Поздний застой — смена идеологического прикида
К концу 1970-х годов только наивные чудаки и ограниченные доктринеры продолжали в СССР верить в “единственно верную” коммунистическую идеологию, объявленную в Конституции 1977 года в 6 статье идеологическим основанием общества и государства. Режим, зиждущийся на принципе, всеми почти осмеиваемом и презираемом, не мог быть прочным. Правдами и неправдами сотни тысяч людей, самых активных и умных, стремились навсегда бежать из СССР, который они назвали “кладбищем”. Немногие смельчаки боролись за освобождение России от банды, называвшей себя вождями в коммунистическое завтра, а на практике беззастенчиво грабившей богатейшую страну и бросавшей ее народ в кровавые внешнеполитические авантюры ради властного самоудовлетворения.
Те, кто боролись за Россию, были настоящими ее патриотами, хотя часто и с примесью национализма и, даже, шовинизма. Они самозабвенно любили своё отечество. Наиболее яркими личностями среди них были Александр Солженицын и Андрей Сахаров. Солженицын считал себя продолжателем Белого дела, Сахаров – настоящим коммунистом. В последние годы жизни академик Сахаров преодолел иллюзию “хорошего ленинизма”, но это было уже в годы Перестройки. Мне пришлось много говорить с ним об этом.
Белым патриотизмом в конце 1970-х – начале 1980-х была увлечена значительная часть университетской молодежи, часть творческой интеллигенции. Даже в “советских” романах “Тихий Дон”, “Россия, кровью умытая” мы с особым вдохновением читали описания борьбы Белых героев. А уж “поручика Голицына” распевала вся Россия.
В КГБ внимательно отслеживали эту тенденцию. Юрий Андропов, в отличие от терявшего способность думать Брежнева, прекрасно понимал вызов, который бросала большевицкому режиму жизнь. Новое насаждение коммунистической идеологии он, в отличие от Суслова, считал делом бесполезным, хотя сам в эти идеи, возможно из-за самооправдания, и продолжал верить. Для “советского общества” по его указанию в Пятом управлении КГБ генерал Филипп Денисович Бобков и его сотрудники начали конструирование новой идеологии “русского национализма”, отчасти, как и во всём, копируя схемы поздней сталинской эпохи. Там была и борьба с тлетворным Западом, и антисемитизм, и гордое национальное самопревозношение – у русских всё всегда было лучшим.
В публичной сфере новая идеология впервые, кажется, проявила себя во время празднования 600-летия Куликовской битвы в августе-сентябре 1980 года. Неожиданно для многих, эта историческая дата стала новым национальным праздником коммунистов. Люди из ЦК КПСС в партийных шляпах и длинных плащах произносили речи у чугунной колонны на Красном холме Куликова поля по благословению Суслова и Фалина. Вскоре возникло общество “Память”.
С настоящим русским патриотизмом сходство было небольшое. От всех этих проектов КГБ на версту разило тоталитарной идеологией национального шовинизма. Но мы тогда, увы, плохо различали запахи. Многие не видели различия между национализмом и патриотизмом. Возрождать свой народ за счет других тогда казалось делом обычным и правильным. Все привыкли, что коммунисты свой класс утверждали на разгроме других “эксплуататорских” классов. Это и нужно было Андропову и Бобкову – главное поддерживать в покоренном народе ненависть к кому-то иному – к буржуям, англо-саксам, масонам или евреям, это – неважно. Буржуазная жизнь стала для нищих советских людей привлекательной, хотя и недостижимой целью, значит внимание надо переключить на другое. И переключали старательно.
Путин, наученный этим разработкам Андропова, да еще вдохновленный опытом немецких коллег, которые рассказывали ему, как было при Рейхе, стал активно насаждать эти know how в 2010-е годы. Поэтому то, что происходило в СССР в 1980-е, особенно важно понимать сейчас.
Следует напомнить, что по определению “Национали́зм — это идеология и направление политики, основополагающим принципом которой является тезис о ценности нации как высшей формы общественного единства, её первичности в государствообразующем процессе. Как политическое движение, национализм стремится к созданию государства, которое охватывает территорию проживания определённой нации и отстаивает её интересы” (Википедия). Коль у большевиков не вышло дурить головы пролетарским интернационализмом, как “высшей формой общественного единства”, пригодилась нация, но тоже взятая в извращенно агрессивном виде.
Идеология “новой социалистической общности советского народа”, о которой я буду говорить в одной из следующих бесед, и идеология большевицко-русского национализма формировались почти одновременно и стали правой и левой руками КГБ в попытке манипулирования подвластным им обществом.
Но всё это было бесконечно далеко от нормального человеческого патриотизма, от того переживания, о котором прекрасно сказал еще Пушкин “Два чувства дивно близки нам – В них обретает сердце пищу: Любовь к родному пепелищу (очагу – А.З.), любовь к отеческим гробам”. Патриотизм – именно это. Англоязычная Википедия определяет патриотизм как “the feeling of love, devotion, and a sense of attachment to a country or state. This attachment can be a combination of different feelings for things such as the language of one’s homeland, and its ethnic, cultural, political, or historical aspects”.
Именно такой патриотизм был свойственен Белому движению, в рядах которого против большевиков сражались и русские, и немцы, и евреи, и латыши, и черкесы, и грузины, и калмыки, да пожалуй, представители всех народов и религий тогдашней России. Они сражались за своё общее отечество против бандитов большевиков, которые хотели захватить его для себя, обманув народ. И в конце концов захватили, а народ скрутили в бараний рог – и русских, и евреев, и немцев, и грузин – всех.
Конечно, и в Белой борьбе было столкновение патриотизмов и даже национализмов, но оно редко приводило к таким трагедиям, какие во всех уголках России творил большевизм.
Возрождение интереса к Белому делу и было реальной альтернативой для России. Потому этот интерес стал ненавистен равно и старым коммунистам, и националистам от КГБ. Ненавистен он им и сейчас, когда путинцы пытаются уничтожить то немногое, что было сделано для увековечения Белого дела в 1990-е – начале 2000-х. Но это уже другая история.
А сейчас я предлагаю вам, дорогие друзья, беседу, посвященную борьбе идей и конструированию идеологий в эпоху Застоя. Как вы видите, от нее идут хорошо натоптанные тропы в сегодняшний день.