Путин, Европа и Трамп. Работает ли пряник без кнута
Когда начинается новый раунд разговоров – дескать, вот Путин готов поступиться тем-то, например, Херсоном и Запорожьем, в обмен на что-то, например, на Донецкую область в административных границах. При подобных разговорах, помимо вполне закономерных сомнений в реалистичности таких обменов, у людей возникают и более фундаментальные вопросы. А такое вообще когда-то срабатывало? Можно ли в принципе умиротворить агрессора? Не как Англия и Франция умиротворяли Гитлера в Мюнхене, где, выбирая между позором и войной, они выбрали позор, а получили войну. Но действительно, можно ли дать агрессору что-то такое, чтобы он перестал агрессировать?
Надо признать, у таких попыток есть не только неудачные примеры из прошлого, но и чисто логическое противоречие. Ведь умиротворение — это попытка сделать агрессору хорошо, но таким образом, чтобы он перестал делать то, что его к этому хорошему привело. Остановить зло, поощряя зло. Сегодня мы обсудим эту концепцию.
***
В любой человеческой активности крайне важен удачный и неудачный опыт. Особенно если опыт этот первый. Если вы открываете бизнес, очень важно, чтобы с первыми клиентами всё прошло гладко, чтобы случился успех на старте. Потом вас могут кидать, могут мотать вам нервы, вы можете терять деньги на 25, 48 и 63 заказе. Но если вы начнёте терять деньги сразу, если вас кинут первые же три клиента – велика вероятность, что вы больше не будете этим заниматься. Или, например, устраиваетесь на новую работу. Понятно, что отработать в коллективе 10 лет и ни разу ни с кем не поцапаться невозможно. Все живые люди. Но если это начнется сразу, если в первый же рабочий день на вас четырежды наорёт начальник, подведут коллеги и вообще весь коллектив сразу даст понять, что вы ему не милы – то, скорее всего, вы попытаетесь из такого места побыстрее свалить. Или другой пример. Если человек категорически не ест какие-то блюда. Часто дело не в сочетании продуктов или технологии приготовления, а в неудачном опыте. Переживших рыбные дни в советских детских садах, таких как я то есть, может до конца дней воротить от одного упоминания ухи или котлеты с трески. Люди так устроены, что будут стремиться повторить удачный опыт, а неудачного будут избегать.
У диктаторов работает всё точно так же. Именно в эту очевидную истину, которую каждый из нас испытал на себе, упирается идея о том, что Путину или любому другому агрессору можно дать что-то такое, на чем он успокоится. На этом моменте и происходит логический разрыв. Каким образом получение чего-то, каких-то территорий, уступок или вовсе возможности выставить себя победителем, каким образом какой-то позитивный опыт может мотивировать человека на прекращение действий, которые к этому опыту привели? Совершенно непонятно, в какой реальности кто-то перестает делать то, что у него хорошо получается. В какой реальности кто-то остановится, если без конца получает ровно то, что хотел?
Аннексия Крыма как будто не воспринималась серьезной бедой ровно потому, что прошла как по маслу. Почти никто не погиб, не было никаких столкновений. Есть охотники поспекулировать – хотели крымчане быть в России, не хотели, сколько хотели, сколько не хотели. Но это разговоры ни о чем, и задним числом тут ничего не выяснить. Скорее всего, как в любом подобном деле, 10% очень хотели, 10% активно не хотели, а 80% просто приняли происходящее как оно есть, в их жизни мало что изменилось. Сидел в начальственном кабинете хмырь, под трезубцем и с партбилетом Партии регионов в кармане. Теперь сидит тот же самый хмырь под орлом, а партбилет у него Единой России. Приходил за взяткой в шашлычную мент с надписью «милиция» на спине, а теперь там написано «полиция». Мент тот же самый, но берет теперь рублями, а не гривнами.
Внешняя несерьезность, некоторая карикатурность происходящего заслонила собой довольно пугающий факт. В марте 2014-го закончился мир, родившийся по результатам Второй мировой войны. Одна страна Европы откусила кусок другой страны Европы. И хуже всего – оказалось, весь этот 70-летний мир стоял на предположении, что все будут себя хорошо вести, что все понимают ценность этого мира и не перейдут черту. На случай, если таки перейдут, вообще никакого плана не было. Оказалось, что за мир, который достался Европе ценой в десятки миллионов трупов, никто не готов не то что, боже упаси, воевать, никто не готов идти даже на минимальные политические и финансовые издержки.
Через силу, через не хочу, как будто принимающим решение по пять лет и родители заставляют их съесть брокколи, тогда два российских банка, о существовании которых никто слыхом не слыхивал, отключили от международных платежных систем. И на этом всё. Как трубопроводы в Европу строили, так и продолжали строить. Как заключали прежде контракты, так и продолжили. Как была Европа зависима от российских энергоресурсов, так и осталась, зависимость эту только нарастив. Вроде как перестали поставлять России тяжелое вооружение, свернули проект вертолетоносцев «Мистраль». Но компоненты вооружений, товары двойного назначения, начиная с тепловизоров для танков, заканчивая амуницией для разгона протестов, всё это поставлялось по белым контрактам вплоть до 2022 года, а кое-что и после.
Более того, даже по тем смехотворным санкциям, которые таки ввели, Европа делала всё от себя зависящее для их тихого саботажа. Гражданин России такой-то у нас под санкциями, но установить, что гражданин Сент-Китса и Невеса, Мальты или Черногории или Кипра с тем же именем тот же самый человек – это выше наших сил. Как газовые турбины Siemens попали в Крым? Ну а почем нам знать, говорили чиновники, хлопая большими немецкими глазами. Ведь эта херабора высотой с пятиэтажный дом не изготавливается индивидуально под каждый проект, а продается на любом строительном рынке между раковинами и душевыми лейками. Всякий раз, когда санкции препятствовали любой более или менее серьезной сделке, тут же выписывалась отдельная бумага о том, что конкретно в данном случае никакие санкции не действуют.
Когда все говорят, вот Путин в 22-м году недооценил реакцию Европы, то не очень понятно, какие в данном случае вопросы к Путину. Путин пережил суперпозитивный опыт. Он перешел границу соседа с вооруженными людьми, отжал кусок чужой территории и на практике убедился: правила работают только для тех, кто в них верит. Убедился, что Европа на 99% вообще ничего сделать не может, а оставшийся 1% будет со скрипом делать только до тех пор, пока американский Минфин стоит над душой с гвоздодером.
2022 год отличается от 2014-го только реакцией Украины, которая всерьез стала себя защищать всеми доступными способами. В остальном же это попытка повторить успешный опыт.
Почему Путин должен был ждать какой-то другой реакции? В чем принципиальная разница – подвинуть границу на кусок чужой территории или на больший кусок чужой территории? Понятное дело, что у политиков, чьи страны несут большие издержки от войны, есть свои интересы и соблазны. Какие именно, и вообще подробнее об этом поговорим после небольшой рекламы.
***
Так вот, понятное дело, что у политиков, чьи страны несут большие издержки от войны, у тех, кто вынужден помогать деньгами и оружием, принимать беженцев, страдать от собственных же санкций – у таких людей есть огромный соблазн скормить агрессору нечто такое, чтобы он если не подавился, то хотя бы наелся. Особенно это касается демократий. Понятно, что любой затяжной кризис, в котором ваша страна участвует, ваши политические оппоненты могут и будут использовать против вас. Так устроена демократия. Помогая кому-то в войне, вы берете деньги у избирателей. Принимая беженцев, вы тоже берете деньги у избирателей. Разрывая внешнеторговые связи, вы делаете своих избирателей беднее. Либо через коммунальные платежи, либо за счет цен в магазинах и на заправках. Понятно, что с каждым месяцем и с каждым годом вам сложнее со всем этим жить. И не важно, сколько вы реально теряете на помощи воюющей стране. Даже если вы не теряете, а наоборот приобретаете за счет притока квалифицированной рабочей силы, как например Польша. Важно, что ваши оппоненты будут размахивать перед лицами граждан большими и страшными цифрами. Будут пугать наводнением страны мигрантами. Будут с большим удовольствием эксплуатировать и раздувать любые издержки, связанные с вашим вовлечением в поддержку союзника.
Никто не отменял остальные политические проблемы. Безработица, медицина, безопасность, инфляция. У любого действующего правительства в любой стране хватает мягких мест, куда оппозиции удобно бить. Но когда у вас еще и война, в которой вы помогаете союзнику, то это еще одна отдельная проблема, от которой закономерно хочется избавиться. Как-то так всех уговорить, умаслить, что-то такое дать, чтобы проблемы просто не стала, чтобы она испарилась, чтобы жили как раньше.
Мы не верим, что Путин хочет приостановки войны на каких бы то ни было условиях. Более того, мы не верим, что его можно на это уговорить каким угодно торгом. Но давайте представим себе реальность, в которой он действительно соглашается на какое-то замирение в обмен на то, что Украина без боя сдаст ему Донецкую область. Вместе с людьми, живущими там в огромной Краматорской агломерации. Такого, очевидно, никогда не будет. Но представим всё это чисто ради умственного эксперимента.
Наконец-то все, кто хотел мира любой ценой, получают мир любой ценой. Путин не пытается продвинуться дальше, каким-то волшебным образом забывает о Херсоне и Запорожье, которые сам же вписал в Конституцию. Война замирает на линии фронта, за вычетом Донецкой области. Таким образом, Путин без боя получает то, что с боем в самом оптимистичном варианте получил бы спустя несколько лет и несколько сот миллиардов долларов. Снятие санкций, возможно не всех, возможно частичное, но по крайней мере точно не возникновение новых.
Из нашего рассуждения в целом понятно, в чем проблема такого сугубо гипотетического сценария. Абсолютно непонятно, как из него следует хоть что-то похожее на мир. С какой стати и в какой момент Путин, получив утешительный приз, должен отказаться от дальнейшей агрессии, будь та направлена против Украины или стран НАТО в Балтии? В данном случае Путину показывают: даже если всё пойдет вообще не так, и даже если всё пойдет так, как случилось с Украиной в 2022-м, даже если война будет в общем-то проиграна, тебе в любом случае что-то дадут. Причем чем дольше будет тянуться кровавая мясорубка, тем с большей охотой тебе отдадут то, что военным путем ты бы не получил никак. Даже оставляя за скобками тот простой факт, что мир Путину просто не нужен. Во всех в общем-то похвальных миротворческих усилиях того же Трампа будто бы отсутствует очень важная связь между тем, что Путину дадут то-то и то-то и он перестанет делать то-то и то-то. Что его безобразие вознаградят, и он безобразничать перестанет. С чего вдруг?
Это не очень приятная мысль, но действительно сложно понять, почему попытка откупиться от агрессора должна сработать, почему выкуп не должен стать тем позитивным опытом, который агрессор захочет повторить. Путин, имея на то массу оснований и собственного опыта, искренне убежден, что время всегда на его стороне. Что с каким бы возмущением и противодействием он не столкнулся в моменте, ему надо просто продолжать делать то, что он делает, ожидая, пока обстоятельства не сложатся в его сторону. Кто-то устанет, у кого-то иссякнут ресурсы, где-то сменится власть. Любые попытки что-то выменять на окончание войны только утвердят Путина в этом его убеждении. Что бы он ни делал, с ним рано или поздно придут договариваться. Причем договариваться так, чтобы его оставить в плюсе.
Это ловушка умиротворения агрессора, которая никогда не работает. Не работала с Гитлером, не работает с Путиным. Ровно потому, что она логически противоречива. Потому что предлагаемое умиротворение – де-факто форма поощрения агрессии. И, с одной стороны, очень объяснимо, почему политики на такое умиротворение идут. Почему они ищут окончание войны. С другой стороны, совершенно непонятно, каким образом и почему это должно сработать. Почему тот, кому вы отдали часть, не придет за целым.
До завтра.