Набиуллина боится стагфляции. Что это и почему нам всем нужно бояться
Глава ЦБ Эльвира Набиуллина вступила в заочную перепалку с начальником Ростеха Сергеем Чемезовым. Перепалка очень интересного свойства, обе стороны в ней вполне конкретно говорят о перспективе пожалуй что худшего типа экономического кризиса, о стагфляции: о ситуации, где экономика стоит на месте, стагнирует то есть, или падает, и при этом есть высокая инфляция. Очень занятно, что люди, которые ещё недавно светились от счастья, рассказывая, как похорошела Россия при войне, сейчас начинают прямо официально прогнозировать катастрофу, причём единственный предмет спора – не сам факт катастрофы, а кто в ней будет виноват. Чемезов говорит, что виноват ЦБ, ведь с такой ставкой можно только наркотиками торговать, да и то не факт, и вся российская промышленность, весь оборонный сектор просто пойдут по миру, прихватив с собой всю экономику, что вот-вот вместо дефицита рабочей силы мы получим взлёт безработицы, потому что рабочие места разом схлопнутся.
«Государственная программа поддержки ограничена как по лимитам, так и по промышленным отраслям. Консервативная финансовая политика должна привести к стагфляции. Это термин, может быть, не всем знакомый, он не так часто применяется. Одновременно падает и производство, и потребление».
Эльвира Набиуллина говорит: «Да, всё так, нам грозит стагфляция, но не потому, что я ставку задрала, ставку я хоть как-то откладываю, а потому, что вы войну устроили и залили экономику рублями, создали искусственный спрос, против которого нет предложения. Ваши предприятия и рабочие места схлопнутся не из-за дорогих денег, а потому, что их вообще не должно было быть».
«Резервы рабочей силы и производственных мощностей практически исчерпаны, нехватка этих ресурсов может привести к ситуации, когда темпы роста экономики будут замедляться несмотря на все попытки стимулировать спрос, и весь стимул будет уходить на ускорение инфляции. По сути, это сценарий стагфляции, и остановить её можно будет лишь ценой глубокой рецессии».
Это действительно интересная дискуссия, особенно в государстве, которое столько времени всех убеждало, как ему всё нипочём, как санкции не работают и как воевать бы вечно, ведь настолько всё прекрасно. Чтобы понять, что такое стагфляция, которой настолько уверенно пугают с обеих сторон, давайте сначала посмотрим на самый яркий её пример, на кризис в Соединённых штатах семидесятых годов, а потом обсудим ситуацию в России.
Вы никогда не задумывались, почему американцы так помешаны на восьмидесятых? Казалось бы, на дворе 21 век, середина двадцатых, место ностальгической эпохи уже давно должен был занять кто-то другой, как минимум, потому что для людей моложе сорока восьмидесятые – это не ностальгия, а древность. Но происходит нечто иное. Как минимум, с начала нулевых восьмидесятые воспринимаются тёплым ламповым прошлым, когда дискеты были большие, боевики тупыми, война холодной, лосины яркими, а песни душевными. У восьмидесятых есть свой безошибочно узнаваемый стиль, к которому уже лет 20 отсылаются во всём: в фильмах, книгах, сериалах, музыке. Даже целую президентскую кампанию можно вести и даже выиграть под лозунгом «Вернём Америке былое величие», что стоит читать как «Я бы в Рейганы пошёл, пусть меня научат».
Ни у какого другого десятилетия нет такого культового статуса и такой узнаваемости. Культурный феномен – да, но у него есть вполне рациональное объяснение, важное для нашего сегодняшнего разговора про Россию. На восьмидесятые пришёлся ренессанс Соединённых штатов, наступивший после худшего периода в послевоенной истории, после той самой стагфляции семидесятых годов. Как в любом мощном кризисе, тут в одном десятилетии сошлось сразу всё в идеальный шторм. Во-первых, закончился мощнейший драйвер Америкой экономики, 20 лет подряд США росли за счёт того, что оставались единственной большой развитой страной, чью промышленность не извела под корень Вторая мировая война.
20 лет американский рабочий плавил сталь за себя и за того немца, француза, британца, чья доменная печь лежала в руинах. 20 лет по всем ключевым промышленным отраслям американцы находятся в позиции от доминирующей до монопольной, но к концу шестидесятых Европа окончательно оправилась от войны, и не просто перестала зависеть от американской промышленности, но начала составлять мощную конкуренцию США на внешних рынках. Да, промышленное производство в США в любом случае пострадало бы, безработица выросла бы естественным образом, в порядке вещей, но в 73 году случилась Война Судного дня, и ОПЕК не только резко сократил добычу, но ввёл эмбарго на поставки нефти во все западные страны, поддерживающие Израиль. Нефть в один момент подорожала в четыре раза, с 3 до 12 долларов за бочку. И тут же заканчивается Вьетнамская война, а окончание любой большой войны, сворачивание связанных с ней расходов – всегда мощный фактор торможения экономики. Индустрия, которая ещё вчера снабжала чёрную дыру войны всем необходимым, от трусов до снарядов, теперь резко становится не нужна.
Плюс, семидесятые – это взлёт первой очереди «азиатских тигров», когда оказывается, что на свете существуют японские автомобили и китайская электроника, которые с большим успехом вытесняют американцев даже на американском внутреннем рынке. Некогда процветающие индустриальные центры, самый известный из которых Детройт, начинают с такой скоростью банкротиться и умирать, будто там чума прошла. На экономические проблемы накладываются социальные. Сотни тысяч вернувшихся из Вьетнама солдат обнаруживают, что никто их особо не ждёт и не встречает, что рабочих мест для них тут никто не предусмотрел и отношение к ним, к их подвигам, мягко говоря, не такое, как было к их отцам, воевавшим с Гитлером.
Короче говоря, куча негативных факторов сошлось в одной точке, и это дало свой результат: всё десятилетие экономика США шаталась между нулевым ростом и падением, безработица достигла 9%, а инфляция – рекордных для США 15%. Именно такое состояние экономики называется стагфляцией, когда экономика стагнирует или падает при очень высокой инфляции. Подобный кризис опасен тем, что с ним нельзя справиться привычными методами. С обычной рецессией всё просто: в экономике упал спрос, упали инвестиции и производство, сократились рабочие места, надо дать экономике денег. Можно их дать через снижение ставки, удешевление кредита то есть, а можно через рост государственных расходов. Если в экономике никто не хочет тратить деньги, вы либо даёте возможность брать деньги за очень дёшево, либо сами начинаете их тратить. Как правило, происходит и то, и другое.
Но со стагфляцией так не работает. Стагфляция – это ситуация ни туда, ни сюда. В попытках обуздать инфляцию вы сокращаете расходы и повышаете ставку, экономика тут же проваливается, в ней наступает дефицит ликвидности. Делаете наоборот, вкачиваете деньги в экономику – вместо роста получаете взлёт инфляции. Сейчас прервёмся на небольшую рекламу моей книги, её сейчас можно купить и из России, и из других стран в магазине «Эха», посмотрите, пожалуйста, покупайте.
***
Как протекает классический циклический кризис? В какой-то отрасли накопилась неэффективность, пузырь надулся, пузырь лопнул. Инвестиции, спрос, рабочие места сжались, но потом с той же скоростью всё восстанавливается краше прежнего, и если классический циклический кризис – это ужасный конец, то стагфляция – это ужас без конца. Это не отдельный пузырь, который лопнул и освободил место для роста, стагфляция возникает, когда структура экономики оказывается в принципе нежизнеспособна в новых обстоятельствах. Закачивание денег в такую экономику не даёт ей стимул для роста, потому что расти не над чем, каркас сломался.
Хороший тут пример – авиация. Авиакомпаниям, которые стремились возить пассажиров всё быстрее и роскошнее, которые конкурировали модельной внешностью бортпроводниц, ресторанным питанием, которые запускали сверхзвуковой «Конкорд» через океан, можно давать кредиты, можно субсидии – толку ноль, их бизнес-модель мертва. Когда топливо стоит денег, а людей с деньгами стало сильно меньше, в любом случае эта индустрия не оживёт, пока полностью не переродится в новую, которая будет думать не о том, как комфортнее и быстрее миллионера перекинуть через океан, а как утрамбовать в салон побольше менеджеров по продажам и заставить двигатели жрать поменьше керосина. Нет никаких макроэкономических трюков, нужно просто ждать, когда это случится.
Америка семидесятых – очень мрачное во всех отношениях место. За десятилетие количество убийств вырастет почти в полтора раза, с 16 тысяч до 23, изнасилований – в два раза, с 38 до 83 тысяч. Примерно вдвое вырастет суммарное число насильственных преступлений. Старая экономика закончилась, и в течение целого десятилетия всё становилось только хуже: сбережения обесценивались, цены росли, заводы закрывались ,рабочие места исчезали. Ещё недавно цветущие благополучием места превращались в рассадники социальной катастрофы, где у заколоченных окон некогда роскошного ресторана бездомные ветераны грелись у горящих бочек. Погуглите, как выглядел Нью-Йорк в те годы, вам туда точно не захочется, даже если не знать, что там в неделю убивают по 40 человек. По-русски стагфляция – это безнадёга, когда вся старая жизнь оказалась иллюзорной, и её не реставрировать. Это худший вид кризиса, потому что никакого рецепта выхода из него не существует.
Мы не будем тут останавливаться на том, как именно Америке повезло в восьмидесятые, важно, что семидесятые там до сих пор воспринимаются примерно, как у нас девяностые, нищее и опасное время, за которое люди успели привыкнуть, что ситуация становится только хуже. Отсюда такая ностальгия по временам Рейгана, восьмидесятые тоже были совсем не беспроблемными, но по сравнению с семидесятыми они стали раем и избавлением.
Понять, что вы движетесь в сторону такого кризиса, очень легко: главный индикатор – исчерпание монетарных инструментов. Ровно тот удивительный процесс, который мы наблюдаем сейчас в России. Центробанк повышает ставку, но ничего не происходит. Раунд за раундом Банк России говорит, что новая ставка позволит задержать инфляцию у целевых значений, а инфляция на это вообще никак не реагирует. Когда глава ЦБ официально заявляет, что, мол, мы повысили ставку и повысим ещё, но инфляция всё равно будет вдвое выше цели, строго говоря, не понятно, имеет ли это действие вообще хоть какой-то смысл. Будь денежная политика мягче или жёстче, могло ли это вообще иметь какое-то влияние на цифры?
Когда мы видим, что курс доллара при неизменной цене на нефть и повышении ставки продолжает потихоньку расти, возникает вопрос: ЦБ вообще всё ещё контролирует ситуацию? Рычаг, который дёргает ЦБ, всё ещё подключён к чему-то, или весь расчёт на психологический эффект только, и они дёргают пустой рычаг?
Если действия Центрального банка не влияют на макроэкономику, не влияют на инфляцию, то экономика движется именно в ту сторону. О которой синхронно заговорили Чемезов и Набиуллина, перекладывая ответственность друг на друга: экономика движется в сторону стагфляции. Если же говорить про конкретные отрасли, которые нам могут просигналить, что скоро будет плохо всем, то первое, куда нужно смотреть – это на жилищное строительство и недвижимость. Рынок жилья – очень хороший индикатор, потому что он, как и рынок автомобилей, первым реагирует на любые колебания экономики.
Квартира или дом – это очень серьёзная покупка, на которую люди обычно решаются раз в жизни. Для большинства покупка жилья связана с кредитом, который будет отбирать существенную часть доходов в следующие 15, 20 или даже 30 лет. Для большинства людей само вступление в ипотеку связано с полным опустошением банковского счёта и тратой всех сбережений на выплату первоначального взноса. То есть, факторы, которые на решение о других покупках влияют не так сильно, в случае ипотеки меняют всё. Слишком многое должно сойтись в одной точке. Покупая квартиру за 10 миллионов рублей, человек должен быть уверен, что эквивалент его годовой зарплаты в 2 миллиона, который он вынимает из закромов для первого взноса, что эти деньги не понадобятся ему в ближайшем будущем. Что его не уволят с работы, что не возникнет никаких непредвиденных расходов, что он сможет позволить себе прожить некоторое время безо всякой подушки безопасности.
Человек должен быть уверен, что в течение очень длительного периода его жизнь будет достаточно стабильной, чтобы обслуживать ипотеку. 20 лет – это срок за пределами горизонта любого планирования. Закрывать последние платежи будет уже другой человек. Брали ипотеку, потому что ребёнок родился, а закроют её уже при внуках. Ипотека – это большой срок и большие деньги. Любое изменение условий, колебание ставки радикально меняют дело. Если вы берёте стиральную машинку за 30 тысяч рублей в кредит на год, то плюс-минус по фиг вам, дают его под 10% или под 15. Сухая разница в 1500 рублей, размазанная на год – величина, которой можно пренебречь. Но, чем больше и долгосрочнее кредит, тем сильнее на него влияет ставка. С точки зрения домохозяйства, ипотека – самый большой и длинный кредит, который вообще может быть. Удорожание денег, стагнация или падение экономики, сокращение рынка труда, любая неопределённость собственного будущего заставляет людей отказаться от ипотеки задолго до того, пока не снизится всё прочее потребление.
Любая нестабильность заставляет людей думать так: «При ставке в 5% мне нужно было бы за квартиру платить 66 тысяч рублей в месяц, при ставке в 10% – 100 тысяч. Я не уверен, что у меня будут такие доходы. Лучше пока поживём в тесноте, но с двумя миллионами сбережений в живых деньгах, которые спасут в голодный год, чем останемся без денег и с угрожающим масштабом обязательств». Чуть только в экономике начинает холодать, рынок жилья простужается немедленно, причём речь не только об ипотеке. Люди, у которых есть возможность купить квартиру за наличные, тоже считают, что дворцов заманчивые своды им не заменят никогда денег, которые просто есть. Строительная же отрасль особенная, одна из тех, в которую упирается почти вся экономика. Добыча сырья, всего, из чего строят дом, лес, известняк, глина, песок – это добыча природных ресурсов. Металлургия, химическая промышленность, машиностроение, приборостроение, цемент, краска, асфальт, швеллер, уголок, башенный кран, приборы распределения и учёта электроэнергии – всё это кто-то производит или импортирует. Строительство любого дома требует привлечения самых разных специалистов: архитекторов, инженеров всех на свете профилей, геодезистов, теплотехников, дизайнеров, мебельщиков, управленцев и продажников. Пока стандартная пиковская коробка пройдёт путь от затеи до выдачи ключей, десятки тысяч людей по всей стране успеют над ней поработать, причём абсолютное большинство из них не будет в курсе, что железная руда из их самосвала станет арматурой в балке перекрытия.
Новый дом в процессе своего строительства создаёт спрос сразу на всех рынках, причём продолжает его создавать даже тогда, когда строители уехали. Те, кому повезло жить в новостройках, знают это состояние, когда дом продолжает строиться ещё, как минимум, года три после сдачи. Тысячи новых квартир – это тысячи новых дизайн-проектов, подрядов на покраску, укладке ламината и плитки, тысячи новых кухонь, унитазов, стиральных машин, 20 тысяч новых розеток. Десятки тысяч грузчиков будут таскать шкафы на 23 этаж, сотни сантехников прикрутят тысячи кранов и леек для душа. Тем, кто хоть раз делал ремонт в новой квартире, предлагается вспомнить, скольким людям они заплатили, у скольких людей появилась работа только потому, что новым квартирантам банк одобрил ипотеку.
Верно ли называть нынешнее состояние рынка жилья в России пузырём? Отчасти. Классический пузырь всё-таки выглядит иначе. Классический пузырь – продукт неадекватных ожиданий, когда рынок начинает верить: если какой-то актив сейчас стоит в 10 раз дороже, чем 5 лет назад, то через 5 лет он обязательно будет стоить ещё в 10 раз дороже, не связывая это в веру ни с какими обстоятельствами реального мира. Вот это – пузырь. Ипотечный кризис в США 2008 года – это пузырь, когда все участники рынка разом забыли, что дом – это не строка в отчёте, а физический объект из реального мира, который кто-то должен купить и в нём жить. Что этот кто-то должен существовать в реальности, что у него должны быть какие-то потребности и финансовая возможность. Что если дом в каком-то захолустном городишке уже стоит 10 годовых зарплат, вряд ли он может стоить 20 или 50.
Все тогда вдруг решили, что выдать в этом году вдвое больше ипотечных займов, чем в прошлом – великое достижение, забыв, что заёмщики, вообще-то, должны всё вернуть, и не любой заёмщик это сделает. Вот это был пузырь. У нас ситуация другая, у нас спрос искусственно раздут государством, причём раздувают его всеми доступными способами, через резкий рост зарплат в обслуживающей войну промышленности, через рост зарплат во всей остальной экономике, вызванный дефицитом кадров, через выплаты за всё на свете, подписание контрактов, саму службу, за ранение или за гибель. Не будем повторять в сотый раз: война, особенно в таком формате – это накачка экономики баблом как в последний раз. Накачку эту не остановить: каждый новый снаряд и каждый новый солдат обходится всё дороже, и каждый день надо больше денег, чем в предыдущий.
В России, так уж исторически сложилось, собственная квартира – это культ. Не будем обсуждать причины, зафиксируем факт: большие куски денег, попавшие в руки бедных людей, немедленно отправляются именно на рынок жилья, создавая неадекватный спрос. Но, будто этого всего мало, государство ещё и прицельно субсидировало именно жилищный рынок. Льготная ипотека, семейная ипотека, военная ипотека – масса путей получения кредита в обход реальной ставки. Нельзя сказать, что рынок в данном случае введён в заблуждение, что кто-то решил, будто квартира в Иваново – хороший объект инвестиции. Ничего похожего, просто швея на ивановской фабрике теперь шьёт не фартуки, а бушлаты, и зарабатывает не 20 тысяч, а 100, и радостно берёт семейную ипотеку под 3.5%. Это не совсем пузырь, но сдуваться это всё будет, как положено пузырю. Сейчас массовые льготные программы ипотеки отменяют, что значит, что в стране де-факто нет ипотеки никакой, потому что, если у вас есть возможность внести Сбербанку сразу половину стоимости и заплатить 500% за 20 лет, то у вас найдутся деньги и чтобы просто купить квартиру за наличные.
Коммерческой ипотеки сейчас не существует, никакой рост зарплаты не покроет такую ставку, и рынок жилья – первая отрасль в очереди на помереть, потому что цены уже адаптировались к бесконечному потоку денег от государства, а теперь он существенно сокращается. Мы явно в той точке, когда жилищный рынок вот-вот встанет, и не просто так мы тут подробно разобрали, до какой степени это важная отрасль для всей экономики, так же, как рост этой отрасли заставляет экономику расти, даёт работу куче специалистов от сталевара до грузчика, также её схлопывание обрушит все её индустрии по принципу домино.
Так и выглядит схлопывание пузыря: как дома, которые понастроили под условия прошлой эпохи, под ожидание, что квартиры будут быстро дорожать, но за ними всё равно будут выстраиваться очереди. Такие дома остаются пустыми и мрачными памятниками своих создателей. Если застройщик не может продать квартиры в построенном доме, значит, он не может запустить новую стройку, и ему приходится останавливать текущие. Вся цепочка людей и предприятий, которое должны были прямо или косвенно на этой стройке заработать, перестают на ней зарабатывать и идут по миру. Цены на жильё неизбежно начинают падать, но подлость такого кризиса в том, что падение цен не способно стабилизировать и оживить рынок, пузырь не может просто сдуться и прийти к рыночному равновесию, потому что нет такой цены квартиры, при которой ставка в 25% будет нормальной.
Если всё пойдёт именно таким сценарием, а пока он представляется самым вероятным, то именно жилищный рынок и все смежные с ним отрасли окажутся в безвыходной ситуации, а вместе с этим окажется, что российской экономике нужно в разы меньше бетона – не потому, что случится рыночная флуктуация и надо будет дать производителям какие-то льготы, чтобы они смогли пересидеть кризис, а потому что в стране будут тысячи полупустых домов, и строить новые не понадобится ещё очень долго.
Стагфляция наступает в двух случаях: либо экономические реалии изменились до неузнаваемости, например, как было в Штатах: в прошлом году вы ещё могли продавать трёхтонные машины с восьмилитровым ведром под капотом, а в этом не можете, ну и всё тут, ничего с этим не сделаешь, это никак не изменить, либо оказалось, что предыдущая экономика поддерживалась искусственно. У нас явно второй случай: государство второй год гуляет, как в последний раз, создав абсолютно иллюзорную экономику, где человек делает дрон, который не пригоден ни для чего, кроме как убить людей в соседней стране. То есть, человек не создаёт никакой ценности, но на свою большую зарплату создаёт спрос, причём в случае жилья этот спрос ещё и субсидируемый.
Построили завод с дронами, потратили денег, заплатили зарплату сборщику, сборщик взял кредит по ставке 3.5%, купил квартиру, все эти сделки суммировались в ВВП, покупка квартиры создала спрос сразу на куче рынков, выросли доходы, спрос вырос ещё больше. С точки зрения цифр ВВП всё замечательно, очень быстро всё растёт, только этого всего не существует. Всё обеспечено наводнением экономики рублями, которое не может продолжаться вечно, а значит, схлопывание, резкий рост цен в сочетании с падением экономики и ростом безработицы – это неизбежное будущее. Причём будущее это – ближе, чем кажется. Когда ЦБ видит, что его ставка ни на что не влияет, он не может не говорить о стагфляции – именно так она ведь и выглядит. Иллюзорная экономика перестала существовать, и никакие инструменты макроэкономической стабилизации её не воскресят.
С прогнозами в российской экономике есть проблема: всем кажется, будто экономисты, предрекавшие тяжёлый кризис в начале войны, ошиблись. На самом деле, они ни разу не ошиблись. Все факторы, о которых два года назад шла речь, совершенно реальны, и к ним добавилась куча новых. Государство за минувшее время убило, как минимум, полторы сотни тысяч трудоспособных людей и заняло непроизводительным трудом ещё миллионы. Просто Россия – очень ресурсная страна, и, если захотеть, можно отсрочить проблемы, и некоторое время жить, прокачивая по экономике бабло усилиями самого государства, что и было сделано. Но практика эта не бесплатная и не может быть бесконечной. Когда главы ЦБ и Ростеха синхронно говорят о стагфляции, перекладывая ответственность друг на друга, они констатируют реальность: нельзя вечно жить в сказке, нельзя одной рукой в экономику вкладывать деньги, которые не создают никакой ценности и конвертируются лишь в смерти по одну из сторон линии фронта, а другой рукой пытаться эти деньги вытащить из экономики ставкой и делать вид, будто это так и надо. Делать вид, что сделка по убийству трудоспособного мужика и превращению его жизни в квартиру для родственников может существовать, будто это часть реальной экономики, а не печать рублей, которые неизбежно обесценятся, а все отрасли, которые на них росли, грохнутся, инфляция – вверх, экономика – вниз. Безвыходная ситуация.
То, что мы сейчас наблюдаем, похоже на ситуацию с Евгением Пригожиным. Мы с самого начала говорили: подарив уголовнику частную армию, Путин неизбежно столкнётся с тем, что уголовник этот выйдет из-под контроля. В 22 году это казалось преувеличением, ведь не пойдут же они войной на Путина, а в 23 оказалось, что пойдут, потому что некоторые действия неизбежно приводят к предсказуемым результатам. Здесь то же самое: почему раньше Центробанк не бил тревогу и не грозил апокалипсисом? Потому что весь финансово-экономический блок российской власти был рассчитан на поддержку искажённой экономики. Он должен был на коротком отрезке времени держать экономику на искусственном жизнеобеспечении бюджетными деньгами. Негативные последствия будут в таком случае, но проявят они себя когда-нибудь потом, а нам бы день простоять.
Сейчас очевидно: никаким днём даже не пахнет, что это надолго, что происходящее – новая норма. И ЦБ пытается сказать, что это ни фига не норма, что так нельзя. Законы экономики можно некоторое время обманывать, откладывая проблему на будущее, если у тебя много денег и ресурсов, но нельзя эти законы переписать, и страну ждёт безвыходный кризис. И тут что с регулятором. Что с главным потребителем расходов на войну Чемезовым остаётся только согласиться – так и будет. До завтра!