«Патриотическое» — мы не рабы!
Последние дни лента переполнена Венесуэлой – сочувствием и надеждой. Видео огромного числа людей на улицах, крики восторга, сопровождающие падение статуй Уго Чавеса. Свобода!
Я был на площади, когда сносили памятник Дзержинскому – я понимаю тех, кто сносит Уго Чавеса и сжигает портреты Мадуро! Я никогда не был в Венесуэле, ни знаю лично ни одного венесуэльца, но как же хочется, чтобы они победили. За нашу и вашу свободу!
Но в текстах о Венесуэле есть и другая тема. Они молодцы, а мы – дерьмо. Они понимают, что надо не фонариками светить, не дисциплинировано через рамки проходить на разрешенный митинг, а крушить негодяев. Ну, а наши на это не способны – рабы, по-видимому.
Я как один из «нас» с этим тезисом категорически не согласен!
Во-первых, кто такие «мы»? Мы – разные. С наемником из Вагнера меня объединяет лишь то, что он тоже говорит на русском, правда, на очень плохом русском. С каким-нибудь Рогозиным или другими из правящей группировки – лишь то, что они иногда выглядят внешне похожими на людей. Рогозин, впрочем, редко.
На другом полюсе – участники многочисленных протестов и диссиденты. С ними меня объединяют общее мироощущение, общие ценности, да и общий опыт. С ними мы, действительно, «МЫ». А посередине огромное разнообразие людей – умных и не очень, образованных и малограмотных, честных и не слишком, о которых никак нельзя судить огульно, обо всех стразу.
Во-вторых, успех протеста не детерминирован его формой – силовой или мирной, а скорее, политической ситуацией в стране, объективной готовностью разных страт общества к переменам. Польские восстания против Российской империи, как и Варшавское восстание, и восстание в варшавском гетто были подавлены, хотя и оказали огромное влияние на Польшу и на весь мир – они точно были не напрасными, но к немедленно успеху не привели. А реальное освобождение Польши от власти Москвы произошло вполне мирно.
Противоположный пример: Финляндия так и осталась бы под властью России, если бы не вооруженное сопротивление финнов в момент краха Империи и потом, во время советско-финской войны. Мирный протест в Беларуси был подавлен, но что было бы, если бы беларусы после победы Тихановской взялись за оружие, никто не знает, пенять же людям, прошедшим Окрестину, что они этого не сделали – это перебор. Но пеняют!
Да и у нас в 2011-2012 последствия другой тактики были, как минимум, не ясны. Зафиксированы случаи, когда гэбэшные провокаторы пытались подтолкнуть людей к штурму Лубянки, где их с нетерпением ждали спецподразделения.
В-третьих, в нашей истории есть масса самых разных примеров сопротивления, как подавленного властями, так и успешного. Таких примеров у нас, точно, не меньше, чем в Венесуэле или в Украине. От восстаний Пугачева и декабристов, до фантастических по масштабу и последствиям мирных демонстраций периода конца СССР. Так, после убийства в январе 1991 года 13 человек при штурме вильнюсской телебашни на улицы Москвы вышел миллион человек – не за Империю, хоть мы все, как известно, имперцы, не за сохранение рабства, а за свободу, причем, не столько свою, сколько свободу Литвы, Латвии и Эстонии – за нашу и вашу!
А если бы в августе того же 1991 мы не встали живым кольцом вокруг Белого Дома, коммунизм в России, а значит, и Империя, просуществовал бы еще несколько лет. Не знаю, назвать ли то, что было у Белого Дома мирной акцией – баррикады мы строили, но понимали, что войска, если пойдут в атаку, сметут их вместе с нами.
Конечно, в протестах у нас всегда участвовало меньшинство. Но это везде так, что в Украине, что во Франции. Активное меньшинство, те, кому не все равно, вступают в борьбу с режимом, кто-то сопереживает и в момент победы выходит на праздничные манифестации, а кто-то – боюсь, что таких большинство – вообще не задумывается о том, что происходит и не понимает, зачем те, штурмующие условную Бастилию, лезут на рожон?
Интересно, что наиболее жесткие обвинения в органической неспособности наших сограждан к борьбе звучат, за очень немногими исключениями, со стороны тех, кто ни в какой борьбе никогда не участвовал. Либо уехали задолго до того, как начался нынешний кошмар, либо просто смотрели со стороны, с печалью констатируя, что все делается неправильно. Сами, при этом, не делая ничего, но точно зная, что надо было штурмовать, а не фонариками светить. Фонариками они, впрочем, тоже не светили.
Они же, кстати, дают и наиболее нелицеприятные оценки отдельным активистам – и делал-то он неправильно, и сказал не то, и надежд не оправдал. Не орел, в общем. А вот те, кто участвовал и участвует в реальной борьбе, те, кто заплатили за эту свою активность – кто свободой, кто чем, но заплатили, кто знает, чего стоит каждый шаг противостояния, настроены обычно куда терпимее – и к отдельным людям, и к согражданам, в целом.
Так, что венесуэльцам удачи, но и оснований считать, что они, мол, молодцы, а мы, так, ошибка природы, у нас, к счастью, нет. У нас, как и у них, все впереди.