Падение диктатуры в Сирии. Почему демократия не может обрушиться за три дня
Падение Асада – это очередной повод поговорить о ключевой разнице в принятии решений между диктатурами и демократиями, которая настолько непостижима для демократических политиков, что они раз за разом об неё спотыкаются, принимая вредные решения и отказываясь от полезных. Главное свойство автократий и принимаемых в них решений – это нарочное отсутствие причинно-следственных связей.
Срочный сбор
Поддержите команду «Эха»
На протяжении почти 10 лет Владимир Путин изо всех сил убеждал всех, что сохранение режима Асада – это один из высших приоритетов российской внешней политики, будто Сирия – наша колония, что Путин готов нанести сокрушительный удар по всем врагам её режима, ведь атака на Асада – это атака на Путина. Сейчас все постят его выступление, где Путин объявляет об окончательной победе, злобно вращает глазами и грозит всем секир-башкой, если они хотя бы попытаются атаковать российского союзника.
«Здесь созданы и на постоянной основе будут действовать два пункта базирования, в Тартусе и здесь в Хмеймиме, и если террористы вновь поднимут голову, то мы нанесём и такие удары, которых они пока и не видели».
Спасение Асада явно воспринималось как очень успешная операция, как трофей, который Путин никому не отдаст. Но когда случилось то, что случилось, оказалось, что не так-то он и нужен, этот Асад. Оказалось ,что единственный вопрос на повестке дня – эвакуация российских войск, которые, благодаря стратегическому гению российского командования, остались посреди нигде на территориях, в полной мере контролируемых теми, кого они от души бомбами утюжили. Всё происходящее – живая иллюстрация заблуждения, в котором обычно пребывают лидеры демократических стран относительно персоналистских автократий, заблуждения, будто в персоналистской автократии вообще бывает какая-то политика. Такое заблуждение изначально предполагает, что в таких режимах есть прошлое, настоящее и будущее. Есть какая цель, которую они начали реализовывать, реализуют сейчас и планируют достичь в грядущем.
Действия политиков в прошлом как-то связаны с тем, что они делают в настоящем, а решения, принятые вчера и сегодня – части какого-то единого целого. И понятно, почему это заблуждение происходит: демократические режимы вынуждены быть заложниками такой последовательности. Если они объявляют себе какую-то цель, допустим, говорят, мол, что вот этот сукин сын наш, и мы его в обиду не дадим, мы будем за него воевать, положим за него несколько сотен своих людей, потратим столько-то миллиардов. Но когда тот факт, что история провалилась, становится уж слишком очевидным, когда сукин сын бежит, поджав хвост, уворачиваясь от сил противовоздушной обороны, тогда сразу начинаются проблемы у демократических политиков.
Приходят недружественные действующей администрации СМИ, возникают политические оппоненты, которые начинают задавать вопросы: а что это вообще такое было? Вот вы ради вот этого сделали наших налогоплательщиков беднее, ради этого увеличили количество вдов и сирот? Из архивов вытаскиваются все прежние заявления и планы, проводится мгновенная экзаменация: вот, мол, вы пытались добиться этого, угрожали вот этим, а в итоге-то везде и всюду провал. Цели и близко не достигнуты, а угрозы оказались вздором. Что же так-то?
Для нас это не так очевидно, но вывод американских войск из Афганистана, который больше напоминал паническое бегство, стал огромным ударом по администрации Байдена. Трамп во время своей кампании использовал это во все стороны, мол, мы так успешно повоевали с талибами, так хорошо потратили денег и оружия на поддержку афганского режима, так осмысленно продолбали жизни американских солдат, так у нас всё отлично вышло, что Талибан оказался живее всех живых, а афганская армия и политическая система, которые мы строили и вооружали, рассыпалась в песок. Вся конструкция афганского государства, которую мы годами возводили, оказалась совершенно бессильна против полуграмотных фанатиков, вооружённых ржавыми автоматами. Всё наше чудесное американское оружие стало бесплатными трофеями в руках тех, кто не то, что вертолёт в небо не поднимет – имя своё не напишет. 20 лет наши люди сидели на этих задворках человечества, песок из ушей выковыривали, почти 2500 американских солдат мы положили, триллион долларов потратили. К чему же мы там шли-то, если пришли вот к этому? К тому, что последние американские самолёты взлетали из практически захваченного Кабула, а их пытались догнать бывшие наши союзники местные.
В конкурентной политической системе кроме сиюминутного настоящего есть прошлое и будущее, есть люди, которые придут и напомнят, что мы тут вот за каким-то чёртом 20 лет чего-то добивались. Невозможно в конкурентной среде сделать вид, что никаких 20 лет не было, что целей никаких не было, как и попыток укрепить политический строй другой страны, который оказался настолько нежизнеспособен, что рухнул без сопротивления.
Демократические системы вынуждены действовать сегодня с оглядкой на то, что было вчера. Об этом уже все забыли, но в начале нынешней войны очень важным аргументом в пользу ограничения военных поставок Украине стали опасения повторить совсем свежий афганский опыт, опыт провала. Опасения, что поставки тяжёлых вооружений Украине станут пополнением номенклатуры российских трофеев.
Смотря на Путина, западные политики представляют на его месте себя. Они считают: Путин никогда не сделает того-то или обязательно сделает то-то, потому что он сказал или сделал что-то в прошлом. Путин не раз однозначно говорил: удары дальнобойных ракет по российской территории будут означать прямое участие стран НАТО в войне, и подробно объяснял мотивы этих своих заявлений, дескать, только те, кто ракеты поставляет, могут вбивать их полётные задания. То есть, вроде как, выходит, что каждый Атакамс, который прилетел по России, запущен туда американским солдатом. Если представить, что Путин живёт в той же парадигме, что его западные оппоненты, то всё выглядит чрезвычайно логичным, а ситуация очень опасной. Ведь, если ракета прилетела, а ты никак на это не реагируешь, то придут оппозиционные политики, СМИ и будут припоминать твои же слова. Вот американцы участвуют, вот ты грозил, что если американские ракеты прилетят по России, то будет удар и какая-то значимая реакция, вот они летят по Курской области, и где?
Очень много страхов исходит из ложной предпосылки, что у диктатора есть какие-то слова и действия вчерашнего дня, которые сегодня вынуждают его действовать определённым образом. Дескать, нельзя же просто забыть, что город Херсон – это теперь муниципальное образование в составе Российской Федерации, которое указано во всех реестрах, кадастрах, для которого всякие нормативные акты существуют. Нельзя же просто взять и забыть, что он был. А вот же ж, на же ж тебе ж. История с Башаром Асадом в этом смысле очень показательна. Разберём её после небольшой рекламы.
***
Продолжаем. Мы говорили о ложной предпосылке, будто у диктатора есть какие-то слова и действия вчерашнего дня, которые сегодня вынуждают его действовать определённым образом. Но ведь нельзя же просто забыть, что ты обещал недавно. История с Башаром Асадом в этом смысле очень показательна. Ещё две недели назад с точки зрения Российской Федерации режиму Асада в Сирии противостояли только бандформирования и исламистские террористы. Считанные дни назад российская авиация усиленно бомбила эти наступающие силы этих самых жутких людей на земле, практически заместителей сатаны. Но внезапно 4-5 дней назад эти бандиты и террористы переродились сначала в оппозицию, а потом и вовсе в легитимную политическую силу, с которой нужно договариваться о сотрудничестве. У Киселёва они из террористов в оппозицию превратились прямо посреди часовых поясов, на Дальнем Востоке ещё террористами были, а в Москве уже вооружённой оппозицией.
«Начнём, однако, с Сирии. Там радикальные и стремительные перемены. Не только Алеппо, но и сам Дамаск под ударами террористической группировки Хайяр Тахрир аш-Шам, ранее ячейка Аль-Каиды, пал».
«Радикальные перемены в Сирии. Не только города Алеппо и Хама, но сегодня и сам Дамаск под ударами вооружённой оппозиции пал».
Для американской администрации это было бы немыслимо. Нельзя было бы спустя 20 лет войны с Талибаном объявить талибов законной политической партией, с которой теперь нужно активно дружить или заявить, что свержение режима, который мы активно поддерживали – это вообще не проблема. Просто такой вариант политической борьбы, ну бывает. Так нельзя сказать в демократической системе, потому что в ней есть люди, у которых, во-первых, не отшибло память и они помнят, что происходило в последние 20 лет и какие всё это время делались заявления, а во-вторых, у людей этих есть ресурс, чтобы напомнить избирателям: политика последних лет, деньги из их карманов – всё употреблялось на то, чтобы уничтожить тех, с кем сейчас предлагается дружить.
Суперсила автократии же ровно в этом, в том, что они могут себе такое позволить. Ровно в том, что, по очень меткому выражению Екатерины Шульман, они поддерживают граждан в состоянии искусственного детства, в состоянии, когда любое событие происходит изолированно, у него нет причин и не будет последствий. Это свойство маленьких детей: когда вам три года, происходящее неделю назад было уже в прошлой жизни, не с вами и точно уже не может быть связано с тем, что происходит сегодня. Невкусную котлету под кровать закинул какой-то другой человек, и совершенно не понятно, почему родители теперь сердятся на вас.
Так же и тут: эвакуация Асада, молниеносное признание вчерашних террористов легитимной властью не имеют вообще никакой связи с тем, что происходило в последние 10 лет. С точки зрения официального нарратива, последние 10 лет в Сирии не происходило вообще ничего. Это мы с вами потешаемся над архивными заявлениями Путина, что Башар лучший друг и мы его в обиду не дадим, и вообще уже всех победили. Но знаете. Где эти выступления Путина на авиабазе никогда не покажут? В телеэфире. Не будет никакого оппозиционного депутата, который выйдет к трибуне и спросит, а какого ж хрена всё это было, чего мы пытались достичь, если в итоге достигли вот этого ,если оказалось, что нам абсолютно плевать на судьбу режима Асада, если нам нормально с любой пришедшей к власти силой – то ради чего мы там воевали-то?
Для любой конкурентной системы это был бы любой конкурентной системы это был бы настоящий политический кризис, потому что явно получили по мордасам, явно нет ни сил, ни возможностей чем-то на это ответить. Выбросили в окно всё, что считали своими достижениями, кучу денег непонятно, куда растратили, выглядим униженно. Любая администрация в конкурентной системе будет иметь бледный вид и будет вынуждена предпринимать какие-то действия, чтобы сохранить лицо, потому что это поражение. У персоналистской же автократии не может быть поражения, потому что она запросто забывает, что в войне вообще участвовала. Персоналистская автократия запросто игнорирует событие из реального мира самым простым способом: забвением.
Ну были военные базы, которыми так гордились – а теперь не будет. А они точно вообще были-то? Хоть кто-то в состоянии выговорить все эти с трудом выговариваемые названия типа Хмеймим? Его вообще Химками все называли. Там какие-то российские военные застряли с туманными перспективами эвакуации? Так это для режима, который запросто игнорирует пару сотен тысяч трупов, тоже не проблема – забыть, что у них на краю света пара сотен тысяч человек застряла.
Сирийские события должны стать уроком для всех, кто до сих пор думает, будто Путина можно на что-то спровоцировать, будто можно нанести ему такое болезненное положение, унижение, так испортить ему лицо ,что он будет вынужден пойти на какую-то экстремальную эскалацию. В такой системе, как наша, нет слова «вынужден», потому что вынуждать некому. Никто не прибежит вопить «какой ужас. У нас американская ракета прилетела в артиллерийский арсенал и разнесла три квадратных километра». Никто не спросит о потере Херсона точно так же, как не спрашивает о потере Алеппо, который брали с таким пафосом и апломбом. Или Пальмиры, где вообще концерт устраивал друг Путина.
У персоналистской автократии есть возможность игнорировать реальность ровно до тех пор, пока не придётся эвакуироваться последним самолётом. Какие там взрывы, прилёты, проигранная колониальная война на Ближнем Востоке или оккупация части приграничного своего региона? Когда некому задавать вопросы, можно как ни в чём не бывало править, до тех пор, пока не придётся, собственно, эвакуироваться куда-нибудь. Свойство диктатур в том, что решения в ней рождается в одной голове, и чем дольше обладатель этой головы находится у власти, вот в этой вот башне из слоновой кости, тем сложнее сигналам из реального мира до неё доходить. Эта голова легко принимает ужасные решения безо всяких внешних раздражителей, легко игнорирует события, которые, казалось бы, должны вызывать однозначную реакцию.
Каждый раз, когда у мира начинается новый приступ паники относительно расширения войны на восточных участников НАТО или перестраивания её в ядерную, нужно помнить механику: да, это может произойти, но не потому, что ВСУ зашли в Белгород, случилась какая-то катастрофа или американцы дали новую ракету. Против всего этого есть непобедимое забвение. Если эскалация случится, то случится не в связи с чем-то и не в контексте чего-то, а просто потому, что Путин с утра встал и посчитал это хорошей идеей. Эскалация такая совершенно непредсказуема и несоразмерна никаким реальным событиям. Напомню, например, что в 22 году Путин начал войну против Украины, самой близкой к России по всем параметрам страны мира, безо всякой причины, вообще.
Ядерная бомба полетит точно так же, безо всякой причины и совершенно неожиданно, и никто не сможет потом объяснить, зачем и почему. Когда на планете существует автократия, контролирующая огромную страну с большой армией и запасами ядерного оружия, способного уничтожить весь мир – спокойным весь мир быть не может. Живы ли будут завтра жители Лондона, Праги или Таллинна? Это зависит только от того, что происходит в голове у Владимира Путина. Да, насколько мы знаем, к суицидальным действиям он не склонен – но вдруг он завтра передумает? Что-то изменится в его жизни, книжку не то прочитает, в депрессию впадёт, с девушкой расстанется – всё это может стать причиной любого масштаба эскалации. С одной стороны, не надо беспокоиться, что те или иные действия обязательно вызовут реакцию, но с другой стороны, обязательно беспокоиться нужно о том, что огромной армией и ядерной кнопкой руководит человек, неподконтрольный и неподотчётный никому, который может делать то, что ему в голову взбредёт. Европа и мир в целом будут в безопасности только тогда, когда в России будет демократия, предсказуемое и рациональное правительство. До завтра!