Не вздумай сверять данные в военкомате. Почему не надо верить государству
После триумфального завершения электорального мероприятия тема возможной мобилизации снова становится актуальной. Вероятность, что государство захочет отправить вас или кого-то из ваших близких на войну без особых шансов вернуться назад живым и невредимым с каждым днём всё больше. Тут важно помнить: у тех, кто окажется на фронте, не только не будет минимальных средств для защиты себя, но и субъектности как надежды на нормальное будущее. С войны невозможно вернуться, сохранив себя целым физически и морально. Люди, попавшие в боевые действия, меняются навсегда. С момента, как была объявлена прошлая мобилизация, мы поняли: желающие не попасть на фронт люди, в общем-то, могут этого избежать. Для этого достаточно не брать повестку и не являться в военкомат, особенно если вас просят явиться для некоего уточнения данных. Однако наши сограждане, которые даже сторонниками войны не являются, продолжают совершать эти ошибки. Представление, что сходить в военкомат – безопасно, по-прежнему рушит судьбы людей.
Для того, чтобы подготовить этот ролик, мы обратились к психологу, практикующему в России, который регулярно сталкивается с людьми, чьи родственники могут подпасть под мобилизацию и активно изучает эту тему. Мы решили сделать сегодня ролик в формате практической психологической лекции, чтобы вы понимали, что происходит в головах у тех, кто идёт в военкомат по повестке. Что происходит в головах у родственников, которые призывают к этому, понимание этих механизмов может помочь защититься от манипуляций, которых множество, поэтому давайте сегодня разберёмся во всем этом, спокойно и подробно.
Для начала давайте разберёмся в одной важной вещи по системе рекрутинга. Она активно паразитирует на распространённых и знакомых нам с вами установках. Мы рассмотрим лишь некоторые из них, наверняка у вас есть знакомые, для которых они актуальны. Это установки, направленные на социально одобряемое поведение в обществе, а именно, что необходимо быть настоящим мужиком или просто честным и порядочным человеком. Не предателем, не трусом и тем более не слабаком. Такие посылы находят отклик где-то в психике человека. Он даже может сознательно не стремиться к героическим поступками или обретению военной славы, но это может отзываться.
Пропаганда отлично знает, где находятся эти рычаги, но, к сожалению, проталкивается эта тема не только усилиями пропаганды и не столько даже усилиями пропаганды, сколько внутренними нереализованными потребностями, страхами и нарциссическими травмами обычных людей. Подумайте, как часто вы используете с своей речи выражения типа «настоящий мужик», «истинный патриот» или «порядочный человек»? Именно такие характеристики, по сути, являющиеся требованиями к себе и к окружающим, составляют немалую такую часть нашей идентичности. Ту часть, которую мы демонстрируем людям вокруг и которую они ожидают получить от нас. Причём установки эти мы можем и не осознавать, но зашиты они глубоко и прочно, побуждая некоторых из нас на опасные для жизни решения. Нарушение таких установок наносит психике большой ущерб, который ещё психологи называют нарциссической травмой. У каждого из нас есть так называемая нарциссическая часть. Каждый из нас хочет быть и восприниматься хорошим, правильным и одобряемым. Вы можете не обнаружить озвученных ранее установок, но это не значит, что нарциссическая часть вашей личности не существует. Она ещё как существует и требует обслуживания в виде внешнего одобрения. Просто набор одобряемых качеств зависит от системы ценностей конкретного человека, так вот, когда одобряемые установки нарушаются, тогда наступает нарциссическая травма. Человек чувствует себя плохим или подвергается осуждению. Справляться с этим нелегко, для многих людей унижение и социальная смерть страшнее, чем увечье и смерть физическая, поэтому обычно человек всеми силами старается нарциссическую травму не получить.
Раз уж избежать порицания можно, всего-то подписав повестку, сходив в военкомат для уточнения, то почему бы таким невинным вроде бы действием не отделаться? Тем более, что вероятность быть убитым или покалеченным кажется чем-то далёким, чего может легко и миновать вас, ведь смерть, как известно, это то, что бывает с другими. А стыд за то, что спрятался, сбежал, предал страну, не защитил близких – вот он рядом и случится, как только, так сразу. В ловушку эту можно угодить и самостоятельно, но ещё её нечаянно могут поставить и близкие. А уж условный Соловьёв о ней заботливо о ней напомнит. Да, его слова могут звучать глупо и агрессивно. Но, пролетая мимо сознания, они бьют ровно туда, где представления человека о себе тесно связаны с удобством и полезностью для общества.
Так, благодаря устройству психики, перед пропагандой оказываются беззащитны люди, для которых не работает мотивация через более примитивный уровень потребности. То есть, те, кого невозможно мотивировать баснословным заработком на войне, но кого волнует их социальный статус. Мотивация, чтобы перед людьми не стыдно было, нелепа только на первый взгляд. На самом же деле, большинство людей крайне чувствительны к социальному унижению и позору. И это мы говорим только о прямой и очевидной пропаганде, которая становилась всё более лобовой с 24 февраля. А ведь тема мужества и доблести активно эксплуатировалась пропагандой и раньше, причём более тонко. Героизация Великой Отечественной войны оказала влияние на многие поколения людей, выросшие на территории бывшего СССР. Советским детям рассказывали о красоте и важности смерти ради родины, ради других людей, ради того, чтобы себя прославить. Людям, попавшим под влияние таких установок, трудно что-то им противопоставить. Они выросли на фильмах про войну, с детства слышали военные песни. В этих песнях с фильмами нет ужаса и смерти, только абсолютная ценность военного подвига и самопожертвования, и многие наши сограждане всё ещё находятся под влиянием этих убеждений. Причём установки эти влияют не только на возможных призывников, но и на членов их семей. Мой муж не может быть трусом, мой сын не будет прятаться под юбкой – это реальные цитаты из разговоров с близкими людей, стоящих на позиции «я не хочу воевать, но, если призовут, пойду». Люди могут и вовсе не хотеть отправлять на фронт своих близких, но не готовы публично оправдывать то, что им кажется ролью беглеца, дезертира и труса.
Отдельно стоит поговорить о случаях, когда люди не просто принимают повестку, но и сами приходят в военкомат, потому что там попросили уточнить данные. Люди верят, что можно спокойно прийти и разобраться, что система их не тронет, а они сами останутся в своих глазах честными гражданами. В этих случаях на боязнь нарциссической травмы накладывается опыт плюс-минус благополучной жизни в системе. Условная московская семья может замечать какую-то заботу государства о себе даже. Уровень жизни комфортный, дефицита нет, метро есть, МФЦ работает. Ну как государство, которое столько делает, может тебя же и обмануть? Находясь как бы вне политики, человек либо вовсе не имеет представления о ситуации на фронте, либо имеет то представление, которое ему продаёт государство. А оно ему говорит: «Всё под контролем, людей хватает, кого не надо не заберут, ты только сходи, разберись, и никаких проблем. Зачем нам тебя обманывать?»
Люди попадают в ловушку мнимой прозрачности в отношениях с государством и, получив повестку, действительно идут разобраться, не осознавая реальных рисков. Зато представления о себе не страдают. Я не прячусь, я честный человек. Так люди попадают в лапы рекрутинговой системы, откуда уже не выбраться.
Противовесом образа настоящего мужика может выступить концепция качественного отцовства. В российском социальном контексте роль мужчины как отца своих детей постоянно выпадает из так называемой мужской гендерной социализации, хотя роль отца вообще-то нельзя переоценить, ведь детям вообще-то важно присутствие отца рядом, его способность понимать свои чувства и чувства детей. В норме для мужчин отцовство не менее важно, чем для женщин – материнство. Но в России мы наблюдаем совершенно другую картину, часто мужчины стесняются своих чувств к детям, стесняются, что отцовство в их жизни занимает далеко не последнее место, а это вообще-то нормально, когда оно занимает одно из центральных мест. Быть отцом, как один из основных смыслов жизни мужчины – это, на самом деле, очень здоровая и позитивная позиция. В мирное время с идеей качественного отцовства ещё можно работать, но мобилизация, участие в войне, психические травмы и физические травмы могут перечеркнуть эту часть жизни мужчины как, повторимся, и всю его жизнь, навсегда. Уйдя на фронт, человек может обречь на несчастье не только себя, но и семью. Травматизация и психическое нездоровье достанутся не только самому комбатанту, но и его потомкам. Из дня сегодняшнего спрогнозировать распространение ПТСР и его последствия в российском обществе трудно, но абсолютно точно можно сказать, что влияние ПТСР на общество будет огромным. Уже сейчас мы то тут, то там наблюдаем агрессию и насилие со стороны людей, вернувшихся с войны, и это только видимая, попавшая в официальные сводки часть. Больший же кусок айсберга останется невидимым, потому что насилие будет происходить за закрытыми дверьми в семьях бывших комбатантов. Жертвами бессмысленной войны станут не только сами мужчины, но и их жёны, дети и матери, и просто близкие люди, попавшие под разгорячённую руку травмированного войной человека.
И тут важно вернуться к тому, с чего мы вообще начали сегодняшний разговор: с того, что даже благоразумный человек может, получив повестку, явиться в военкомат. Так вот, решение мгновенно запустит необратимый разрушительный процесс. Как только человек, не желающий в его собственном представлении предавать себя, вступит в контакт с военкоматом, возможность нормального будущего для его детей исчезнет. Они либо вырастут сиротами, либо встретят с фронта отца, который изменился до неузнаваемости. Остаться прежним и сохранить образ настоящего мужика или порядочного гражданина всё равно не получится, это опасная иллюзия, и иллюзию эту можно разрушить путём разговора.
Да, человеку, стремящемуся соответствовать образу настоящего мужика, трудно продать идею о том, что нужно позаботиться о себе. Зато вполне возможно попробовать убедить его оградить жену и детей от последствий такого решения. Ведь ответственность за семью тоже входит в комплекс качеств настоящего мужика, пусть и не на таком месте, как храбрость и геройство. Более того, может оказаться, что в глубине души человек ищет повод никуда не ходить, оправдание, чтобы спрятаться. А его даже искать не нужно, оно есть, причём не какое-то абстрактное. Если подчеркнуть цену настоящего мужика для семьи, то этим вы его нисколько не заденете, нарциссической травмы получится избежать, и риск уменьшится. Да, эти доводы выглядят банальными и понятными всем, но часто людям нужно услышать их со стороны, чтобы поверить и позволить себе спрятаться. И да, апеллирование к семейственности и отцовству – это эксплуатация всё того же вредного убеждения, что нужно быть полезным не для себя, а для других, но оно сможет спасти человеку жизнь, а со своими убеждениями он, при желании, и сам разберётся.
Что мы с вами можем сделать, чтобы удержать человека от явки в военкомат с повесткой, за чем с очень высокой вероятностью последует отправка на фронт? А делать то, что мы уже делаем – каждый день разговаривать. Особенно важно разговаривать с людьми, которые продолжительное время подвергаются травмирующему опыту. Жизнь в государстве, ведущем войну – как раз это такой опыт. Им также может стать шокирующее событие, как, например, теракт. Подобная стрессовая обстановка создаёт крайне подходящий для героических эмоций контекст, и пока общество, переживая коллективную травму, будет пытаться защитить себя, отдельные люди могут испытывать обострение агрессии к предполагаемому врагу и прийти к соответствующему действию. Найдутся те, для кого боль и ярость станут не аргументом в пользу защиты себя, а толчком к тому, чтобы пойти на войну, типа защищать других. Массово и чудовищно травмированный социум сильнее нуждается в защите, требует возмездия, стремится изжить травму путём усиления агрессии. Коллективная потребность общества может вылиться в множество случаев личного героизма, и этой тенденции можно и нужно противодействовать. Людей, попавших под влияние массовой травмы, нельзя осуждать, с ними нужно говорить. Подумайте, кто из них находится рядом с вами и доступен для контакта. Даже если вам кажется, что человек закрыт для диалога, разговаривать всё равно стоит. Пусть он с ходу с вами не согласится, но какая-то частица сомнения в нём поселится. Напомню, что социальное одобрение и общественное мнение очень важны для поддержания хорошего мнения о себе, и, когда обосновать самопожертвование и героизм стало проще, говорить о вреде этих концепций важно, как никогда.
Обговорим основные векторы, о чём вообще можно говорить с человеком, решившим или задумывающимся о том, чтобы пойти в военкомат. Как направить разговор? Специальных формулировок я предлагать не буду, универсальных фраз не существует. Обговорим лишь общее направление беседы. Итак, вектор первый, социальные роли. Об этом мы сказали раньше. Напомните человеку, что у него есть семья, которая, в первую очередь, хочет видеть его живым и здоровым, которой нужен здоровый сын или брат, любящий муж и заботливый отец. А уйдя на фронт, человек оставит свою семью ни с чем. О ней уже не позаботятся ни он сам, ни государство.
Вектор второй. Дайте человеку понять, что не стоит проверять честность государства на себе. Ваш собеседник может сказать, что государство его пока не подводило, а значит, позаботится и о нём, и о его семье. Но можно напомнить, что, даже если так. То перегибы на местах никто ведь не отменял. Полно прецедентов, когда не годных к службе людей забирали на фронт, тут пригодятся реальные примеры, приготовьте их заранее.
Вектор третий, социально приемлемый белый билет. Напомните собеседнику, что совсем недавно косить от срочной службы было распространённой и совершенно не зазорной практикой. И юноши, и их родители делали всё возможное, чтобы не спустить золотые годы ради складывания снега в форме кубов. Собеседник ваш может заметить, что то было мирное время, и с этим сложно не согласиться, но дальше можно пояснить: с временами изменились и риски ведь. На фронте не будет как на срочной службе, там не просто год в кирзовых сапогах потеряешь, цена будет выше. Ведь на срочке вероятность умереть и близко не была такой высокой, как на настоящей войне.
И четвёртый вектор – героизация воинского подвига. Предложите человеку абстрагироваться от попсового и гламурного образа войны. Например, предложите посмотреть на мужчин, которые уже прошли войны. Напомните, как он их видел в последний раз, какими. Они ведь часто выглядят пугающими и всеми забытыми, забытыми, в первую очередь, собственным государством, пославшим их на эти войны. С такими же неприятностями сталкиваются сегодня и люди, вернувшиеся с сегодняшней войны. То есть, общество, одобрения которого так хотел человек, ушедший на фронт от беспечности или веры в собственную порядочность, всё равно отвергнет его, когда тот вернётся. Свошников заранее боятся все, даже те, кто поддерживают войну и декларируют те самые ценности настоящих мужиков, ведь удобно-то их декларировать с дивана. Почему-то так получается, что, пока ты готовишься к войне или пока ещё находишься на фронте – ты герой, а когда вернулся – ты свошник, опасный, непредсказуемый и отбитый. Потерянный, утративший себя. Так ведь было и с теми, кто вернулся из Афгана, и с теми, кто вернулся из Чечни. И люди, в общем-то, это помнят. А для близких, которые, может быть, гордились тем, что никто в семье не прячутся, эти перемены не будут ожидаемы и очевидны из настоящего времени, они могут не понимать, что благополучие исчезнет навсегда, а статус изменится необратимо, что любимого человека уже не вернуть, он никогда не будет такой, как прежде.
Примерно так можно говорить с людьми. Напомню, мы здесь обсудили возможное русло, в которое можно направить диалог. Нужно всегда быть готовым к тому, что диалог пойдёт совсем не по плану и вообще будет не из простых. Нужно помнить, что люди не выбирают себе травмы, которые формируют их реакцию. Они несознательно сохранили те убеждения, которые теперь могут их убить, а вот мы с вами как-то не упали в эти ловушки, может быть, нам повезло, может быть, ещё по какой-то причине. Но теперь мы можем уберечь от беды других людей, и нам нужно попробовать это сделать.
И последнее, для тех, кто, может быть, случайно наткнулся на это видео и раздумывает, явиться по повестке или нет. В военкомат ходить нельзя, по ту сторону нет ни одного человека, заинтересованного в вашей безопасности и готового слушать ваши аргументы, уточнять ваши данные и исключать вас из числа призываемых на фронт. Цель сотрудников военкомата – совершенно обратная, им нужно выполнить план по мобилизации и получить премию, а вы, как порядочный гражданин, сами явились к ним в руки. Никто не похвалит вас за сознательность, никто не оценит вашу честность, героем так вам не стать. И, напротив, если вы скроетесь, съедете, чтобы не жить по прописке, когда мобилизация наберёт обороты, вы не станете от этого плохим. Стоит помнить, что позор – вымышленный конструкт, в реальности он никак на вашу жизнь не влияет, а отказ от него может вам жизнь сохранить. И, главное, мы с вами ещё застанем то время, когда именно за такие действия будут выписывать государственные грамоты, за то, что вы не оказались на войне, избежали этого. Ведь война эта неправедная, на территории соседней страны родину не защищают. Доблесть сегодня – это избежать попадания на фронт, и не только для того, чтобы самому не погибнуть и не покалечиться, но и для того, чтобы не стрелять в других. Не ходите в военкомат. До завтра!