От Москвы до Катманду. К чему готовиться Кремлю на примере Непала
Позавчера, 8 сентября, тысячи людей вышли на улицы Катманду, столицы Непала. Мирный протест довольно быстро перешел в массовые беспорядки – со столкновениями с полицией, с жертвами и поджогами правительственных зданий. Поводом для протестов послужило то, что в Непале заблокировали более 20 интернет-ресурсов, включая крайне популярные в стране соцсети и мессенджеры, вроде Instagram и WhatsApp. Причину для запрета озвучили такую, что её легко и без подсказок угадает плюс-минус каждый россиянин образца минимум 22-го года. Все заблокированные ресурсы не выполнили новое требование правительства. Заключается оно в том, что компании, владеющие соцсетями, должны зарегистрироваться в Министерство связи и информационных технологий, открыть в Непале юрлицо, а также назначить разного рода ответственных за соблюдение местного законодательства. Один в один, как у нас. Мотивировали свое решение власти Непала, конечно, тем, что борются с фейковыми новостями, разжиганием ненависти и онлайн-мошенничеством. Почему-то про благополучие детей забыли. В итоге на фоне ожесточенных протестов в отставку подал сначала премьер-министр, а позже еще трое министров. При этом к утру 9 сентября доступ ко всем заблокированным ранее платформам был возвращен.
Мы не будем подробно останавливаться на ситуации в самом Непале. Это всё-таки вообще не наш регион. Но произошедшие там события в чём-то на Россию похожи. Это повод нам с вами посмотреть со стороны на то, что происходит у нас.
Мы не раз и на множестве примеров разбирали одно и то же явление — успешный опыт заимствуется. Когда какому-то режиму удается закрутить гайки – например, заблокировать ведущие международные сервисы – это становится проблемой для граждан любых похожих политических режимов. Понятное дело, что любой режим, причем чем более он авторитарный, тем в большей степени, хочет себе цифровой суверенитет. Что в переводе на бытовой русский означает возможность контролировать всю онлайн-активность граждан. А ещё в идеале – построить вокруг своего национального сегмента сети государственную границу, исключив из цифровой реальности все неподконтрольные ресурсы. Поэтому, когда в России обособляют интернет и замедляют YouTube, когда заблокированы Instagram и Facebook, когда запрещены звонки в WhatsApp и Telegram, и, что самое важное, когда наведение таких порядков вроде как сошло с рук – результат тут плюс-минус предсказуемый.
Естественным образом всё это воспринимается как предложение остальным желающим попробовать свои силы. Ведь есть живой и такой заразительный пример. Можно навести какую угодно цензуру, а печальных последствий не получить. Ни тебе массовых протестов, ни политической нестабильности, вообще никаких проблем, кроме пользы. Вот у Путина ж, дескать, получается – так и у меня получится, думает другой автократ. Так вот, давайте сегодня разберёмся, почему практики, которые зрелым и укоренённым автократиям не просто помогают, но и сходят с рук, режимам молодым и неокрепшим самим сворачивают шею.
К 2022 году Владимир Путин подошёл в предельно выигрышном состоянии. Он после начала войны очень быстро смог задушить не только Facebook с Instagram, но ещё и «Эхо Москвы», всю независимую журналистику и политическую активность в России. То есть подошёл, мягко говоря, не с пустыми руками. К февралю 22-го персоналистский авторитарный режим в России строился и укреплялся уже больше 20 лет. За это время была выстроена система, объединяющая власть и собственность. Система, где уже очень давно нет крупного бизнеса, независимого от власти. Где все крупнейшие медиахолдинги совершенно управляемы. Где выстроена система централизованной пропаганды. До того состояния, в которое страна пришла в феврале 22-го года, режим очень последовательно её вёл аж с мая 2000-го. С тех самых пор, как в офис «Медиамоста» владельца НТВ пришли люди в масках. После этого была проведена масштабная бюджетная реформа, которая лишила независимости регионы и муниципалитеты. Был изменён порядок формирования Совета Федерации – оттуда изъяли губернаторов, заменив их назначаемыми представителями регионов.
Сейчас дальше поговорим о системе, которую долго строил Путин.
***
Путин долго строил систему, в которой вся правящая элита всецело от него зависит. Долго и очень постепенно он наращивал репрессивный механизм. Да, Путин сейчас пытается в какой-то степени реализовать идею обособленного интернета. Собственного интернета. Но получается, откровенно говоря, так себе. В чисто техническом смысле российский интернет с самого начала строился совершенно не так, как строился китайский. Российский интернет чисто технически является частью интернета мирового. С блокировками у Путина всё работает не очень хорошо, но с системной управляемостью этих самых блокировок у него всё окей. Протестов нет, развала структуры управления нет, саботажа со стороны операторов связи тоже нет. У Путина всё не слава богу с техническими ограничениями, но политические репрессии работают очень эффективно. И вот именно в этом и проблема тех, кто хочет стать автократом, но им не является.
Проблема заключается в странном парадоксе. Методики автократов ты можешь применять только тогда, когда ты уже стал автократом и укрепился в этом статусе. Нельзя захватить власть, используя методы тех, кто власть уже захватил. Методы тех, кто уже захватил власть, работают только в том случае, если власть уже захвачена. Звучит так себе для начинающего автократа, но таков уж наш сегодняшний совет для них. Это в полной мере описывает ситуацию, ничего не поделаешь. Если ты переоцениваешь собственные возможности, то получаешь не укрепление власти, а по морде.
Почему мы вообще вначале рассказали о делах далекого Непала, которые, во-первых, нам совсем малопонятны, а во-вторых, не очень-то нас волнуют? Потому что дела далекого Непала — это наши дела, которые просто начнутся немногим позже.
В чем главный страх всех тех, кто выступает против Владимира Путина и его режима? Главный страх всегда в том, что Путин-то президентом вечно не будет, а вот режим его может с уходом своего создателя не закончиться. Мысль эта ввергает людей в большую безысходность, чем любая другая. Ведь если в это поверить, то происходящему нет конца. Если режим Путина не закончится вместе с Путиным, то он уже совершенно точно не закончится на нашем веку. Ведь кажется, что режим, который построил Путин, может существовать помимо самого Путина. Диктатор закончится, а диктатура останется. Останутся репрессивные законы. Останутся люди, готовые с охотой их использовать. Останутся «Разговоры о важном» в школе. Останутся всех видов Мизулины, Соловьевы и Симоньян, построившие жизнь и карьеру на том, чтобы режиму служить и писать доносы на тех, кто режиму служит не так, как положено. Путина не будет. А всё, что он успел наворотить, останется. От блокировок в интернете – до ментов. Которые как были не против прописать дубьём по хребту, так и не будут против потом.
А что еще хуже, после Путина может прийти кто похуже. Существует в наших либеральных кругах такая мифология, что, дескать, Путин-то — это еще полбеды. Но когда этот инструментарий, им созданный, за него возьмется кто-нибудь по-настоящему людоедский в пространстве от Патрушева до Кадырова, вот тогда-то станет по-настоящему плохо. Ведь Путин себя сдерживает, а они не будут сдерживать, и всю мощь российского государства обрушат на наши головы.
Не обсуждая реалистичность сценариев, в которых после Путина к власти приходят те персонажи, которых обычно в этом контексте обсуждают, нужно сказать пару важных вещей. Первая из которых слегка очевидна, а вторая прямо следует из попыток молодых автократий, как сейчас в Непале, стать зрелыми и устойчивыми.
Во-первых, Путин вполне себе комплексный злодей. Он портит жизнь одним людям и убивает других в своей войне ровно в тех масштабах, которые способен потянуть. Если он чего-то не делает, то не потому, что не хочет, а потому что не может. Путин проворонил момент, когда российский интернет стал тем, чем стал. Сущностью, которую очень сложно взять под полноценный контроль. Где есть не только очень развитые национальные сервисы, но где спокойно себе властвуют сервисы международные, ставшие уже той частью повседневности, которую просто так выключить не получится. Именно поэтому режиму приходится прилагать настолько нетривиальные усилия, чтобы вольницу это душить. Не в один присест, а постепенно. Не потому, что кто-то особенно гуманный, а потому что не хочется получить последствия типа таких, какие мы сейчас наблюдаем в Непале.
Во-вторых, весь тот инструментарий контроля и репрессий, который выстроил Путин, он выстроил персонально под себя. Если бы система могла без него существовать, то она бы давно избавилась бы от лидера, который приносит ей сплошные невзгоды. Кто бы после Путина ни был, какого бы страшного людоеда вы себе не представляли, он окажется примерно в том положении, что и эти вот несчастные непальцы. В положении, где диктатуру строить очень хочется, но строить нечем. Где действовать диктаторскими методами кажется до предела удобным, но всё еще нет той степени контроля над обществом, выстраиваемой десятилетиями, при которой сделать это можно. Где ты идешь на обострение с обществом, а общество, вместо того чтобы пугаться, внезапно устраивает революцию.
Мы ни в коем случае не хотим сказать, что реальность после Путина будет светлой и беспроблемной. Он нам заложил с избытком мин под будущее, и даже ветераны войны не станут самой большой тут проблемой. Но уж чего точно не нужно опасаться – это того, что после одного персоналистского диктатора придет другой, который сможет поднять его дубину. Никто новый эту самую дубину точно не удержит.
До завтра.
