Оставшись без дочери, он стал беззащитен
В деле семьи Москалёвых столкнулось несколько случайных факторов, которые в ситуации совпадения дали очень мощный резонанс. Во-первых, это действия самого учебного заведения. Когда учительница, пусть находящаяся в возрасте и не вполне понимающая, возможно, что делать, но, тем не менее, сообщает об антивоенном рисунке Маши директору школы. То есть выходит за рамки своего общения с учеником.
Второе событие – директор школы видит в этом для себя административный шанс и запускает процедуру наказания отца несовершеннолетней девочки. Очевидно, я уверен в этом, уже владея информацией о предшествующих историях Алексея Москалёва и ведущемся следствии по дискредитации. Судя по внешней канве событий, директор школы увидела в этом рисунке шанс отяготить ситуацию Алексея Москалёва, даже, может быть, не вполне понятным для неё способом. Не всякий директор школы пошёл бы на такое действие, даже в нынешней ситуации.
А затем, как мне представляется, вопрос был поднят на высокий политический уровень и дошёл, очевидно, до уровня губернатора Тульской области господина Демина, который известен своими реакционными взглядами. И тогда в действие вступает комиссия по делам несовершеннолетних, которая запускает судебный процесс по ограничению в родительских правах. Процесс запускается в отношении обоих родителей, а в приют уже тогда девочку помещают по заявлению матери. Очевидно, был какой-то первичный анализ ситуации и придумали такое юридическое действие. Руками матери уже тогда пытались отнять девочку от отца. Я уверен, что на ровном месте сделать такое было бы невозможно, то есть какая-то информация о разногласиях родителей, об их сложных отношениях у системы была, потому что события развивались очень быстро.
И единственное, чего не могли предугадать эти деятели, это острой общественной реакции на фактически реанимацию сталинской нормы “член семьи изменника родины”. Все увидели в изъятии Маши от отца намерение лишить дочь и отца общения по причине политических взглядов. В данной ситуации эти взгляды отца совпадали со взглядами дочери, рисунок это подтвердил. И этот общественный резонанс спутал карты. Одно дело, когда общество реагирует на задержание людей на политических пикетах или высказываниях в социальных сетях. Но идёт речь о взрослых совершеннолетних людях, которые так или иначе должны отдавать отчёт в своих рисках. Здесь каждый выбирает по себе. Но тут у девочки отняли отца. И это просто сдетонировало. И петиция, которую собрал Андрей Морев, и в целом широкая общественная дискуссия. Внимание не только за пределами страны СМИ, находящихся в эмиграции, но и внутри страны, дало понять, что эта ситуация может принести властям политический ущерб. Слишком прямая и открытая ассоциация со сталинской нормой. Отправлять детей в концлагеря за политические взгляды родителей власти ещё не готовы.
Но дальше выяснилось, как со всякой ситуацией, связанной с военной политикой, есть разные силы влияния. Одна часть административных сил была направлена на смягчение ситуации и очевидно было, что делается всё возможное, чтобы девочка не осталась в казённом доме. И так появилась мама, с которой беседует Мария Львова-Белова. Видно, что эта мама мягко говоря из другого теста. Совершенно понятно, что для девочки нет других вариантов в ситуации возможного лишения свободы Алексея Москалёва. И при таком развитии событий жизнь с мамой – это жизнь на свободе, но совершенно в другом городе за тысячу километров в неизвестной среде. В этот момент политическими властями делается окончательная ставка на то, что Маша будет на свободе с мамой и всё как-то устаканится. Главное – что девочка не будет в приюте.
А в отношении к Алексею ситуация крайне ожесточилась после его бегства. Я совершенно не знаю обстоятельств этого побега и как это было реализовано. Но на мой взгляд просто как человека, убегая из страны, Алексей развязал руки тем людям, кто был сторонником разлучения его с дочерью и выступал за максимально жёсткое наказание. Я это вижу по инициативе прокуратуры. Убегая из страны, он дочку на кого оставлял? Если он хочет сохранить с ней отношения, то отъезд из страны в любом случае исключает их общение на долгие годы. Сам ли он придумал это действие, испугавшись? Видимо, кто-то подсказал, потому что в таких ситуациях советников бывает немерено. Они действуют исходя из какой-то своей логики. Особенно в таких ситуациях для человека, находящегося в России, опасны советы эмигрантов, потому что они уже приняли своё решение. Они уехали. Любое решение другое для человека который готов сохранять свои риски, но оставаться в стране, для них неприемлемо, потому что это ставит под сомнение их собственное решение. В общем, это всё гадания на кофейной гуще. Никто ничего точного не сказал, и достоверно мы ничего не знаем об этой ситуации. На мой взгляд, оно ухудшило ситуацию.
Прокуратура, на мой взгляд, в данной ситуации является органом не правоохранительным, а правоатакующим. Через прокуратуру проходят самые жёсткие инициативы, в том числе в судебных процессах, потому что прокуратура представляет обвинения в лишении свободы в наиболее радикальных видах. Здесь, как я вижу, у прокуратуры исчез ограничитель для атаки на Москалёва. Оставшись без дочери, он стал беззащитен. Если уж следователь отпускал его под домашний арест, понимая, что ему нужно ухаживать за дочкой, то значит какие-то разумные оценки присутствовали в том числе у тех людей, которые вели это следствие.
Здесь может быть ещё много обстоятельств, о которых мы ничего не знаем. Это небольшой город Евремов в Тульской области и все всех знают. Наверное, Москалёва знали и следователи, которые вели дело, и полицейские. И ему не сильно удивлялись. И, наверное, в большинстве случаев, как к отцу-одиночке к нему в большинстве случаев относились с сочувствием. Здесь, как мне кажется, был какой-то баланс отношений, который разломался, когда школа вывела донос в свет. Действия директора школы этот баланс сломали. После этого всё пошло по непредсказуемому пути. Я не совсем знаю процессуальную сторону дела по Москалёву, но известно, что если возбуждается уголовное дело, при наличии возможности закрыть человека, его закрывают в момент расследования. Тут надо очень много уточнять деталей, они имеют значение. Но, опять же, совершенно понятно, что система является репрессивной и при любой возможности ужесточить репрессии она их ужесточает.
К Алексею Москалёву очень много вопросов. К мужчине, который в этой ситуации нёс ответственность за несовершеннолетнюю девочку, оказавшуюся в трудной ситуации. Как собственно и к тем, кто обеспечивал его юридическую поддержку, в частности, в момент, когда принималось его решение о бегстве. Комментарии госпожи Овсянниковой для меня не являются никаким источником, заслуживающим доверия. Мы не знаем ничего о Москалёве. Мы о Маше знаем больше, чем о папе. Очень важно не завязывать все бантики и не расставлять все точки над “И”. Это уравнение со многими неизвестными, и они все нам сейчас не раскроются.