Некролог для Романа
Я обещала себе больше никогда не писать автофикшн, но пока истории, которые сами ловят меня в свои ловушки-воронки, гораздо живее и объемнее всего, что я в состоянии придумать с нуля.
На днях я получила уведомление о смерти человека, который появился в моей жизни 3 года назад всего лишь один раз, – но зато это вышло так ярко, что его имя я запомнила на всю жизнь. Он погиб на войне в Украине. Воевал в составе ЧВК «Вагнер», а после конца «Вагнера» – в составе боевого подразделения радикальных футбольных фанатов. Все, что я узнала об этом человеке, я, как говорится, узнала против своей воли.
Срочный сбор
Поддержите команду «Эха»
В 2021 году я получила короткое, но выразительное сообщение от мужчины по имени Роман Литасов:
«Животное конченое, фемки не люди. Привет от Позднякова».
Энтузиасты «Мужского государства» слали мне тогда без преувеличения тысячи угроз во всех соцсетях, но Романа я запомнила, потому что писал он со своего неанонимного аккаунта и со своей фотографией на аватарке – а еще продублировал сообщение и в инстаграме, и вконтакте. Написал он мне это 14 февраля. Умеют же некоторые мужчины прислать валентику, разбивающую сердце.
14 февраля 2021 года я жила в России, в Москве. Я организовывала тогда много уличных женских акций протеста. В начале февраля Навальный вернулся в Россию – и его сразу же посадили, были митинги. Я много думала в те дни о Юлии Навальной. 14 февраля весь город будет украшен цветами, сердцами и розовыми лентами. Влюбленные будут сидеть в кафе при свечах и светиться от счастья. А ее муж уже в тюрьме. Потом я думала о том, сколько же таких женщин – жен, матерей, девушек, сестер политзаключенных. И как много стало женщин-политзаключенных – под домашним арестом, после пыток, в тюрьмах. Я инициировала акцию к 14 февраля и дала ей название «Цепь солидарности и любви: акция в поддержку Юлии Навальной и всех женщин-политзаключенных». Это была мирная акция протеста в нескольких городах. «Мужское государство» – огромный телеграм-канал с сотнями тысяч агрессивных и часто ультра-правых мужчин – опубликовал пост с призывом травить меня как организаторку акции. Они не просто выложили ссылки на все мои аккаунты, но и выложили фотографию слежки: где я в день акции захожу в ворота загородного дома. На воротах было видно адрес. Дом являлся секретным шелтером для активисток в ситуации выгорания – мы с подругами его курировали. Таким образом был слит адрес шелтера. Меня трясло, потому что это ставило под угрозу безопасность всех, кто был в том доме. Ну и потому что кто-то тайно сопровождал меня на протяжении всей дороги из Москвы в подмосковье – а я даже и не заметила.
Роман Литасов был один из тысяч пишущих мне мужчин. Я решила отомстить им всем, отомстив ему. Он был легкой мишенью: не составило труда узнать, где он работает, из какого он города и спектр его интересов. Он оказался фитнес-тренером из моего города – из Омска. Я омичка – и я призвала всех омичей, читающих меня, обратиться в фитнес-клуб, где Роман работал, с требованием уволить его за угрожающее поведение в адрес женщин. Моя просьба разлетелась: десятки тысяч репостов, десятки новостей в крупных медиа. Фитнес-клуб сначала открестился от Романа («такой тут не работает»), а потом закрыл свои соцсети. Закрыл свои соцсети и Роман. Позже мои подписчики писали мне, что тренер сначала залег на дно, а потом опять вышел на работу в тот же клуб. Никто его не уволил. Но я все равно ликовала: я смогла дать хоть какой-никакой, но отпор.
Роман Литасов по фотографиям производил впечатление огромного накаченного мужчины. Горы мышц, рыжеватая борода. Он был подписан на какие-то паблики неофашистов, поклоняющихся солярным знакам, русским богатырям и языческим богам. Еще, судя по подпискам, я поняла, что ему очень нравятся славяне, а те, кто не славяне, ему нравятся гораздо меньше. Он носил тяжелые серебряные медальоны с языческой символикой (рунами? буквами?), а в интернете оставлял комментарии евгенического характера: славянские женщины не должны смешивать свою кровь с кем попало, а от инвалидов надо избавляться, чтобы они не могли никому передавать свои гены (писал он это под постом матери ребенка с инвалидностью). В целом портрет был составлен, и Роман был показан широкой общественности. В соцсетях меня продолжили травить мужчины, но уже за деанон тренера и за то, что я тем самым, возможно, сломала ему карьеру.
На этом вторжение Романа Литасова в мою жизнь и закончилось бы, если бы не полномасштабное вторжение России в Украину. Шесть дней назад я получила уведомление о его смерти. «Фитнес-тренер из Омска, травивший активистку и писательницу Дарью Серенко, погиб на войне в Украине». В первые минуты я обрадовалась – и позволила этой радости ударить мне пузырьками в голову. «Жил грешно и умер смешно», – писали под этой новостью остроумные комментаторы. «Так будет с любым, кто травит Дашу». «От мизогина – до военного преступника». «Путь человека в двух скринах», – подписала я свой пост. На одном фото был скрин его оскорблений в мой адрес, на другом – скрин новости о его смерти. Не дожил 2 недели до своего 36-летия. Запомнился миру тем, что оскорблял феминистку. «Жить надо так, чтобы твое имя было в некрологе твоего врага». Мое имя упоминалось во всех новостях о его смерти.
Потом радость довольно быстро сменилась чувством опустошения. Да, банальность зла, да, военный преступник, но как человек может быть редуцирован до этого? Я бы хотела получить новость о том, что пути человека неисповедимы: что вот был человек сторонником Мужского государства, а потом стал волонтером в кризисном центре для женщин. Я бы хотела убедиться, что нет никаких предначертанных траекторий патриархата. Я бы хотела, чтобы Роман не был таким цельным персонажем. Я бы хотела, чтобы реальность заговорила со мной на более сложном языке надежды, а не на упрощенном языке ненависти и войны.
Будьте осторожны со своими желаниями. Как только я захотела этого, мне начали писать женщины. Женщины, которые знали Романа Литасова. Одноклассницы, женщины, которых он тренировал в спортзале, еще какие-то женщины. Хотелось сказать: женщины, оставьте меня в покое. Но женщины все писали и писали, записывали мне голосовые сообщения, воспоминания, реплики. Некоторые из них очень хотели доказать феминистке, которую он травил и с которой оказался так странно медийно переплетен после смерти, что он чего-то да стоил. Будто бы я была его близким человеком при жизни.
После первой волны раздражения мне все-таки стало интересно. Одна часть меня хочет, чтобы его имя и он сам растворились в забвении, что он его заслуживает, другая же часть вопрошает: каким он был ребенком? кем он стал, когда вырос? что он любил? какие у него были противоречия?
– каким должен быть мужчина?
– равным мне
– а мужчина равен женщине, так?
– все равны друг другу
– Почему тогда одним можно оскорблять, а другим нет? Вот в комментариях у вас все накинулись на погибшего Романа. Сколько слов написано гадких в его адрес. Почему кто-то считает себя лучше его? Чем лучше? Мне действительно жаль человека. И почему кто-то может считать его образ жизни неправильным, а свой прекрасным. Неужели они лично его знали и могут осуждать?
Такой диалог состоялся у меня в инстаграме. Роман был тренером Лизы. Я слушаю ее голосовые:
– я могла приходить к нему со своими проблемами, и он поддерживал меня. Меня бил муж, а Роман говорил, что этот человек уже не изменится и что мужчина не должен проявлять силу в адрес женщины. От мужа я ушла, сейчас со мной все хорошо, у меня двое детей.
Я пытаюсь рассказать Лизе, что быть военным преступником – это сложнее, чем «образ жизни». Потом решаю перестать что-либо доказывать: живая Лиза мне интереснее, чем мертвый Роман. Однако если бы не мертвый Роман, она бы не написала мне и не поделилась своей историей, думая, что делится его историей. Я не хочу на нее давить.
Лиза кидает мне скрины какого-то странного текста. Я вглядываюсь в него и понимаю, что, скорее всего, это личный канал Литасова. Нахожу канал и читаю его несколько часов. Это обычный военный канал наемника ЧВК Вагнер с разбором военных стратегий и тактик, с фотками оружия и с подсчетом, сколько и где они убили украинцев. Отличает его только стиль самих текстов – Роман пишет очень литературно, местами даже избыточно поэтично. Он понимает, что у него ПТСР, и ведет то ли военный дневник, то ли дневник своего ПТСР. То есть Роман тоже писал автофикшн. Как и я. В одном из постов он обмолвился, что мечтает написать книгу.
«На войне цвета другие… Ты не можешь насладиться их красотой. У тебя это просто не получится. Твой мозг уже перестроился из режима “Жизнь” в режим “Выживание”. Не можешь сказать, какая красивая трава растёт на поле. Тебя интересует только одно – скрывает ли тебя твой камуфляж на этом поле, и нет ли там “лепестков”. Прекрасное старое дерево, которое ты бы разглядывал дома с почтением к его возрасту, теперь интересует тебя только в плане постройки блиндажа или дров.
Когда приезжаешь туда будучи новичком, твой мозг ещё ищет ту красоту, которую привык замечать вокруг. И тебя поражает та черствость бойцов-ветеранов, которые не видят очевидного. Но спустя небольшой промежуток времени ты становишься таким же. И теперь понимаешь почему так. На красоту твоему мозгу просто нет времени. За каждой красотой теперь скрывается опасность». (…)
«Приехав на гражданку, я заметил за собой интересную особенность, а именно постоянную готовность к боевым действиям. Например, идя по улице я не разглядываю архитектуру красивых старинных домов, а смотрю, куда бы я смог быстро прыгнуть в яму или канаву в случае внезапного арт-обстрела или начинаю высматривать возможную позицию вражеского пулеметчика или снайпера. И это ещё не все посттравматические приколюхи моего мозга. Дальше больше. Смотря на дома, я мельком оцениваю, насколько сложно было бы их штурмовать. (…)
Таких “приколюх” у меня все меньше. Я начал контролировать себя. Как оказалось можно вытащить человека с войны, но войну с человека вытащить не получится ещё очень долго».
Натыкаюсь в канале на видео. Он снимает, по его словам, «комнату настоящего мужчины». Эта комната – его военная штаб-квартира в чужой украинской квартире, в спешке покинутой мирными людьми. Там он ночует. Простой интерьер – диван, обои, игрушки, домашние вещи. Комната небольшая и похожа на детскую. Там и расположился Литасов и его боеприпасы, которые он с удовольствием и нежностью показывает и комментирует на видео. Набор сапера, гранаты, автомат, что-то еще. Камуфляжные зеленые ящики и железки, разложенные на чужих столах и комодах. Он и себя снимает в трюмо: лицо закрыто квадратами, но фигуру и форму видно. Голос у него низкий и вкрадчивый, как у советского диктора. В голосе есть неприятные артистичные ноты. Литасов использует позывной «Святогор».
У Одноклассницы Святогора я спрашиваю, каким он был ребенком.
«Я понимаю, что вот человека, который умер, и пошел “за идею” и харассил женщин, я совсем не знала. И будь это кто-либо другой, даже на секунду бы не задумалась о нем, потому что в голове уже есть образ. Может, это урок в своём роде всем нам? Ромка, которого я помню, был, правда, классным. Самое яркое впечатление до сих пор – это как он плакал на уроке музыки, потому что была какая-то грустная песня про птичку, и сбегал домой, когда пацаны тянули его в драки, потому что он всегда был выше всех на голову. В старшей школе у него родилась сестрёнка, а через несколько лет умерла мама. Помню, что, когда он переехал в Омск в универ из Казахстана, у него начали в вк появляться странные фотки с бритыми парнями в стиле неонацистов. Не знаю, сколько это продолжалось. Потом он стал тренером, женился, фоткался в кольчуге. Когда человек так поменялся? Я не знаю. Я не психолог и не могу утверждать, была ли это псевдомужественность компенсацией за юношеские годы.. Очень печально, что могло быть все совсем по-другому. Люди, которые поддерживают войну, они же в это верят как-то. Я не знаю, как это объяснить, но у меня даже бабушка 80 лет это поддерживает. Даже не знаю, что ещё сказать. Наш школьный чат до сих пор существует и никто не может поверить, что это все один и тот же человек».
«Чтение книг – это то занятие, которое я любил всегда и про которое не забыл и на войне. Книги меня всегда уносили подальше от боев, от всяких хлопот в свои интересные миры. Миры, где все как-то наивно и необычно и в тоже время замудрено.
Книг, надо сказать, было много, в любом доме их можно было выбрать на любой вкус и цвет. За свою командировку я прочитал 6 полноценных книг. Из них особенно запомнились такие произведения как “Пан” Кнута Гамсуна и “Морской волк” Джека Лондона. Естественно читал и военную литературу, без этого никак. Многое из этих книг взял для дальнейшей подготовки штурмовиков. Лично я всегда всем советую читать на боевых, так как свободного времени все равно много. Чтение очень расслабляет вашу нервную систему, помогает ее адаптации. По-моему, это некая терапия для вашего психического здоровья. Но ещё, как я заметил, чтение книг развивает вашу фантазию, а фантазия на войне нужна. С её помощью могут рождаться необычные решения».
Я читаю и пытаюсь справиться с волной гнева и тошноты. Он приходил в чужие брошенные дома и выбирал в них книги, чтобы читать. Люди, жившие в этих домах, либо убиты, либо стали беженцами. Неужели фантазия нужна для того, чтобы применять ее на войне? Почему ты не мог применить свою фантазию, чтобы представить мир без войны? Как тебе такое необычное решение? Ну вот, я разговариваю с мертвецом. На самом деле тут два мертвеца – мужчина, не доживший две недели до своего 36-летия, и мальчик, плачущий на уроке над песней про птичку. Один убил другого — и умер сам.
Есть что-то для меня самой необъяснимое в том, что, возможно, самый содержательный и обстоятельный текст о Романе пишет человек, которого он, вероятно, заочно ненавидел всей душой. Что это – акт справедливости, любопытства, мести, самолюбования, гуманизма? Мне все еще кажется, что это акт надежды. Не много ли внимания и чести военному преступнику? Не попадаю ли я в ловушку «загадки главного героя», где разгадка заключается всего-навсего в том, что героя недолюбили, и это объясняет и оправдывает для читателя его действия? Не романтизирую ли я Романа так, как он романтизировал для себя войну? Он пишет о войне, как о любимой женщине – и это производит на меня сильное и гнетущее впечатление. Я не знаю, как возможно так сильно любить войну. Я не знаю, как можно быть готовым отдать свою жизнь войне и искренне верить, что это и есть твое служение и предназначение. Что война — твоя родина.
Я зачем-то пытаюсь различить за мужчиной, обвешанным амуницией и оружием, ребенка, боящегося чрезмерно проявить силу, потому что он выше всех. У меня почти ничего не получается.
Однажды Роман передал мне привет от Позднякова. Это таинственным образом привело к тому, что сегодня я говорю Роману «прощай» от своего имени.
Прощай, Роман. Мне жаль, что за всю жизнь ты так и не нашел такую книгу, которая бы не дала тебе стать убийцей и умереть.