в образ желаемой карьеры. В кабинете каком-нибудь сидеть, присосаться к государству и богатеть за его счёт, но не воевать. Воевать должны те, кто не мы, кого в наш хороший офис даже на порог не пустят.
Молодые люди каждый день видят перед собой примеры успеха, и ни один из них не связан с войной. Война для них – это стрёмные мужики в безразмерных бушлатах, которые бродят по улицам в поисках опохмела. Пытаться внушить наблюдающим такое молодым людям, что всё не так, как на самом деле, что теперь социально выгодно залезть в окоп – задача с самого начала утопическая. Большие войны устарели, потому что перестали окупаться. Потому что выражение «бабы ещё нарожают» не работает нынче, так как женщины уже никого толком не рожают. Потому что та часть общества, которая традиционно хотела сложить на войне свою буйную голову, сейчас хочет потребительского рая и финансового успеха.
Единственная причина, по которой российское государство всё ещё может вести кем-то войну – не перевелись пока на Руси маргиналы, а бюджет пока ещё тянет покупать их жизнь, которая доведена до такого печального состояния, что продать её им не жалко, но в целом вся эта война для российского общества противоестественна, общество хочет совершенно не этого, что видно на вех этапах этого кровавого безумия. Когда во главе страны стоит неадекватный человек с очень большой властью, даже такое общество можно затянуть в войну, если бросить на неё огромный ресурс. То же самое общество, которое интересуется финансовым успехом, точно так же не пойдёт и революцию делать, как и в окоп не побежит, но, в отличие от тоталитарных правителей прошлого, для которых война была естественным и понятным делом, Путин тут толкает очень тяжёлый камень в очень крутую гору. Как долго ещё он сможет продолжать это делать? Посмотрим. Но после его ухода камень этот быстро полетит с этой безумной горы обратно. До завтра!