Попали в мертвую зону зрения
Приезжал из мск М., один из самых умных моих собеседников, он спросил: “ну, каков твой окончательный вывод: почему?”.
Я ему ответил, что сейчас вижу три пункта, которые были просто нами пропущены, попали в мертвую зону зрения.
Первый пункт: безусловно, каждый в эти годы работал, увлеченно, у каждого была себе сформулированная жизненная миссия и т.д. Но! Как бы органически воспринималось, что через несколько этажей каждый из нас внутри какой-то клиентелы. И теперь все оглядываются назад и обнаруживают, что миссия давно погорела, а принадлежность к какому-то московскому (или любому региональному) клану сияет в биографии.
Почему-то машинально считалось, что это в 90-е мы работали в мире, где в случае трудностей надо обращаться к “человеку из Кемерово” (говоря словами песни Гребенщикова), а в нулевые якобы все это было побеждено. Но в реальности ничего не было “побеждено”, оно просто трансформировалось в большие государственные кланы. Именно поэтому теперь у всех, кто занимался благотворительностью, книгоизданием, развитием медиа вдруг акцент переставляется в рефлексии над жизнью: секундочку, я же работал на Абрамовича (или: Гусинского, или: Потанина и т.д.). Вся система представляла собой сеть клиентел.
Второй момент: язык деятельной коммуникации. Это был полностью абьюзивный язык. Силовой жаргон пропитал все. Грубо говоря страна управлялась на языке американских реперов (солнцевских бандитов). Все коммуникации! Не только специально силовые, но и все гуманитарные. Везде царил циничный жаргон абьюза и он был абсолютно допустим даже в высококультурных средах. И мы последствий этого не видели.
Третий момент: “народничество”. Колоссальной ошибкой было машинальное, идущее от позднесоветского и перестроечного восприятие “народа”. Молчаливо предполагалось, во-первых, что “народ” есть, во-вторых, что “народ” определит свою судьбу, в-третьих, что “народ” органически побеждает зло, потому что сам он – добро. И именно это “народничество” послужило основанием компромисса с государством, когда оно уже после Ельцина начало принимать какие-то институциональные формы.
Все три этих пункта носили какой-то “органический характер”, они были частью онтологии, они воспринимались как должное без всякой рефлексии и критики. И все три сыграли роковую роль в процессе “варения лягушки на медленном огне”.