Прямая линия. Оптимизм Путина и отчаяние экономики
Владимир Путин в очередной раз провёл «Прямую линию» и дал нам повод посмотреть, что же у него в голове творится, и это важно, ведь, к сожалению, мы все от него зависим. Прежде, чем перейдём к разбору Путиным сказанного на очередной прямой линии, напомню, откуда вообще такой формат взялся и для чего был нужен. Формат этот в своё время стал очень простой и успешной политтехнологией. Борису Ельцину с каждым годом было всё труднее говорить, сказанное им было всё труднее разобрать. Каждая встреча президента с камерой была маленькой пиар-катастрофой. И дело не только в Ельцине, в принципе, вся история России 20 века не знала руководителя, у которого не было бы больших проблем с устной речью. Кто мог бы говорить по-русски членораздельно, без какого-то экзотического акцента, чья речь не была бы наполнена просторечиями и жаргонизмами.
«Эхо» объявило
срочный сбор
Поддержите команду
Формат «Прямой лини» много говорит о том, кто такой Путин и откуда он взялся. Путин – первый лидер России, который может два часа сидеть под камерами, не скончавшись в процессе от инфаркта. Он может говорить связанными законченными предложениями, нормальным русским языком и не порождать каждой фразой новый анекдот. Молодость и физическая кондиция, фактически, были единственными качествами никому и ничем не известного аппаратчика. Товар этот надо было показывать максимально.
Сейчас уже нет никаких выборов, и гражданам никто ничего не стремится объяснить. Тот факт, что формат прямой лини существует до сих пор, что до сих пор продолжаются факты ручного отопления подъездов в Сургуте и раздачи щенков маленьким девочкам – это свидетельство запредельного консерватизма нашей системы. Она отчаянно держится даже за те ритуалы, в которых нет ни внешнего смысла, ни внутреннего содержания. Каждый год за редчайшими исключениями вроде 2022, когда фронт сыпался и даже самые сервильные вопросы были бы не в кассу, каждый год мы наблюдаем это странное вот это вот действие, общение диктатор со специально отобранным народом. Формат этот за годы настолько устоялся, что очень трудно каждый раз сказать, какую «Прямую линию» за какой год мы смотрим.
Понятно, что в нынешней «Прямой линии» нас интересует только два вопроса, война и экономика. И в очередной раз мы убеждаемся: Путин находится в полной уверенности, что и с тем, и с другим у него не просто всё хорошо, а так прекрасно, как никогда не было. Никаких намёков или полунамёков, никакой идеи о том, что эта война России дорого обходится как с точки зрения экономики, так и с точки зрения людских потерь, что надо бы как-то побыстрее сворачивать – ничего подобного нет. Путин светится, как новогодняя ёлка и с удовольствием рассказывает о небывалом экономическом росте на оккупированных территориях. О том, как с 2% ипотекой Мариуполь застраивается новыми домами, как всё растёт и колосится.
Мы не будем обсуждать, как сказанное близко к реальности, мы знаем, что не близко даже примерно. Для нас важно именно то, как воспринимает ситуацию сам Путин, а он воспринимает её весьма однозначно. Ничего лучше, чем эта война, с Россией никогда не случалось, и не существует причин войну эту заканчивать. Сейчас много разговоров о том, что идут какие-то совещания, что государство готовится как-то выдать заморозку войны за победу, будто все только и ждут инаугурации Трампа для начала переговоров. Мы не знаем о происходящем под спудом, но из слов Путина никак не следует, что ему как-то некомфортно в происходящем. Мы в очередной раз видим рассуждения о войне не просто как о новой норме, но как о новой желательной норме. Но это наблюдение не столь ценно, не в первый раз и не в десятый мы такое видим. Нам интереснее в контексте путинского выступления поговорить об экономике.
Пожалуй, что главная цифра последней недели – это инфляционные ожидания на уровне 28%. Что такое инфляционные ожидания и почему они важны для нашего разговора? Инфляционные ожидания – это представление участников рынка о будущем, что люди думают об изменении цен завтра исходя из того, что они видят своими глазами сегодня. Инфляционные ожидания не просто отражают представление рынка о текущем состоянии экономики, они напрямую влияют на инфляцию саму. Если участники рынка думают, что инфляция будет расти очень быстро, то они будут стремиться потратить свои деньги как можно быстрее, а значит, инфляция ожидаемая очень скоро станет инфляцией реальной.
И вот Центробанк опросил 16000 российских компаний и выяснил, что они оценивают состояние российской экономики примерно так же, как оценивали её в момент шока в начале войны. Рост на чистых военных расходах конечен, и конец, он вот уже тут. Такая идея явно стала общим местом. Такое ощущение странной, непонятно чем подкреплённой эйфории, которая владела российской экономикой в течение двух лет, оно явно проходит. Сейчас поговорим дальше об этом, сначала небольшая реклама.
***
Продолжим. Это вот ощущение странной эйфории в российской экономике начинает проходить. До людей и компаний постепенно начинает доходить: они оказались в огромном озере, переполненном рублями. Цены растут на всё, очень быстро, а найти заёмный капитал невозможно, потому что ставка совершенно конская. Для всех ,похоже, стала совершенно очевидной мысль, что ничего хорошего за время войны с Россией не случилось, что война не создала никакой новой ценности, санкции не обеспечили никому никакого стимула, что разговоры в духе «да мы сейчас всё везде заместим, построим тысячу самолётов, сделаем площадку получше ютуба, и вообще всё нам только на пользу» – подобные разговоры оказались полной чепухой.
Ситуация на самом деле такова: работать некому, часть работников забрали на войну, кого-то уже убили, часть заняли в производстве снарядов и дронов, а часть распугали за границу. Рынок жилищного строительства, который в значительной степени был фактором перегрева экономики, сейчас схлопывается. Оказывается, что желающих покупать под 27% годовых квартиры, где цена сформирована бесплатными деньгами – желающих таких очередь отнюдь не выстраивается. Оказывается внезапно, что понабрали кучу айтишников под ожидание того, что сейчас откроются возможности всё на свете импортозаместить, от офисных пакетов до игровых консолей, и подошёл теперь момент, когда стало абсолютно ясно, что, с одной стороны, все эти чудо-проекты остались только в дорогих и пафосных презентациях, а с другой стороны, с настолько дорогими деньгами держать проекты только ради понтов уже невозможно, и айтишников тихой сапой сокращают в большинстве крупнейших компаний.
Нынешняя «Прямая линия» – первый случай, когда неумный экономический оптимизм Путина идёт в полный разрез даже не с макроэкономическими показателями, но с ощущениями участников рынка. Излучаемая государством уверенность в себе уже явно никем не разделяется, и по ходу своего выступления Путин попытался даже косвенно на это ответить, дескать, да, у нас в экономике отдельные звоночки вроде инфляции, но это всё локальные трудности на фоне наших неоспоримых побед. Победа заключается в том, что мяса мы едим больше, чем в Европе. Откуда Путин это взял, загадка, но главное, мол, в том, что Россия отошла от края пропасти. Смысл метафоры Путина в том, что Россия была буквально в шаге от утраты суверенитета, что бы это ни значило, и это, с общем-то, даёт нам ответ на вопрос, какое место в сознании Путина занимают экономические соображения.
Экономические соображения волнуют Путина только в той части и степени, чтобы ему хватило денег запустить ещё один «Орешник». «Орешник» – его любовь, он ему нравится, через рассуждения об «Орешнике» Путин демонстрирует отношение не только к войне и экономике, а ко всей наличной реальности. Для него всё это – увлекательная игра. Игра, в которой можно устроить челлендж, соревнование среди густонаселённого города между баллистической ракетой и системами ПВО. Прямо видно, до какой степени Путину скучно, когда его спрашивают об инфляции и ипотеке, всё это для него вопросы сугубо технические, которыми когда-нибудь можно заняться, а можно и нет. А вот на рассуждениях о войне, о том, как бы и куда бы долбануть тем же «Орешником», вот тут Путин просто расцветает, равно как и на демонстрации знамени 155 бригады морской пехоты. Ему явно по душе вот это вот место верховного главнокомандующего, который не только полки по карте двигает, но весь мир от него в ужасе.
Какое отношение это всё имеет к экономике? Самое прямое. Для человека, который принимает абсолютно все решения, под которого подстраивается вся экономическая политика, вопросы экономики не имеют значения, поэтому вопросы относительно экономической осмысленности действий правительства становятся бессмысленными. Вопросы типа «что, разве они не понимают, что расходы убивают экономику, разве они не понимают, что невозможно долго вынимать людей из экономики, замещая их пустыми рублями?» – все эти вопросы бессмысленны. Российское правительство работает на то, чтобы Путин и дальше мог и дальше заниматься своей увлекательной игрой, которая явно доставляет ему удовольствие. Последствия, конечно, будут – но будут не завтра, и, с точки зрения тех, кто работает на систему, инвестировать свои усилия в хорошее настроение начальства и начальника стоит любых долгосрочных издержек.
На самом деле, это обычное состояние для финала долгого персоналистского правления, когда диктатор улетает в мир совсем уж чистых абстракций, куда-то к технологическим дуэлям между «Орешником» и ПВО. В этом мире реальная страна и её реальные проблемы – какая-то мышиная возня, не достойная внимания. Самое дурное с точки зрения реальных последствий тут – это степень концентрации власти у настолько оторванного от реальности человека. Самое дурное, что весь аппарат управления вынужден не решать реальные проблемы, а усугублять их, потакая запросам своего начальника, начальника, в чьём мире есть «Орешник», но нет ни инфляции, ни стагнации, которая может стать рецессией, ни десятков, если не сотен тысяч погибших российских граждан, погибших не за что. До завтра!