Нефть падает. Что будет с российской экономикой, если падение продолжится
Перед нами разворачивается довольно очевидный, но оттого не менее занятный процесс. Вслед за торговой войной, которую Трамп объявил всему миру, поплохело не только мировому фондовому рынку, но и нефтяным ценам. Пока падение нефти не сказать чтобы критическое. Пока она все еще дороже уровня, комфортного для российского бюджета. Но однозначная реакция нефтяных котировок на политику новой американской администрации дает нам основания порассуждать. А что, если мы на грани новой эпохи дешевой нефти? В каком состоянии российское государство в эту эпоху войдет и как вообще она на него повлияет?
Мы не собираемся тут пытаться предсказывать мировые цены на нефть и объем их падения. Но у нас есть объективный намек. Основные экспортеры считают, что мы входим в эпоху низких цен. Саудовская Аравия и ОПЕК+ приняли решение о поэтапном повышении квот на добычу. Источники разных изданий называют разные тому причины, но основных три.
Причина номер один. Саудиты хотят, как они говорят, наказать мошенников, в первую очередь Казахстан, которые, по их мнению, наращивают добычу в обход ограничений.
Причина вторая — все хотят понравиться Трампу, который желает снижения нефтяных цен для обуздания инфляции в США.
И третья причина — когда все основные экспортеры начинают понимать, что снижение цен неизбежно, они начинают ценовые войны с целью занять долю рынка побольше в эпоху низких цен. Раз уж мы неизбежно продаем дешевле, нужно продавать больше. Решение принято на 18 месяцев поэтапного увеличения квот, а значит оно не ситуативное, а системное. Такое поведение дает нам основания полагать, что это не просто какая-то аномалия рыночного графика. Таков новый рынок.
Российская экономика привязана к мировой, в общем-то, одной единственной ниткой — нефтяной трубой. Эта парадоксальная истина вроде как лежит на поверхности. Но когда дело доходит до дела – она для всех становится новостью и открытием. Российская экономика – многоотраслевая, сложная, где-то высокотехнологичная. Она не сводится к одному только обслуживанию трубы. Но если мы откроем структуру российского экспорта и посмотрим на источники валюты, то обнаружим, что из 394 миллиардов экспорта в 2023 году каждый третий доллар пришелся на сырую нефть. А если взять еще и всё сырье в сумме, добавить газ, уголь и нефтепродукты, которые тоже привязаны к ценам на нефть, то показатели приблизятся к 70% экспортной выручки, которая напрямую зависит от текущей цены нефтяной бочки. Это обстоятельство делает российскую экономику невероятно устойчивой.
Основной приток валюты и основные доходы бюджета возникают из того, что вы бочку нефти продаете за 80-90, а иногда и за 100, а когда-то вообще и за 140 долларов. И всё это, за исключением ну пары десятков долларов расходов на добычу и транспортировку, чистая прибыль. В таких условиях внешние факторы на вашу экономику если и влияют, то слабо.
Например, Россия в значительной степени утратила свою долю на мировом оружейном рынке. Доходы от экспорта вооружений сократились на 64%. И вследствие санкций, и потому что самим не хватает, и из-за того, что военная промышленность, на износ работающая на пользу фронта, регулярно срывает сроки и объемы поставок. Это может быть плохо по целому ряду причин. Но когда вы сводите дебет с кредитом, когда считаете остаток в деньгах, то как-то вообще пофиг. Оказывается, колебания среднегодовой цены барреля плюс-минус на 5 баксов для вас важнее, чем полная смерть нескольких экспортных отраслей.
Главное качество нефти в современных условиях – сверхприбыльность. Сверхприбыль хороша не только тем, что больше денег лучше, чем меньше денег. Сверхприбыльность делает торговлю нефтью невероятно гибкой. Чтобы это понять, посмотрим на другой пример.
Почему рынок наркотиков непобедим? Колумбийские войска каждый день жгут плантации коки. Федеральная полиция Мексики каждый день ловит наркокурьеров. Американская полиция и спецслужбы каждый день изымают кокаин тоннами. Недели не проходит, чтобы где-нибудь в мире большой полицейский начальник не сфотографировался на фоне сотен изъятых брикетов белого порошка. Вот только на доступность порошка вся эта бурная деятельность никак не влияет. Розничная цена, объем предложения от Нью-Йорка до Москвы стабильны годами. Притом, что денег на борьбу с наркотиками тратится на порядок больше, чем наркотики приносят. Ответ прост.
Если мексиканскому картелю грамм кокаина стоит 5 долларов, в США его оптовая цена 40 долларов, а в розницу он идет за 100 долларов – то в такую маржинальность можно заложить абсолютно что угодно. Она покроет всё. Любые взятки и издержки на отмывание денег, любые технологии маскировки товара, любые транспортные расходы, любые потери. В той сотне долларов, которую нью-йоркский тусовщик платит за грамм кокса, уже зашиты страховки на все случаи жизни. Можно терять половину товара на изъятиях, содержать правоохранительные системы нескольких стран, тратить десятки процентов прибыли на сложнейшие кружные схемы легализации бабла. Можно копать тоннели, строить подлодки, иметь собственные армии, поддерживать целые научно-исследовательские центры по разработке новых технологий производства и доставки. На всём этом можно терять – и всё равно зарабатывать огромные деньги.
Так вот, то же самое и с нефтью. Она настолько прибыльна, что практически невозможно ввести в ее отношении хоть сколько-то заметные санкции. Ею можно торговать так, как невозможно торговать никаким обычным товаром с обычной нормой прибыли.
Мы видим, как Россия продает нефть в обход ограничений. Как закупает целый теневой флот. Как перегружает нефть с танкера на танкер прямо в открытом океане. Как порой обеспечивает танкеры эскортом военных кораблей. Это всё уже стоит денег, но есть еще огромная подводная часть айсберга – подставные фирмы, левые банковские счета, прямые взятки и косвенные откаты иностранным должностным лицам. На каждом этапе этой полуподпольной торговли, на каждом шаге взаимного движения танкеров и денег, сколько-то денег теряется. Мало того, что российская нефть urals из-за логистических и юридических сложностей продается с заметным дисконтом по сравнению с маркой brent, так из этого еще нужно вычесть издержки, которых в нормальной ситуации – без перегрузки посреди океана, без выплат комиссии сомнительным банкам – не было бы.
Но пока цена нефти остается сверхвысокой, пока сохраняется гигантский зазор между себестоимостью добычи и рыночной ценой, в зазор этот можно что угодно засунуть, на чем угодно можно потерять – и всё равно обогащаться со страшной силой.
***
Если бы главным источником экспортной валюты для России была сельхозпродукция, электроника или машиностроение, вообще любой товар, существующий в жесткой рыночной конкуренции, товар, который не содержит в своей финальной цене мешка бесплатных долларов – такая торговля была бы невозможна. Никому не нужен автомобиль, который тащили через полмира, перегружая по ночам, который при оформлении каждой липовой бумажки дорожал на несколько сотен долларов, а в итоге подорожал вдвое – и покупать его еще и нужно на каких-то подпольных авторынках, оформляя на чужие документы. С точки зрения самой российской экономики результат примерно такой же.
Когда бюджет получает стабильный поток бесплатных денег, государство может позволить себе какую угодно неэффективность. Можно, например, взять слесаря, который точил педали для тракторов, платил налоги, в своей деятельности создавал мультиплицирующую экономическую пользу. Ведь с помощью этих педалей трактор работал, кто-то позже собирал на нем пшеницу, которая превращалась в хлеб. Можно взять такого слесаря и убить за очень большие деньги. Можно последовательно совершать действия, которые наносят прямой и явный ущерб, которые являются чистым убытком. Их можно совершать, когда у вас превосходящий ресурс эти убытки затыкать.
Можно взять на содержание ВКонтакте – и когда-то вполне успешный коммерческий проект превратить в крематорий бюджетных денег во имя совершенно идиотической задачи импорта заместить YouTube. Можно свести деятельность выдающейся когда-то IT-компании к раздаче бесплатных, незаработанных денег каждому блогеру, кто недостаточно вилами от них отбивается. Можно позволить сыну Кириенко бюджет небольшого региона продалбывать в никуда.
Всё это можно, пока есть источник денег, которые достаются просто так. Можно всю экономическую деятельность внутри страны на какое-то время свести к искусственной прокачке бюджетных средств по всем отраслям. Смириться с тем, что всё большая доля рынка труда и производственных мощностей вовлекается в непроизводительную деятельность.
Опять же, можно так не бесконечно. Никто не отменял инфляцию, никто не отменял аховый дефицит кадров, никто не отменял всех связанных с войной издержек и утраты экономической эффективности, которые имеют накопительный эффект. Но пока бабло приходит просто так – какое-то время, пусть кряхтя и чертыхаясь, можно этим заниматься.
Понятное дело, ничего глобально хорошего нет в том, что какая-то отрасль – то же машиностроение, например – из источника налоговых поступлений превращается в потребителя дотаций. Никому не становится лучше от массового производства инвалидов, которых теперь кормить до конца их дней. Никто не выигрывает от существования огромной потёмкинской деревни импортозамещения, где разнокалиберное жульё обкрадывает бюджет то на идею построить тысячу самолётов, то на создание своего PlayStation, то на план переписать законы физики, чтобы соответствовали новейшим рекомендациям по духовно-нравственному просвещению.
Но тут всё устроено как в случае, если вы вдруг унаследовали пару квартир на Остоженке. До какого-то времени можно заниматься дорогостоящими и бессмысленными глупостями, пока арендная плата с запасом покрывает ваши убытки. И вот тут мы переходим ко второй части нашего разговора, где обстоятельства, которые обеспечивают устойчивость российской экономики, становятся главной для этой устойчивости проблемой.
Нам не нужно читать новости за прошлые годы или академические труды. Мы можем реконструировать историю российских кризисов за последние 40 лет, начиная с раннеперестроечных времен, используя только график цены барреля нефти. Любые проблемы мировой экономики докатывались до России не тогда, когда обваливались фондовые рынки, банкротились целые отрасли, разрушались товарные цепочки и взлетала безработица. А когда вся эта красота докатывалась до потребления энергоносителей – и как следствие, до цен на нефть. Когда весь мир уже хватался за голову от схлопывания американского ипотечного пузыря, например. Когда фондовые индексы по всему миру уже летели в бездну. Люди теряли работу, а половине развитых стран грозил дефолт. Российское государство с удовольствием называло себя островком стабильности.
И действительно, чего переживать, если у среднего гражданина особых сбережений нет, а у кого есть – у тех сбережения не привязаны к фондовому рынку. Как результат, июнь-июль 2008-го – худшие месяцы в экономической истории остального мира – в России выглядели как доллар по 23 и были, видимо, высшей точкой благополучия страны.
Но потом пришел август, цены на нефть со 130 рухнули до 40 долларов за баррель – и оказалось, что Россия в центре шторма. А позже биржевой аналитик Усиченко в прямом эфире РБК выпил за упокой российского фондового рынка.
Или взять 2014 год. Аннексия Крыма, начало войны на Донбассе, сбитый Боинг, первые попытки точечных санкций. Гораздо более тяжелые антисанкции, которые Кремль сам на Россию наложил, и они больно ударили по потреблению и реальным доходам. Всё это оказалось горюшком, но не горем. Да, продукты подорожали, а завязанные на импорт компании лопнули. Но никаких глобальных проблем для российской экономики не возникло. Курс доллара до конца лета 2014 года держался практически на докрымских значениях – 34-35 рублей.
А с осени цены на нефть стабильно пошли вниз. Не потому, что случился глобальный кризис, а наоборот – случилась сланцевая революция, что в конечном итоге привело к «черному вторнику» 16 декабря 2014 года, когда доллар улетел к 100 рублям и начался кризис, который безо всяких санкций и внешних шоков длился как минимум 2 года.
С одной стороны, пока нефть дорогая, можно творить прям много глупостей и гордиться своей феноменальной устойчивостью. Всё тебе нипочем – мировой кризис, санкции, уход иностранных компаний, внутренняя неэффективность и смерть целых отраслей. Даже войну в таких условиях можно вести безо всякого народного энтузиазма, на чистом бабле. Пока нефть дорогая – любая проблема не проблема, а расходы. Пока нефть дорогая – все могут собираться на пафосных форумах и рассказывать друг другу, какие они дофига эффективные, и как лихо весь остальной мир провалился с идеей разорить Россию санкциями. И весь мир будет обсуждать, что же за путинский феномен эффективности такой. Мы его санкциями – а он тут баблом сыплет, как ни в чем не бывало. То самолеты строит, то скоростные магистрали. Весь мир в этот момент забудет, что на каждый доллар, который у Путина забрали санкциями – ему заплатили сотню за покупку нефти и газа, которые ему-то обошлись примерно в ничего.
Пока нефть дорогая и спрос на нее повышенный, энергоносители – главный инструмент внешней политики. Разного рода Орбаны оптом и в розницу продаются за цены на заправки и в платежках ЖКХ своих избирателей. С другой же стороны, когда нефть падает, изумительным образом оказывается, что кроме нефти не было ничего. Что без бесплатных денег очередной гениальный отпрыск очередного дворянского семейства, очередной младший Ротенберг, Патрушев или Кириенко – не такой уж и эффективный менеджер. Что проекты по импортозамещению Ютуба, Тойоты, Боинга, куда вбухали миллиарды, были обречены на провал.
Оказывается, что в основе вообще всех кратко-, средне- и долгосрочных планов на жизнь, на войну, на что угодно – лежало предположение, будто деньги просто откуда-то приходят. И никто не готовился к варианту, что их может прийти критически меньше.
Сильная сторона нефтяной экономики в том, что ей на всё пофиг, кроме нефти. Слабая в том, что без нефти ничего и нет.
Будет ли нынешняя ситуация в случае обрушения нефтяных цен на фоне глобального замедления мировой экономики и торговли отличаться от того, что мы видели в 2008 и 2014 году? Будет. Оба прошлых кризиса страна встречала в очень бодром состоянии. Входила в них с профицитным бюджетом, с растущими резервами. Был значительный плюс, из которого можно было пусть и не без потерь, но уйти в небольшой минус. Оба раза на стране не висела полномасштабная война, за которую нужно с каждым днем платить всё больше. Оба раза были доступны инструменты бюджетной и монетарной политики. Центробанк мог прибежать на спасение рубля с повышенной ставкой, ведь она не была сверхвысокой.
Сейчас же мы живем в ситуации, когда резервы при высокой цене на нефть не накапливаются, а растрачиваются. У нас уже четвертый подряд дефицитный бюджет. Ключевая ставка – уже 21%, и сложно представить, какой цифре придется впечатлять экономику, если рубль стремительно поедет вслед за нефтяными ценами.
Главное, что мы потеряли, что Россия потеряла в 25-м году относительно 14-го и 8-го года – всякую бюджетную гибкость. Российский федеральный бюджет сегодня — это война и смежные с войной расходы. Нельзя одновременно и продолжать воевать, и сокращать расходы, которые война генерирует.
Когда мы с вами говорили о перспективах российской экономики в начале года, то всегда уточняли — ситуация будет постепенно усложняться. Тут и там будут постепенно появляться дыры. Эту шагреневую кожу получится худо-бедно натягивать, если не случится какого-то внешнего шока. А главный внешний шок, который может случиться и изменить любые прогнозы – это резкое и значительное падение нефтяных цен.
Если мы увидим, что баррель отлетел к 30 и надолго там задержался – то все апокалиптические прогнозы, доллар по 200, взлет инфляции до десятков процентов, схлопывание целых отраслей экономики из-за сокращения поддержки, банковский кризис – всё это станет более чем реальным. Предсказать конкретные последствия сложно, потому что мы подобного еще не видели. Все раунды падения нефтяных цен до нынешнего времени были для России ситуацией, когда толстый сохнет. Когда очень неплохое положение вещей становится чуть похуже. Если же такое произойдет сейчас, то это будет расклад «падающего толкни».
Мы ни в коем случае не предсказываем падение нефтяных цен как факт. Это было бы шаманство, хуже астрологии. Мы всего-то рассуждаем: что будет, если Дональд Трамп доведет свою атаку на мировую торговлю до конца. Ведь это неизбежно ударит по рынку энергоносителей, которые от роста мировой торговли и экономики очень сильно зависят. Это будет тяжелый удар по российской экономике, которая избавила себя от всех возможных точек роста и источников дохода, кроме нефти. Это будет очень тяжелый удар по сложившейся системе, которую кратко можно назвать так: сжигаем деньги в неограниченных масштабах, потому что они никогда не кончатся. Это будет момент, когда уже нельзя платить всем за всё, каждую дырку затыкать бесконечным баблом. Потому что бабло станет ограничено – и придется выбирать. Или мы заботимся об инфляции, ограничивая себя в печати денег – или продолжаем воевать.
К сожалению, мы не в той ситуации, когда можно утверждать, что Путин остановит войну, если лишится избытка денег на нее. Но совершенно точно, что и воевать, и продавать свою войну элитам и гражданам ему станет сложнее.
Если предположить, что Дональд Трамп будет последователен в организации мировой рецессии, то мы вступим в совершенно новую эпоху отношений российского государства и российского общества с войной. Тогда государство, которое одной рукой убивает, а другой раздает всем сколько хочешь денег, превратится в государство, которое просто убивает, пока все резко беднеют. И вот это станет первым за все время войны моментом, когда еще нельзя будет сказать, что Путин обязательно закончит войну как можно быстрее. Но у него появится реальная причина из реального мира, чтобы эту войну закончить. Если он вообще тогда еще будет президентом.
До завтра.