Реестр повесток с 1 ноября. Жизнь дороже заграна — не ходите в военкомат
В преддверии вступления в силу закона об электронных повестках нам нужно с вами поговорить об очень важной теме, и это тот случай, когда я попрошу вас переслать это видео родственникам и знакомым. Я хорошо знаю методы кремлёвских политтехнологов, я много лет вёл против них избирательные кампании и умею распознавать их манипуляции. И сейчас эти политтехнологии привели к тому, что придумана система электронных повесток, которая может обмануть многих россиян и заставить их прийти в военкомат, откуда они уже никогда не выйдут. Закон об электронных повестках эксплуатирует особенности человеческой психики и разницу в оценке знакомых и незнакомых рисков. Это встроено в нас, политтехнологи об этом знают и именно так построили свою систему манипуляции в данном случае. Они придумали очень болезненные, очень пугающие, но, главное, очень знакомые людям последствия, чтобы сделать так, чтобы, получив ту самую электронную повестку, на войну даже пошли те, кто совершенно не собирался. Посмотрите это видео, пожалуйста, и отправьте друзьям — оно может спасти жизнь. С 1 ноября уметь противостоять кремлёвским политтехнологам нужно будет не только оппозиционным начальникам штабов, но каждому мужчине в России.
Начнём издалека: зачем на свете существуют правила техники безопасности на рабочем месте? Зачем введены неиллюзорные санкции за их нарушение? Этот вопрос совсем не так очевиден, как может показаться. По идее ведь, каждый человек, занятый на потенциально опасной работе, хочет жить и самостоятельно прилагает все усилия, чтобы минимизировать риски. Зачем водителям-дальнобойщикам ставят всякие устройства для контроля рабочего времени? За руль больших грузовиков не садятся люди, которые вчера только получили водительское удостоверение. Они понимают, что нельзя ехать 20 часов подряд, знают, насколько снижается внимание и замедляется реакция у уставшего человека, помнят истории друзей и коллег, которые засыпали за рулём и в лучшем случае съезжали в кювет. А зачем вводить меры безопасности при высотных работах? Если работник варит каркас на высоте 50 метров, откуда его может просто сдуть одним порывом ветра, казалось бы, он должен лучше любого бюрократа из Технадзора понимать необходимость своего снаряжения.
Когда происходит большая беда на стройке, в шахте, когда засыпает водитель рейсового автобуса, когда в момент пожара оказываются закрыты все эвакуационные выходы — в таких случаях обычно проводится расследование и оказывается, что на стройке, в шахте или торговом центре было нарушено вообще всё, что можно нарушить, что люди годами работали на грани смерти и чудом эту грань не переступали. В этом закономерно винят руководство, которое совершало преступления, чиновников, которые получали взятки от руководства и закрывали на всё глаза, и это всё естественно и вполне понятно и правильно. Но куда более интересный вопрос здесь к тем, кто в таких условиях работает. Почему они продолжали там работать? Мотивация владельца шахты понятна, давать взятки проверяющим дешевле, чем инвестировать в безопасность, и пять этажей виллы на Лазурном берегу лучше, чем два. Но это же не он идёт в забой, где вот-вот всё рухнет, это же горняк туда идёт. Хозяина в лучшем случае посадят, а горняка всё это прибьёт насмерть. По идее, никакая премия, никакой штраф, никакое увольнение не может заставить человека крутить баранку 16 часов подряд, когда мозг уже третий сон видит. ПО идее, не существует такой финансовой или административной мотивации, которая заставит человека лезть на верхотуру по сгнившей конструкции и без страховки. Какой бы жёсткой ни была санкция на невыполнение работы, санкция за нарушение безопасности-то — смерть.
Но послушайте расследование авиакатастрофы. О чём переживают люди в кабине за несколько минут до того, как убьют себя и несколько человек за спиной? Почему идут на безумные риски, стремятся сесть любой ценой, не уходят на второй круг или на запасной аэродром, не выполняют инструкции то есть? Из разговоров в кабине обычно понятно: загоняя себя в безвыходную ситуацию, они переживают, в основном, о рабочих последствиях, что где-то там они накосячили, что придёт в офис расшифровка и их больно накажут, что из-за задержки или посадки или посадки в другом аэропорту у них выйдет норма рабочего времени, придётся менять экипаж, а значит, будет штраф. Это поразительно. Люди, которым жить осталось полторы минуты, переживают, что закрылки выпустили на повышенной скорости и через три недели начальство на них наорёт.
Это никакой не парадокс, это, к сожалению, свойство человеческой натуры. Мы оцениваем риски не по реальной опасности, а по тому, насколько они нам привычны, насколько вписываются в нашу картину мира. Проблемы с начальством, конфликт в коллективе, удар по доходам в форме штрафа или депремирования — всё это представимая угроза. Если работая на опасном производстве, ты ходишь и всем выносишь мозг, дескать, тут всё на добром слове держится, инспекторы подписывают акты за взятки, котёл со дня на день грохнет и похоронит под собой всех, а уж тем более если ты пишешь куда-то формальные жалобы, навлекая проверки — всё это хороший способ сначала стать изгоем, а затем и вовсе безработным. Никто тебе не скажет: «Спасибо, дорогой, ты нам всем своей внимательностью жизнь спас». Все, причём не начальство, а коллеги, в первую очередь, скажут: «Хрен ли ты выкобениваешься, сука? Мы тут сорок лет на этот ржавый кран каждый день залазим без страховки, он ещё сорок лет простоит». Никто не будет думать, что всё это время им с этим краном или с этим котлом просто везло, сорок лет они дёргали смерть за усы, и однажды этому придёт конец. Все решат, что ты просто скандалист, кляузник и бездельник, работать не хочешь.
Работая в большом коллективе, каждый встречал людей, которые пытались как-то активничать и указывать на проблему. Каждый понимает, что ничего, кроме проблем персонально для себя, такие люди не находят. На эту тему, кстати, есть отличный фильм, называется «Дурак». Взорвавшийся же котёл, рухнувший кран или свод шахты — всё это представляется проблемами сугубо гипотетическими. Ну правда, забивали же на эти килограммы нормативных актов сорок лет, выдавали ж план, забив на все нормы техники безопасности, и нормально всё было, всё работало. Интуиция подсказывает нам отбросить любые соображения о грядущей катастрофе, подталкивает к мысли, что, если собрать все бумажки — то работа встанет. Мол, сегодня не грохнулось, вчера не грохнулось и десять лет назад не грохнулось — значит, и дальше не грохнется. А вот наша карьера, если будем залупаться, грохнется точно.
В России было множество катастроф на железной дороге по вине пьяных машинистов, и всякий раз оказывалось: врач перед рейсом спокойно выдал справку очевидно выпившему человеку. Казалось бы, человек одной подписью ставит под угрозу жизни людей, а свою жизнь под статью. Как на такое можно пойти? Очень просто. Если проявишь принципиальность, то станешь стукачом, по твоей вине уволят пьяного сотрудника, и ты настроишь против себя весь коллектив, понятные последствия. Стать виновником страшной аварии при столкновении поездов — последствие гипотетическое. Врач наверняка за свою жизнь подписал сотни справок сотне пьяных машинистов, и всё было в порядке. А если не подпишет — последствия наступят сразу же, и очень неприятные.
Строгий внешний надзор за опасными профессиями нужен именно поэтому — потому, что люди в повседневной практике готовы рисковать и свободой, и жизнью, как своей, так и чужой, и по совершенно несоразмерным поводам, лишь бы не стать изгоем, не поссориться с начальством, не лишиться премии или работы. Как это выглядит на практике — отлично показано в первой серии сериала «Чернобыль», где понятный риск, не выполнить план испытаний и получить по голове от начальства, перевешивает гипотетический риск, устроить ядерную катастрофу, нарушив инструкции.
В случае с повестками возникает такая же жуткая метафора. Уклонение от явки в военкомат влечёт за собой понятные последствия из привычной нам реальности. Загранпаспорт сразу же превращается в тыкву, человек никуда не может выехать. Спустя 20 дней в тыкву превратится и вся его легальная жизнь: возможность управлять автомобилем, заниматься предпринимательской деятельностью, продавать и покупать автомобиль и недвижимость, получать банковские кредиты. Наступает, по сути, гражданская казнь. Дальнобойщик, который кормит семью, прекрасно представляет себе немедленные последствия по неявке. Счета его ИП заблокирует банк, а сам он доедет только до первого гаишника. Его прежне жизни на этом придёт конец, и банк очень скоро явится за ипотечной квартирой. Перспектив жизни на нелегальном положении для всех очень понятны, и абсолютное большинство не могут его позволить. Они не могут жить как мафиози, со счетами, оформленными на не пойми кого, с левыми правами и недвижимостью, раскиданной по двоюродным одноклассникам.
Можно жить в обход государства, можно жить во дворце, не имея официально ни гроша за душой — но это сложно, дорого, и, если у вас нет сверхприбыльного бизнеса, вроде оптовой продажи наркотиков, если вы не крупный коррупционер — такой способ не про вас. Жизнь простого человека определяется текущим набором последствий, тем более, он наверняка будет расширен. Ничто не мешает довести ограничения для уклонистов до уровня терроризма, с полной невозможностью даже легально им зарплату платить. Жизнь обычного человека будет разрушена даже текущим уровнем ограничений. Сложно себе представить жизнь, в которой вы бы этих последствий не заметили. А вот последствия от постановки на воинский учёт, призыва или потенциальной мобилизации одним взглядом из гражданской жизни не очевидны вовсе.
Мы выросли в убеждении, будто наша жизнь чего-то стоит, и не просто чего-то — она очень ценна. Что, где бы мы ни находились — в школе, на работе, в ресторане, в транспорте, на улицах, в больницах, в парках аттракционов — всегда есть люди, несущие за нас ответственность. Что, если нас отравят, если мы упадём в колодец, на голову рухнет балка, самолёт разобьётся, сосулька прилетит, поезд сойдёт с рельс, вместо аппендикса вырежут почку — кому-то после этого обязательно прилетит. Виновных уволят, посадят, оштрафуют, понизят в должности, замучают проверками, обысками, обысками и выемками. В любой ситуации есть люди, которых мы не знаем, которые нас не знают — но они постараются, чтобы в нашем пакете молока не оказалось какой-нибудь жуткой бактерии, постараются хотя бы для того, чтобы не давать потом показания. Ложась под нож хирурга, доверяя ребёнка посторонним людям в детском саду, мы предполагаем, что, если что-то пойдёт не так, всегда будут те, кто не позволит ситуации зайти слишком далеко. Так выросли люди за пределами третьего мира. Если вы родом не из Сомали, то всю жизнь у вас было ощущение, что за вас кто-то отвечает: родители, учителя, начальство, производитель автомобиля, пилот и авиакомпания, врач и больница. Если же ситуация вышла из-под контроля, всегда есть, кому пожаловаться: можно позвонить в полицию, написать заявление в прокуратуру — все отреагируют. Это мы привыкли, это для всех знакомо, это обычно.
Сложно представить ситуацию, в которой находятся солдаты воюющей армии, тем более, армии российской, в нынешнем её состоянии, ситуацию, где жизнь и здоровье человека не стоят ничего, а его смерть не повлечёт последствий для виновных. Юноша, который вырос в нормальной семье и был окружён всю жизнь заботой, не может себе представить казарму, где у командира есть план столько-то срочников перековать в контрактников, который тот выполнит любой ценой. Юношу будут запугивать, избивать, морить голодом, насиловать, могут перестараться и убить — а родителям скажут, что, мол, покончил с собой от несчастной любви, и никто концов не найдёт. Бесполезно жаловаться, поднимать публичный крик, кого-то привлекать к ответственности.
Оказавшись в армии, даже если ты срочник вдали от боевых действий, ты превращаешься из человека в статистическую единицу — такую же, как ящик снарядов или мешок картошки, в полной власти российского государства в целом и своих командиров в частности. Любые формальные ограничения, которые, например, должны защитить срочника от попадания на фронт, в казарме становятся совершенно виртуальными. Срочники в первые дни войны гибли в Украине, срочники гибнут и сейчас в приграничной с Украиной областях. Мы не знаем ни единого случая, чтобы гибель срочника, даже того, кого не принудили подписать контракт, имела для кого-то хоть какие-то последствия. Напомню, когда оказалось, что во вторжении участвуют срочники, Путин просто публично приказал их увести из зоны боевых действий. Никого не посадили и не уволили, просто было сказано: «Сорян, ошибочка вышла». А последствия этой ошибочки уехали домой в чёрных мешках, и это мало кого волнует.
Все эти 2.5 года без конца происходит скандал за скандалом, например, кадыровцы в Курской области всё время издевались над срочниками, избивали их, а в момент вторжения ВСУ оставили с противником один на один. Срочников принуждают к подписанию контрактов, что приводит порой к их смерти. Если же говорить не только о срочниках, известно о ямах для провинившихся, о специальных пыточных для отказников, о командирах, крышующих наркоторговлю и отправляющих тех, кто посмел возмущаться, в штурмы, где те точно погибнут. Ничто из этого не имело последствий для ответственных за солдат и срочников людей, какой бы публичности ни предавалось. Более того, мы знаем, что очень часто авторы слёзных обращений, рассказывавшие о царящем в армии людоедстве, гибнут ещё до того, как эти обращения становятся публичными.
Гражданский человек привык, что можно поставить одну звезду ресторану за сухую котлету, после чего сам хозяин выбежит вымаливать прощение со всеми на свете скидками, бонусами и подарками. Гражданский человек не может представить себя в ситуации, где того, кто пожаловался на избиения и пытки, проще добить, ведь труп не станет записывать видеообращение. Последствия для уклонистов представить себе очень просто, а вот последствия для себя в окопе — трудно. Соблазнительно выглядит тот сценарий, где вы просто играете по тем правилам, которые выставило вам государство. Но надо помнить: как только вы по этим правилам сыграете, вы проиграете сразу. Самое страшное начнётся не в окопе, самое страшное начнётся немедленно. Вы попадёте в полную власть людей, которые ничем в вопросах вашей ценности и сохранности не ограничены, которые могут нарушить любые формальные правила и не будут за это наказаны. И они знают, что могут, и знают, что их не накажут, что восемнадцатилетний парень, которому дали автомат и послали навстречу ВСУ, ничего им не сделает, и его родители ничего не сделают. Никто не услышит их жалоб, не помогут журналисты и политики. Ничего не поможет. Это просто будет ещё один некролог, которых одна «Медиазона» насчитала уже 70 тысяч. В этих семидесяти тысячах уже есть любые леденящие кровь истории, и ваша личная катастрофа никого не впечатлит. Её никто там даже не увидит.
Пока вы на свободе, у вас есть опции, начиная от правовой защиты и бесконечных судов, всё новых и новых медицинских обследований, заканчивая переходом на полулегальное положение. Опции не лучшие, но вы, по крайней мере, будете у себя дома и со своей семьёй, или, если будете скрываться, будете в каком-то другом доме — но это будет дом, и вы в нём будете жить, самостоятельно решая, что вам делать. Вы сможете отбиваться, отстаивать права, писать жалобы, на которые кто-то должен будет реагировать. Когда вы окажетесь в казарме, для вас этот мир закончится. Никому на всём белом свете, кроме ваших близких, не будет дела до того, живы вы или мертвы, а ваши родственники и близкие не будут иметь абсолютно никаких возможностей что-то сделать. В случае мобилизации этот вопрос становится особенно остро.
Эту лавочку с реестром повесток не для красоты замутили, новая мобилизация начнётся внезапно. Даже Путину не надо будет выпускать указ, он действует же, действующий-то указ. И закон об электронных повестках нужен для того, чтобы всех можно было принять тёпленькими, просто дать людям выбор между гражданской казнью, которую легко себе представить, и реальной смертью на реальном фронте, которую гражданский человек представить себе не может. Не может простой менеджер по продажам финансовых продуктов представить, как его отправят штурмовать очередной хутор, а его смерть местному командиру-недоумку даже аппетита не испортит. Но будет именно так.
Уклонение сейчас, что от срочной службы, что от мобилизации, несёт гораздо большие издержки, чем два года назад, но надо помнить: никакие издержки, которые вы можете себе представить, в сравнение не идут с тем, что с вами будет, когда вы отдадите свою жизнь в руки государству и его воюющей армии. Это я даже не говорю тут про саму войну, про всё её безумие, про то, что армия наша воюет на чужой территории и никого там не защищая и непонятно зачем. Обязанность всех честных и порядочных людей сейчас — сделать всё, чтобы не оказаться в армии.
А если вы посмотрели это видео — пожалуйста, сделайте так, чтобы его увидели как можно больше мужчин, находящихся в России. Может быть, оно кого-нибудь да убедит, может, кого-то убережёт от попадания в этот ад. Ведь сделать можно очень многое, чтобы в этот ад не попасть, и не важно, каких эти люди политических взглядов, какая у них позиция про что. Но потом поспорим, когда эта война закончится, а они будут живы, целы и со своими семьями. Пусть голосуют хоть за Царя Гороха и думают, что хотят, а сейчас это вопрос жизни и смерти. И очень хитрые оппоненты у нас, которые кого хочешь обманут, и человек даже не поймёт, как он оказался с автоматом у военного автобуса в один конец. Одно лекарство против всего этого — солидарность. Мы ещё много об этом поговорим. Российское государство явно нацелилось ещё съесть наших сограждан, и нам надо попробовать сделать так, чтобы хоть кого-то не съело. Не попадайте в этот ад и не дайте туда попадать другим. До завтра!