Мы не вправе гордиться тем, чего сами не совершали и не выбирали
То, что я сейчас напишу – страшная банальность, и все же я вижу, что ее стоит напомнить.
Люди не рождаются равными. Один родился в семье заботливого швейцарского миллиардера, другой – у нищей сомалийской девчонки, которую изнасиловала и заразила спидом уличная банда во время гражданской войны (крайние примеры, конечно). Эти двое никогда и ни в чем не сравняются, потому что слишком у них разные стартовые условия. Их нельзя сравнивать “с чистого листа”, можно оценить жизнь каждого лишь на фоне его собственного происхождения.
Мы не вправе гордиться тем, чего сами не совершали и не выбирали: происхождением, полом, расой, национальностью, родным языком, гражданством по рождению, сексуальной ориентацией, складом ума (естественник – гуманитарий) или характера (интроверт – экстраверт), наследственным здоровьем или болезнями. Но и никто не вправе нас за всё это стыдить (“чекните свои привилегии”).
Предметом гордости или позора может быть лишь то, что мы с этим всем сделали. Если вы считаете иначе, жаль, вы ступили на ту дорогу, в конце которой – измерение циркулем истинно арийских черепов.
Раз уж я об этом, то вот вам хорошо известная история. Когда американские войска освободили в 1945 г. концлагерь Дахау, они пришли в такую ярость от увиденного, что немедленно расстреляли всех взятых в плен немцев, причем не только охранников лагеря, но и фронтовиков, которые там рядом оказались. Понять их эмоции совсем нетрудно, но можно ли их одобрить и назвать справедливым возмездием? Ни в коем случае. Они уравняли садистов и маньяков с теми, кто был призван и воевал на фронте, а поскольку расстрелять вообще всех немцев, кто носил военную форму, было нереально, этот расстрел лишь содействовал уходу от ответственности тех, кто действительно пытал и убивал заключенных: “ну что же теперь делать, их же так много, ладно уж, пусть живут”.
Назвав расстрел преступлением, попытался ли я оправдать действия расстрелянных? Нет, ни в коем случае. Нюрнбергский процесс ясно расставил все акценты: нацистский режим преступен, но каждый конкретный его служитель должен быть судим за свои личные преступления и должен быть оправдан, если они не доказаны.
А вот теперь представим себе, что среди расстрелянных был двадцатилетний Ганс, который сызмальства наслушался нацистской пропаганды, был членом гитлерюгенда, был мобилизован, воевал, убивал, но не был фанатиком и лишь исполнял приказы, среди которых, по его разумению, не было преступных. А среди расстреливавших был двадцатилетний Джон, выросший в либеральной семье и в демократической стране и глубоко при этом уверенный в неполноценности черных, латиносов, католиков, евреев и, разумеется, женщин, и вел он себя всю оставшуюся жизнь в соответствии с этим убеждением (см. рекламный плакат).
Должен ли он был гордится тем, что в отличие от Ганса, не нацист? Не уверен.