Немцов очень верил в Россию, был убеждён, что российский народ достоин лучшей участи
27 февраля, 10 лет назад Бориса Немцова расстреляли в самом центре Москвы, на Большом Москворецком мосту. Убийство произошло на исходе дня, в 23.30. На моем телефоне сохранилось последнее сообщение от Бориса — в 22.02. За полтора часа до смерти. Наверное, он написал его из ресторана, где ужинал со своей девушкой, Анной Дурицкой. А потом они пошли пешком сквозь снег и дождь домой, через тот проклятый мост.
В этот вечер Боря был у нас в эфире, в нашей с Виталием Дымарским еженедельной передаче. С 20.00 до 21.00. Борис пришёл, чтобы призвать москвичей выйти на марш оппозиции «Весна» 1 марта в Марьино.
Разговор у нас получился нервный, какой-то тревожный и очень печальный. Потому что все рушилось, потому что уже был захвачен Крым, а на Донбассе полыхала война, потому что поле свободы стремительно сужалось, потому что в сентябре 2014 мы выходили в центр Москвы на Марш Мира с флагами Украины под лозунгом «Руки прочь от Украины» и скандировали «Слава Украине! Героям слава!», а теперь, спустя полгода, это уже было невозможно.
Пришлось унизительно принимать то, что есть: стыдливое «Весна» вместо «Война», марш не антивоенный, а «антикризисный», под лозунгами «Весна идет! Весне дорогу!» и далекое Марьино вместо центра. И Навальный в спецприемнике отбывает очередные «сутки». Но Немцов считал, что надо использовать любую возможность для публичного выхода против власти, пусть так, но выходить. Выходить, где возможно.
Я никогда не забуду этот вечер последнего эфира. И каждый раз, пересматривая и переслушивая этот эфир, кляну себя — все не так, не то спросила, не с тем настроением говорю с ним, привязываюсь к ничего не значащим вещам, сомневалась в том, что правильную выбрали тональность организаторы акции — все эти весенние кричалки и зеленые шарики надежды.
«По поводу тональности, — ответил Немцов. — Я не социальный психолог, но мне люди говорили, что народ с огромной неохотой идет на поминки».
Я потом эту фразу вспоминала не раз.
Если бы знать.
Мне кажется, он что-то чувствовал. Обычно открытый, смешливый, шумный, он в этот вечер был непривычно погружен в себя, иногда словно отключался от разговора. Прибежал в студию под самое начало эфира. Весь взмыленнный, с мокрой спиной. В перерыве созванивался с Вадимом Прохоровым, своим адвокатом. После эфира мы еще продолжали спорить в гостевой комнате, уже с участием Сережи Пархоменко, который выходил на свою «Суть событий» после нас.
Потом все стихло и пора расходиться. Я побежала собирать свои вещи, которые по привычке раскидывала по разным углам по всей редакции. И когда вернулась в гостевую — увидела Борю. Он сидел за столом, усыпанным листовками «Весны», с телефоном в руке и молча смотрел в одну точку, в наше огромное окно с видом на купол ХСС. Один в пустой комнате. «Боря! — позвала я. — Что ты сидишь тут один? Пошли уже!» Он встал, вытащил из шкафа свою серую стеганую куртку («Нравится?» — спросил, я уважительно ее погладила ладонью)).
И мы втроем с Виталием Дымарским пошли в лифт, потом вниз, потом на улицу. У подъезда попрощались, Борис направлялся налево на стоянку, где его ждал водитель, а мы направо — к парковке в переулке.
«Ты сама-то придешь в воскресенье на марш?» — «Нет, я работаю, воскресенье мой эфирный день».
Дома, в десять блямкнул телефон: Боря прислал веселых смайликов и «Спасибо». А я ответила — «Прости за все».
Через полтора часа мне позвонил Дымарский: «Бориса убили».
…
1 марта вместо марша Весны, был марш Скорби.
В самом центре Москвы. Мы шли и шли. Десятки тысяч людей. Шли от Китай-города, к набережной, к тому самому мосту.
«На поминки людей не соберешь», вспоминала я. От того дня у меня остался плакат с портретом Бориса и надписью «Борись».
Когда началось следствие, мы с Дымарским все ждали, что нас вызовут на беседу, как свидетелей последних часов жизни Немцова. Ведь так же обычно делают, расследуя убийство, — опрашивают всех, кто пересекался с жертвой в этот день, в последние часы, минуты. Но к нам никто не обратился. Не задал ни одного вопроса. «Следствие закончено забудьте» — был такой фильм. Следствие закончено, забудьте.
У нас с Борисом были разные периоды отношений, я раздражалась, не принимала каких-то вещей, мы даже не общались несколько месяцев и не разговаривали (уж и не помню по какой причине). Но не любить его было невозможно. Это был человек сумасшедшего обаяния. И очень честный человек.
И очень ранимый. Хочу сказать, что его политическая судьба стремилась ввысь, что он не был сбитым летчиком, а ровно наоборот — как гудящий истребитель шел на новый круг, стремительно набирал обороты. Поэтому Путин убил его.
Когда Борис пошел в депутаты Ярославского Заксобрания, его многие отговаривали — Боря, зачем тебе так понижать свой статус, ты же был на самом верху, вице-премьером! Но Борис пошел и выиграл, и разворошил там весь муравейник, один там был против всех. Я в ФБ опубликовала тогда картинку из «Путешествия Гулливера» — где вокруг распятого на земле огромного Гулливера копошатся лилипуты и пытаются связать его нитками, и назвала ее «Немцов в Ярославской думе» )) Боря очень смеялся ))
Немцов умел рисковать, был абсолютно бесстрашным. Немцов любил людей, никогда не позволял себе привычного для чиновника и политика высокомерия, барского презрения к людям. Он был абсолютно открыт, не закрывался и не прикрывался помощниками и телохранителями, никогда не отказывал журналистам в интервью и комментариях, умел находить общий язык со всеми — и с молодыми, и со стариками.
У него был огромный политический опыт, у него была политическая интуиция, чутье. И еще редчайшее для политика качество — он мог отказаться от своих амбиций ради общего дела, мог отойти в сторону, на второй план, и сообща работать во имя «прекрасной России будущего». И еще он очень верил в Россию, был убеждён, что российский народ достоин лучшей участи, что нельзя позволять Путину уничтожать эту веру.
Боль не исчезнет никогда. Боря, тебе еще памятники будут ставить. Вечная тебе память. И прости за все.