Один из самых ценных источников в моей журналистской карьере
Вчера сообщили, что умер Сергей Рогов, многолетний директор Института США и Канады. Те, кто с ним имел дело по его специальности, пишут, что он был серьезным американистом, глубоким и знающим.
А для меня он навсегда останется человеком, который был одним из самых лучших, самых ценных источников в моей журналистской карьере. Не по американским делам. А по сугубо российским: связанным с борьбой властных группировок, с российскими спецслужбами, армией, дипломатией.
Не знаю, почему он выбрал в собеседники именно меня, но на протяжении всех 1990-х и начала 2000-х годов, пока я был политическим репортером и комментатором в «Независимой Газете», потом «Сегодня», и пока я был редактором, но регулярно пишущим о политике, в «Итогах», в «Еженедельном Журнале», — он был ценнейшим «информационным партнером». Мы встречались, — на улице, на лавочке в парке, у него дома, пару раз в больничной палате (он был не очень здоровым человеком, и иногда ложился что-то лечить), — я задавал вопросы, он рассказывал. Много. С именами, цифрами, датами. Иногда давал мне прочесть какие-то политические документы — редкие и ценные. И у меня в голове складывалась ясная и полная картина того, как устроена власть в России, как принимаются решения, какие силы соперничают, за что и зачем, как распределяются интересы и центры силы в высшей политической среде.
Это было необыкновенно интересно. И это был реально достоверный источник, близкий к принятию решений.
Почему ему важно было мне рассказывать правду о важных событиях? Был ли у него какой-то практический интерес? Наверное, был. Помимо общего понимания, что пресса должна знать реальное положение вещей, и это вообще полезно. Но наверняка были и какие-то конкретные интриги, причины, по которым он мне что-то рассказывал.
Никогда, ни единого раза он не просил что-то определенное написать, как-то особым образом расставить акценты. О том, чтоб я ему предварительно показывал какие-то черновики, не могло быть речи. Только очень точно и аккуратно разделял разговор на две части: это он-рекорд, это офф, для вашего понимания. Это цитировать можно, это нельзя.
И я ни разу не нарушил договоренности. Мы оба друг другу доверяли и друг друга ценили.
Я понимаю, что это звучит странно, и кто-то теперь скажет, что он мною манипулировал. Но я знаю, что многие мои тексты — очень важные на тот момент, очень читаемые и имевшие большой резонанс, получились, в значительной степени, благодаря нашим разговорам, и той ясной картине устройства российской власти, которая у меня была.
Спасибо ему. Я помню и ценю.
Мы не виделись уже много лет. Последняя встреча была в году, может быть, 2005 или 2007. Говорят, он сильно изменился. И в последние годы подчинился течению вещей. Но этого, к счастью, я уже не видел, и таким его не знал.
В жизни журналиста хороший, надежный источник, это иногда что-то похожее на многолетнего близкого друга (хотя реальной дружбы не было) или даже на любовника (хотя разумеется, отношения не имели ничего общего с каким-то влечением). Примерно такие же группы нейронов в мозгу задействованы. Чувства примерно одного типа.
Или это такое профессиональное искажение, не знаю.