Перстень в крови
Пока не случилось 7 октября, я думала, что антисемитизм как глобальное явление, затронувшее все сферы жизни человечества непостижимым образом прошел мимо меня как небольшой дождь. Конечно, я много читала, и хотя в семье меня берегли, о погромах знала из книг. Читала и Шолом-Алейхема, и Бабеля, и Короленко, а родители осторожно готовили меня к тому, что может быть, я встречу на своем пути отдельных антисемитов, а может быть, даже целый антисемитский университет, и что надо делать, чтобы не очень удивляться, и почему слово «еврей» – это совсем не стыдно, а наоборот. Этим нужно гордиться, потому что… и тут бабушка старательно перечисляла писателей вперемешку с нобелевскими лауреатами. Такой был посыл, который сейчас вызывает у меня улыбку и некоторую неловкость. Но для того времени это было смело и опасно: бабушка все же хорошо помнила дело врачей, намеки на эти переживания я находила потом в ее письмах из Ленинграда – дочери, уехавшей по распределению на север.
В 70-х, когда я была тинейджером, в семье случилась одна вполне реальная история. Моя тетя, белокурая красавица, было ей около 40, ехала в ленинградском автобусе на чей-то день рождения. Она была ослепительна – в дорогой дубленке, в сапогах на высоких каблуках, в руках коробка с тортом, на тонких пальцах красивые кольца, в том числе, перстень с большой камеей.
Нетрезвый попутчик толкнул ее и начал обзывать привычным ему словом на букву «ж», намекая на семитские черты лица.
Моя молодая тетя с небесно-голубыми глазами осторожно поставила тортик на колени незнакомого, сидевшего в набитом автобусе мужчины, сняла руковичку и дала пощечину простому советскому антисемиту – большим перстнем по лицу, как кастетом. В автобусе стояла осуждающая тишина. Водитель открыл двери, и дяденька молча выпал наружу.
Она забрала тортик с колен соседа и стерла кровь с кольца.
Не то, что бы мы в семье были так кровожадны, но эта история стала для меня уроком.
Я выросла и без особых эмоций воспринимала свою национальную принадлежность, но в юности все же иногда терялась. Например, в 17 лет ты не всегда можешь осознать, что твоя первая любовь, взрослый, состоявшийся человек 25 лет – смешно, да, но так казалось в 17 – обычный зоологический антисемит. И мы расстались, не потому что он меня неожиданно разлюбил, а потому что «ее нос и челюсть образуют такой угол, ну, ты понимаешь» – делился он с моей подругой. Я не сразу поняла, о чем он. Подруга радостно уточнила. Мы с ним больше не общались, а с подругой расстались через много лет, в 2014 году, когда она вдруг решила мне рассказать, «что значит быть русской, потому что ты этого не понимаешь». Наверное, она в чем-то была права, я многого не понимала, оказывается. Я не совсем понимала ненависти к «другому», к человеку с другой формой носа, с другими традициями, или, например, с другими представлениями о добре и зле. А может быть, это не была ненависть, а более сложные чувства – смесь зависти, страха и непонимания? Вот и Короленко задавался этими вопросами и не всегда находил ответы.
…Я, израильтянка, остро почувствовала свое еврейство и задумалась о том перстне с камеей сейчас, когда Армия обороны Израиля воюет в Газе после страшного дня 7 октября.
И когда у антисемитов в мире появилась отличная причина выливать свою ненависть на площадях.
Если бы ЦАХАЛ мог ударить по виновным и сберечь остальных…но ХАМАС в Газе – не автобусный антисемит, все сложнее. Правительство Израиля думало, что можно просто немножко заплатить террористической организации, и делать то, что угодно, не просчитывая последствия. И как-то все рассосется. Нет, не получилось.
И волна поднялась.
А от прививки второй мировой, от воспоминаний о Холокосте многие давно избавились, вот что страшно. И судя по всему, мы в большой беде.